Глава 8

«Ретроспектива»

— Не трогай ее! Пошел вон, гад!

— Что-о?! Ах ты ж мелкий поганец! Да как ты смеешь перечить старшему?!

— Не трогай маму, скотина!

Мужчина ухмыляется, и демонстративно бьет заплаканную женщину по лицу — с оттяжкой, больше толкая, чем хлеща ладонью. Она запрокидывается и падает, гулко ударяясь головой о столик. Валятся чайные чашки, сыплются ложки и тарелки, на которых лежат маленькие пирожные в розовой глазури.

— Ну и что ты мне сделаешь? — мужчина скрипуче хихикает, и толкает ногой бесчувственную женщину — Проклятая подстилка!

И тут же, мальчишке:

— Проклятый бастард! Зря император не приказал тебя удавить! А я предлагал! И кстати — еще не поздно!

Мальчишка стоит смирно, и серьезно смотрит в глаза мучителю. Лицо семилетнего мальчика бледно, пальцы сжаты в кулачки. Мужчине кажется, что малец напуган так, что едва не напустил в штаны. Он совершенно его не боится — ну что может сделать семилетка? Если только ботинки оплевать.

Отсмеявшись, визитер поворачивается к лежащей женщин и вероятно хочет сказать что-то эдакое, назидательное, что-то вроде: «И будешь кобениться — будет страдать твоя глупая голова!» — но не успевает. Мальчишка, улучив момент, подскакивает и со всего размаха носком ботинка бьет мужчину в пах. Подлый удар, и очень эффективный — противник складывается пополам, не в силах вздохнуть, да и просто увидеть что-либо перед собой. Перед глазами лишь красные круги, а боль такова, что принизывает все тело, лишая его возможности двигаться.

А потом — вспышка, и темнота. Навсегда.

Тяжело дыша, мальчик опустил тяжелую каменную вазу, и та выскользнула у него из руки — покрытая кровью и кусочками плоти, та тяжело плюхнулась на покрытый ковром пол, а мальчик уселся в кресло, опустошенный, с трясущимися руками, весь забрызганный тягучей красной жидкостью. Из-под разбитой головы мужчины, одетого в богатую, расшитую золотом одежду, растекается темно-вишневая лужа, тут же впитываясь в короткий ворс драгоценного ковра, стоящего больше, чем крестьянин зарабатывает за всю свою жизнь.

Посидев, мальчик поднимается с кресла, идет к женщине. Щупает шею, кивает своим мыслям. Пробует переместить женщину на кожаный диван. Получается у него плохо, хотя мальчик для своих лет довольно-таки крупный и сильный. Дело в том, что мертвые и бесчувственные люди делаются гораздо более тяжелыми, чем те, кто находится в сознании. Мальчик это хорошо знал.

Женщина не отличалась массивностью, скорее наоборот — хрупкая, стройная, она казалась совсем невесомой, но…только с первого взгляда. Взгляда взрослого, сильного мужчины. Но не мальчика, которому только-только исполнилось семь лет.

Все-таки уложил, ощупал ее голову — ничего, будет жить. Ссадина (рассекла кожу при падении), шишка, припухлость на щеке — бывает и хуже. Заживет, даже если не займутся лечением. Ссадину промыть вином — и все будет норма. Главное, чтобы не было заражения. Вино хоть и слабое, но кое-какой алкоголь в нем есть. Если нет других вариантов — промыть рану можно даже мочой — это знает любой боец.

Промыл вином, аккуратно промокнул салфеткой. Все, теперь ждать. Чего ждать? А когда обнаружат этого мерзавца, и «поганого бастарда» удавят.

***

«Ретроспектива»

— Что-о?! Как — убил?!

— Разбил ему голову каменной вазой.

— Да я не спрашиваю — как именно! Я спрашиваю — как это все могло быть?! Ему всего семь лет! И ты говоришь, что он убил взрослого человека?! Да он бы и до головы не дотянулся! Это бред!

— Мой господин…позвольте, я подробно изложу вам, как все случилось?

— Излагай! — мужчина с размаху плюхнулся в кресло так, что оно заскрипело. Слуга тут же налил в бокал синего стекла белого холодного вина, и господин отпил, морщась и поедая глазами собеседника так, будто хотел его ударить.

— Допрос бывшей наложницы, и допрос ее сына дал такой результат: господин Стард допустил некорректные высказывания в адрес бывшей благородной наложницы, и судя по словам допрашиваемых — ударил ее по лицу. Сын наложницы нанес ему удар в пах, а когда тот склонился от боли — разбил голову.

— Вот как… — господин задумчиво поболтал содержимым запотевшего бокала, посмотрел на просвет и быстрым движением поставил его на стол, едва не разбив — Мальчишка! Семи лет! Легко, как муху давит — убивает взрослого мужчину! Моего советника! Да вы никто! Вы бесполезный мусор! Не знаю, зачем я вас держу! Вот боец!

Вскочив, ходит по комнате, и через минуту ходьбы внезапно останавливается и задумчиво говорит:

— А что…это выход. Зачем зря пропадать такому таланту? Если он в семь лет умеет ТАК убивать, так что будет в двадцать? Вот что, Сорбан…вот что ты должен сделать.

***

— Вкусно! — улыбнулся сосед по комнате — А ты чего не пьешь?

— Тебе оставил. Я уже напился — хмыкаю я — Допивай, все равно за ночь прокиснет. За что заплатил — должно быть проглочено. Народная мудрость!

— Не слышал такой поговорки — усмехается Гор — Но по сути верно. Деньги на ветер бросать — это неправильно.

Он медленно, с наслаждением выцедил остатки компота из кружки, и я отставил кувшин в сторону. Я после обеда успел сходить на рынок и купил питья на вечер. А еще — пирожных, чтобы было чего запивать.

Мы еще посидели, обсудили наши успехи в «Соковыжималке». Гор пожаловался, что никаких последствий кроме боли так и не ощутил. Я его поддержал — у меня тоже никаких проявлений расширения каналов и увеличения емкости резервуара — только боль, только страх, только неприязнь к мучителям. Сошлись на том, что те, кто заведует этой гадостью скорее всего настоящие извращенцы, ибо кто сможет вот так, целыми днями наблюдать за мучениями людей.

Потом у Гора начали слипаться глаза, и мы улеглись спать, договорившись, что уберем за собой завтра. Все завтра! Утро вечера умнее, ведь так же? Гор посмеялся моей поговорке, и заплетающимся языком сказал, что я кладезь всяких забавных высказываний. И что мои слова надо записывать и объединить в одну книгу…хр-р-р…

Хорошее снадобье. Кстати — очень простое. Две травы, небольшой наговор — с амулетом, вот тебе и снотворное. Утром будет как свежий огурчик — бодрый, хрусткий, только без пупыров (ну…почти — без) и цветка в макушке. Ну а мне бодрствовать, до тех пор, пока миром не завладеет Час Демонов. Да, тот самый час, когда они вырываются из Ада и носятся над землей в поисках своей жертвы. В это время лучше сидеть дома и не высовывать носа на улицу.

Не знаю, как насчет демонов, но и в самом деле в это время обычному человеку лучше всего не ходить по улицам — точно нарвешься на неприятности. Или захватят, и в рабство продадут, или по башке дадут, а там уже что угодно — можно и в рабство, можно просто трахнуть, а потом башку разбить окончательно, а можно пустить голым по улицам и радостно гоготать вслед. Это уже у кого какая будет фантазия.

Академическая лаборатория, конечно, просто выше всяких похвал. Не чета той, в которой я работал под руководством Наставника. Но есть у нее и недостаток — ты привыкаешь к хорошему, и тебе уже труднее на обычной кухне соорудить нужное снадобье. Тут и спиртовки, и колбы, и всякая химическая посуда. А на кухне у тебя только ступка для растирания ингредиентов, да кухонная посуда, которая может быть отмыта не так чисто, как это требуется для химического опыта. Попадет в состав кусочек жира, вот тебе и вместо бодрящего снадобья самое настоящее слабительное. Нет, так-то бодрить оно не перестанет, но сидеть бодрым и полным сил на горшке целый день до вечера, а может и до утра следующего дня — это не есть хорошо.

Трудно не уснуть, когда минуты тянутся так долго. А они, когда ждешь, становятся просто-таки тягучими, будто густая патока. Ждать и догонять — что может быть хуже? В конце концов я впал в состояние, напоминающее полудрему. Вроде все и понимаю, не сплю, но…сознание заторможено, и еще немного — провалюсь в сон.

Но не провалился. Третий удар колокола, разнесшийся в темноте уснувшего города поднял не хуже чем если бы на меня вылили ведро ледяной воды. Все-таки в молодости есть свои, громаднейшие преимущества. Вот вроде и не спал, а свеж и бодр, как…как…как пятнадцатилетний парнишка, для которого двадцать минут дремы все равно как для взрослого мужчины целая ночь сна.

Итак, веревки у меня готовы, так что остается только лишь закрепить конец одной из них за ножку кровати и выбросить наружу. Окна здесь на ночь не закрывали — всякую летающую кровососущую погань отпугивали специальные амулеты, стоящие совсем небольших денег (относительно небольших), и работающие целый год. Мы с Гором сложились и купили один такой — ну не кормить же своей сладкой кровью ночных москитов и здоровенных комаров, непонятно откуда взявшихся на территории Академии (из пруда лезут, что ли?). Вторую веревку закрепил на себе, обмотав ее вокруг пояса.

Теперь главное не наследить. Вряд ли в три часа ночи по коридорам будет шастать дежурный, но можно ожидать всего, чего угодно. Любые, самые продуманные планы могут сорваться из-за дурацкой случайности. Ну, например — наелся дежурный по этажу несвежей рыбы, и всю ночь бегает в сортир. Может такое быть? Запросто. Или просто выспался днем, и не захотел дремать ночью — бродит по коридорам. Или вообще у него вдруг приступ служебного рвения. Все может быть.

Но…дежурного не было, в коридоре тишина и порядок. Мир во тьме, мир спит. И только я крадусь по темным коридорам, надев носки, но оставив в комнате ботинки. К темноте я привык, вижу вполне недурно, да тут и не споткнешься — каменные полы ровные, как стол, и никаких тебе кадок с пальмами, как в провинциальных трактирах.

До комнаты «мишени» добрался без приключений. Встал у двери, прислушался…вроде спит. И рядом никого. Кстати, этот отрезок коридора упирается в тупик, в нем и находится дверь в нужную мне комнату. Мажоры не любят, чтобы мимо их двери топотали чьи-то там ноги, эта комната находится в самом тихом уголке общежития.

Стучу в дверь — тихо, редко, потом настойчивее и настойчивее. Вот тут один из самых опасных моментов моей эпопеи. Если на стук появится дежурный — буду плести какую-нибудь чушь о том, как я пришел извиняться за инцидент. Откроет, нет? Стучать кулаком, и уж тем более пинать ногой нельзя.

— Кто? Чего надо? — хриплый голос из-за двери, и тут же щелкнул замок. Замки, кстати, в большинство своем препоганые. Я бы такой вскрыл отмычкой за считанные секунды. Не умеют они делать хорошие внутренние замки. Впрочем — как и висячие. Выглядят сложными, а на деле — полная ерунда. «Медвежатнику» вроде меня — никаких затруднений. Другое хуже, почему я и не стал заморачиваться насчет отмычек (их можно заказать, сделают — хотя и не задешево). У магов есть дурная привычка укреплять замки специальными заклятиями. Сунешься с отмычкой — и получишь заряд-молнию в тупую башку. Только дым из ушей пойдет. А оно мне надо?

— Господин…я пришел извиниться за инцидент! — голос делаю как можно более жалким, добавляю слезу и страдания — Я не спал всю ночь! Простите меня!

— Да ты рехнулся, дерьмо ты собачье! — собеседник мгновенно приходит в ярость, и я его понимаю — в четвертом часу ночи к тебе приходит жалкий придурок, и лепечет какую хрень! Нет, эту тварь надо показательно наказать! Но прежде — унизить, растоптать!

Дверь распахивается, передо мной стоит абсолютно голый Шогас. Нет, так-то я давно знаю, что у здешней аристократии принято спать голыми — что мужчины, что женщины, все едино. Жарко! Климат очень жаркий, потому любая тряпочка на теле может портить тебе сон. Опять же — странное поветрие среди высших: почему-то считается, что одетыми спят только простолюдины и рабы. В основном — рабы. Вероятно считается, что они спят одетыми потому, что у них нет постельного белья. Замотался в свои тряпочки, и спишь. Аристократ же дает своему телу отдохнуть — у него альков с противокомарной сеткой, либо амулеты, отпугивающие насекомых — какие не могут себе позволить бедняки.

Меня, кстати, с самого детства мать приучала не только спать нагишом и не стесняться своего тела. Сама она — не при людях, конечно — ходила дома нагой не стесняясь ни меня, ни само собой — служанку и рабов. Впрочем, для аристократа прислуга и рабы вовсе не люди. Так, живые механизмы, роботы. Стоят денег, потому ломать их просто глупо, но и кто стесняется, к примеру, телевизора? Или микроволновки?

Да, мне, попавшему в тело мальчишки трех лет от роду, воспринимать все это было довольно-таки странновато. Особенно когда тебе уже за шестьдесят. Ходит передо мной фактически девчонка (мать родила «меня» в шестнадцать лет), сверкает задом, а я должен изображать из себя несмышленыша, совершенно ничего не знающего о жизни.

За эти годы я уже привык к своему новому существованию, и стал воспринимать это тело как свое, привык к порядкам, заведенным в этом мире, но…нет-нет, да и прорываются земные воспоминания, земные понятия о жизни, казалось бы, давным-давно похороненные на дне моей памяти.

Шогас схватил меня за шкирку и буквально забросил в комнату. Затем тщательно закрыл за мной дверь — на засов, на замок, и…я это заметил — активировал амулет, блокирующий запоры. Да, я мысленно похвалил себя за предусмотрительность — вот я был бы идиотом, если бы попытался войти с помощью отмычек! Мало того, что себя засветил, так еще и покалечился, и это как минимум. Некоторые амулеты-блокираторы отличаются очень уж категоричным злонравием. Например — могут отгореть пальцы рук. Вот так — бах! И вместо пальцев черные палочки. А чтобы восстановить утраченное придется заплатить огромные деньги магам-лекарям. Лечение таких повреждений стоит денег!

— Извинить тебя, говоришь? — Шогас довольно осклабился, и я с отвращением заметил, что этот типус возбудился. Похоже, что ему пофиг, кого иметь. Очень разносторонние у него понимаешь ли интересы.

— Сделаешь мне хорошо, так и быть — я может тебя и прощу — продолжил, ухмыляясь, хозяин комнаты — Только если мне не понравится, тогда не обессудь! Ты должен хорошо постараться!

Я молча кивнул, съежился, чем вызвал широкую улыбку Шогаса, шагнул к нему, и без замаха, молниеносно нанес удар в солнечное сплетение противника — один, другой!

Надо отдать ему должное — он даже успел чуть податься назад перед тем, как кулак пробил его мышечную броню, все-таки аристократов с детства учат единоборствам, и не только на холодном оружии, считая кулачные драки уделом простолюдинов. Как там про самураев? «Самурай без меча, это все равно как самурай с мечом, только без меча». Избитая истина, но она справедлива. Умеют черти, чего уж там…

Бил я очень быстро, настолько быстро, насколько мог, а что касается силы удара — так у меня это дело отработано за годы и годы тренировок. Я спокойно ломаю не толстую доску. Конечно же не сорока миллиметровую, но достаточно толстую Особенно, если у меня на руках перчатки с металлическими бляшками на костяшках — вот как сейчас.

Эти старые перчатки видали виды, на них имелись несмываемые темные пятна — похоже, что ими поработали по-полной, и обошлись они мне всего в маленький серебряник. Видимо, были сняты с трупа. Но у меня нет ни малейшей брезгливости — отучили. И в первой жизни, и в этой. Труп, он и есть труп — не кусается и нож в спину не воткнет. А чего тогда его бояться? Кстати, перчатки для моего дела очень важны. Не хочу оставлять следов. О папиллярных узорах в этом мире не имеют ни малейшего представления, но хороший маг по оставленному пятну пота найдет злоумышленника не хуже, чем по капельке крови. Магия штука хорошая…если уметь.

Парень вырубился практически мгновенно, и очнется не раньше, чем минут через пятнадцать. Так что время у меня есть, хотя и немного. Первым делом достаю веревку, обмотанную вокруг пояса. На ее конце уже сделана петля. Петлю завожу на шею Шогаса, и…затягиваю изо всех сил. Он даже не дернулся, будучи без сознания. Жду, потом проверяю пульс — не слышно. Готов!

Ну что сказать…назад дороги нет. За такое не просто казнят, а как-нибудь особо прихотливо казнят. Тут есть очень «забавные» способы казни, которые давно не используют, но вполне могут применить к такому подонку, как я. Ведь родители Шогаса аристократы самого высшего уровня. Олигархи местного разлива.

Вообще, мне всегда было странно — почему это мажоры, и их родители считают, что они все бессмертны? Что никто не осмелится их тронуть? Неужели думают, что деньги и власть всегда уберегут от возмездия? Как сказал один из персонажей книги про гангстеров: «Человек может владеть миром, строить империи, но если найдется простой парень, который осмелится выстрелить ему в голову, тот умрет так же как и все остальные».

Вот пример — парень зарвался, обнаглел от безнаказанности, и как результат — наказан. Кто виноват в том, что он стал таким подонком? От плохой яблони не родятся хорошие яблоки. И наказания без вины не бывает — это я как старый опер говорю.

Ладно. Потом обдумаю все как следует. Время летит, как трамвай без тормозов с крутой горы. Только искры во все стороны!

Аккуратно обшариваю комнату, со всеми возможными предосторожностями. Нахожу драгоценности — на удивление много. Перстни, цепи, кулоны и всяческая такая лабуда. Парень любил покрасоваться. Еще — три кошелька, набитые деньгами. Никакой меди, только серебро и золото. Отсыпаю монет, из каждого понемногу — выходит солидная кучка. Все брать нельзя — такой мажор не мог не иметь денег. Скорее всего, это «карманные» деньги, которые выдали его родители перед поездкой в Академию. Часть он мог прокутить, но все — вряд ли, потому конфискация всех монет может вызвать подозрение. Драгоценности не беру — они скорее всего приметные. Не дай бог устроят обыск — тут мне и хана. Монеты я мог и сам добыть, на них не написано имя владельца, а вот кулоны и перстни…нет, я против глупого риска. Жадность еще никого не доводила до добра. Хватит мне. Все равно преизрядная вышла сумма — на первый взгляд не меньше десятка золотых и десяток крупных серебряников. Для богачей ничтожная сумма, для нищего школяра — целое богатство.

Но деньги не главное. Не за тем я делал обыск. Нашел! Вот оно. Рабочий дневник курсанта. У каждого из нас такой есть, очень похожий на земные школьные дневники. Сюда записывают расписание, и сюда ставят замечание преподаватели.

Почерк у покойника хороший, круглый такой, как женский! Проверил — вдруг это не его дневник? Нет, точно — его. Надпись на обложке об этом недвусмысленно говорит. Ладно, смотрю…впитываю. Теперь лист бумаги в руки, и…

«Никого не вините…мне все надоело! Будьте вы прокляты, идиоты!»

С восьмого раза получилось. Не знать, что это не он писал — никогда не отличишь. Я неплохо рисую, а изготавливать фальшивые подписи и тексты меня научили. Я же не просто палач, я еще и шпион. Шпион должен уметь подделывать почерк. Хороший шпион…

Листок с пробными надписями сую в карман, и как можно аккуратнее. Не хватало, чтобы он выпал по дороге.

А теперь самое противное. Подхватываю тяжеленное мертвое тело, и…переваливаю его через подоконник. Хоп! Готово. Веревка, привязанная к ножке кровати, натянулась, как струна, но выдержала. Я выглянул из окна, и невольно поморщился — от рывка голова покойника практически отделилась от позвоночника, и труп теперь висел на коже и мышцах, вытянув их на невероятную длину — отвратное зрелище. Зато не будут видны следы удушения.

Конечно, экспертов-криминалистов у них тут нет, но не надо считать людей дураками только потому, что у них нет смартфона. Здесь и сыщики есть очень даже недурные. И собачки, которые идут по следу. Кстати, о собачках…надо им усложнить работу. Вернее — полностью их ее лишить. А для того от окна выдуваю в пространство облако тончайше истолченного порошка — пудра по сравнению с ним грубая щебенка. Он скоро впитается в пол и стены, и если собака его понюхает — порошок блокирует ее способности идти по запаху. В этой комнате блокирует. Я так-то старался ничего не касаться без перчаток, но…есть такие собачки, от которых лучше заранее себя оградить. Уничтожил запах — вот и спи спокойно.

Ну вот, теперь можно и сваливать. Аккуратно перебираюсь через подоконник, берусь руками за тонкую веревку. Соскальзываю по ней и с отвращением чувствую, как мои ноги упирают в голову покойника. Спрыгиваю с него на землю и медленно, не делая резких движений, иду по направлению к своему окну. Без резких движений потому, что в темноте не очень-то заметишь медленно движущийся объект, а вот дергающийся и быстро перемещающийся — запросто.

Веревка на месте, на ней заранее навязаны узлы. Но даже с узлами подниматься довольно-таки трудно, так что подъем точно не выглядит взлетом обезьянки по лиане, хотя и бегемотом меня назвать никто не решится.

Забравшись, прислушался к дыханию соседа по комнате, убедился — мирно спит. Отвязываю веревку, и прячу ее в отдушину над кроватью. Пойду в город — выброшу. Можно было сжечь, но…не решился. Вонь от сгоревшей веревки будет такая, что от запаха дыма поднимется все общежитие. А вот листок с пробами почерка сжигаю, благо что для этого мне не нужны ни спички, ни зажигалка. Я все-таки какой-никакой, а маг.

Ффухх! И листка нет, только пепел. Пепел сдул с подоконника и вытер то место, где он лежал.

Дело сделано. Теперь осталось огрести последствия своего поступка. Или преступления? Но это кому как. Я считаю — хороший поступок. Разве не этому меня учили все те годы, пока я находился в поместье Наставника? Находить и карать — вот моя работа.

Забавно…примерно то же самое я делал и на Земле. Видимо это пример того, как судьба распоряжается человеком. Не ты выбираешь судьбу, а она тебя. Вот и говори после этого, что бога нет, и что человек хозяин своей судьбы. Как бы не так…уж я-то это знаю наверняка.

Отправить