30 августа, среда

– Самооборона? – переспросил изумлённый Шерстобитов. – Даже без превышения?

– Откуда взяться превышению? Пелек – инвалид, он ходить не может.

– А-а, точно…

– И все улики за него, – продолжил Вербин, не отрываясь глядя на пустынную подмосковную дорогу, по которой ехал с небольшим превышением скорости. – У Кунича в руке обнаружили нож, на допросе профессор показал, что племянник бросился на него, вот и пришлось защищаться. Стрелял практически в состоянии аффекта, в надежде хоть куда-нибудь попасть – это цитата, попал.

– Как я понимаю, ранения получились удивительно точными?

– Одна пуля в голову, вторая – в грудь. Обе раны смертельные.

– И никакого превышения…

– Никакого.

Феликс заехал за Николаем к семи утра, и разговаривали они в машине, направляясь в место, «которое ты обязательно должен увидеть» – так о нём выразился Шерстобитов, позвонив вчера вечером. Узнав, о чём идёт речь, Вербин согласился: обязательно должен. Однако началась поездка с вопросов, которыми Николай засыпал Феликса.

– У Кунича в руке был тот нож, которым он убил Калачёву?

– Нет, тот нож пропал. Кунич не такой идиот, чтобы сохранить столь важную улику, избавился от неё по дороге к Пелеку.

– А Пелек – инвалид, – протянул Шерстобитов. – Сам не дотянется до трупа, так что нож в руку Кунича вложила домработница.

Но это предположение доказать невозможно. Зато был подтверждённый факт: нож обнаружили в руке Кунича.

– Домработница подтверждает, что между дядей и племянником произошла ссора. Сказала, что сначала она не прислушивалась, но поскольку разговор быстро перешёл на повышенные тона, подошла к дверям и заглянула в гостиную в тот самый момент, когда Кунич бросился на профессора с ножом.

– Лжёт?

– Лжёт, конечно, – согласился Вербин. – Но эту ложь нам не опровергнуть, потому что незадолго до приезда к Пелеку Кунич, предположительно, убил ножом Калачёву. А значит, и судья, и присяжные поверят, что он мог наброситься на профессора.

– Предположительно, – заметил Николай. – Какой у Кунича был мотив?

– Он почти разорился и попросил у дяди крупную сумму в долг, получил отказ. А Калачёву Кунич ненавидел всей душой, опасаясь, что она уговорит старика на ней жениться.

– Кто автор всех этих предположений?

– А ты догадайся. – Вербин грустно улыбнулся.

– Профессор?

– И самое печальное заключается в том, что он почти ни в чём не лжёт. – Феликс помолчал. – В расследовании убийства Калачёвой есть много пробелов, но Пелека будет защищать Апфель, а он сумеет использовать и существующие доказательства, и отсутствующие. И если мы не найдём ничего более существенного, убийство племянника сойдёт Пелеку с рук. Как и все прочие преступления.

– Инвалид с огромным состоянием и колоссальными связями. – Шерстобитов коротко ругнулся. – А ведь и правда может вывернуться.

Вербин коротко выругался.

Некоторое время в машине царила тишина, после чего Николай продолжил расспросы:

– А кто защищает Карину Дубову?

– Тоже Апфель. И, если я правильно понял, Леонид Маркович собирается настаивать, что Дубова совершила убийство в состоянии аффекта.

– А ты веришь?

– В аффект? – уточнил Вербин.

– Да.

– Да.

– Почему?

– Потому что это я загнал в него Карину, – ровным голосом ответил Феликс.

– И на суде Апфель тебя об этом спросит?

– Вряд ли он меня вызовет, – покачал головой Вербин. – Ведь в этом случае мне придётся рассказать обо всех своих подозрениях, а Леониду Марковичу не нужно, чтобы присяжные узнали о причастности Карины к убийствам пятилетней давности.

– К гипотетической причастности, тогда уж. – Шерстобитов вытащил из кармана пачку сигарет, потом вспомнил, что Феликс запрещает курить в машине, убрал её и вздохнул: – То есть у нас есть убийца, которую будут судить за убийство другой убийцы в состоянии аффекта, и организатор убийств, в прошлом – серийный убийца, который соскочит с дела по допустимой самообороне?

– Пока получается так.

– Дерьмовый расклад, – резюмировал Николай.

– У нас с самого начала не было козырей. – Вербин вспомнил слова Пелека. – Обыск у Калачёвой ничего не дал, если у неё и были обличающие профессора материалы, вроде первой версии романа или самого романа, написанного рукой Пелека, то она хранила их не в квартире, а в другом месте. А где именно, мы можем и не узнать. К тому же Калачёва могла их уничтожить.

– Почему?

– Я прочитал черновик её нового романа и знаю, что Калачёва изменила отношение к Пелеку.

– А он к ней?

– Он убил Кунича, – напомнил Вербин.

– Это не ответ, – возразил Шерстобитов. – Пелек убил не племянника, а свидетеля.

– Свидетель без улик – это просто бла-бла-бла. Да и свидетельствовать Кунич мог только против себя и своих друзей. Пелек пять лет назад уже был парализован и физически не мог принимать полноценное участие в преступлении.

– Ты же сказал, что Пелек убил одного человека в ту ночь, – напомнил Николай.

– Но Кунич этого не видел, – ответил Вербин. – Видела Калачёва, а она…

– Мертва.

– Да.

Свидетеля нет, орудия преступления нет, со времени убийства прошло пять лет – не докажешь. Ничего не докажешь.

– А незаконченный роман можно использовать в суде?

– К сожалению, только против неё и её мёртвых друзей. Пелека Калачёва описывает весьма завуалированно.

– Но ведь из контекста понятно, что речь идёт о нём!

– Над этой фразой Апфель с удовольствием посмеётся.

– Пожалуй, – угрюмо признал Шерстобитов. И повторил: – Пожалуй…

Обыск у Дарины тоже ничего не дал: ни в квартире, ни в содержимом ноутбука и смартфона ничего предосудительного обнаружить не удалось, хотя специалисты проверили даже удалённые файлы. Но проверяя перемещения её телефона, Шерстобитов обратил внимание на то, что молодая женщина раз в два или три месяца приезжала в глухой подмосковный уголок и всегда отключала телефон, оказываясь на узкой дороге, ведущей к заброшенной воинской части. Увидел, заинтересовался, приказал проверить. Сотрудники проверили и на следующий день доложили, что заброшенная часть действительно заброшена, в сохранившихся на поверхности руинах ничего интересного не обнаружено, а подземные помещения затоплены. Выслушав доклад, Николай коротко, ёмко и весьма эмоционально объяснил подчинённым, что ошибка исключена и нужно искать до тех пор, пока не будет найдено место, в которое приезжала Дарина Дубова. Вдохновлённые сотрудники вернулись к развалинам, через некоторое время сумели повторить путь Дарины и проникнуть в подземный госпиталь.

Прорыв случился вчера вечером, на ночь работы приостановили, выставив у обнаруженного логова полицейский пост. А утром в заброшенный подземный комплекс отправился Вербин.

– Это помещение мы назвали жилой комнатой, – рассказал Бражников, сопровождающий их с Шерстобитовым офицер. – Судя по спальному мешку, Дубова здесь периодически ночевала.

Спальный мешок лежал на металлической медицинской кровати. Рядом стул и стол с настольной лампой и ноутбуком.

– В соседнем помещении стоит бензиновый генератор, выхлоп от него идёт в дальний коридор, сюда только шум долетает, так что электричество у неё было. Когда ложилась спать, генератор выключала и здесь наступала полная темнота.

И полная тишина.

Обнаруженный генератор полицейские пока не трогали, улика как-никак, запустили свой и подключили его к протянутым Дариной проводам, которые шли к напольным лампам. Так что сейчас подземелье освещалось, но не полностью, там, где Дарина не посчитала нужным установить лампы, приходилось пользоваться фонариками.

Феликс сделал пару шагов, увидел, что с другой стороны кровати стоит металлическая тумбочка с распахнутой дверцей и вопросительно посмотрел на Бражникова.

– В ней лежали ноутбук и блокноты.

– Что за блокноты?

– Вам понравится. – Офицер протянул Вербину один из блокнотов, упакованный в прозрачный пакет. – Специально оставил открытым на самом интересном месте.

Феликс прищурился:

«Я подкралась к нему сзади. Последний метр преодолела прыжком, и от моего удара он оказался на земле. Попытался дёрнуться, но неожиданность – мой козырь и мой помощник, я всадила нож между рёбрами и почувствовала, как лезвие пронзило сердце…»

– Дарина пыталась писать книгу, – уточнил Бражников. – Обнаруженные блокноты – это черновики. И в ноутбуке мы нашли кучу текстовых файлов: записи, заметки, главы, эпизоды… Я прочитал некоторые, выборочно, и скажу так: я, конечно, не филолог, но по моему мнению, таланта ей бог не дал. И ещё мне кажется, она это понимала.

– Почему?

– Тут всюду следы её злости: разбитые бутылки, погнутая мебель и полно вырванных из блокнота и разорванных листов с записями, которые даже она сочла никудышными. Мы всё это отмечаем, в материалах потом посмотрите. А пока поверьте на слово: Дубова часто впадала в ярость.

Дарина не трогала кровать, стол, ноутбук, лампы и, скорее всего, генератор. На остальных предметах и даже на стенах были хорошо заметны следы многочисленных ударов.

– Содержимое ноутбука посмотрели?

– Нет, решили не рисковать. Пусть эксперты разбираются.

– Тоже правильно, – поддержал подчинённого Шерстобитов. – А то мало ли.

– Дубова здесь только литературой занималась? – спросил Феликс.

– Нет, конечно. – Бражников кивнул на дверь. Но не на ту, на которую указывал, говоря о генераторе: – Нужно пройти через коридор.

А открыв дверь, Вербин вздрогнул, увидев сидящего в инвалидной коляске мужчину.

– Не волнуйтесь, это манекен.

Однако издалека, да в свете фонарей, его можно было принять за живого человека.

Манекен изображал мужчину, одетого в синий костюм, белую рубашку и бордовый галстук. Одежда оказалась весьма потрёпанной. Как и сама кукла.

– Дарина избивала его бейсбольной битой и резала ножом. А уничтожив полностью – меняла, – сообщил Бражников. – В одной из задних комнат мы обнаружили больше десятка растерзанных манекенов. Уж не знаю, почему ей так нравилось их истязать.

– А я знаю. – Феликс подсветил голову манекена и криво усмехнулся, увидев то, что ожидал: приклеенный лист бумаги с фотоизображением.

– Знакомое лицо?

– Чёрт, – пробормотал Шерстобитов. – Ещё как знакомое.

К головам облачённых в костюм и белую рубашку манекенов Дарина аккуратно приклеивала фотографии Михаила Семёновича Пелека. Профессора. После чего принималась их истязать.

– Только я не понимаю, за что она его так сильно ненавидела? – растерянно протянул Николай. – Феликс, есть идеи?

– Нет.

– Может, это поможет? – спросил Бражников. И извиняющимся тоном добавил: – Приготовил показать, но забыл. Эту фотографию мы обнаружили на кровати в жилой комнате. Такое впечатление, будто Дубова спала с ней. Или засыпала, глядя на неё. И смотрела, когда просыпалась.

Старая цветная фотография 10 х 15, аккуратно упакованная в прозрачную плёнку. На ней молодой человек и девушка. Он крупный, красивый, стоит позади и мягко сжимает плечи девушки. Стоит вплотную к ней и прижимает совсем не дружески, прижимает властно, но при этом – нежно. Дарина же на фото счастливая. Не довольная собой, а именно счастливая. Ей хорошо в объятиях именно этого мужчины. Она нашла того, кого искала всю жизнь.

– Знаешь, кто это? – спросил Шерстобитов, указывая на фотографию. При этом было понятно, что Дубову Николай узнал.

– Владимир Пелек, – ответил Вербин.

– Жених Калачёвой?

– Да.

– Глядя на эту фотографию, можно сказать, что они вместе, – произнёс Николай.

– Глядя на эту фотографию, не остаётся никаких сомнений в том, что они вместе, – согласился Феликс.

– И что всё это значит?

Новая версия уже появилась, однако её следовало тщательно продумать и, по возможности, подкрепить доказательствами. Поэтому Вербин сначала поднял указательный палец, попросив тишины, а через несколько секунд негромко сказал:

– Нужно тщательно осмотреть все колодцы и шахты, если они здесь есть. В общем, все укромные места.

– Думаешь, она не только над манекенами издевалась? – Шерстобитов сразу понял, что имеет в виду Феликс.

– Думаю, это необходимо проверить.

– А как Дубова привозила сюда жертв? – Бражников тоже сообразил о чём идёт речь, и решил высказать своё мнение. – Как затаскивала? Как уговаривала спускаться на нижние уровни? Честно говоря, верится с трудом.

– Но помещения осмотреть нужно. – Шерстобитов чуть повысил голос. – Если найдём останки, подумаем, как Дубова заманивала сюда людей. Если не найдём, значит, предположение оказалось ошибочным.

– Что за теми дверьми? – спросил Вербин, поняв, что ничего интересного, кроме манекена, в коридоре не будет.

– Операционная, – ответил Бражников. – В смысле, бывшая операционная. – Помялся, но всё-таки добавил: – И кажется, мы обнаружили в ней следы крови.

– Для операционной это нормально, – заметил Шерстобитов.

– На полу ещё может быть, а вот на стенах, наверное, нет, – произнёс Бражников. И уныло посмотрел на Феликса.

Феликс кивнул и медленно направился к дверям операционной.

Ему очень хотелось курить.