Глава 14

Отвратительно. В комнате практически ничего не изменилось с того раза, как я здесь был. Кровать, застеленная дорогим постельным бельем, шкафы, заполненные одеждой, шкаф для обуви — тоже полон. То есть родственники этого мажора и не подумали забирать отсюда его барахло. И я догадываюсь — почему. А куда девать это тряпье? Взять себе? Носить вещи с умершего сына? Исключено. Раздать слугам? Ну щас прям! Чтобы слуги ходили в вещах сына? Можно еще сдать в магазин старьевщику. Ага, смешно! Одна из богатейших семей в стране будет собирать это шматье и сдавать его за гроши. И что после этого про них скажут? Нищеброды? Крохоборы?

Можно собрать и сжечь, но…это тоже не путь. Посылать слуг собирать это барахло? Только сожгут ли? Или может опять же сдадут старьевщику? И бросят тень на семью. Не будешь же надзирать над ними, пока предают огню старое тряпье?

Забрали деньги, забрали драгоценности, а остальное бросили, как ненужный мусор. Понятно, чего уж там.

Заглянул в платяной шкаф и удивился — ну на кой черт человеку столько тряпья?! Он что, два раза в день менял штаны и рубахи? Тем более что в Академии все ходят только в форме. Тут — десятка два штанов, столько же рубах, жилетов, галстуков, шарфиков и всякой такой ерунды. И камзолы, да — куды ж без них? От легких летних, и до тяжелых, с подстежкой — зимних. То есть для сезона дождей, когда температура опускается едва не до ноля градусов. Соответственно и обувь такая же.

И что мне делать со всем этим богатством? Да, именно богатством, потому что все это барахло стоит очень даже приличных денег, каких у меня тут никогда не было. Если как-то умудриться обратить все в деньги… Носить это я все равно не смогу — покойник был выше и шире меня в плечах. Да и стоит только надеть эти штаны и камзолы, сразу же пойдет молва, что я хожу в обносках с чужого плеча, да еще и с того, к смерти которого, по слухам, я же и проложил свои руки.

А если перелицевать? Ну а что — отдать в мастерскую с тем, чтобы подогнали под меня. Тут так делают, каждая швейная мастерская так делает. Ткани стоят больших денег, особенно такие как здесь, высокого качества, и кто будет выбрасывать вышедшую из моды или слегка обтрепавшуюся вещь? Несут в мастерскую и перешивают. Например — на своего сына. Я слышал, что такое в совсем недавние времена практиковалось и на Земле, так что…ничего удивительного.

Содрал с кровати белье, заменил его на новое, чистое, которое взял из шкафа (тут тоже его целые залежи — и льняное, и даже шелковое). Затем прибрался — подмел пол, вымыл ванну, вытер везде пыль. А пока вытирал, ванна набралась. Вода нагревалась специальным артефактом, встроенным в систему подачи воды. После той комнаты, где я жил до того — с душем на этаже — нынешнее жилье показалось мне верхом роскоши и напомнило о том, как я жил в особняке матери. Там, где я обитал последние восемь лет такого комфорта не было что называется от слова «совсем». Максимум холодный душ, и туалет со сливом. Больше никаких изысков.

Кстати сказать, я пытался выяснить, что же сталось с имуществом моей матери. То есть — с моим имуществом. Ведь мать вовсе не была нищебродкой. У нее и деньги водились (уж не знаю — кто их клал ей на счет в банке), и драгоценности имелись. Да и сам особняк стоил очень даже приличных денег. И все это должно было достаться мне. Но не досталось. На все мои вопросы куратору только молчание и полный игнор. Взяли, да и забрали у меня все, до последнего медного гроша. Обидно, понимаешь… Ну, ничего…когда-нибудь все им отольется. Узнаю, кто убил мать, кто оставил меня нищим, без гроша за душой, и…нет у меня жалости. Вытравили ее.

Ну а пока буду пользоваться тем, что дала мне судьба. Ванна…в этом мире ванны имеют только самые богатые. В последний раз я принимал ванну в поместье матери — она любила понежиться в теплой воде, так что вывалила кучу денег за такое чудо. А когда меня увезли — мне доставался только душ с ледяной водой. Типа — они меня закаляли, сволочи…

Ванная комната шикарна! Огромная, под стать ванне, в которую можно уместить человек пять, не меньше! Все в кафеле (здесь тоже умеют делать плитку!), краны блестят позолотой, — шикарно даже для «коммерческих» номеров Академии. Похоже, что покойник вложил немало денег в обустройство этой комнаты. Своих денег. Потому что никогда не поверю в то, что Академия будет ставить позолоченные краны. Если забыть, что нахожусь в другом мире, ванная комната вполне сойдет за такую же в каком-нибудь крупном, дорогом земном отеле не менее пяти звезд уровня.

И вода есть горячая! Живи, и радуйся! Сбрасываю одежду, швыряя ее прямо на пол, и погружаюсь в в наполовину налитую ванну. Ваннищу! Этот бассейн на ножках и ванной-то назвать грех! Хорошо…балдею… Отпускает нервное напряжение, отступают плохие мысли… Я не мнителен, не суеверен, и мне плевать на то обстоятельство, что в этом помещении был убит человек. Да мало ли кто кого убивает? Мы ходим по праху прежних поколений людей, и чего? Чушь собачья. Главное, я теперь на все пять лет обеспечен комфортным жильем, притом бесплатно. И если переживу дурацкие опыты здешних «большеголовых» — жить буду очень даже приятно.

Сколько сидел в воде — не знаю. Задремал. Хорошо хоть не утонул. Ванна-то глубокая, по шею сижу. Хорошо хоть в этой ванне приспособлено для таких случаев — в днище ванны сделана такая приступочка…не знаю, как ее назвать. В общем — упираюсь пятками, и и не сползаю.

Вот чего мне сейчас не хватает — это любимой женщины, которая сидела бы сейчас рядом со мной… Я так одинок в этом мире. Единственный человек, которому я был не безразличен, это моя «мама». А все остальные…сволочи, одним словом.

***

Ей приснился сон. Вот она снова в той комнате, застыла, как статуя, и не может сдвинуться с места. Ее обнажают, глумясь и хохоча, трогают там, где трогать может только любимый человек. Или лекарь. А потом — боль, и унижение, боль, и унижение. И нет выхода, нет будущего, только могильный холод и темнота.

И вдруг — появляется Он! Сероглазый, невысокий, красивый, с мужественным лицом человека, который ничего не боится и ни о чем не жалеет. И затихает глумливый смех, и от нее отступают насильники, с ужасом пятясь к двери. А Он бьет главного насильника так, что тот…рассыпается, превращаясь в груду конского навоза! И падают другие насильники, валясь, как деревья под ударами урагана!

А потом Он подходит к ней, обнимает, целует, и этот поцелуй так сладок, так…желанен, что…

Верга просыпается. Потная, в задравшейся до шеи тонкой шелковой рубашке, с ногами, раздвинутыми в стороны так, что пятки свесились с широченной кровати. А рука…между ног.

— Демоны! Демоны! — ругается Верга, выгибаясь в сладкой судороге, а перед глазами — спокойное, как у статуи лицо Эдвина.

Не первый раз он ей снится. А после того, как был умер насильник — снится каждую ночь, и не по одному разу! Что бы это значило? Может так богиня любви указывает ей дорогу? Может Эдвин Ольгард ее суженый?

Нет. Чушь! Он же нищий бастард! Да, красивый мальчик, да, загадочная личность, что придает ему шарм в глазах всех девчонок, но как он может рассчитывать на ее внимание?! У него даже костюма приличного нет! Позорище!

Дура! — тут же осаживает она себя — В костюме ли дело? Что, у мужчины главное — костюм?!

Верга невольно содрогнулась, вспомнив изнасилование, и дернув подол рубахи, натянула ее на колени как можно дальше, будто это могло помочь отбросить тягостные воспоминания. Девушка села на кровати, обхватила руками колени, положила на них голову и замерла, глядя в темное, ночное окно.

Неужели на самом деле этот парнишка убил мерзавца? Все говорят, что это сделал он, только доказать невозможно. Снадобье правды его не берет, и даже известный сыщик не смог добиться результата. Но все уверены, что убийца именно Эдвин. И скорее всего, это так и есть. А раз это сделал он — Верга должна быть ему благодарна. А еще — ей не помешает иметь возле себя защитника. Все эти дни, проходя по коридорам Академии, Верга чувствовала взгляды, которые бросали на нее некоторые студенты и студентки. И это не были взгляды парней, разглядывающих ее грудь и смазливую мордашку — Верга к такому давно привыкла и не обращала на то никакого внимания. Ну…почти никакого внимания. Или так: делала вид, что ей безразлично то, как на нее смотрят парни. Но это были другие взгляды. Ехидные, брезгливые, опасливые — любые, кроме взглядов, в которых читалось бы восхищение.

Верга дурой не была. Отнюдь, она с детства отличалась живым умом, потому легко училась и всегда находила выход из сложной ситуации. Но в этот раз она не знала, что ей следует сделать, как поступить. Похоже, что мерзавцы, которые участвовали в изнасиловании, все-таки разболтали о происшедшем. И что теперь ей делать?

Эх, зря она тогда обидела Ольгарда! Ну кто ее тянул за язык? Будто демоны вселились в башку! Может напугалась того, что влюбится в Эдвина? Хотела отбросить его подальше? Вот и отбросила. Пыталась с ним поговорить, даже попросила Керла, чтобы он узнал у Ольгарда — будет ли тот с ней разговаривать. И что вышло? А ничего. Не захотел Ольгард говорить. И поделом! Заслужила!

А если он узнает об изнасиловании? Не посчитает ли ее нечистой, порченой? Не решит ли, что она шлюха, которая отдалась нескольким парням сразу, а теперь пытается это замаскировать?

Верга легко спрыгнула с кровати (она с детства занималась физическими упражнениями и была хорошо развита) и заходила по комнате из угла в угол, взволнованная так, что сна не осталось ни в одном глазу. Что же делать? Что делать?!

А может просто пойти к Эдвину и поговорить с ним? Зачем? Ну…извиниться за свое поведение, например. Предложить дружбу! Зачем ей его дружба? Да пускай все видят, что отвергнув других девочек, он выбрал ее! Пусть завидуют! Может тогда и сны прекратятся? Она ведь так с ума сойдет. Просто поговорить, больше ничего! Никаких поцелуйчиков и обнимашек!

Оглянулась по сторонам, увидела длинный, почти до полу халат, схватила его, накинула, завязала пояс — крепко, будто боясь, что он не дай боги слетит…вместе с халатом. Потом решительно открыла входную дверь…и тут же ее захлопнула. Выждала секунды две, выглянула в щель между дверью и косяком…никого. Высунула голову — коридор пуст, что в общем-то и следовало ожидать, в два-то часа ночи. Все нормальные люди в это время не просто спят — они видят уже третий сон.

Выскользнула из двери, вставила в нее ключ, опять же не забывая смотреть по сторонам, и белой призрачной тенью заскользила вдоль коридора. Босые ноги холодило каменными плитами пола, сквознячок, который гулял вдоль длинного тоннеля задувал под рубаху, охлаждая разгоряченное тело и вызывая невольную дрожь. А может Верга дрожала совсем не потому…идти ночью в номер к парню почти голой — под рубахой не было ничего кроме вымытого с вечера тела. Но ведь она не собирается делать ничего такого…предосудительного! Просто скажет спасибо, и…и уйдет!

Знакомая дверь вызвала у Верги такую дрожь, что чуть не защелкали зубы. Нахлынули неприятные воспоминания, и она едва не повернулась, чтобы уйти. Казалось, сейчас откроется дверь, из-за нее высунется насильник и ухмыляясь скажет: «Ага, наконец-то! Давай, отрабатывай мое молчание! Да как следует постарайся, если мне не понравится — все узнают, как ты стояла раком в этом кресле, и мы тебя…»

Пересилила себя, осторожно, тихо постучала в дверь. Молчание. Никакого шевеления и никаких звуков. Может Эдвина и нет в комнате? И она зря пришла? Может, он ночует у какой-нибудь из его поклонниц, которые пожирают его глазами каждый раз, когда он проходит мимо? Только сегодня слышала, как одна девчонка сказала, что когда видит его — у нее намокают трусики. Бесстыжие шлюхи! Только и думают, как бы запрыгнуть на парня! Скоты, животные! И как им не стыдно?! Так откровенно, так нагло, так…так…

Додумать она не успела. Дверь отворилась, и на пороге появился Эдвин. Волосы влажные, будто только что вышел из душа, на плечах и груди капельки воды. На бедрах — короткое полотенце, и больше на Эдвине не было ничего. Совсем ничего.

Глаза парня смотрят без удивления — серые, огромные, будто заглядывающие в душу. И Вергу снова начало трясти, губы прыгают, она даже закусила нижнюю губу, чтобы та не выдала ее состояние. А парень все стоял и смотрел на нее — целую вечность, как показалось девушке.

Но скорее всего пауза длилась самое больше секунды две. Потом Эдвин молча подвинулся в сторону, и жестом предложил Верге войти. Та помедлила еще секунды две и будто в холодную воду шагнула вперед, через порог. Дверь за ней закрылась, и они остались вдвоем — Верга, и тот, кто мучил ее в изнуряющих кошмарах.

Эдвин спокойно закрыл дверь на задвижку — так же молча, не говоря ни слова. Сделав дело, повернулся к стоящей столбом девушке и вопросительно посмотрел ей в лицо, горящее от прилива крови. Верга чувствовала, знала, что сейчас ее лицо полыхает пламенем, как угли костра. В голове стучала, билась кровь, ноги дрожали, а из глаз вдруг потекли слезы, оставляя на щеках заблестевшие в свете трех ярких магических светильников дорожки.

— Ну-ну, не надо плакать… — вдруг спокойно, как-то удивительно по-доброму, будто утешающий ее отец сказал парень — Все пройдет, все забудется. Жива, здорова, ну и хорошо. Все будет хорошо, поверь мне!

Верга вдруг затряслась в плаче, а потом бросилась на шею Эдвину.

Она сама не помнила, как оказалась на нем верхом, и как на ней не осталось даже нитки одежды. Забыто все — и свое обещание «никаких поцелуйчиков», и то, что ее стоны могут заинтересовать людей в соседних комнатах. Верга хотела только одного — чтобы ЭТО продолжалось дольше и дольше, чтобы ОН был в ней бесконечно, пронзая ее тело до самого горла!

А потом лежала рядом со своим любовником, успокаивая дыхание, а в голове было пусто, звеняще, и…никаких плохих мыслей. Тело стало ватным после того, что она вытворяла, забыв о стыде, забыв о своем статусе и о благовоспитанности. В животе все еще дрожало, усталые бедра сковала истома и слабость, а рука ее покоилась на животе Эдвина, поглаживая, пощипывая, опускаясь то ниже, то выше, действуя, будто сама по себе.

— У тебя шрамы… — задумчиво-расслаблена сказала Верга, кончиками пальцев трогая длинный, извилистый рубец на боку парня — Откуда?

— Упал — спокойно ответил тот, и погладил девушку по правой груди, и осторожно взяв в руки крупный сосок Верги, напрягшийся от ласки, стал его тихонько теребить.

— Не надо — поежилась она — У меня слишком чувствительная грудь, и…ох…

— Ладно — легко согласился он, и рука его переместилась гораздо ниже, легко, будто бабочка крыльями, касаясь гладкой, влажной кожи. Верга, как и следовало девушке из семьи дворян, удаляла с тела все до единого волоса, благо что маги-лекари в изготовлении снадобий достигли таких высот, что на любой случай жизни человека имелось не одно, и не два, а сразу несколько снадобий с разным сроком действия. Само собой, Верга выбирала лучшее, и купленного удалителя волос ей хватало минимум на полгода.

— Ты ведь знаешь, да? — вдруг спросила девушка, отстранившись от парня, и убирая его руку от низа своего живота.

— Что именно? — усмехнулся он — Я много чего знаю. А много чего и нет. О чем ты?

— О том, что меня изнасиловали. Тот, кого ты убил, и его дружки.

— Я убил?! — неприятно удивился Эдвин — Кто это говорит? Если бы я его убил, меня давно бы арестовали!

— Все говорят. Только доказать не сумели. А не сумели потому, что за тебя заступился кто-то могущественный. Тот, кто…чей ты бастард.

— Чушь собачья! — искренне возмутился парень — Не слушай ты эту ерунду! Мало ли что будут болтать! Про тебя вон тоже болтают, и что? Я должен этому верить?!

— И что болтают? — напряглась Верга.

— Ну…что ты сама пошла к этому уроду, и отдалась нескольким парням. Сама, по своей воле. Теперь они ходят по Академии и рассказывают в подробностях, как это все происходило. Как ты якобы просила их обходиться с тобой погрубее, сорвать во все дырки поглубже, и просила приглашать почаще.

— Мерзавцы! — Верга рывком села на постели, поджав под себя ноги, из ее глаз снова потекли слезы — Марзавцы! Хочу убить их! Всех!

— Всю Академию? — усмехнулся Эдвин, и лениво закинул руки за голову — Плюнь ты на эту чушь. Все пройдет.

— Убей их! Убей! — яростно выдохнула Верга — Всех, кто участвовал в изнасиловании! Пожалуйста! Я все для тебя сделаю, только убей их! Хочешь меня — я буду отдаваться тебе столько, сколько ты захочешь и где захочешь. И сделаю все, что только скажешь! И денег дам! Много денег! Убей их, пожалуйста! И только не ври мне, что ты этого не можешь сделать. У тебя шрамы не от того, что ты упал! Если только не упал прямо на меч. Я видела такие раны, я же все-таки на севере живу. Это раны от меча и ножа. Ты дрался! И выжил! А значит, умеешь драться! Убей их!

— Ты зачем пришла? — холодно осведомился Эдвин — Чтобы купить мои услуги своим телом? Для этого?

— Нет! — почти выкрикнула Верга, и тихо, едва ли не шепотом, добавила — Ты мне снился. Во сне мы были с тобой…

— Ну мне тоже иногда снятся девушки — раздался тихий смешок парня — Просыпаешься, а трусы мокрые. Это нормально. Если долго не было секса. Так что ничего не значит.

Он помолчал, и с непонятной ноткой в голосе сказал:

— Вот что, моя хорошая…это было классно. У тебя великолепное тело, наверное лучшее из тех, которые я в своей жизни видел (Верга закусила губу, с холодком в животе ожидая неприятного продолжения). Ты очень страстная девушка, о таких можно только мечтать. Ты одна из самых красивых девушек, которых я когда-либо встречал. Но вот что я тебе скажу: уходи. И больше не приходи. Ты меня не купишь — ни своей прекрасной попкой, ни деньгами. Я не наемный убийца, и не собираюсь убивать тех, на кого ты покажешь. А теперь поднимайся и уходи. Повторюсь — это было хорошо, но…в последний раз. И…надеюсь, ты не забеременеешь?

— Я после изнасилования приняла снадобье от беременности…теперь долго можно не бояться — задумчиво ответила девушка, и обернувшись к парню посмотрела на него долгим взглядом. А потом бросилась на него сверху так, что он охнул и впилась ему в губы жадным, даже болезненными поцелуем. А потом и вовсе укусила его за верхнюю губу так, что он взвыл. Выступила кровь, и девушка с искренним наслаждением слизала розовым, чистым язычком:

— Сладко! Ты сладкий! И никуда теперь от меня не денешься! Ну что так смотришь? Да не буду я тебя нанимать! Если тебе от этого будет легче, я чувствую вину за то, что вывалила тебе все это. Прости! А чтобы загладить свою вину, я…я…

Она сползала ниже, еще ниже…парень напрягся, вздохнул, и через минуту в комнате раздавались только прерывистые вздохи и чмоки. Ну а дальше все пошло так, как и началось, только теперь инициативу проявлял Эдвин, вертя девушку и так, и эдак, как какую-то куклу. И оказалось, что он очень, очень опытен в обращении с женщинами.

Нет, Верга совсем не была глупенькой домашней девочкой, не представлявшей, что именно мужчина и женщина делают в постели. У них в домашней библиотеке кроме медицинских трактатов имелись и любовные романы, среди которых попадались такие, читая которые воспитанные девушки должны были сгорать со стыда — настолько откровенно там все описано. А еще — девчонки определенного возраста собираясь вместе нередко обсуждают отношения мужчин и женщин, на ухо нашептывая особо пикантные подробности из жизни соседских дам и шальных девчонок. И это правильно — каждая девушка должна знать способы, которыми умная женщина может удержать возле себя понравившегося ей мужчину. Как сказал один из авторов любовного романа: «Самая желанная женщина обладает внешностью ангела и добропорядочным нравом — пока не доберется до постели кавалера. Там она должна себя вести как самая последняя шлюха, не гнушающаяся никакими способами сделать приятное своему любовнику. И нет здесь никаких преград, и никаких моральных принципов — все должно служить удовольствию, и только удовольствию»

Верга запомнила эту цитату, и теперь все делала так, как и должна поступать настоящая женщина. И поймала себя на том, что ей приятно изображать из себя эту самую «последнюю шлюху». Даже не просто приятно — она наслаждалась, чувствуя себя завзятой шлюхой.

Ну а что касается любовника…Верга не знала, каковы в постели другие мужчины — если не считать насильников, которые грубо использовали ее, как неодушевленную куклу, не заботясь о том, чтобы доставить ей удовольствие. Эдвин был невероятно хорош! Он откуда-то знал, где и как ее ласкать, как сделать так, чтобы доставить ей наибольшее удовлетворение, но при этом не навредить и не сделать больно. И даже если ей было немножко больно, когда они…в общем — ей сносило голову даже тогда, когда секс уже давно пересек границу нежности. Но ей хотелось все больше и больше!

Они сходили в ванную комнату (Эдвин этого потребовал), потом снова в постель, и так до самого утра, пока у Верги совсем не осталось сил. Она даже потеряла сознание от их последнего соития — настолько сильный ее накрыл оргазм.

Когда уходила, небо уже розовело рассветом. Верга шла с трудом — болело все, груди, которые недавно сжимали твердые, будто стальные руки любовника, все ее дырочки, натертые во время дикого, животного секса, болели колени — она стояла на них на полу, когда ублажала Эдвина. Выжатая, как лимон, растрепанная, как половая тряпка, Верга тем не менее наслаждалась даже своим болезненным состоянием, и твердо знала, что попытается еще не раз повторить это безумие. И при этом где-то далеко в душе подозревала, что такое никогда уже не повторится. Первый раз — он всегда первый. И первого любовника она уже не забудет никогда, и станет сравнивать с ним и мужа, и всех последующих своих мужчин. И знала, что скорее всего сравнение будет не в их пользу.

***

Чертова девка! Их что, учат Камасутре?! Бесстыдная, как портовая шлюха! Может дело в том, что ее изнасиловали? А что, я встречал такое в жизни — один мой знакомый, можно сказать приятель, в процессе распития поллитры жаловался, что его жена после изнасилования совсем спятила, стала нимфоманкой. Она работала в ночном магазине, и вот как-то в магазин пришли трое отморозков. Потребовали спиртное (ночью). Жена отказала — нельзя ночью продавать. Тогда они закрыли магазин, затащили ее в подсобку, и там втроем изнасиловали. Насиловали несколько часов — то по очереди, то все сразу. Потом ушли. Их поймали, дали срок. Жена несколько месяцев шарахалась от мужчин, даже от мужа. А после ее телом будто овладели бесы — она требовала секса каждый день, да погрубее, погрязнее. И начались еще кое-какие странности. Например — во время секса сосала пальцы у себя, или у мужа. Требовала чтобы он брал ее грубо, и…в общем — во все дырки и во всех видах. А потом муж поймал ее на том, что она мастурбировала, глядя порнуху, в которой одну женщину берут несколько мужчин одновременно, и лучше всего — насильно.

Ну а затем она перешла работать в другой магазин, где нередко у нее получались ночные смены с оплатой наличными. Тогда слегка успокоилась, а то буквально истязала мужа постоянным требованием секса.

И вот он меня спрашивал — что ему делать, как быть. Почему меня? Потому что я с какой-то стати имел репутацию сердцееда — на меня постоянно вешались женщины, и большинство из них были замужними. То ли мой образ крутого опера на них действовал, то ли то обстоятельство, что я умел и любил хорошо одеваться, и это при вполне приемлемой внешности (всегда был спортивен, держал себя в в форме), но факт есть факт — в женщинах я недостатка не испытывал.

Что я ему мог сказать? Что его жена спятила, и желает группового секса? И что она уже похоже что нашла себе и удовольствие, и приработок? Или он хотел, чтобы я точно выяснил — куда она ходит ночами? Ну…выяснил я, да. И что? Нашла она эскортную фирму, где ее приняли с распростертыми объятиями (пусть даже ей уже под тридцатник, зато внешность очень недурна). Не всякая женщина согласна на групповой секс, да еще и без ограничений в грубости и грязи, так что…они нашли друг друга. Так вот — скажешь мужику (а он в охране работал) — пристрелит жену, да и сам с собой покончит. А по большому счету жалко ее, и его жалко — и баба она очень неплохая, добрая и хозяйственная (я ее знаю). Дети у них. Ну, вот спятила, да! Пошла по рукам. Но разве виновата? А врач тут не поможет. Когда врачи могли реально помочь умалишенным? Не держать же ее в состоянии овоща…

В общем, сказал мужику, что работает она ночами на складе, мол, говорил я с хозяевами. А меньше его с сексом доставать стала потому, что устает на работе. Иногда лучше соврать…во избежание тяжких последствий.

Был, конечно же, и еще путь — предложить мужику возглавить то, что не может победить — подыскивать ей мужиков и участвовать в процессе. Но зная его, уверен — вначале он бы пристрелил ее, а потом и себя.

Вот что такое изнасилование. У многих женщин после насилия сносит крышу и они начинают ненавидеть мужчин, бояться их, отказываются от секса, но некоторые — все наоборот. И неизвестно, что из этого хуже.

И вот моя новая любовница, молоденькая красотка такой потрясающей внешности, что это надо поискать, чтобы такую найти — ведет себя как самая настоящая шлюха, без ограничений и малейших проблесков морали. Так что это — последствия насилия, или она всегда была такая, и просто раскрепостилась, выпустила наружу то, что скрывалось у нее в душе? Не знаю. Но предполагаю, что если она будет себя вести соответственно своим желаниям — я похоже что поимею не только ее красивую попку, но и огромные, просто-таки феноменальные проблемы. Родителям обязательно донесут. Да и в Академии не очень-то поощряют сексуальные контакты между студентами. Как говорится — дело-то делай, но афишировать это не моги. Соблюдай приличия. А я на ближайших занятиях появлюсь с распухшей губой, засосами на шее, и расцарапанными в кровь грудью и спиной. Хорошо хоть раздеваться не надо, царапины не увидят. К лекарю сходить, что ли…скоро выходные, точно, надо в город выбраться. Да и с барахлом решить — выберу из «трофеев» что поприличнее и отдам на подгонку под себя.

С этими мыслями я и уснул. Спать оставалось два часа, или даже меньше. Так-то я привык к тяжелым физическим нагрузкам и отсутствию сна, но…как-то уже расслабился без тренировок. И вот — эта девица меня просто выжала, как апельсин.

Впрочем…это было на самом деле здорово! Ни в прошлой, ни в этой жизни у меня не было такой страстной, и такой красивой любовницы. Нет, пожалуй я все-таки не буду ее прогонять… Похоже, что подсел на нее, как наркоман на героин — с одного укола!

Отправить