11. Эксперименты с морской водой

Концентрационный лагерь Дахау стал местом проведения экспериментов с морской водой, которые преимущественно отвечали интересам военно-воздушных сил и военно-морского флота нацистской Германии. Целью исследований стал поиск методов опреснения соленой воды. Пилотам Люфтваффе, а также немецким морякам, потерпевшим крушение, порой приходилось проводить длительное время посреди океана.

Серию таких экспериментов провели с июля по сентябрь 1944 года на 44 подопытных в возрасте от 16 до 49 лет. В основном это были немцы, чехи и польские цыгане. Подопытные не получали никакой еды в течение пяти-девяти дней.

В других лагерях объявляли набор добровольцев в «рабочие команды уборщиков» в Дахау. Прошел слух, что условия в Дахау были лучше, а потому добровольцев вызвалось много.

Уже после доктор Байгльбек, который контролировал проведение экспериментов, сообщил новоприбывшим, что им предстоит стать участниками экспериментов с морской водой. Так и формировались «рабочие команды уборщиков».

Байгльбек пообещал выделить им дополнительный паек и легкую работу, но обещания не сдержал. Жертв экспериментов обвели вокруг пальца.

19 мая 1944 года обвиняемый Беккер-Фрейзенг представил отчет, в котором сообщал, что им не удалось провести эксперименты с морской водой на добровольцах, не являющихся заключенными концентрационного лагеря Дахау, соблюдая достаточно реалистичные условия морского бедствия. Он доложил, что руководитель медицинской службы Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии) «был убежден, будто проявлений признаков нанесенного здоровью вреда можно было ожидать не позднее, чем через шесть дней после употребления беркатита [специальным образом обработанной морской воды, в которой не чувствовался вкус соли, однако содержание ее оставалось неизменным] и что такие признаки в итоге нанесут непоправимый ущерб здоровью подопытных и приведут к их смерти не позднее, чем через двенадцать дней после употребления беркатита».

Подопытных разделили на четыре группы. Первая группа не получала никакой воды. Вторая пила обычную морскую воду. Третья пила морскую воду, обработанную методом Берка и получившую название беркатита. Четвертая группа пила морскую воду, прошедшую процедуру опреснения.

Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США

Во время проведения эксперимента подопытные, которые входили в «третью группу», не получали никакой еды. Остальным предоставляли аварийный морской паек, специально разработанный для жертв кораблекрушений и состоявший из 28 граммов сухого печенья, сгущенного молока, сливочного масла, жира или маргарина с шоколадом. На день каждому подопытному выдавался один такой паек.

В июне 1944 года обвиняемый Оскар Шредер написал Генриху Гиммлеру (главе гестапо) письмо, в котором сообщил о третьей группе подопытных, которые употребляли внутрь морскую воду, специальным образом обработанную, чтобы скрыть соленый вкус, но содержавшую стандартный объем солей (документ № 185):

«С медицинской точки зрения к этому методу стоит относиться критически, поскольку прием концентрированных соляных растворов может вызвать симптомы серьезного отравления.

Учитывая, что эти эксперименты до настоящего момента продолжались на протяжении лишь четырех дней, в то время как нужды наших военных требуют разработки лекарства для тех, кто вынужден, оказавшись в критической ситуации, проводить в море вплоть до двенадцати дней, необходимо обеспечить проведение надлежащих экспериментов».

Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США

Свидетель обвинения австриец Йозеф Ворличек, заключенный концентрационного лагеря Дахау, во время проведения опытов с морской водой выполнял роль младшего медбрата на экспериментальной станции лагеря.

Однажды Ворличек пролил на пол немного воды и забыл убрать тряпку, которой он вытер образовавшуюся лужицу. Подопытные сразу же схватили грязную тряпку и высосали скопившуюся в ней влагу.

Доктор Байгльбек пригрозил Ворличеку, что он сам станет участником эксперимента, если подобное повторится.

Одна из наиболее драматичных сцен всего процесса разыгралась на моих глазах, когда вновь настала моя очередь стенографировать заседание суда. Карл Холленрайнер, невысокий темноволосый мужчина, который явно нервничал, легко приходя в состояние крайнего возбуждения, занял свидетельскую трибуну. На него сурово смотрел главный зал заседаний Дворца правосудия. Было 27 июня 1947 года.

Обвинитель Харди:

– А теперь, свидетель, расскажите, по какой причине вас арестовали сотрудники гестапо 29 мая 1944 года.

Харди обратился к свидетелю по-английски, его вопрос синхронно перевели на немецкий. Затем ответ, который Холленрайнер дал на немецком языке, прозвучал в моих наушниках на английском.

Свидетель Холленрайнер:

– Поскольку я являюсь цыганом смешанной крови.

Закон о защите немецкой крови и немецкой чести от 14 ноября 1935 года – еще один из печально известных Нюрнбергских законов – запрещал заключение браков между цыганами и немцами. «Брак более не может быть заключен, если дети от такого брака могут поставить под угрозу чистоту немецкой крови».

Сначала Карла Холленрайнера отправили в Освенцим, затем в Бухенвальд и уже после – в Дахау, где тело и разум мужчины долгие недели истязали экспериментами с морской водой. Во время допроса обвинитель Харди попросил Холленрайнера опознать личность врача, проводившего эти эксперименты.

Обвинитель:

– Вы смогли бы узнать этого врача, если бы увидели его сегодня?

Свидетель:

– Да, и притом немедленно. Я бы сразу его узнал.

Обвинитель:

– Могу я попросить вас подняться со своего места, снять наушники и подойти к скамье подсудимых? Посмотрите, сможете ли вы узнать профессора, которого встретили в Дахау?

Все присутствующие напряженно ждали. Я наблюдала за тем, как этот хрупкий мужчина встает со своего места. Он замер всего на мгновение – казалось, его взгляд буквально прикован к врачу, сидевшему во втором ряду на скамье подсудимых.

В следующую секунду мужчина молниеносно выскочил из-за свидетельской трибуны! Перемахнув через столы немецких адвокатов защиты, Холленрайнер вдруг оказался в воздухе, вытянув правую руку, сжимавшую кинжал, и ринулся к скамье подсудимых, целясь в доктора Байгльбека, врача-консультанта Люфтваффе.

Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США

Адвокаты защиты пытались отстраниться, зал суда потрясенно замер, но трое сотрудников американской военной полиции не растерялись и бросились наперерез Холленрайнеру, схватив его практически в воздухе. Им удалось поймать нападавшего буквально за секунду до того, как он достиг бы своей цели, не позволив мужчине совершить самосуд.

Я не смогла разглядеть его оружия, но позже один из сотрудников военной полиции рассказал мне, что свидетелю удалось припрятать под одеждой маленький кинжал.

Несколько минут спустя в зале суда вновь воцарился порядок. Свидетель оказался перед председателем Уолтером Билсом из Сиэтла.

Судья Билс:

– Может ли судебный пристав-исполнитель подвести свидетеля сюда? Также я прошу подойти кого-нибудь из переводчиков, чтобы переводить мои слова свидетелю. Свидетель, вас призвали явиться перед трибуналом в качестве свидетеля, чтобы вы дали свидетельские показания.

Свидетель Холленрайнер:

– Да.

Судья:

– Вы находитесь в судебном учреждении.

Свидетель:

– Да.

Судья:

– И своим поступком, осуществив попытку напасть на обвиняемого Байгльбека на скамье подсудимых, вы проявили неуважение к этому суду.

Свидетель:

– Уважаемый суд, прошу вас простить мой проступок. Я очень взволнован.

Судья Билс повернулся к переводчику:

– Спросите свидетеля, может ли он что-то сказать в оправдание своего поступка.

Свидетель:

– Уважаемый суд, пожалуйста, извините меня. Я слишком взвинчен.

Судья:

– Ваши заявления не могут служить оправданием такого поступка. Вы проявили неуважение к суду, совершив проступок в присутствии судей, и решением этого Трибунала вас ждет заключение в нюрнбергскую тюрьму на срок в 90 дней в качестве наказания за проявление неуважения.

Свидетель:

– Может ли Трибунал простить меня? Прошу вас. Я женат, и у меня есть маленький сын. Этот мужчина – убийца. Он давал мне соленую воду и делал пункцию печени. Я все еще вынужден проходить лечение. Пожалуйста, не отправляйте меня в тюрьму.

Судья:

– Это не является оправданием вашего поступка. Проявление неуважения к суду подлежит наказанию. Все должны понимать, что в суде нельзя вести себя подобным образом. Судебный пристав-исполнитель, будьте добры, позовите охранника и отправьте свидетеля в место отбывания наказания, назначенного за проявление неуважения к суду. Разумеется, обвиняемый не может быть приговорен к каторжным работам. Он лишь подлежит заключению в тюрьму в связи с проявлением неуважения к суду в ходе открытого судебного заседания путем совершения попытки нападения на одного из обвиняемых, находящихся на скамье подсудимых.

Сердце у меня ушло в пятки. Я ничего не могла сделать, кроме как опустить голову, чтобы никто не заметил моих слез. В тот момент я никак не могла совладать со своими эмоциями.

Почему 90 дней? Почему не день или два – просто чтобы преподать урок? Мне казалось, что такое наказание было совершенно возмутительным после всех мучений, которые пришлось пережить этому свидетелю.

В заседании суда сделали перерыв.

Четыре дня спустя, 1 июля 1947 года, свидетеля снова доставили в зал судебных заседаний для продолжения допроса, выдержки из которого представлены ниже.

Обвинитель Харди:

– Свидетель, в конце предыдущего допроса вы собирались рассказать Трибуналу о том, чем вы занимались по прибытию в концентрационный лагерь Дахау.

Свидетель:

– Да…

Обвинитель:

– Что с вами произошло после прохождения медицинского обследования и рентгеновского анализа?

Свидетель:

– Потом мы отправились в так называемое отделение хирургии. Нас было 40 человек. Пришел врач из Люфтваффе, который осмотрел нас, приказав снять одежду и выстроиться в ряд. Потом тот доктор сказал: «Ну что ж, в ближайшее время вам предоставят хорошую еду, какой вы отродясь не пробовали, – после чего вы перестанете получать пищу, а вода для питья будет морской».

Один из заключенных, – его звали Руди Таубман, – шумно запротестовал. Ранее он уже участвовал в эксперименте с холодной водой, и больше не желал иметь с этим ничего общего.

Он всегда носил с собой пистолет. Мы затихли. Где-то в течение недели нам выдавали печенье, сухари и коричневый сахар. Кроме двадцати небольших печенюшек в пайке было три или четыре кусочка декстрозы. Не считая этого, больше нам ничего не давали.

Обвинитель:

– Вы когда-либо вызывались добровольцем на эти эксперименты?

Свидетель:

– Нет…

Обвинитель:

– Разговаривал ли профессор (или какой-либо врач Люфтваффе) с заключенными и уведомляли ли они об опасности этих экспериментов до непосредственного их начала?

Свидетель:

– Нет.

Обвинитель:

– Можете ли вы в подробностях рассказать Трибуналу, какую еду подопытные получали до начала экспериментов, во время проведения экспериментов, а также после их окончания? По мере вашего рассказа, свидетель, я попрошу вас говорить очень медленно и отчетливо, чтобы у переводчиков была возможность выполнить более качественный перевод ваших показаний.

Свидетель:

– Да. Сначала нам давали картофель, молоко, а потом – печенье, декстрозу и сухари. Это продолжалось примерно в течение недели, после чего выдавать еду перестали. Потом этот доктор из Люфтваффе заявил: «А теперь вам нужно пить морскую воду на пустой желудок». Это продолжалось в течение одной или двух недель.

Этот Руди Таубман, как я уже говорил, очень волновался и не хотел в этом участвовать, и врач сказал: «Если будешь горячиться и возмущаться, я тебя пристрелю». Потом мы начали пить морскую воду. Я пил самую ужасную, которая была желтоватого цвета. Мы пили дважды или трижды в день, а по вечерам давали вот эту желтую. Всего было три разновидности воды, прозрачная и желтая (два варианта желтой); я пил желтую. Через несколько дней люди окончательно сошли с ума, у них изо рта шла пена.

Обвинитель:

– Свидетель, будьте добры, говорите помедленнее. Спасибо.

Свидетель:

– Разумеется. Первым, кому он сделал пункцию, был человек на второй кровати в первом ряду: слева, как заходишь. Он совсем обезумел и начал лаять как собака. Изо рта у него шла пена. Врач уложил его на носилки, накрыв белой простыней, а потом воткнул в его правый бок иглу примерно вот такой длины, – (показывает), – рана у него кровоточила, и он очень мучился от боли. Мы замерли от ужаса. Когда все закончилось, пришла очередь остальных. Люди с ума сходили от жажды и голода, мы так сильно хотели есть… но врач не знал жалости, он человек без сердца. Мы его совершенно не интересовали. А потом один цыган, – его имени я уже не вспомню, – как-то то ли съел крошечный кусок хлеба, то ли выпил воды; я уже не помню, что именно он сделал. Но этот врач очень разозлился, пришел в ярость. Он схватил этого цыгана, привязал его к кровати и заклеил ему рот.

Обвинитель:

– Свидетель, вы имеете в виду, что он заклеил рот этому цыгану скотчем?

Свидетель:

– Да.

Обвинитель:

– Прошу, продолжайте.

Свидетель:

– Потом другой цыган, его койка была справа, – такой большой, сильный и дюжий детина, – отказался пить воду. Он попросил врача из Люфтваффе его отпустить. Он сказал, что больше не может продолжать пить эту воду. Ему было плохо. Но врач не сжалился. Он только сказал: «Нет, ты будешь ее пить», – а потом приказал одному из помощников пойти и принести некое «солнце». Само собой, мы понятия не имели, что за солнце они имели в виду. Потом один из помощников врача вернулся с красной трубкой примерно вот такой длины, – показывает, – и засунул эту трубку сперва в рот цыгана, а потом и в желудок.

Обвинитель:

– Одну секунду. Насколько длинной была эта трубка?

Свидетель:

– Приблизительно вот такой длины, – снова показывает.

Обвинитель:

– То есть примерно с полметра?

Свидетель:

– Да, приблизительно с полметра. Врач засунул трубку в желудок нашего товарища и принялся заливать туда воду.

Обвинитель:

– Свидетель, скажите, измеряли ли у вас температуру тела во время проведения экспериментов?

Свидетель:

– Да.

Обвинитель:

– Кто измерял вам температуру?

Свидетель:

– Там было два француза, один высокий и худой, а другой маленького роста и со светлыми волосами. Обычно температуру измеряли они, но иногда это делал и врач из Люфтваффе.

Обвинитель:

– Когда вы говорите «тот врач из Люфтваффе», вы имеете в виду того же самого человека, которого вы раньше называли «профессором»? Профессор и врач из Люфтваффе – это один и тот же человек или двое разных людей?

Свидетель:

– Один и тот же.

Обвинитель:

– Понятно, спасибо. Теперь скажите, кто проводил пункции печени?

Свидетель:

– Врач из Люфтваффе всегда проводил пункции сам. Некоторым людям одновременно делали пункцию печени и пункцию спинного мозга. Это было очень больно. Что-то в это время стекало по спине. Вода или что-то вроде, – я не знаю, что это было.

Обвинитель:

– А вы? Вам делали пункцию печени?

Свидетель:

– Да.

Обвинитель:

– Сообщил ли вам профессор, зачем он проводил пункцию печени?

Свидетель:

– Как-то он пришел ко мне и сообщил: «А теперь, Холленрайнер, пришла и твоя очередь». Я лежал на койке и был очень слаб из-за того, что пил эту воду, и еще из-за того, что ничего не ел. Он сказал: «Давай, ложись на левый бок и обнажи правый». Я держался за раму кровати сверху, а врач сел на койку рядом со мной и воткнул в меня длинную иглу. Было очень больно.

Я спросил: «Доктор, что вы делаете?», и он ответил: «Нужно сделать пункцию, чтобы из твоей печени вышла соль».

Обвинитель:

– Свидетель, можете ли вы рассказать, были ли среди подопытных исключительно цыгане немецкого происхождения или в их числе были цыгане других национальностей?

Свидетель:

– Да, там было около семи или восьми немцев, а остальные были польскими или чешскими цыганами.

Обвинитель:

– Случалось ли, что подопытных выводили во двор бараков для экспериментов?

Свидетель:

– Да, в самом конце, когда все эксперименты были окончены. Трех человек вынесли во двор на носилках, накрыв белыми простынями. Их накрыли простынями, но я не знаю, были ли они мертвы. Мы больше никогда не видели тех троих, ни на работе, ни где бы то ни было еще. Мы часто об этом вспоминали и гадали, где же они. Мы никогда их больше не видели. Мы решили, что они мертвы.

Обвинитель:

– Вы знаете, куда именно их забрали?

Свидетель:

– Нет, не знаю.

Обвинитель:

– Скажите, во время проведения экспериментов вас взвешивали каждый день?

Свидетель:

– Да. Нас взвешивали.

Обвинитель:

– Это происходило каждый день или через день?

Свидетель:

– Я точно не помню.

Обвинитель:

– В таком случае расскажите, что произошло с вами по окончанию экспериментов в начале сентября? <…> Я сейчас говорю о завершении экспериментов, то есть о том времени, когда все эксперименты были окончены. Вы можете нам рассказать, в какой именно день закончились эксперименты с вашим участием и когда вас перевели с экспериментальной станции?

Свидетель:

– Тот эксперимент длился около четырех или пяти недель. Точных дат я вам не назову.

Обвинитель:

– То есть эксперименты завершились в начале сентября, верно?

Свидетель:

– Да.

Обвинитель:

– После окончания экспериментов вы вернулись в лагерь или вас перевели в лагерный госпиталь?

Свидетель:

– Нет, в сам лагерь, в блок № 22. Мы не могли самостоятельно передвигаться и помогали друг другу. У нас совсем не осталось сил. И я забыл вам кое о чем рассказать. Еще до начала экспериментов и той недели, что нам давали полноценную еду, врач вывел нас во внутренний двор лагерного госпиталя. Пришел тот врач из Люфтваффе. В руке у него была маленькая бутылочка. Нам приказали выстроиться в ряд. В бутылке оказалась какая-то жидкость, и с ее помощью он нарисовал на груди каждого из нас номер. У меня был номер 23. Грудь сильно жгло. Потом мы вернулись в наш блок. На каждой койке оказался номер, тот же самый номер, что теперь был нарисован у нас на груди. Кто-то из заключенных, – я не помню, кто именно это был, – сказал: «Они это называют номером мертвеца». Я был очень напуган, а другие заключенные подтвердили: «Да, это номер мертвеца; с его помощью врач из Люфтваффе сразу будет знать, кто из нас умер».

– Нам приходилось позволять им делать с нами все что угодно. Мы не могли им сопротивляться… У меня больше нет сил рассказывать об этом…

Перекрестный допрос Холленрайнера проводил адвокат защиты Густав Штайнбауэр.

Адвокат защиты Штайнбауэр:

– Вы отказались подчиняться приказу?

Свидетель:

– Да.

Адвокат защиты:

– Вас ведь поэтому отправили в концентрационный лагерь?

Свидетель:

– Нет, меня отправили в концентрационный лагерь лишь по той причине, что я цыган. Мои братья были на войне. Когда они вернулись из России, их отправили в Заксенхаузен и там убили, потому что в немецкой армии больше не могло быть никаких цыган.

Адвокат защиты:

– Какую нашивку вы носили в лагере?

Свидетель:

– Черную.

Адвокат защиты:

– Вы, как и ваша супруга, заявили, что вы участвовали в экспериментах с малярией, флегмоной, тифом, а также в экспериментах с морской водой?

Свидетель:

– Нет, только в этом последнем эксперименте. Никакой малярии.

Адвокат зашиты:

– Вы признаете, что лгали молодому врачу, который с вами разговаривал?

Свидетель:

– Нет, я не лгал врачу. Я сказал ему истинную правду. Нам с моей женой не разрешали пожениться. Когда у нее родился ребенок, его кремировали в Биркенау. Точно так же кремировали мою сестру и обоих ее детей.

Адвокат защиты:

– Не нервничайте. Я лишь спросил, говорили ли вы молодому врачу, что вы участвовали в четырех различных экспериментах. Вам нужно ответить: да или нет.

Свидетель:

– Я сказал врачу, что пил морскую воду.

Адвокат защиты:

– Послушайте, герр Холленрайнер, прекратите увиливать, как это часто делают все цыгане. Я хочу услышать прямой ответ. Ответ свидетеля под присягой. Вы сказали тому врачу, что вы участвовали в других экспериментах? Да или нет?

Свидетель:

– Нет. Я только пил морскую воду.

В этот момент в допрос вмешался обвинитель Харди:

– Ваша честь, показания этого врача не были приняты в качестве доказательства для слушания дела перед Трибуналом. Я не понимаю, о чем говорит доктор Штайнбауэр…

Адвокат защиты Штайнбауэр:

– Перед началом экспериментов профессор объяснил вам их цель? Что это было во имя спасения людей, пострадавших от кораблекрушения? И что в эксперименте была задействована морская вода?

Свидетель:

– Да, разумеется.

Адвокат защиты:

– Он объяснил вам, что вы будете испытывать жажду?

Свидетель:

– Да.

Адвокат защиты:

– И что эта жажда будет весьма мучительной?

Свидетель:

– Да…

Адвокат защиты:

– Свидетель, от жажды у вас пересыхало во рту?

Свидетель:

– Да.

Адвокат защиты:

– Как вы объясните то, что у людей шла пена изо рта?

Свидетель:

– У людей случались припадки и шла пена изо рта; случались приступы буйного помешательства.

Адвокат зашиты:

– Я спрашиваю, как вообще возможно, что у этих людей шла пена изо рта, если их рты полностью пересохли?

Свидетель:

– Я не знаю.

Адвокат защиты:

– Вы не знаете. Потом кто-то из них сошел с ума?

Свидетель:

– Да.

Адвокат защиты:

– Вы, цыгане, ведь держитесь вместе?

Свидетель:

– Да, конечно.

Адвокат защиты:

– Тогда вы наверняка сможете мне сказать, кто именно сошел с ума.

Свидетель:

– Я не помню.

Адвокат защиты:

– А должны бы знать. Если бы какой-нибудь мой приятель, – а я дважды был в армейских рядах, – так вот… если бы мой приятель сошел с ума, я бы наверняка это заметил.

Свидетель:

– Это был высокий мужчина, койка которого стояла в первом ряду. Он был первым, у кого это началось. У него случилось буйное помешательство, у него были приступы, и он бился в агонии, размахивая руками и ногами. Это был высокий и худой цыган.

Свидетели обвинения дали показания о том, что жертвы экспериментов испытывали ужасные мучения, страдали от диареи, судорог, галлюцинаций.

Они рассказали, что у подопытных шла пена изо рта, а в большинстве случаев все для них заканчивалось помешательством или смертью.

Доктор Штайнбауэр, адвокат доктора Байгльбека, заявил: «Всем прекрасно известно, что не существует юридически закрепленного определения преступления против человечности. Согласно юристам-теоретикам, подобные преступления совершаются исключительно против тех лиц, которых подвергают преследованиям по политическим, религиозным или расовым мотивам».

Обвиняемые Шредер, Гебхардт, Зиверс, Беккер-Фрейзенг и Байгльбек были признаны виновными в соучастии и совершении преступлений, включавших в себя проведение экспериментов с морской водой.