приблизительно месяц назад
Когда-то давно это помещение использовалось в качестве защищённой операционной. Защищённой от ударов с воздуха, артиллерийского и миномётного огня. Оно входило в небольшую, но отлично подготовленную и хорошо замаскированную сеть бункеров, выкопанных во времена Советского Союза неподалёку от подмосковной воинской части ПВО. Когда же Советский Союз распался, военные объекты стали не нужны, потому что люди, захватившие власть над самым большим обломком государства, упивались россказнями о том, что «теперь нам никто не угрожает», и азартно ломали всё, что предназначалось для защиты от врага, начиная от промышленности и заканчивая подземными сооружениями. И этот объект попал под их бульдозер вместе со многими остальными: воинскую часть расформировали, оставив столичное небо без защиты, территорию бросили, и скоро здесь всё пришло в запустение.
Сначала на объект накинулись местные мародёры, затем – пришлые: в поисках металла, да и вообще чего угодно, что можно использовать или продать. А когда мародёры забрали всё, что сочли интересным, здесь воцарилась тишина. В отличие от многих других частей, эта располагалась довольно далеко от оживлённых дорог, на нескольких последних километрах асфальт и вовсе встречался фрагментарно, поэтому даже любители «заброшек» добирались сюда не часто. А если и добирались, то ограничивались осмотром наземных сооружений и первого уровня самого большого бункера. Потом натыкались на стоячую воду, решали, что «всё затоплено», и уходили.
В своё время убийца тоже так решил. Но он, в отличие от любителей «заброшек», искал не «интересный» фон для фотографий, а надёжное логово, поэтому был упорен, потратил время, но отыскал замаскированный резервный вход в подземелье и выяснил, что затопило лишь центральное крыло разветвлённой сети бункеров. А боковое, на «минус втором» уровне которого находился госпиталь, осталось нетронутым и постепенно превратилось в надёжное убежище. Убийца «обжился»: расставил светильники, купил спальный мешок, обеспечил запас воды, еды, который хранил в надёжном металлическом ящике – от крыс, и с удовольствием наведывался в бункер с ночёвкой и даже на два-три дня.
Убийце нравилось бродить с фонариком по отделанным дешёвой кафельной плиткой помещениям, разглядывая сохранившееся оборудование: каталки, медицинские шкафы, приборы, о предназначении которых убийца даже не догадывался, операционные столы и многоламповые светильники над ними. Убийца не воображал себя исследователем таинственных подземелий, в которых проводились секретные опыты, или каким-нибудь кладоискателем. Он просто нашёл надёжное место, которое, к тому же, ему по-настоящему понравилось, и намеревался оставаться в нём так долго, как получится. Он обрёл крепость, в которой чувствовал себя в безопасности и недосягаемым для врагов.
Ведь каждому из нас нужна крепость.
Кто-то строит её внутри, отгораживаясь от окружающих силой воли; кто-то прячется под одеялом, принимая позу эмбриона; кто-то ищет в семье; кто-то видит её в квартире или доме; а кому-то нужен бункер. В котором можно встретить только крыс и тех, кого сам сюда привёл…
– Я знаю, о чём ты думаешь. Представляешь – знаю. Ты думаешь, что я не могу без этого обойтись. Что мне это нужно. Что я не могу не нападать на тебя. Не могу не резать тебя. Не могу не бить… – Увлёкшись монологом, убийца начал говорить всё быстрее и громче, последнюю фразу почти прокричал и одновременно резанул того, кто сидел в кресле, ножом по плечу. Тот не пошевелился.
А убийца шумно выдохнул, словно удар позволил ему сбросить накопившееся напряжение, и продолжил спокойным, как в начале разговора, тоном:
– Ты думаешь, что это болезнь. Что это болезнь заставляет меня снова и снова делать так, чтобы желание хоть ненадолго отпустило меня, исчезло, ушло куда-то прочь… А оно не уходит, оно заползает вглубь меня, в самое моё я. В самое сокровенное моё и засыпает, как медведь на зиму. Только моя зима длится не по календарю, а ровно то время, пока медведь сыт. А когда становится голодным – он выходит. Оно выходит – моё желание. Но это же не болезнь, правда? Это то, что живёт внутри, а болезнь – она приходит, ею заражаешься, болезнь всегда чужая, а желание – моё. Оно со мной с детства… Почему ты молчишь?!
На этот раз голос ускорялся не постепенно, а взорвался сразу – злобным визгом, и убийца нанёс следующий удар ножом тому, кто сидел в кресле. И это снова был глубокий порез – лезвие оказалось необычайно острым.
– Я знаю, ты считаешь, что это болезнь, хотя не говоришь об этом, прикидываешься хорошим, потому что надеешься меня обмануть. Но у тебя ничего не получится. Однажды меня обманули, да, всех когда-то обманывают, хоть раз в жизни, но обманывают… Тебя когда-нибудь обманывали? Или ты об этом не знаешь? Какой же ты дурак… Я знаю, когда меня обманули, когда отняли всё, что мне было дорого. Я знаю точно. Я даже дату могу назвать, но больше такого не повторится, ты понял?! Больше я не позволю себя обмануть! Никто не посмеет меня обмануть!
На этот раз удара не было. Ножом. Убийца схватил бейсбольную биту и яростно ударил того, кто сидел в кресле, по правому колену.
– Это не болезнь! Я могу усмирять то, что просыпается во мне! Могу! Но не хочу. Зачем? Ведь это не болезнь, а часть меня. Это моё желание, и я живу с ним. Я исполняю его. Да, иногда боюсь, но только иногда. Я не позволяю желанию затмить мой разум, не даю воли, я могу с ним справиться, и оно это знает! Оно меня боится, понимаешь? Оно знает, что я сильнее, и боится, что однажды я загоню своё желание так глубоко, что, даже проснувшись, оно не сумеет выбраться наружу. Но зачем? Ведь оно дарит восхитительное, необычайно острое удовлетворение. А ещё мне нравится чувствовать, когда оно просыпается. Нравится кормить его… Но это не болезнь! Я могу остановить всё это в любое мгновение! Я могу.
Убийца замер.
– У меня нет зависимости. Я полностью контролирую себя. Если я захочу – я остановлюсь. – Пауза. – Просто я не хочу останавливаться. Не хочу – и всё.
Некоторое время убийца глубоко дышал, а восстановившись, подошёл к металлическому столу и остановил работавший всё это время диктофон. Тот, кто сидел в кресле, остался недвижим.
