Акт VII
Суббота, 14-е День Апокалипсиса + 1

Небо озаряет молния. За ней следует раскатистый удар грома. От грохота дрожат оконные стекла.

Нострадамус, освещаемый прерывистыми вспышками, как от стробоскопа, бежит в спальню и кладет у ножки кровати агонизирующую мышку.

В этот момент принимается вибрировать телефон Эжени, загорается экран, на нем появляется сообщение, которое некому прочесть: «Есть новости. Скорее приезжайте. Профессор Ганеш Капур».

Гроза усиливается. Напуганный громом Нострадамус прячется под кроватью. Но вскоре, набравшись храбрости, он хватает свою добычу и запрыгивает на матрас. По подушке рассыпаны рыжие пряди, наполовину прячущие лицо Эжени. Кот подсовывает издохшую мышь прямо хозяйке под нос.

Ноль реакции, Эжени знай себе посапывает.

Расстроенный Нострадамус забирает свое сокровище и прячет его в углу кухни. Немного поиграв с задушенной мышью, он возвращается к хозяйке, раздвигает кончиком морды ее волосы и лижет ей веки.

Наконец-то кот добивается легкого шевеления. Кажется, хозяйка проснулась.

Нострадамус не прочь сбегать за мышкой, но, вспомнив, как огорчила его Эжени в прошлый раз, когда он хотел побаловать ее задушенным грызуном, он решает оставить его себе.

Сначала Эжени моргает, потом широко распахивает глаза и долго смотрит в никуда, не замечая молний и не слыша грома.

Где я? Она делает глубокий вдох. Кто я?

Ей кажется, что вчерашние события были всего лишь сном. Но боль во всем теле напоминает ей, что все происходило на самом деле.

Она с трудом потягивается, преодолевая ломоту в суставах. У нее исцарапаны кисти, руки и ноги в синяках.

Она кое-как встает и идет в гостиную, где спит много народу: ее отец Рене, ее дед Александр, ее жених Николя, ее преподаватель искусственного интеллекта Рафаэль. Александр занял диван, Рене – кресло, Рафаэль и Николя растянулись прямо на полу. Все четверо спят как убитые, не слыша раскатов грома за окном.

Она передвигается на цыпочках, перешагивает через спящих. За ней крадется кот. Хозяйка квартиры проверяет время на микроволновке.

Десять часов. Из-за чернеющих в небе грозовых туч она думала, что еще ночь.

Эжени варит себе кофе. Ее донимают отрывочные воспоминания о событиях прошлого вечера.

Помощь Николя. Драка с неонацистами. Освобождение ее друзей. Летящая в сторону картины зажженная спичка…

Шедевр спас Рафаэль: он успел поймать спичку, прежде чем она упала в бензин.

Вот что значит оказаться в нужное время в нужном месте.

Она помнит, что после этого события резко ускорились. Студенты Сорбонны сумели обезвредить фашиков из Ассас. Спецназ, дежуривший перед университетом, был вызван к месту драки и положил ей конец. Потом туда прибежали журналисты, сделали свое дело пожарные. Четверо мужчин решили переночевать у Эжени, неподалеку от университета: так удобнее, к тому же после всего пережитого вместе им не хотелось расставаться.

Под душем Эжени еще раз мысленно просматривает ленту событий.

Невероятно! Получилось! В этот раз мне удалось предотвратить уничтожение книг и библиотеки. Я остановила проклятие?! Более того, я спасла великую картину.

Вытершись, она убеждается, что все четверо мужчин все еще крепко спят. Тогда она запирается в туалете, садится по-турецки на крышку унитаза и готовится к тому, чтобы узнать эпилог жизни Пифагора.

На белой простыне лежит морщинистая, вся в синих жилках человеческая кисть.

Пифагор лежит в постели. У его изголовья сгрудилось много народу: его жена Феано, их дети, некоторые из его учеников и друзья.

Он говорит им:

– Вот и все, я чувствую, что это конец. Мой дух вознесется в высоты сознания, где мне станет слышна музыка сфер. Моей душе не терпится внять, наконец, небесной гармонии и постичь тайны вселенной. Но прежде хочу сказать вам нечто важное. Наша библиотека и все наши тексты были уничтожены прихвостнями Килона. Эти невежды сожгли нашу школу дотла. Но нельзя опускать руки, просто придется действовать в секрете. Предстоит создать тайную школу, которая станет с оглядкой передавать премудрость тем, кто ее достоин. Нельзя разбазаривать наши знания, знакомить с ними первых встречных, иначе ими завладеют тираны, которые с их помощью укрепят свое господство и поработят человечество. Вы запишете то, что запомнили из моего учения, полагаясь только на свою память. Что-то вы, возможно, изложите по-своему, ваши слова будут отличаться от сказанного мною, от того, что я записал, но что не уцелело. Не беда. Знания должны жить, приспосабливаясь к месту и ко времени их распространения.

Ему все труднее дышать. Феано подносит к его губам кружку с водой. Он с трудом пьет.

– Слушайте внимательно… Любое знание, как бы оно ни сияло, может быть похищено и искажено завистниками и ненавистниками, стремящимися добиться противоположного тому, ради чего оно создавалось… Огонь может светить, а может спалить лес. При помощи молота можно возводить дома, а можно раскраивать черепа. Математика помогает строить и храмы, и катапульты для их разрушения. Даже медицина может служить для спасения жизни жестоких тиранов, которые станут потом преследовать и убивать невиновных.

Пифагор задыхается, Феано гладит ему лоб, ее глаза полны слез. Он продолжает слабеющим голосом:

– Письменность может служить носителем лжи. Музыка может вдохновлять кровожадных воинов на убийство. Все, что мы созидаем на благо человечества – наука, духовность, освобождение рабов, равенство женщин и мужчин, благоговение перед природой, вегетарианство, – может использоваться вселенским злом для порабощения и разрушения. Поэтому не спешите делиться вашими знаниями с чрезмерно пылкими людьми, с политическими и религиозными фанатиками, хуже того, с теми, кто совмещает то и другое. Чтите все формы жизни. Решение не в росте, а в равновесии. Во всем ищите золотую середину, гармонию, наилучшую дозировку.

Пифагор морщится от боли, но продолжает:

– Поддерживайте пламя моих идей, чтобы оно светило после моей смерти. Вот то, что я хотел вам сказать. А мне предстоит великое странствие. Верю, меня ждут. До скорого свидания – в другой жизни…

Он заставляет себя улыбнуться окружившим его. Феано сильнее сжимает его руку. Пифагор чувствует острую боль в сердце, как будто в него всадили кинжал. Все его тело разом холодеет. Тепло осталось только в руке, которую держит Феано.

Он уже не может держать открытыми глаза. Веки опускаются, рот приоткрывается для последнего выдоха, выпускающего наружу его душу.

ИГРА ОКОНЧЕНА.

Какое-то время душа Пифагора смотрит со стороны на себя, на свою семью и друзей, льющих слезы над его телом. Тело, в котором он обитал, кажется ему старой одеждой, с которой грустно расставаться.

Потом он взлетает, проникает сквозь крышу дома и смотрит на город сверху. Он поднимается выше птиц, выше облаков, достигает границы между атмосферой и космическим вакуумом.

Оттуда он видит Землю такой, какой всегда ее представлял, – круглой, видит Венеру и Меркурий между своей планетой и Солнцем. Он минует красный Марс, пояс астероидов, огромный Юпитер, Сатурн с его кольцами, Уран, а потом видит неведомую ему планету.

Выходит, планет не семь, а восемь! – думает Пифагор.

За Нептуном Пифагор покидает Солнечную систему и оказывается в бесконечной межзвездной пустоте. Он направляется к ярчайшей из звезд, называемой греками Сириусом, по кличке пса Ориона. Вокруг этой звезды снуют антропоморфные отблески – другие умершие в этот день.

Пифагор, увлекавшийся астрономией, испытывает восторг от этого космического странствия.

Наконец он приближается к бело-голубой звезде.

Минует семь небес, обращая внимание на каждую деталь.

Перед ним белая гора Суда, на вершине которой восседают три архангела.

Снова он видит лучшие моменты своей жизни. Потом ему задают три определяющих вопроса.

– Как ты поступил со своими талантами?

– Благодаря отцовской науке я стал хорошим ювелиром, благодаря моим наставникам – двукратным олимпийским чемпионом по кулачному бою. Получил инициацию у египетских жрецов храма Атона в Мемфисе, у иудейских священников храма Адоная, воспринял учение перса Заратуштры и индийского Будды Сиддхартхи Гаутамы. Бился в Пелузии, чтобы помешать персидскому вторжению. Любил дельфийскую пифию, позволяя ей пророчествовать. Создал школу в Кротоне – первую, куда принимали женщин, чужестранцев и рабов и где учащихся оценивали не по происхождению, а по их способностям. Я преподавал метемпсихоз, то есть переселение душ. Учил пользоваться индийскими цифрами и числами, превосходящими простотой греческие. Проповедовал вегетарианство и уважение к любой животной жизни. Изобрел слова «математика» и «философия», придумал музыкальную гамму из семи нот. Создал в Кротоне большую библиотеку знаний. Пел в амфитеатрах, собирая тысячи слушателей. Еще я…

– Хорошо, хорошо, – с легким раздражением прерывает его архангел-судья. – Мы все поняли, ты собой доволен. Следующий вопрос: что ты познал?

– Отец научил меня минералогии. Я интересовался всеми религиями моей эпохи, математикой, астрономией, кулинарией, пением, музыкой, усвоил символику цифр и чакры с Сиддхартхой Гаутамой.

– Прекрасно! – останавливает его судья с еще более сильным раздражением. – Кого ты любил?

– Я любил своих родителей, друзей-египтян, персов, вавилонян, евреев, индусов. Любил дельфийскую пифию, учителей, которых готовил в Кротоне. Я любил мою жену Феано, моих детей Дамо, Мийю, Мнезарха, Аригнота, Телавга, моих друзей Филолая, Алкмеона, Гиппаса…

Судья не дает ему огласить весь список.

– Хорошо, перейдем прямо к измерению уровня сознания твоей души.

Адвокат и прокурор не сказали пока что ни слова.

Судья готовит свою рулетку – череп со свисающим позвоночником.

– Ты, конечно, разбираешься в чакрах и знаешь все градации?

– Да, от Будды. Я понимаю эволюцию сознания по чакрам, потому что они соответствуют начертанию индийских цифр.

– Хорошо. Сейчас мы измерим эту жизнь V.E.R.B., которую должен характеризовать максимальный потенциал, – напоминает архангел-судья.

По позвоночнику медленно ползет вверх сиреневый огонек, оставляя внизу чакры 2, 3, 4 и… 5. Чакра 6 тоже пройдена.

На лбу огонек загорается ярче, потом начинает мигать.

– Сколько я набрал?

– 6,3…

– Я преодолел порог 6?

– Безусловно.

– Иными словами… я выиграл?

– Ты достиг высочайшего уровня сознания и освобождаешься от долга перерождения, – объясняет ему архангел-адвокат.

– Я больше не буду перерождаться? Перестану становиться личностью во плоти?

Трое архангелов переглядываются.

– Решать тебе, – отвечает судья. – Теперь выбор за тобой.

– Между чем и чем выбирать?

– Если ты достаточно настрадался во плоти, если с тебя довольно несчетных страхов и желаний; если ты утомился наблюдать день за днем признаки неминуемого старения, биться над проблемами окружающих, добывать деньги на пропитание и на теплый кров – тогда ты можешь выбрать превращение в «чистый дух».

– Что это значит?

– Как набравший шесть очков ты сможешь войти в администрацию Рая и стать для начала ангелом.

– Что именно это подразумевает?

– Тебе доверят троих людей. Ты должен будешь помогать им развиваться, используя пять имеющихся у тебя инструментов: интуицию, знаки, медиумов, сны и кошек.

Пифагор удивленно приподнимает бровь:

– Я смогу оказывать влияние через кошек?

– Теперь о другом варианте, – продолжает архангел, не отвечая на вопрос. – Это возвращение на Землю, где ты станешь скрытым праведником, Бодхисаттвой в терминологии индусов, или Ламедвавником, как их называют евреи. Просветленной душой, которая могла бы не возвращаться, но сама решила возродиться во плоти, хотя в этом нет необходимости для ее дальнейшего духовного развития.

Грек смотрит на архангелов.

– Можно задать вопрос? Вы трое… проходили через это?

– Конечно, – подтверждает адвокат. – Нас оценивали. Наш балл превысил чакру 6. Нам был предоставлен выбор, и мы решили не возвращаться на Землю во плоти. Так мы смогли поступить в небесную канцелярию.

– Можно нескромный вопрос? Кем вы были, когда были людьми?

Трое архангелов опять переглядываются. Впервые другая душа интересуется ими самими. Они обмениваются жестами, свидетельствующими о том, что теперь они могут раскрыть эти сведения.

– В своей последней жизни я был мореплавателем в Полинезии, – сообщает прокурор.

– Я был жрецом у догонов, это такое африканское племя, – говорит судья.

– А я – шаманом в Южной Америке, – говорит адвокат.

Пифагор долго на них смотрит, как будто высматривает на трех лицах какую-то подсказку, совет.

– Так что ты решил?

– Можно подумать?

– Пожалуйста.

Немного погодя Пифагор говорит:

– Если я правильно понял, если моя прошлая жизнь была успешной, то это потому, что я от рождения обладал потенциалом V.E.R.B., удесятерявшим эффект любого моего поступка.

– Так и есть, – подтверждает судья.

– Но на старте у меня есть право всего на одну жизнь с этим преимуществом.

– Тоже верно, – соглашается адвокат.

– То есть в том случае, если я выберу возрождение, то в других моих жизнях этого преимущества не будет?

– Нет, не будет, – подтверждает прокурор.

Пифагор понимающе кивает:

– Что произойдет, если в следующих жизнях мой балл снизится? Я смогу заделаться пьяницей, драчуном или попросту лентяем и рухнуть вниз?

– Есть такая опасность, – допускает адвокат.

– Выходит, мне опасно рисковать выигранным лауреатским венком, – заключает Пифагор.

Судья подмигивает ему:

– Вот только это впредь не считается. Ты сдал финальный экзамен. Теперь ты будешь как профессор-пенсионер, читающий просветительские лекции для собственного удовольствия. Итак, твой выбор?

Эжени открывает глаза.

Она сгибает и разгибает ноги, трет себе лицо, чтобы вернуться к реальности, и бесшумно покидает туалет.

Четверо мужчин по-прежнему спят. Эжени осторожно забирает свой блокнот с рисунками, запирается в кухне вместе с котом, следующим за ней, как тень, и спешит зарисовать все, что видела и пережила за эту последнюю регрессию.

Она рисует Будду и записывает:

Сиддхартха Гаутама… Симпатичный человек, наслаждающийся своей известностью. Масса юмора и самоиронии – редкость для мистика. Во всяком случае, не гуру в понимании сектантов.

Потом она рисует лицо Пифагора в его последние минуты, каким она видела его сверху, когда покинула телесную оболочку.

Дальше она пишет:

Решение возвратиться (объясняющее мое нынешнее присутствие).

Она наливает себе кофе, хрустит шоколадными вафлями. Позавтракав, она зажигает сигарету.

Пристрастие к табаку и рыжие волосы: мой неандертальский атавизм.

Затягиваясь, она вспоминает вчерашние события.

Ей хочется узнать, как освещают вчерашние события СМИ. Она ищет глазами свой смартфон, решает, что забыла его в спальне, и от лени решает включить в порядке исключения крохотный радиоприемник, валяющийся возле микроволновки. По кухне разносится голос диктора:

– Оккупация Сорбонны. Этой ночью, примерно в полночь, группа молодых экстремистов попыталась устроить пожар в библиотеке Сорбонны, облив пол бензином. К счастью, спецназу удалось вовремя остановить вандалов, прежде чем те подожгут историческое помещение, где находилась к тому же знаменитая картина Босха «Сад земных наслаждений», временно предоставленная университету музеем Прадо. Как представляется, эта террористическая акция была связана с оккупацией университета манифестантами, враждебными министру «Карл Великий 2.0».

– С целью успокоить страсти президент республики Элизабет Риволь решила уволить этого «министра»-ИИ, сочтя саму эту концепцию вызывающей, цитирую, «слишком много противоречий». Она осудила излишне боязливое отношение к этой авангардистской инициативе, однако подчеркнула, что ее приоритет – гражданский мир. Несмотря на это, депутат от неосталинистской партии Виолэн Гароди не отзывает свое предложение о вотуме недоверия, которое будет выставлено на голосование в Национальном собрании в ближайший понедельник. По ее словам, «благодаря нашей решительной акции в Сорбонне правительство отказалось от своей глупой инициативы, свидетельствующей о его неуважении к учителям и к ученикам, низведенным до уровня обслуги компьютера. Это только начало, борьба продолжается. Необходимо прогнать этих правящих нами опасных неумех». Ко всеобщему удивлению, Лоран Фориссон из партии неонацистов и доктор Усама Дауди из партии шариата заявили, что намерены поддержать предложение НСП, направленное против правительства. Кроме того, некоторые депутаты правых и левых партий, а также центристы подтвердили, что тоже проголосуют за вотум недоверия, направленный против президента. По данным последнего опроса Ifop, исход голосования пока что неясен, каждый поданный голос может оказаться решающим.

– Мировая политика. Предстоящий саммит БРИКС+ (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка, собирающие страны, стремящиеся создать экономический альянс, который противостоял бы влиянию США и Европы) пройдет в Дурбане, ЮАР. Кроме Ирана, Египта, Эфиопии, ОАЭ и Саудовской Аравии в саммите БРИКС+ также примут участие Турция, Алжир, Венесуэла, Куба, Северная Корея и Афганистан.

– Демократия. Согласно последнему докладу Центра наблюдения за демократиями, из 193 представленных в ООН стран только 31 можно отнести к демократиям по таким критериям, как свобода прессы, право голоса, возможность участия в выборах для оппозиции, соблюдение прав женщин и меньшинств. Это число уменьшилось с 2022 года, когда оно равнялось 34. Только 7 % всего населения мира живут в странах, где гражданам не приходится опасаться авторитарных решений действующей власти.

– Погода. Сегодня температура опять побьет рекорд, так как…

Открывается дверь кухни, на пороге стоит ее отец.

– Ты видела сообщение? – спрашивает у дочери Рене.

– Доброе утро, папа. Какое сообщение?

– На твоем смартфоне!

– Он остался на ночном столике…

– Нас срочно вызывает профессор Ганеш Капур, – перебивает он ее. – Там что-то с мамой!

Александр, Рене и Эжени мчатся в больницу Института Кюри, бегут там по коридорам, виляя между медсестрами, больными, носилками.

Палата 13, где лежит Мелисса. К их огромному удивлению, ее койка пуста.

К ним подходит медсестра и просит их следовать за ней. Она ведет их в отделение больницы, где Эжени еще не бывала. Они спускаются по лестнице.

Только не в морг…

Перед ними большая серая дверь. Все до крайности напряжены.

– Прошу, входите, – приглашает медсестра.

Они проходят в палату по одному.

Мелисса встречает родных сидя, с открытыми глазами, под капельницей, подсоединенной к ее правой руке. Она смотрит новостной телеканал: на экране расположившиеся перед Сорбонной спецназовцы, их офицер в темно-синей форме рассказывает о происшедшем.

– Мама!!!

Мелиса медленно поворачивается. При виде семьи ее лицо озаряет улыбка. Эжени бросается к ней и заключает ее в крепкие объятия. Рене хватает левую руку жены и прижимает к своей щеке, Александр взволнованно гладит дочь по голове.

В палате находится профессор Капур.

– К полуночи у вашей мамы подскочила температура, нас это очень взволновало. Мы уже готовились к худшему, но потом произошел поворот, – объясняет он.

– Лимфоциты взяли верх над метастазами? – спрашивает Рене.

– Именно так, – подтверждает Капур. – Жизнь взяла верх над смертью. Думаю, вашей матери здорово помогла ее жизненная энергия.

Эжени не разжимает объятия и льет горючие слезы. Мать гладит ее длинные рыжие волосы.

– Эжени, деточка…

Профессор Капур выключает пультом звук телевизора, когда на нем появляется великий триптих «Сад земных наслаждений». Его аккуратно приподнимают люди в белых перчатках.

Мелисса шепчет дочери на ухо:

– Браво, Эжени.

Та поднимает мокрые от слез глаза на мать.

– Я все чувствую, все понимаю, – говорит Мелисса. – Знаю, это твоя работа.

– Скорее наша. – Эжени указывает на Рене и Александра. – Но самую большую победу одержала ты, мама: ты выиграла свою внутреннюю борьбу.

– Ты нашла свою родственную душу? – тихо спрашивает мать у дочери.

– Бывает так, чтобы родственных душ было целых две? – отвечает та вопросом на вопрос.

Мелиссу разбирает смех, но ей не хватает дыхания, она закашливается.

– Не утомляйте ее, – предупреждает профессор Ганеш Капур. – Ваша мать еще не поправилась.

Мелисса продолжает кашлять, Эжени дает ей стакан воды.

– Худшее уже позади? – взволнованно спрашивает Александр.

– Она на пути к выздоровлению, – отвечает Капур. – Но полная ремиссия зависит от индивидуальных особенностей пациента. Существует также фактор наследственности.

– Я так испугался… – признается Рене.

– Ты занималась V.I.E.? – спрашивает Мелисса у Эжени.

Та достает из рюкзака блокнот и перелистывает его для матери.

– Это типа почтовых открыток из моих путешествий в прошлые жизни.

– Ее художественный талант позволяет нам наконец иметь картинки, а не одни устные рассказы, – говорит Рене.

Мелисса восхищенно переворачивает страницы блокнота. Кажется, она хорошо понимает события в регрессиях.

– Ты упоминала Библиотеку Акаши, мама. Можешь рассказать о ней больше?

– После, милая. Сейчас мне нужно другое. Раз тебе удалось остановить силы мракобесия, я хочу для очистки совести отправиться со всеми вместе в путешествие.

– Куда это? – спрашивает Рене.

– Туда, где все началось, – отвечает Мелисса с широкой улыбкой.

Мартин Нимеллер – человек, сказавший: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ. Потом они пришли за членами профсоюза, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог меня защитить».

Мартин Нимеллер был немецким лютеранским пастором. Когда Гитлер начинал свою политическую деятельность, он активно его поддерживал, но осознав зверства нацистского режима, он стал его решительным противником. В 1938 г. его арестовывают и заключают в концентрационный лагерь Дахау. Освобожденный солдатами союзников в 1945 г., он продолжает пасторское служение и деятельность, которую считает необходимой для мира во всем мире: принуждение палачей к раскаянию.