Глава третья
Чайный сбор «Безумный Шляпник»
Отпуск, даже всего лишь двухнедельный, это маленькая жизнь. И прожить ее, как говорил советский классик, надо так, чтобы не было мучительно больно.
Я провела свой отпуск в «Сосенках», и мне там было хорошо и спокойно. Я стала крепче спать, перестала вздрагивать от громких звуков, избавилась от темных кругов под глазами и приобрела приятный цвет лица – кремово‐розовый, как крепдешин моего школьного выпускного платья.
Наряд этот мне вспомнился по той простой причине, что и он, и мой нынешний цвет лица были из одного и того же далекого времени. Однако я привезла из «Сосенок» и кое-что новенькое – например, привычку спать сколько влезет.
В доме отдыха в меня запросто «влезал» двенадцатичасовой сон, так что я даже перевыполняла норму того сингапурского дядечки, который в пятьдесят с чем-то лет сохранил юношескую красоту и грацию. Дома же я без задних ног продрыхла почти десять часов, проснувшись в восемь утра – то есть намного позже, чем могла себе позволить в рабочий день.
– А тебе на пользу отпуск пошел, – отметила Сашка, когда я в панике от того, что безобразно проспала, влетела в кухню, спеша к кофеварке. – Лицо свежее, гладкое, и спишь как убитая, ничего не слышишь. Твой телефон пищал.
Дочь преспокойно попивала зеленый чаек с кусочками свежей кокосовой мякоти вприкуску. Я удивилась, что проспала не только писк телефона, но и грохот разбиваемого кокоса.
– Будешь гранолу с сухофруктами? – Сашка подняла и потрясла пакетик, показывая, что готова исполнить дочерний долг и приготовить мамаше-засоне полезный завтрак.
– Э‐э‐э…
Я замялась и, увильнув от ответа, юркнула в ванную. Мне не хотелось честно и прямо говорить заботливой дочери, что эта ее гранола с сухофруктами больше всего похожа на корм для домашних грызунов. Клянусь, питательная смесь для морской свинки, которую иногда покупает любимому питомцу своей еще более любимой племянницы мой помощник Дима, и выглядит, и пахнет точно так же! А я не столь крепка зубами, как хомяк. Да и не нравятся мне Сашкины здоровые корма, если честно. Я бы по старинке яишенку слопала или творожок со сметанкой и сахаром…
Терзаясь сомнениями и чувством вины, я решила отказаться от гранолы под предлогом того, что не успеваю, в ускоренном темпе провела все утренние санитарно-гигиенические процедуры и вышла из ванной со словами:
– Ох, некогда позавтракать, надо бежать, я опаздываю, а так хотелось гранолы…
– Ага, ври больше! Тебе звонила теть Маша, – Сашка кивнула на мой мобильник, лежащий у нее под рукой. – Я за тебя ответила.
– И что Маша? – закричала я уже из комнаты, торопливо влезая в платье.
– Просила передать, что она в честь твоего возвращения из отпуска испекла свой фирменный тортик «Мишка на востоке», так что ты можешь не завтракать, у вас будет чем перекусить перед началом трудового дня, – голос дочери сочился ехидством. – Собственно, то же самое она написала тебе в сообщении, которое ты проспала.
– Ну прости, детка, – я вышла, на ходу вдевая в уши сережки. – Я понимаю, ты хочешь приобщить меня к здоровому питанию и прочим модным веяниям времени, но мы с тетей Машей уже слишком стары, чтобы менять свои привычки.
– Никогда не поздно одуматься и избавиться от старорежимных заблуждений!
– Даже не знаю… – я переместилась в прихожую и уже оттуда, вбивая ноги в туфли, не без коварства уточнила: – То есть тебе кусочек старорежимного «Мишки» не приносить?
– Как это – не приносить?! – искренне возмутилась Сашка. – Приносить, конечно! Я буду есть его и страдать от собственного несовершенства. Иногда это нужно, ведь страдания облагораживают.
– Это кто сказал?
– Лично мне – тренер по фитнесу.
– Ему – верь, – разрешила я, схватила сумку и убежала.
Я уже спустилась на один лестничный пролет, когда Сашка, распахнув дверь квартиры, прокричала мне вдогонку:
– Мне тот кусок «Мишки», который с глазом!
Новый сосед снизу, интеллигентный мужчина, как раз запиравший свою дверь, услышав это, выронил связку ключей и проводил меня испуганным взглядом. Не иначе подумал, что ему не повезло поселиться поблизости от семейства кровожадных монстров. Медведей они с утра пораньше на части рвут, жрут и даже глаза их не выплевывают!
«А еще он мог подумать, что Мишка – это человеческое имя, – подсказал мой внутренний голос. – Тогда получается, что вы не просто монстры, а людоеды!»
– Сторонники нездорового питания по методу Ганнибала Лектера, – пробормотала я, нервно хихикнув.
И, на бегу оглянувшись на соседа, подбирающего с пола ключи и челюсть, поняла: только что я окончательно лишила добропорядочного гражданина покоя и сна. Теперь он будет вздрагивать от любого шума сверху, то есть из нашей квартиры, и принюхиваться ко всем запахам, и прислушиваться ко всем звукам, и приглядываться ко всем… тьфу! Пусть думает что хочет!
Не будешь же объяснять практически незнакомому человеку, что мишка, глаз которого хочет получить Сашка, нарисован Машкой (мишка, Машка, Сашка – уже звучит как бред сумасшедшего!) на торте кремом и сухофруктами! Нос – черносливина, высунутый в улыбке язык – курага, а глаза – белый крем, колечко финика в поперечном разрезе и орешек, изображающий зрачок. Машкин фирменный мишка – он же на востоке, а не на севере, как в традиционном рецепте, поэтому в готовом кондитерском изделии много орехов и сухофруктов. Вот если бы Машка для Сашки пекла Мишку на дереве, а там их аж целых четыре, то тогда бы хватило нам всем и за глаза, и с глазами!
Но скажем честно, это очень вкусный торт. И уж-жасно калорийный! Потому-то Машка и предупредила, чтобы я ничего другого не ела. Мы с ней верим, что тортики женской красоте и прелести не во вред и есть их можно, если осторожно – понемногу. Но часто!
Машка с «Мишкой» ждали меня в кабинете. Бесценный Дима уже заварил нам чай – он знает, что вообще-то по утрам я предпочитаю капучино, но этот напиток совершенно невозможно употреблять без сахара, тогда как чай я пью несладким. Капучино с сахаром к «Мишке» с орехами и сухофруктами – это было бы уже чересчур…
Чай мы пили втроем – я, Машка и Дима, поэтому разговаривали о работе. Машка вкратце проинформировала меня о событиях нашего судебного закулисья, которые произошли во время моего отсутствия. Судья Парамонов развелся, прокурор Бойченко женился, а секретарша Зоенька уволилась и улетела с новым состоятельным любовником на зимовку в Таиланд. Кто-то из коллег заболел, кто-то выздоровел, кто-то с кем-то поссорился – ничего особенного.
– А что Плевакин? – спросила я осторожно.
Наш председатель суда – мужчина немолодой. Незадолго до моего ухода в отпуск он как-то подозрительно покашливал, и коллеги опасливо шушукались – как бы не ковид…
– Жив‐здоров, – ответила Машка, отчекрыживая нам по второму куску торта.
– Заходил к нам, – добавил Дима.
Я насторожилась. Анатолий Эммануилович – прекрасный человек и руководитель, но у нас с ним довольно сложные отношения. Супруга шефа, Тамара Тимофеевна, утверждает, что он любит меня как родную дочь. У меня нет оснований не верить профессору психологии, да и не раз уже бывало, что Плевакин вставал за меня горой. Однако любимых дочерей, мне кажется, от тяжелой работы берегут, а Анатолий Эммануилович то и дело спихивает на меня сложные громкие дела. Если так он проявляет отеческую любовь и заботу, то спасибо, конечно, но лучше не надо…
– Что-то принес?
– Книжку для вашей дочери, – Дима кивнул на полку.
Там, интересно контрастируя с однотипными скучными папками, блестел лакированной цветной обложкой толстый томик «Таинства веганской кухни». Точно, Тамара Тимофеевна обещала дать Сашке почитать что-то интересное по части здорового питания.
Я расслабилась и сунула в рот кусок нездорового питательного «Мишки», а зря – как оказалось, Дима еще не договорил:
– И новое дело про красоту.
Я поперхнулась.
– Спокойствие, только спокойствие! – Машка заботливо постучала меня по спине и повернулась к Диме: – Ты смотрел уже, что там?
– Угу, – помощник тоже успел загрузиться тортиком, и пришлось подождать, пока он прожует. – Извините. Я посмотрел – дело очень интересное. Кажется, будет прецедент.
Я вздохнула.
– Изложи вкратце, – попросила Машка, превратив постукивания по моей спине в похлопывания, а потом в поглаживания.
Дима положил ложечку и промокнул губы салфеткой – приготовился излагать.
– Главное следственное управление МВД по Москве передало в суд первое уголовное дело о масштабной афере с продажей дорогой косметики, пищевых добавок и разной прочей ерунды в столичных салонах красоты.
– Уж прям ерунды! – буркнула Машка, обменявшись со мной понимающим взглядом.
Мужчины! Что они в этом смыслят? Страшно далеки они от вечного женского вопроса – как быть красивой везде и всегда, во веки веков, аминь.
Нет, мы-то с Машкой тоже не активистки борьбы с подступающей старостью, но все-таки периодически обольщаемся надеждой и покупаем тюбик-другой какого-нибудь средства для вечной молодости. Потом, конечно, разочаровываемся, ругаем себя за доверчивость и мажемся детским кремом, который хотя бы дешев и ничему не повредит. А потом опять покупаем что-нибудь этакое…
– Жертвами жуликов стали двадцать восемь женщин, которых обманули на два с лишним миллиона рублей.
(КАК-ТО МАЛОВАТО ЗА 3 ГОДА????? МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ СДЕЛАТЬ ПОКРУПНЕЕ РАЗМЕР???)
– По данным следствия, – продолжил Дима, – гражданочек опаивали психотропными препаратами, а затем заставляли подписать кредитный договор. На скамье подсудимых оказались менеджеры и бухгалтеры салонов красоты. А предполагаемые организаторы аферы – Мурат Алиев и его брат Ринат – скрываются в Америке, так что судить их будут заочно.
– Дистанционно? – пошутила Машка. – Модная нынче тема, молодец Эммануилыч, наш Таганский суд всегда в тренде!
– Опять набегут журналисты, – пригорюнилась я.
– Тебе не привыкать, – не прониклась Машка.
– Почему опять мне, а?
– Шеф сказал – Еленочка Владимировна по красоте у нас главная, – объяснил Дима.
– И ушел, злорадно хохоча, – предположила я.
– Нет, что вы! Он довольно долго объяснял мне, что вести это дело – большая честь, потому как оно очень резонансное и социально значимое, – встал на защиту шефа добрый Дима. – Целых три года потребовалось оперативникам и следователям столичной полиции, чтобы собрать доказательства и передать в суд уголовное дело этой группировки! Они по крупицам собирали доказательства вины Алиевых и их подручных, которые на протяжении нескольких лет в своих салонах красоты опаивали жертв психотропными препаратами, подмешивая их в чай или кофе.
– М‐м‐м? – Машка поставила на стол свою чашку.
– У нас-то чай нормальный, пей спокойно, – ворчливо успокоила ее я. – Дим, а зачем тех дам поили психотропными? Чтобы они уверовали, будто после процедуры неимоверно похорошели? Так ведь видения и галлюцинации бывают пугающими, могло получиться с точностью до наоборот.
– Нет, там другая цель была. Психотропные вещества расслабляли клиенток, и они становились более сговорчивыми. Пока одни менеджеры бесплатно втирали крем клиенткам на процедуре, другие уже готовили кредитный договор на имя жертвы с различными столичными банками на приобретение чудо-средств на огромные суммы.
– И что, эти мошенники целых три года так чудили? – не поверила я.
– А у них было много компаний с разными названиями, и они каждые три-четыре месяца меняли юрлицо.
– Масштабно, – оценила Машка и критически посмотрела на остатки тортика.
Он изначально тоже был масштабным – Машка никогда не мелочится, творит с размахом, – но как-то быстро минимизировался.
– Ой, Сашка кусочек с глазом просила! – спохватилась я.
– Как раз с глазом еще есть, – успокоила меня подруга и встала. – Ну, как говорится, если у вас больше ничего не осталось, то мы уже уходим. Продуктивного вам рабочего дня!
Во всем был виноват Виктор. Во всех бедах Татьяны. Какой идиоткой она была, когда согласилась выйти за него замуж! Еще и радовалась, дурочка, что именно ей выпала честь идти по жизни рядом с таким незаурядным мужчиной. Ага, идти… Она не шла – ее волокли за поводок, как не поспевающую за хозяином собачонку.
Виктор всегда вел себя так, будто он один знал тайны и секреты жизни, и даже те решения, которые касались всей семьи, принимал единолично. Жену и сына – Татьяну и Вовку – он никогда не спрашивал. Чего хотят они, его не интересовало. У Виктора на первом месте был он сам.
Да что там! В его системе ценностей было только одно место – первое и единственное. Никаких рейтингов и топ-списков: на вершине мира, в сияющих высотах – он, Виктор, и далеко внизу, в пыли – все остальные, недостойные целовать ему ноги.
Татьяна остановилась и посмотрела на свои туфли. Так и есть – запылились. Она искательно огляделась, но в длинном сером коридоре присесть было некуда, так что пришлось протирать обувь извлеченной из сумки влажной салфеткой, балансируя на одной ноге и придерживаясь рукой за стену. При этом, пока она наводила лоск на свои лаковые туфли, ее трижды толкнули и ни разу не извинились.
Люди в коридоре – длинном, сером, без окон, с потрескивающими и жужжащими лампами под низким потолком – сновали совершенно невоспитанные, а еще деятели культуры и искусства, называется!
Татьяна злилась и нервничала. То, что она собиралась сделать, было неповиновением, предательством, бунтом, подлой изменой – примерно в таких и куда более цветистых выражениях описал бы ее поступок Виктор. Хотя почему «описал бы»? Опишет.
Татьяна мстительно усмехнулась и тут же поежилась. Она страшилась последствий своего поступка, ее пугала даже собственная решимость – прежде она не спорила с мужем и не шла ему наперекор. Когда-то очень давно пыталась, но быстро поняла, что это бессмысленно и вредно.
Виктор был тираном, которому они с Вовкой безропотно подчинялись. Глотали слезы, размазывали сопли, закусывали губы, до крови из-под ногтей стискивали кулаки – и подчинялись. Во всем: и в главном, и в мелочах.
Если Виктор решал, что им надо пить натуральное домашнее молоко – они его пили, давились, хотя у Татьяны была непереносимость лактозы, а у Вовки просто приключалось расстройство желудка от всего жирного.
Если Виктор считал, что у Татьяны слишком округлились коленки, она убирала подальше юбки и платья, пряча неидеальные ноги под свободными брюками.
Если Виктор задумывал семейный поход в кино, они шли в кино, даже если у ребенка была температура.
Если он приглашал гостей – их принимали по высшему разряду, и неважно, что на это шли деньги, отложенные на покупку нового пальто для Татьяны.
Как-то она отказалась сопровождать мужа на футбольный матч, так он просто выволок ее из дома, запихнул в машину и привез на стадион – всю зареванную, растрепанную, в домашнем халате. И она сидела потом на трибуне в этом самом халате, придерживая рукой у горла разорванный ворот и делая вид, будто не замечает взглядов (???) тиффози, многие из которых, впрочем, были наряжены и разукрашены куда более странно.
Вовка сбежал подальше от отца, едва окончив девятый класс. Спасительное бегство было замаскировано под похвальное послушание родителю: Виктор отправил сына учиться в Германию. Не в столицу, а в скромный колледж в немецкой глухомани, на что получше «заботливый» папа деньжат пожалел, – но Вовка был счастлив уехать куда угодно, хоть в монгольские степи.
Татьяне бежать было некуда и не на что. Все семейное имущество находилось под единоличным управлением и строгим контролем Виктора. Ту квартиру, которую они на заре совместной жизни купили вместе, вскладчину, он давно уже продал, а новую, как и дачу в области, и домик у моря, и обе машины, выбирал и приобретал самостоятельно, проводя все сделки через свой личный банковский счет. Татьяна не знала, имеет ли она право хотя бы на часть этого имущества по закону, но была уверена, что даже в случае развода по суду муж не отдаст ей ничего. Да он и развод ей не даст, если только, конечно, сам не надумает избавиться от постылой жены.
А в том, что она постылая, Татьяна давно уже не сомневалась. С любимыми женщинами так не обращаются. Им не указывают безжалостно на каждую новую морщинку на лице и складочку на теле. Не говорят брезгливо: «Что это у тебя на башке? Ты упала с сеновала, тормозила головой?», «Так, быстро сняла с себя это все, оделась нормально!» и «У тебя скоро рожа будет, как у шарпея, вся в складках!».
Виктора чрезвычайно заботило, что думают о нем окружающие (но не жена и сын!), и он очень старался казаться не тем, кем был на самом деле. Партнеры по бизнесу, подчиненные, соседи, немногочисленные приятельницы Татьяны, даже дальние родственники видели харизматичного руководителя, ухоженного брутала, мачо в полном расцвете сил. Стареющая супруга этот имидж портила.
Татьяне не повезло с генами, она была из тех женщин, которые рано и пышно расцветают, но быстро увядают. В тридцать девять у нее уже имелись шесть кило лишнего веса (Виктор считал, что десять), «апельсиновая корочка» на бедрах, выраженные «носогубки», «бульдожьи щечки» и набрякшие веки, прячущие когда-то большие и выразительные глаза.
– Посмотри на себя! – подтаскивая ее, вяло сопротивляющуюся, к роскошному, в полстены зеркалу, с отвращением говорил Виктор. – Корова же! Ни рожи, ни кожи, ни ножек на холодец! Тебе самой не противно?
Татьяне было и противно, и страшно, и жаль себя.
Сам Виктор каждый день ходил в спортзал, плавал в бассейне, гонял на велосипеде и, принимая горделивые позы перед тем самым зеркалом, отмечал, что фигура у него как у двадцатилетнего. Льстил себе, разумеется, на двадцать он не смотрелся – тяжелый, лицо подоплывшее, да и волосы видно уже, что редковаты и седоваты, хоть как их модно ни стриги и ни подкрашивай.
Татьяна тоже записалась на фитнес и сбросила почти пять кило (Виктор сказал – надо еще десять), заметно подтянулась, но в юную красотку не превратилась. Фигура еще ничего, но лицо предательски выдавало «сороковник».
– На вот, – сказал однажды Виктор, швырнув на полочку под зеркалом толстую пачку купюр. – Сил нет смотреть на твою кислую мятую рожу. Пошла и сделала пластику!
Делать пластику Татьяна боялась. Она много читала и слышала об опасности пластических операций, в интернете было полно жутких историй об изуродованных хирургами женщинах. К тому же ее до дрожи пугала необходимость общей анестезии.
Однажды в юности ее уже оперировали под наркозом, само по себе вмешательство было несложным и даже заурядным – банальное удаление аппендикса, но отходила от операции Татьяна очень тяжело: с галлюцинациями, приступами дикой паники, провалами в памяти… Она потом еще с полгода неважно соображала, иной раз даже с трудом подбирала слова.
Конечно, с тех пор многое изменилось, наверное, и наркоз теперь какой-то другой, но рисковать Татьяна не хотела. Операция – это не вариант.
Но Виктор сказал – делай пластику, значит, уже не отстанет, заставит, вынудит, затащит в клинику силой. Так и будет, если она, Татьяна, не найдет альтернативу.
Она сказала мужу, что решает вопрос, и он, привыкший к ее безропотной покорности, даже не усомнился, что жена готовится к операции. Вникать в детали Виктор не хотел, это было ее – бабское – дело, он дал ей ценное руководящее указание и денег, что еще нужно?
Татьяна даже в церковь сходила. Стояла там, глядя на подрагивающий огонек свечи, как загипнотизированная, и шептала: «Господи, помоги, наставь, подскажи, что делать…»
А потом ей позвонили и пригласили в новый салон красоты на презентацию каких-то чудесных омолаживающих средств. Только для ограниченного круга лиц и совершенно бесплатно!
Татьяну это не насторожило: ее и раньше точно так же приглашали в другие подобные заведения. Обычно она принимала такие приглашения – почему бы и нет? Ей нужно было держать себя в форме, а Виктор не очень щедр, так что бесплатные процедуры представлялись хорошим вариантом.
Над входом в салон выгибалась под ветром арка из воздушных шаров. Внутри толпились приличного вида дамы – угощались приветственными напитками. У стойки администратора образовалась очередь из желающих припасть к бесплатным процедурам. Это сразу же повысило ценность предложения в глазах Татьяны, так что она не стала медлить и пристроилась в хвост очереди без расспросов и выяснений, а что тут, собственно, дают.
За стойкой работали сразу три девушки-менеджера, поэтому очередь двигалась быстро. У Татьяны попросили паспорт, пояснив, что это нужно для учета – мол, чудо-средства дорогие и производитель не допускает их расхищения и разбазаривания, строго контролирует, сколько, чего и кому отпускается. Татьяна оставила менеджеру свой документ и сразу же прошла в один из кабинетов.
Там ей предложили вкусный фиточай, потом положили на кушетку и стали проводить процедуры. При этом косметолог посетовала, что кожа Татьяны выглядит на десять лет старше реального возраста, но, видя огорчение клиентки, успокоила ее заверением, что эта проблема решаема.
Татьяне очень понравилось, как она стала выглядеть после процедур. Лицо ее заметно подтянулось, мелкие морщинки на нем разгладились, а количество подбородков уменьшилось с двух до одного, как положено!
– А ведь это была всего одна процедура, – улыбнулась ей косметолог. – Причем достаточно простая, точно такого же эффекта легко добиться регулярным домашним уходом с правильными средствами.
Домашний уход – это звучало очень заманчиво. Куда лучше, чем «пластическая операция под общим наркозом»!
– А что за средства? – разумеется, поинтересовалась Татьяна, и сразу две приятные девушки в хрустящих белых халатиках провели персонально для нее презентацию инновационных омолаживающих средств марки «Биэль».
Это уникальные разработки израильских ученых, объяснили они. Состав инновационных средств глубоко засекречен, известно лишь, что в него входят молекулы осетровых рыб. Понятно, что это дорогое сырье, но его главная ценность – в уникальном воздействии на женский организм.
– В каждой икринке заложена природная сила, которая позволила осетровым дожить с древнейших времен до наших дней, – сказали приятные девушки. – Долголетие без потери качества жизни и природной красоты – именно то, что нужно современным женщинам. Таким, как вы, например! И именно вам сегодня очень повезло, вы можете приобрести уникальные инновационные средства «Биэль» в специальном наборе для эффективного домашнего ухода.
Специальный набор чудо-средств помещался в пластмассовом чемоданчике с красивым вензелем на крышке и стоил почти сто тысяч: 99 999 рублей.
– По случаю презентации мы сделаем вам десятипроцентную скидку, – расщедрились приятные девушки. – А если у вас при себе нет денег, то мы оформим вам беспроцентную рассрочку.
Деньги у Татьяны были – пачка купюр от Виктора, но она не взяла их с собой на бесплатную презентацию.
– Хорошо, завтра я приеду с деньгами, – пообещала она приятным девушкам, но те ее огорчили:
– К сожалению, по требованию производителя инновационных средств акция с презентацией и продажей специального набора ограничена по времени и заканчивается сегодня! Очень жаль, что вы теряете такую возможность…
Терять такую возможность Татьяна не хотела.
– Давайте что-нибудь придумаем? – жалобно попросила она, и приятные девушки, переглянувшись, пошли ей навстречу.
Потом Татьяну водили из кабинета в кабинет, ни на минуту не оставляя ее в одиночестве. Заботливо поили фиточаем и ароматными фруктовыми коктейлями, давали на подпись готовые бумаги, не утруждая их заполнением. Всюду играла музыка, было много цветов, шаров и красивых улыбчивых девушек в минималистичной обтягивающей униформе с логотипом «Биэль».
– Девчонки-промоутеры пользуются фирменными средствами, им выдают их бесплатно, представляете, как повезло? – нашептала Татьяне одна из приятных девушек в белом. – До старости будут такими юными красотками, если не поленятся проводить процедуры!
Татьяна, которой было весело и легко, словно она сама стала праздничным воздушным шариком, завидовала везучим девчонкам и радовалась за себя, любимую, заверяя приятных девушек, что уж она-то пренебрегать домашним уходом с чудо-средствами не будет. Что нужно – выпьет, чем надо – намажется, вотрет, нанесет и заполирует! Только дайте!
Ей дали вожделенный набор и с улыбками проводили до вызванного такси. В машине Татьяна уснула и всю дорогу до дома проспала, обнимая пластмассовый чемоданчик с вензелем и улыбаясь.
Через неделю к ней пришел следователь.
Татьяне не повезло. Или наоборот? Она оказалась в числе последних жертв мошенников, которые опаивали женщин психотропными препаратами и обманом заставляли их брать кредиты на приобретение дорогих косметических средств и пищевых добавок, якобы обладающих омолаживающим действием.
– Доказательная база практически собрана, скоро дело будет передано в суд, – сказала следователь – симпатичная женщина лет тридцати. – Однако вы еще можете нам помочь.
– Вы извините нас, пожалуйста, – Виктор обаятельно улыбнулся следователю. – Дела семейные, Танечка, на минутку…
Он подхватил супругу под локоть и не удержался – потянул сишком сильно, так что Татьяна едва не упала и вывалилась из комнаты в коридор кособоко, как хромоножка.
Следователю тоже не повезло. Или наоборот? Она пришла, когда Виктор был дома, и он, разумеется, присутствовал при их беседе. Татьяну улыбки супруга обмануть не могли – Виктор был в бешенстве.
– Дура! Ду-у‐урищщща! – страшно шипел, словно взбесившийся отпариватель, он на супругу в кухне, закрыв дверь, чтобы следователь их не слышала. – Это ж надо было такое учудить, так опозориться! Ты хоть понимаешь, как я теперь буду выглядеть?
– Ну а ты-то при чем, это же я…
– Безмозглая свинья!
Татьяна нервно хохотнула. Вообще-то ей было не смешно, а страшно, потому что таким Виктора она еще никогда не видела.
Раньше он был тиран и деспот, однако не лишенный величия, пугающий, грозный, но и завораживающий, как морской шторм. Виктор, ругающий дуру-жену сиплым шепотом и объявляющий свою монаршую волю ей на ушко, выглядел комично и как-то… мерзковато. Он по-прежнему был опасен, от него не стоило ждать чего-то хорошего, но к привычному страху Татьяны добавились чувство гадливости и отчетливое недовольство собой. Как будто раньше она малодушно пасовала перед огромным разъяренным быком с окровавленными рогами и паром из ноздрей, а теперь ее запугивало ядовитое насекомое.
– Шшшшто обо мне люди скажжжжут, а? – шипело и жужжало насекомое. – Потешаться будут: у Виктора Кострова жена-дура клюнула на удочку мошенников, отпулила им мужниных денег и осталась с носом, тупица!
– Витя, успокойся, мошенников осудят и нам компенсируют ущерб, – попыталась успокоить супруга Татьяна. – Я не настолько много потратила, чтобы ты так переживал.
– Да шшшшто мне деньги? – шепотом ярился муж. – Позззору не оберешшшшшься! Мало мне было стыда, что жена-уродина, в свет не выведешь, людям не покажешь, так еще и имя мое замарала, тупица, в скандальную историю втянула!
– Татьяна, извините, мы не могли бы продолжить разговор? – чуточку раздраженно позвала следователь. – У меня очень мало времени…
– У нас тоже! – приятным голосом без всякого шипения откликнулся за жену Виктор и, коротко и страшно вытаращив на Татьяну глаза, пошел в гостиную. – К сожалению, вы несколько не вовремя, мы с супругой как раз собирались уходить, уж извините, но есть дела…
Он развел руками, прощально кивнул и тут же удалился в прихожую, где с понятным намеком зашуршал плащом и забренчал ключами. Замер на пороге, энергичными жестами показывая жене – выметайся, мол, давай и гостью свою выпроваживай! – и одновременно приветливо спросил следователя, которая не могла их видеть:
– Вам, кстати, куда нужно, может быть, подвезти?
– Вы меня выгоняете? – скрипнул диван, в проеме двери появилась следователь.
Она поправила очки и посмотрела на Виктора с новым интересом.
– Ни в коем случае! – ответила за супруга Татьяна и повела плечами, сбрасывая руку Виктора, обнявшего ее, чтобы не позволить действовать самостоятельно.
Прости, родной, не в этот раз! В этот момент в Татьяне будто что-то сломалось… или, наоборот, – починилось. Шипящий и гримасничающий Виктор, не пускающий ее к следователю, показался вдруг нелепой пародией на того свирепого громовержца, который волок ее, зареванную и в халате, на дурацкий футбол.
– Шшшто такое, Танечка? – злым насекомым шепотом спросил ее муж.
– Таракан, таракан, таракашечка, жидконогая козявочка-букашечка, – тихо-тихо проговорила она.
– Шшшто?!
– Ты поезжай, дорогой, – с ласковой твердостью громко сказала Татьяна, вручая мужу портфель и, как поршнем, выдавливая им Виктора из прихожей. – А я потом, попозже.
И, когда Виктор выскочил из квартиры, в сердцах слишком громко хлопнув дверью, она спокойно заперла замок и повернулась к следователю:
– Так чем я могу вам помочь?
Татьяна дала показания и позволила взять на экспертизу чудо-средства из чемоданчика. Оказалось, что они действительно произведены в Израиле, но никаких особо ценных ингредиентов не содержат и вместе с чемоданчиком стоят около пятисот рублей.
Виктор, узнав, что его жена пойдет в суд вместе с другими потерпевшими, объявил, что предел его терпения исчерпан – такая дура-супруга ему не нужна.
Татьяна молча собрала чемодан и съехала на съемную квартиру, благо чувство собственного достоинства и неистребимая тяга к позерству не позволили Виктору забрать у нее остатки денег, выданных на пластическую операцию. Имеющейся у Татьяны суммы должно было хватить на два-три месяца экономной жизни. Что делать дальше, она пока не придумала.
Но, видно, свечка в церкви горела не зря. Через пару дней после того, как дело пошло в суд, Татьяне снова позвонили…
Она остановилась и одернула на себе пиджак. Длинный серый коридор без окон закончился, перед ней была поцарапанная металлическая дверь с косо висящей имитацией таблички – приклеенным на скотч бумажным листом. На нем с помощью принтера, в котором не помешало бы заменить картридж, было напечатано: «Ток-шоу «Поговорим начистоту», а ниже синела нервная приписка шариковой ручкой: «Халатова нет и не будет!»
Татьяна постучала, ей крикнули:
– Открыто же! – и она вошла в помещение, загроможденное ящиками, коробками и свертками плотно, как корабельный трюм.
Среди них была проложена тропинка, ведущая к другой двери, тоже открытой и даже подпертой какой-то громоздкой мебелью вроде широкой низкой лестницы. На ее нижней ступени сидела девица в толстовке с закатанными рукавами, в джинсах, испачканных пылью, армейских ботинках и с плохо сочетающимся со всем остальным багажом вечерним макияжем. Она курила, старательно выдыхая дым в сторону от напольной вешалки, заполненной одеждой и накрытой мутно-серым, ворсистым от пыли полиэтиленом.
– Туда, – ни о чем не спрашивая, сказала Татьяне прекрасная курильщица и кивком указала на открытый проем.
За ним виднелось второе помещение, в отличие от первого – светлое и почти пустое.
– Ко мне? На шоу? Проходите, садитесь. – Девица с растрепанным пучком, в тесном брючном костюмчике и жокейских сапогах проехалась вдоль длинного стола в компьютерном кресле на колесиках и похлопала по одинокому венскому стулу.
Татьяна прошла и села.
– Не обращайте внимания на разгром, у нас тут переезд с ремонтом, два в одном, – сказала жокей-девица и развалила стопку папок на столе. – Так, вы у нас…?
– Татьяна Кострова.
– Кострова, Кострова… А, мошенничество в салонах красоты? – жокей-девица быстро отыскала нужную папку, а в ней – бумажку с ФИО гостьи. – Ага, Татьяна Сергеевна Кострова, вы у нас на героиню и даже с гонораром… Прекрасно.
Она всплеснула руками, рявкнула:
– Ленка, хорош там курить, весь реквизит провоняешь! – и, подперев кулачком нарумяненную щеку, устремила на Татьяну задушевный взгляд. – Ну, рассказывайте. Как все было, как вы дошли до жизни такой, что вас к тому подтолкнуло…
– Кто, – поправила ее Татьяна, устраиваясь на стуле поудобнее. – Не что, а кто меня подтолкнул. Я же могу говорить правду, да?
– У нас все говорят только правду! – горячо заверила ее жокей-девица.
– Отлично. Тогда слушайте. Во всем виноват Виктор – это мой муж…
– Тук-тук, можно?
Я подняла голову от бумаг. В предбаннике у помощника скрипнула дверь, послышались басовитые смешки и «Димон, здорово! – О, привет!», после чего «Тук-тук, можно?» было исполнено на бис – с максимальным приближением к публике в моем лице.
Отвечать было необязательно – тот, кто спрашивал, не сомневался, что ему тут будут рады. Хотя давненько он не заглядывал ко мне в гости…
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнула я, постаравшись не выдать обиды. – А я думала, ты уже не ходишь мимо Таганского райсуда.
– Да вот шел мимо, дай, думаю, зайду, – по инерции произнес свое обычное Таганцев и, осознав, что я ехидно упредила его дежурную реплику, смущенно засмеялся.
– Чай будешь? – спросила я, потому что когда-то это была наша традиция. – У нас хороший чай, без психотропов.
– Я шоколадку забыл, – повинился гость.
– Значит, не чаи гонять шел, – рассудила я и перестала шутить. – Что случилось, Костя?
Старший лейтенант опустился на стул – тот натужно заскрипел, его ножки разъехались шире. Все как в старые добрые времена!
– Это я у тебя хочу спросить, – сказал Таганцев, не ответив на мой вопрос. – Лена, что с Наткой?
– В смысле? – Я откинулась на спинку стула и потерла лоб. – Вы разве не помирились?
Пока я отдыхала в «Сосенках», мы с сестрой часто созванивались, и она была весела, бодра, преисполнена оптимизма. Я и подумала, что у них с Костей все наладилось, но с расспросами лезть не стала – сама не люблю делиться интимными подробностями.
– А разве мы ссорились? – простодушно удивился Таганцев.
– Ну привет! Натка жаловалась, что ты сбежал от нее к другой женщине!
– Что?!
– К какой-то бабе, которая позвонила тебе в самый неподходящий момент, а ты встал, оделся и улетел к ней, как на крыльях!
– Так это Злюка была, шефиня убойного!
– Зоя Лукина? – Я знала Злюку, мы как-то встречались в общей компании.
– Ну! – Таганцев взлохматил волосы, уподобившись сердитому ежику. – Она вызвала, я поехал, какие были варианты?
– Был вариант объяснить это Натке, – не удержалась я от шпильки. – Она у нас девушка глубоко штатская, долг службы понимает плохо, вот и решила, что ты покинул ее ради другой. А ты потом говорить с ней не стал…
– Я у начальства в кабинете был! С докладом! Какие личные разговоры?
– А потом, когда ты вышел от начальства? Не позвонил, не объяснился, не успокоил?
– Да. Нет. Не знаю! – Таганцев всплеснул руками.
– Свидетель путается в показаниях, – отметила я.
– Да мне казалось, все нормально! Я и не знал, что Натка обиделась! Я думал, ей просто не до меня – ну, Сенька же сейчас дома, дистанционка у него, все дела… А сам я занят был очень, мы тут одного хитровыделанного брали, такой, скажу тебе, жук…
– Суду все ясно! – объявила я, чтобы прервать этот бессвязный монолог. – Ты не понял, что вы с Наткой поссорились. Иди мирись! Кайся, дари цветы, клянись, что подобное не повторится.
– Как это – не повторится? – опять удивился Таганцев. – Ты, что ли, Злюку не знаешь? Ей в ночь-полночь позвонить, выдернуть человека из кровати и в засаду уложить на пару суток – плевое дело!
– Все это ты должен объяснить Натке, – я выразительно посмотрела на часы на стене. – Костя, у меня куча работы…
– Нет, погоди, не выгоняй меня! – Таганцев плотнее ввинтился задом в стул, и тот закрякал нервной уточкой. – Давай разберемся вместе, тут что-то не сходится. Натка не гонит меня! Не говорит прости-прощай! Она просто отказывается встречаться – типа, не время еще, рано, потом-потом. Мол, увидимся, милый, но позже, и будешь ты приятно удивлен. Это что значит, Лена?
Я нахмурилась.
– Это значит, что… Не знаю я, что это значит! Но точно ничего хорошего. Сам знаешь, обычно Наткины сюрпризы – это большие неприятности.
– Вот и я о том же.
Мы обменялись понимающими взглядами.
– Я к ней съезжу и выясню, что происходит, – пообещала я, вздохнув. А хотела провести тихий вечер за просмотром отличного шведского сериала! – Спасибо за сигнал.
– Если что – свисти. – Костя встал.
Стул облегченно выдохнул. Я проводила старшего лейтенанта хмурым взглядом. Он будто передал мне эстафетную палочку – теперь уже я терзалась беспокойством.
Я как-то не придала этому значения, но ведь Натка и мне говорила то же самое – мол, прости, дорогая, сейчас нет никакой возможности встретиться, но скоро мы обязательно увидимся, и тогда ты будешь приятно удивлена.
Я‐то подумала, что сестра просто прикупила мне какую-нибудь тряпочку на свой вкус, и приятное удивление у меня должна вызвать очередная бешеная фуксия. Но если то же самое она говорит Таганцеву, который совершенно равнодушен к обновкам…
Нет, не понимаю.
Я снова посмотрела на часы, прикинула, что уроки у моей десятиклашки уже закончились, и позвонила ей. Натка так не хочет расставаться с молодостью, а Сашке настолько приятно считать себя взрослой, что они в последнее время общаются не как тетка с племянницей, а как две подружки. Даже не знаю, нравится мне это или нет.
С одной стороны, хорошо, что две мои самые любимые девочки прекрасно ладят. С другой – я начинаю чувствовать себя третьей лишней. Но сейчас на доверительных отношениях Натки и Сашки вполне можно было сыграть, и я намеревалась это сделать, пусть даже совесть потом упрекнет меня за манипуляции близкими людьми.
– Мам? – басовито вопросил голос в трубке.
Я сделала себе пометочку: Сашка говорит низким голосом, который считает очень соблазнительным и эротичным, стало быть, она сейчас не одна.
– Отойди на минуточку туда, где тебя не смогут услышать, – попросила я. – У меня к тебе деликатный вопрос.
– Вот прям срочный деликатный вопрос? – переспросила дочь.
Я услышала скрежет отодвигаемого стула и приглушенный топот массивных подошв. По-моему, это дурацкая мода – хорошеньким девушкам носить зверовидные ботинки-тракторы.
– Прям не знаю, что и думать, – нормальным голосом сказала Сашка, утопав куда-то. – Если тебе соседская бабка донесла, что мы с Фомой целовались на лестничной площадке, то это не повод для срочного звонка…
– Плевать на бабку, – грубо сказала я, опомнилась и заметила: – Хотя целоваться там, где это видят другие люди, просто неприлично!
– Ладно, мы будем это делать в моей комнате, – радостно согласилась Сашка.
– Я дверь твою с петель сниму! Будешь с открытым проемом жить!
– Вот видишь? Фактически сама гонишь несчастных влюбленных на лестницу!
Я спохватилась:
– Саша, давай мы ваши поцелуи обсудим позже? У меня к тебе срочный вопрос: что происходит с Наткой, ты в курсе?
– Ой, теть Наташа в своем репертуаре! Чем бы дитя ни тешилось… – Сашка засмеялась – снисходительно, как будто мы говорили о несмышленом малыше. – Она проходит какую-то антиэйдж-программу, хочет помолодеть на двадцать лет разом и поразить всех своей неувядающей красотой.
– Что за программа? Это ты ей рекомендовала?
В тусовке бьюти-блогеров постоянно обсуждают косметику, средства для ухода, гимнастику для лица и прочие темы, которые живо интересуют мою сестрицу. Натка с Сашкой могут болтать об этом часами. Я в их беседы стараюсь не вступать – не хочу напрашиваться на участие в смелых экспериментах. Сашка то и дело ищет, на ком бы испытать очередную вонючую масочку или тошнотворный коктейльчик.
– Нет, это она сама нашла. Не в интернете, а где-то в офлайне увидела-услышала, – юная блогерша фыркнула, выражая свое отношение к таким допотопным каналам продвижения, как «одна тетенька сказала».
– Как называется программа?
– Не помню. Там какое-то женское имя – Элли или типа того. – Ботинки-тракторы снова шумно затопали. – Мам, меня люди ждут, у тебя все?
– Да.
Связь оборвалась. Я положила мобильник на стол и крепко потерла лоб. Какая-то Элли… Какая еще Элли?! Мне вспоминалась только девочка с собачкой, унесенная ураганом вместе с домиком. И почему-то крепло ощущение, что я знаю эту девочку – на самом деле ее зовут Натка. Во что она снова вляпалась? Элли…
«Может, не Элли, а «Эльвен»?» – вкрадчиво подсказал вдруг внутренний голос.
Я подпрыгнула на стуле:
– Ну, конечно! «Эльвен Бьюти», чудо-средства для вечной молодости и красоты!
Я вновь схватила телефон и позвонила Таганцеву:
– Костя, ты далеко ушел?
– В трех кварталах уже, а что? Могу вернуться.
– Ладно, не возвращайся, просто слушай. Узнай, что сможешь, про «Эльвен Бьюти» – это такая марка разных средств для красоты.
– Это связано с Наткой?
– Кажется, да. Я точнее узнаю и тогда сообщу.
– Есть.
Я опять положила телефон и тут же снова его схватила.
«Заеду к тебе вечером, надо поговорить, после 19:00 нормально будет?» – написала я Натке в мессенджере.
«Сегодня не получится, давай на следующей неделе», – отозвалась она.
Моментально ответила, значит, ничем не занята. А от встречи со мной уклоняется… Это подозрительно.
«Ладно, тогда приеду в следующий вторник или среду», – написала я.
Натка в ответ прислала набор смайликов: улыбающаяся рожица, поднятый большой палец, сердечко, – значит, настроение у сестрицы хорошее.
Надеюсь, оно не испортится, когда я все-таки заявлюсь к ней нынче вечером, уже без предупреждения. Разведка боем – проверенный способ добыть информацию.
На пороге квартиры своего детства, где теперь живут Натка и Сенька, я стояла в 19:20. В руках у меня была большая квадратная коробка с логотипом пиццерии, и я подняла ее повыше, прикрывая лицо. Не то чтобы я думала, что Натка при виде невесть откуда возникшей пиццы утратит бдительность и распахнет дверь без расспросов, – я просто надеялась, что угощение умерит ее возмущение моим невиданным коварством.
Держа заградительную коробку одной рукой, другой я нажала кнопку звонка. Судя по шорохам внутри, в квартире кто-то находился. Поскольку Сенька все еще гостил у Сизовых, это могла быть только Натка. Она повозилась за дверью, отчетливо брякнула заслонкой глазка, но открывать не поспешила.
– Можешь даже крикнуть: «Никого нет дома!», как Кролик Винни-Пуху, я все равно не поверю, – громко оповестила я сестрицу-затворницу. – И не уйду. Открывай, Наталья, нам надо поговорить.
– Терпеть не могу, когда ты называешь меня Натальей, – сказала Натка, впуская меня в квартиру. – У тебя голос очень похож на бабушкин, ты в курсе? Когда я слышу это твое «Наталья!», у меня попа горит и чешется, как будто по ней уже нахлестали крапивой.
– Бабушка никогда не била нас крапивой! – возмутилась я, топая с пиццей на кухню.
– Но вечно угрожала это сделать, – напомнила Натка и проревела грозным голосом (совсем не похожим на мой!): – «Наталья! Немедленно положи мою помаду и смой все то, что ты нарисовала на лице, пока я не взялась за крапиву!»
– Право, жаль, что она за нее так и не взялась. – Я положила коробку на стол и развернулась к сестрице. – Колись, что ты натворила?
– Я? Что? Когда?
– Не верю, – не повелась я. – Когда ты врешь, то всегда косишь глазами влево, вот как сейчас. Лучше честно признайся, что за кашу заварила, и мы сразу же перейдем к фазе ее расхлебывания.
– Гос-с‐споди, что ты за человек?! – Натка перестала косить глазами и закатила их.
– Ты к кому сейчас обращаешься? – спросила я уже из комнаты.
Я решила пройтись по квартире, проверяя, что и как.
– Что ты ищешь? – сестра пошла за мной.
– Даже не знаю… Нильского крокодильчика в качестве нового домашнего питомца? Мужика в наколках, выписанного прямиком из зоны? Следы бурной попойки, ведьминского шабаша, ритуала вызова демонов, плантацию марихуаны в керамических горшочках?
– Ты думаешь, я на такое способна? – Натка удивилась, кажется, приятно.
– Думаю, ты способна на такое, чего я даже не придумаю, – честно сказала я. – Поэтому, раз крокодильчика и демонов я не вижу, будет лучше, если ты сама мне все расскажешь. Ну? Почему ты отказываешься встречаться с родными и любимыми? И что за программу проходишь, сидя тут взаперти?
– Сашка проболталась? – Натка вздохнула. – М‐да, «не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды».
– Сенька все-таки учит «Вересковый мед»? – я узнала цитату.
– И декламирует мне по телефону, – кивнула Натка. – Пойдем на кухню, там же пицца… Чай будешь?
– Если без психотропных препаратов, то да.
– Что за странная мысль? Ты же видишь, у меня нет плантаций наркотиков.
– Ой, это из другой песни, прости, – я сочла нужным извиниться, а то примчалась, накричала, обвинила бог знает в чем! – У меня просто по одному делу проходят ловкачи, которые всучивали доверчивым женщинам дорогущие снадобья, опаивая их чайком с психотропами.
Натка затормозила так резко, что я толкнула ее в спину.
– Что за ловкачи? – обернулась сестра.
– Ты их не знаешь, – я было отмахнулась, но оценила выражение лица сестрицы и мигом растеряла всю уверенность. – Или знаешь? Натка!
– А расскажи-ка мне про это свое дело, – она тяжело опустилась на табурет.
Я вкратце пересказала ей суть исков пострадавших гражданок.
– Мать вашу так, – выслушав меня, уныло проговорила Натка. – Так вашу мать! – Она вскочила и забегала по тесной кухне, едва не наступая мне на ноги. – А я‐то думаю, что ж волшебного эффекта все нет и нет! Я ж и пилюльки глотаю, и сборы пью, и мазючки кладу в три слоя, а все как было, так и осталось!
– Ты красивая, – осторожно заметила я, еще не вполне понимая причину бурного волнения сестрицы.
– А должна уже быть прекрасной! Неотразимой! Самой-самой!
– Кому должна?
Натка остановилась и вздохнула, а потом сбегала в комнату, вернулась с какой-то коробкой и поставила ее передо мной, подвинув пиццу:
– Вот.
Я узнала золотой логотип.
– Ты купила хваленые средства «Эльвен Бьюти»?
– Как видишь. – Натка села и запустила руки в волосы. – Отдала за них почти двести тысяч.
– Ско-о‐олько?!
– Сколько было, столько и отдала!
– С ума сошла?! Или… А, я поняла: тебя тоже поили сомнительным чаем?!
Натка кивнула:
– Я две кружки выпила. Чай, кстати, вкусный был. И такой… веселящий.
– Где это было? В каком салоне?
– Ни в каком. Мне по телефону сказали, что они не работают с салонами, и я их вызвала сюда.
– Ну ты даешь…
– Ага.
– Погоди, но марка-то другая, – я попыталась уцепиться за соломинку. – Там была «Биэль», а тут «Эльвен Бьюти»…
– Би – бьюти, эль – эльвен, – сама расшифровала Натка. – Я идиотка… И ты хороша! Почему не рассказала мне про тех мошенников? Я бы им не попалась!
– Так я же не знала… Ведь ты мне ни слова…
– Хотела всех удивить. – Натка пригорюнилась. – Эх…
Я поглядела, как она уныло горбится, дергая себя за волосы, словно хочет оплешиветь, и почувствовала, что уже не злюсь. Вернее, на Натку не злюсь, а на тех жуликов – очень даже!
Никогда я не могла спокойно смотреть, как страдает моя младшая сестричка. Даже если страдала она вполне заслуженно, отшлепанная по мягкому месту твердой бабушкиной ладонью (но не крапивой!).
– Ну, удивить еще не поздно, – сказала я, заставив себя собраться. – Если не всех, то хотя бы тех твоих жуликов… Которые, кстати, вполне могут оказаться моими мошенниками!
– И тогда ты их засудишь? – обрадовалась Натка.
– Не исключено. Но сначала нужно будет провести оперативно-разыскную работу…
– Так в чем проблема? – Сестра, уже воодушевленная, опять вскочила, умчалась в комнату и тут же вернулась, потрясая мобильником. – У нас же есть знакомый опер!
– О боже, – я прикрыла глаза ладонью и услышала, как Натка стучит по кнопочкам сенсорного экрана, а потом медовым голосом говорит:
– Костенька, миленький, я так по тебе соскучилась, приезжай ко мне прямо сейчас, а? Чаю выпьем…
Удивительно, но Таганцев действительно примчался очень скоро. Надеюсь, он не пренебрег своими служебными делами ради личных. В руках у Кости был букет, на лице – выражение радостного ожидания. Не знала, что он так любит чай!
Увидев меня, Таганцев несколько потускнел – понял, что интим откладывается, но постарался не выказать своего разочарования и поздоровался так, будто мы с ним не виделись всего несколько часов назад.
Правильно, не надо показывать Натке, что мы выступили против нее единой коалицией. Тем более что теперь точно так же за нее и вступимся.
– Костя, нужна твоя помощь, – я взяла слово, зная, что Натка будет жаться и мяться, не решаясь публично признаться в совершенной ошибке. – Ситуация вот такая…
Я четко и ясно, не отвлекаясь на оценку умственных способностей сестры, рассказала Таганцеву, что Натка, похоже, стала жертвой мошенников.
Костя, спасибо ему, принял предложенный тон и не стал говорить, что он думает об этой Наткиной авантюре. Он ограничился одним косым взглядом, легким вздохом и сразу предложил план действий:
– Во‐первых, барахло это, – он неприязненно взглянул на пластиковый чемоданчик с золотым логотипом, – надо отдать на экспертизу. Во‐вторых, чай… Я так понимаю, образцов его не осталось? Даже использованных пакетиков?
Натка развела руками.
– Жаль. Идеально было бы взять этих деятелей с поличным, в процессе. Как ты стала их клиентом?
– Позвонила, назначила время, они и приехали.
– Значит, надо еще раз позвонить, но уже кому-нибудь другому, типа, новому клиенту, – Таганцев посмотрел на меня.
– Ты прекрасно понимаешь, что я не могу быть и судьей, и потерпевшей в одном лице, – возразила я. – Может, сам позвонишь?
Таганцев крякнул.
– Костя совсем не похож на их типичного клиента, – вступилась за любимого Натка.
– Точно, он не дурак, – не удержалась я.
– Я думаю, это должна быть женщина, – дипломатично сказал старший лейтенант. – Немолодая, ухоженная, с достатком. Она не вызовет подозрений, эти эльфы-жулики к ней приедут, чаек заварят, пилюльки впарят – тут-то мы их и возьмем.
– Отличный план! – обрадовалась Натка. – Осталось найти подходящую женщину.
– Я найду, – опрометчиво пообещал Таганцев.
– Что? Где? У тебя есть другие женщины? – тут же завелась его ревнивая подруга.
– Наталья! – повысила я голос, тот самый, «бабушкин», обещающий эффективный крапивный массаж по ягодицам. – Уймись! Я знаю подходящую женщину. Мы попросим о содействии Тамару Тимофеевну Плевакину.
– Жену твоего шефа? – прищурился старший лейтенант.
– Она не только жена моего шефа, но и красивая женщина в годах, – пояснила я. – Вполне подходящий типаж, плюс Тамара Тимофеевна ученый-психолог, она наверняка не откажется от такого интересного опыта.
– Лады, – Таганцев кадидатуру профессора одобрил. – Наташ, ты телефончик эльфов сохранила?
– Он есть на сайте.
Мы зашли на сайт «Эльвен Бьюти», и тут нас постигла первая неудача: он не работал. На главной странице висела, не исчезая, табличка с текстом: «Извините, на сайте ведутся технические работы». Добраться до контактов было невозможно.
Натка отыскала нужный номер в своих исходящих и позвонила на него.
– Скажу, что забыла, как правильно принимать витаминный коктейль, – шепотом пояснила она нам с Костей, пока в трубке шли гудки вызова.
Но ей не ответили.
– Вотсап! – спохватилась сестра. – Мне туда присылали фотки Анны и Максима.
Звонок в вотсапе тоже остался без ответа. Натка перезвонила на номер в мессенджере по сотовой связи, но ей сказали, что вызываемый абонент отключен или находится вне зоны действия сети.
– Мы опоздали, – резюмировал Таганцев, досадливо стукнув себя по коленке. – Эти гады легли на дно.
– Так же действовали те мошенники из салонов. – Я вспомнила дело, которое досталось мне с подачи Анатолия Эммануиловича.
Костя о нем не знал, и мне пришлось ввести его в курс.
– То есть они работали два-три месяца под одним названием, потом меняли юрлицо и декорации, перемещались в другой салон и снова косили бабки по прежней схеме?
– Примерно так.
– Значит, и сейчас не залягут на дно навсегда, а скоро вынырнут снова, – рассудил старший лейтенант. – Будем ждать.
– Просто ждать и ничего не делать? – расстроилась Натка.
Было видно, что ей хочется задержать мошенников, покарать их, вернуть себе деньги и святую веру в справедливость – и все это сразу, сейчас же, без промедления.
– А что мы можем? Тебе давали на руки какие-нибудь официальные бумаги?
– Нет, это я им показывала свой паспорт, – призналась Натка.
– Вот молодец! – опять не удержалась я.
Сестра скользнула по мне рассеянным взглядом и еще припомнила:
– Мне предлагали подписать бумаги – оформить кредит на покупку, но у меня были наличные, так что я отказалась.
– А зря, пожалуй, был бы хоть какой-то документальный след, – сказала я.
– Но у меня есть их фотки! – встряхнулась Натка. – Вот же они, в мессенджере! Мне прислали их, чтобы я не открыла дверь каким-нибудь жуликам.
– Заботливые, – съязвил Таганцев и взял из рук любимой смартфон. – Анна и Максим… Нат, были бы это сканы страничек паспорта, а так – просто фото… Думаешь, они на самом деле Анна и Максим? Может, Дуня и Петя или Клава и Вася…
– Стоп! Паспорт! – Натка так обрадовалась, что аж засияла, как солнышко, и укатилась из кухни со скоростью, которую солнце явить не способно.
Вернулась она через пару минут – все это время мы с Таганцевым, озадаченно переглядываясь, прислушивались к доносящимся из комнаты стукам, шорохам и маниакальному бормотанию: «Где ты, ну где же ты, я же знаю, ты где-то здесь…»
– Вот! – Натка потрясла помятой бумажкой и торжественно вручила ее Таганцеву. – Это скан паспорта той особы, которая представляется лицом марки «Эльвен Бьюти», Анны Соколовой.
– Соколова Анна Ивановна, одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения, паспорт выдан ОВД Тишинского района города Приморска… Ну, вот это уже что-то! – Таганцев тоже обрадовался, обнял Натку и чмокнул в щечку. – Гражданочку Соколову я вам из-под земли выкопаю! – Костя встал. – Все, не сердись, Натусь, но мне очень нужно бежать, я всего на полчасика вырвался…
Таганцев ушел, прихватив для экспертов чемоданчик со снадобьями, и Натка попрощалась с ним за порогом. Я не прислушивалась специально, но уловила характерные звуки и подумала, что не только юным влюбленным приходится иной раз целоваться в подъезде.
– Прости, что мое присутствие помешало вашему счастливому воссоединению, – извинилась я перед сестрой, когда она вернулась в квартиру.
– Да ладно, главное, мы помирились, – Натка мечтательно улыбалась. – Костя такой славный, да? В очередной раз примчался спасать свою принцессу от драконов, мой рыцарь без страха и упрека…
– Но с распечаткой паспорта главной драконихи! – напомнила я и искательно огляделась. – Слушай, а чай-то где? Ты же обещала!