27 августа, воскресенье
Информация о смерти Сергея Блинова дошла до Феликса не быстро.
Тело обнаружили ранним утром. Пока приехала группа, пока провели положенные мероприятия, пока опознали, пока всё оформили… Сообщение попало в утреннюю сводку следующего дня и имело все шансы остаться незамеченным, если бы не внимательность Шиповника. Получив в субботу информацию о совершённом убийстве, он среагировал на знакомую фамилию, позвонил в районный убойный отдел, убедился, что речь идёт о том самом Блинове, который фигурировал в докладах Вербина, и «порадовал» Феликса. Для которого услышанное стало полной неожиданностью. Разумеется, неприятной. В итоге Вербин отменил запланированное на воскресное утро желание «выспаться как следует», созвонился с капитаном Хамидовым и договорился о встрече на месте преступления.
– Тело нашли здесь. – Хамидов не только указал на точное расположение, но и открыл на планшете фотографии. – Но нет никаких сомнений, что убийство произошло в другом месте и после смерти тело двигали.
– Где, на твой взгляд, было совершено преступление?
– В проходе между домами, – уверенно ответил капитан. – Когда Блинов вошёл в него, убийца выскочил сзади и нанёс удар в голову. После чего за ноги перетащил тело туда, где мы его нашли – это подтверждено следами.
– Чем ударил?
– Молотком или чем-то похожим. Официально эксперты пока не сделали даже предварительного заключения, но неофициально сказали, что убийца использовал молоток.
– Странно…
– Почему? – не понял Хамидов.
– Потому что… – Вербин ещё раз посмотрел на фото. – Потому что…
Странным было не то, что в той ночи, о которой написала Таисия, в качестве одного из орудий преступления так же фигурировал молоток – Феликс догадывался, что столкнётся с очередным похожим убийством. Странным было другое обстоятельство:
– Молоток нехарактерное орудие, в уличных ограблениях чаще используют нож.
– Я думаю, убийца – наркоман, – выдал свою версию капитан. – Началась ломка, скорее всего, давно началась. Денег нет, в долг не дают, из дома всё давно продано, а в те дома, откуда можно хоть что-то вынести, уже не пускают. Он продолжал искать деньги, а когда его окончательно скрутило, схватил первое, что попалось под руку, и забил первого попавшегося прохожего. Убивать не собирался, никто из них не собирается, и, скорее всего, он до сих пор не знает, что убил. Просто силу не рассчитал и даже не проверил, жив бедолага или нет. Забрал бумажник, телефон, всё, что было на теле, и смотался. Сейчас кайфует в ближайшем притоне. Возьмём к вечеру.
– Почему в ближайшем?
– Потому что он знал об этом проходе и понял, что здесь отличное место для засады.
Этот ответ показался Вербину логичным. А вот предыдущие заявления коллеги вызывали определённый скепсис.
– То есть наркоман в ломке хватает молоток, чтобы напасть на первого встреченного пьянчужку, но при этом выбирает для засады оптимальное место?
– Он живёт или постоянно тусуется в этом районе, – холодно ответил Хамидов. – Наверняка давно приглядел этот проход.
– И так хорошо просчитал расположение видеокамер, что не попался ни на одну из них?
Капитан поморщился.
– Не слишком ли круто для пребывающего в ломке наркомана?
– Здесь видеокамер не очень много, – неохотно протянул Хамидов.
– В центре города? – притворно удивился Вербин.
– Значит, ему повезло. – Судя по всему, капитану очень нравилась версия с убийцей-наркоманом и просто так он от неё отказываться не собирался. – Или он обретается где-то совсем рядом. Вышел, добыл денег на дозу и сейчас спит героиновым сном. И, возможно, даже не помнит, что натворил прошлой ночью.
А эта оговорка Феликсу совсем не понравилась. Её можно было расценить так, что сегодня до вечера среди обитателей ближайших притонов пройдёт конкурс на лучшее соответствие званию «убийца Блинова», после чего в личном деле капитана Хамидова появится запись об очередном успешном расследовании.
– Зачем наркоман перетащил тело? – негромко спросил Вербин.
– Здесь укромное место – его долго не найдут. И не нашли, как видишь, только утром заметили, да и то не самым ранним.
– А наркоману в ломке не всё равно, когда найдут тело? Его дело маленькое: молотком по башке, бумажник в карман – и на выход.
– Чего ты от меня хочешь? – Хамидов начал злиться. – Я не наркоман. Я не могу тебе объяснить, как он думал.
Вполне резонное замечание. Следователь с ним согласится.
– Что будет, если ты не возьмёшь убийцу к вечеру?
– Почему спрашиваешь? – Капитан подобрался.
– Просто интересуюсь.
– Хочешь забрать дело?
– Не уверен.
– Почему? – Интонация, которую Хамидов даже не попытался скрыть, подсказала Феликсу, что капитан был бы не прочь избавиться от убийства, которое он уже придумал, как раскрыть, но въедливый опер с Петровки выражает сомнения.
– Хочешь его отдать?
– Если завтра до обеда я не найду наркомана – отдам с радостью, – честно ответил Хамидов. – Мне лишний «висяк» без надобности.
То ли позабыл, что обещал найти убийцу до вечера, то ли сознательно сдвинул срок.
– Вот завтра и поговорим, – пообещал Феликс. – А теперь скажи, я в материалах этого не увидел, при потерпевшем обнаружили ключи от квартиры?
– Да.
– В квартиру заходили?
– Вчера после обеда.
– Ноутбук забрали? Меня интересует файл или папка, в общем, вся информация о Таисии Калачёвой и её романе «Пройти сквозь эту ночь». А если совсем конкретно, то самый старый файл, который будет в этой папке…
– Подожди, подожди… – Хамидов забрал у Вербина планшет и просмотрел записи. – Не было в квартире никакого ноутбука.
– Как это?
– Да вот так. – Хамидов выключил планшет и слегка набычился. – Или ты на что-то намекаешь?
– Нет, не намекаю. – Феликс коротко выругался. – Проверь видео из подъезда Блинова. Я думаю, вчера ночью в его квартире кто-то побывал.
– И если этот кто-то уволок ноутбук, дело ты у меня не заберёшь, – догадался капитан.
– Мне лишний «висяк» без надобности, – коротко рассмеялся Вербин, после чего пожал Хамидову руку, направился к метро и одновременно поднёс к уху зазвонивший телефон:
– Феликс, привет, Шерстобитов.
– Доброе утро, Коля, есть новости?
– И очень интересные.
– Что случилось?
– Вчера днём грибник нашёл в лесу брошенный электровелосипед, – рассказал Шерстобитов. – Хотя нет. Сначала поступил анонимный звонок с левого телефона, в котором сообщили о местонахождении велосипеда. А поскольку я предупредил всех, что меня интересуют любые происшествия, связанные с велосипедами и электровелосипедами, ребята отнеслись к звонку серьёзно и отправили местного участкового посмотреть, что там за агрегат валяется. Участковый приехал, а возле машинки уже грибник шастает, который, если не врёт, как раз собирался нам звонить.
– Не врёт, конечно, – улыбнулся Феликс.
– Я тоже так думаю, – поддержал шутку Шерстобитов. – А ещё я думаю, точнее, знаю, что стал обладателем крутой улики.
– У велика повреждено переднее колесо?
– Да, – подтвердил Николай. – А на переднем крыле остались следы краски. Результаты экспертизы ещё не готовы, но цвет совпадает с цветом машины Русинова.
Если всё так, то можно говорить о грандиозном прорыве в деле убийства Паши. И теперь всё зависит от точности экспертов и легкомысленности преступника, от того, какие следы он оставил на электровелосипеде.
– Как далеко до места преступления?
– Примерно десять километров. Видимо, там убийца оставлял машину.
– Почему не забрал велик?
– Он стал уликой.
– Разумеется. Но зачем прятать его в лесу в грибной сезон, если можно было бросить в любую реку по дороге? Остановился на мосту, вышел на пару минут – и концы в воду.
– Не подумал.
– До этого убийца мыслил очень чётко, – протянул Вербин.
– Ты опять недоволен?
– Нет, что ты? Я просто размышляю вслух, – ответил Феликс. – К тому же, судя по довольному тону, краска на крыле – не единственная твоя добыча.
– На левой резиновой накладке на руль есть отпечатки, – тоном именинника сообщил Шерстобитов. – Видимо, убийца не очень хорошо её протёр.
– Что за отпечатки?
– Женские. В базе их нет, но, думаю, ты уже догадался, с кого я начну проверку.
– Коля, у Таисии железное алиби на вечер убийства, – напомнил Вербин.
– Ты так говоришь, будто отпечатки уже совпали. – Шерстобитов хмыкнул. – Не будем забегать вперёд.
– Я не забегаю. Я думаю о том, что там, впереди, обнаружится.
– Видео из клуба можно подделать, а друзей-свидетелей – подкупить.
– Дорого, – заметил Вербин. – И большая вероятность шантажа.
– Вероятность – это не гарантированное пожизненное. – Николай был так же увлечён идеей прижать Таисию, как Хамидов – обвинить в убийстве Блинова первого попавшегося наркомана.
– Когда я рассказал о смерти Паши, Таисия выглядела по-настоящему удивлённой, – напомнил Феликс.
– Все женщины – прекрасные актрисы.
– Я не отрицаю того, что Таисия могла меня обмануть. – Вербин наконец-то добрался до станции метро, остановился недалеко от входа и раскурил сигарету. – Но в начале была книга, помнишь? Паша отправился проверять, не написана ли в ней чистая правда? Такова наша версия: он отправился проверять и его за это убили. Но я не верю, что Таисия совершила пять убийств в течение одной ночи.
– Хочешь сказать, её подставляют? – догадался Шерстобитов.
– Такая вероятность есть, – ответил Феликс. – И анонимный звонок с «левого» телефона идеально вписывается в эту версию.
– Но зачем кому-то подставлять Калачёву? – Голос Шерстобитова изрядно потерял в жизнерадостности.
– Это я и пытаюсь выяснить, Коля, – ответил Вербин. – Но вчера ночью был убит литературный редактор Таисии, что косвенно подтверждает версию подставы. Можно предположить, что преступник играет с Таисией, наказывая её за то, что она угадала настоящую подоплёку тех пяти убийств.
– Как в кино.
– Только трупы настоящие. – Вербин глубоко затянулся и выдохнул дым. – Киношка получается слишком реалистичной.
Шерстобитов задумался, но Феликс знал, что услышит дальше. И не ошибся.
– Поговорим после того, как придут результаты экспертизы, – произнёс Николай. – Встретимся: ты, я и следователь, обмозгуем и решим, что и как.
– Я понимаю, Коля, – спокойно ответил Вербин. – И полностью с тобой согласен.
* * *
– Драпеко Геннадий Ильич, старший следователь по…
– Добрый день, Геннадий Ильич, – дружелюбно перебил офицера адвокат. – Вот уж не думал, что на столь простое дело поставят такого мощного профессионала. Вы ведь меня помните?
– Помню, конечно, Леонид Маркович, – кивнул следователь. И ответил адвокату его же монетой: – Вот уж не думал, что для решения столь несложного дела пригласят такого мощного профессионала.
– В записной книжке человека, который ко мне обратился, других фамилий нет, – рассказал адвокат. – Точнее, есть, но те люди ещё круче.
– Круче вас, Леонид Маркович?
– Сам не понимаю, зачем я это сказал, – тихонько рассмеялся адвокат. – Ну и Таисии Андреевне будет комфортнее общаться с вами в моём присутствии.
Мужчины одновременно посмотрели на Калачёву. Таисия мило улыбнулась, но промолчала. Затем последовали обязательные формальности, покончив с которыми, Драпеко задал первый вопрос:
– Таисия Андреевна, нам достоверно известно, что вы виделись с Сергеем Блиновым незадолго до его смерти. Вы можете это подтвердить?
Взгляд на адвоката, короткий кивок: судя по уверенности следователя, встреча в баре подтверждена не только свидетельскими показаниями, но и записями видеокамер, а значит, оспаривать её глупо.
– Да, в тот вечер я виделась с Серёжей.
– О чём вы с ним говорили?
Взгляд. Кивок. Ответ.
– О моей следующей книге.
Спокойствие адвоката говорило о том, что ответы Калачёвой он знает, а его кивки – лишь способ поддержать женщину.
– Вы написали следующую книгу? – То ли следователь действительно был в курсе творческой карьеры Калачёвой, то ли хорошо подготовился к допросу. – Поздравляю.
– Поздравлять рано, пока я только работаю над ней, – спокойно ответила Таисия. – Серёжа прекрасно разбирается… Простите… – Она на мгновение замолчала. Сбилась. – Серёжа прекрасно разбирался в литературе и в литературном рынке, и я приехала посоветоваться с ним.
– Что именно вы обсуждали?
– Книга ещё не опубликована, поэтому я не хотела бы делиться деталями нашего разговора. Они имеют отношение исключительно к творческому процессу.
– Вы не могли бы ими поделиться?
– У вас есть достоверные сведения о том, что между вашим потерпевшим и моей клиенткой произошёл конфликт? – поинтересовался адвокат.
– Нет, – ответил Драпеко.
– А о том, что такой конфликт случился раньше?
– Нет.
– Полагаю, исходить нужно из этого, а не расспрашивать мою клиентку о том, что не имеет отношения к делу. Например, о чём они говорили с Блиновым.
Несколько секунд следователь и адвокат играли в «гляделки», после чего Драпеко задал следующий вопрос:
– Таисия Андреевна, вы покинули бар приблизительно в десять вечера?
– Около того. Я не знала, что у меня будут спрашивать точное время, и не обратила на него внимания.
– Куда вы направились?
– Домой. У меня не было настроения продолжать веселье.
– Почему?
– Потому что после разговора с Серёжей появилось настроение поработать, – рассказала Калачёва. – Серёже удалось меня стимулировать, зажечь, если хотите, и я работала примерно до двух часов ночи. Потом уснула.
– И всё это время находились в своей квартире?
– Совершенно верно.
Что подтверждалось перемещением телефона, записями видеокамер и тем, с какой уверенностью вела себя Калачёва.
– Блинов не говорил, что собирается с кем-то встретиться?
– Нет.
– Не рассказывал, что планирует делать дальше?
– Надраться и отправиться домой, – вздохнула Таисия. – Это было его любимым времяпрепровождением. Либо не сильно надраться и отправиться домой не в одиночестве.
– То есть вы ничего не знаете о планах Блинова на вечер убийства?
– Он не делился. – Таисия грустно улыбнулась. – Серёжа – взрослый, одинокий мужчина. У него не было семьи, даже бывшей, не было постоянной подружки, поэтому он никогда не отказывался от возможности подцепить кого-нибудь в баре. Но получится кого-нибудь снять или нет, предсказать невозможно. С каждым годом Серёже становилось всё сложнее это делать.
Последняя фраза оказалась жестокой, но Таисия сумела произнести её мягко.
– Никто не молодеет.
– Серёжа не был стариком, – заметила Калачёва. – Но он стал больше пить, а женщины не любят алкоголиков.
– Геннадий Ильич, вы удовлетворены ответами? – поинтересовался адвокат, не забыв демонстративно посмотреть на часы.
– Да.
– То есть мы закончили? А то мне ещё в суд сегодня.
– Вашей клиентке осталось ответить на несколько вопросов, – извиняющимся тоном произнёс Драпеко. – Таисия Андреевна, Блинов рассказывал вам о своей встрече с майором Вербиным?
– Да.
– Блинов рассказывал вам о просьбе майора Вербина?
– О просьбе к нему? – уточнила Калачёва. – В смысле, к Серёже?
– Да.
– Нет.
– Ничего не говорил? – переспросил Драпеко.
– Мне ничего неизвестно ни о какой просьбе, с которой майор Вербин мог обратиться к Серёже, – очень твёрдо и очень уверенно ответила Таисия. – Я знаю только то, что они встречались и майор Вербин расспрашивал Серёжу о нашей совместной работе над книгой.
– Вас не смутил тот факт, что майор Вербин расспрашивал вашего редактора о вашей книге?
– И друга, – добавила Калачёва.
– И друга.
– Я была сильно возмущена и лично высказала майору Вербину всё, что об этом думаю. – Таисия помолчала и поправилась: – Думала.
– Теперь вы так не думаете?
– Как так?
– Как в тот момент, когда высказывали майору Вербину своё неудовольствие.
– Ага… – Калачёва без стеснения, почти акцентированно, посмотрела на адвоката, получила от него очередной одобрительный кивок и выдала явно заготовленную речь: – Если вы спрашиваете о моей позиции, то она не изменилась: я считаю, что действия майора Вербина больше напоминают преследование. И Леонид Маркович уже посоветовал мне подать жалобу на его действия. Да, работая над романом, я использовала несколько дел из полицейского архива, но у меня было на то официальное разрешение. Да, я придумала отличный сюжет для книги, но не виновата в том, что моя выдумка показалась полицейским настолько интересной, что они решили вновь взяться за расследование. Ещё раз повторю: я в этом не виновата. Не надо преследовать меня за то, что ваши дознаватели оказались не на высоте и не разобрались в тех убийствах. Или у них не хватило фантазии. Кроме того, у майора Вербина нет никаких доказательств того, что описанное в книге вообще возможно или произошло в действительности, но вместо того, чтобы искать настоящих преступников, он преследует меня.
Речь получилась энергичной, отлично отрепетированной и потому яркой. Она должна была впечатлить следователя, но Драпеко предполагал услышать нечто подобное, поэтому, позволив Калачёвой высказаться, осведомился:
– Таисия Андреевна, сколько раз вы встречались с майором Вербиным?
– Три, – почти сразу ответила Калачёва.
– А по его инициативе?
Возникла короткая пауза, после которой прозвучало негромкое:
– Один.
– Майор Вербин установил за вами наружное наблюдение? Прослушивает ваш телефон? Просматривает электронную почту?
– Мне об этом ничего не известно, – выдавила из себя Калачёва.
– А мне известно: никакие из перечисленных действий в вашем отношении не предпринимались. И ничего из неперечисленного – тоже. – Драпеко повертел в пальцах авторучку. – Не тянет на преследование, Таисия Андреевна, вы не находите?
– Моя клиентка неуютно себя чувствует, когда полиция без повода опрашивает её знакомых, – пришёл на помощь адвокат.
– У майора Вербина был повод и повод существенный – убийство. Убит Павел Русинов, бывший сотрудник Московского уголовного розыска, который перед смертью проявлял профессиональный интерес к роману Таисии Андреевны. Теперь убит Сергей Блинов, редактор книги.
– И что? – полюбопытствовал адвокат.
– Пока ничего, Леонид Маркович, я просто объяснил вашей клиентке, что она была неправа, называя действия майора Вербина безосновательным преследованием. – Драпеко перевёл взгляд на Калачёву: – Таисия Андреевна, майор Вербин попросил у Блинова файл самой первой версии вашего романа. Тот файл, который вы когда-то прислали Блинову для ознакомления и последующей работы над ним.
– Зачем он ему? – Калачёвой удалось прекрасно изобразить искреннее удивление.
– Этот вопрос вы как-нибудь зададите майору Вербину, – улыбнулся следователь. – Я же хочу отметить, что Блинов пообещал прислать файл, но не сделал этого. А его ноутбук исчез.
– И что?
Она не только повторила вопрос адвоката, но даже скопировала интонацию. Леонид Маркович остался доволен.
– Когда вы встречались с Блиновым, у него при себе был рюкзак?
– Серёжа всегда ходил с небольшим городским рюкзаком, – кивнула Калачёва.
– Ноутбук был в этом рюкзаке?
– Мне об этом ничего не известно.
– Ноутбук мог поместиться в этом рюкзаке? – изменил вопрос следователь.
– Да, Серёжа периодически носил ноутбук в этом рюкзаке.
– Но в тот вечер вы его не видели?
– Рюкзак лежал рядом, но при мне Серёжа его не открывал.
Всё это подтверждалось записью с установленных в баре камер наблюдения, но следователю было важно услышать, не выдвинет ли Калачёва предположение, что ноутбук мог находиться в рюкзаке? Не выдвинула. Хотя, возможно, очень хотела. Но Леонид Маркович не зря намазывал на свой хлеб дорогую икру – он отлично подготовил клиентку к разговору со следователем.
– У вас сохранился этот файл? – неожиданно поинтересовался Драпеко.
– Какое отношение старый файл имеет к нашему разговору? – тут же спросил адвокат.
– Есть основания предполагать, что Блинов был убит из-за этого файла.
– А с виду всё кажется обыкновенным ограблением.
– А мы проверяем все версии, Леонид Маркович, – ответил Драпеко и перевёл взгляд на Калачёву: – Вам напомнить вопрос, Таисия Андреевна?
– Я не уверена, что сохранила первый файл, – спокойно ответила Калачёва.
– Как так?
– А зачем? – пожала плечами Таисия. – Файл миллион раз переделывался, и окончательная версия имеет мало общего с той рукописью, которую я когда-то отправила Серёже.
– И вы её не сохранили?
– Зачем?
– Ну, например, из сентиментальных побуждений.
– Я далека от мысли, что когда-нибудь мои черновики заинтересуют какой-нибудь музей. – Калачёва коротко рассмеялась.
– А вдруг заинтересуют?
– В этом случае им придётся обойтись без первой рукописи моего первого романа.
Таисия посмотрела на Леонида Марковича, Леонид Маркович посмотрел на Драпеко, Драпеко посмотрел на свои записи и вздохнул.
А чуть позже, когда Калачёва и адвокат покинули кабинет, с таким же вздохом встретил вошедшего Вербина.
– Я ведь говорил, что допрос пройдёт впустую. Это стало ясно после того, как она адвоката привела… знаешь, сколько стоит час его времени?
– Догадываюсь. Но впустую встреча не прошла, я хотел посмотреть, как она себя поведёт и что скажет. – Вербин прищурился. – Твоё мнение о Таисии?
– Если бы мы её задержали, то раскололи к вечеру, – уверенно ответил Драпеко. – Но судя по адвокату, если бы мы её задержали – нас бы самих раскололи. Так?
– Так, – не стал врать Феликс. И протянул следователю руку: – Спасибо, Гена, я твой должник.
– Не забудь об этом, когда я приду за долгом, – проворчал Драпеко.
– Ты просто кричи громче, – рассмеялся в ответ Вербин. – Я не всегда слышу, что происходит под дверью.
* * *
– Спасибо, что согласились встретиться, Михаил Семёнович, – негромко произнесла Дарина, опускаясь на стул.
– Спасибо, что согласилась встретиться здесь, а не дома, – в тон ей ответил Пелек. – Спасибо за понимание.
Они говорили в здании высшей школы, в которой преподавал профессор и где у него, как у руководителя кафедры, был собственный кабинет. В школе Пелек провёл всё утро: сначала занимался накопившимися делами, помимо всего прочего, он входил в Попечительский совет школы, затем провёл совещание с преподавателями кафедры и после этого встретился с молодой женщиной.
– Приходить к вам домой опасно? – удивилась Дарина.
– Абсолютно безопасно, но, если есть возможность не приходить, почему бы ею не воспользоваться? – улыбнулся Пелек. – В нашей встрече нет ничего сомнительного и уж тем более подозрительного, мы встретились там, где нам удобно. Однако здесь наша встреча скорее всего останется вне поля их зрения.
– За вами следят?
– Я никогда не страдал паранойей и не считаю ею разумную предосторожность, – замысловато ответил старик.
Но был понят.
– Согласна с вами, Михаил Семёнович.
– Чем меньше мы будем контактировать в ближайшее время, тем лучше. Это не связано с безопасностью, поскольку Вербину известно о нашем знакомстве. Просто – лучше.
– А вы всегда знаете, как лучше, Михаил Семёнович.
– Совершенно верно, Дарина.
– Я не иронизирую.
– Я знаю. – Он сделал глоток горячего чая из стакана в серебряном подстаканнике, который ему принесли за пару минут до появления гостьи, и продолжил: – Я рад, что ты позвонила, Дарина, я как раз хотел с тобой встретиться и поговорить. Ты опередила меня на час, не более.
– О чём вы хотели поговорить, Михаил Семёнович?
– Сначала ты. – Он не приказывал, он просто сказал, как будет, и женщина подчинилась:
– Я хотела узнать, насколько всё вышло из-под контроля?
– Не обижай меня, – попросил он дружески. – Из-под контроля ничего не вышло и я никогда не допущу такого развития событий.
– Но Вербин всё ближе, – по-прежнему тихо произнесла Дарина.
– Тот факт, что он ходит рядом, не означает, что он хоть что-нибудь найдёт, – спокойно ответил профессор. – Нужно проявить выдержку и терпение.
– Ничего не найдёт?
– Зависит от нас. – Пелек помолчал. – Я понимаю твои опасения, Дарина, и соглашусь с тем, что у тебя есть право волноваться. Но пока нет повода.
– Пока?
Улыбка профессора стала очень мягкой, как и движение рукой, которым он погладил бороду. И на вопрос молодой женщины не ответил, не любил переливать из пустого в порожнее, задал свой:
– Дарина, что ты думаешь насчёт отпуска?
Любая женщина обрадовалась бы, услышав подобное предложение, а вот Дарина, кажется, стала ещё серьёзнее. Даже не улыбнулась. Помолчала и уточнила:
– Я должна отправиться в тот самый отпуск?
– Вполне возможно, что в тот самый отпуск, – подтвердил профессор.
Им не нужно было уточнять, что они имеют в виду под определением «тот самый» – они прекрасно понимали друг друга. Они давно обсудили, что однажды Дарине, возможно, придётся надолго уехать из страны.
– Вы знаете моё отношение, Михаил Семёнович: я не особенно хочу, но понимаю, что вы предлагаете это не просто так.
– Тогда бери билеты, – распорядился Пелек, глядя женщине в глаза. Распорядился тоном, не допускающим возражений.
– Мне нужно два дня, чтобы уладить вопросы на работе и собраться. Возьму билеты на послезавтра. – Пауза. – У меня есть это время?
– Полагаю, да. – Он вновь погладил бороду, но на этот раз рука двигалась не так плавно, как раньше. – Только никому ни о чём не рассказывай и не предупреждай. Ты собралась и улетела. Оттуда позвонишь.
– Я поняла. Когда возвращаться?
– Я напишу.
– Спасибо, Михаил Семёнович.
Он кивнул и сделал следующий глоток чая.
* * *
– Велосипед с полным набором следов, указывающих на то, что его использовали при убийстве Паши, – это серьёзно, – пробормотал Шиповник.
– Согласен, Егор Петрович, – вздохнул Феликс. – И главный вопрос заключается в том, чьи отпечатки на нём найдут.
Утро выдалось насыщенным, пришлось покататься, поэтому на Петровке Вербин оказался лишь после обеда. И сразу отправился к Шиповнику – делиться собранной информацией.
– Отпечатки точно будут? – уточнил подполковник.
– Шерстобитов в этом не сомневается.
– Если они там были, их уже сняли и прогнали по базе.
– Я понимаю, Егор Петрович, но мне Коля ничего не сказал.
– Почему?
– Думаю, ему следователь запретил.
– Ты с ним поругался?
– Мы даже не виделись.
– Когда это тебя останавливало? – рассмеялся Шиповник. Но тут же вернулся к серьёзному тону и покачал головой: – Ладно. Я с тобой согласен: там следователь воду мутит, хочет всё разложить по полочкам и предъявить тебе готовое к закрытию дело… Ты когда с ними встречаешься?
– Завтра утром.
– К этому моменту они соберут все козыри и назовут убийцей Калачёву.
– Хорошо, что не Мирзияева, – пошутил Вербин.
– После обнаружения велосипеда они его даже в резерве не могут оставить. Сейчас их цель – Калачёва. Мотив есть – ты им его дал. Улики, видимо, тоже появились.
– А железобетонное алиби у неё и так было, – невинно добавил Феликс. – Без чьей-либо помощи.
Шиповник посопел, раздумывая, не отпустить ли очередное язвительное замечание о характере своего лучшего опера, передумал и уточнил:
– Уверен, что алиби Калачёвой непробиваемое?
– Непробиваемое, – подтвердил Вербин. – Я лично его проверил.
– Тогда что они будут делать?
– Они взяли время до завтра, чтобы попытаться найти брешь в алиби. Если не найдут, а они не найдут, то спросят меня, кто мог подставить Калачёву? И наше расследование вернётся в нормальное русло.
– А ты знаешь, кто мог её подставить?
– Догадываюсь.
– Почему безрадостно? – уточнил Шиповник.
– Улик нет.
– Вообще?
– Не только вообще, но даже не предвидятся, – честно ответил Феликс. – Убийца очень хорош. Он не попадает в видеокамеры и не оставляет следов на земле.
– У нас один убийца? – вдруг спросил подполковник.
– Я пока не знаю, Егор Петрович.
– Даже так?
– Да.
– Но это не Калачёва?
– Там всё сложно, Егор Петрович. Если коротко, то я на девяносто девять процентов уверен, что не она.
– Калачёва знает убийцу? – зашёл с другой стороны Шиповник.
– Без сомнения.
– На допросе расколется?
– На настоящем – расколется. Не выдержит. Но у неё на прямой линии Леонид Маркович Апфель, так что провести настоящий допрос у нас не получится.
– Откуда знаешь про Апфеля? – При упоминании этой фамилии подполковник заметно погрустнел.
– Калачёва с ним приезжала к Гене Драпеко – поговорить о смерти Сергея Блинова.
– Там у неё тоже алиби?
– Не такое прочное, как на время убийства Паши, но достаточно крепкое. Расставшись с Блиновым, Калачёва отправилась в свою квартиру и оставалась в ней до следующего утра. Это подтверждается её телефоном и записями видеокамер. Дом Калачёвой хорошо охраняется, видеокамер много, и она не смогла бы выйти и вернуться незамеченной. И никаких подозрительных людей, скрывающих свои лица от камер, той ночью в дом не входило и не выходило.
– Но ты уверен, что смерть Блинова связана с расследованием?
– Что бы ни говорили коллеги с «земли», там не нападение отмороженного наркомана, а замаскированное под него предумышленное убийство.
– Мотив?
– Я попросил у Блинова самую первую версию романа Калачёвой. Он пообещал поискать. Я думаю, нашёл, но рассказал об этом Калачёвой. За что и был убит.
– Ты проверил, с кем созванивалась Калачёва после встречи с Блиновым?
– Ничего подозрительного, только подружки, которые не имеют отношения к делу. Но Блинов мог рассказать о моей просьбе раньше, его было решено убрать, а визит Калачёвой стал последней проверкой.
– Думаешь, она просила его не отправлять файл?
– Это было бы подозрительно. Думаю, она хотела узнать, нашёл ли он файл.
– Ага… Логично. Узнала, что нашёл, но ещё не отправил, и не стала мешать сообщникам.
– Что-то вроде этого, Егор Петрович.
– Чем этот файл настолько важен?
– Предполагаю, что Калачёва по неопытности внесла в первую версию романа какие-то детали, способные указать на настоящего убийцу. Не знаю, что это может быть: точное описание внешности преступника, указание на какие-то улики, которые не были обнаружены во время расследования, но их до сих пор можно найти и использовать. Не знаю. Но это нечто очень важное. Оно исчезло из окончательной версии романа, и, по мнению убийцы, мы ни в коем случае не должны об этом узнать.
– Можешь хоть чем-то подтвердить свою версию?
– Только одним, Егор Петрович: ноутбук Блинова исчез.
– Он мог быть у Блинова с собой?
– К сожалению, мог: Блинов всегда ходил с рюкзаком.
– Рюкзак нашли?
– Да, но без компьютера. И в квартире его не оказалось.
– Ключи от квартиры?
– Нашли в кармане.
– Хочешь сказать, что если убийца не обнаружил ноутбук в рюкзаке, то он взял ключи, сходил к Блинову домой, забрал ноутбук, вернулся и положил ключи на место?
– Да.
– Слишком заморочено.
– Зато мы не можем доказать, что целью был ноутбук. А то, что он пропал… Самое очевидное, что он был у Блинова с собой и наркоман его продал или обменял на дозу.
Наркоман, которого никто никогда не найдёт. Так же, как и ноутбук. Шиповник быстро обдумал услышанное и согласился с Вербиным: опытный и хладнокровный убийца именно так и поступил бы.
– И знаешь, кто убил Блинова?
– Догадываюсь.
– Но улик нет и не будет?
– К сожалению, Егор Петрович. Вы не хуже меня знаете, как обстоят дела с подобными преступлениями: если мы не нашли улики сразу, вероятность того, что они появятся потом, ничтожна. Убийца не оставил на теле Блинова следов ДНК и сумел обойти видеокамеры. Доказать, что он там был, нереально.
– То есть ты без козырей?
– Поэтому и не высовываюсь, Егор Петрович, – мне нечего предъявить.
– Но есть кому?
– Да, имя я знаю. И буду думать, как до него добраться.
* * *
Совместные обеды находящихся в отношениях людей бывают разными. Чаще всего они представляют собой энергичное потребление пищи – периодическое поглядывание на часы прилагается, с отрывистыми фразами, коротко описывающими события первой половины дня. Затем быстрый поцелуй и бег в разные офисы. Иногда они бывают деловыми, когда муж и жена работают вместе или на партнёрские компании и совмещают личную встречу с обсуждением рабочих моментов. Очень редко романтическими, поскольку время романтики – вечер, а значит, ужин. Ещё бывают обеды никакими, когда два человека просто едят за одним столиком, полностью поглощённые собственными мыслями или собственными смартфонами. Словно случайные соседи: «У вас не занято?» – «Нет». – «Можно я присоединюсь, а то мест не осталось?» – «Прошу вас…» Так происходит, когда муж с женой работают рядом и обедают вместе исключительно по привычке. Со стороны могло показаться, что у Карины и Гриши именно такая встреча – никакая, но так было только до тех пор, пока Гриша не закончил с супом.
А затем Карина спросила:
– Ничего не хочешь мне сказать?
– А ты? – поинтересовался в ответ Кунич. Он понял, о чём хочет поговорить подруга, а поскольку горячее ещё не принесли, выпрямился и посмотрел на Карину. – Твоё мнение?
– Мне кажется, всё окончательно запуталось, – ответила она. – С места ничего не движется, но напряжение растёт.
– И скоро начнут лопаться слабые звенья, – угрюмо добавил Гриша.
– И никто, даже он, не в состоянии спрогнозировать, какое звено окажется слабым.
– Ты боишься? – быстро спросил Кунич.
– Да, – не стала лгать она. И повторила его недавний вопрос: – А ты?
– Эта чёртова Ночь оказалась очень тёмной, – расплывчато ответил Гриша.
– Терпеть не могу её фразы, – бросила Карина.
– Она удивительно точно их подобрала.
– И за это тоже.
– И тем не менее мы все идём сквозь эту чёртову Ночь, дорогая. И я бы хотел, чтобы мы все её прошли. Все вместе. Никого не потеряв, даже тех, кто может дать слабину.
– Я хочу в отпуск, – неожиданно заявила Карина. – Внезапный. Недели на три.
Сама идея Гришу не удивила, он понимал, что такие мысли сейчас посещают всю их небольшую и не очень дружную компанию. Его заинтересовало другое:
– Насколько внезапный?
– Чтобы улететь сегодня ночью.
– Чемодан собрать не успеешь.
– Если что-нибудь забудем – купим на месте.
Непроизнесённое, но отчётливо прозвучавшее «мы» заставило Кунича замолчать. А затем – осторожно поинтересоваться:
– Это окончательный ответ?
– Если согласишься, то можешь рассматривать моё предложение отправиться в отпуск как полный и окончательный ответ на твоё предложение. – Не было счастливой улыбки, притворно-удивлённого «Вау!» и прочих внешних признаков, полагающихся счастливой невесте. Карина произнесла фразу спокойно и буднично.
– Вот как? – Гриша выбрал не лучший со всех точек зрения ответ, но для его невесты это не имело значения.
– Да, именно так.
– Как это будет выглядеть со стороны?
– Романтично. Ты сделал мне предложение, я согласилась, мы обрадовались так сильно, что решили бурно отпраздновать событие, которое считаем главным в нашей жизни. Только ты и я. Взяли первые попавшиеся билеты и улетели на первые попавшиеся острова.
– Медовый месяц обычно бывает после свадьбы, а не до, – заметил жених.
– Мы решили сделать себе два медовых месяца, – прежним тоном ответила Карина. – И даже три: первый сейчас, второй – после официальной помолвки, третий – после свадьбы. Мы можем себе это позволить.
– Уверена, что можем?
В ответ услышал язвительное:
– В крайнем случае продашь свой BMW – чтобы порадовать любимую.
– Я имел в виду другое.
– Я поняла. – Карина выдержала паузу. – Но нам не запретили выезд из страны. А повод действительно замечательный, не подкопаешься.
– Ты согласилась только из-за повода?
После этого вопроса разговор можно было заканчивать, но Карина пребывала не в том состоянии, чтобы встать и уйти. Сейчас ей отчаянно требовалась поддержка.
– Нет, Гриша, я согласилась, тщательно всё обдумав и зная, что у нас действительно может получиться. Но если ты спросишь, учитывала ли я в своих размышлениях нынешнюю ситуацию, то да – учитывала. Не могла не учитывать. – Карина положила руку на стол, так, что Кунич мог легко до неё дотянуться. Но он пока не шевелился. – Ты спрашивал, боюсь ли я? Я ответила, что да. И в первую очередь я боюсь Вербина. Этот длинный полицейский вгоняет меня в дикий ужас.
– Он угрожал?
– Нет. Но я постоянно и повсюду ощущаю его присутствие. Вербин везде. Если бы он ходил только вокруг Таи, это было бы неприятно, но терпимо. Однако Вербин добрался до всех нас и задаёт вопросы, которые мы давно считали похороненными, и тем сбивает с толку. А если наши ответы не влезают в его мозаику, он начинает копать ещё глубже и натыкается на следующую могилу. А я не хочу, чтобы он сложил свою мозаику, потому что знаю, что тогда случится. И ты знаешь, Гриша, знаешь не хуже меня.
– Уехав, мы Вербина не остановим, – рассудительно ответил Кунич. – Зато дадим ему дополнительный повод для подозрений.
– Гриша… – Карина покачала головой, искренне недоумевая, что он не видит, что с ней происходит. – Гриша, я не думала, что когда-нибудь скажу тебе эти слова, но неожиданно поняла, что сегодня скажу. Именно тебе. Я хочу принять твоё предложение. Хочу тебе верить. Хочу на тебя полагаться. Хочу, чтобы ты помог мне закрыть страницу, которую я никак не могу перевернуть. Я очень устала, Гриша, и знаю, чувствую, уверена, что могу пройти сквозь эту ночь только одним способом – сбежав. Увези меня. Увези прямо сегодня. И это станет тем, что поможет мне навсегда расстаться с прошлым. Навсегда, Гриша, я знаю. Я в той самой ситуации, когда готова. Никаких больше призраков, никаких старых чувств – всё останется позади. Не новая страница, а новая книга. И всё, что для этого нужно – уехать вместе.
– Ты знаешь, что я не могу, – пробормотал Кунич, не ожидавший ни такого напора, ни такой искренности.
– Я знаю, что можешь, – мягко надавила Карина. – Мы все можем всё. Вопрос только в решимости. И в выборе.
Он хотел что-то сказать, но женщина не позволила себя перебить:
– Я не предлагаю тебе бежать от расследования – мы ведь вернёмся. Но так получилось, что ты сделал предложение в очень опасный для всех нас момент, я даю на него ответ и хочу, чтобы ты меня защитил. Как пообещаешь защищать чуть позже, стоя перед алтарём. Ты не виноват в том, что я прошу тебя проявить мужественность чуть раньше – так сложились обстоятельства. Но если мы улетим сейчас, то вернёмся настоящей парой. Я это знаю, я в этом уверена, я не сомневаюсь. Призраки прошлого исчезнут. Веня навсегда уйдёт в небытие, растворится, и останемся только мы. Ты и я. И ты никогда в жизни не пожалеешь о том, что защитил меня, когда я в этом так сильно нуждалась.
Никогда. Никогда Карина не была такой и не произносила подобных слов. Никогда её речь не представляла из себя одну большую и отчаянную мольбу о помощи. Она даже не подозревала, что способна на такие эмоции. А Гриша понял, что всё им услышанное – правда, и он смотрит в глаза идеальной женщины, предлагающей ему много больше, чем всё, на что он когда-нибудь сможет рассчитывать. И всё, что ему нужно…
– Я не могу сейчас оставить дядю, – промямлил Кунич.
Перечёркивая всё, что между ними было.
– Не хочешь терять контроль над происходящим?
– Можно сказать и так, хотя я ничего не контролирую, я просто рядом. Ты права – ситуация напряжённая, и я не могу уехать даже на пару дней, не говоря уж о трёх неделях.
– Потому что многое поставлено на карту? – криво усмехнулась женщина.
– На карту поставлено всё. – Гриша посмотрел на остывшее горячее, к которому почти не притронулся, и недовольно подумал, что Карина могла бы завести свой эмоциональный разговор после еды. Под кофе. – Ты знаешь обстоятельства: я четверть жизни провёл рядом с дядей. Было ли это ошибкой? Не знаю. Но факт остаётся фактом: если я сейчас сбегу, дядя сделает вывод. Я не знаю, какой вывод. И не знаю, что он сделает, если я не уеду. Но ты понимаешь…
– Если ты уедешь, а он сделает не так, как ты хочешь, ты никогда и никому этого не простишь, – закончила за него Карина. Голос её звучал очень ровно. Перед Куничем снова сидела та самая Карина, которую он знал.
– Да. – Он наконец-то протянул руку и накрыл ладонь женщины. – Что же касается остального, я смогу защитить тебя здесь.
Карина покачала головой:
– Гриша, я знаю, что не смогу…
– Пройти сквозь эту ночь?
– Да. – На этот раз она не стала указывать на неприятный оборот. При этом она не замечала, что сама использует его. – А я боюсь её не пройти.
Она очень хотела попросить его ещё раз, но гордость не позволила. И слова, которые, возможно, с очень-очень маленькой вероятностью, могли всё исправить, не прозвучали.
– Ты устала, Карина, тебе нужно как следует выспаться и отдохнуть. – Он чуть сильнее сжал её руку. – А завтра твои страхи развеются, как дым. У Вербина ничего нет и ничего не появится. Он потреплет нам нервы и навсегда исчезнет. И мы обязательно пройдём сквозь эту ночь.
* * *
Когда тебе принадлежит бар, пусть даже это недорогое заведение на окраине спального района с незатейливым выбором закусок и пойлом сомнительного качества, у тебя невероятным образом прибавляется «настоящих друзей», любителей бесплатной выпивки или очень больших скидок. Если же твой бар входит в топ–10 московских заведений, каждый вечер собирает аншлаги, удачно расположен в центре города и славится отличной кухней, количество «настоящих друзей» начинает превышать все разумные пределы. Но с Вербиным этот фокус не прошёл: характер оказался неподходящим для навязчивых знакомых. А что касается действительно настоящих друзей, то их недлинный список сотрудники «Грязных небес» знали ещё со времён Криденс, встречали этих гостей особенно радушно и даже не думали выставлять счёт.
Медицинский эксперт Иван Васильевич Патрикеев был одним из них. Старый, опытный спец об этом, разумеется, знал, отношение такое ценил, но положением своим не злоупотреблял, как, впрочем, и остальные друзья Феликса. В «Грязные небеса» заглядывал не часто, в подавляющем большинстве случаев – по делу, но когда заглядывал – от ужина не отказывался. И от пива тоже.
– Что скажете, Иван Васильевич? – поинтересовался Феликс.
– Отличный лагер, – одобрил медэксперт, щёлкнув по кружке пальцем. – Именно такой, каким должен быть.
– У Антона нюх на хорошее пиво. Это он договорился с поставщиком.
– А для чего ещё нужен старший бармен? – улыбнулся Патрикеев. И взялся за последний кусочек стейка.
Правило у него было простое: сначала ужин, потом дела. Не потому что не доверял Феликсу, разумеется, а потому что приходил в «Небеса» после работы, голодным как волк, а значит, слегка раздражённым. А поскольку с раздражённым Патрикеевым общаться было абсолютно невозможно, Вербин сам ввёл правило и неукоснительно его соблюдал. Дождался, пока медэксперт закончит с мясом, и повторил:
– Что скажете, Иван Васильевич?
– Экспертиза была сделана хорошо, но до конца не доведена, – ответил Патрикеев, отодвигая тарелку.
– Вы что-то заметили?
– И я заметил, и он. – Имени коллеги, на столе которого оказался Вениамин, Патрикеев называть не стал, ограничился абстрактным «он». – У этого парня, Колпацкого, была ярко выраженная атрофия коры головного мозга. Видна очень хорошо. Если по уму, то нужно было делать срезы и отправлять на гистологическое исследование. Но он этого не сделал.
– Почему?
– Полагаю, потому что это не было причиной смерти клиента, – ответил Патрикеев. – А зачем копаться там, где нет причины? Только время потратишь и деньги. Он мог сам решить сэкономить, или же ему сказали не соваться в голову, поскольку смерть клиента наступила от ножевого ранения.
– Одного?
– Одного.
– А остальные? – И Вербин быстро добавил: – Я читал, ударов было несколько.
– Пять ударов в область сердца, один из которых стал смертельным. – Патрикеев многозначительно посмотрел Феликсу в глаза. – И очень точным.
– Точным? – повторил Вербин, догадываясь, что имеет в виду медэксперт.
– Очень, – повторил Патрикеев.
– Хотите сказать, что остальные были отвлекающими?
– Я не полицейский, откуда мне знать, – развёл руками Иван Васильевич. И с благодарностью принял у официантки полную кружку пива. – Ты сам знаешь, что такое бывает: бьют как придётся и один удар оказывается удивительно точным, хотя наносился вместе с остальными. А бывает и так, как ты подумал: один точный, а потом несколько хаотичных, чтобы нам было чем заняться. Сейчас уже не узнаем. Входы… – Патрикеев вдруг заинтересовался, увеличил одну из фотографий на планшете Вербина, но через несколько секунд покачал головой: – Нет, показалось. С входами всё ровно: удары наносились с одного расстояния и под одним углом… Ну, незначительный плюс-минус, всё в пределах нормы. В общем, или хороший профессионал, или любитель потыкать ножом, который ухитрился нанести один точный удар.
– Колпацкий не защищался?
– Тоже читал отчёт? – пошутил Патрикеев.
– Угу.
– Всё верно понял: защитные раны отсутствуют. Ладони чистые, мелких порезов нигде нет, одежда за пределами грудной клетки цела. На парне даже гематом нет… Сказать тебе, что такое гематома?
– Вы мне постоянно пытаетесь расшифровать это слово, Иван Васильевич.
– То-то мне твоё лицо показалось знакомым.
Мужчины рассмеялись, после чего Феликс продолжил расспросы:
– Давайте вернёмся к атрофии коры головного мозга.
– А что к ней возвращаться? – Патрикеев хлебнул пива. – Скажи лучше, тело у нас есть? Эксгумировать получится?
– Тело кремировали.
– В таком случае, возвращаться нет смысла.
– Что означает этот признак?
– Альцгеймер.
– Тот самый?
– Да.
– Э-э-э… – Вербин быстро припомнил, что ему известно о болезни, после чего удивлённо произнёс: – Но ведь это заболевание стариков, а Колпацкому и тридцати не было.
– В очень редких случаях Альцгеймер проявляется в раннем возрасте. – Патрикеев чуть помрачнел. – Есть такая аномалия.
– Даже в настолько раннем?
– Даже в настолько раннем, – подтвердил медэксперт. – Но как ты понимаешь, одного этого признака для точного диагноза недостаточно.
А никаких дополнительных исследований они провести не смогут.
– Для подозрений достаточно?
– Для подозрений – вполне.
– А этот признак, он насколько точен? – поинтересовался Вербин. – Какова вероятность, что у Колпацкого был именно Альцгеймер, а не другое заболевание, при котором происходит атрофия коры головного мозга?
– Какое другое?
– Вы медицинский заканчивали, вы и скажите.
– Я тебе сказал: с большой вероятностью это Альцгеймер. – Патрикеев постепенно возвращался к привычной для себя манере разговора. – Ты медицинскую карту этого Колпацкого видел?
– Об Альцгеймере в ней ничего нет.
– Значит, скрывал, – уверенно произнёс Патрикеев.
– Или не знал.
– С такой атрофией он уже должен был почувствовать, что с его головой что-то не так, – ответил медэксперт. – Если же не почувствовал, значит, он и без Альцгеймера был идиотом. Он был идиотом?
– Нет, – тихо ответил Вербин.
– Значит, почувствовал. – Патрикеев вздохнул. – Прояснилось?
– Стало ясно, в какую сторону думать, – протянул Феликс. – Если Колпацкий знал о диагнозе, то мог решить не ждать превращения в овощ.
– Что тебе это даёт?
– Близкая подруга Колпацкого написала книгу, триллер, основанный на реальных событиях, и описала в ней убийцу, отлично работающего ножом.
– И Пашу Русинова убили ножом, – очень тихо припомнил Патрикеев.
– И тоже очень ловко. Не одним ударом, но профессионально точным.
– То есть один и тот же человек сначала убил для книги, потом помог уйти безнадёжно больному Колпацкому, а потом убил Пашу?
– Пока получается так, – согласился Вербин.
– Ты его найдёшь?
– А куда я денусь? Единственное, что меня удивляет, так это мотив в случае Колпацкого.
– Что тут непонятного? – Патрикеев хлебнул пива и покачал головой. – Даже со СПИДом можно бороться и хоть как-то жить. А здесь полная безнадёга. Ты сказал, ему даже тридцатника не было – вот и ответ. Жить ему ещё долго, но жить овощем он не захотел, и осуждать его я не собираюсь.
– Иван Васильевич, я имел в виду не Вениамина, – задумчиво произнёс Феликс. – Меня интересует, чем руководствовался серийный убийца, когда помог уйти неизлечимо больному человеку?
* * *
– Что ты имеешь в виду? – не понял Пелек.
– Безнадёжное занятие, – повторила Таисия. – Преследовать нас – безнадёжное занятие, у них ничего нет.
Неприятный визит к следователю остался позади, причём прошёл он, как показалось молодой женщине, идеально, и настроение Таисии резко улучшилось. Она то и дело улыбалась, смеялась и вела разговор в режиме радостного щебетания. Отпустила Аллу Николаевну пораньше и сама ухаживала за профессором во время ужина. И теперь, когда они расположились в гостиной, на месте не сидела: то вина предложит, то сыр принесёт, то просто встанет с кресла, чтобы пройтись по комнате. Просто так. От избытка чувств.
– Ко мне у них вообще не должно было быть никаких вопросов, тем более у следователя. Обо всём этом меня мог полицейский расспросить. Так что я думаю, мой визит в СК Вербин придумал.
– Не сомневаюсь, что он, – согласился Пелек.
– Но зачем?
– Посмотреть на тебя.
– Зачем? – повторила ничего не понимающая Таисия.
– Чтобы сделать выводы. – Профессор провёл пальцем по подлокотнику. – И ещё он хотел посмотреть, кого ты приведёшь с собой. – Короткая пауза. – Полагаю, Лёня произвёл на него впечатление.
– Да, Леонид Маркович был на высоте, – подтвердила Таисия. – Спасибо.
– Ему спасибо.
От уточнения молодая женщина отмахнулась.
– Что ты имел в виду под словом «впечатление»?
– Я ведь объяснял вчера, – мягко ответил Пелек. – Имя и репутация Лёни гарантируют тебе максимально уважительное отношение и при общении с полицейскими, и при общении со следователями. Не будь его, они наверняка задержали бы тебя на сорок восемь часов и начали прессовать.
– Бить? – изумилась Таисия.
– Ни в коем случае, – покачал головой профессор. – Зная Вербина, не сомневаюсь, что он бы передал тебя в руки лучших профессионалов по ведению допросов, и к вечеру ты бы сама обо всём рассказала.
– Так не бывает.
– Поверь, Тая, я знаю, о чём говорю.
– Но разве это законно? – Калачёва наконец-то вспомнила, что Ночь ещё не пройдена, и её настроение стало портиться.
– Разумеется, законно, – ответил Пелек. – У них есть подозрения на твой счёт, они имеют право просто тебя допросить, а могут предварительно задержать, аргументируя тем, что ты можешь скрыться. Пребывание в статусе задержанного само по себе сильный стресс, ты просто его ещё не переживала и не понимаешь, как нормальный человек воспринимает ограничение свободы. Ты сидишь в камере, рисуя в голове самые страшные картины, а тем временем один или два высококлассных специалиста по ведению допросов внимательно изучают материалы уголовного дела, задают вопросы о тебе и продумывают стратегию давления. Для тебя это всё впервые, поэтому ты не выдержишь даже трети того, что они приготовят, и начнёшь «петь» часа через два-три.
– И как бы мне помог Леонид Маркович? – криво улыбнулась Таисия.
– Он бы говорил за тебя, – объяснил Пелек. – Для этого и нужны хорошие адвокаты: с ними такие фокусы не проходят. И, кстати, Лёня сказал, что ты держалась великолепно. Он такого не ожидал.
– От меня?
– От молодой и красивой девушки.
Таисия подошла к профессору, наклонилась и ответила на поцелуй в губы. И призналась:
– Я еле-еле продержалась. И только благодаря тому, что Леонид Маркович был рядом.
– Для этого хорошие адвокаты тоже нужны. – Пелек выдержал паузу. – Я вижу, что ты испытываешь огромное облегчение, но тем не менее грустна.
– Ты всегда читал меня как раскрытую книгу. – Таисия вновь поцеловала профессора, но уже не в губы, а в щёку, вернулась к столику, на котором оставила бокал, и сделала глоток вина. – Серёжа был хорошим.
– Мало кому дано предвидеть все последствия своих поступков.
– Все последствия, наверное, никому, – подумав, ответила Таисия. – Всегда найдётся нечто, способное перевернуть с ног на голову даже идеальный план, и вместо задуманного…
– Задуманное ты, скорее всего, получишь. Если всё хорошо рассчитал, то почему нет? – мягко перебил её Пелек. – Я же говорил о последствиях, наступление которых невозможно предугадать. Неожиданные последствия, которые показывают, как мало значат расчёты и как высока волна от брошенного в воду камня. И хотя тебе казалось, что камень был очень маленьким, вызванные им волны всё бегут и бегут, сталкиваются, напрыгивают одна на другую, при этом одни из них ослабевают, а другие, наоборот, становятся сильнее. А ты сидишь на берегу и думаешь, какая из них накроет тебя? И тебя обязательно накрывает. Пусть даже не сильно.
– Почему же не уйти с берега?
– Потому что ты бросила камень, – ответил профессор. – И пока волны бегут, ты не сможешь уйти так далеко, чтобы они тебя не догнали. Ведь это твои волны.
– Но ведь их можно остановить? – спросила Таисия. – Или хотя бы часть этих волн? Ведь можно?
– Что ты имеешь в виду?
– Сейчас. – Она вышла из комнаты, сходила в прихожую, где оставила сумку, и вернулась с прямоугольным свёртком, замотанным в пакет, туго перетянутый скотчем. И положила Пелеку на колени.
– Что это? – спросил он, не прикасаясь к свёртку.
– То, что ты думаешь.
Профессор вздохнул, погладил бороду, довольно долго, почти минуту, смотрел на свёрток, после чего перевёл взгляд на Таисию.
– Забери и оставь у себя.
– Ты уверен? – очень тихо спросила она.
– Да.
– Потому что так будет лучше?
– Потому что так будет правильно, – ответил Пелек. – Только так будет правильно. Не лучше. Не хуже. А правильно. То есть так, как должно быть. Иногда поступать правильно очень страшно, но это так, как должно быть. И сейчас настало время делать так, как должно быть.
– Пожалуйста…
– Забери.
Она подчинилась. А когда Таисия взяла свёрток, старик протянул руку, прижал женщину к себе и негромко произнёс:
– Мы идём сквозь длинную ночь, Тая, сквозь очень длинную и очень тёмную ночь, которая станет совсем чёрной перед рассветом. Но бояться не надо, потому что каждая ночь заканчивается наступлением дня и скоро мы выйдем на свет.
Таисия вздохнула и тихо сказала:
– Да. – По её щекам текли слёзы.
* * *
– Мне кажется, я её видел, – негромко произнёс Антон, кивнув на появившуюся в дверях «Грязных небес» женщину. – И кажется, она приходила к тебе.
Память в очередной раз не подвела старшего бармена: обернувшись, Феликс увидел приближающуюся Ангелину и пробормотал:
– Как это у тебя получается?
– Легко, – рассмеялся Антон. – По-настоящему красивых женщин очень мало.
– А она красивая?
– Она заглядывала недавно.
– Главное, ей так не скажи.
Патрикеев уехал чуть меньше часа назад, потом Вербин разбирался с накопившимися барными делами и только собрался отправиться, наконец, спать, как появилась Ангелина. Стало ясно, что придётся задержаться.
– Привет.
– Ты не говорила, что зайдёшь.
– А ты сбрасывал звонки. – Она без спроса уселась на соседнем табурете.
– У меня был долгий, важный разговор.
– А я с подругами гуляла неподалёку и решила заглянуть. Подумала, вдруг ты опять здесь?
Ангелина лгала: она приехала специально. Вербин это видел. А она знала, что он видит, и ей это нравилось, потому что когда тот, кому ты лжёшь, знает, что ты лжёшь, ты, получается, вроде и не лжёшь.
– Выпьешь?
– Бокал красного.
Антон исполнил пожелание почти молниеносно, а когда бармен отошёл к другим гостям, Ангелина поинтересовалась:
– Как твоё расследование?
– Движется, – спокойно ответил Феликс. – В том числе благодаря тебе.
– Рада, что смогла помочь. Мне приятно. – Ангелина сделала глоток вина. – И важно.
– Волнуешься за неё? – Естественный вопрос был задан спокойным, естественным тоном.
– Конечно, переживаю. Мне очень нравится, как пишет Таисия, считаю её великолепным начинающим автором и хочу, чтобы у неё всё получилось. – Ангелина с лёгким удивлением посмотрела на Феликса: – Я ведь рассказывала.
– Из наших разговоров я понял, что ты очень мало знаешь о происходящем, а значит, привлечь тебя было её идеей. А ты повелась. Думаю, в силу характера. Тебе нравится всё новое, вот и показалось, что опыт окажется интересным. К тому же то, что тебе предстояло сделать, так похоже на кино… – После ухода Патрикеева Вербин попросил у Антона чай и теперь допил то, что оставалось в чашке. Холодное и несладкое. Но ароматное. – Почувствовала себя героиней триллера?
Он не поворачивался, смотрел на женщину через барное зеркало.
– Долго же ты догадывался.
Ангелина попыталась изобразить крутую девчонку, что вызвало у Феликса добродушную улыбку. Которую он не показал.
– Если я об этом не говорил, это не значит, что я об этом не знал.
– И когда ты догадался?
– В вечер нашего знакомства, разумеется, только не догадался, а узнал. – Вербин взглядом указал куда-то под потолок. – У меня камеры повсюду, посмотрел, как ты пришла, как себя вела, как среагировала на появление Таисии. Оценил. Чуть позже посмотрел твои социальные сети.
– В первый же вечер? – Её самомнение получило такой же мощный удар в борт, как «Титаник».
– Конечно.
– Нужно было об этом подумать, – вздохнула Ангелина.
– Нужно было об этом подумать до того, как ты пришла. И почистить свой аккаунт: убрать посты и фотографии, которые показывают, что вы с Таисией если не подруги, то очень близкие знакомые.
– Мы подруги.
– Пусть так, – не стал спорить Феликс. – Ангелина, сейчас я покажусь тебе занудным, но тем не менее я обязан сказать, что происходящее совсем не шутка. Ты сознательно влезла в расследование тяжкого преступления, что могло закончиться очень и очень плохо. Не хочу говорить, что тебе повезло, но окажись на моём месте другой человек, ты бы уже рассказывала следователю о мотивах своего странного поступка. Этого не произошло, но я бы посоветовал никогда больше в такие игры не играть. Договорились?
– Вы меня арестуете? – Волнение заставило женщину позабыть о том, что они с Вербиным недавно перешли на «ты».
– За что?
– Ты сам сказал, что я влезла в расследование тяжкого преступления.
– Твоя активность была вовремя купирована. – Феликс выдержал небольшую паузу. – Ты не помешала. И ничего не выведала.
– Да, разведчик из меня получился так себе… – Она покусала губу. – Почему сразу не сказал, что догадался? Зачем приходил в клуб?
– Мне требовалась вся информация о книге, которую я мог найти. А когда собираешь информацию о чём-то, нужны разные источники. Твой клуб стал одним из них.
– Какую информацию? – не поняла Ангелина.
– О книге, – повторил Феликс. – Я должен был в ней разобраться, должен был узнать о ней как можно больше.
– Получилось?
– Кажется, да.
– С моей помощью?
– Могу выписать благодарность книжному клубу.
– Нет, спасибо. – Она вздохнула и попыталась уколоть Феликса: – Мне… немного неприятно, что ты меня обманул.
Попытка не удалась.
– Так бывает, когда не очень хорошо готовишь собственный обман. – Вербин достал записную книжку. – Ответишь на пару вопросов?
– Теперь, как я понимаю, о Таисии? Раз о книге ты всё узнал.
– Да, о Таисии.
– Не думаю, что мне будет легко говорить о подруге.
– Если не понравится вопрос, можешь на него не отвечать.
– Серьёзно? Могу? – Она слегка приободрилась.
Но явно поторопилась.
– Мы ведь просто разговариваем, – напомнил Феликс. – Однако в некоторых случаях молчание говорит гораздо больше, чем любой из возможных ответов.
– В каких случаях?
– Зависит от вопроса. – И прежде, чем Ангелина произнесла хоть слово, спросил: – Как именно Таисия попросила пообщаться со мной?
– Это была моя идея.
– Ангелина, пожалуйста…
– Феликс, я прекрасно поняла, что ты сказал, и я благодарна за то, что ты не устроил мне неприятности. Хотя мог. И ещё я поняла, что с тобой следует быть честной. Но я не виновата, что тебе не нравятся мои честные ответы.
Несколько секунд Вербин смотрел нахохлившейся Ангелине в глаза, после чего попросил:
– Расскажи, как это произошло.
– Это важно?
– Мне нужно получить полное представление о Таисии.
Как раньше ему было нужно получить полное представление о книге. Феликс об этом не сказал, но Ангелина догадалась, что он имеет в виду, и, вздохнув, приступила к рассказу:
– Это произошло несколько дней назад, если потребуется, я назову точную дату, сейчас не помню, не знала, что можешь спросить… Так вот, несколько дней назад Тая позвонила, сказала, что недалеко от моего дома, спросила, не занята ли я и можно ей зайти? До этого мы всегда договаривались о встречах за несколько дней, поэтому я была несколько заинтригована. Сказала, что очень рада, и растерялась, когда увидела Таю: она была вся на нервах. Не плакала, но явно еле сдерживалась и сразу стала рассказывать о происходящем. Сумбурно, быстро… Я поняла, что Тая пришла ко мне выговориться. Что ей больше не к кому пойти. И мне стало очень приятно и очень тепло.
Крючок отлично сработал.
– Тая несколько раз повторила, что напрасно связалась с true crime, что не зря её все отговаривали брать настоящие дела из архива, что нужно было их придумать. Когда чуть успокоилась, рассказала, что полиция наконец-то прочитала «Пройти сквозь эту ночь», оценила изложенную в романе версию, но вместо того, чтобы заняться поиском преступника, начала прессовать её саму, её друзей, редактора, издателя, что ты ходишь вокруг, задаёшь странные вопросы и открыто сомневаешься в том, что книгу написала она. Это её бесило и выводило из себя. Ещё Таисия сказала, что растеряна, напугана, не понимает, что происходит, и хочет пойти к «тому полицейскому», то есть к тебе, чтобы поговорить лично. Потребовать объяснений. Я спросила, где вы встречаетесь, Тая ответила, что тебе принадлежит бар «Грязные небеса» и она поедет наудачу, в надежде застать тебя там. Тогда я сказала, что мы с подругами приедем раньше, прикинемся простыми посетителями, но посмотрим, как будет развиваться ваш разговор… – Ангелина замолчала, словно вспомнив нечто важное, после чего выпалила: – Феликс, мои подруги ничего не знали! Честно! Они у меня лёгкие на подъём! Я позвонила, предложила повеселиться – они согласились.
– Я верю, – громко и очень твёрдо ответил Вербин. – Я прекрасно понимаю, что ты не стала бы им рассказывать о своей затее.
– Спасибо. – Она вздохнула.
А он ободряюще улыбнулся, показав, что можно продолжать.
– В общем, я приехала в качестве группы поддержки, чтобы Тая не осталась одна в том случае, если что-то пойдёт не так. Если честно, мы боялись, что ты её арестуешь. – Ангелина вздохнула. – А когда я увидела, как вы ругаетесь, ну, то есть разговариваете на повышенных тонах, увидела, как сильно Тая расстроилась, то не смогла сдержаться. Я сначала к тебе подошла на эмоциях, просто высказаться захотела. А потом вдруг подумала, что если с тобой поговорить, может, всё станет яснее? Ты поймёшь, что Тая просто писательница, которая сумела придумать правильную версию тех событий, и отстанешь от неё. – Она посмотрела Феликсу в глаза: – Я всё испортила?
– Нет, – мягко ответил Вербин. – Я ведь сказал, что всё в порядке.
Это был не совсем тот ответ, который ожидала Ангелина, но другого у Феликса для неё не было.
– Как давно ты знаешь Таисию?
– Мы познакомились примерно полтора года назад, вскоре после выхода романа. Я была на её творческой встрече, последней подошла подписывать книгу, и у нас получилось разговориться. Я рассказала, что у меня есть книжный клуб, Тая сказала, что готова прийти на заседание, правда, так и не нашла времени, зато мы начали общаться в мессенджере, обмениваться планами и как-то получилось сблизиться. Мы даже на отдых вместе слетали.
– Какая она?
– Одинокая.
– Что?
– Ой. – Ангелина на мгновение замолчала, а затем покачала головой: – Знаешь, а ведь это у меня само вырвалось, а значит, наверное, так оно и есть. Хотя странно… Тая весёлая, энергичная, очень живая, постоянно фонтанирует идеями, такой, знаешь, вулкан в юбке. Я думала, мы пообщаемся, и она меня через десять минут забудет, а она не забыла. Я сначала не обратила внимания на то, как быстро мы сблизились, решила, что так иногда бывает: люди знакомятся, мгновенно чувствуют друг друга и через месяц возникает ощущение, что они дружили с детства, но теперь… Теперь я думаю, что она очень одинокая. По-настоящему одинокая. И я думаю, что дело в ней самой. Она умело и очень тактично держит людей на расстоянии. Я чувствовала эту стену, а потом вдруг перестала и решила, что она исчезла – стена. А теперь я думаю, что стена осталась, просто Тая сделала так, что я перестала её замечать. И знаешь, – Ангелина помолчала, тщательно подбирая слова, – я думаю, Тая сильно страдает от одиночества, но она почему-то никому не доверяет. Вообще никому.
– Это плохо, – тихо сказал Вербин.
– Это ужасно. – Ангелина допила вино и посмотрела на Феликса. – Что теперь будет?
– Ничего, – пожал плечами Вербин. – Я продолжаю расследование, ты живёшь так, как жила.
– Жаль, что ничего. – Ангелина соскользнула с табурета, но на мгновение задержалась около Феликса. Коснулась его руки. – И жаль, что так получилось. Правда – жаль.
