Глава 18

— Так что же наши искусники предлагают нам сегодня? — риторически вопросил Кеннер, указывая рукой на подставку, которая при его словах, медленно вращаясь, начала подниматься.

Вспыхнули яркие лампы, осветив лежащее на бархатной подушечке украшение и оно засверкало, отбрасывая вокруг розовые отблески. Тишина сразу же сменилась негромким гулом голосов, в котором ясно слышались восхищённые восклицания.

— Дамы и господа, перед вами подвеска «Северная заря», — провозгласил Кеннер.

Поначалу подвеску назвали «Заря севера», но это название оказалось слишком уж созвучным с названием мутной фирмы «Заря востока», торгующей высокой алхимией и непонятно кому принадлежащей. Такое сходство могло навести кого-нибудь на ненужные мысли и Кеннер в последний момент приказал название изменить.

— В центре подвески вы можете видеть великолепный розовый бриллиант, добытый на огромной глубине в недрах Рифейских гор. Бриллиант обрамлён цветущей лозой. Сама лоза выполнена из платины, модифицированной Слезой Пожирателя, а цветы на ней вырезаны из небольших жёлтых и синих сапфиров.

Кеннер продолжал свою речь, подробно описывая создание подвески и отвечая на вопросы публики. Вопросов, впрочем, было не так уж много — толстый богато иллюстрированный буклет был приложен к каждому приглашению.

— А ваш муж неплохо справляется, Лена, — заметила императрица Мария, глядя на происходящее через одностороннее стекло.

Дамы сидели в одной из закрытых лож для тех особых клиентов, которые пожелали участвовать в торгах лично, но без огласки. Были ли заняты другие ложи, оставалось неизвестным — организаторы гарантировали анонимность таких гостей и проявлять любопытство категорически не рекомендовалось.

— Не представляю, с чем бы он не справился, — хмыкнула Лена. — Я знаю его всю свою жизнь, с самого детства, но он всё равно меня постоянно удивляет.

— Барон не только вас удивляет, — усмехнулась Мария. — Другого такого барона у нас, пожалуй, и не найти. Во всяком случае, я не знаю другого барона, кто на равных общался бы с верхушкой империи и церкви. И я даже не говорю о вашем богатстве и влиянии.

— Потому что Кеннер прежде всего не барон, — пожала плечами Лена. — Для нас это баронство практически ничего не значит, Кеннер стал бароном довольно неожиданно для себя. А для наших друзей этот титул скорее повод для дружеских шуток.

— Даже так? — императрица посмотрела на неё с интересом. — Честно говоря, мне трудно поверить в ваше несерьёзное отношение. По оценкам наших специалистов, тех денег, что вы вложили в совершенно ничем не примечательное баронство, хватило бы, чтобы поднять среднее графство.

— Просто Кеннер привык всё делать хорошо. Он когда-то сказал мне, что с удовольствием отказался бы от баронства, но там много людей, которые связали свою судьбу с нашим семейством и он не может просто сказать им: «я решил, что мне не нужно баронство, живите как хотите». Мы, конечно, можем переместить всех этих людей и предоставить им жильё и работу в Новгороде, но это было бы очень неудобно и для них, и для нас. Так что мы всё-таки решили развивать баронство и оставить его нашему второму сыну. Разумеется, если империя вдруг под каким-то предлогом отберёт у нас баронство, мы этих людей не оставим. Потеряем кое-какие деньги, конечно, но для нашей семьи они не особо критичны.

— Граф Айке цу Ройтен предлагал императору потребовать от вашего мужа службы под началом графа Дамиана Коппа, — заметила императрица, с интересом наблюдая за Леной.

— Зачем? — искренне удивилась та. — Очевидно же, что Кеннер откажется.

— После того как он откажется, можно угрожать ему лишением титула.

— Шантаж, — немедленно догадалась Лена. — Нет, это разумеется не сработает, Кеннер не позволит себя шантажировать. Он сразу же откажется от титула, у меня нет в этом ни малейших сомнений. Император получит баронство обратно, но зачем это может ему понадобиться? Каких-то других плюсов для него я здесь не вижу.

— Вот и император тоже никаких плюсов не увидел, — кивнула Мария. — Особенно учитывая то, что баронство вернётся не ему, а папе. Не стоит слишком серьёзно относиться к затеям графа цу Ройтен.

— Но, если я правильно помню, граф цу Ройтен является эрцканцлером империи? — с лёгким недоумением спросила Лена.

— Прежде всего он является старым другом императора Конрада, — тонко улыбнулась императрица. — Мы с Дитрихом любим нашего отца и свёкра, но эта любовь не обязательно распространяется на его друзей.

Лена понимающе прикрыла глаза.

— А вы, Альма, не собираетесь участвовать в аукционе? — Лена обратилась к герцогине, резко меняя тему.

— Я бы хотела, — вздохнула та. — Но Оттон, увы, не готов делать мне такие подарки. Кстати, у вас есть какие-нибудь предположения, какой будет итоговая цена?

— У меня нет никаких идей на этот счёт, — покачала головой Лена. — Могу только предположить, что цена будет выше ста тысяч. Люди, которые сюда пришли, знают, за сколько была продана «Рифейская роза» и готовы выложить как минимум такую сумму.

— Для меня это многовато, — покачала головой герцогиня. — Но я, конечно, куплю сегодня что-нибудь из украшений попроще.

— Да и для меня тоже многовато, — грустно сказала Лена. — Я прямо запала на «Рифейскую розу», но своих денег мне не хватило, а муж не проявил желания купить её для меня. Он вообще был против, чтобы я участвовала в аукционе. Сказал, что если результатом аукциона будет покупка у самих себя, это произведёт совершенно нежелательное впечатление. Так что моя мечта ушла Ольге Рязанской.

— Я надеюсь, что мне всё же удастся сегодня купить эту подвеску, — заметила Мария. — Дитрих, кстати, идею этой покупки тоже принял безо всякого восторга. Возможно, он и не выделил бы на это денег, но мне очень помогли вы, Лена.

— Я? — удивилась Лена. — Каким образом?

— Ваш дирижабль, — улыбнулась императрица. — Для императора он выглядит немного унизительно, если вы понимаете, что я хочу сказать. Императору надо показать дворянству, что он всё-таки не хуже ливонского барона и тоже способен подарить жене что-нибудь этакое.

— Насколько я знаю, вы собираетесь заказать и дирижабль, — напомнила Лена.

— Дирижабль всего лишь поставит нас на уровень барона, — засмеялась Мария, — а император всё-таки должен быть хоть немного, но выше. Ну а что касается «Рифейской розы» — разве для вас был какой-то смысл её носить? Мне говорили, что для сильных магусов она бесполезна — это не так?

— Это так, — признала Лена. — Как артефакт она для меня действительно бесполезна — это как раз и есть главная причина, почему муж очень неодобрительно отнёсся к моей идее её купить. Но она просто прекрасна. Если вам случится повстречаться с Ольгой Рязанской, вы поймёте, о чём я говорю. Однако ведь такой артефакт и для вас не особо полезен, Мария, мать мельком упоминала, что у вас на удивление хорошо сбалансированная биохимия — не хуже, чем у сильной Владеющей. Не думаю, что вы как-то страдаете от прыщей.

— Не страдаю, но биохимия всё-таки ничего не гарантирует, — кривовато усмехнулась Мария. — Переволнуешься и запросто на следующее утро обнаружишь здоровенный прыщ посреди лба и никакая биохимия здесь не поможет. У вас такого не случалось?

— Нет, — несколько смущённо ответила Лена. — У меня любой прыщ рассосётся раньше, чем успеет толком образоваться.

— Стало быть, у магусов с этим проще, — пожала плечами императрица. — А какая-нибудь обычная женщина вынуждена ходить с припудренным лбом и видеть насмешку в глазах придворных дам.

— Ничего не могу сказать насчёт обычных женщин, — сочувственно заметила Лена. — Но нужно быть полной идиоткой, чтобы смеяться над императрицей, даже будь она какой-нибудь дурочкой, чего про ваше величество уж никак не скажешь.

— Вы недооцениваете людской идиотизм, Лена, — вздохнула та.

— Так вот почему ты заменила полгода назад половину фрейлин, Мария! — осенило герцогиню. — Это много обсуждали в свете, но никто так и не понял причины.

— Мне просто не нужны идиотки при дворе, — пожала плечами Мария.

«А ведь императрица, скорее всего, эмпатка, — осенило Лену. — Возможно, слабая и, возможно, она сама этого не понимает, но чтобы правильно распознать чувства стольких людей, одной проницательности недостаточно». Впрочем, даже если императрица своих способностей не осознаёт, просвещать её Лена не собиралась.

— О, наконец-то речи кончились, — Мария обратила внимания на происходящее за окном и прижала пальцем мобилку, отдавая распоряжение поверенному: — Поднимайте понемногу, тысяч по пять. Когда цена приблизится к двумстам тысячам, я дам вам дальнейшие инструкции.

— Твёрдо настроена победить, дорогая? — улыбнулась ей герцогиня Альма.

— Зачем нужен муж-император, если ты даже не сможешь купить понравившуюся безделушку? — риторически вопросила императрица.

Дамы понимающе посмеялись и повернулись к окну, за которым ставки уже успели стремительно приблизиться к ста тысячам.

* * *

— Здравствуй, Кеннер, — приветствовал меня князь. — Давненько ты у меня не появлялся.

— Так дела к тебе никакого не было, княже, — объяснил я, уже привычно устраиваясь в кресле напротив. — И рассказать нечего было. Не ходить же к тебе просто так, отвлекать пустой болтовнёй?

— Да? А вот некоторые, не буду называть имён, так и ходят, уж и не знаю, зачем, — сказал князь с лёгким оттенком раздражения.

— Может, хотят просто о себе напомнить, — пожал я плечами. — Не очень умная затея, по-моему.

— Совсем неумная, — согласился князь. — Ну боги с ним, с этим, который без имён. Поговорим о тебе. Проводил гостей и хочешь что-то про них рассказать?

— Проводил, — подтвердил я то, что князь и без меня прекрасно знал. — Доклад вот написал, вот только не знаю — отдать его тебе в руки или просто в канцелярии оставить?

— Оставляй мне, я почитаю и решу, что с твоим докладом делать, — распорядился князь. — А сейчас своими словами расскажи.

— О персоналиях два интересных факта вскрылось: во-первых, семья герцога Баварского, оказывается, очень близка семье императора. Они усердно создают впечатление на публику, что у них если и не вражда, то куча противоречий, а на самом деле отношения у них именно семейные.

— Как понял? — заинтересовался князь.

— Это не я понял, — усмехнулся я. — Со мной же только герцог Баварский общался, а он лишнего не скажет, не тот человек. А вот жена его немного проговорилась.

— А твоя жена это сразу отметила, — понятливо кивнул князь. — Ну, я знаю, что она далеко не дурочка, хоть и любит изобразить из себя пустоголовую. Вы-то с ней тоже мастера на публику тумана нагнать.

— Гм, — немного растерялся я. — В общем, всё у них по-родственному и секретов между собой не очень много. А второй момент — это то, что императрица Мария является эмпаткой, правда, непонятно насколько сильной.

— Проговорилась?

— Нет, Лена по косвенным признакам поняла.

— Любопытно, — заинтересовался князь. — По каким признакам?

— Ну, если коротко, то у них в разговоре всплыла такая история: у Марии как-то случился большой прыщ на лбу и некоторые фрейлины отреагировали неправильно. В результате Мария заменила половину своей свиты.

— Ну и как из этого следует, что она эмпатка? — не понял князь.

— Так они в неё пальцами тыкали и хохотали, что ли? Ясно же, что никто там открыто вида не показывал. Может, какая-нибудь фрейлина не удержала улыбку, или в приватном разговоре сказала не то, а на неё донесли. Но это один-два, ну, три человека, не больше. Чтобы половину штата разогнать, надо было эмоции отслеживать.

— А ведь верно подмечено, — задумчиво сказал князь. — А из этого вытекает ещё более интересный вывод: я, конечно, давно знал, что твоя жена вовсе не дура, но она, похоже, гораздо умнее, чем я думал. Ладно, не дёргайся, я никого просвещать не собираюсь. Главное, вы с ней меня дурить не пытайтесь.

— Мы никогда не пытались и не пытаемся, — возразил я, но князь только отмахнулся.

— Ещё есть что рассказать?

— Есть, княже. Мария прямо сказала, что император не прислушивается к советам эрцканцлера. Он сохраняет свой пост исключительно потому, что является другом старого императора. А ещё герцог совершенно определённо заявил мне, что Дитрих очень скептически относится к советам отца.

— Погоди, Кеннер, — перебил меня князь. — А ты не допускаешь, что они просто врут?

— Нет, княже, — уверенно сказал я. — Всё это было сказано прямым текстом, а не какими-то намёками. Мы с женой оба сильные эмпаты — от нас, конечно, можно утаить эмоции или увильнуть от ответа, но прямую ложь спрятать не выйдет. Вспомни, что при любых расследованиях требуют прямого заявления. При разговоре с эмпатом выдать откровенную ложь за правду невозможно.

— Хорошо, рассказывай дальше, — кивнул князь.

— Герцог сказал, что посылка войск к границам княжества было чужим решением, которое императору пришлось выполнить. Причём это было не решение старого императора, который, впрочем, идею горячо поддержал. А ещё герцог заявил, что выполнять такие решения можно по-разному. И что Дитрих при этом, фигурально выражаясь, перевернул стол с картами и раздал партию по-своему. Герцог при этом пытался создать у меня впечатление, что он просто проговорился, но не очень успешно — он сказал слишком много, чтобы в это можно было поверить.

— И к каким выводам ты пришёл?

— Церковь продавила решение создать напряжение на нашей границе для того, чтобы добиться от нас каких-то уступок. Очевидно, предполагалось наращивать это напряжение, пока мы не забеспокоимся и тогда приступить к переговорам. По словам герцога, эту идею горячо поддержал старый император. Конрад с эрцканцлером, видимо, планировали добиться каких-то уступок и для империи тоже.

— А с чего они взяли, что мы испугаемся? — с недоумением спросил князь.

— Я здесь живу всю свою жизнь, княже, и владею несколькими военными заводами, но об истинных размерах твоей дружины получил какое-то представление лишь после того, как ты начал полное перевооружение и мне стал известен размер заказа. Глубоко сомневаюсь, что император имеет достоверную информацию о военных возможностях княжества. Да они там даже о возможностях наших дворянских дружин не имеют представления. Герцог Баварский ничего об этом не знал и архиепископ Бопре тоже никакого представления не имел, отчего и получил неприятный сюрприз, когда моя дружина прибыла в Трир. Империя получает информацию о нас в основном через церковь, то есть от епископа Новгородского и Псковского Эдмунда Ройтера, а любой, кто хоть что-то значит в княжестве, шарахается от Ройтера, как от прокажённого. Неудивительно, что они совершенно не представляют себе истинного положения дел и относятся к княжеству, как к жирному торгашу, которого сам Христос велел немного пощипать.

— Как-то даже обидно звучит, — заметил князь.

— Ты же сам такое впечатление усердно создавал, княже, — пожал я плечами.

— За словами-то следи, Кеннер, — недовольно сказал князь.

— Прости, княже, — извинился я. — Ничего плохого не имел в виду.

— Ладно, — махнул рукой он. — Возможно, я и в самом деле немного переборщил с секретностью. Продолжай.

— Так вот, Дитриха эта идея не вдохновила. Вполне возможно, что о военных возможностях княжества он всё-таки что-то знал, а может быть, просто не видел никаких серьёзных выгод в этой затее. И вместо гвардии прислал какое-то отребье, правда, под командованием доверенного человека.

— Ты графа Коппа имеешь в виду? — заинтересовался князь. — Доверенный человек, говоришь?

— Я сначала думал, что это какой-то оппозиционер, которого император хочет дискредитировать, но потом понял, что это не так. С одной стороны, он должен поддерживать впечатление о своих войсках, как о плохо управляемом стаде, но с другой, необходимо держать их в кулаке, чтобы они не отчудили что-то нежелательное. Здесь обязательно нужен человек, которому император полностью доверяет.

— Резонно, — задумчиво согласился князь. — А помнится, ты что-то рассказывал, что они у тебя в баронстве безобразничают?

— Император оплатил все убытки. Причём здесь имеется интересная деталь: я предложил ему компенсировать убытки баронствам, чтобы получить некий рычаг воздействия на графа Коппа. И он в самом деле заплатил, но я недавно случайно выяснил, что заплатил он только мне — получается, что никакие рычаги воздействия на графа его не интересуют, император просто решил как бы извиниться передо мной. Показать мне своё хорошее отношение.

— Согласен с твоими выводами, — кивнул князь. — Будь граф в самом деле оппозиционером, император не упустил бы возможности надёжно взять его за жабры.

— Я уверен, что события развивались таким образом: с одной стороны, император прислал совсем не те войска, на которые рассчитывали попы, а с другой — мы им сообщили о возможности захватить Ливонию. Даже временный захват Ливонии церковь совершенно не устраивал, а надежды на войска императора не было никакой. Граф Копп очень достоверно поддерживал впечатление, что защитить Ливонию эти войска не смогут, зато спровоцировать нас могут запросто. Договор с нами церковь немного успокоил, но проблема с графом осталась, и император наверняка сейчас умело использует эту ситуацию, чтобы выдавить что-то с церкви. Я уверен, что герцог Оттон именно это и имел в виду, когда сказал, что Дитрих перевернул стол и раздал карты по-своему.

— Выглядит логично, — задумчиво заметил князь. — Пожалуй, соглашусь с твоими выводами. То есть ты считаешь, что империя нападать не собирается?

— И скорее всего, не собиралась, — кивнул я. — Это по большей части их внутреннее бурление. Однако случилось ещё одно важное событие, княже, о котором обязательно нужно рассказать. Дело в том, что мы с женой после окончания Академиума станем военнообязанными и в случае войны подлежим немедленному призыву. Так вот, мать заявила императрице, что если в результате действий империи её дети хоть как-то пострадают, она придёт в империю сама и сдерживаться там не будет. И что она придёт не одна. Лена сказала, что даже её здорово пробрало, а императрица вообще выглядела бледно.

— Милослава действительно может сказать убедительно, — с непонятным выражением заметил князь. — Но я её тревогу не совсем понимаю — ясно ведь, что тебе никакой призыв не грозит, я тебя просто никуда не отпущу. И жену твою тоже никто не призовёт, хотя бы потому, что ты её одну никуда не отпустишь, а поедешь вместе с ней.

— Она очень тревожится за нас, — объяснил я. — Порой даже слишком. Когда мы под обстрел попали, я просто чудом выжил — лежал без сознания весь в крови, а мать подумала, что меня убили. Это у неё с тех пор душевная травма, она очень болезненно относится к мысли, что кого-то из нас могут убить. Но дело здесь совсем не в нас. Императрица ясно уловила намёк, что наши Высшие вовсе не будут равнодушными зрителями. Они в империи как-то привыкли к мысли, что Высшие практически не участвуют в делах людей и за очень редким исключением, не лезут в политику. Но сейчас было прямо сказано, что они не останутся в стороне. Думаю, будь даже у императора какие-то планы, он бы их пересмотрел.

— Понятно, — князь надолго задумался.

Я терпеливо ждал. Наконец, он пришёл к каким-то своим выводам и заговорил снова:

— Понятно, — повторил он. — Если по фактам у тебя всё, излагай свои выводы и рекомендации.

— По фактам есть ещё один мелкий момент, — сказал я. — Не факт, а скорее моя догадка. Для того, кого церковь просто вынудила участвовать в своих планах, Дитрих очень уж активно участвовал. Он слишком усердно намекал всем вокруг, что вот-вот на нас нападёт. Мне кажется, там должно быть что-то ещё. А если конкретно, то я думаю, что он воевать всё-таки собирается, только не с нами. А графа Дамиана Коппа с его шайкой просто использовал, чтобы отвлечь внимание от настоящей цели.

— И с кем, по-твоему, он собирается воевать? — заинтересованно спросил князь.

— У меня маловато информации, чтобы более или менее обоснованно предполагать, — развёл я руками. — Либо с греческими христианами, либо с муслимами, только не с султанатом покойного Нашми Великого, а с Фатихом Вторым. Но конкретнее ничего сказать не могу, да и это-то на уровне ощущений.

— Вот как? — снова озадачился князь. — Ладно, мы ещё подумаем об этом. Нам что посоветуешь делать?

— Не расслабляться, — пожал я плечами. — Продолжать укреплять границу, войска пока не отводить. По крайней мере до тех пор, пока насчёт намерений императора не останется ни малейших сомнений.

— Никому не веришь? — насмешливо хмыкнул князь. — Ладно, доклад твой я ещё почитаю, а сейчас больше тебя не задерживаю.

Отправить