Книга: Врачи из ада. Ужасающий рассказ об экспериментах нацистских врачей над людьми
Назад: 9. Эксперименты с горчичным газом
Дальше: 11. Эксперименты с морской водой
10. Эксперименты с сульфаниламидом
«Смерть – это победа. Для нее нужно постараться, а вы никогда не выберетесь из лагеря».Надзирательница концентрационного лагеря Равенсбрюк Доротея Бинц
После того как немцы, предприняв попытку нападения на Советский Союз, понесли тяжелые потери из-за случаев анаэробной (газовой) гангрены на русском фронте зимой 1941–1942 годов, немецкие врачи начали проводить эксперименты с сульфаниламидом, чтобы понять, можно ли использовать этот препарат на солдатах на поле боя с целью помочь им выжить во время продолжительной транспортировки до эвакуационного госпиталя. Союзники называли сульфаниламид «чудодейственным препаратом». Прознав про это, немецкие солдаты бросились расспрашивать своих военных врачей: почему же они его не используют? Если раны невозможно вылечить в полевых условиях, необходимо было обеспечить наличие госпиталей на линии фронта, чтобы лечить раненых солдат с помощью хирургического вмешательства.
Эксперименты, направленные на проверку эффективности сульфаниламидов при лечении инфекций, проводились в женском концентрационном лагере Равенсбрюк с 20 июля 1942 года по август 1943 года.
Экспериментам подверглись пятнадцать мужчин и шестьдесят польских женщин: женщин разделили на пять групп по двенадцать человек в каждой.
Обвиняемый Гебхардт в предварительном отчете от 29 августа 1942 года заявил:
«По поручению рейхсфюрера СС, 20 июля 1942 года я запустил серию клинических экспериментальных исследований в женском концентрационном лагере Равенсбрюк с целью проанализировать течение болезни, известной как анаэробная гангрена… и проверить терапевтическую эффективность известных медикаментов, предназначенных для ее лечения.
Помимо этого, перед нами стояла цель провести испытания методов хирургического вмешательства для лечения простых инфекций, возникающих у солдат в время боевых действий, а также испробовать новый вариант терапевтического воздействия помимо известных методов хирургического вмешательства».
В июле 1942 года предварительные эксперименты проводились на пятнадцати мужчинах-узниках концентрационного лагеря с целью понять, как можно вызвать гангрену искусственным образом.
На мышцах делали надрез длиной в десять сантиметров, после чего рану заражали опасными бактериями и помещали в них древесную стружку. Каждый раз эксперимент сопровождался попытками усугубить инфекцию еще больше.
После этого эксперименты продолжились на польских женщинах.
В письменном заявлении обвиняемого Фишера, данном под присягой, сообщается, что: «проводилось три ряда операций, в каждом из которых было задействовано по десять человек. В одном случае мы использовали бактериальные культуры и фрагменты древесины, в другом случае – бактериальные культуры и осколки стекла, а в третьем – бактериальные культуры вместе с древесиной и стеклом одновременно».
Поскольку экспериментаторам так и не удалось вызвать ни одну смерть, было решено усугубить занесенную инфекцию. «Для того чтобы усугубить инфекцию еще больше, мы провели новую серию экспериментов с участием 24 заключенных полек. В этой серии экспериментов мы приостанавливали циркуляцию крови в подверженной инфекции области, перевязывая мышцы с обеих сторон. Эта серия экспериментов привела к развитию очень серьезных инфекций, а в нескольких случаях даже наступила смерть подопытных».
Все показания свидетельствуют о том, что пять человек погибли непосредственно в результате этих экспериментов, а еще шестеро были казнены путем расстрела по прошествии некоторого времени.
Четыре полячки, которые были подопытными в этих исследованиях, давали свидетельские показания перед Трибуналом. Для участия в экспериментах привлекали только здоровых заключенных, при этом ни один из них не вызывался добровольцем. Все они возражали против проведения экспериментов, высказываясь как устно, так и в письменной форме. Они были убеждены, что их в любом случае ждет смерть, и заявляли, что предпочли бы умереть вместо того, чтобы продолжать участвовать в этих опытах.
Свидетельницы заявили, что «эксперименты проводились на 74 польках, одной немке и одной украинке». Шестнадцать женщин из тех, кого упомянули свидетельницы, могли быть подопытными в экспериментах по регенерации костной ткани, мышц и нервных волокон.
Свидетельница Мария Кусьмерчук была гражданкой Польши, оказавшейся в лагере Равенсбрюк осенью 1941 года. После того как на ней провели операцию в рамках экспериментов с сульфаниламидом в октябре 1942 года, у женщины развилась серьезная инфекция. Рана не заживала вплоть до июня 1944 года, и Кусьмерчук получила пожизненные увечья.
Эксперт-свидетель Зофия Мачка, которую арестовали за причастность к движению Сопротивления, работала в концентрационном лагере рентгенологом. Она подтвердила, что пять польских подопытных погибли в результате экспериментов с сульфаниламидом. Один из самых кошмарных случаев произошел со здоровой двадцатитрехлетней польской девушкой по фамилии Куровская, которую искусственным образом заразили гангреной. Ее нога чернела и распухала. За ней ухаживали лишь в первые дни, после чего девушку поместили в палату № 4 лагерного госпиталя. Проведя несколько дней в постели в неописуемых страданиях, она в конце концов скончалась.
Мачка свидетельствовала, что немедленная ампутация поврежденной конечности спасла бы девушке жизнь. Если бы гангрена угрожала жизни немецкого солдата, ему наверняка обеспечили бы ампутацию.
Кусьмерчук стала единственной, кто выжил в результате той серии экспериментов. Все подопытные испытывали ужасную боль. Трибуналу предоставилась возможность увидеть своими глазами, какие увечья были нанесены узницам, выступающим на процессе в роли свидетелей. В качестве доказательств на руках у трибунала оказались фотографии их шрамов, ставшие впоследствии неотъемлемой частью стенографического отчета.
В случае со многими жертвами обвиняемая Оберхойзер приказывала не давать им никаких обезболивающих лекарств или морфия.
Перевязки делались изредка, из-за чего в палатах стоял невыносимый гнойный смрад.
Свидетельница Мария Янина Броэль-Платер заявила: «Нога болела; она причиняла мне ужасную боль, и из нее постоянно текла кровь. По ночам нас оставляли совсем одних, без какого бы то ни было присмотра. Я слышала лишь крики моих товарок по заключению, а еще я слышала, как они просят воды. Но никто не приносил нам ни воды, ни уток для того, чтобы справить нужду».
Свидетельница Каролевская, которая была подопытной в экспериментах по костной, мышечной и нервной трансплантации, также подверглась и экспериментам с сульфаниламидом. Ей повезло выжить, и она смогла явиться на Нюрнбергский процесс и дать свидетельские показания. Она сообщила:
«Я находилась в своей палате и, обращаясь к другим узницам, заметила, что нас оперировали в очень плохих условиях, что нас оставили в палате совсем одних и не предоставили никакой возможности восстановиться. Мои замечания, должно быть, услышала немецкая медсестра, которая сидела в коридоре…
Медсестра вошла в палату и велела нам встать и одеться. Мы сказали, что не можем выполнить ее приказ, поскольку нас мучила ужасная боль в ногах, и ходить мы бы не смогли. Тогда медсестра вернулась в палату уже с доктором Оберхойзер.
Доктор Оберхойзер также велела нам одеться и отправиться в перевязочную. Поскольку мы были не в состоянии ходить, до операционной пришлось прыгать на одной ноге.
После каждого такого прыжка нам приходилось делать передышки. Доктор Оберхойзер никому не позволяла нам помогать.
Когда нам наконец удалось добраться до операционной, мы совершенно выбились из сил. Тогда появилась доктор Оберхойзер и приказала возвращаться в палату, поскольку сегодня перевязка не состоится. Я совсем не могла идти, но другая узница, имени которой я не помню, помогла мне добраться до палаты».
Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США
Обвиняемая Герта Оберхойзер, врач концентрационного лагеря Равенсбрюк
Обвиняемый Фриц Эрнст Фишер в своем письменном заявлении от 19 ноября 1946 года касательно экспериментов с сульфаниламидом, проводившихся в концентрационном лагере Равенсбрюк (приложение к обвинительному заключению № 206), заявил, что в первой серии опытов участвовали пять человек. Им делали надрез от пяти до восьми сантиментов длиной и от одного до полутора сантиметров в глубину на внешней стороне голени.
Он также сообщил, что культуры гангрены изначально вводили в раствор декстрозы и этим раствором обрабатывали рану, после чего рану закрывали и накладывали на нее гипс. «Первые эксперименты не вызвали никаких серьезных заболеваний».
После этого были проведены третья и четвертая серии экспериментов, – каждая из которых проходила с участием новых, все более вирулентных микроорганизмов. Поскольку инфекции, которые до сих пор удавалось вызвать экспериментаторам, «не были похожи на гангрену, полученную на поле боя», было решено вместе с опасными культурами заносить в раны древесную стружку и осколки стекла.
Когда доктор Гравиц спросил Фишера, сколько наступило смертей, и тот ответил, что ни одной, доктор Гравиц приказал проводить следующие эксперименты путем нанесения пациентам настоящих пулевых ранений.
Когда решение о проведении подобного рода экспериментов все же было отложено, поступил приказ провести два дополнительных ряда испытаний. В одном случае в раны подопытных заносили культуры стрептококка и стафилококка, в результате чего те страдали от ужасных инфекций, сильного жара и отеков.
Во всех экспериментах надрезы делали на голени, чтобы оставить возможность ампутации конечности. Но, поскольку воспаление распространялось стремительно, а инфекции уже через три недели носили острый характер, ни одной ампутации в итоге сделано не было.
Обвиняемый доктор Гебхардт в своем отчете на заседании Вермахта (вооруженных сил нацистской Германии) объявил: «Я несу полную ответственность – как человек, хирург и политик – за эти эксперименты». Со стороны врачей Вермахта не последовало никаких возражений.
В дополнительном письменном заявлении обвиняемый Фишер также сообщил: «В результате этих экспериментов погибли три человека».
Показания Ядвиги Дзидо
20 декабря 1946 года на допрос в качестве свидетеля обвинения вызвали Ядвигу Дзидо. Далее читатель может ознакомиться с фрагментом ее свидетельских показаний.
Обвинитель Харди:
– Свидетель, назовите ваше полное имя.
Свидетель Дзидо:
– Ядвига Дзидо.
Обвинитель:
– Свидетель, вы родились 26 января 1918 года, верно?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Вы являетесь гражданкой Польши?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Вы явились сюда, в Нюрнберг, для дачи свидетельских показаний добровольно?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Можете ли вы назвать Трибуналу ваш домашний адрес на текущий момент?
Свидетель:
– Варшава, улица Гурносленская, 14.
Обвинитель:
– Вы состоите в браке?
Свидетель:
– Нет.
Обвинитель:
– Ваши родители живы?
Свидетель:
– Нет, моих родителей нет в живых.
Обвинитель:
– Какое вы получили образование?
Свидетель:
– Я окончила школу начальной подготовки, а также старшую школу в Варшаве. В 1937 году я начала изучать фармакологию в Варшавском университете.
Обвинитель:
– Вы окончили Варшавский университет?
Свидетель:
– Нет.
Обвинитель:
– Чем вы занимались после завершения обучения в Варшавском университете?
Свидетель:
– Я начала изучать в университете фармакологию, а когда я была на втором курсе, началась война.
Обвинитель:
– Что вы делали, когда началась война?
Свидетель:
– В 1939 году я работала в аптеке по выходным.
Обвинитель:
– Являлись ли вы членом движения Сопротивления?
Свидетель:
– Осенью 1940 года я вступила в подпольное движение Сопротивления.
Обвинитель:
– И чем вы занимались, будучи членом движения Сопротивления?
Свидетель:
– Я была курьером.
Обвинитель:
– Впоследствии вас схватили и арестовали сотрудники гестапо?
Свидетель:
– Я была арестована гестапо 28 марта 1941 года.
Обвинитель:
– Что с вами произошло после того, как вас арестовали сотрудники гестапо?
Свидетель:
– Меня допрашивали гестаповцы, это происходило в Люблине, Лукуве и Радзыни.
Обвинитель:
– Что было дальше?
Свидетель:
– В Люблине меня избивали, нагую.
Обвинитель:
– Продолжали ли с вами взаимодействовать в гестапо? Или вас освободили?
Свидетель:
– Я провела в Люблине шесть недель, все это время находясь в подвале здания гестапо.
Обвинитель:
– И после этого вас отправили в концентрационный лагерь Равенсбрюк?
Свидетель:
– 23 сентября 1941 года меня перевезли в концентрационный лагерь Равенсбрюк.
Обвинитель:
– Госпожа Дзидо, можете ли вы рассказать суду своими словами, что с вами случилось по прибытии в Равенсбрюк?
Свидетель:
– Когда я оказалась в концентрационном лагере Равенсбрюк, то подумала, что останусь там до конца войны. Условия в тюрьме не предполагали долгое там пребывание. А в лагере нам приходилось работать, хотя там не было так грязно, а еще там было не так много вшей, как в тюрьме.
Обвинитель:
– Свидетель, какую работу вы выполняли в лагере?
Свидетель:
– Я занималась физическим трудом как на территории, так и за пределами лагеря.
Обвинитель:
– Вас когда-либо оперировали в концентрационном лагере Равенсбрюк?
Свидетель:
– Мне делали операцию в ноябре 1942 года.
Обвинитель:
– Не могли бы вы поделиться с Трибуналом подробностями этой операции?
Свидетель:
– В 1942 году в лагере царили голод и ужас. Нацистская Германия достигла пика своего расцвета. Лицо каждой эсэсовской женщины излучало гордость и надменность. Нам каждый день повторяли, что мы ничего из себя не представляем, а вместо имен нам полагаются порядковые номера.
Нам твердили, что мы должны забыть о своей принадлежности к человеческому роду, что никто нас не помнит, что мы никогда не вернемся в свою родную страну.
Говорили, что мы стали рабами и теперь должны выполнять свою работу и ничего больше. Нам не разрешали улыбаться, плакать, молиться. Нам не разрешали защищаться, когда нас избивали. Надежды на то, чтобы вернуться на родину, не было.
Обвинитель:
– Хорошо, свидетель, вернемся к тому, что вы сказали ранее. Вас прооперировали в концентрационном лагере Равенсбрюк в ноябре 1942 года, все верно?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– В таком случае, можете ли вы рассказать Трибуналу, что произошло 22 ноября 1942 года, в день операции?
Свидетель:
– В этот день к нам пришла сотрудница полиции – сотрудница лагерной полиции – с листком бумаги, на котором было написано и мое имя. Она назвала наши имена и приказала следовать за ней. Когда я спросила ее, куда нас ведут, она сказала, что не знает. Она привела нас в госпиталь.
Я не знала, что со мной будет. Я ожидала чего угодно: казни, транспортировки к новому месту работы, операции.
Потом пришла доктор Оберхойзер. Она велела мне раздеться и обследовала меня. Потом мне сделали рентген, и я осталась в госпитале. Робу у меня забрали. Утром 22 ноября 1942 года мне сделали операцию. Пришла немецкая медсестра, побрила мне ноги и дала что-то выпить. Когда я спросила ее, что она собирается со мной делать, она ничего не ответила. Днем меня отвезли на маленькой каталке в операционную. Должно быть, я устала или была совершенно измождена, потому что не помню, делали ли мне укол или закрыли лицо маской. Операционную я уже не увидела.
Помню, что, когда я пришла в сознание, на ноге не было никаких ран, только след от укола. И после этого я уже ничего не помню, вплоть до наступления января. От своих соседок по палате я узнала, что мне сделали операцию на ноге. То, что происходило в январе, я уже помню и точно знаю, что несколько раз мне меняли повязки…
Обвинитель:
– Свидетель, вы можете спуститься с трибуны свидетеля, подойти к скамье подсудимых и сказать, узнаете ли вы кого-либо из тех, кто находился в концентрационном лагере Равенсбрюк в тот период времени и конкретно в тот момент, когда вам сделали операцию?
Ядвига указала на одного человека.
Обвинитель:
– Вы можете сказать, кто это?
Свидетель:
– Доктор Оберхойзер…
Обвинитель:
– Узнаете ли вы еще кого-нибудь из тех, кто сейчас находится на скамье подсудимых?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Пожалуйста, укажите на тех, кого вы узнали.
Ядвига снова делает жест рукой.
Обвинитель:
– Вы можете сказать, кто этот человек?
Свидетель:
– Доктор Фишер.
Обвинитель:
– Свидетель, вам приходилось когда-либо слышать о человеке с фамилией Бинц в концентрационном лагере Равенсбрюк?
Свидетель:
– Я очень хорошо ее знаю.
Обвинитель:
– Вы помните, в какое время ваших подруг вызвали на операцию в августе 1943 года?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Можете ли вы рассказать трибуналу некоторые подробности, а также назвать имена людей, которые подверглись операциям?
Свидетель:
– Весной 1943 года операции прекратились. Мы подумали, что все кончено. Но 15 августа пришла сотрудница лагерной полиции и назвала имена десяти девушек… Мы не хотели отпускать наших подруг из блока. Потом сотрудница полиции пришла снова, в компании помощников и наблюдателей. С ними была и Бинц. Нас выгнали на улицу. Мы выстроились в десять рядов, и Бинц сама зачитала имена нужных им девушек. Они отказывались идти с ней, потому что боялись новой операции и совершенно не хотели подвергаться новым истязаниям, но надзирательница дала слово чести, что никакой операции не будет, и велела им следовать за ней.
Мы же остались стоять у блока. Через несколько минут к нам прибежали наши подруги и рассказали, что сейчас появятся эсэсовцы, чтобы не дать им сбежать. Подоспела лагерная полиция и вытащила наших подруг из общей шеренги. Нас, оставшихся, заперли в блоке. Ставни закрыли. Три дня мы провели без еды, свежего воздуха и передач, которые в то время еще отправляли заключенным в лагерь.
В первый день к нам пришел комендант лагеря вместе с Бинц.
Она сказала, что никогда прежде в лагере не было бунта и за него следует наказывать.
По словам Бинц, она верила, что мы исправимся, и такого больше не повторится. А если все-таки повторится, бунтовщиков быстро вразумят эсэсовцы.
Моя подруга, владевшая немецким языком, ответила, что произошедшее не было бунтом – мы лишь не желали, чтобы нас оперировали, поскольку после подобных операций пятеро наших товарок погибли, а шестерых застрелили после долгих страданий.
Бинц заявила: «Смерть – это победа. Для нее нужно постараться, а вы никогда не выберетесь из лагеря». Три дня спустя мы узнали, что наших подруг прооперировали в бункере.
Обвинитель:
– Свидетель, теперь скажите, сколько – приблизительно – женщин подверглись операциям в Равенсбрюке?
Свидетель:
– В Равенсбрюке провели операции на 74 женщинах. Многим из них пришлось перенести операцию неоднократно.
Обвинитель:
– Вы сообщили нам, что в результате этих операций погибли пять человек, это верно?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– И еще шестерых застрелили после проведения на них операций, это верно?
Свидетель:
– Да…
Обвинитель:
– Когда операцию проводили вам, вы выступали против?
Свидетель:
– Я не могла этого сделать.
Обвинитель:
– Почему?
Свидетель:
– Мне не разрешалось ничего говорить, а наши вопросы всегда оставались без ответов.
Обвинитель:
– Свидетель, скажите, на данный момент вы все еще страдаете от последствий перенесенной операции?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Просили ли вас подписать какие-либо документы, касающиеся проведения операции?
Свидетель:
– Нет, никогда.
Обвинитель:
– Когда вы наконец покинули Равенсбрюк?
Свидетель:
– 27 апреля 1945 года.
Обвинитель:
– Проходили ли вы какое-либо лечение в течение последнего года, после того как вы покинули Равенсбрюк?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Расскажите нам об этом лечении.
Свидетель:
– В Варшаве доктор Грузан произвел трансплантацию сухожилий на моей ноге.
Обвинитель:
– Когда он это сделал?
Свидетель:
– 25 сентября 1945 года.
Война завершилась 8 мая 1945 года капитуляцией Германии, соответственно, лечение, на которое ссылается свидетельница, имело место лишь немногим больше, чем через четыре месяца после этого.
Обвинитель:
– Свидетель, теперь вам нужно носить специальную обувь?
Свидетель:
– Да, мне стоило бы ее носить, но я не могу себе позволить подобную покупку.
Обвинитель:
– Чем вы занимаетесь в настоящее время? Вы работаете или ведете какой-то иной род деятельности?
Свидетель:
– В настоящее время я продолжаю учиться по той же специальности, обучение которой я начала еще до войны.
Обвинитель:
– Понятно. Сейчас я попрошу свидетеля рассмотреть эти фотографии… Свидетель, скажите, эти снимки с вами были сделаны в Нюрнберге в один из последних дней?
Свидетель:
– Да.
Обвинитель:
– Свидетель, можно ли попросить вас снять чулок и туфлю с вашей правой ноги? И, будьте любезны, сделайте шаг в сторону и продемонстрируйте трибуналу последствия проведенной в Равенсбрюке операции.
Сняв правый чулок и туфлю, Ядвига Дзидо отошла в сторону от свидетельской трибуны, приподняла свою юбку, продемонстрировав длинные и глубокие шрамы.
Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США
Свидетель Ядвига Дзидо, которая подверглась экспериментам с сульфаниламидом и экспериментам по костной трансплантации во время пребывания в концентрационном лагере Равенсбрюк в качестве заключенной. Документ № 1082 A. Приложение к обвинительному заключению № 214 A.
Обвинитель:
– На этом все, свидетель. Можете занять свое место. Ваша честь, у меня больше нет вопросов, мы можем завершить прямой допрос.
Судья:
– Желает ли кто-либо из адвокатов защиты осуществить перекрестный допрос этого свидетеля?
Слово берет доктор Зайдль, адвокат обвиняемых Гебхардта, Оберхойзер и Фишера:
– Я не планирую осуществлять перекрестный допрос этого свидетеля; однако мне не хотелось бы, чтобы из этого следовал вывод, будто мои клиенты признают правдивость заявлений, сделанных этим свидетелем.
Показания доктора Лео Александра
Доктор Лео Александр, выдающийся бостонский врач, был призван на процесс по делу врачей и приведен к присяге в качестве свидетеля обвинения и привлеченного эксперта по медицинским вопросам. Ниже приведена выдержка из его показаний от 20 декабря 1946 года.
Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США
Доктор Лео Александр указывает на шрамы на ноге свидетельницы Ядвиги Дзидо
Обвинитель Харди:
– Доктор Александр, проводили ли вы когда-либо медицинское обследование госпожи Дзидо до сегодняшнего дня?
Свидетель Александр:
– Да, сэр. Несколько раз на протяжении последних трех дней.
Обвинитель:
– Делали ли вы рентгеновские снимки ноги пациентки во время ваших обследований?
Свидетель:
– Да, делал, сэр.
Обвинитель:
– Сейчас я хочу обратиться к документу № 1091, который представляет собой рентгеновский снимок свидетеля, госпожи Дзидо. Доктор Александр, не будете ли вы так любезны проанализировать эти снимки на английском языке и после этого повторить свои заключения на немецком языке в интересах ответчиков?
Свидетель:
– Хорошо, сэр.
Обвинитель:
– Доктор, можете ли вы расшифровать для трибунала рентгеновский снимок, который представляет собой документ № 1091?
Свидетель:
– Да. Это рентгеновский снимок, на котором изображены две нижние трети берцовой кости, бедренная кость и коленный сустав…
Обвинитель:
– Доктор, рентгеновский снимок, о котором вы сейчас говорите, является документом № 1092?
Свидетель:
– Это документ № 1091. Стрелка указывает на очаг остеопороза большеберцовой кости. Документ № 1092 представляет собой рентгеновский снимок ноги. На нем изображена малоберцовая кость, которая является меньшей из двух самых крупных костей ног, примерно в центре между только что упомянутых мною областей, прямо под диапазоном, обозначенным буквой B… На снимках 1093 и 1094 заметны артритические изменения клино-ладьевидного сустава [сустава, соединяющего три клиновидных кости стопы с ладьевидной костью], сопровождаемые сужением суставной щели и существенным субхондральным склерозом суставных поверхностей…
Это воспаление сустава в первую очередь связано с ограничением подвижности правой стопы. Также на него повлияли мышечные изменения, в особенности паралич малоберцового нерва. Это воспаление явно носит характер обездвиживающего, что также видно невооруженным глазом при обследовании стопы пациентки…
Обвинитель:
– По вашему мнению, возможно ли определить цель эксперимента, которому подверглась госпожа Дзидо?
Свидетель:
– Судя по всему, в ходе эксперимента подопытным вживляли чрезвычайно сильных возбудителей инфекции. Возможно, было использовано некое бактериостатическое средство вроде сульфаниламида, в результате чего инфекция вышла из-под контроля и приняла чрезвычайно серьезный и обширный характер.
* * *
Эти эксперименты не стали свидетельством научного успеха, а также «были совершенно нецелесообразными, поскольку похожих результатов можно было бы добиться благодаря лечению раневых инфекций у немецких солдат, инфицированных естественным путем в ходе ведения военных действий».
Обвиняемый Гебхардт аргументировал свои действия тем, «что эти женщины являлись членами движения Сопротивления и были приговорены к смерти, и таким образом им предоставлялась возможность добиться оправдательного приговора и, следовательно, избежать смертной казни».
Показания последующих свидетелей подтвердили, что выжившим в результате экспериментов свидетелям ни разу не предоставили возможность пройти через честное судебное разбирательство, и у них не было ни единого шанса каким-либо образом защитить себя.
Их арестовали сотрудники гестапо и устроили допрос, после чего отправили в концентрационный лагерь.
Статья 30 Положения о законах и обычаях сухопутной войны, принятой в рамках Гаагской конвенции, прямо предусматривает, что «лазутчик, пойманный на месте, не может быть наказан без предварительного суда».
Обвиняемые Карл Брандт, Хандлозер, Гебхардт, Мруговский, Оберхойзер и Фишер были признаны виновными в соучастии и совершении преступлений, включавших в себя проведение экспериментов с сульфаниламидом.
