7. Эксперименты с малярией

Более 1084 заключенных самых разных национальностей, включая католических священников, стали невольными участниками экспериментов с малярией (которые включали в себя испытания различных вакцин и методик лечения). Опыты проводились в концентрационном лагере Дахау приблизительно с февраля 1942 года по апрель 1945 года, закончившись буквально перед самой капитуляцией Германии в начале мая 1945 года.

Узников концлагеря, которых посчитали достаточно здоровыми, намеренно заражали малярией при помощи малярийных комаров, либо делали им инъекции с инфицированной кровью. Чтобы поддерживать неиссякаемый источник зараженного биологического материала, каждый месяц малярией заражали от трех до пяти человек, используя взятую у них кровь для инфицирования других узников.

Малярия, эпидемическая желтуха и сыпной тиф были главными болезнями, вспышки которых случались на оккупированных Германией территориях.

Хотя обвиняемые Карл Брандт, Хандлозер, Росток, Гебхардт, Бломе, Рудольф Брандт, Мруговский, Поппендик и Зиверс получили обвинение в соучастии и совершении преступлений, включавших в себя проведение этих экспериментов, виновным на этом процессе был признан только Вольфрам Зиверс. При этом Зиверс отрицал какое бы то ни было участие в экспериментах с малярией.

Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США

Подробности экспериментов с малярией стали известны на отдельном судебном процессе, который начался 13 ноября 1945 года на территории концентрационного лагеря Дахау после окончания войны 8 мая 1945 года, но еще до начала первого Нюрнбергского процесса по делу главных руководителей нацистской Германии 20 ноября 1945 года.

Военный суд США, утвержденный 2 ноября 1945 года, рассматривал в Дахау дело врачей и других служащих концлагеря, носящее официальное название «Соединенные Штаты Америки против Мартина Готтфрида Вайса, Фридриха Вильгельма Рупперта и др.». В число обвиняемых также входил доктор Клаус Карл Шиллинг. На процессе в Дахау им вынесли обвинение и признали «виновными в нарушении законов и обычаев войны, в результате чего они действовали из побуждений общего умысла, поощряли, помогали и в целом оказывали всяческое содействие, а также непосредственно участвовали в жестокостях и несправедливом обращении по отношению к гражданам стран-союзников и военнопленным на территории концентрационного лагеря Дахау и других концлагерей».

Все обвиняемые были приговорены к смерти через повешение, за исключением семерых человек, приговоренных к пяти годам каторжных работ. Исходя из анализа приговоров, вынесенных судом военной администрации США, установленные в ходе разбирательства факты и приговоры были признаны законными 24 января 1946 года и оставлены в силе, не считая смягчения обвинений для четырех подсудимых.

Письменные заявления под присягой и показания свидетелей во время процессов в Дахау были также приняты в качестве доказательств на Нюрнбергском процессе по делу врачей. В Дахау обнаружилось, что доктор Клаус Карл Шиллинг после запланированной встречи с Генрихом Гиммлером затребовал и получил разрешение на проведение экспериментов с малярией. Шиллинг не проходил обвиняемым по делу врачей, поскольку уже был осужден и приговорен к смерти через повешение во время процесса в Дахау.

Шиллинг заслуживает порицания больше всех остальных врачей, вовлеченных в эксперименты над узниками, поскольку проявил полную готовность насильственно применять экспериментальные методы нацистов на жертвах концлагеря, в то время как многие другие немецкие врачи и ученые либо отказывались принимать участие в подобных экспериментах, либо бежали из страны.

30 октября 1945 года доктор Шиллинг собственноручно написал досудебное заявление под присягой в присутствии второго лейтенанта Вернера Конна. Это письменное заявление также вошло в список доказательств в качестве приложения к обвинительному заключению № 122. Шиллинг заявил, что он лично заразил малярией от 900 до 1000 узников концлагеря. В числе прочих, в эксперименте было задействовано множество католических священников. Шиллинг упомянул отцов Викки и Стаховски, погибших в результате исследований, а также Генриха Рупьепера, Петера Бауэра, Густава Шпицика, Амона Буркхардта, Фрица, Келлера и Касинемара Гасимера Рикофского.

Многие зараженные малярией заключенные умерли от туберкулеза, дизентерии и тифа. В соответствии с письменным заявлением Шиллинга, он наблюдал за вскрытием одного из подопытных и потребовал отдать ему мозг, печень, почки, селезенку и часть кишечника погибшего узника.

Во время процесса в Дахау отец Кох – один из католических священников, отбывавших заключение в концлагере, – давал показания в качестве свидетеля и заявил о том, что сначала его подвергли рентгеновскому обследованию, после чего отправили на экспериментальную станцию малярии. Мужчину поместили в маленькое помещение, где ему ежедневно приходилось держать в руках коробку с комарами. В послеобеденное время каждого дня еще одну коробку с комарами помещали между его ног, пока он лежал в постели. Кроме того, каждое утро в течение недели у него брали мазок крови из уха.

Отец Кох покинул госпиталь примерно через семнадцать дней. Восемь месяцев спустя у него случился приступ малярии, который повторялся каждые три недели в течение полугода. У мужчины наблюдалась высокая температура, его мучили озноб и боли в суставах. Русские и польские узники концлагеря заражались малярией через укусы самих малярийных комаров либо с помощью инъекций с содержанием плазмодий из слюнных желез комаров-переносчиков болезни. Малярия стала непосредственной причиной тридцати смертей, в то время как осложнения, вызванные перенесенной болезнью, унесли жизни еще трех-четырех сотен человек, что составляло треть от первоначального числа подопытных (1200 человек).

Отец Лео Мичаловский, которому удалось пережить эксперименты с малярией и гипотермией, ранее рассказавший о пытках с переохлаждением, также дал свидетельские показания об экспериментах с малярией, выдержки из которых представлены ниже.

Обвинитель:

– Святой отец, можете ли вы рассказать Трибуналу, что именно с вами происходило, когда вас подвергли экспериментам с малярией? Иначе говоря, когда это произошло и как вышло, что вас выбрали в качестве подопытного?

Свидетель Мичаловский:

– Я был так слаб, что как-то раз упал прямо посреди дороги, поскольку в лагере царил голод. Я хотел, чтобы меня перевели на какую-нибудь другую работу, где дают хлеб между приемами пищи; так, получая больше еды, я смог бы несколько поправить свое здоровье. Пришел мужчина и отобрал около тридцати человек для какой-то якобы простой работы. Мне тоже хотелось, чтобы меня выбрали. Всех, кого отобрали, куда-то повели. Мы пошли в том направлении, где находился участок для этой работы, но в самый последний момент, вместо того чтобы пойти прямо туда, нас вдруг повели в лагерный госпиталь. Мы не знали, что с нами будут делать. В тот момент я подумал, что, возможно, нам сейчас дадут инструктаж по легкой работенке в самом госпитале.

Нам приказали раздеться. После того как мы это сделали, они записали наши номера, и тогда мы спросили, что происходит, на что нам с улыбкой ответили: «Это ради воздушных подразделений», так и не сказав, что нам предстоит. Потом пришел врач, сказал нам оставаться ждать и пояснил, что нам сделают рентген. Поскольку номера уже записали, после рентгена нам было велено отправляться в свои блоки.

Это было сделано вот каким способом: там были маленькие сетчатые контейнеры с зараженными комарами, на который я должен был положить руку, а один из комаров меня укусил. После этого я провел в госпитале еще пять недель. Хотя в течение какого-то периода симптомы болезни никак не проявлялись.

Спустя некоторое время, – не помню точно, сколько прошло времени, должно быть, две или три недели, – у меня случился первый приступ малярии. Эти приступы повторялись довольно часто, и нам давали разные лекарства для… то есть, против малярии. Мне дали лекарство под названием неосальварсан и сделали две инъекции хинина. Однажды мне также дали атабрин, а хуже всего был случай, когда во время приступа я получил так называемый перифер. Мне сделали девять инъекций этого препарата, по одной в час вплоть до седьмой вакцины включительно, а вот самую последнюю мне сделали уже на второй день. В какой-то момент мне вдруг показалось, что сердце вот-вот разорвется на части. Я потерял рассудок. Язык словно отнялся – я полностью утратил способность говорить. Это продолжалось до вечера. Вечером пришел медбрат, собираясь сделать мне восьмую инъекцию. На тот момент я уже мог говорить и рассказал медбрату обо всех осложнениях, с которыми я столкнулся, и заявил, что не хочу делать следующую инъекцию. Медбрат уже заполнил шприц и сказал, что сообщит обо всем доктору Шиллингу. Примерно через десять минут явился другой медбрат и сказал, что инъекцию все же придется сделать. Тогда я повторил сказанное ранее: что я не собираюсь ничего делать.

Медбрат ответил, что у него есть приказ. Тогда я заявил, что, какой бы приказ он ни получил, я не желаю идти на самоубийство.

Тогда он ушел, вернувшись спустя десять минут. Он сказал: «Я знаю: ты понимаешь, что может произойти, если ты не согласишься». Однако, несмотря ни на что, я сказал: «Я отказываюсь получать очередную инъекцию, и я готов прямо сообщить об этом профессору». Я потребовал рассказать обо всем профессору, чтобы тот и сам знал, что я не желаю, чтобы мне делали укол. Чтобы у медбрата через двадцать минут не возникло очередной сложности.

На что я заявил: «Если уж я так долго сопротивлялся, я буду продолжать это делать». Доктор Плетнер, однако, сохранял полное молчание. Он взял мою руку в свою и проверил пульс, после чего положил ладонь мне на лоб и спросил, с какими осложнениями я столкнулся. Я рассказал ему обо всем, что мне пришлось пережить после инъекции. И тогда Плетнер приказал медбрату дать мне две таблетки, чтобы избавить меня от головной боли и боли в почках.

Когда я получил лекарство, доктор Плетнер уже собрался уходить, велев медбратьям сделать мне оставшиеся инъекции. Тогда я сказал: «Гауптштурмфюрер, я отказываюсь от этих инъекций».

После этих слов врач развернулся, посмотрел на меня и сказал: «Это я несу ответственность за твою жизнь, а не ты». Он вновь отдал приказ медбратьям, и те в конце концов сделали мне укол. Это была все та же инъекция, от которой я все это время отказывался. Странным оказалось то, что после восьмой инъекции со мной ничего не случилось, в отличие от всех предыдущих, так что у меня есть подозрения, что мне все-таки ввели какое-то другое лекарство.

Утром была девятая инъекция. Когда я проснулся, последствия были мне знакомы.

Мне было плохо, я очень сильно мерз, и заметно поднялась температура.

[Все инъекции представляли собой экспериментальные препараты для лечения малярии.]

Обвинитель:

– Святой отец, правильно ли я вас понял? Вы сказали, что вас заразили малярией в середине 1942 года?

Свидетель:

– Была приблизительно середина 1942 года.

Обвинитель:

– И у вас не спрашивали вашего согласия на проведение экспериментов с малярией?

Свидетель:

– Нет. Моего согласия не спрашивали.

Обвинитель:

– И вы не вызывались добровольцем для участия в этом эксперименте?

Свидетель:

– Нет. Я описал, каким образом я оказался подопытным этого эксперимента.

Обвинитель:

– Выражали ли вы свой протест?

Свидетель:

– В 1942 году было очень сложно выражать свое несогласие. Когда я воспротивился восьмой инъекции, я совершенно ясно осознавал, какие последствия могут меня ждать. Позже уже можно было рисковать подобным образом, но я до сих пор считаю, что в тот год у меня просто не было возможности этого сделать, и я не думаю, что от этого был бы хоть какой-то толк.

Обвинитель:

– В таком случае расскажите, сколько человек стало подопытными вместе с вами, то есть подверглись экспериментам с малярией?

Свидетель:

– Пока у меня происходили приступы, в госпитале находилось примерно пятьдесят-шестьдесят человек; их число постоянно менялось.

Обвинитель:

– А известно ли вам хотя бы примерно общее число узников Дахау, на которых проводили эксперименты с малярией?

Свидетель:

– Я слышал, что к концу этих экспериментов количество подопытных достигало одной тысячи двухсот человек.

Обвинитель:

– Вам известно, умер ли кто-либо из этих подопытных в результате экспериментов с малярией?

Свидетель:

– Несколько человек умерли, но я не знаю, было ли это прямым последствием малярии. Я знаю об одном случае, когда пациент умер после инъекций перифера. Опять же, я знаю, что еще один священник умер, но уже после эксперимента, – и незадолго до смерти его перевели в отдельную комнату.

Обвинитель:

– Можно ли назвать обычной практикой перевод пациентов из блока, в котором они подвергались экспериментам с малярией, в том случае, когда казалось, что они могут умереть?

Свидетель:

– У меня сложилось впечатление, что того пациента, о котором я только что говорил, перевели из блока для того, чтобы не было очевидным, что его смерть произошла в результате малярии; но я не знаю, умирали ли люди именно из-за малярии, поскольку я не могу назвать себя экспертом в этой области.

Обвинитель:

– Святой отец, сколько раз у вас случались рецидивирующие приступы малярии?

Свидетель:

– Сейчас я уже не смогу назвать вам точное их число. Однако рецидивы случались неоднократно, может, около пяти раз, после чего я еще какое-то время оставался в постели и получал лечение. Потом случилось еще несколько приступов; в общем и целом их было десять, по одному за день. А потом температура у меня поднялась до 41,6 градусов.

Обвинитель:

– На данный момент вы все еще ощущаете какие-то последствия перенесенной малярии?

Свидетель:

– Я все еще сталкиваюсь с некоторыми отсроченными последствиями, но я не знаю, связано ли это только с малярией или еще и с тем, что я подвергался и другому эксперименту.

После этого отец Мичаловский подтвердил, что он подвергался экспериментам с гипотермией, о которых мы говорили в главе 6.

Ниже приводится выдержка из показаний Августа Г. Фивега, еще одного подопытного эксперимента с малярией. Допрос свидетеля проводил Александр Харди.

Обвинитель Харди:

– Подвергались ли вы во время вашего пребывания в концентрационном лагере каким-либо медицинским экспериментам?

Свидетель Фивег:

– Меня использовали в качестве подопытного в экспериментах с малярией, которые проводил профессор Дахфинни в концентрационном лагере Дахау.

Обвинитель:

– Сколько раз вас подвергал экспериментам с малярией доктор Шиллинг?

Свидетель:

– Мне пять раз вводили по пять кубических сантиметров крови, инфицированной острозаразной малярией.

Обвинитель:

– Трибунал будет вам весьма признателен, если вы расскажете, какие последствия имели для вас эти эксперименты. Другими словами, поднималась ли у вас температура, испытывали ли вы серьезные недомогания и тому подобное?

Свидетель:

– Довольно часто у меня очень сильно поднималась температура. Я чувствовал себя совершенно обессиленным, а после инъекции я также получал огромные дозы медицинских препаратов: хинин, эфедрин и многие другие. Я неделями оставался в постели, а после одного курса лечения и вовсе случилось так, что на протяжении 1943, 1944, 1945 и 1946 годов у меня случилось от двадцати до двадцати шести приступов малярии, так что я довольно часто был не в состоянии работать.

Обвинитель:

– В настоящее время у вас случаются рецидивирующие приступы малярии?

Свидетель:

– В этом году я пробыл в госпитале с первого по пятнадцатое августа.

Обвинитель:

– Сколько рецидивирующих приступов малярии у вас случилось с тех пор, как доктор Шиллинг ставил на вас эксперименты?

Свидетель:

– После того как закончилось мое лечение на экспериментальной станции, я оставался на попечении доктора Шиллинга, и за это время меня двадцать раз лечили от рецидивов.

Обвинитель:

– Свидетель, сейчас вы уже полностью излечились?

Свидетель:

– Нет.

Обвинитель:

– После того как вы подверглись различным экспериментам доктора Шиллинга, вы стали работником лаборатории Шиллинга?

Свидетель:

– После того как завершилось мое первое лечение с помощью так называемой вакцинации, начальник медицинской службы того отделения отправил меня в отделение доктора Шиллинга для выполнения лабораторной работы.

Обвинитель:

– Свидетель, мы сейчас ненадолго вернемся к обсуждению экспериментов с малярией. Какой национальности были люди, которых использовали в качестве подопытных для экспериментов, и что это были за люди?

Свидетель:

– Самый большой процент подопытных для экспериментов с малярией составляли немцы, их было около двухсот человек.

Очень много было польских священников, а среди остальных были русские, ряд югославов и поляков.

Обвинитель:

– Были ли среди подопытных для этих экспериментов военнопленные?

Свидетель:

– Среди русских было много военнопленных.

Обвинитель:

– Сколько всего, по вашим сведениям, было подопытных в экспериментах с малярией?

Свидетель:

– Насколько мне известно, в экспериментах с малярией была задействована одна тысяча восемьдесят четыре человека.

Обвинитель:

– Свидетель, можете ли вы нам сообщить, сколько из этих подопытных умерли в результате экспериментов?

Свидетель:

– Насколько мне известно, на экспериментальной станции малярии погибли семь или восемь человек, как непосредственно от малярии, так и в результате медикаментозного лечения. Могу рассказать подробнее, если нужно. Первым был австриец, который заболел спустя некоторое время после завершения эксперимента. Лаборантом на тот момент был доктор Брахтель, который также занимал должность заместителя главного врача госпиталя.

Обвинитель:

– Свидетель, вы утверждаете, что, насколько вам известно, в результате экспериментов погибли семь или восемь человек. Наступили ли какие-то из этих смертей на самой станции малярии?

Свидетель:

– Было некоторое количество погибших, которых мы не переводили в другой отдел, но которые умерли на нашей станции, либо через несколько часов после перевода на другую станцию.

Обвинитель:

– Известно ли вам что-либо о том, что случилось с пациентами, которых перевели на другие станции после завершения экспериментов? Иначе говоря, умер ли кто-то еще после завершения экспериментов?

Свидетель:

– Я помню, что еще шестьдесят пациентов из тех, кто на протяжении последующих лет приходили к нам на осмотр, тоже умерли. Я не могу с уверенностью сказать, умерли ли они от малярии или от других последствий этих экспериментов.

Во время процесса по делу Шиллинга в Дахау тот выдвигал в качестве возражения тот факт, что считал работу своим долгом, утверждая, что суд в Дахау должен сделать все возможное, чтобы помочь ему завершить эксперименты во имя науки.

Мне не довелось побывать на суде в Дахау в качестве стенографистки. Этот процесс не входил в тринадцать Нюрнбергских процессов.

Вынося судебное решение по делу врачей, судьи учредили Нюрнбергский кодекс, состоящий из десяти пунктов, который был призван положить конец подобному извращенному мышлению и подчинить медицинскую практику клятве Гиппократа.