Глава шестая
Весь мир – театр

Первый раз в тот день сестра позвонила сразу по окончании рабочего дня. Я как раз была за рулем и не могла разговаривать.

– Ладно, поменяем местами пункты программы, – непонятно, но весьма довольным голосом сказала Натка и отключилась.

Второй звонок от нее последовал часа через два.

– Лен, тут пришел Таганцев, принес результаты экспертизы, – громко сказала сестра и добавила шепотком со смешком: – А еще цветы, шампанское, конфеты и себя, чуть ли не подарочным бантиком перевязанного.

Стало понятно, какой пункт программы прошел раньше и занял у них два часа.

– И какой результат?

– Чего именно?

– Экспертизы, конечно! О прочем не спрашиваю – верю в Таганцева.

В трубке послышалось басовитое «бу-бу-бу».

– Он говорит, что польщен, – сообщила Натка.

Я смутилась. Не ожидала, что Костя тоже слышит этот фривольный разговор.

– Тебе результаты зачитать или пересказать своими словами? – Натка вернулась к делу.

– Не надо зачитывать! – испугалась я.

Сама то и дело зачитываю приговоры, знаю, как скучно слушать бубнящую скороговорку.

– Тогда я изложу суть в двух словах, – голос в трубке сменился – телефон перешел в руки Таганцева. – В чудо-средствах «Эльвен Бьюти» содержатся вещества, действие которых имеет накопительный характер. А оно такое, какого нам и бесплатно не надо: отрицательное воздействие на мозг, печень, почки, зрение и репродуктивную функцию. Я все-таки зачитаю тебе, что там в составе: какой-то PEG40, феноэкситанол, йодопропинилбутил карбамат, бронопол, тьфу, язык сломаешь, ТЕА лаурил сульфат, циклометикон, бутиленгликоль, пропиленгликоль, полиакриламид, вот! Очень агрессивные вещества.

– А кто-то их на себя в три слоя намазывал и еще внутрь принимал! – воскликнула я, нарочно повысив голос, чтобы «кто-то» меня тоже услышал.

В трубке снова послышалось бу-бу-бу.

– Кто-то об этом очень сожалеет, – передал мне Таганцев. – Говорит, что больше так не будет. Я, впрочем, не верю.

– Я тоже, – сказала я и некоторое время терпеливо слушала разноголосое «бу-бу-бу» и «чмок-чмок».

– Кто-то очень оскорбился недоверием, пришлось извиняться, – весело объяснил мне Таганцев.

– Ага, ага. Передай и мои заверения в совершеннейшем почтении, – съязвила я. – Слушай, а кто эту дрянь произвел, удалось установить? Небось с китайской кухни варево?

– Не угадала, производство действительно израильское. Там, оказывается, есть куча мелких фирмочек, которые делают дешевую косметику. Хоть с минералами Мервого моря, хоть с молекулами черной икры, хоть с частицами золота, хоть с пылью Тунгусского метеорита – все, что душеньке угодно! Ну, и пилюльки-таблеточки штампуют без проблем, порошочки-отварчики тоже, – Костя хохотнул. – Знаешь, какова себестоимость набора, который кто-то купил?

Кто-то опять заворчал недовольно, но старший лейтенант все равно договорил:

– Примерно восемьсот рублей! Из них половина – цена чемоданчика, там какая-то хитрая фигурная вырубка и золочение, они дорогие.

– Суду все ясно, – пробормотала я и вспомнила: – А как насчет Соколовой? Ты что-нибудь выяснил?

– Пока немного, но это интересно, послушай. Проверил я этот скан – паспорт действующий, и фото в нем настоящее. Все верно, есть такая бабка – Анна Ивановна Соколова, у нее не только паспорт, но и ИНН, и пенсионное удостоверение, и медицинскоий страховой полис – все чин чином. То есть не фейковая бабушка, реальная. Но…

– Но? – повторила я.

– Она, Соколова эта, уже три года живет в другой стране.

– Не в Штатах, случайно? – оживилась я. – Спрашиваю про США, потому что именно туда сбежали организаторы аферы с «Биэль» – Мурат Алиев и его брат Ринат.

– Не угадала, Соколова умотала на Кипр.

– Небось на Северный? – я выдвинула новое предположение. – Там недвижимость дешевая, даже российской пенсионерке может оказаться по карману.

– Сечешь фишку, – похвалил меня старший лейтенант. – То-то и оно, что именно на Северный Кипр. И чтобы узнать, улетала она оттуда или сидит на острове безвылазно, надо делать запросы сразу в две страны, а у меня сейчас для этого, как ты понимаешь, ни ресурсов, ни полномочий.

– Понимаю, – вздохнула я.

– Но я продолжаю копать и обязательно что-то нарою, – бодро пообещал Таганцев – скорее не мне, а слушающей его Натке.

На этой позитивной ноте мы и закончили разговор.

Потом ко мне заглянула Сашка:

– Мам, не мешаю?

– Надо же, какая деликатность, – пробормотала я.

Час назад, вернувшись с работы, я непринужденно заглянула к дочери и была строго отчитана за беспардонное вторжение в ее личное пространство. Которое, надо сказать, в тот момент было скорее общественным, потому что в комнате, кроме Сашки, сидели еще три девицы, все с гаджетами в руках и вдохновенными лицами.

– Так мешаю или нет? – сердито повторила дочь.

– Ты – нет, а вот те странные конструкции и предметы, которые появились у нас в коридоре, мешают! Особенно моток проволоки и грабли. Кстати, зачем они тебе?

– Буду грабить, – сострила дочь.

– Кого, где, как? Расскажи мне заранее, я прикину, по какой статье ты пойдешь, – тем же ответила я.

– Ну и шуточки у тебя, мам! Ты не в духе? Что-то случилось? – Сашка подсела ко мне на кровать.

– Участливости побольше, а то неубедительно выходит, – посоветовала я и подвинулась, делясь с ней подушкой за спиной. – Что случилось? Я запуталась в этой проволоке, наступила на стальные зубья и едва не получила в лоб палкой. Если так и было задумано, то поздравляю тебя, капкан на мать ты поставила знатный!

– Ой, да при чем тут ты! Проволока, грабли и все остальное не для тебя, а для Фомки!

– Да? Я боюсь за него. Вы не поссорились?

– Наоборот!

– Проволока, грабли и все остальное для любимого? – Я показательно задумалась. – Боюсь, это потянет лет на двадцать. Смотря, конечно, что будет «всем остальным»…

– Кинжал, склянка с ядом, разводной гаечный ключ, револьвер, моток веревки и подсвечник, – охотно объяснила Сашка. – Еще, само собой, лопата…

– Как же без нее, – поддакнула я.

– Ведро, садовая лейка, два бильярдных кия и шары, несколько толстых книг, большая кастрюля, дуршлаг и фикус. Я наш возьму, ладно? Потом верну.

– То есть проволока, грабли и все остальное не будут валяться у меня под дверью?

– Нет! Я же сказала, это все для Фомки, что непонятно? – Сашка даже потрясла головой, мол, ну, ты, мам, несообразительная! – Объясняю для туп… тугодумов: у Фомки скоро днюшка.

– У Фомы день рождения, – кивнула я, автоматом переводя сказанное на человеческий язык.

– Ну! А я о чем? Не повторяй за мной, это дико бомбит.

– Раздражает, – кивнула я.

– Мам!

– Молчу, продолжай.

– А я же Фоме кто? Эл Пэ.

– Лучшая подру… молчу, молчу!

– Короче, я решила подарить ему квест. Сюжет такой: во время тусы был убит хозяин особняка, и надо выяснить, кто его грохнул, где и чем.

– Но на самом деле все останутся живы?

– Мам! Ну, конечно, никто не помрет! – Сашка снова потрясла головой, сокрушаясь о непроходимой родительской тупости. – Это же просто квест. Игра!

– А все это барах… извиняюсь, весь этот интригующий набор предметов – реквизит? – я наконец начала понимать.

– Дошло наконец! Да, это реквизит и декорации. Нам же надо будет оформить помещения – кухню, бильярдную, зимний сад, бальный зал… Ох! – Сашка вдруг заволновалась. – А про зал-то мы забыли! Как его декорировать?

– Роялем в кустах?

– Где я возьму рояль?!

– Повесь какой-нибудь постер с пианистом, – посоветовала я, против воли втягиваясь в творческий процесс.

– О, это мысль! – наконец-то любимая дочь посмотрела на меня с одобрением. – Но на самом деле я с тобой насчет другого посоветоваться хотела. Очень важный вопрос…

– Нет, дарить Фоме на днюху свою невинность не стоит, – быстро сказала я. – Рано еще, такой подарок имеет смысл приберечь до юбилея. Лучше всего – тридцатилетнего.

– Да это вообще не вопрос! – Все одобрение из дочернего взгляда бесследно исчезло. – Ты лучше скажи мне как юрист: не огребем мы за квест? Вроде запрещены же сейчас всякие массовые сборища и разная анимация.

– Если у себя дома, то можно, – успокоила я ребенка. – В смысле, не у нас с тобой дома, конечно, а у Фомы! Или где ты планируешь этот квест?

– У Соньки на даче, там места много. – Сашка встала и удалилась, не потрудившись поинтересоваться, одобряю ли я ее поездку на чью-то там дачу.

Через секунду в коридоре послышался шум, что-то тренькнуло, бумкнуло, шмякнулось. Очевидно, Сашка не прошла квест с граблями и проволокой.

– Все в порядке, детка? – скрывая злорадство, прокричала я и удобнее устроилась на подушке.

– Побольше участливости, вышло неубедительно! – прилетело мне в ответ.

Празднование дня рождения Фомы на чужой даче я в итоге одобрила, пообщавшись с родителями Сашкиной подружки Сони. Они меня заверили, что будут приглядывать за детками, которым для проведения квеста предоставят в пользование гостевой флигель. Он хоть и стоит отдельно, но на том же участке, рядом с домом, где будут находиться бдительные родители. К тому же, нашептала мне по секрету Сонина мама, в гостевом флигеле установлены видеокамеры, подключенные к общей системе наблюдения, которой оборудованы весь дом и двор.

Меня очень порадовало, что родители Сашкиной подруги – такие прогрессивные люди, но говорить об этом дочери я не стала. Молодежь у нас тоже прогрессивная и технически грамотная, узнает про камеры – придумает что-нибудь, чтобы те «случайно» вышли из строя.

Выездное празднование при некоторых рисках имело и определенные плюсы. Вместе с Сашкой из моего жилища на сельский простор уехали грабли, проволока и все остальное! Правда, вывозить это добро ранним утром пришлось мне самой, и я же должна была забрать его поздним вечером.

Сашка заикнулась было, что мне вовсе не обязательно утруждать себя двумя рейсами туда-обратно в один день, потому что она прекрасно может переночевать в гостях, но на это я не согласилась. В итоге сошлись на том, что в 22:00 я эвакуирую из деревни и Сашку, и Фому, оставлять которого в гостях у общей подруги с ночевкой дочка не пожелала.

Кажется, она унаследовала такие мои качества, как осторожность и предусмотрительность. Или ревнивость и мнительность? Тут, конечно, как посмотреть.

Операция «ДР Фомы» была назначена на субботу, так что мне не пришлось отпрашиваться с работы. Утром к нам пришел именинник с полной сумкой припасов для организации на выезде праздничного угощения. Я проверила – спиртного там не было, – и от себя добавила торт, за которым накануне специально сгоняла в кондитерскую. Сашка торжественно снесла в машину фикус, Фома – все остальное. Мы погрузились и отправились в путь.

По прибытии на место мне позволили только бегло осмотреться во флигеле, после чего выдворили оттуда под предлогом необходимости подготовить квест. Родители Сашкиной подруги, милейшие люди, напоили меня чаем, и я отправилась обратно. Очень мило провела день в священном одиночестве и благословенной тишине – бесконтрольно ела вкусное и вредное, валялась с книжкой, устроила себе сиесту и замечательно выспалась. Вот он, самый правильный «домашний уход» для не очень молодой работающей женщины!

После ужина я повторно выдвинулась по утреннему маршруту. Когда выезжала, уже стемнело, но в городе было полно огней, а за его чертой лежал густой, слегка разбавленный редкими фонарями мрак.

Сашка и Фома, предупрежденные звонком, уже ждали меня в круге света от фонаря у ворот. Я припарковала свою старушку «Хонду» рядом с чьим-то шикарным «мерином», вышла и открыла дочке объятия, а Фоме – багажник.

Барахла для загрузки заметно поубавилось, я с тайной радостью отметила отсутствие граблей, ведра, лейки и проволоки – очевидно, они благополучно осели в сельском хозяйстве. Если пережили квест, конечно.

– Подождите меня в машине, есть еще одно дело, – сказала Сашка, когда погрузка была окончена.

Я села за руль, Фома устроился на заднем сиденье – впереди предстояло ехать нашему фикусу, который я заботливо пристегнула ремнем безопасности. Сашка осталась у ворот и чего-то еще ждала… нет, кого-то!

Со двора, поминутно оглядываясь и посылая назад небрежные воздушные поцелуи, вышел лощеный красавчик в модном прикиде. В одной руке у него была пухлая спортивная сумка, другой он приобнял Сашку за талию.

– Это еще кто? – обернулась я к Фоме.

– Аниматор, – мрачно ответил тот. – Саня пригласила его квест вести. Как будто без него не смогли бы…

– Что, плохо вел?

– Квест – хорошо, а себя – не очень, – фыркнул Фома. – Больно много себе позволяет… Да вон, смотрите!

Я посмотрела и увидела, как моя дочь дает красавчику деньги, а в ответ получает свойский шлепок по мягкому месту. Сашкин Ромео на заднем сиденье заворчал, как злая собака, а я вдруг не только почувствовала острое желание оборвать аниматору руки и уши, но и испытала дежавю.

– Как зовут нахала? – быстро спросила я Фому, прервав его рычание. – Не Вова?

– Вроде Вадим.

Вадим, Владимир – звучало очень похоже. И сел красавчик в «Мерседес»!

А я, разумеется, не забыла капризного и скандального эльфийского внучка Вову, который укатился от бабушки, как колобок. И не на чем-нибудь, а на персональном «мерсе».

– Саша, давай быстрее! – опустив стекло, поторопила я дочь.

– Что за спешка, где пожар? – поинтересовалась она, забравшись в машину.

Против обыкновения, я даже не дождалась, пока она пристегнется, так спешила сесть на хвост уже отъехавшему «мерину»!

– А расскажи-ка мне, доча, про этого аниматора Вадима, – попросила я, пристроившись в кильватере за автомобилем упомянутого красавчика.

– Да, расскажи-ка! – поддакнул Ромео-Фома.

– А что рассказывать? – Сашка посмотрела на друга, а потом на меня – я поймала ее недоумевающий взгляд в зеркале. – Вадим, двадцать пять лет, бывший актер какого-то театра. В Москву приехал то ли из Тамбова, то ли из Твери, я не запомнила. Окончил театральный вуз, где-то что-то играл. Я его вообще по объявлению нашла.

– «Мальчик по вызову, дорого?» – съязвил Отелло-Фома.

Сашка дернула его за вихор:

– Чё ты агришься?

«Злишься», – мысленно перевела я.

– Про объявление расскажи, – попросила я, останавливая шутливую потасовку.

– Да в чем дело-то? – Сашка села ровно, сдула со лба прядку, выбившуюся из растрепанного хвоста, вытянула из кармана мобильный, потыкала в него и быстро нашла: – Вот, нормальное объявление: «Свадьбы, праздники, анимация для взрослых и детей. Артист театра и кино с профессиональным ВО и опытом работы»!

– Что такое «ВО»? – влез с вопросом Фома. – Воображала Обнаглевший? Вонючий Обольститель? Выдр Облезлый?

Сашка захихикала:

– Панч, панч!

Это слово я знала от нашего общего знакомца, модного рэпера Диманди: панч – острый словесный выпад, нацеленный на противника. ВО тоже расшифровала без труда – «высшее образование», зачем-то уточнила другое:

– Почему он вонючий?

– Фоме не понравился его парфюм, – смешливо хрюкая, объяснила Сашка. – Хотя это, между прочим, «Кензо Хом Спорт Экстрим», классный мужской аромат из топ-десятки года.

– Фоме много чего не понравилось, – с вызовом сообщил нелюбитель классного парфюма.

– А конкретнее? – Сашка перестала хихикать, развернулась к другу с грозным видом.

– Всем стоп, брейк! – я повысила голос. – Саша, ты уверена, что этого парня зовут Вадим, а не Владимир?

– Он так представился, а в паспорт его я не смотрела. А что? Почему ты спрашиваешь? – До дочери наконец дошло, что мой внезапный интерес к красавчику совершенно нетипичен.

– Есть у меня подозрение, что этот парень замешан в уголовном деле.

– Да брось ты?! – Сашка округлила глаза.

– А я сразу понял, что он читер, – с удовольствием заявил Фома.

– М‐м‐м? – Я посмотрела на него в зеркало заднего вида.

– Читер – тот, кто играет нечестно, – быстро объяснила мне Сашка и накинулась на парня: – Чё он читер, он тащер!

– Э‐э‐э? – это я.

– Тащер – тот, кто вытаскивает всю игру! – это Сашка.

– А то мы без него с детским квестом не справились бы! – это Фома.

– Ах, тебе и квест не зашел? Ну сябки! – снова Сашка.

– Разговаривайте, пожалуйста, нормально! – вскипела я, от полноты чувств постучав по клаксону. «Мерин» впереди нервно дернулся и ускорился. – Я знаю, вы умеете.

– Не зашел – не понравился, сябки – спасибо, Фомка – дурак, – скороговоркой выдала Сашка, показала парню язык и отвернулась – обиделась.

– Ну прости, – тут же сдал позиции Фома, косясь на меня. – Извини великодушно!

Я не сдержалась и хмыкнула.

– Я просто хотел сказать, что этот чи… человек, который Вадим, изначально не вызвал у меня доверия, – объяснился Фома, с трогательной осторожностью подбирая слова. – Произвел впечатление легкомысленного и ненадежного, вот!

– Так и есть, – подтвердила я.

– Инфасотка? – угрюмо зыркнула на меня дочь.

– Саша! Я попросила!

– На сто процентов достоверная информация?

– Не на сто, – призналась я. – Нуждается в проверке. У тебя есть телефон Вадима?

– Конечно, он же был в объявлении. Иначе как бы я его наняла? – съязвила дочь.

– Вот это хорошо, – порадовалась я.

«Мерседес» аниматора летел по трассе со скоростью, которую моя дряхлая «Хонда» долго выдавать не могла, и я обоснованно опасалась, что проследить за Вадимом до самого финиша у меня не получится, я потеряюсь в кильватере задолго до конца дистанции.

Так оно и вышло. К счастью, у Сашки сохранился телефон аниматора, и это означало, что он от нас не уйдет. Не от нас с Сашкой и Фомой, а от нас с Наткой и Костей: для встречи с подозрительным Вадимом-Вовой я планировала сменить молодежную компанию на взрослую.

У Сашки в мобильном нашлись свежие фотографии с только что состоявшегося квеста. Дома я выбрала из них те, где в кадр попал красавчик-аниматор, и отправила их Натке с вопросом: «Посмотри, это не внук Соколовой А. И.?»

«Точно, он! Инфасотка!!!» – пришло в ответ от безудержно молодящейся сестрицы.

Встречу с Вадимом, он же Вова, назначили на воскресенье и поехали на машине Таганцева.

Натка всю дорогу улыбалась и шутила – она была в превосходном настроении. Радовала ее, разумеется, не поездка на раздолбанной «ласточке» старшего лейтенанта. По сравнению с этим детищем отечественного автопрома даже моя престарелая «Хонда»-сан казалась волшебной колесницей. В неуемный восторг сестру привела реакция Таганцева на ее телефонный разговор с аниматором, вернее, отсутствие реакции.

– Мы с женихом ищем ведущего на нашу свадьбу, – сказала Натка по телефону Вадиму-Вове, и Костя даже не вздрогнул!

То есть продемонстрировал похвальную моральную готовность к женитьбе.

– А ты, Лена, назовешься подружкой невесты, – воодушевленная Натка продолжила распределение ролей. – Сошьем тебе платье похожего фасона и того же цвета, что у меня. Я думаю, лучше всего будет розовое…

– Ты что, уже настоящую свадьбу планируешь? – забеспокоилась я.

Знаю я Наткины любимые фасоны! И фуксию ее распрекрасную век не забуду!

– Ой, прости, увлеклась, – сестра покосилась на Таганцева, который невозмутимо рулил, и незаметно постучала по деревянной ручке зонта-трости, чтобы не сглазить.

Лощеный красавчик ждал нас за столиком на веранде летнего кафе. Других посетителей там не наблюдалось – день был прохладный. Мне сразу вспомнилось, как эксперт на ток-шоу Халатова рассказывал о манере аферистов проводить переговоры в некомфортных местах, откуда хочется побыстрее удалиться. Подозрения в отношении красавчика окрепли.

– Всем кофе, – в бестрепетном полицейском стиле бросил Таганцев официанту, выглянувшему за порог кафе при нашем появлении на веранде.

– Полегче, милый, помягче, – нашептала ему Натка, потому что ее милый решительно выпадал из романтического образа счастливого жениха.

Однако Костя, как тут же выяснилось, вовсе не собирался притворяться. С ходу подсев за столик к аниматору, он сразу же представился:

– Старший лейтенант Таганцев, – и выложил перед красавчиком свое удостоверение.

Я покосилась на скисшую Натку и, поколебавшись всего секунду, сделала то же самое – со скрежетом выдвинула стул, села, представилась:

– Судья Кузнецова, – и положила рядом с Костиными «корочками» свои собственные.

Натка, надо отдать ей должное, сориентировалась моментально и вышла из образа невесты, толком в него и не войдя. Проскрежетал третий стул, и компанию двум документам на столе составил третий – удостоверение сотрудника известной газеты.

– Не понял, – признался Вова-Вадим и сделал попытку отодвинуться от столика вместе со стулом. Таганцев пресек ее, подставив ногу в тяжелом ботинке. – А что я?

Старший лейтенант молча, с понятным намеком, похлопал по столу, призывая молодого человека завершить композицию из краснокожих книжечек. Три смотрелись негармонично, тогда как из четырех мог получиться правильный прямоугольник.

– У меня только права, – промямлил Вова-Вадим и неохотно предъявил их.

Таганцев ознакомился с документом молча, а я прочитала вслух:

– Вадим Сергеевич Осадчий.

А Натка вытащила смартфон и ловко сделала фото чужих водительских прав.

Вадим, не Вова, Сергеевич Осадчий разволновался пуще прежнего:

– Вы зачем? Почему? Не думаю, что вы можете…

– Мы можем, – веско сказал Таганцев.

А Натка задушевно молвила:

– Думать надо было, гражданин Осадчий, когда вы закон нарушали.

– Какой закон? – Вадим Сергеевич испуганно воззрился на меня.

Ну, да, по части законов тут я главный специалист…

– Уголовный кодекс Российской Федерации, статья сто пятьдесят девятая, да? – я обратилась к Таганцеву. Он неопределенно повел плечом, и я блеснула профессиональной эрудицией: – «Мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору, а равно с причинением значительного ущерба гражданину, наказывается штрафом в размере до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет, либо обязательными работами на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет с ограничением свободы на срок до одного года или без такового, либо лишением свободы на срок до пяти лет с ограничением свободы на срок до одного года или без такового».

– Ого! – сестра посмотрела на меня с уважением и деловито уточнила: – А значительный ущерб гражданину или, скажем, гражданке – это сколько?

– Не менее десяти тысяч рублей.

– Ха! – сказала Натка и победно посмотрела на гражданина Осадчего: – Сидеть тебе, братец, не пересидеть!

– Да за что?! Блин, чего вы?! Какое мошенничество?! – красавчик вскочил, но под тяжелым взглядом старшего лейтенанта снова медленно опустился на стул и заныл: – Да я что… я ничего… что я сделал-то?

– Выдавал себя за другого человека, – прокурорским голосом сказал Таганцев.

– Серьезно? – Вадим Сергеевич неожиданно нездорово захихикал. – Да я все время выдаю себя за других людей! И даже иногда за животных! Вчера, не поверите, английским дворецким притворялся, а на Новый год, стыдно сказать, буду зайчиком и оленем! Докатился, ядрен батон… А ведь в выпускном спектакле школы-студии МХАТ Лаэрта играл!

Он выпрямился на стуле, уставился в пустоту и жарко заговорил, обращаясь к кому-то невидимому:

Официант, выступивший на веранду с подносом, попал аккурат на линию вытянутого указательного пальца артиста, принял сказанное на свой счет и обеспокоенно уточнил:

– Четыре черных кофе, не так?

Таганцев кивнул и подвинулся, позволяя расставить чашки на столе. Лаэрт Сергеевич Осадчий чутко пошевелил носом – кофе пах восхитительно – и договорил:

– Прекрасно, прекрасно! – Натка лениво ударила в ладоши. – Будете на зоне в театральной студии играть.

Красавчик, успевший взять чашку, расплескал свой кофе:

– За что?!

Таганцев лишь повел бровью. Я спросила:

– Вы нас не помните?

– Вас? – артист с неоправданной надеждой всмотрелся в мое лицо. – Ой… Вы не мама Анютки?

Я не успела ответить.

– Так это из-за нее, да? Из-за Анютки? – зачастил молодой человек. – Слушайте, я бы, конечно, не отказался жениться, но где гарантии, что это мой ребенок? Анютка, она же, вы сами знаете… хотя, может, и не знаете… короче, простите, если я вас расстрою, но ваша дочка не тургеневская барышня, она все врет вам. А этот ее ребенок…

– Молодой человек! – я повысила голос, обидевшись и за неведомую Анютку, и за ее обманутую мать. – Мы сейчас говорим не о потомках ваших, а о предках!

– А что с предками? – озадачился Вадим Сергеевич. – Я с мамой позавчера только по телефону говорил, вроде нормально все у них с батяней…

– Я про вашу бабушку!

– Покойную? – голос артиста опустился до зловещего шепота. – А с ней что?

Я шумно выдохнула и тоже схватила чашку. Доставлять вести из загробного мира – точно не мой профиль.

– Что, Анна Ивановна скоропостижно скончалась? – с живейшим интересом спросила Натка.

– А я говорил – там карбаматы, пропилены, – многозначительно пробормотал Таганцев.

Осадчий смотрел на нас как на опасных сумасшедших.

– Какая Анна Ивановна?

Таганцев выжидательно покосился на меня. Я выжидательно покосилась на Натку. Натка выжидательно покосилась на официанта, который как раз принес забытую сахарницу, и тот, выжидательно покосившись в пустоту, сдержанно поинтересовался:

– Еще чего-то желаете?

– Нет, – сказал Таганцев, и официант моментально испарился.

– Да, – возразила я. – Желаю во всем разобраться. Вадим, у вас есть бабушка по имени Анна Ивановна Соколова?

– Или, может, была? – тут же влезла Натка. – Поскольку, если она скончалась…

Повисла долгая театральная пауза. Потом Осадчий с невыразимой радостью вскричал:

– Ах Соколова! – и звучно щелкнул пальцами.

– Нам ничего не надо! – рявкнул Таганцев подскочившему официанту, и того опять унесло за порог.

– Я понял! Соколова! Вот в чем дело! – артист покивал самому себе и возвестил:

– Я не поняла, то есть кто-то все-таки умер? – морща лоб, уточнила Натка.

– Да не умер, его и не было никогда – это я про внука, – нормальным голосом сообщил артист, хлебнул свой кофе, поморщился, взял сахарницу и энергично потряс ее над чашкой.

Было видно, что он совершенно успокоился, в отличие от нас, смущенных и запутанных.

– Внук Вова – это просто роль, – размешивая сахар в чашке, с удовольствием объяснил Осадчий. – Довольно интересная, не лишенная драматизма, характерная. Он, этот Вова, такой, знаете… – он пошевелил пальцами свободной руки, как бы на ощупь подыскивая правильное слово. – Отчасти Митрофанушка, отчасти Хлестаков… Капризный, избалованный, ленивый, но жадный до красивой жизни… Неблагодарный, конечно, как он бабушку свою, а? – он снова приосанился и произнес с надрывом: – Она же только с виду молодая, а по сути – обычная старая грымза! А я хочу, чтобы у меня была нормальная бабка, как у всех!

Мы с Наткой узнали незабываемый монолог внука Вовы, услышанный на ступенях столовой в «Сосенках», и переглянулись.

А Таганцев с силой потер лицо и сказал:

– Дамы, идите-ка вы… в помещение. Там есть пирожные, а тут прохладно, и вообще…

– Мы мешаем? – оскорбилась догадливая Натка.

Я молча взяла со стола свое и ее удостоверения, распихала их по карманам и пошла в кафе, таща сестру за собой на буксире.

– Зачем мы уходим, я хочу все знать, меня это касается больше всех! – бурчала она, следуя за мной весьма неохотно.

Как в детстве, когда я так же уводила младшую сестричку с каруселек или из песочницы.

– Ты все узнаешь, – пообещала я, усаживая ее за столик с видом на веранду. – Я видела, Костя включил диктофон. Но в одиночку он снимет показания свидетеля эффективнее и быстрее, чем в нашем присутствии, мы же только мешаем, разве ты не видишь?

– Я вижу, что ты уже записала этого комедианта в свидетели, хотя предполагалось, что он преступник!

Я пожала плечами:

– Поговорим об этом, когда будет собрана доказательная база.

– Кем, Таганцевым? Ты погляди, они там уже чуть ли не братаются!

– Хороший опер должен уметь расположить к себе и разговорить свидетеля.

Я подозвала официанта и попросила отнести молодым людям на веранде два американо и пару эклеров.

– Кормишь пирожными подручного преступников! – злилась Натка.

– Будешь эклер?

– Два! И апельсиновый сок. – Она помахала официанту и уже почти спокойно договорила: – Мне же нужно выводить из организма эти, как их… пропилены с гликолями…

Минут через двадцать Таганцев и Осадчий на веранде пожали друг другу руки, и артист удалился. Старший лейтенант вошел в кафе, расплатился у стойки за весь заказ и сделал нам ручкой – прошу на выход, мол. Мы безропотно подчинились.

– Чувствую себя закрепощенной женщиной Востока, – пробурчала при этом Натка.

– Прекрасной юной Гюльчатай? – подмигнула я.

– Не совсем юной, но… – сестра повеселела.

Мы сели в «ласточку», и, ловко разворачиваясь на маленьком пятачке у кафе, Таганцев сказал:

– Потом прослушаете запись, я пришлю, а сейчас в двух словах: пацан был не в курсе аферы и в шоке от того, что замарался. Хотя ему-то и вменить нечего: изображал из себя внука, так он артист, самые разные роли играет. Документы не подделывал, за реально существующего человека себя не выдавал, ущерба никому не нанес.

– А это как сказать! – заспорила Натка. – На меня, например, сцены с лжевнуком произвели очень сильное впечатление, я поверила, что «Эльвен Бьюти» – очень мощное средство!

– На то и был расчет, – согласился Костя. – Но не у парня, а у его нанимателя, к нему и претензии.

– И кто же эта хитроумная личность? – спросила я.

– Наниматель лжевнука? Какая-то красотка с зелеными волосами. Звучит прям сказочно, так что я сомневаюсь…

– Не сомневайся, была там одна зеленоволосая кикимора, – съязвила Натка, которой явно не понравилось, что ее Костя назвал прям сказочной красоту какой-то другой дамы.

– Парню она представилась Эллой, – сообщил толстокожий Таганцев, даже не заметив Наткиного выпада. – Вот эту Эллу хорошо бы найти, и я постараюсь, Вадик дал мне ее телефон. Хотя вообще-то нам сейчас гораздо больше нужны потерпевшие, а вот где их искать, я пока не знаю.

– Я знаю, – сказала я. – В «Сосенках» их надо искать, вот где! Кикимора не зря вызывала Вадика изображать внучка именно туда: она хотела произвести впечатление на потенциальных клиентов – в «Сосенках» было полно молодящихся теток…

– Но-но! – Натка погрозила мне пальцем.

– Логично, – согласился Таганцев и в продолжение темы минималистичной жестикуляции тоже показал мне один палец – большой. – Соображаешь!

– Да, еще не впала в старческий маразм, – я скромно опустила глазки.

– Всем спасибо, все свободны, – резюмировал старший лейтенант, остановив машину у метро. – Я дико извиняюсь, но мне с вами не по пути, труба зовет.

– Так, расскажи-ка мне про его зовущую трубу, – потребовала Натка, когда мы выгрузились из «ласточки» и зашагали к станции. – Вижу же, ты что-то знаешь.

– Трубу зовут Зоя Лукина по прозвищу Злюка, она шефиня убойного отдела.

– Красивая?

– Обыкновенная. Ты лучше.

– Да? – сестра поправила прическу. – Ну, хорошо. Так что, когда мы едем в «Сосенки»?

– А мы туда едем? – вообще-то я не планировала новый отпуск так скоро.

– А как же? Или, по-твоему, я должна отпустить Таганцева одного? В дом отдыха, где полно одиноких баб, озабоченных сохранением своей красоты и тем, кому бы ее подарить?!

При такой постановке вопроса мой отказ от поездки в «Сосенки» был бы подлым предательством интересов родной сестры. Я подумала и предложила:

– Может, в следующую субботу?

– Мама, почему я тебя не вижу? Включи изображение! – потребовала Катька.

Вера Яковлевна подобралась. Начинался театр одного актера. Нельзя было допустить, чтобы Катька что-то заподозрила. Она будет нервничать, а ей нельзя, на третьем-то месяце.

– Кажется, у меня полетела камера, – соврала Вера Яковлевна. – Вчера говорила с Димкой, и тоже был только звук, без картинки. Наверное, мне надо отнести компьютер в ремонт.

– Наверное, тебе надо купить нормальный новый ноутбук, – сердито сказала Катька. – Я могу здесь для тебя взять, у нас они гораздо дешевле, но неизвестно же, когда ты теперь сможешь приехать.

– Когда закончится эта беда с вирусом, – подсказала Вера Яковлевна.

– Давно надо было приехать, притом насовсем.

– Не начинай.

– Хоть начинай, хоть нет, все равно тебя не убедишь, ты всегда поступаешь по-своему. – Катька сокрушенно вздохнула.

«Ах, девочка моя, где бы ты сейчас была, если бы я не поступала всегда по-своему, – подумала Вера Яковлевна. – Уж точно не в своей благополучной Америке. В селе Батуринском Саратовской области максимум – в ближайшем райцентре, вот где были бы сейчас все мы: я, ты и твой старший брат.

Я бы работала в каком-нибудь БТИ, чертила планы квартир в домовых книгах, Димка завел бы ИП и чинил автомобили, проводя каждую вторую сделку мимо кассы, чтобы уменьшить налоги, а ты, моя девочка… Не знаю. Ты бы, наверное, работала на почте. Стучала штемпелем, выдавала старикам пенсии и принимала квартплату. А еще продавала бы лотерейные билеты, газетки с рецептами и шоколадки с печеньками. У нас теперь почему-то на почте и продукты продают, очень странное новшество…»

– Рассказывай, как ты, – потребовала Катька.

– Все хорошо, еще работаю.

Дочка фыркнула.

«Фыркай, моя девочка, фыркай. Дай бог, чтобы тебе в той Америке не пришлось работать до шестидесяти лет, как твоей мамочке тут, в России».

Хотя Вере Яковлевне грех жаловаться, если бы не эта работа, все было бы совсем иначе. Грустнее. Беднее. Зато жили бы все вместе, пусть даже в селе Батуринском Саратовской области…

Вера Яковлевна вздохнула, и чуткая Катька сразу же потребовала объяснений:

– Чего вздыхаешь? Опять тебя на работе угнетают?

– Да все нормально, я привыкла.

Вере едва исполнилось тридцать девять, когда умер ее муж Игорь, отец Димки и Катьки. Димка тогда уже был почти взрослый, заканчивал школу, а Катька только пошла в первый класс. Игоря не стало внезапно: шел, упал, умер – инсульт. Вера осталась одна с двумя детьми.

Родители Игоря, которые тогда еще были живы, настаивали, чтобы невестка и внуки вернулись в родное село отца, обещали во всем помогать и, разумеется, не обманули бы. Хорошие они были старики, заботливые, добрые, и жили не для себя, а для детей и внуков. Обиделись, конечно, и расстроились, когда Вера категорически отказалась переезжать, но все равно помогали чем могли. Денег подбрасывали, гостинцы присылали, навестить приезжали, Катьку к себе забирали на лето…

Димка-то очень быстро стал самостоятельным, Вера и не заметила, как вышло, что ее мальчик и институт окончил, и женился, и даже в другую страну укатил. У матери Веры в Израиле родная тетка жила, царство им обеим небесное, она и приняла Димку с супругой под свое крылышко…

А Вера работала. Она была инженером-проектировщиком, и эта вроде бы непрестижная, малооплачиваемая профессия в начале двадцать первого века неожиданно стала перспективной. Вдруг оказалось, что хороших инженеров‐проектировщиков, даже чертежников мало, опытных специалистов днем с огнем не найдешь, все переквалифицировались: кто в торговлю ушел, кто еще куда. А Вера трудилась по специальности и в своем нефтегазовом НИИ стала чуть ли не лучшей. Плюс она была милой, коммуникабельной, знала английский и была вдовой с двумя детьми. Когда встал вопрос, кого отправить в длительную командировку в Германию, решение казалось очевидным: Веру Яковлевну Проценко, конечно. Она страну и не подведет, и не бросит.

Димка тогда был уже студентом, Катька на четыре месяца отправилась в Саратов, в глушь, в деревню, а Вера, как она шутила, уехала на Неметчину гастарбайтером.

Платили ей очень хорошо, да и институт получал за нее приличные деньги, причем в валюте. Это было выгодно всем, и после Германии у Веры были Монголия, Япония и Канада.

В Канаду она поехала уже с Катькой, там дочь пошла в колледж, обжилась, привыкла к чужой стране и потом, когда они вернулись в Россию, не задержалась на родине, а нашла возможность снова улететь за океан.

И Вера осталась совсем одна. У нее по-прежнему была работа, где ее ценили, хотя новое руководство, сплошь состоящее из молодых энергичных бородачей и самоуверенных деловых девиц, сомневалось в эффективности возрастных сотрудников и ратовало за омоложение коллектива. Вера Яковлевна надеялась, что ей дадут доработать до пенсии.

Правда, что она станет делать на этой самой пенсии, Вера Яковлевна не знала. Дети были далеко. Они звали мать к себе, особенно настойчиво – Катька, но Вера Яковлевна понимала, что будет в чужой стране никем и ничем. Просто бабушкой при внуках. Быть просто бабушкой ей не хотелось.

Где-то после пятидесяти, когда все в ее жизни окончательно утряслось и устаканилось, Вера Яковлевна вдруг почувствовала зреющую в ней готовность к переменам. По сути, она совсем не успела пожить для себя, все время работала и бесконечно много упустила на личном фронте.

Но пятьдесят пять лет – разве это годы? Вера Яковлевна всегда была симпатичной и приятной в общении, будь у нее желание, она нашла бы себе нового спутника жизни вскоре после смерти Игоря. Тогда такой цели не было, а теперь она появилась. Одновременно пришло желание быть здоровой и красивой, чтобы не только понравиться, но привлекать и удерживать мужчину еще долгие годы.

Деньги у Веры Яковлевны были. Она осторожно, без фанатизма, пробовала разные виды уходовых процедур, выбирая то, что ей подойдет. Купила абонемент в фитнес-центр, стала заниматься аквааэробикой, гуляла в лесном массиве с палками для скандинавской ходьбы. В отпуск отправилась в загородный дом отдыха и там, в «Сосенках», познакомилась с удивительной женщиной, которая произвела на нее очень сильное впечатление.

Анне Ивановне Соколовой было шестьдесят восемь, но выглядела она куда моложе Веры Яковлевны. Причину своей неувядающей красоты Соколова не скрывала – признавалась, что уже много лет пользуется средствами определенной марки, дорогими, но эффективными.

Вере Яковлевне очень понравилось, что Анна Ивановна свой чудо-метод никому не навязывала, честно рассказывая и о плюсах его, и о минусах. Последние, впрочем, казались несущественными.

Высокая стоимость? Ах, оставьте, какую только цену не заплатит женщина, чтобы сберечь свою красоту.

Необходимость неукоснительно выполнять все рекомендации специалистов на протяжении длительного времени? Пустяки, целеустремленные люди умеют себя дисциплинировать и готовы к ограничениям.

Вера Яковлевна приобрела бы чудо-средства уже в «Сосенках», но Анна Ивановна их не продавала, а только представляла.

– Вам в любом случае необходимо предварительно проконсультироваться у специалистов, – сказала она Вере Яковлевне. – Я, к сожалению, не обладаю нужными знаниями и не смогу разработать для вас эффективную персональную программу. Моя роль весьма скромна, я что-то вроде ходячей вывески, но вы ведь умная женщина и не станете доверять рекламе. Зайдите на сайт «Эльвен Бьюти», там есть вся необходимая информация. Изучите ее, свяжитесь со специалистами и получите их рекомендации.

Без сомнения, это был правильный подход, и Вере Яковлевне он импонировал. Она последовала совету Анны Ивановны: почитала статьи на сайте и позвонила по указанному номеру.

Очень милые молодые люди, юноша и девушка, приехали к ней домой, все рассказали и показали, предложили индивидуальную программу и помогли сформировать соответствующий заказ. Обошлось это дорого – Вера Яковлевна заплатила за набор средств «Эльвен Бьюти» в фирменном чемоданчике почти сто пятьдесят тысяч, – но она рассталась с деньгами без сожаления. Ничто по-настоящему хорошее не бывает дешевым.

Перемены в своей внешности она заметила быстро, всего лишь через неделю. Кожа на лице и шее натянулась и отчетливо порозовела, но потом покраснела и покрылась сыпью. Лицо отекло, глаза заплыли, стало тяжело дышать и трудно говорить. С трудом ворочая языком, Вера Яковлевна вызвала «Скорую».

– Милочка, что вы ели, пили, чем пользовались? – всплеснул руками явившийся врач.

Он годился Вере Яковлевне в сыновья, но называл ее милочкой. Это было забавно, и Вера Яковлевна посмеялась бы, не превратись ее лицо в тугую маску из толстой резины.

– У вас же аллергия! – сказал доктор Вере Яковлевне и скомандовал медсестре: – Лиза, давай дипроспан два миллилитра внутримышечно…

– Мама? Ты меня слышишь? – позвала Катька с темного экрана.

Вера Яковлевна поспешно откликнулась:

– Конечно, милая, я тебя слушаю!

– А я хочу послушать тебя. Ты здорова?

– Вполне! Насколько это возможно в моем возрасте, конечно. Не буду врать, будто я здорова как космонавт, – Вера Яковлевна осторожно пощупала щеку.

От высыпаний она была еще плотной и шершавой, как маска из папье-маше, но уже хотя бы не зудела.

Нет, камеру компьютера она «починит» еще не скоро.

– Актриса из твоей сестры никудышная, – сказала Машка, прихлебывая водичку с лимоном, предложенную нам в качестве приветственного напитка. – По-моему, она сильно переигрывает.

– Это потому, что сейчас она вовсе не играет, – усмехнулась я. – Натка у нас на самом деле счастливая невеста: Костя снова сделал ей предложение, и на этот раз она его приняла. А счастливая Натка вот такая и есть – веселая, шумная, неугомонная.

Я с умилением мудрой старшей сестры, уставшей ждать, пока неразумная младшая наконец устроит свою судьбу, посмотрела, как Таганцев и его будущая супруга у стойки рецепции шутливо толкаются локтями, сражаясь за право заполнить бланки. Вот уж не думала я, что это так весело – оформляться на постой. Что они там еще напишут в этих бланках, такие игривые?

– И надолго это? – спросила Машка.

– Наткина эйфория? Думаю, до свадьбы пройдет.

– Конечно, свадьба – это такие хлопоты, – понятливо кивнула подруга.

– И расходы, – добавила я и снова посмотрела на веселящуюся парочку у рецепции.

Кажется, Таганцева не смутила стоимость проживания в номере для новобрачных, он спокойно заплатил за сутки. Видимо, скопил чуток деньжат за время своих финансовых каникул – пока был в ссоре с Наткой и не тратился на ухаживания за ней.

Будущие новобрачные наконец отлепились от стойки и ушли вслед за юношей, несущим их чемодан.

– Все, наша очередь, – Машка встала и направилась к администратору. – А нам обычный двухместный номер, пожалуйста. Если можно, в том же коттедже, где мы жили в прошлый раз, – подруга шлепнула на стойку наши паспорта и обернулась ко мне: – Лен, какой у нас домик был?

– Восемнадцатый, – я приблизилась, тарахтя чемоданчиком на колесиках. – Литер «Б» – с окнами на юг.

– 18‐Б сейчас занят, к сожалению, возьмете соседний?

– А горничные там те же самые будут? – строго спросила Машка. – У нас в прошлый раз очень хорошие были, просто идеальные, а я знаю, какая это редкость.

– У моей подруги очень высокие требования к обслуживающему персоналу, – пояснила я девушке-администратору, и та непроизвольно распрямила плечи.

Горничные нам были обещаны те же самые – идеальные, мы согласились на домик 16‐Б и самостоятельно, без провожатого, отправились заселяться.

– Удачно вышло, что в прошлый раз мы оставили горничной чаевые, – радовалась Машка. – Теперь она отнесется к нашей просьбе со всем вниманием и пониманием.

Вообще-то с чаевыми у нас случайно вышло. Мы просто вытряхнули на стол из карманов и кошельков всю мелочь, чтобы сумки были полегче, не зная, что оставленные таким образом мелкие деньги по умолчанию считаются вознаграждением персоналу. Кто делает уборку – тот сметает себе в кармашек монетки.

– Двести рублей звонкой мелочью – не та сумма, которая может обеспечить чье-то расположение, – заметила я.

– И все же это залог взаимовыгодных отношений. – Машка с намеком помахала «пятисоткой».

– Но платить буду я. – Я заставила подругу убрать деньги в кошелек. – В конце концов, это из-за моей сестры мы вынуждены играть в детективов.

– А мне нравится эта игра! – Машка подошла к кровати и рухнула на нее плашмя, раскинув руки. – Представился повод провести еще один дивный уик-энд! Так, сейчас полчасика на отдых, потом обед, короткая прогулка для моциона – и до ужина в СПА, а после…

– Сначала поговорим с горничной, – напомнила я.

На столе под стеклом лежала распечатка с телефонными номерами всех служб «Сосенок». Я нашла нужный, позвонила и попросила принести в коттедж 16‐Б утюг.

С прошлого раза я запомнила, что этот нехитрый прибор не входит в комплектацию стандартного номера по умолчанию. Хочешь что-то погладить – вызывай горничную и либо оплачивай допуслугу по приведению в порядок нужных вещей, либо проси утюг и орудуй им самостоятельно.

Горничная с утюгом пришла минут через десять.

– Ирочка! – как родной, обрадовалась ей Машка. – А мы вот снова к вам!

– Я Инна, – поправила ее горничная, не выразив особой радости от нашей новой встречи.

– Инночка!

В этот момент в дверь постучали и продублировали стук мужественным голосом:

– Тук-тук, можно?

– Входите, Константин! – разрешила я, узнав знакомую формулу запроса доступа.

Таганцев вошел, обворожительно улыбнулся горничной, непринужденно принял у нее, удивленной, утюг, и светски молвил:

– Вижу, я вовремя.

– А где ваша невеста, Константин? – спросила я, потому что горничная уже сменила беззубую дежурную улыбку на плотоядный голливудский оскал и осматривала моего будущего зятя с хищным интересом.

Рубашка на Таганцеве, еще совсем недавно свежая, была помята и застегнута не на те пуговицы. Взъерошенные волосы, сияющий взор и смазанный след помады на щеке придавали бравому оперу обольстительный вид. Даже Машка задышала глубже и тяжелее.

– Моя невеста принимает ванну с лепестками роз, – не затруднился с ответом герой-любовник.

Я не стала спрашивать, откуда лепестки. Возле коттеджа для новобрачных большая розовая клумба, что стоит походя ободрать пяток бутонов?

– А я пришел заняться делом, – сказал Таганцев и машинально воткнул в розетку штепсель взятого у горничной утюга. – Есть несколько вопросов…

– Ты еще паяльник возьми! – захохотала Машка. – Инночка, не пугайтесь, товарищ старший лейтенант так шутит! У оперов очень своеобразное чувство юмора, чтоб вы знали…

Я дотянулась до шнура и отключила утюг от электросети. Таганцев с удивлением посмотрел на прибор в своей руке – мол, что это тут такое, откуда, зачем? – и поставил утюг на мини-бар.

– Я что-то не понимаю… Могу я идти? – спросила у меня горничная.

Я подумала, что произвела на свежего человека впечатление наиболее вменяемого персонажа из числа присутствующих, и чуточку загордилась, но виду не подала, а дружелюбно сказала:

– Инна, присядьте, пожалуйста. Таганцев, покажи свое удостоверение, а то ты на опера вовсе не похож.

– Да? – Костя, кажется, тоже приятно удивился, но не стал фиксироваться на неожиданном комплименте, а извлек из кармана джинсов корочки и развернул их перед горничной.

– Так я и знала! – воскликнула Инна. – Это блондинка из 18-А, да? Я говорила ей, что не брала ее аметистовое ожерелье, но она, конечно, не поверила. А я действительно не брала!

– И правильно! – одобрил ее Таганцев. – Чужое брать нехорошо. Даже очень плохо, я бы сказал.

– Ближе к делу, – предложила я, видя, что бедная девушка сильно нервничает.

– Забудем про ожерелье, – великодушно предложил Таганцев. – Поговорим о мусорных корзинках.

– О че-ом?!

– О мусоре, – повторил наш опер. – Но не в свете вопросов экологии, а в русле оперативно-разыскных мероприятий по одному интересному уголовному делу. Скажите, э‐э‐э…

– Инна, – подсказала я.

Таганцев покрутил рукой, как бы вращая невидимый колодезный ворот: дал понять, что одного имени ему маловато будет.

– Инна Ивановна Круглова, – уточнила понятливая горничная.

– Скажите, гражданка Круглова, как часто вы забираете из номеров гостей мусор?

– Как положено, во время каждой уборки. А что?

– А как вы это делаете?

– Есть стандарты, – девушка приободрилась и заговорила живо, без понуканий. – Следует опустошить все мусорные корзины и баки. Любой предмет, оставленный в них, считается выброшенным и удаляется из номера. Предметы, которые слишком велики для мусорной емкости, но находятся на ней или рядом с ней, не обязательно являются мусором. Вот, например, коробка из-под пиццы. Если в ней что-то есть, то лучше ее не выбрасывать сразу, а оставить в номере, вдруг гость еще доест.

– А проверяете ли вы содержимое мусорных пакетов?

Девушка слегка покраснела.

– Ну-у‐у… На это у нас регламента нет, но…

– Значит, проверяете?

– Бывает, да. Случается, что гости по ошибке бросают в мусор какие-то мелкие вещи и потом их ищут, а мы отвечай…

Таганцев кивнул мне:

– Давай!

Наткин фирменный чемоданчик с лого «Эльвен Бьюти» на крышке приехал в «Сосенки» в моем багаже – сестра на одни сутки набрала столько нарядов, что ее собственный баул едва закрылся. Повинуясь безмолвному приказу нашего опера, я достала и показала Инне Ивановне это эльфийское сокровище.

– Вы видели в мусоре что-то подобное? – спросил горничную Таганцев.

– В смысле большую коробку?

– Необязательно. – Я открыла чемоданчик, демонстрируя его содержимое. – Может быть, просто упаковку из-под использованных средств. Вот такие коробочки, пакетики, баночки – они все оформлены в едином стиле.

– Коробочек и баночек не видела, а вот сашеты такие в четырнадцатом коттедже были, – припомнила бесценная Инна Ивановна.

– Сашеты – это что такое? – уточнил Таганцев.

И горничная, и мы с Машкой посмотрели на темного опера с превосходством.

Мужчины! Что они знают вообще?

– Сашет – это порционная упаковка, – объяснила я. – Маленькие квадратные пакетики со швами по периметру. В такие чай расфасовывают, например.

– Чай – это прекрасно! – обрадовался Таганцев.

– Если ты про ТОТ САМЫЙ чай, то он, Натка рассказывала, был в картонных кубиках аквамаринового цвета, – напомнила я. – В сашетах что-то другое, наверное.

– Кофейный напиток, – сказала горничная и слегка покраснела. – Я понюхала: интересно было, такие красивые сашеты – черные с золотом.

– Ладно, пусть кофейный напиток, – согласился Таганцев. – В четырнадцатом домике, говорите? А или Б? И когда это было?

– В 14‐Б, на прошлой неделе. Дня три или четыре подряд в корзинке были сашеты и еще один раз стик.

– Стик? – старшему лейтенанту снова понадобилась помощь друга, и он посмотрел на меня.

– Тоже порционная упаковка, только другого вида, – объяснила я. – Такие бумажные трубочки… Да ты знаешь, в общепите в стиках сахар выдают.

– Но тут не сахар был, а какой-то другой порошок, – припомнила горничная, уже не краснея. – Не белый, а с розовинкой, и крупинки не такие, как сахар-песок, – чуть крупнее и округлые.

– Спасибо, Инна Ивановна, вы нам очень помогли! – сказал Таганцев.

– Вам надо с Ксюшей Петренко поговорить, – посоветовала ему девушка. – У нее недавно такая история случилась: она выбросила коробку, оставленную возле мусорной корзинки, и гости заметили пропажу только через день, когда захотели вернуть покупку. Был скандал, гости потребовали компенсацию от отеля, Ксюху оштрафовали. А коробка вроде из-под какой-то дорогой косметики, и как раз, Ксюха рассказывала, черная, с золотой блямбой, на чемоданчик похожая.

– О! – мы с Таганцевым переглянулись.

Желание вернуть дорогую покупку на третий день, когда прошло действие психотропных препаратов, прекрасно вписывалось в знакомый нам сценарий с участием эльфов‐махинаторов.

– Где я могу найти гражданку Ксению Петренко? – Таганцев встал.

– Могу вас проводить к ней, у нас есть служебная комната отдыха, – горничная тоже вскочила.

– На связи, – коротко бросил мне наш опер и ушел вместе с горничной.

– Рубашку застегни нормально! – крикнула я ему вслед. – И помаду со щеки сотри!

– Остынь, таким он больше понравится горничным, – флегматично заметила Машка.

– Этого я и боюсь.

– Да ладно? Вот уж не думала, что ты смотрела немецкое кино для взрослых!

– При чем здесь немецкое кино? – не поняла я.

– При том, что только в немецком порно порядочных мужиков с разгона соблазняют горничные, а приличных баб – сантехники, – объяснила Машка и громко хлопнула в ладоши. – Все, Лена, наше участие в расследовании закончено, дальше Таганцев сам, а мы идем обедать и в СПА! Звони Натке, пусть вылезает из ванны с розами, пока все вкусное не съели без нас.

С Таганцевым мы встретились только на следующий день утром – в столовой. Судя по аппетиту, с которым старший лейтенант уничтожал обильный завтрак, в ходе расследования накануне он потратил немало сил и за ночь не восстановил их.

Натка, томная и розовая, заботливо подкладывала в тарелку жениха сладкие кусочки и мечтательно улыбалась. Машка слегка подпортила ей настроение, спросив Костю:

– Как прошла твоя встреча с горничными?

Натка мгновенно превратилась из гурии в гарпию.

– Что с тобой, дорогая? – я похлопала ее по руке, чтобы распрямить скрючившиеся когтями пальчики. – Можно подумать, ты смотрела немецкое порно.

Таганцев закашлялся.

– Костя вчера опрашивал свидетелей, – веско сказала Машка, до которой дошло, что небрежной формулировкой своего вопроса едва не подвела беднягу Таганцева под монастырь. – И, надеюсь, сейчас поделится с нами оперативной информацией.

– Само собой, – старший лейтенант выразил полнейшую готовность делиться. – Значит, так. Вчера я опросил трех горничных. Чудо-средствами «Эльвен Бьюти» тут, в «Сосенках», пользовались минимум пять женщин, во всяком случае, у них в мусоре было что-то эльфийское – сашеты, стики, баночки, портфель-коробка. Я установил примерные даты и место проживания этих дам, сейчас схожу в администрацию, попрошу поднять списки гостей и выясню, кто они и где их теперь искать.

– Одной из пяти почти наверняка окажется Соколова, – предположила я.

– Вот и славно, узнаю о ней побольше. – Таганцев посмотрел на Натку: – Я молодец? Могу закончить завтрак?

– Конечно, Костенька, кушай, мой хороший! – уяснив, что ее жених не занимался с горничными чем-то предосудительным, а вел расследование, ревнивая невеста сменила гнев на милость. – Хочешь еще котлетку? А тефтельку? А баранье ребрышко?

– Вижу, это надолго, – резюмировала Машка. – Ладно, Лена, оставим сладкую парочку. Допивай свой кофе, я хочу до отъезда еще пройтись по парку.

Мы с подругой прогулялись по сосновому бору и уехали в Москву. Натка с Костей возвращались чуть позже и на своем транспорте, а вечером оба отключили мобильники, так что о результатах визита нашего опера в администрацию «Сосенок» я узнала только через несколько дней.