Как уберечь детей от ненависти

«Жить за родину»

Надежда Белахвостик: В XXI веке в Европе казалось, что война — это что-то, что уже давно отрефлексировано, переосмыслено и потому не может повториться. Но сейчас, когда война рядом с нами идет уже не первый год, мне начинает казаться, что войны для человечества — естественное состояние. Как об этом говорить с детьми?

— С одной стороны, людям свойственно забывать, что войны — это очень страшно. На мой взгляд, одна из причин того, почему Россия начала войну, — постепенный уход из жизни ветеранов. Но это не главное. Мне кажется, что войны не начинают люди, которым хорошо. Война начинается из-за очень сильного комплекса неполноценности — правителя, группы людей во власти или даже целого общества.

Я не знаю, нужно ли говорить обо всем этом с детьми: тема эта очень сложная даже для взрослых. Конечно, если дети задают вопросы, то придется: выхода нет. Но о чем нужно говорить точно, так это о критическом мышлении. Его развитие — тема номер один. В разговорах с детьми о войне или на другие темы нужно обязательно говорить с детьми о том, как легко манипулировать людьми несомневающимися.

Можно даже вспомнить песенку лисы Алисы и кота Базилио, которую для сказки-мюзикла «Приключения Буратино» написал Булат Окуджава: «Пока живут на свете дураки, обманывать нам, стало быть, с руки». Вот кто такие эти «дураки»? Разве не те, кто способны увидеть только одно — свое мнение? Почему так важно преступным правителям превратить максимум людей в дураков? Почему так важно людей озлобить, запугать? Почему так важно сформировать образ того самого внешнего врага?

Как лишить человека понимания того, что он — личность? Транслировать ему, что только вместе мы — сила. Это важнейший принцип фашистской пропаганды. «Партия — рука миллионнопалая, сжатая в один громящий кулак». Мы все учили в школе стихи Маяковского, не особо вдумываясь в античеловечность этих слов, в то, насколько они взращивают ненависть. Хочу напомнить, что слово «фашизм» происходит от слова fascis, что означает «пучок» — тот самый единый кулак, в котором нет личностей, а есть только «вместе, толпой».

А дальше уже катится само — в чем проблема отнять чужую жизнь? Мы уже договорились, что нет чужой жизни, ведь и личности нет. Есть только масса. А она останется массой, даже если станет на 10% меньше.

Надежда Белахвостик: Бабы еще нарожают?

— Совершенно верно. Страшно, когда идея становится выше человека. Что такое — ? Это выраженная в стихах фашистская идея. И я поражен, как успешно на наших глазах эта идея возрождена в России. Когда Путин, криво ухмыляясь, юродствует: — вот он, ярчайший пример такой фашистской манипуляции. Тут и запугивание (кто-то хочет, чтобы не было России), и это рычащее «мы» (кто «мы»? Путин и его клика? кто подписывался под этим «мы»?), и принижение человека по сравнению с государством (нет будет государства — и нам жить незачем).

По одной этой фразе можно учебник для юного фашиста писать. «Мы», понимаешь? Мы, которые не дадим, не простим, можем повторить. Мы, которые знаем, как надо жить, которые отстаиваем наши традиционные ценности. Ведь ничего из перечисленного не существует на самом деле — это пустышка, полная ерунда. Но такая манипуляция, к сожалению, работает. Когда вместо «я» возникает «мы», можно присоединиться к большинству и не париться, не думать, не бояться. Это дает иллюзию силы и безопасности.

Значит, с детьми надо говорить в первую очередь о том, как нам сохранить «я», как нам в себе сохранить и развить умение сомневаться.

Надежда Белахвостик: Потому что сегодня «Умереть за Родину» звучит совершенно иначе.

— Конечно, потому что в Украине люди защищают себя, свою маму, цветочек, растущий у ее дома. Защищают личные и совершенно конкретные вещи. Когда же мы говорим о российском фашизме в нынешней редакции, есть только это «мы». Там нет и не может быть ничего личного, оно выжжено. На государственном уровне — почти окончательно.

Почему они все время возвращаются в прошлое? Потому что у нынешней власти нет ни настоящего, ни будущего. Они не могут предложить ничего нового, поэтому раздувают прошлое и на его основании формируют в обществе комплекс неполноценности. Скоро будет 80 лет как закончилась Вторая мировая война, но российская власть не дает отойти от нее на какое-то расстояние и осмыслить. Вместо этого чиновники кричат изо всех щелей: «Нечего тут осмыслять, мы все уже осмыслили за вас! Нас недостаточно уважают за победу во Второй мировой войне!» И вот уже, радостно улыбаясь, подпрыгивают на сцене дети в военной форме, выкрикивая под пошлый мотивчик . Публика в восторге. В восторге в том числе оттого, что можно не париться: все предельно упрощено.

Непросто было довести до этого состояния такое количество людей. Но, к сожалению, в результате многолетней планомерной кропотливой работы вкупе с запугиванием и репрессиями получилось. И чем дальше, тем больше. «Оскорбление чувств верующих», «традиционные ценности», «Семьеведение», — все это звенья одной цепи. И это теперь везде, во всем. Поэтому и разговор с детьми получится длинный. Не отделаешься тут парой слов.

Надежда Белахвостик: Поэтому мы и пишем эту книгу.

— Да, верно. Очень важно еще говорить с детьми о том, что все происходит постепенно и в самом начале изменения заметить непросто. Ничего не происходит по щелчку, в один миг. И легче всего сказать, что так измениться могут только люди недалекие, что с нами, хорошими и умными людьми, такого произойти не может.

У меня есть семейная история на тему. Я долго сомневался, рассказывать ли ее в этой книге, — потому что это история личной боли. У моей старшей дочери была очень близкая подруга. Важное слово — «была». Они одногодки: вместе ездили в детские лагеря, когда мы работали в Москве; эта девочка приходила к нам домой, приезжала к нам в Израиль. В общем, это были такие близкие отношения, когда и родители подружек становятся друзьями. Когда девочка выросла, она стала певицей средней известности. В начале войны она не уехала из России, хотя у нее была такая возможность — и есть до сих пор. Но дело не в этом, тут личное решение каждого. А в том, что с начала войны она принялась радостно заполнять собой освободившиеся в шоу-бизнесе ниши. Ведь многие артисты уехали, бросили все — славу, карьеру, заработки. Уехали, потому что не хотели и не могли не то что сотрудничать, а даже ассоциироваться с преступным государством-агрессором.

И вот теперь уже бывшая подруга моей дочери стала мелькать там и сям. А в какой-то момент смотрю — она уже в программе «Голос» на Первом канале, обнимается с певичкой, публично поддержавшей Путина и войну. Тогда я не выдержал, написал ей комментарий в фейсбуке — о том, что это называется коллаборационизмом, что мы не сможем продолжать быть друзьями. Естественно, теперь мы не общаемся. Спустя полтора года, 9 мая, я увидел в ленте ролик, где она прыгает в ватнике по сцене и поет на фоне кадров Второй мировой войны. Вот так-то.

Я ручаюсь, что речь идет о человеке изначально приличном, умном. Что называется, «из хорошей семьи». Это человек, которого я знал с ее 12 лет, — сейчас ей 35. Она сама не заметила, как с ней это произошло: процесс был очень постепенный. Все это случилось не вмиг, а шаг за шагом: сначала смолчала, потом просто поучаствовала, потом обнялась с фашисткой — а как не обняться, неудобно же. Ну а потом обнаружила себя в ватнике на сцене. Или даже не обнаружила, а, уже потеряв связь с реальностью, просто поскакала дальше по жизни. Знаешь ведь, конечно, «Когда нацисты пришли за…»? Та самая история.

Надежда Белахвостик: У меня есть похожая история с одной знакомой, которую я знаю детства. Теперь она тоже в «ватнике».

— Такие примеры очень важны. Ведь этих людей мы знали много лет и не могли предположить, что с ними произойдет что-то подобное. Значит, этот вирус есть в каждом из нас — так или иначе. И об этом нужно помнить. Если я знаю, что у меня есть наследственная предрасположенность к какой-то болезни, я же буду беречься: анализы делать время от времени, наверное, или к доктору ходить.

Надежда Белахвостик: У меня в голове уже не укладывается ничего. Я помню свое детство, как мы с одноклассниками без всякий приказов учителей или родителей, абсолютно искренне, бегали 9 мая по Минску и дарили цветы ветеранам. А одной из любимых книжек в мои девять лет была . И я помню это чувство, когда читаешь и думаешь: «А я смогла бы так?» И на последний звонок нас возили в , где я всегда плакала. Теперь нужны такие «пионеры-герои» украинским детям? Или сама идея преступна?

— Сначала давай поймем разницу. Она есть, и она очевидна. Когда ты бегала и раздавала цветочки ветеранам, ты бегала не против кого-то, а за кого-то. Это важный момент. Но большинство вещей, которые делаются сейчас, делаются «чтобы они знали», «чтобы они увидели», «им назло». «Мы стиснем зубы, мы, несмотря ни на что, будем праздновать нашу победу». Этого не было и в помине в нашем детстве. И ветераны о войне в основном молчали, а если и говорили, это никогда не звучало как «мы молодцы, а американцы враги». Наоборот! Если и упоминались американцы, то рассказы были о братании. О том, как они водку вместе пили, как наши американские консервы ели, а американцам самогон носили. Я помню все эти истории.

А про «пионеров-героев» вот что скажу. У нас было, вероятно, похожее детство, но мне не близка идея гордости за мальчика или девочку потому, что они молодцы, совершили какой-то подвиг, отдали жизнь за родину. Мне близка идея раскрытия личного потенциала с помощью собственных сил и при поддержке родителей, близких, учителей. Так что не нужны нам, по моему убеждению, никакие «пионеры-герои». Нужно учиться понимать себя и свою маму, понимать, как устроен наш дом, окружение, другие люди. И тогда многое встает на свои места.

Надежда Белахвостик: Но ведь Украина сейчас как раз в ситуации, когда за родину нужно отдать жизнь. Получается, в XXI веке сложно говорить о таком патриотическом воспитании?

— Во-первых, мне кажется, никого не нужно воспитывать так, что нужно отдать жизнь за родину. Нужно жить за родину, а жизнь может повернуться по-разному. И часто мы оказываемся в сложной ситуации, оказываемся перед трудным выбором. Мы говорили уже: в Украине люди защищают себя, своих близких, все, что им дорого. Тут не игра слов. Пропасть лежит между защитой себя и своих близких — и защитой родины. Это разные постановки вопроса. В самом начале книги я уже упоминал, что один из самых частых вопросов, который я слышу сейчас от украинцев, — это «Как нам уберечь детей от ненависти? Как сделать так, чтобы наши дети не ненавидели, чтобы ненависть не разрушила их?». Это вопрос высшего уровня. Это вопрос от потрясающих, осознанных, тонких, честных родителей. Они озабочены будущим, находят силы заглядывать в завтра. И это вызывает глубочайшее уважение и восхищение.

Давай же ответим на этот вопрос. Во-первых, на мой взгляд, ненависть понятна. Разве могут украинские дети не ненавидеть тех, кто отнял у них детство? Тех, кто отнял все, что им было дорого, всю жизнь, которой они жили? Тут, естественно, не до тонкостей: когда мы испытывает такие эмоции, мы всегда обобщаем. Это помогает нам выжить. Вспоминается еще одна из Высоцкого:

Ненависть — пей, переполнена чаша!
Ненависть требует выхода, ждет.
Но благородная ненависть наша
Рядом с любовью живет!

Ненависть понятна. И нельзя говорить: «Ты не имеешь права ненавидеть». Но вопрос, на который нам нужно ответить вместе с детьми, — что мы можем и хотим с этой ненавистью делать?

И вот тут возникает тема для серьезного разговора. Можно из-за ненависти к преступникам не сдержаться и побить своего приятеля из класса. Можно разбить окно, написать на стене какую-то гадость. В своей ненависти я как будто имею право на что угодно: нахамить бабушке, оттолкнуть младшую сестру — ну и так далее.

Но если мы остановимся и чуть-чуть подумаем, окажется, что ненавидеть можно по-разному, что из ненависти можно созидать, а не разрушать. Я могу собирать деньги и для тех, кто на фронте, и для тех, кто в тылу. Могу найти людей, которым нужна моя поддержка, и поддержать. Могу найти бабушку, которой вообще не с кем разговаривать, потому что у нее все близкие уехали, и приходить к ней два раза в неделю, чтобы просто поболтать. Могу поиграть с младшим братом, потому что у мамы больше нет сил. Могу читать книжки детям в бомбоубежище.

В общем, ненависть можно обратить в любовь. Да, звучит странно и немного как проповедь, но это правда. Это известное правило: когда очень тяжело, помощь другим способна поддержать лучше всего. И мне кажется, что, если мы не взращиваем в детях ненависть, а относимся к ней конструктивно, мы помогаем и им, и себе.

У меня было действительно много разговоров с мамами и папами на эту тему. Причем в основном обращения были из двух стран: Украины и Израиля. Вопросы были настолько похожи, что достаточно привести лишь один такой диалог. Он будет длиннее других, которые я цитирую в этой книге, но мне важно привести его полностью, чтобы моя позиция была понятна на сто процентов.

---

Из программы «Любить нельзя воспитывать»

— Меня зовут Маруся, я из Киева, у меня есть прекрасный сын Сева, скоро ему исполнится девять лет. Войну мы проживаем с ним вместе — и все-все, что происходит вокруг, с нашими жизнями в том числе. С самого начала этой полномасштабной войны — с первых бомбежек, с первых взрывов — он стал реагировать на все очень по-взрослому. Я всегда придерживалась философии, что он взрослый самостоятельный человек: я уважаю его границы, его мысли, про многие вещи мы говорим как бы на равных. Может быть, я где-то переборщила, потому что теперь в ситуациях, когда происходит что-то действительно страшное, сын не ведет себя как ребенок. Он не говорит со мной о войне, о своих страхах — как будто забывает, что взрослая здесь я, а не он. И это притом что мы в принципе очень много говорим. Например, он мне рассказал, что первый раз влюбился, и мы с ним обсудили это. То есть сын очень многое мне рассказывает. Но когда речь заходит о войне, он как будто меня бережет. Спрашиваю: «Тебе страшно?». Отвечает: «Нет, все хорошо».

— А вы с ним говорите? Вы говорите ему, что вам страшно?

— Да, говорю. Но в последнее время я вынуждена ему все время напоминать, что я взрослая и могу найти решения, могу найти выход из разных ситуаций. Мне кажется, он иногда забывает, что не он здесь взрослый, а я. А он на самом деле все еще маленький ребенок — и имеет право бояться, хныкать, плакать, переживать. И вот какой вопрос. Сын — нежный, очень чувствительный мальчик. Но с начала войны он начал говорить страшные вещи — о представителях страны-агрессора, об ее армии. Он мне иногда рассказывает, как скинул бы термоядерную бомбу на всю Россию. Или о том, как бы он спланировал убийство президента той страны. То есть строит какие-то жестокие, страшные планы. Мы, родители, всегда хотим сберечь наших детей от того, чтобы они были жестокими и агрессивными, от того, чтобы они прониклись ненавистью. Но, с другой стороны, мы же понимаем, что такова ситуация… Может быть, израильский опыт нам поможет? Как говорят с детьми в Израиле — зная, что палестинским детям рассказывают, что нужно евреев убить? Мы уже не можем придерживаться позиции, что нельзя давать сдачи и нужно быть гуманным. Ведь ситуация, в которой мы находимся, подсказывает, что сдачи давать нужно, что нужно отбиваться изо всех сил. Вот как здесь найти грань допустимого в разговоре с ребенком?

— Меня потрясает, насколько часто из Украины приходят вопросы о том, как уберечь детей от ненависти. У меня от этого комок в горле, это вызывает у меня огромное уважение и сумасшедшую любовь. Меня потрясает, что у вас есть силы об этом думать. Я повторяю почти в каждой программе, в каждом интервью: у ста процентов украинских детей травма. У кого-то больше, у кого-то меньше, но травма — у всех. Они потеряли детство, их жизнь полностью изменилась — резко, в один миг, по всем направлениям.

Мы понимаем, что разные люди справляются с травмой по-разному. Твой замечательный сын Сева выходит из травмы таким способом — он резко повзрослел. При этом он, конечно, не превратился в сорокалетнего мужика, но приобрел очень тяжелый травматичный опыт.

На языке педагогики это называется «пристройка». Он как будто пристраивается к новой ситуации, находит в ней свое место — и это помогает ему выживать. Чтобы идти вперед, он нашел вот такой путь — оберегать любимую маму. Да, по идее, должно быть наоборот — ведь ребенку всего девять лет, и это супернепривычно, неправильно, даже несправедливо. Но этот путь хорош для него, уверяю вас! Он дает ему возможность стабилизироваться и жить дальше.

Если вы даете ему возможность быть слабым, говорить о своих чувствах, а он тем не менее осознанно выбирает именно такой способ жить сейчас, — это понятно и хорошо. Поэтому не трогайте его, не нарушайте его стабильность.

Теперь к вопросу о ненависти. Я должен спросить вас — разве могут украинские дети не ненавидеть сегодня?

— Нет.

— Конечно, нет! Иначе просто и быть не может. Это то, что держит украинских детей на плаву, дает им силы. Они не могут не ненавидеть. Враг отнял у них детство, покой, всю жизнь, к которой они привыкли. Враг убивает все, что они любили.

Вопрос, однако, в том, как быть с ненавистью, и этот вопрос, что называется, на миллион долларов. Если я, движимый энергией ненависти, пинаю и пачкаю стену, выкидываю мебель в окно или дерусь с одноклассником, потому что не сдержался, то ничего толкового я с этой ненавистью не делаю и сделать не могу.

А что, если мы подумаем, как использовать эту злую энергию? Что мы можем создать, кроме термоядерной бомбы? Давайте попробуем понять и принять эту ненависть — и направить ее в созидательное русло. Тогда вместо того, чтобы сжигать себя изнутри, я начинаю что-то создавать. Что бы это могло быть?

— Мы придумываем, как собирать донаты. Придумываем способы, как помогать украинской армии.

— Конечно! И важно связывать эти действия с чувствами, которые мы испытываем. Вот прямо сейчас, в процессе нашей беседы, кто-то пишет в чате: «Надо назло врагам создавать прекрасную Украину будущего». Заметь, он пишет «назло» — это пример того, как из чувства отрицательного можно создавать нечто положительное. Мы не обязаны соглашаться с постановкой вопроса, но психологически это очень точно. Как мы создаем прекрасную Украину? Как мы помогаем ей? Это очень важные вопросы, на которые можно найти конкретные ответы.

Еще одна важнейшая вещь — посмотреть вокруг и понять: а вдруг кому-то нужна поддержка, кроме мамы? Может быть, однокласснице, брату, соседке? Может быть, какому-то человеку рядом прямо сейчас нужны силы и мы можем ими поделиться? Мы могли бы просто посмеяться вместе, пошутить, поиграть, поговорить, книжку почитать — и все это конкретные действия. Нарисовал плакат, завел важный разговор, заставил кого-то задуматься.

Иными словами, Маруся, нам нужно максимально постараться перевести чувство ненависти в созидательное действие. «У меня все клокочет внутри от ненависти! Что мы с этим делаем?». И важно не говорить сыну: «Ненавидеть нехорошо», это только усложнит ему жизнь.

— Нет, я не говорю так. Я говорю, что и сама чувствую то же самое — особенно когда прилетает в соседний квартал. Но мне сложно с тем, что я всегда говорила о гуманизме, а теперь учу сына, что иногда все-таки нужно драться. Ведь я всегда учила его, что нужно искать другие способы. Я сама на этом росла и не могу у себя в голове все это увязать.

— Я помогу увязать. Вообще, это правильно — что нужно искать другие пути, оставаться людьми. Однако к вам домой пришел обезумевший враг, преступник и хам. К вам пришли люди с абсолютно животным сознанием, и послали их к вам домой люди с таким же сознанием. Это, конечно, не повод для нас всех, включая вашего замечательного сына, перестать быть гуманистами. Но наши принципы — те самые «Не обижай слабых» и «Ищи способы» — дают нам право защищать их и себя.

Знаете такую книгу — ? Древнеиндийский философский трактат именно об этом. Если в двух словах, там воин по имени Арджуна задается тем же вопросом, которым задаетесь сейчас вы: как можно совместить гуманистические ценности, сочувствие к людям, в том числе к будущим жертвам, с необходимостью воевать? И Кришна отвечает ему: «Сражайся, Арджуна!».

Иными словами, ты должен быть сильным, иначе твоих ценностей больше не будет, их уничтожат. Понимаете? Снова в чате пишут: «А тем временем в России учат — бей первым!» Да, часто именно этому и учат. И это одна из причин войны. Но последнее, чего я желал бы Украине, вам и себе, — чтобы мы стали такими же, как они.

У нас под конец философский разговор получился. Еще раз, напоследок: я совершенно уверен, что ваш девятилетний сын понимает — нехорошо обижать слабых, нехорошо делать неприятно другому человеку, унижать его. Но когда в твой дом вваливаются люди, которые требуют, чтобы ты поступал как они — обижал слабых, унижал других, — ты защищаешь свои ценности. Все, как вы говорите: «Иногда все-таки нужно драться». Вот оно, это «иногда», мы его руками потрогали.

Отправить