25 августа, пятница
«Феликс, я взял убийцу Русинова!»
С этого сообщения от Николая Шерстобитова началось пятничное утро Вербина. Написано оно было позже, чем Феликс вернулся домой и завалился спать, то есть скорее всего после задержания подозреваемого и ночного допроса по «горячим следам». Так и оказалось. Вербин ответил на сообщение, узнал, что Николай «сейчас в СК, увидимся пзж», и встретился с ним в одиннадцать, в небольшой, уютной кофейне.
– Два часа всего спал, – рассказал Шерстобитов, без стеснения зевая во весь рот. – Но оно того стоило.
Выглядел Николай сонным именинником в момент получения подарков: соображает так себе, но всем доволен. А учитывая, что Шерстобитов только что побывал в Следственном комитете, это могло значить только одно – следователь с его выводами согласился.
– Помнишь, я рассказывал, что у соседей был грабёж с похожим почерком: нож, машина, тихая дорога? – спросил Николай, сделав большой глоток несладкого и очень крепкого чёрного кофе.
– Там были грабители, а не убийцы, – обронил Феликс.
– Каждый, кто идёт на ограбление с ножом или пистолетом в руках, рано или поздно становится убийцей. Тебе ли не знать?
Вербин кивнул:
– Пожалуй.
– Рад, что ты согласился.
– А куда мне деваться? Ты сегодня на коне, Коля, с тобой лучше соглашаться.
Шерстобитов рассмеялся и вновь глотнул кофе. Судя по всему, это была далеко не первая кружка за сегодня и скоро кофе перестанет держать его на ногах. К этому времени ему имело смысл добраться до кровати.
– Да, в том эпизоде, о котором я рассказал, действовала группа мигрантов. Понял твои сомнения, поднял материалы и нашёл ещё один случай. Чуть больше месяца назад у других соседей произошло нападение на остановившегося автомобилиста. По всему получается, что спонтанное, а главной целью был автомобиль. Владелец машины получил ножом в спину, чуть выше лопатки, но, к счастью, ранение оказалось не смертельным. Телефон у него забрали, примерно в километре бросили в канаву, но, на его счастье, появилась случайная машина – фермер на грузовике. Он сообщил о случившемся в полицию и повёз пострадавшего в больницу. Однако несмотря на принятые меры, взять преступника по горячим следам не удалось, за что ППС и ДПС получили по шапке.
– Машина Паши на месте, – напомнил Вербин.
– Убийцу могли спугнуть, – повторил старый аргумент Шерстобитов.
Повторять свой старый ответ на старый аргумент Феликс не стал – судя по выражению лица Николая, он его вспомнил. А вспомнив, проворчал:
– Вечно ты придираешься.
– Я не придираюсь, я задаю логичные и уместные в данном случае вопросы.
«И странно, что их не задал следователь».
Феликс был далёк от мысли, что Шерстобитов так хочет поскорее закрыть дело, что сознательно подгоняет материалы расследования под удобную версию. Просто получилось взять весьма вероятного кандидата, вот Николай и увлёкся.
– Дальше рассказывать? – Кажется, Шерстобитов слегка обиделся.
– Конечно! – Вербин выдержал короткую паузу. – Коля, я ведь не меньше тебя хочу, чтобы твой нынешний клиент оказался нашим. Но хочу быть уверен в этом на сто процентов. Я своими вопросами не выражаю недоверие, а уточняю детали.
И ему не нравилось, что ответы звучали не сразу и уверенно, а после коротких, но заметных пауз: плохо, когда вопросы вызывают заминку. В этом случае можно говорить как о том, что следствие ещё не разобралось со всеми вопросами, так и о том, что следствию придётся придумывать некоторые ответы. Шерстобитов всё это прекрасно понимал, поэтому продолжил совсем не тем радостным тоном, которым начал разговор.
– Нашего подозреваемого зовут Шермухаммаджума Мирзияев, тридцать пять лет, два года является гражданином России, образование незаконченное среднее, со школой у него не заладилось, в настоящее время официально нигде не работает. Вчера снова вышел на охоту, потому что деньги от продажи прошлой машины закончились.
– Он сам об этом сказал? – Феликс позволил себе улыбку.
– Мы плотно побеседовали. – Шерстобитов снова зевнул и попросил принести ещё одну кружку кофе. – А ребята уже работают с тем гаражом, в который Шермухаммаджума продал прошлую машину.
Всё правильно: такие ниточки нужно разматывать как можно быстрее.
– В этот раз Мирзияев тоже действовал из засады?
– Можно сказать, что так, – медленно ответил Николай. – У нас вдоль реки есть масса укромных уголков, в которые любят приезжать парочки. Там обычно проблем не случается, местные ведь понимающие, никто никому не мешает. Вот Шермухаммаджума и решил, что это идеальное место для засады. Увидел припаркованный автомобиль, огляделся, больше никого не заметил – было уже слишком поздно, достал нож, подошёл и постучал. Машину ведь они изнутри закрыли.
– И занимались тем, о чём я подумал?
– Ну, ты ведь взрослый человек, значит, подумал правильно, – подтвердил Шерстобитов.
– Любовники?
– Нет, всё по закону: Карповы Евгений и Валентина, муж и жена. Сказали, что частенько приезжают на реку разнообразить, так сказать, досуг. И искупаться тоже.
– Только штраф им не выписывай, – пошутил Феликс.
– Этого ещё не хватало, – рассмеялся в ответ Николай. – В общем, сначала Карповы никак не среагировали, поэтому Шермухаммаджума стал стучать громче, да к тому же рассказывать, что праведные люди подобными делами в машинах не занимаются. Разорался так, что Евгений разозлился и выскочил разбираться, но ему повезло – выскочил не с той стороны, с которой его поджидал преступник. В результате Шермухаммаджума потерял время, Карпов заметил нож и сумел уклониться: удар пришёлся в плечо, а не в корпус, и рана получилась неглубокой. Валентина не растерялась, заперлась в машине и стала звонить в полицию. К счастью, дозвонилась. Шермухаммаджума, который в это время играл с Евгением в «догонялки», понял, что облажался, и сбежал. Только на этот раз наши ребята сработали отлично и взяли его через сорок минут.
– Шермухаммаджума Мирзияев… – протянул Феликс. – Диаспора уже прислала адвоката?
– Да. Но ему придётся трудно: Шермухаммаджума сознался.
– В убийстве Паши? – удивился Вербин.
– Нет, в нынешнем нападении, – ответил Шерстобитов. – Сначала он держался уверенно, почти нагло, думал, что у нас только показания Карповых. То есть их слово против его слова, а адвокат завёл шарманку о том, что на опознании они обязательно ошибутся и всё такое. Но Шермухаммаджума крупно облажался: он убегал по тропинке, идущей от реки, метрах в трёхстах выбросил нож, и мы его нашли. А на ноже кровь Евгения и отпечатки Шермухаммаджумы. Так что разговор у нас пошёл веселее и в конце концов он признался в нападении.
– Но не в убийстве.
– Хочешь с ним поговорить?
Вопрос Шерстобитов задал осторожно. Было ясно, что не задать не мог, и если Вербин захочет, позволит ему провести допрос, однако сделает это без особой радости.
– Коля, это твоё дело, – поразмыслив, ответил Феликс. – Я влезать не хочу, но запись твоего допроса послушаю. Если ты не против.
– Конечно, не против! Мы с Трутневым – это следователь по делу Русинова и теперь – по нападению на Карповых, собираемся сегодня после обеда Шермухаммаджуму допрашивать и постараемся его подтащить к убийству Русинова. При адвокате, конечно, будет сложнее, но Трутнев уверен, что у нас получится.
– Будет здорово.
Шерстобитов положил в кружку сахар, видимо, надоело пить горький кофе, размешал и задумчиво спросил:
– Думаешь, это не он?
– Скажем так: если выяснится, что Пашу убил Шермухаммаджума, я буду очень удивлён.
– Из-за того, что нападение на Русинова было продуманным?
– Превосходно продуманным, – уточнил Вербин. – Это не нападение на случайно остановившегося автолюбителя или уединившуюся парочку. Это тщательно продуманное убийство.
– Душнила.
– Извини.
– Ладно. – Шерстобитов сделал очередной большой глоток кофе. – Но предупреждаю: если Шермухаммаджума даст мне хоть одну зацепку, я повешу на него убийство Русинова.
– А если не даст, будешь продавливать?
Шерстобитов прекрасно понял, что имеет в виду Вербин, поэтому ответил не сразу. На такие вопросы следует отвечать, очень хорошо продумав и взвесив ответ.
– Феликс, я буду его продавливать, но только опираясь на факты. Мне не нравится, что мы до сих пор не знаем, кто убил твоего друга на моей «земле», но я прекрасно понимаю, что тебе нужен настоящий убийца, а не «палка» о закрытии дела.
– Хорошо, что ты не добавил: к сожалению.
– Да пошёл ты, – беззлобно ругнулся Николай. И снова зевнул: – Расскажешь, что у тебя происходит?
– Вчера был в книжном клубе.
– Да чтоб тебя! – Шерстобитов рассмеялся. – Можно как-нибудь перейти в ваш отдел?
* * *
Что может быть лучше, чем проснуться поздним утром? Не потому, что вечеринка затянулась и невозможно подняться вовремя, не потому, что подвёл будильник и теперь нужно лихорадочно собираться на работу, а потому что получилось освободить первую половину дня, чтобы выспаться. Потому что вечеринка была, только не шумная, а сладкая – вечеринка для двоих, затянувшаяся далеко за полночь: нежная и страстная вечеринка, после которой так хорошо спать, уткнувшись в плечо мужчины. И долго-долго просыпаться. Медленно потягиваясь. Зная, что уже проснулась, но не открывать глаза, наслаждаясь мгновениями блаженного безделья. Которое возможно только после очень сладкой вечеринки. А потом почувствовать аромат свежесваренного кофе и улыбнуться – не открывая глаз.
– Серёжа, – негромко позвала Дарина.
И услышала шаги Блинова.
– Привет! Я тебя разбудил? Прости, очень захотелось кофе.
Дарина открыла глаза и посмотрела на мужчину, с которым ей было хорошо всю ночь. Не каждую ночь: они с Сергеем встречались не часто, но когда встречались, было очень хорошо.
– И мне захотелось.
– И тебе он будет. – Блинов присел на кровать и поцеловал женщину в губы. – Доброе утро.
– Доброе утро.
– Сейчас принесу кофе.
– Ты чего так рано проснулся?
– Что?
Поцеловав девушку, Блинов убежал на кухню и не расслышал вопрос. Дарина вздохнула, вновь улыбнулась, накинула на плечи одеяло и вышла следом. Босая, растрёпанная, тёплая и по-утреннему милая.
– Прекрасно выглядишь. – Сергей окинул Дарину взглядом и поцеловал в щёку.
– Ты чего так рано проснулся?
– Хорошее настроение, вот и не спалось. У меня была чудесная ночь.
– Я думала, что после такой ночи ты будешь спать как убитый.
– Спал как убитый, но недолго. И отлично отдохнул. Ты так чудесно спала, что я решил тебя не беспокоить и тихо поработать. Сидел на кухне с ноутбуком, пока не захотелось кофе настолько, что не выдержал.
– Не ожидала, что ты так трудолюбив, – улыбнулась женщина, сделав первый глоток, самый приятный.
– Я полон сюрпризов.
– И как тебе поработалось?
– Я доволен.
– Я рада.
– Только рада?
– Разве не видно?
– Нет.
Дарина говорила очень мягким тоном, но, по своему обыкновению, чуточку отстранённо. И совсем не походила на ту яростную женщину, которая кусала и царапала Блинова этой ночью. Сначала Сергея это удивляло, потом привык. К тому же ему нравилось взламывать эмоциональную стену Дарины и открывать её настоящую – во время сладких вечеринок. А над обычной замкнутостью Блинов иногда посмеивался.
– Я говорила, что не очень эмоциональна.
– Ты необыкновенно эмоциональна, Дарька. Поверь, я знаю.
Некоторое время Дарина размышляла над ответом Сергея, а когда поняла, что он имеет в виду, едва заметно улыбнулась. И спрятала улыбку в следующем глотке кофе.
Затем отправилась в ванную, так и не ответив на слова Блинова, выйдя, сразу стала одеваться и вернулась на кухню – завтракать, уже собранная. Только не накрашенная. Сергей тоже времени не терял, приготовил яичницу, тосты, сделал ещё по кружке кофе, а принявшись за еду, спросил:
– Какие планы на день? – Спросил таким тоном, будто они были женаты. Ну, или по крайней мере жили вместе.
– Хочу съездить к Даньке, – ответила молодая женщина. – Соскучилась.
– Он разве не с тобой живёт? – удивился Блинов.
– Не, у родителей. У них большой дом, ему там хорошо. – Дарина чуть погрустнела. – Только видимся редко, когда мне удаётся выбраться.
– Ну, ничего: пойдёт в школу – всё равно придётся переезжать в город. И скучать перестанешь.
– Наверное.
Она не стала говорить, что со школой всё уже решено, в город сын не вернётся, а будет посещать подмосковную гимназию – Сергею до этого не было никакого дела.
– Кстати, к тебе приходил полицейский?
– Какой? – не поняла Дарина.
– По поводу романа Таи.
– Нет. – Дарина перестала жевать и вопросительно посмотрела на Блинова: – А что не так с романом?
– Там какая-то мутная история получается, и полицейские озадачились вопросом, действительно ли Тая написала книгу?
– И что ты ответил?
– Что написала. Как я мог ещё ответить? – Теперь удивился Блинов. Удивился вопросу. – Или у тебя есть сомнения?
– У меня – нет.
– А вот у них почему-то есть. – Сергей доел и взялся за кофе. – Думаю, всё дело в слишком хорошем тексте. Тая описала преступления так, что у меня мурашки по спине бежали, когда я читал.
– Только поэтому?
– Ещё они думают, что Тая могла угадать насчёт серийного убийцы, – ответил Блинов. – Убийства, которые легли в основу романа, до сих пор не раскрыты, а Тая выдала блестящую версию. Вот полицейские и возбудились.
– Ищут серийного убийцу?
– Похоже на то. – Сергей улыбнулся. – Представляешь, какая шумиха поднимется, если выяснится, что Тая с ним угадала? Эм сказал, что такой бестселлер можно будет выводить на международный рынок.
– Если, – тихо произнесла Дарина. И отодвинула тарелку с недоеденной яичницей. – Если…
* * *
Михаил Семёнович Пелек оказался человеком старой школы: никаких личных аккаунтов в социальных сетях, только группы, сообщества и популярный канал в мессенджере, которые вели профессиональные SMM-щики. На видеоплатформе лежало около двадцати лекций, которые, судя по количеству просмотров, пользовались большой популярностью. Феликс попробовал послушать одну из них, с наиболее понятным названием, выдержал пятнадцать минут и выключил, сделав вывод, что Пелек действительно прекрасный преподаватель: лекция показалась Вербину тщательно продуманной и читал профессор превосходно. Но для того, чтобы понять, о чём говорил Пелек, требовался изрядный запас знаний.
Поскольку подробную информацию на профессора Шиповник только пообещал собрать, Феликс некоторое время размышлял, стоит ли договариваться о встрече? Не любил приходить неподготовленным. Но в конце концов решил, что чем раньше – тем лучше, позвонил, представился, сказал, что расследует убийство и хочет поговорить об одном из бесчисленных знакомых профессора. Пелек легко согласился на встречу: «Конечно, Феликс… Вы ведь позволите вас так называть? Спасибо. Конечно, буду рад помочь нашей полиции в расследовании». И не спросил, о каком знакомом идёт речь. То ли ему было всё равно, что маловероятно, то ли Пелек уже знал, по какому делу к нему едет старший оперуполномоченный Московского уголовного розыска. Согласился, но сначала поинтересовался, что будет, если он, в силу занятости, предложит встретиться в сентябре, услышал о повестке, рассмеялся, сказал, что пошутил – и по тону, действительно пошутил, – и назначил время.
Дом оказался старым, постройки начала двадцатого века, на что, впрочем, намекал и адрес – престижный московский центр. И дом, как увидел Феликс, предназначался не для простых людей, а для очень непростых, поскольку компанию вежливой консьержке составлял охранник, под пиджаком которого опытный Вербин без труда угадал кобуру с пистолетом. Рамки детектора в подъезде не оказалось, но оглядели Феликса очень внимательно и пропустили лишь убедившись, что имя значится в списке приглашённых. Вербин понял, что, явись он с одним только удостоверением и желанием пройти к нужной квартире, могли и не пустить.
Квартира Пелека находилась на четвёртом этаже. Сначала Феликс хотел подняться пешком – широкая лестница манила пройтись, обещая продемонстрировать восстановленные барельефы и лепнину, но не смог отказаться от удовольствия прокатиться в старом, прекрасно отреставрированном лифте. Поднялся, увидел, что квартир на этаже две: налево и направо, выбрал ту дверь, на которой висела табличка с нужным номером, позвонил – звонок, разумеется, пришлось крутить, а не нажимать, и улыбнулся дородной женщине в тёмном рабочем платье.
– Добрый день.
– Феликс Анатольевич?
– Именно так.
– Покажите, пожалуйста, документы.
Кобуры с пистолетом у неё не было, но вела себя домработница так, словно сняла её несколько секунд назад, из вежливости, чтобы не смущать гостя.
– Пожалуйста. – Феликс привычным жестом продемонстрировал удостоверение: – Майор Вербин, Московский уголовный розыск.
– Вас ожидают.
На документ она взглянула мельком, видимо, этого было достаточно. Подождала, пока Феликс переобуется в тапочки, и проводила в гостиную. Квартира оказалась гигантской, что неудивительно, учитывая, что она занимала всё правое крыло выходящего на улицу корпуса дома. С другой стороны, показалось, что именно такой квартира когда-то и задумывалась. Потом из неё сделали коммуналку, просуществовавшую до конца прошлого столетия, а потом…
– Я выкупил все комнаты и вернул квартире первоначальный вид, – рассказал Пелек. – И, как вы наверняка поняли, не только я. У нас образовался небольшой кооператив приличных людей, испытывающих сентиментальные чувства к этому району Москвы, мы выбрали дом, который понравился всем, кинули жребий: кто на каком этаже и в каком корпусе будет жить, после чего наняли толкового риелтора и принялись целенаправленно скупать комнаты. В результате случайных людей здесь не осталось. Только свои. Кто-то, конечно, уехал, кто-то умер. У некоторых квартир появились новые хозяева, но все они высоко ценят привилегию жить в нашем доме. – Он помолчал. – Раньше я каждую весну уезжал за город, обещая себе, что этот раз – окончательный, что брошу всё и останусь жить на природе, но возвращался через месяц или раньше. И вот уже несколько лет я выбираюсь в загородный дом на пару-тройку дней, не более. Здесь моя жизнь, мой мир, мои воспоминания.
– Сколько у вас комнат? – вырвалось у Вербина.
Не с какой-то целью, ему действительно стало интересно.
– Во всей квартире или к северу отсюда? – пошутил профессор.
Феликс рассмеялся и махнул рукой, показав, что не требует ответа.
Михаил Семёнович Пелек оказался широкоплечим, крепко сбитым мужчиной за шестьдесят, с чёрной, с густой проседью, шевелюрой и окладистой бородой до груди. Одет он был в очень хороший костюм, белую рубашку без галстука и туфли в тон. На левой руке – неброские швейцарские часы, чуть дешевле квартиры Вербина, на носу – очки в модной оправе. В общем, выглядел Михаил Семёнович прекрасно и сидел он в инвалидном кресле с королевским достоинством. В большом, очень удобном инвалидном кресле на электроприводе.
– Вы сказали, что из полиции?
– Московский уголовный розыск. Старший оперуполномоченный по особо важным делам майор Вербин.
Феликс сделал вид, что тянется за удостоверением, Пелек отрицательно качнул головой, показав, что в этом нет необходимости, и напомнил:
– И ещё вы сказали, что речь идёт об убийстве?
– Совершенно верно.
– Убийстве кого?
– Павла Русинова.
– Никогда о таком не слышал.
– Я бы сильно удивился.
– Кем он был?
– Человеком. И гражданином России. – Вербин мягко улыбнулся. – Этого достаточно, чтобы открыть уголовное дело.
– Не всегда.
– В вас говорит опыт.
– Почему у вас его нет?
– Потому что я расследовал все убийства, за которые брался.
– И всегда удачно?
– Почти всегда.
– В таком случае боюсь спрашивать имя человека, по поводу которого вы явились ко мне.
– Переживаете за неё?
– За кого?
Пару мгновений мужчины смотрели друг на друга. Улыбка Вербина говорила: «Я не мог не попробовать». Улыбка Пелека отвечала: «Со мной не пройдёт». Пауза получилась совсем не неловкой, скорее дружеской. Затем в гостиную заглянула домработница, и профессор всплеснул руками:
– Феликс, простите великодушно, совсем забыл предложить чаю. Вы ведь не против?
– С удовольствием.
– Алла Николаевна, будьте любезны чай… Черный?
Вербин кивнул.
– И больше нас не беспокойте, пожалуйста.
– Конечно, Михаил Семёнович.
Домработница закрыла дверь, а Пелек вновь обратился к Вербину:
– Феликс, подавляющее большинство моих знакомых – люди приличные, в хорошем смысле этого слова, не могу представить никого из них с молотком в руке.
– Почему с молотком?
– С пистолетом или ножом – тем более. – Профессор свёл перед собой пальцы. – А почему молоток? Наверное, потому, что это орудие вышедшего из себя человека. Я не представляю, чтобы кто-нибудь из моих друзей пошёл на хладнокровно спланированное преступление, а вот разозлиться и совершить беду – такое может произойти с кем угодно.
– Многие ваши знакомые хранят дома молотки? Да ещё в близком доступе? Мне казалось, у приличных людей это не принято, они чужды работе руками.
– Наверное, поэтому я и назвал именно этот инструмент: не могу представить своих знакомых в роли убийцы. Тем более женщина? – Пелек тонко улыбнулся. – Я ведь правильно услышал?
– Вы не ошиблись, – подтвердил Феликс.
– О ком идёт речь?
– О Таисии Калачёвой.
– Вы шутите? – искренне удивился профессор. – Таисия – чудесная, абсолютно чистая девчушка! В чём вы её подозреваете?
– Ни в чём.
– Но вы сказали, что совершено убийство. – Пелек едва заметно нахмурился. – Неужели Таисия к нему причастна?
– Это мне и предстоит выяснить. – Вербин едва заметно пожал плечами.
– У вас нет других подозреваемых?
– Таисия не подозреваемая.
– А кто?
– Уверен, вы понимаете, что я обязан проверить все версии. – Феликс намеренно ответил именно так, давая понять, что не собирается откровенничать. Пелек его понял правильно. Вновь свёл перед собой пальцы, прищурился, глядя Вербину в глаза, после чего улыбнулся:
– Надеюсь, преступление было свершено без применения молотка.
– Без, – ответил Феликс, хотя фраза не была вопросом.
– Что привело вас ко мне?
– Я собираю информацию, встречаюсь с друзьями и знакомыми Таисии.
– И расспрашиваете о ней?
– Это и называется вести расследование.
– Вы попросите сохранить ваш визит в тайне?
– На ваше усмотрение.
– Другим вы говорили то же самое?
– Да.
– Как они себя вели?
– По-разному.
– Вы можете напрочь испортить бедной девочке репутацию, – заметил Пелек, выдержав короткую паузу.
– А вдруг Таисия ни в чём не виновата? – Вербин идеально сыграл искреннее удивление тем фактом, что профессор засомневался в честности Калачёвой.
– Я уверен в невиновности Таи.
– Значит, моё появление не повлияло на её репутацию? В ваших глазах.
– В моих – нет. Но вы ведь знаете, как это бывает: визит следователя…
– Оперуполномоченного.
Пелек поморщился, он терпеть не мог, когда его перебивали. Дал это понять паузой, после которой продолжил прежним тоном:
– Визит следователя весьма значимое событие, которое редко остаётся без последствий. Обязательно поползут слухи, которые, разумеется, скажутся на репутации Таи.
Вербин не ответил. Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга, и первым в разговор вернулся Пелек.
– Я правильно понимаю, что вас репутация Таи абсолютно не волнует?
– Благодаря мне Таисия узнает, кто ей друг, а кто – не совсем.
– Вы везде находите хорошее.
– Я оптимист по жизни.
– Что же вас потянуло в полицию?
– Чтобы избавиться от свойственного оптимистам восторженного отношения к жизни.
– Получилось? – заинтересовался профессор.
– Вполне, – ответил Вербин. – Теперь я могу переходить к вопросам?
– Разве у вас есть не все ответы? – Пелек дал понять, что знает о визитах Вербина. И можно предположить, что обо всех визитах.
– Кое-что осталось невыясненным. – Феликс достал записную книжку.
– Например?
– Почему вы на ней не женитесь?
Это был рассчитанный удар, и он достиг цели: пальцы профессора дрогнули. Впервые с начала разговора. Однако голос он удержал и выбранному тону не изменил.
– То есть на все остальные вопросы вы нашли ответы?
– Или их не имеет смысла задавать вам.
– Потому что солгу?
– Потому что солжёте, – спокойно подтвердил Вербин.
– Солгу и сейчас.
– Это многое о вас скажет.
Пелек погладил бороду. Медленно. Три раза. Избегая при этом смотреть Вербину в глаза. Затем спросил:
– Феликс, вам часто говорят, что вы наглый?
– Не особенно.
– Ваши знакомые не хотят вас ранить.
– Возможно.
Вербин думал, что на этом обсуждение заданного вопроса закончится, но ошибся: Пелек решил ответить.
– Мне не хватает решимости. – Пауза. – Поверьте, Феликс, меня абсолютно не смущает то, как наш возможный альянс будет выглядеть со стороны, что будут говорить за спиной и так далее. Я знаю, что не могу дать Тае многое из того, что ей нужно. По-настоящему нужно в силу возраста и особенностей характера. А я не могу этого дать как раз в силу возраста и особенностей характера. Не смог бы, даже не будь прикован к креслу. Мне плевать на слухи и разговоры за спиной, но я не могу себе позволить стать посмешищем, а я стану, если у нас будут официальные отношения. Вот и получается, что сейчас мы оба находимся в идеальной позиции.
– Вы не ревнуете?
Но профессор уже взял себя в руки и повторно вывести его из себя у Вербина не получилось.
– Феликс, вы ведь явно не дурак и у вас нет причин злить меня. – Пелек покачал головой. – К чему этот вопрос?
– Простите, Михаил Семёнович.
– Извинения приняты. – Пелек сделал глоток остывшего чая.
– Что скажете о её книге?
– Это стало… неожиданным.
– Вам Таисия тоже ничего не рассказывала? – искренне удивился Феликс.
– Ни слова.
– Вам не кажется это странным?
– Тая обожает сюрпризы. А тут у неё получился всем сюрпризам сюрприз.
– Вы не обиделись?
– Тая хотела доказать, что является самостоятельной и самодостаточной женщиной, способной сделать нечто значимое и добиться чего-то большего. И она доказала. Книгу очень тепло приняли читатели. И теперь ею заинтересовались кинопроизводители. Я очень горжусь своей девочкой и жалею только о том, что Володя этого не увидел.
– Она молодец, – согласился Вербин.
– Именно.
– Не знаете, как ей пришла в голову идея написать книгу?
– Полагаю, как всем прочим писателям.
– То есть вы не спрашивали?
– Спрашивал, Тая ответила примерно так.
– А почему именно эта тема?
– Триллеры всегда в цене, Феликс, вам ли не знать? – Теперь он снова смотрел Вербину в глаза.
– Я их оцениваю иначе.
– Профессиональная деформация?
– Можно сказать и так.
Пелек иронизирует? Шутит? Или разговор его утомил? Скорее, последнее. Вопросы заданы, а на те, которые не заданы, будут получены столь же обтекаемые ответы. Можно уходить, но Вербин пришёл сюда не за ответами. Ему нужно было посмотреть и оценить человека, о котором ему не хотели рассказывать ни Таисия, ни Карина.
– Не обижайтесь, Феликс, в моей жизни очень мало любопытных событий, и визит любого интересного человека, а вы весьма интересный для меня гость, делает меня немного игривым.
– Интересный, потому что редкий?
– Совершенно верно, – согласился профессор. – До сих пор ваши коллеги старались держаться от меня подальше. Вы ведь знаете, кто я?
– Доктор экономических наук.
– Обладатель Государственной премии. Трёх. И нескольких государственных наград. И это далеко не всё, чем я могу похвастаться.
– Поздравляю.
– Феликс? – Судя по всему, Пелек ожидал другого ответа. – Мне показалось или я действительно уловил в вашем голосе иронические нотки?
– Когда вы говорили о премиях и наградах, я почему-то вспомнил состояние нашей экономики.
– Ах, вот вы о чём… – Замечание Вербина профессора не смутило и не задело. – Знаете, всю карьеру меня преследовало одно и то же проклятие: люди прислушивались к моим советам, наставлениям, но, как ни старались, не могли их реализовать. Претворить, так сказать, в жизнь.
– А вам удалось воспользоваться собственными советами?
– Вы зрите в корень, Феликс. Удалось. – Пелек демонстративно оглядел комнату: антикварная мебель, не разрозненные предметы, а со вкусом подобранная коллекция; картины, без сомнения, подлинники; серебряный поднос, на котором Алла Николаевна подала чай. – С моей личной экономикой всё очень хорошо.
– Я обратил внимание.
– Кстати, с преступностью у нас в стране тоже так себе, – не удержался от ответного укола профессор. – Но я вам на это не намекаю.
– Я спокойно отношусь к критике.
– Привыкли?
– Умею оставлять за собой последнее слово.
– Прекрасное качество.
– Спасибо. – И, не позволив Пелеку вернуться в разговор, продолжил: – Слышал, вы преподаёте?
– Последние годы это моя единственная отдушина, – с лёгкой грустью сказал профессор. – Преподавание позволяет мне оставаться в тонусе: изучать современные идеи, улавливать тенденции… Вы в своё время не сообразили прикупить биткоинов?
– У меня не было настолько хорошего советника.
– Спасибо на добром слове. Я купил, когда они стали стоить сто долларов и всем казалось, что это запредельно высокая цена для набора единиц и нулей. С тех пор набор единиц и нулей вырос в цене больше чем в тысячу раз. В удивительное время мы живём.
– Надеюсь, ваши студенты сумеют превратить его в хорошее.
– Я бы не был столь уверен.
– Почему?
– Хорошие времена не дают высокую прибыль.
– Кому?
– Тому, кто способен создавать обстоятельства, обеспечивающие максимально возможную прибыль.
– В личных интересах?
– Так ведь государство – это множество личностей, не так ли?
– И вы учите этому студентов? – прищурился Вербин.
– И ещё разным формулам, – улыбнулся Пелек. – Впечатлены?
– Я в экономике ничего не понимаю.
– Вы просто её часть, Феликс, одна маленькая единица. Впрочем, не маленькая – под вами есть ещё несколько единиц, не так ли? Или они нули?
Вербин понял, что старик осведомлён о его баре, но от комментариев воздержался.
– Я прочитал, что у вас великолепная библиотека.
– Где прочитали?
– Где-то в Сети.
– Я вроде там не появляюсь и ничем не хвастаюсь.
– Год назад вы рассказывали о своей коллекции в интервью на канале «Культура».
– Точно! – улыбнулся Пелек. – Гордыня… всё моя гордыня. Она обязательно будет наказана, как и любой иной грех. Да, Феликс у меня есть библиотека.
– Она здесь?
– Я отдал под неё четыре комнаты.
Возникла странная для этого разговора пауза: профессор смотрел на Вербина, явно ожидая продолжения, а Вербин с той же целью смотрел на профессора. Почти полминуты в гостиной царила тишина, а затем, не прерывая её, Пелек вопросительно изогнул правую бровь.
– Обычно коллекционеры любят показывать свои собрания, – улыбнулся Феликс.
– Я не хвастлив.
– Я понимаю.
– Не верите?
– Я принял ваш ответ.
Профессор побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, и Вербин понял, что ему вновь удалось вывести Пелека из равновесия. Одним простым вопросом о библиотеке. Это было странно. Это требовало осмысления.
– А если у меня нет времени? – спросил профессор. В его тоне впервые отчётливо прозвучало плохо скрываемое недовольство. – Или я не считаю вас достойным того, чтобы я тратил на вас своё время?
Вербин молча смотрел ему в лицо и едва заметно улыбался. Он знал, что выиграл этот раунд, осталось лишь зафиксировать победу и то, какой она будет: старик сдастся или сбежит с поля боя, чтобы не подпускать гостя к своим сокровищам?
Сдался.
– Поехали, – тихо произнёс Пелек.
В смысле, он поехал в бесшумном кресле, а Феликс последовал за ним. По широкому коридору, мимо другой гостиной, столовой, кабинета, ещё нескольких комнат, двери в которые были закрыты и оставалось лишь догадываться об их предназначении, они добрались до первого библиотечного зала. Именно зала – профессор поскромничал, назвав комнатой помещение в сорок квадратных метров, хотя оно и казалось меньше из-за большого количества книжных шкафов – до потолка, стремянки и нескольких изящных этажерок тёмного дерева. Мебель была подобрана со вкусом, создавая великолепно продуманное пространство, и её явно сделали на заказ. У дальней стены Феликс разглядел камин, над которым висели три мужских портрета, а рядом стояли удобнейшее гостевое кресло и журнальный столик. И Вербин неожиданно понял, как приятно читать, расположившись в кресле и слушая едва слышное потрескивание дров в камине…
– Рабочий?
– Конечно.
– Вы шутите?
– В этом доме камины были предусмотрены изначально, потом заброшены, потом мы всё тут отреставрировали, включая дымоходы, и теперь пользуемся. Люблю, знаете ли, почитать под его мерное гудение.
– А портреты? – Феликс посмотрел на трёх неприветливых мужчин, без одобрения разглядывающих нахального гостя, осмелившегося проникнуть в главный зал библиотеки. Он уловил их сходство между собой, но решил, что демонстрация наблюдательности не будет уместной. – Любимые писатели?
Как ни странно, Пелек принял вопрос за чистую монету.
– Отец, дед, прадед. Библиотека собиралась поколениями, Феликс, я всего лишь продолжаю дело предков. Очень важное дело. И горжусь тем, что однажды мой портрет окажется над камином. Он, кстати, уже готов.
– Портрет?
– Да.
– А преемник?
Выражение лица профессора стало грустным, поскольку Вербин коснулся очень болезненной для него темы. Но коснулся так, как должен был…
– Вы спросили участливо, – заметил Пелек.
– Для вас это важно, Михаил Семёнович.
– Для всех это важно, Феликс, разве нет? Скажу больше: не просто важно, а безумно важно: кто-то должен продолжить дело всей моей жизни. А оно перед вами, Феликс. Ведь все эти министерства, ведомства и прочие правительства, в деятельности которых я принимал посильное участие, лишь способ обеспечения возможности продолжать и развивать знаменитую библиотеку Пелеков. И когда я говорю знаменитую – я не преувеличиваю, а лишь чуть-чуть хвастаюсь. Вы видите коллекцию редчайших изданий, Феликс. Чтобы вам было понятно: по самым скромным оценкам, на полках только этой комнаты стоит приблизительно двенадцать миллионов. И я говорю не о рублях. Однако её настоящая ценность измеряется в других единицах. Моя коллекция входит во все мировые каталоги. Но кому я её оставлю? Вы ведь знаете мою историю?
– Да, Михаил Семёнович. И очень вам сочувствую.
Пелек не стал благодарить.
– Говорят, со временем боль стихает, и я много раз имел возможность убедиться в истинности этих слов. Я видел раздавленных горем людей, которые находили в себе силы жить дальше. Через несколько месяцев после трагедии, я видел, как они улыбаются – искренне и радостно. Я видел их счастливыми, возрождёнными после катастрофы. И я ни в коем случае их не упрекаю: это естественная реакция для тех, кто не хочет считать дни в ожидании смерти. Я убедился в истинности этих слов на собственном опыте: когда умерла жена, умерла и частичка меня, но я собрался и стал жить дальше. Я улыбался и возродился после того личного горя. Однако смерть Володи ударила по мне слишком сильно. И продолжает бить. Каждое утро я просыпаюсь с ощущением невероятной, невосполнимой утраты. Просыпаюсь с ощущением, будто она случилась вчера. Я не считаю дни до смерти, но ощущаю себя человеком, оказавшимся в глухой ночи. И я никак не могу её пройти – эту Ночь. И чтобы я ни делал, вокруг одна лишь тьма… – Пелек резко посмотрел Вербину в глаза. – Вы должны понять, Феликс, вы были в моей шкуре.
Профессор знал историю гостя. Неудивительно, учитывая его связи. Но Вербина это не смутило.
– В похожей шкуре, Михаил Семёнович. Ведь каждая уникальна.
– Именно так, Феликс, спасибо за такой ответ. – На этот раз Пелек не побарабанил пальцами по подлокотнику, а мягко по нему провёл. – Было бы много хуже, начни вы рассказывать о том, что я и так знаю. – Короткая пауза. – Вы справились?
– Не уверен. – Вербин понял, что должен ответить искренне. И ответил.
– Как пытаетесь?
– Повторяю себе, что потери неизбежны.
– Когда вы поймёте, что справились?
– Когда снова стану не один.
– Верите в это? – очень тихо спросил Пелек.
– Это единственное, во что мне остаётся верить, Михаил Семёнович. Верить и надеяться.
– У вас есть время надеяться, Феликс. А что остаётся мне?
Когда? В какой момент? В какое важное, удивительное и при этом оставшееся незаметным мгновение их разговор стал настолько искренним? Вербин прекрасно понимал, что перед ним сидит очень жёсткий, возможно, жестокий человек, подлый, лицемерный, но сейчас в глубине той Ночи, из которой состоял Пелек, светился очень маленький огонёк. То ли не погасший, то ли вновь вспыхнувший.
– С ней вы тоже один? – очень тихо спросил Феликс.
– Я надеялся, что будет не так, но до сих пор не понимаю, как получилось на самом деле, – задумчиво ответил Пелек. – В какие-то мгновения мне кажется, что я нашёл то, что искал. Потом включаются совсем другие мысли. Я ведь достаточно циничный человек.
– Если вы нашли то, что искали, какая разница, что нашла она?
– Вы читаете мои мысли, Феликс. Я стараюсь так думать, но принять эту мысль полностью у меня не получается: мешает проклятый цинизм, которым я давно пропитан насквозь.
– И родственники?
– И они тоже, – легко согласился профессор. – Я похож на книги из моей коллекции: стар, но стою необычайно дорого. После смерти Володи родственники слетелись на меня, как… как должны были слететься любящие родственники. К счастью, их у меня не так много. Мне это было неприятно, поэтому мы договорились, что никто, кроме Гриши, не будет меня беспокоить. Во всяком случае, постоянно. А Гришу приходится терпеть.
– Вы о нём невысокого мнения?
– Обо всех. О вас тоже был. Но вы меня разговорили, а это мало кому удаётся… – Пелек задумчиво улыбнулся. – Зачем вы стали сыщиком, Феликс? Вы способны на большее.
– Служить в министерствах, ведомствах, правительстве, стать обладателем государственных наград, премий и большого состояния?
– Разве не в этом смысл?
– Вы мне скажите.
– Жестоко. – Старик не обиделся, принял фразу как должное, показав, что она имела право прозвучать. – Но у вас тоже никого нет. Мы оба потеряли тех, кого любили.
– Мы говорим не об этом, Михаил Семёнович, а о нас. – Вербин не позволил Пелеку продолжить давить на больное. – Вы всю свою жизнь спасались от обыденности здесь, в библиотеке, находя в ней тихую гавань, освящённую дыханием предков. А мне нет необходимости прятаться от нелюбимой реальности. Да, я не сколотил состояния, не сделал карьеру, но найдётся очень мало коллег, которые способны делать то же, что и я.
– Вам это позволяют, Феликс, вы доказали свою эффективность, поэтому вам идут навстречу и дозволяют работать так, как вам комфортно.
– Моя эффективность – это наказанные преступники.
– Вас это греет?
– Для меня это важно, – серьёзно ответил Вербин. – Мой друг однажды сказал: как я буду смотреть в глаза родителям девочки, зная, что не сделал всё, что должен был сделать, чтобы найти и покарать её убийцу? Я не отвожу взгляд, когда встречаюсь с родственниками людей, чьи смерти расследовал. Не испытываю неловкости. Вот что действительно важно, Михаил Семёнович: оставаться человеком.
– В вашей профессии это трудно.
– В любой жизни это неимоверно тяжело, – ответил Вербин, глядя Пелеку в глаза. – Теперь вы похвастаетесь коллекцией?
– Вы торопитесь?
– К сожалению.
– Тогда наденьте перчатки. И дайте мне пару.
Белые перчатки из мягкой, тонкой ткани хранились в специальной шкатулке. Надев их, профессор поправил очки и медленно оглядел книжные шкафы.
– Многие считают, что в наше время коллекционирование книг не имеет смысла. Зачем это нужно, если текст можно скачать из Сети, а если хочется бумагу, то её легко купить в современном издании? Я их мнения не разделяю. Книга создала нашу цивилизацию, превратила сборище людей из стада… ну, хотя бы в толпу. Не оружие, а книга, потому что она есть Слово. Мы далеки от совершенства, но мы хотя бы стараемся – и всё благодаря книге. Откройте ту дверцу и возьмите со второй полки первый слева том. Только осторожно.
– Я обещаю.
– Я прослежу.
Сам профессор не смог бы дотянуться до указанной полки.
– Вот этим ключом.
Поскольку все дверцы книжных шкафов были заперты.
– Понимаю, что это глупость, но ничего не могу с собой поделать: когда заказывал мебель, попросил снабдить дверцы замками, – извиняющимся тоном произнёс профессор.
– Я бы на такую коллекцию решётки поставил, – улыбнулся в ответ Вербин.
– Решёток в доме достаточно, как и бронированных дверей. А это так, мелочь. Вы взяли книгу?
Он не видел, поскольку Феликс стоял спиной.
– Да. Что это? – спросил Вербин, разглядывая старую детскую книгу небольшого формата.
– Одна из самых редких книг на свете, Феликс. Вы держите в руках первое издание «Сказки про Кролика Питера». Издательствам она не приглянулась, поэтому Беатрикс Поттер заплатила типографии за двести пятьдесят экземпляров и раздала их друзьям и знакомым. С тех пор общий тираж книги на разных языках перевалил за сорок миллионов, а вы держите в руках библиографическую редкость, которой более ста лет – первый тираж был напечатана в тысяча девятьсот втором году.
– Раскрывать можно?
– Конечно.
Вербин осторожно перелистнул несколько страниц.
– С картинками.
– Рад, что вы заметили.
– Я внимательный.
– Ну, вы же полицейский.
Феликс вернул раритет на место и перевёл взгляд на две полки, на которых стояли ряды одинаковых книг в кожаных переплётах, на торцах которых не было имён или названий, ни на русском, ни на каком-либо ином языке, зато были вытесненные тусклым золотом буквы и римские цифры. Полка находилась в доступе, Пелек легко мог добраться до неё, сидя в кресле. Помимо одинаковых переплётов и странных надписей, книги привлекали тем, что они не занимали всё место – нижняя полка была пуста наполовину.
– Особая коллекция?
– Вы на удивление верно определили эти книги, Феликс. – Профессор не изменился в лице и говорил прежним, ровным голосом. – В каждой коллекции есть особенное для владельца собрание. Здесь представлены самые ценные для меня и моей семьи книги. Самые важные.
– Ими вы не хвастаетесь?
– Нет.
– Я так и подумал.
Вербин закрыл дверцу, отдал ключ профессору, и они вернулись в гостиную. А едва устроились, Алла Николаевна подала свежий чай.
– Знаете, Феликс, вы изменили моё восприятие образа полицейского, – сообщил Пелек, делая маленький глоток ароматного напитка.
– Отрадно слышать.
– Не всех полицейских, а только вас, – уточнил профессор.
– Мне, конечно, не очень приятно слышать первую часть, но за вторую благодарен.
– Благодарите себя или своих родителей, Феликс, и, поверьте, я с вами искренен: я не предполагал, что в нашей полиции можно встретить настолько въедливого и увлечённого своим делом офицера, способного взяться за очевидно глупую версию. – Пелек выдержал паузу и зачем-то добавил: – Я знаю, с чего всё началось.
– Я догадался.
– Но я не понимаю, как смерть вашего товарища может быть связана с книгой Таи?
– Павел расследовал одно из преступлений, которое Таисия описала в романе.
– Он расследовал, может ли то преступление быть связано с предположениями, которые Тая сделала в книге? – уточнил старик.
– И был убит.
– Вы продолжили его дело и пришли ко мне. Я впечатлён, Феликс, далеко не все ваши коллеги сумели бы пройти этот путь.
– Коллеги ищут мотив убийства в работе Павла и рассматривают другие версии. Мне же выпало что посложнее.
– И поинтереснее.
– Возможно.
– В чём вы подозреваете Таю?
– Ни в чём.
– Вы лжёте.
– Для убийства должен быть мотив.
– Но вы его не видите.
– Так часто бывает в начале расследования.
– Вы ведь понимаете, что мои вопросы вызваны волнением за судьбу бедной девочки?
– Разумеется, Михаил Семёнович.
Вербин понял, что разговор заканчивается и сейчас прозвучит самое главное, и вернул на поднос чашку с недопитым чаем.
– Я предупреждал Таю, что нельзя брать для книги только нераскрытые убийства. Говорил, это способно… – Пелек пошевелил пальцами, – «зацепить» сотрудников, почувствовавших себя униженными. А разозлившийся человек часто обращает свой гнев не на себя, не сумевшего отыскать преступника, а на того, кто описал, как это могло быть. То есть получается, превзошёл профессионального сыщика в его работе. И выставил глупцом. Теперь бедная девочка пожинает плоды своей неопытности. Но для меня это не имеет значения. – Голос профессора впервые стал по-настоящему холоден. – Феликс, вы понимаете, что я стану защищать Таю всеми доступными способами? А способов у меня очень много.
– Михаил Семёнович, вы ведь наводили справки не только о расследовании, но и обо мне, не так ли? – дружелюбно поинтересовался Вербин.
– Могли бы не спрашивать.
– Вам понравилось то, что вы услышали? Я имею в виду, в контексте происходящего?
– Нет, Феликс, совсем не понравилось. У вас серьёзная репутация, и мне сказали, что даже моих связей может не хватить, чтобы вас отодвинуть.
– Но вы будете драться?
– Да, Феликс, буду.
– Даже если я докажу, что Таисия совершила преступление?
Пелек вновь замолчал надолго. И всё это время мягко поглаживал пальцами подлокотник, а не барабанил по нему. Профессор оставался спокоен и спокойно подбирал слова для ответа.
– Феликс, Тая для меня – воплощение всего того, что я всю жизнь искал в женщинах. Однажды я нашёл и женился, и у нас появился чудесный сын. Потом жена умерла, а Володя познакомился с Таей. С первого мгновения я понял, что сын отыскал идеал. Но видит бог, я не завидовал, а радовался. Я был счастлив за сына. А потом Володя погиб. А потом… Вам уже рассказали, что потом произошло между мной и Таей. И продолжается до сих пор. Я не жалею о наших отношениях, я ими наслаждаюсь. Я знаю, что могу дать Тае очень много, но далеко не всё, что нужно молодой женщине. У неё бывают увлечения. Мы о них не говорим. Но я понимаю, почему они бывают. Было бы ложью сказать, что я им радуюсь, но Тая весьма тактична, и я не испытываю боли. Это важно. Лишь лёгкое сожаление о том, что мне не на тридцать лет меньше и я прикован к инвалидному креслу. Я её люблю, Феликс, люблю, как старое, почти засохшее дерево, на котором внезапно появилась зелёная ветка. И отвечая на ваш вопрос: я буду драться, Феликс, буду с вами драться так, как никто и никогда до сих пор с вами не дрался. Наотмашь, Феликс, подключая все связи и возможности. Обращаясь к людям, о которых вам и подумать страшно, потому что у меня есть рычаги давления на них. Я не отдам вам Таю, Феликс, сдохну, но не отдам.
Вербин кивнул.
Они поняли друг друга.
Выйдя на улицу, Феликс достал записную книжку и перечислил на новой странице те названия книг из особенного собрания, которые удалось запомнить – делать это при Пелеке не стал, чтобы не вызывать подозрений. Сначала хотел оставить расшифровку «на потом», но любопытство взяло верх, поэтому Вербин открыл в телефоне браузер и вбил в поисковую строку одно из названий: MMXII. Ответ Сети оказался неожиданным – так в римском написании обозначался две тысячи двенадцатый год. ММ оказалось двухтысячным годом, а MCMXCV – тысяча девятьсот девяносто пятым.
* * *
– Так и знала, что найду тебя здесь. – Таисия подошла к сидящему за барной стойкой Блинову сзади, обняла за шею и поцеловала в щёку. Дружески. – Привет!
Сергей махнул очередной шот виски, показал бармену повторить и только после этого покосился на усевшуюся рядом Калачёву.
– А где ещё мне быть? Молодому, холостому, образованному, интеллигентному…
– Не устал себя хвалить?
– Если не я, то кто?
– Похвалить тебя? – спросила Таисия.
– А у тебя получится?
– Я ведь книги пишу, значит, умею врать.
Бармен выставил перед Блиновым шот, и Калачёва попросила смешать ей коктейль.
– Все женщины умеют врать, – сообщил Сергей. И подмигнул бармену: – Так?
– Так, – согласился тот.
– Ой, только не начинай разводить свой гендерный шовинизм, – шутливо попросила женщина.
– Надоели шутки за триста?
– Не хочу сейчас. – Таисия игриво стукнула Блинова в плечо. – Мужики врут не хуже.
– Вы лучше играете.
– Тебе так кажется.
– Я думал, это комплимент.
– Зависит от обстоятельств.
– То есть сейчас обстоятельства так себе?
– Ты мне скажи.
– В смысле? – не понял Сергей.
Тем временем бармен подал коктейль, и они выпили: Блинов залпом выдул шот, Таисия сделала глоток через трубочку. После чего объяснила:
– Это ведь ты меня позвал.
Если и так, то сейчас ему требовалось время, чтобы сосредоточиться и вспомнить, зачем он это сделал.
– Я просто написал, что нужно встретиться, – произнёс Блинов. – Ты не подходила к телефону. – И погонял пустой стаканчик по стойке.
– Была занята.
– Поэтому я написал.
– Но не сказал, где мы встретимся.
– Я знал, что ты найдёшь. Ты ведь меня знаешь.
– Не настолько хорошо…
– Как бы мне хотелось, – закончил за Калачёву Блинов.
Таисия сделала ещё один глоток, прижалась к мужчине плечом и тихо попросила:
– Серёжа… Пожалуйста, не начинай.
– Я понимаю, я мало что могу тебе предложить, – грустно произнёс Блинов. Он оказался пьян сильнее, чем предположила Таисия, и его неожиданно потянуло на откровения. – На фоне того, к чему ты привыкла, я вообще ничего не могу.
– Мне достаточно твоей дружбы.
Ей – да. Но не ему. Они оба это знали, потому что однажды, давно, несколько лет назад, ещё до книги, у них состоялся серьёзный и откровенный разговор, в котором Таисия окончательно расставила точки над i. Сказала, что никаких чувств или эмоций Блинов у неё не вызывает. Не её типаж. Сергей не обиделся, поскольку Таисия не посылала ему намёков или авансов, даже флиртовала с ним не так, как с другими. На их дружбу тот разговор не повлиял. На его чувства – тоже. И больше он никогда о них не говорил. До сегодняшнего дня.
Видимо, и в самом деле был уже крепко пьян и совсем потерял над собой контроль.
– Вспомнил, зачем хотел меня видеть? – Она спросила не зло и не раздражённо, очень дружески спросила.
– Когда я тебе звонил и рассказывал о встрече с полицейским, то забыл упомянуть одну деталь: он попросил прислать ему твою первую рукопись.
– Самый первый файл? – переспросила Таисия.
– Да, – подтвердил Блинов.
– Он у тебя сохранился?
– Я не знал. Сказал, что поищу, но ничего не обещаю. Поискал и нашёл.
Перед Сергеем появился очередной шот.
– Не думала, что ты его оставишь, – медленно протянула женщина.
– Я сам удивился. – Блинов был слишком пьян, чтобы различать оттенки тона Таисии. Кроме того, в баре было достаточно шумно. – Сначала хотел отправить, а потом подумал, что не могу этого сделать без твоего разрешения.
– И для этого позвал меня?
– Да.
Таисия мягко обняла Блинова за плечи.
– Серёжа, мне, безусловно, приятно, что ты так трепетно относишься к моей книге и боишься за наши отношения. Мне приятно и важно, потому что я тоже серьёзно отношусь к нашей дружбе. И очень рада, что ты решил сначала спросить меня, но я бы поняла, если бы ты просто отправил файл.
– Ты могла обидеться, – заметил Блинов. – Когда полиция бродит вокруг и непонятно что вынюхивает, это само по себе неприятно и действует на нервы. Люди становятся ранимыми. И немного нервными. А ты – тонкая натура, Тая, ты могла неправильно меня понять, и мы бы поссорились.
– Спасибо, что подумал об этом. – Она вновь поцеловала мужчину в щёку.
– Мы уже об этом говорили и больше не будем.
– И за это спасибо.
Шот отправился по назначению. Таисия пригубила коктейль.
– Мне не понравилось, о чём спрашивал этот полицейский, – продолжил Блинов.
– Он вёл себя грубо?
– Нет, – покачал головой Сергей. – Я, конечно, не особенно опытен в общении с ними, но мне показалось, что для полицейского он необычайно вежлив. А вот вопросы не понравились. И не понравилось то, что он интересовался именно книгой. – Блинов посмотрел молодой женщине в глаза: – Почему он интересуется книгой?
– Потому что роман основан на реальных событиях, – напомнила Таисия. – Но, кажется, я напрасно это сделала.
– Что именно?
– Раскрыла дело, которое они завалили.
– Что значит раскрыла? – вытаращился Блинов.
– В книге, разумеется, – уточнила Таисия.
– А-а. Ну, да.
– И теперь они проверяют, правильно ли я его раскрыла.
– А если окажется, что правильно? Если получится так, что твои догадки – правда и в городе на самом деле орудует маньяк?
– Серийный убийца, – поправила Блинова Таисия. – Серёжа, миллион раз просила тебя не путать.
– Хорошо, серийный убийца. – Блинов посмотрел на очередной шот, который неугомонный бармен перед ним выставил, но пока к нему не притронулся. – Ты ведь поняла, о чём я спросил?
– Поняла, конечно.
– И как ответишь?
– Отвечу, что думаю об этом с ужасом.
– А раньше?
– Раньше я и представить не могла, что окажусь настолько умнее всех этих мужиков в погонах, – со вздохом ответила Таисия.
– Не нужно тут гендерного шовинизма, – попросил Блинов.
Они коротко рассмеялись, после чего Калачёва махнула рукой:
– Ладно, прорвёмся, главное, что книга получилась отличной.
– Да, поработали мы хорошо, – согласился Сергей. – Ты уж прости, но на мой взгляд, после редактуры книга стала намного лучше.
– Так и должно быть, – тихо согласилась Таисия.
– Когда будем работать над следующей?
– Не терпится?
– Не терпится, – признался Блинов.
– А что, если это будет продолжение? – спросила Таисия. – Если выяснится, что писательница в точности угадала, что происходит, угадала, что в Москве орудует серийный убийца, тщательно маскирующий свои преступления, написала об этом книгу, а убийца прочитал и стал преследовать писательницу?
– В твоём романе Регента нашли и обезвредили, – напомнил Блинов.
– Можно так и написать, что это был роман – первый. А затем пришла другая Ночь. – Таисия помолчала и немного другим тоном добавила: – Настоящая.
– Интересный замысел, – оценил Сергей. – Необычный и цепляющий.
– Спасибо. – Калачёва посмотрела на часы.
– Тебе опять пора? – Он погрустнел.
– Тебе правда понравилось со мной работать? – И уточнила: – Я говорю именно о работе, ни о чём больше.
– Это важно?
– Иначе бы не спросила.
– Ты очень комфортный автор, Тая, – ответил Сергей.
– Наверное, потому что начинающий.
– Я видел разных дебютантов. – Блинов хмыкнул. – Ты не позволяла своему эго мешать нашей работе. Это очень важно, потому что есть авторское видение, а есть читательское восприятие текста, и они не всегда совпадают. Ты это поняла, прислушивалась к моим советам, и у нас получилась отличная книга. Твоя книга.
– Спасибо тебе, Серёжа. Спасибо большое. И за работу, и за твою внимательность. – Она вновь поцеловала Блинова. – Спасибо.
– Увидимся, Тая.
– Увидимся, Серёжа.
Таисия поднялась с табурета и направилась к выходу. Блинов проводил её взглядом, продолжил смотреть даже после того, как дверь бара закрылась, словно надеясь, что женщина вернётся. Смотрел минут пять, затем вздохнул и перевёл взгляд на стоящий перед ним шот.
* * *
– Спасибо, что согласились уделить мне время.
– Спасибо за неожиданное приглашение. – Игорь Филимонов оглядел зал «Грязных небес». – Я слышал об этом баре, но пока не бывал. А вы заглядываете?
– Довольно часто, – улыбнулся Вербин.
– Приятно, что наши полицейские проводят время в приличных заведениях.
– Не только в них.
– Понимаю. Но здесь вам особенно нравится?
– Вы правы.
Филимонов приехал в бар довольно поздно, но всё-таки приехал. Причём был трезв, явился прямо из офиса, о чём и сообщил.
– Задержался на работе.
– Срочные важные дела? – вежливо поинтересовался Феликс.
– Как раз наоборот: никаких дел. – Игорь сделал глоток виски, он, как и Феликс, не любил шоты и попросил наполнить стакан на три пальца. – Два дня назад мы с Таисией расстались. И вдруг ваш звонок. Признаться, я был заинтригован.
– Действительно любопытно получилось, – согласился Вербин.
– Ещё как! Ну а кроме того, благодаря Тае у меня не было на сегодня никаких планов.
Феликс обратил внимание, что имя бывшей Филимонов произнёс очень мягко, без намёка на злость или обиду.
– Я могу спросить, почему вы расстались? – осторожно произнёс Вербин. – Или…
– А я могу спросить, почему вы ею интересуетесь?
И Феликс второй раз за день увидел мужчину, готового защищать Таисию Калачёву. Но если с профессором Пелеком всё было ясно, во всяком случае, на первый взгляд, то поведение свежеотставленного Игоря показалось Вербину неожиданным. При этом Филимонов явно был искренен, ничуть не играл и не рисовался, а действительно не хотел своими действиями причинить Таисии даже малейший вред.
«Она умеет влюблять в себя… Не так ли получилось с Колпацким? Просто они тщательно скрывали свою связь. Для Колпацкого это было потрясающим приключением, которое поднимало его в собственных глазах на невероятную высоту. Для Калачёвой – увлечение. Или же она хотела за что-то отомстить Карине».
Но сейчас это не имело значения.
– Я не всегда могу ответить на подобный вопрос прямо, – медленно произнёс Вербин. – Вас удовлетворит такое: у нас есть основания для сбора актуальной информации о госпоже Калачёвой.
– Вы в чём-то её подозреваете?
– Как давно вы вместе?
Филимонов помолчал, понял, что подробного ответа не дождётся, зато может получить повестку и отнюдь не в другой знаменитый бар, глотнул виски и рассказал:
– Мы познакомились зимой, в Красной Поляне. Тая прилетела в компании подруг, я – с друзьями. Мы жили в одном отеле, познакомились и понравились друг другу. Во всяком случае, мне Тая очень понравилась – сначала. Потом – безумно понравилась. Настолько сильно, что я сделал всё, чтобы мы вернулись в Москву парой, а не людьми, которые приятно провели вместе отпуск.
– Получилось?
– Да. Но не могу сказать, что было легко… – Филимонов допил виски и жестом попросил бармена повторить. – Вы позволите обойтись без подробностей?
Феликс понял, что собеседник не хочет рассказывать о Таисии больше, чем требовали обстоятельства, и пошёл ему навстречу:
– Конечно.
– Спасибо. – Игорь грустно улыбнулся. – Так вот. Если мы опустим подробности, то из Красной Поляны мы вернулись парой. И знаете, через пару недель я впервые всерьёз задумался о женитьбе. Я знаю, что Таисия не производит впечатление женщины, с которой можно связать судьбу, но рядом с ней хочется быть. Вместе с ней хочется быть. Тая умна, красива, сексуальна, но при этом независима. Я был очарован, Феликс, и очарован до сих пор.
– Почему вы расстались? – повторил вопрос Вербин.
– Тая сказала, что наши отношения исчерпали себя.
– И всё?
– Пока не решил, буду ли я просить её вернуться. – Филимонов посмотрел на стакан с виски. – Я до сих пор слегка расстроен.
– Вы были вместе примерно полгода, – уточнил Феликс.
– Получается.
– Я видел фотографии с Бали.
– Мы летали вместе.
– Я не видел на фотографиях вас, Игорь.
– Да. – Филимонов всё-таки взялся за виски. – Тая сказала, что заботится о своей репутации.
– Но вы знали истинную причину?
– Я догадался, что у неё есть… человек, отношениями с которым она дорожит и который ей многое позволяет.
– Говорили с ней об этом?
– Два дня назад, – усмехнулся Филимонов. – Но я не обвинял, просто спросил, есть ли у неё кто-то, не подразумевая, что этот «кто-то» недавно появился. Тая ответила, что да. Уточнять я не стал, она тоже не горела желанием делиться подробностями, мы разошлись… мирно.
Он выглядел настолько опечаленным, что Вербин не мог не сказать:
– Извините.
– Я был рад выговориться, – задумчиво ответил Игорь. – Вам повезло, Феликс, я не успел поделиться этой проблемой со своим лучшим другом – он прилетит из отпуска послезавтра, и потому откровенен. И разговорчив. К тому же вы идеальный исповедник: вам нужна эта информация, а я смог выговориться человеку, которого больше не увижу. – Филимонов выдержал паузу: – Я ведь вас больше не увижу?
– Наверное, нет.
– Наверное?
– Если вы были со мной честны.
– Был честен.
– В таком случае, ещё пара вопросов, после чего мы закончим с делами. – Вербин прищурился: – Вы читали книгу Таисии?
– Конечно.
– Говорили о ней с Таисией?
– Хвалил изо всех сил.
– А с кем-нибудь ещё?
Филимонов улыбнулся и покачал головой:
– Феликс, мой круг знакомств ограничен богатыми и успешными ровесниками. Некоторые из них много работали, чтобы добиться своего положения, и им, как они говорят, было некогда читать. Другие – мажоры, получившие в наследство дело или деньги на бизнес от родителей. Эти с детства знают только развлечения и клубы. Если сказать при них, что читаешь книги, в лучшем случае тебе предложат нюхнуть, чтобы «прочистить мозги». Книгу я обсуждал только с Таей.
– Ей нравилось говорить о книге?
– Очень. Тая влюблена в свой роман.
– Что вы подумали о Таисии, прочитав книгу? – спросил Вербин.
И, как ни странно, был понят мгновенно. Потому что в ответ прозвучал неожиданный вопрос:
– А что вы подумали о Тае, когда увидели её? – спросил Филимонов. – Ваше первое впечатление о ней?
– Она светлая, – сказал Феликс.
– А роман?
И здесь последовала пауза. Долгая пауза, примерно в середине которой Вербин начал качать головой:
– Роман тёмный.
– Вот, – сказал Игорь и залпом допил виски. – Именно так.
* * *
Город всегда такой, каким его делают люди. Он живёт их дыханием и дрожит их страхами. Мечтает их надеждами и рыдает их горем. Город настолько чист, как они умываются, и выглядит так, как они одеваются. Город – это всегда люди и только потом камни. И он страшен, если его люди агрессивны. Такие люди есть всегда и всюду, но когда их много, город становится опасным, ведь в нём бесконечное количество укромных уголков, в которых может подстерегать Зло. Беспощадное ночное зло, нацеленное на телефон, бумажник или куртку. Или кроссовки. Или бессмысленное ночное зло, тупое и тёмное начало, которому не понравилось, что ты одеваешься не так, как требуют догмы тех мест, где это зло выросло и откуда его привезли в город, который никогда не был ему родным, не нравится, как ты выглядишь, гуляя по своему городу, как смотришь, как себя ведёшь, и оно нахраписто требует от тебя немедленно стать другим, принять тот вид, который зло считает правильным.
Но мы знаем, когда город переполняется злом. Мы начинаем ощущать опасность и становимся осторожными. Подсознательно оцениваем тех, кто нас окружает, и стараемся обходить сомнительные места – переулки и подворотни. Когда же этого чувства нет, можно вести себя так, как нравится. Например, изрядно набраться и отправиться домой в полном одиночестве. Полагаясь лишь на встроенный «автопилот» и дружелюбие города, люди которого ещё не стали страшными.
Именно так поступил Сергей Блинов: выйдя из бара, он не слишком уверенно зашагал в сторону дома, опасаясь лишь одного – встретить полицейских. Это ведь нормальная реакция подвыпившего человека: держаться подальше от блюстителей порядка. При этом нельзя было сказать, что Сергей специально избегал встречи с ними – в настоящий момент он никого не мог избегнуть, а просто двигался домой, машинально ориентируясь на знакомые точки. Что же касается людей, их Сергей воспринимал как фон. В разговоры не вступал, плечами не толкал, старался проскальзывать незаметно, чтобы не влипнуть в неприятности. Благодаря этому правилу путешествия подшофе обычно заканчивались для Блинова удачно, и он просыпался утром одетым, с головной болью, провалами в памяти, но в своей квартире и с целыми карманами. Однако сегодня правила Сергею не помогли.
Потому что его поджидали.
Именно его, а не любого пьянчужку, которого можно быстро и без последствий ограбить. И поджидал тот, кто хорошо знал привычки Сергея, знал, что, возвращаясь из любимого бара, Блинов всегда сворачивает с дорожки в узкий проход между домами, чтобы срезать изрядный кусок пути. И когда Сергей свернул, прятавшийся в тени убийца бесшумно вырос позади и нанёс очень сильный удар молотком. Очень сильный и очень точный – прямо в затылок. Блинов взмахнул руками и без звука упал на землю. Убийца огляделся, убедился, что никто не видел нападения, наклонился, проверил пульс на шее – через тонкие медицинские перчатки он легко прощупывался, точнее, сейчас – не прощупывался, после чего подхватил Сергея за ноги и затащил в густые кусты, в которых прятался, поджидая жертву. В густую тьму, которую не пробивал свет ближайшего уличного фонаря. Там убийца присел на корточки, включил фонарик, не телефонный, а обыкновенный, маленький, «воровской» фонарик, расстегнул рюкзак Блинова, коротко выругался, не найдя в нём того, что искал, после чего принялся спокойно, не торопясь, обшаривать карманы.
* * *
А ещё тёплый летний вечер идеален для неспешных прогулок. Нет, конечно, не по центральной улице, где они поужинали на открытой веранде хорошего ресторана. По слишком шумной, несмотря на поздний вечер, улице. Свернуть в переулок? Не так романтично. На большую площадь? Там чувствуешь себя слишком маленьким. Поэтому – набережная. Идеально для двоих и прекрасно для тёплого, но не жаркого вечера. В такое время по набережной хочется идти так далеко, как она тянется, а может, чуть дальше, и говорить. Говорить обо всём на свете.
Например, о книгах.
– Ты серьёзно? – удивилась Ангелина, услышав вопрос.
– Почему нет? – удивился в ответ Вербин. Искренне удивился.
– Ты хочешь говорить о книгах?
Ему удалось её смутить.
– Разве это плохо?
– Не знаю… – растерянно протянула Ангелина. – Никогда не думала, что на свиданиях можно говорить о книгах.
– Но ведь с книги началось наше знакомство, – улыбнулся Феликс. – Благодаря книге оно вообще состоялось. Так почему бы не поговорить? Тем более книга может сказать о человеке больше, чем он собирался о себе сказать.
– Я их не пишу, – напомнила Ангелина.
– Ты их читаешь.
– Это тоже играет?
– Конечно. Человек не только то, что он ест. В первую очередь он то, что он думает. А книги расскажут об этом весьма подробно.
– Детектив, да? – Она почти рассмеялась.
– Оперуполномоченный.
– Зануда.
– Чуть-чуть.
– Нет, не чуть-чуть. Ты расследуешь дела, даже когда спишь.
Отрицать Вербин не стал. Но и не улыбнулся в ответ. Они оба знали, что Ангелина права. Но в её правоте не было ничего смешного, поэтому говорить об этом Феликс не хотел.
– Зачем тебе книжный клуб? Со скуки?
Ангелина поняла, почему Вербин поменял тему, и приняла это.
– А если так?
– Тоже ответ.
– Он тебя не смутил?
– Этот способ борьбы со скукой намного лучше, чем многие другие.
– Пожалуй, – согласилась Ангелина. – Но, как ты понимаешь, дело не в скуке. Я люблю читать, родители приучили, за что я им очень благодарна. Но чтение – самое одинокое из всех возможных занятий. Хорошая книга порождает мысли, эмоции, чувства, и потому хочет, чтобы её обсудили. А иногда даже требует. Хорошая книга вызывает желание высказаться, поделиться впечатлениями и мыслями… Понимаешь, что я имею в виду?
– Я тоже читаю.
– Да, ты говорил. – Она остановилась, положила обе руки на балюстраду и посмотрела на тёмную реку. – Можно делиться мыслями в Сети, но я сторонница живого общения. Я хочу видеть людей, а не появляющиеся на экране строчки. Я хочу чувствовать их интерес, страсть, иногда – ярость… Да, Феликс, иногда наши споры становятся яростными.
– Я видел.
– Ты видел очень спокойное обсуждение, – покачала головой Ангелина. – У нас бывают очень громкие споры.
– Поверю на слово.
Она бросила на Феликса быстрый взгляд, убедилась, что он не иронизирует, и спокойно продолжила:
– Слово, особенно хорошее слово, всегда таит в себе множество смыслов. Хорошую книгу приятно вскрывать постепенно, обязательно перечитывая, потому что при первом прочтении замечаешь далеко не всё. Но современный мир слишком быстр, предложений огромное количество, и многие читатели постепенно набирают скорость: читают всё больше и больше, ищут только новое, ещё не прочитанное. Стремятся к новому… контенту. Именно контенту, а не тексту. Я считаю, что контент постепенно уничтожает литературу. Контента становится всё больше, а книг – меньше. Когда ты в последний раз читал толстую книгу?
– На прошлой неделе.
– Ты молодец, – одобрила Ангелина. – Классику?
– Наверное, эту книгу уже можно назвать классикой – она вышла довольно давно, в самом конце прошлого века.
– У неё есть название?
– Скажу при случае.
– Ещё не придумал?
– Не хочу упасть в твоих глазах.
Ангелина рассмеялась, и они медленно пошли дальше.
– Я люблю толстые книги, которые читаются долго и вдумчиво, – продолжил Вербин. – Не понимаю, когда автор с трудом выдавливает из себя триста страниц крупным шрифтом, а издатель называет эту повесть «романом».
– Ты ведь записался в мой книжный клуб?
– Думаю об этом.
– Если запишешься – узнаешь много интересного и познавательного о современной русскоязычной прозе.
– Это угроза?
Они вновь рассмеялись.
– Возвращаясь к клубу… Когда я заметила, что хочу высказаться, сначала завела себе канал и стала писать в нём отзывы. И до сих пор пишу, но канал особенно не развиваю. Мне не очень интересны цифровые коммуникации, потому что, в отличие от Саши, я хочу реального общения. И когда я это поняла, то задумалась над клубом. В принципе, устроить его оказалось не так сложно, как я ожидала. Технические вопросы вообще решились очень быстро. Что же касается членов, то сначала это были друзья и знакомые, которые согласились попробовать на вкус мою очередную безумную идею. Некоторые ушли, но я им благодарна за поддержку, которую они мне оказали тогда, когда было нужно. Однако большинство, как ни странно, втянулось, и они до сих пор ходят на заседания. Потом появились знакомые знакомых, потом народ из Сети. В какой-то момент мне показалось, что мы достигли пика и скоро начнём рассыпаться, но тут мне крепко помогла Саша. Когда они поняли, КАК можно говорить о хорошей книге, сколько всего интересного остаётся за бортом после того, как им показалось, они прочитали и всё поняли – вот тут клуб расцвёл. То, что ты видел – это версия light. Обычно мы разбираем текст намного глубже и случаются такие баталии, что даже я удивляюсь тому, как на людей действует Слово.
– Нет ничего сильнее Слова.
– В твоей работе тоже?
– Конечно. Мы ведь не только ищем следы и собираем улики, но и говорим.
– Допрашиваете.
– И допрашиваем, – согласился Вербин. – Но больше опрашиваем. Задаём вопросы. Смотрим, как на них реагируют. Как отвечают. Сравниваем ответы с тем, что нам уже известно, и снова задаём вопросы.
– А какие вопросы ты задаёшь Таисии?
– Тебе важно? – Он спросил очень-очень легко.
– Мне безумно интересно, потому что речь идёт о true crime, – ответила Ангелина. – Или твои вопросы – это тайна следствия?
– Всё, чем я занимаюсь на службе, является тайной следствия.
– А если я пообещаю, что никому не скажу? – Она специально приняла вид честной школьницы, для полного сходства ей нужно было сказать: «Честное слово!»
– Я должен быть в этом абсолютно уверен, – обронил Феликс.
– Что я должна сделать для этого?
– Только для этого?
– А если я отвечу, что только для этого? – спросила она. – Чтобы без лишних обязательств.
– Тогда я отвечу, что ничего, – ровным голосом ответил он. – Если только для этого, то неинтересно.
