24 августа, четверг

Узнав, что Таисия проходила свидетелем по делу об убийстве, Вербин затребовал материалы и сразу же отметил, что преступление произошло поздним вечером на глухой подмосковной дороге, а в качестве орудия преступник использовал нож. Так был убит Вениамин Колпацкий – три года назад. Так же был убит Павел Русинов – на прошлой неделе. А пять лет назад ножом была убита одна из жертв той ночи, с тридцатого на тридцать первое января. Только не на подмосковной дороге, а в московской квартире. Но тоже ножом. Настоящая жертва, которую Таисия Калачёва приписала выдуманному ею Регенту.

Но выдуманному ли?

Феликс просмотрел отчёты по всем убийствам и убедился в том, что во всех трёх случаях преступник продемонстрировал великолепные навыки владения холодным оружием. Совпадение? Разумеется, оно возможно. Но при этом возможно и то, что все трое убиты одним и тем же человеком. И это предположение возвращает к вопросу: Регент фигура выдуманная или нет?

Поведение Карины дало Феликсу много пищи для размышлений. Он не сомневался в том, что смерть Вениамина стала для неё катастрофой, причём до сих пор не пережитой. Вербин видел достаточно убитых горем женщин, чтобы понять, что Карина не играет. А самое главное и, возможно, самое страшное в её положении заключалось в том, что молодая женщина любила Вениамина, несмотря на то что уличила его в измене. Это с одной стороны. А с другой, у Феликса не было никаких сомнений, что Карина солгала, рассказывая о знакомстве с Таисией. Но зачем? При каких странных, ужасных или некрасивых обстоятельствах состоялось знакомство, что она пытается их скрыть? И почему Карина занервничала, когда Феликс стал расспрашивать её о книге? И почему не была честна, рассказывая, как о ней узнала?

Ответы на эти вопросы наверняка можно было получить, покопавшись в убийстве Вениамина Колпацкого, поэтому Феликс ещё до встречи с Дубовой созвонился с коллегами, а после разговора с Кариной отправился в глухой уголок Подмосковья на встречу с капитаном Шевченко. С Фёдором Шевченко из районного убойного отдела, не сильно обрадованного тем, что старший опер с Петровки заинтересовался старым «висяком» и попросил о встрече на месте преступления. Тем не менее держался Фёдор вежливо, спросил, можно ли перейти на «ты», и сразу извинился.

– Феликс, ты ведь понимаешь, что дело я помню не очень хорошо? Всё-таки три года прошло.

А освежить в памяти было недосуг. Феликс же надеялся, что коллега что-нибудь вспомнит, проявит усердие, но, посмотрев на Шевченко, понял, что надежда была напрасной: глаза красные, выражение лица кислое, а поскольку характерных запахов капитан не распространял, стало ясно, что у него жуткий недосып.

Кивнул в ответ:

– Разумеется, понимаю. Расскажешь, как всё было?

И раскурил сигарету.

– Вызов пришёл примерно в час ночи. Патруль наткнулся. Ребята проезжали, увидели стоящую машину, подошли – тело. Остывшее. Его примерно в полночь убили, плюс-минус, так эксперты написали. Мы приехали, осмотрелись. Следов никаких. – Шевченко честно пытался вспомнить ту ночь, но в её событиях не нашлось ничего такого, на что имело смысл обратить особое внимание. – Парень молодой, не пацан, но ещё зелёный, понятно, двадцать восемь ему, вроде… было… по документам. Документы не взяли. Ничего вообще не взяли: телефон, карточки, наличные – всё на месте. Мы сначала решили, что он с каким-нибудь отморозком дорогу не поделил. Или на подставщиков нарвался. Но не смолчал, полез в бутылку и получил ножом в сердце. Нож обыкновенный, не кухонный, но ничего сложного, хороший, острый нож. Судя по лезвию, под холодное оружие не попадает – так эксперты сказали. Такой нож можно купить где угодно, и никто не спросит, зачем он тебе. В общем, подставщики, грабители, отморозок – кто угодно. Дорожный конфликт, кто-то вышел из себя, схватился за нож и вовремя не остановился. Потом увидел, что натворил, и свалил. С видеокамерами здесь так себе, при желании можно незаметно до Москвы доехать.

– Проверяли машины?

– Конечно. Нашли пару подозрительных, пообщались с хозяевами, однако стало ясно, что они ни при чём.

– В предполагаемое время убийства здесь были другие телефоны?

– Нет, других не было. – Шевченко тоже закурил. – Но ты до конца дослушай, я ведь тебе начальные версии рассказал, самые очевидные. А потом выяснилось, что парень конкретно ехал с кем-то на встречу. Он знал этого человека, доверял ему, но явно не рассчитывал на такой финал. Вторая версия появилась, когда мы его телефон пробили. Парень получал инструкции по SMS и строго их выполнял.

Шевченко не называл Вениамина по имени или фамилии. То ли не помнил, то ли не хотел. Феликс мысленно поставил на первое.

– Тот телефон появился в сети примерно за неделю до убийства. Трубка куплена с рук, «симка» не оформлена должным образом. Концов никаких.

– Где труба светилась?

– На улицах в разных районах Москвы. Когда она включалась, других телефонов рядом не было. Точнее, были, но всё время разные, то есть это телефоны случайных прохожих, которые оказывались поблизости, когда преступник включал телефон. Разговоров по телефону они тоже не вели, только сообщения. В день убийства пришло последнее SMS с инструкцией, как добраться до места убийства, после чего труба исчезла и больше не появлялась. В переписке никаких имён, даже намёков. Но было полное впечатление, что собеседники давно друг друга знают.

– Никаких угроз?

– Никаких. А эсэмэски примерно такие: «Когда сможешь?» Ответ: тогда-то. «Долго ждать». «Я раньше не успею». И так далее.

И другие телефоны на месте убийства не светились…

– А эта трубка здесь была?

– Нет. Я ведь сказал: в предполагаемое время убийства никаких других телефонов на месте преступления не зафиксировано. Или преступник не взял телефон с собой, или выключил, или в чехол Фарадея спрятал.

– А потом уничтожил.

– Да.

– То есть спланированное убийство.

– Получается, – охотно согласился Шевченко. – Но как только мы до этого додумались, то мгновенно оказались в тупике, потому что парень абсолютно чист. Никаких порочащих связей. Никаких подозрительных компаний. Наркотики не употреблял и не торговал. Деньги ни из кармана, ни со счетов не пропадали, расходовал их в обычном режиме, не было признаков вымогательства или шантажа, которые могли закончиться убийством. Короче, есть подозрительные эсэмэски, есть явно спланированное убийство, но никакого мотива. Вообще ноль. Никаких версий.

– Ревность?

– Да, потом выяснилось, что к невесте парень ехал от подружки. Мы, конечно, эту версию отработали, но там глухо. Во-первых, я видел невесту… Не помню, как её зовут…

– Карина, – негромко сказал Феликс.

– Может быть, – махнул рукой Шевченко. – Я её видел, сам ей сказал о том, где был её жених перед тем, как поехать в Подмосковье, и даю слово, что она была в шоке. Конечно, это не доказательство, но я бы сказал, что для неё новость стала полнейшей неожиданностью.

– Разозлилась?

– Съёжилась. – Шевченко дал определение после недлинной паузы. Судя по всему, тот разговор он запомнил намного лучше, чем посещение места убийства Колпацкого. – Знаешь, от обиды съёжилась, как будто её сдавило… Я такое впервые увидел. Она ведь энергичная, деловая очень, напористая, ты не представляешь, как она в ночь исчезновения нас тут напрягала, а когда о любовнице узнала… Может, так и происходит, когда ломаются? – Шевченко замолчал. А через несколько секунд продолжил прежним тоном, не тем, каким говорил о Карине: – Проверка показала, что она была на даче, её соседи видели.

– Во время убийства видели? – уточнил Феликс.

– Нет, чуть раньше, она в гости заходила поболтать. Но ушла в такое время, что не успела бы добраться до места преступления.

– Значит, Вениамин сказал невесте, что едет к ней, а сам поехал сюда. – Вербин прищурился: – Это в другую сторону?

– Не совсем в другую. У неё дом по трассе М7 «Волга». А пацан поехал по А–103, по Щёлковскому шоссе, если верить приказам эсэмэсок и видеокамерам. Мы проследили его путь. – Шевченко зевнул и добавил: – Докуда это было возможно.

– Подожди… М7 ведь недалеко?

– В общем, да.

– Сколько отсюда до их дома?

– Километров тридцать.

– Камеры по дороге есть?

– Есть, но на мотоцикле, или мопеде, или электровелосипеде их можно объехать.

– Проверили?

– Я же сказал: как узнали, что пацан ехал от подружки, невесту прозвонили по полной программе. Но у неё не оказалось ни мотоцикла, ни мопеда. И электровелика тоже не было. Она на даче без машины сидела, её единственная машина была та, на которой парень к ней ехал. Точнее, сюда ехал. И приехал. – Шевченко помялся. – Феликс, можно вопрос?

– Конечно.

– Почему ты заинтересовался этим делом? Неужели похожее появилось?

– Вы ждали чего-нибудь похожего? – поднял брови Вербин.

– Одна из версий гласила, что парня завалил начинающий серийный убийца, – рассказал Шевченко. – Втёрся в доверие, предложил «поиграть», заманил и убил. Версия появилась из-за полной бессмысленности преступления. Но «серийник» должен высунуться снова, время шло, а ничего подобного не появилось.

– Несколько дней назад появилось, – ответил Феликс. – Только вы ждать перестали.

– Долго он таился. – Шевченко сплюнул и выругался.

– Ну, может, ещё и не он. – Вербин вновь огляделся. – Ты допрашивал подружку? Таисию Калачёву?

– Да.

– Что скажешь?

– Красивая. – Карину Шевченко так не охарактеризовал. – Неудивительно, что парень на неё запал. Но удивительно, что она ему ответила.

– Почему?

– Я ведь говорил: парень совсем никакой. Красивый, крепкий, но когда мы его копнули, появилось только одно дополнительное определение: добрый. Все его друзья так сказали. Добрый. И никто не назвал амбициозным. А той девице явно нужен кто-то яркий, ей под стать. Никакие валенки таким девицам без надобности.

– Сердцу не прикажешь, – заметил Вербин. – Или подружке захотела насолить.

– Это вряд ли, – твёрдо ответил Шевченко. – Она тоже была расстроена. Я понимаю, она может оказаться отличной актрисой, но мне показалось, что подружка искренне переживала. Для неё это не стало такой катастрофой, как для невесты, но я чувствовал горе.

Хорошие опера из убойного подобные эмоции считывают, опера из убойного к ним привычные, поэтому Вербин решил принять слова Фёдора на веру.

– Подружка объяснила, почему была с Вениамином? – Феликс решил не грузить собеседника именами, которые тот всё равно не помнил. И забудет через пять минут после разговора.

– Сказала, что не моё дело.

– Грубо сказала?

– Грубо, да. Но она была расстроена.

– Её проверили?

– Конечно. Проводив парня, девчонка отправилась в клуб и там тусила почти до утра.

– Одна?

– В компании подружек.

– Подружки подтвердили?

– И они подтвердили, и охранники подтвердили, и телефон, и видео из клуба. Так что, если в этом деле ты копаешь под… Как ты её назвал?

– Таисия.

– Точно! Редкое имя… Так вот, если ты в этом деле копаешь под Таисию, то напрасно, у неё железное алиби.

– Я не копаю, – негромко ответил Феликс. – Я просто нашёл похожий случай.

– Всегда рад помочь.

– Увидимся.

Шевченко направился к своей машине, а Вербин поднёс к уху зазвонивший телефон:

– Добрый день, Ангелина.

– Феликс, вы занесли мой телефон в записную книжку? – мягко произнесла молодая женщина. – Как мило. Я польщена.

– Вы же сказали, что знаете, где меня найти. Я принял меры, чтобы вам не пришлось ехать в «Небеса».

– Приятно, что вы об этом не забыли.

Он понял, что Ангелина улыбается.

– Феликс, я звоню сказать, что всё готово – сегодня вечером я вас жду.

– Где?

– На заседании книжного клуба.

– Но… – Феликс о нём не забыл, но не рассчитывал, что приглашение придёт на следующий же день. – Мы только вчера об этом поговорили.

– А на сегодня у нас была назначена встреча. Я устроила в чате голосование, спросила, не будут ли члены клуба возражать, если на сегодняшнем заседании мы вновь обсудим роман Таисии, и знаете, все согласились. Но как вы понимаете, в третий раз такое не прокатит.

Или сегодня, или никогда.

– Понимаю, – вздохнул Вербин. – Диктуйте адрес.

* * *

– И как долго ты собиралась это скрывать?

– Я ничего ни от кого не скрывала, – ровным, но не равнодушным тоном ответила Таисия.

– Правда? – притворно удивилась Карина.

– Как только полицейский появился, я сразу же…

– Я тебе позвонила, а не ты мне, – напомнила Карина.

– Мне приятно твоё волнение.

– Пожалуйста, перестань вести себя как сука. Я не давала тебе оснований.

Таисия выдержала паузу, после которой кивнула, показав, что приняла просьбу Карины. И, возможно, этим же кивком извинилась.

Они встретились в маленьком сквере, неподалёку от офиса Карины, устроились на лавочке и разговаривали, стараясь не смотреть друг на друга. Две красивые молодые женщины, бывшие когда-то подругами. Заговорившие друг с другом впервые за три года.

– Почему ты не позвала Гришу? – поинтересовалась Таисия.

– Он сам узнает, – отрезала Карина.

– Ты не рассказала ему о нашей встрече?

Карина едва заметно поморщилась.

– Дарина сказала, что он сделал тебе предложение.

– Я ещё ни на что не согласилась. – И этим же ответом Карина объяснила, почему ничего не сказала любовнику: потому что не доверяет ему полностью.

– Гриша хитрый.

– Я знаю. – Карина помолчала и негромко спросила: – С ним поговорила?

Выделив голосом местоимение.

– Сразу же, – подтвердила Таисия. – Что мне ещё оставалось?

– Что он сказал?

– Что всё уладит.

– В его голосе чувствовалась уверенность?

– Он всегда уверен в себе.

– Тебе виднее.

– Ты знаешь его не хуже меня. – Таисия чуть повысила голос: – Если ты позвала меня, чтобы говорить об этом, я, пожалуй, пойду по своим делам.

– Извини. Больше такого не повторится. – Карина мысленно обругала себя за то, что не удержалась от колкости. – Расскажешь, что происходит?

Обдумав состоявшийся разговор, Карина всё-таки позвонила ненавистной сопернице, решив узнать о происходящем из первых рук. Таисия жест оценила и сама предложила встретиться неподалёку от офиса Карины, чтобы ей было удобнее. Карина жест тоже оценила.

– Пока ничего страшного, но есть неприятный момент.

– Тогда начинай с самого начала.

– С самого начала не нужно, – протянула Таисия. – О визите первого полицейского, который бывший, он тебе говорил?

– Да.

– Так вот, та встреча меня не взволновала…

– А должна была? – зачем-то перебила её Карина.

Но Таисия не стала обращать на это внимания и просто ответила:

– Нет, не должна. Тот полицейский, Русинов, задал вопросы, которые я ожидала, и получил ответы, которые я давным-давно подготовила. У него не было ничего, кроме потревоженного эго, и когда мы расстались, я была уверена, что больше никогда его не увижу.

– Но Русинов продолжил копать?

– Я не знаю, что он делал дальше, – резковато ответила Таисия. – Русинов ушёл, и больше я его не видела. Он не звонил, не писал, никак себя не проявлял. Он исчез из моей жизни, но, да – возможно, продолжил копать. Если честно, я успела выкинуть его из головы, однако два дня назад ко мне пришёл другой полицейский – Вербин. Уже действующий. И сказал, что Русинова убили.

– Как?

О смерти Павла Русинова Карина знала, её интересовали детали.

– Глухая подмосковная трасса, два удара ножом, перерезанные бедренные артерии. – Друзья Таисии сообщили ей некоторые подробности случившегося. – Ничего не напоминает?

– Вот почему Вербин заинтересовался убийством Вени, – едва слышно произнесла Карина.

Очень тихо произнесла, но Таисия услышала.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что наш с тобой новый приятель оказался весьма энергичным и въедливым полицейским.

– Он приходил к тебе? – догадалась Таисия.

– Да.

– Когда?

– Сегодня.

– Но как?

– А ты не догадываешься?

– Не-е… – А через мгновение Таисия широко распахнула глаза. – Что? Убийство Вени? Теперь его интересует убийство Вени?

– Именно так: Вербин поднял материалы на тебя, узнал, что мы с тобой проходили свидетелями в том уголовном деле, и пришёл ко мне.

– Зачем?

– Узнать, какая ты стерва, – не сдержалась Карина.

– Не сомневаюсь, что это ему удалось, – огрызнулась в ответ Таисия. – А если серьёзно?

– Если серьёзно, ты сама должна понимать: он расспрашивал о тебе, о книге и о Вене. В общем, мне пришлось пережить не самый приятный час. Эмоционально неприятный. Что же касается того, о чём ты хочешь спросить, то нет: у него нет ничего, кроме подозрений. Вербин, конечно, с радостью предъявил бы нам хоть что-нибудь, но взять неоткуда. Поэтому слушай внимательно и делай, как я говорю: держи себя в руках и скоро всё это закончится.

– Ты уверена, что неоткуда?

Карина удивлённо приподняла брови:

– А ты?

– Русинова ведь убили, – тихо, но твёрдо напомнила Таисия.

На этот вопрос Карина давно подготовила ответ:

– Во-первых, не факт, что его убили из-за визита к тебе. Во-вторых, пусть полицейские с этим разбираются, им за это зарплату платят.

– Вот они и разбираются, – вздохнула Таисия. – Узнали, что Русинов интересовался книгой, и тянут за эту нить.

– Только за эту?

– Насколько я поняла, они рассматривают все версии и эту в том числе.

– Они серьёзно думают, что ты зарезала бывшего полицейского за то, что он задавал тебе вопросы о книге?

– Да, звучит бредово. – Таисия передёрнула плечами.

– А ты его зарезала?

– Ты смеёшься?

– Я спрашиваю. – Карина чуть повысила голос.

– Нет, конечно.

– Получается, тебе не о чем беспокоиться.

– Ну… – Таисия вновь дёрнула плечом. – Вербин был у Эма…

– Эм – это твой издатель?

– Да. Эммануил Тюльпанов.

– И о чём они говорили?

– Эм сказал, что это был странный разговор. Вербин расспрашивал о книге: как она была написана, как её редактировали, как я себя вела в процессе работы с редакторами и корректорами. Ну и всё такое.

Карина промолчала. Однако сделала это настолько красноречиво, что Таисия тихо выругалась. Но от комментариев воздержалась и продолжила рассказ:

– Потом он был у Серёжи Блинова – с теми же расспросами. Тут я не выдержала, приехала к нему и всё высказала.

– Прямо в лицо?

– Да.

– Зачем? – не поняла Карина.

– Я была возмущена!

– Твоё возмущение понятно, но оно ничего не изменит. Только укрепит подозрения.

– Подозрения в чём? Я же сказала, что не убивала Русинова!

Последний возглас получился чересчур эмоциональным и громким. Воскликнув, Таисия мгновенно опомнилась и огляделась, с облегчением увидев, что ближайшие лавочки пусты, прохожих нет и её никто не услышал.

– Вербин спрашивал про алиби?

– Я сама сказала, что предоставлю его.

– Но он не спрашивал?

– Нет.

– Значит, Вербин понимает, что ты не убивала.

В устах прагматичной Карины утверждение прозвучало очень веско. Но, как показалось Таисии, не совсем закончено.

– И всё? – спросила она.

– Что «и всё»? – не поняла Карина.

– Это единственное, что он понимает? – поинтересовалась Таисия таким тоном, будто Карина была или начальницей Вербина, или умела читать его мысли.

И в этом была вся она.

– Отличный вопрос, а главное – абсолютно логичный. – С улыбкой, как в старые добрые времена, ответила Карина. – Да, Тая, Вербин пришёл к тебе не потому, что думает, что ты убила Русакова.

– Русинова.

– Непринципиально, – махнула рукой Карина. – Вербин пришёл к тебе с той же целью, что и Русинов – его интересует книга. Только у Вербина, в отличие от Русинова, есть полномочия. И он будет тебя прессовать.

– Как долго?

– Как только Вербин убедится, что всё написанное в твоём романе – авторский вымысел, он исчезнет. А до тех пор нас ждут немного нервные дни.

– Нас? – переспросила Таисия.

– Нас, – спокойно подтвердила Карина.

– Спасибо.

– За что?

Таисия не сомневалась в том, что Карина знает, за что она её поблагодарила, поэтому ответила коротко:

– За этот разговор.

За то, что он вообще состоялся. И за то, что Карина позвонила сама.

– Разговор был нужен, – очень медленно ответила Карина.

– Всё равно спасибо.

Карина посмотрела на часы, дав понять, что их время подошло к концу, но вместо того, чтобы подняться, негромко, но очень твёрдо и уверенно, в своей манере, произнесла:

– Тая, ты сейчас взволнована, поэтому видишь некоторые вещи в неправильном свете. Наш разговор состоялся потому, что должен был состояться. Он был в равной степени нужен и мне, и тебе. Но он ничего не поменяет в наших отношениях, я буду ненавидеть тебя до конца жизни. Своей жизни, потому что если ты умрёшь раньше, я продолжу тебя ненавидеть и буду иногда приходить плевать на твою могилу.

* * *

«Но, как ни старайся, успеть всё задуманное в течение одной Ночи невероятно сложно. Приходится делать „заготовки“. В прошлый раз их было две, на этот раз получилось обойтись одной. Что такое „заготовка“? Это жертва, с которой предварительные процедуры я провожу заранее, а убиваю последней или предпоследней, чтобы не тратить драгоценные часы Ночи.

На этот раз „заготовкой“ стал мужчина. Тоже одинокий – да, увы, в этом я часто повторяюсь, но таковы требования: одиноких людей проще выследить, и они более склонны к стабильному распорядку дня, что для меня крайне важно. Я стараюсь выбирать одиноких людей, зато других повторов практически не встречается, тем более – в способах убийства. Пять жертв – пять способов – пять жизней. Наверное, можно было бы сказать: пять смертей, но я не приношу людям смерть, я забираю их жизни. Это очень важное различие, имеющее огромное значение для моего восприятия Ночи. И того, что я делаю. Я ничего не даю, я ничего не приношу, я не разносчик пиццы. Я забираю. Беру то, что назвал своим – их жизни, обретая невероятное внутреннее равновесие и силу.

Так вот, „заготовка“.

Мужчина заканчивал работу в пять, дома всегда оказывался в половине седьмого. По дороге никогда никуда не заходил, потому что всё, что требовалось для жизни, заказывал на дом.

Я встретил его у подъезда под видом курьера. Вы обращаете внимание на курьеров, которые входят в дом вместе с вами? Вот и он не обратил. Как и на то, что я вышел на его этаже. К тому же я первым нажал на кнопку в лифте, так что всё выглядело более чем естественно. Я знал, что его квартира налево. Поэтому сделал шаг вправо, заодно убедился, что на площадке спокойно, ну, разве что соседи следят за происходящим в дверные „глазки“… Но зачем? Их ведь не предупредили, что сегодня на этаже разыграется сцена из блокбастера. Вы часто смотрите в дверные „глазки“ без причины? Вот и они не стали. Я сделал шаг вправо, бесшумно повернулся и в тот миг, когда мужчина открыл дверь, втолкнул его в прихожую, одновременно делая укол в шею.

Препарат действовал быстро, но не молниеносно, требовалось некоторое время удерживать жертву, не позволяя ей закричать или начать сопротивляться. Я знал, как правильно провести захват, и был сильнее выбранного для этой Ночи мужчины, поэтому всё прошло так, как задумано: несколько секунд мы почти бесшумно боролись в прихожей, после чего он затих, а я закрыл дверь и пару долгих минут наблюдал за площадкой в „глазок“. Никого.

Убедившись, что наша возня не привлекла внимания соседей, я снял с мужчины куртку и ботинки, втащил в гостиную, достал из сумки скотч и тщательно связал. И заклеил рот. Была, конечно, вероятность, что мужчина задохнётся, но то был рассчитанный риск, в конце концов, даже если он задохнётся, то всё равно умрёт в эту Ночь. По идее, после укола он должен спать до моего возвращения, но рассчитать до минуты время его пробуждения и моего возвращения невозможно, а я не хотел, чтобы, проснувшись, он начал орать и звать на помощь.

Проверив, надёжно ли он связан, я сказал „заготовке“:

– Бывай.

Взял телефон, ключи, снова посмотрел в „глазок“, убедившись, что на площадке по-прежнему никого, и отправился по первому адресу. И надо сказать, что телефон я взял не зря: примерно через час после того, как я покинул квартиру, позвонил курьер и спросил, почему я не открываю? Я ответил, что пришлось ненадолго отъехать по срочному делу, и попросил оставить заказ возле двери, понадеявшись, что мужчина иногда так делал и соседи не заподозрят неладное.

Вернулся я спустя несколько часов и три забранные жизни. Вошёл в подъезд, воспользовавшись ключами „заготовки“, на лифте поднялся на этаж выше, спустился по лестнице, вновь проверил, нет ли кого на площадке, и только после этого зашёл в квартиру. Из прихожей услышал мычание: мужчина проснулся и пытался звать на помощь. Он даже хотел подползти к входной двери, я понял это по тому, что мужчина лежал не в том положении, в котором я его оставил. Хорошая попытка, только он не заметил, что я примотал его ноги к тяжёлому дивану, сдвинуть который у него не получилось.

Я присел на корточки и несколько секунд смотрел „заготовке“ в глаза. Я не хотел ничего говорить. Почему-то сейчас, после трёх жертв, у меня возникло именно такое желание – помолчать. Просто посидеть и помолчать с тем, кому выпало стать четвёртым. И в самом деле, не стану же я объяснять, что хочу забрать его жизнь. А главное, почему я хочу забрать его жизнь. Сейчас мне достаточно было смотреть ему в глаза, слушать жалобный скулёж и молчать.

Затем я отсоединил жертву от дивана и подтащил к окну. Семнадцатый этаж. Идеально для того, что я задумал.

– Это твои последние мгновения, – сказал я, открывая окно. – Постарайся думать о чём-то хорошем. Ведь в твоей жизни было хоть что-то хорошее?

Он не ответил, задёргался ещё сильнее, замычал громче, но изменить ничего не мог…»

Ещё одно тщательно описанное убийство. Оно произошло глухой ночью, тело упало рядом с домом, кто-то из соседей слышал удар, кто-то даже выглянул в окно, но зимняя ночь умеет хранить тайны – никто ничего не заметил. Или потом сказал, что не заметил. Поэтому тело обнаружили примерно через три часа, что позволило убийце спокойно скрыться.

Ни мотива, ни подозреваемых… Как и во всех остальных убийствах той ночи.

Или той Ночи.

Вербин убрал книгу в сумку, достал телефон и набрал номер Блинова.

– Сергей, здравствуйте, это Феликс Вербин, Московский уголовный розыск. Мы встречались на днях.

– Я вас помню, Феликс. – Блинов говорил спокойно, Вербин не услышал в голосе собеседника даже намёка на волнение.

– Сергей, я звоню напомнить о вашем обещании.

– Я, вроде, ничего…

– Исходный файл романа Таисии Калачёвой, – мягко произнёс Вербин. – Вы обещали его прислать.

Он догадывался, что Блинов захочет «забыть» об обещании, поэтому остался абсолютно спокоен.

– Ах, да, первая рукопись! Феликс, простите, я совершенно запамятовал о вашей просьбе и ещё не искал.

Тон показался искренним, но для Вербина не имело значения, специально Блинов не стал искать файл или действительно забыл.

– Ничего страшного, Сергей, это не срочно. Вы поищете сегодня?

– Сегодня или завтра – обязательно. Я сейчас не совсем дома и не уверен, что окажусь у компьютера достаточно рано.

– Понимаю. Но буду благодарен, если поищете.

– Конечно.

– Спасибо.

Может, и правда забыл. Встреча с полицейским заставляет людей волноваться, и нет ничего странного в том, что просьба осталась без должного внимания. Тем более Блинов человек творческий, а большинству таких людей чужды и обязательность, и пунктуальность.

Феликс посмотрел на часы и вышел из машины, в которой провёл последние двадцать минут: не хотел являться к Марии Черновой, сестре Вениамина Колпацкого, на полчаса раньше срока.

Пообщавшись с Таисией и Кариной, Вербин понял не только то, что молодые женщины недолюбливают друг друга, но и то, что они недоговаривают. Обе. Судя по всему – не сговариваясь. Поэтому Феликс захотел узнать больше – об обеих, и он предположил, что сестра связавшего молодых женщин Вениамина может стать источником важной информации.

– Спасибо, что не стали тревожить отца.

Их мать умерла через год после смерти сына, не вынесла горя, и выбирая, к кому обратиться: сестре или отцу, Феликс учёл этот факт. В первую очередь учёл его. А во вторую, решил, что сестра, почти ровесница, должна лучше разбираться в личной жизни Вениамина и больше о ней знать.

– Папа держится, но ему было бы намного тяжелее вспоминать Веню, чем мне.

– Спасибо, что согласились встретиться.

– Только я так и не поняла, для чего мы встречаемся? Вы снова открыли то дело? Появился подозреваемый?

Мария Чернова была домохозяйкой, пригласила Вербина в квартиру в новом доме, и сейчас они пили кофе в большой, очень чистой кухне.

– Лгать не буду: новой версии убийства вашего брата не появилось, – ответил Феликс. – В настоящее время я расследую другое уголовное дело, которое, возможно, я подчёркиваю – возможно! – может оказаться связано с убийством Вениамина. Я не хочу давать вам ложную надежду и уж тем более обещать что-то, но вы очень поможете, ответив на мои вопросы.

– Как эти дела могут быть связаны?

– Похожий почерк.

– Ага… – Мария посмотрела на свою чашку. – Я поняла, что вы имеете в виду: тот же убийца?

– Об этом рано говорить.

– Я поняла. – Она взяла с крючка полотенце и вытерла руки. – Что вы хотите знать?

– Как вы можете охарактеризовать взаимоотношения Вениамина и Карины? – Вербин раскрыл записную книжку.

– При чём здесь Карина? – искренне удивилась Чернова. – Вы её подозреваете?

Феликс тихонько вздохнул.

– Мария, некоторые мои вопросы покажутся вам странными или ненужными, но я не смогу объяснить, почему их задаю. И очень рассчитываю на ваше понимание. И ваше сотрудничество.

– Ага, – повторила женщина. – Конечно.

– Как бы вы охарактеризовали отношения Вениамина и Карины?

– Идеальные.

Вербин поднял бровь.

– Я не шучу, – твёрдо произнесла Мария, заметив недоверие Феликса. – Не знаю, была ли это любовь с первого взгляда, Веня уверял, что да, но вы ведь понимаете, что всё бывает по-разному, да и не важно, какой взгляд, первый или второй. Важно то, что они идеально подходили друг другу. Хотя были абсолютно разными. Веня был открытым, немного наивным и достаточно доверчивым. Вы ведь понимаете, что таким людям сложно в нашем мире, и потому я надеялась, что он встретит женщину вроде Карины – она прагматичная, умная, цепкая, хладнокровная. Эти качества можно оценивать по-разному, но они помогают добиваться успеха. Мой брат ими не обладал, хотя умом его природа не обделила, окажись он с этой жизнью один на один, получал бы плюхи, и слева, и справа. Его бы обманывали, использовали и не позволяли добиться того, чего Веня действительно заслуживал. Карина прекрасно это понимала и умело направляла брата. С ней он бы далеко пошёл, и так, поверьте, говорила не только я.

– Вас это не смущало?

– Что Карина управляла Веней?

– Да.

– Она его любила, – вздохнула Мария. – Это было настолько очевидно, что я прощала ей все выходки, на которые Карина большая мастерица, закрывала глаза на её невыносимый характер и всегда защищала: Карина без памяти любила моего брата, и он был с ней счастлив. Вы с ней говорили?

– Да.

– Значит, вы уже поняли, что Карина довольно жёсткий человек, циничный, прагматичный, таким обычно плевать на окружающих, и ей действительно плевать. Она холодна как лёд. Но Веню обожала. Она за него глотку кому угодно перегрызла бы. И при этом Карина брата уважала. Она понимала, что одно дело – характер, и совсем другое – мозги. А мозги у Вени были.

– Можно сказать, что Карина была манипулятором?

– Она очень ловкий манипулятор, – подтвердила Мария. – Но у них всё было открыто. Думаю, они это обсуждали. Повторю: Веня был прирождённым «подкаблучником», но не дураком, он понимал, как выстраиваются их отношения, и они его устраивали. Карина же, при всей своей жёсткости, не авторитарная идиотка, требующая, чтобы всё всегда было так, как она скажет. Она давала советы, и, обжёгшись пару раз, Веня понял, что лучше им следовать. И они прекрасно удовлетворяли друг друга в постели.

– Веня рассказал? – тихо поинтересовался Вербин.

– Да. С Кариной у нас были очень хорошие отношения, но об этом она никогда не распространялась.

Говорила Мария твёрдо, держалась уверенно, суждения выдавала продуманные, временами циничные, и Феликс понял, что в какие-то моменты Чернова напоминает ему Карину. Видимо, так оно и было, что объясняло отношение Марии и то, почему она с таким спокойствием передала тюфяка-брата в руки Карины – она отдала его своему клону.

– Вы сказали: были очень хорошие отношения, – заметил Вербин.

– К сожалению, обида на Веню перешла на меня. – Чернова не сомневалась, что Феликсу известно, о какой обиде идёт речь. – Во всяком случае, я не вижу других причин, которые бы заставили Карину перестать со мной общаться.

– А вы перестали?

– Сразу же. Карина была на похоронах, но держалась в стороне. Она помогла нам, но на поминки не поехала. Потом я позвала её на девять дней, Карина сказала, что не сможет, и с тех пор мы не общались.

– На сорок дней не звали?

– Она умеет считать.

Всё верно – клоны. Феликс с трудом сдержал неуместную улыбку.

– Таисия Калачёва на похоронах присутствовала?

– Да. Они ведь не только… – Мария пошевелила пальцами. – Веня с Таей были не только любовниками, причём неизвестно, как долго, но и друзьями. То есть они официально были очень хорошими друзьями.

– Как давно они знали друг друга?

– Компания сложилась ещё в институтские времена и существовала до смерти Вени. Общаются ли они сейчас, я не знаю, но Тая с Кариной вряд ли.

– А кто ещё входил в компанию?

– Это важно?

– Я пока не знаю. – Феликс провёл пальцем по исписанной странице записной книжки. – Но мне нужны эти детали, Мария Алексеевна. Мою работу можно сравнить с собиранием домика из деталей детского набора. Иногда детали сразу встают на место, иногда долго лежат в стороне, дожидаясь своего часа. А иногда не подходят и я их отбрасываю.

– А иногда вы отбрасываете подходящие детали.

– Не я.

Она промолчала. Он не мешал – вопрос был задан.

– Компания была очень тесной: Веня, Карина, Таисия – о них, как я понимаю, вы знаете.

– Да.

– Ещё Дарина, это сестра Карины, и Володя Пелек. Собственно, вокруг Володи всё и вертелось.

«Пять человек…» Взгляд Феликса на мгновение задержался на получившемся списке. «Пять человек. Как в ту Ночь, о которой написала Таисия…»

– Володя учился с Веней в одной группе, Карина – с ними на потоке.

– Как Володя отнёсся к смерти Вениамина?

– Вы ничего не знаете? – удивилась Мария.

– Поэтому мы с вами и встретились, – мягко напомнил Феликс.

– Но ведь вы говорили с Кариной и Таей?

– Да.

– Они ничего не рассказали?

Вербин помедлил, лихорадочно размышляя, какой ответ окажется правильным: нельзя дать понять Черновой, будто он подозревает, что Таисия и Карина о чём-то умолчали, лучше свалить оплошность на себя.

– Мы не сильно углублялись в те времена.

– Вы показались въедливым человеком.

– Видимо, я задавал не те вопросы.

– Видимо, да. – Она сделала глоток кофе. – Девять… Нет, простите, чуть меньше… Примерно восемь лет назад Володя погиб в автокатастрофе.

«Четыре человека…» На мгновение Вербину показалось, что появилась зацепка, но она лишь посмеялась над его надеждой и вновь исчезла.

– Вы, кстати, не среагировали на его фамилию, – заметила Чернова.

– А должен был?

– Вы телевизор смотрите?

– Скорее, на него смотрю. – Феликс позволил себе улыбку. – Он стоит в гостиной справа, как идти в спальню.

– Вы молодец.

– Спасибо.

– Но если бы вы смотрели телевизор, то наверняка знали бы, что Володя Пелек – сын Михаила Пелека, известного телеведущего. И не только телеведущего. Он в принципе очень известный человек.

– Я поищу в Сети, – пообещал Феликс.

– Восемь лет назад они возвращались с дачи и попали в жуткую автокатастрофу. Володя погиб, Тая отделалась ушибами…

«Наверное, тогда и заработала шрам…»

– То есть Таисия была девушкой Владимира Пелека? Или невестой?

– Скорее, невестой, – мгновенно ответила Чернова. – Володя познакомился с Таей на какой-то вечеринке, и они два года были неразлучны. Веня не сомневался, что они поженятся.

– Но катастрофа всё изменила?

– Да.

Вербин быстро просмотрел сделанные записи, поразмыслил над следующим вопросом, но всё-таки задал его:

– Вы верите, что Вениамин и Таисия были любовниками?

– Тая в этом призналась, – вздохнула Чернова. – А раз так, то верь, не верь – всё открылось.

– Меня интересует другое. – Феликс прищурился, задумчиво глядя на большой двустворчатый холодильник. – Представьте, что Таисия не призналась, а вы от кого-то услышали, что они любовники. Или могут ими быть. Вы бы поверили?

– Нет. – Марии не понадобилось время на обдумывание ответа. Ни секунды. – Я обрисовала вам характер брата, Феликс. Веня нашёл своё счастье, не собирался от него отказываться, и для меня, и для всех, кто их знал, стало полнейшей неожиданностью то, как он… Как Веня поступил с Кариной.

Неожиданно. И об этом стало известно только после его смерти. Точнее, благодаря его смерти.

«Благодаря его смерти?»

– То есть Вениамин не оказывал Таисии знаков внимания после гибели Владимира Пелека?

– Никаких знаков и даже намёков на знаки. К тому же… – Мария поджала губы. – Сплетни вас интересуют?

– Увы, да, – кивнул Вербин.

– Через некоторое время после гибели Володи появились слухи, что Тая стала девушкой его отца. Я не знаю, правда это или нет, Веня говорил, что это не его дело, но рассказывал, что Тая не оставила Пелека ни в больнице, ни потом.

А вот это интересно… не потому ли Таисия и Карина предпочли умолчать о Владимире и его отце? Стоп. Таисия, возможно, поэтому: мало кому понравится, что лезут в её личную жизнь. А вот Карина должна была упомянуть эту сплетню, сначала вскользь, потом, после уточняющего вопроса, со всеми известными ей подробностями. Феликс даже представил, как бы это прозвучало в исполнении Дубовой, и вновь едва сдержал улыбку. Да, из того, что он успел узнать о Карине и её отношении к Таисии, можно было сделать вывод, что она бы эту сплетню выложила обязательно. Но она промолчала. И даже солгала о том, как познакомилась с Таисией.

«Тут есть над чем подумать…»

– Таисия и отец Владимира появляются на людях вместе?

– До смерти Вени я об этом не слышала, а после потеряла с ними связь. – Мария помолчала. – Что же касается того, почему я об этом упомянула, то Веня рассказывал, что Тая по-прежнему вхожа в дом Пелека, и однажды обмолвился, что «на прежних условиях». Но сообразив, что ляпнул, замолчал и отказался развивать тему.

– Могло быть так, что Вениамин сам рассчитывал на внимание Таисии и ревновал её к Пелеку?

Чернова сверкнула глазами, и Феликс поспешил объясниться:

– Мария Алексеевна, у меня нет задачи очернить память вашего брата. Тем более обстоятельства, вы уж извините, указывают на то, что он сам справился с этой задачей. Но преступник до сих пор не найден. И, как я уже говорил, есть вероятность, что в результате моего расследования могут проясниться обстоятельства убийства вашего брата. А для этого мне нужно знать как можно больше подробностей. В том числе тех, которые вам не очень приятны. И я должен не только знать их, но и понимать.

– Да, конечно. – Фраза была произнесена достаточно спокойно, хотя по виду было ясно, что внутри Чернова вся кипит. – И я уже ответила: ничего в их поведении не говорило о том, что Веня неровно дышит к Тае.

Тем не менее свой последний день Колпацкий провёл у Калачёвой. Что это было? Длительная, тщательно скрываемая связь или неожиданно вспыхнувшая страсть? Заехал по какому-то делу к старой знакомой, слово за слово, Калачёва видит перед собой крепкого парня, а не опостылевшего старика, Колпацкий наверняка нет-нет, да поглядывал на красивую подружку, вот и сладилось. Возможно? Всё возможно, конечно.

– Мария Алексеевна, как бы вы охарактеризовали Таисию с точки зрения морали? – осторожно поинтересовался Вербин.

– Хотите знать, шлюха ли она?

– Вы вольны выбрать любое определение.

– Лично мы встречались не часто, но из того, что я видела и что рассказывал Веня, такой вывод сделать нельзя. – Черновой очевидно хотелось ответить иначе, но в память о брате она старалась быть с Вербиным честной. – Тая очень яркая, смешливая, весёлая, озорная, под настроение может пофлиртовать, но она не из тех, кто ляжет в постель к первому встречному.

– Спасибо за искренность.

– Я действительно хочу вам помочь, Феликс.

– Благодаря вам, Мария Алексеевна, у меня появилось много пищи для размышлений.

Чуть позже, остановившись у машины, Вербин вновь раскрыл записную книжку и внимательно посмотрел на слово: «ПЕЛЕК!», написанное крупными печатными буквами. Чернова сказала: телеведущий и очень известный человек. Но кто Пелек для них? Почему Таисия и Карина не упомянули ни о нём, ни о его сыне?

– Тут есть над чем подумать… – пробормотал Феликс, глядя на короткую надпись. – Тут есть над чем подумать…

* * *

– Ты действительно хорошо всё продумал?

– Смотря что вы имеете в виду, Михаил Семёнович, – предельно вежливо ответил Гриша. – Если…

– Сейчас я имею в виду твоё предложение Карине.

– Вы уже знаете?

– Пора бы привыкнуть, что я знаю всё, что мне интересно.

– Вы не считаете Карину хорошей партией? – Теперь голос стал не только вежливым, но и осторожным. А рыжеватый мужчина вдруг стал напоминать школьного хулигана, за шкирку приведённого в кабинет директора и лихорадочно вычисляющего, какие проступки уже известны, а какие ещё нет.

– Не всё так просто. – Профессор Пелек жестом разрешил Грише сесть в кресло, свёл перед собой пальцы и медленно произнёс: – Карина – прекрасная партия. Не блестящая, потому что она может предложить только себя. Но то, что она может предложить – великолепно.

– Правда?

– Да, всё так, как я сказал. Но у Карины характер железный, а у тебя – самовлюблённый. Вы будете постоянно скандалить, Гриша, нормальной жизни у вас не получится. – Старик покачал головой. – Ты это знаешь, ты далеко не дурак, но всё равно предложил Карине руку и сердце. Поэтому отвечай: что ты задумал?

– Я не задумал, – ещё более осторожно произнёс Гриша. – Я знаю, что блестящей партии у меня не будет.

– Не принижай себя, – строго приказал Пелек.

– И в мыслях не было, Михаил Семёнович, я просто в кои-то веки посмотрел на себя трезво и согласился с тем, что блестящая – по вашим меркам, партия мне не светит. – Гриша говорил без иронии или сарказма. И без самоуничижения. Говорил, что думал, поэтому профессор сказал себе, что дальше следует обходиться без строгого тона. – А с Кариной я давно, Михаил Семёнович, изучил её, и хочу её так же, как в первый раз. Нам комфортно вместе.

– Ты уверен, что вам комфортно вместе?

Пелек отчётливо выделил «вам».

– Вы сами сказали, что у неё железный характер, и были абсолютно правы. Если бы Карину не устраивало сложившееся положение вещей, она бы со мной не осталась.

– Разумно, – согласился профессор. – А что насчёт скандалов?

– Я знаю, что очень самовлюблённый и при этом не такой умный, как она. Карина тоже это знает и ведёт себя аккуратно, за прошедшие годы у нас случился всего один скандал, который мы быстро погасили. И ещё…

– У тебя есть перспектива, – перебил его Пелек. – Ты можешь стать основным наследником.

Гриша промолчал.

– Не волнуйся, я давно смирился с тем, что однажды умру и кто-то унаследует моё состояние. – Профессор улыбнулся.

– В этом случае имеет смысл думать о блестящей, по вашим меркам, партии, дядя, – тихо произнёс Гриша. – Но я не уверен, что смогу найти кого-то лучше Карины. Она не только сексуальна, она проницательна, прагматична и умна. И это ещё не все её достоинства. У меня пока хватает гонору не пользоваться всеми её советами, но это постепенно проходит, потому что когда я к ним прислушиваюсь – у меня всё получается.

– Но Карина в любой момент тебя бросит. – Пелек сделал вид, что не услышал реплики племянника. А фразу произнёс не строго, не грубовато, а с грустью, чем дал понять, что полностью разделяет мнение Гриши, но знает, что может помешать его счастью.

– Бросит, потому что я – не Веня?

– Да, Гриша, бросит, потому что ты – не Веня.

Они оба хорошо знали молодую женщину. И оба понимали, что её сердце до сих пор принадлежит обманувшему её мужчине. Обманувшему и умершему.

– Я не хочу терять Карину, Михаил Семёнович. Я боюсь её потерять.

– Любишь или привык?

Обмануть профессора Гриша не мог при всём желании – Пелек видел его насквозь, поэтому ответил честно:

– Я ещё не разобрался, Михаил Семёнович. Иногда кажется, что люблю…

– И надеешься на свадебный подарок от меня?

Гриша вздрогнул.

– Я знаю о твоих финансовых проблемах. – Пелек говорил без иронии или превосходства, говорил, как с любимым, но непутёвым родственником, вновь доставившим неприятности. – Рассчитываешь, что я помогу молодой семье?

– А вы не поможете?

Гриша ненавидел себя за то, что приходится унижаться перед стариком, но другого выхода не видел: он не хотел жить на одну зарплату. Пусть и неприлично большую.

– Помогу, конечно.

– Спасибо! – воскликнул Гриша.

Но тут же замолчал, поскольку Пелек поднял указательный палец, давая понять, что с этой темой покончено, и спросил:

– Это всё, о чём ты хотел поговорить?

– Нет. – Гриша вновь стал серьёзным. – Вы знаете, что к Тае приходил полицейский?

– Дважды.

– Первого убили.

– И что?

– Но… – Гриша на мгновение растерялся. А затем повторил таким тоном, будто решил, что старик его не понял. Или не расслышал. – Его убили!

– И теперь его бывшие коллеги заняты поиском преступника, – произнёс профессор. – Всё так, как должно быть.

– Всегда восхищался вашим хладнокровием, Михаил Семёнович, – пробормотал Гриша.

– Если бы я не умел сохранять хладнокровие, то ничего бы не добился.

– То есть мы не должны ничего предпринимать?

– Ровным счётом ничего, – уверенно подтвердил Пелек. – Только так мы сможем пройти сквозь эту Ночь.

– Сквозь какую ночь? – не понял Гриша.

– Это образное выражение, – объяснил профессор. В его голосе послышалось лёгкое сожаление о тугодумии племянника, но Гриша его не услышал. – Рано или поздно день заканчивается и наступает ночь, а ночь всегда таит угрозу. К тому же ночная тьма меняет людей: кто-то ломается, кто-то пытается убежать, кто-то погибает, а кто-то находит в себе силы пройти сквозь неё, сквозь Ночь, пройти любым способом. И вот для них вновь наступает день. Таков закон жизни, Гриша, его не изменить. Иногда, чтобы пройти сквозь Ночь, нужно драться. А иногда достаточно затаиться и дождаться рассвета. Ждать, когда чувствуешь свою силу, очень трудно, но иногда это выигрышная стратегия. А иногда – единственно выигрышная.

– Я понял, Михаил Семёнович, – медленно сказал Гриша. – И я буду делать всё, что вы скажете, чтобы пройти сквозь эту ночь.

– Но ты недоволен. – Пелек действительно читал племянника как открытую книгу. – И я хочу знать чем.

Гриша знал, что не удивит дядю, но никогда не позволял себе говорить об этом. Не смел влезать в отношения, которые его не касались, но сегодня не удержался. Понял, что можно сказать, и старик не разозлится.

– Вы очень много позволяете Таисии, Михаил Семёнович.

Гриша не ошибся: Пелек не разозлился. И не удивился. Он улыбнулся и мягко произнёс:

– Однажды ты поймёшь почему.

* * *

– Тебе Коля Шерстобитов рассказывал, как он поговорил с Катериной? – негромко спросил Шиповник, ещё до того, как Вербин устроился на стуле напротив него.

– Так точно, Егор Петрович, рассказывал, но кратко. Сказал, что о проблемах по бизнесу Катя не знает.

Феликс специально использовал этот оборот: «не знает», дав понять, что Паша мог что-то скрывать.

– Проблемы у них, конечно, были, проблемы всегда есть, гладко ведь только на бумаге, но мотива для убийства Шерстобитов не увидел. Нет в тех проблемах ничего столь серьёзного, чтобы заказывать Пашу. В личной жизни тоже всё чисто. Коля просмотрел все электронные почтовые ящики и мессенджеры, в общем, всю переписку Паши, и сказал, что налево он не ходил. – Шиповник бросил быстрый взгляд на Феликса. – Согласен с этим?

– У меня нет причин для подобных сомнений, Егор Петрович.

– А когда Паша с нами работал, ни о чём таком не говорили? Приключения не обсуждали?

– Нет. – Вербин вопросительно поднял бровь, намекая, что подполковник общался с Русиновым куда теснее его. Шиповник намёк понял и покачал головой:

– И я ничего такого не знаю, считал их с Катериной идеальной парой. – Пауза. – К тому же Коля закончил анализ перемещений телефона за последние три месяца, сопоставил все длительные пребывания на одном месте с рабочими делами и не нашёл ни одной подозрительной встречи. А значит, версию убийства из ревности можно не рассматривать.

– Я вижу, Коля большие силы бросил на это дело, – протянул Вербин, впечатлённый результатами работы коллеги.

– Они знают, что для нас дело важное и мы в долгу не останемся.

– Лучше бы таких долгов не возникало, – проворчал Феликс.

– Это точно, – вздохнул Шиповник и продолжил: – Сейчас Шерстобитов и его ребята отрабатывают дорожную ссору, но в неё мало кто верит.

Потому что других телефонов на месте убийства не было.

– И параллельно с дорожной ссорой плотно отрабатывают версию ограбления.

Потому что других телефонов на месте убийства не было.

– Ну, хоть машины они как следует проверят, вдруг действительно за что-нибудь зацепимся?

Но Шиповник слишком хорошо знал своего опера, прекрасно ориентировался в оттенках его голоса и догадался, что на самом деле хотел сказать Феликс.

– Я правильно понимаю, что твоя идиотская версия постепенно превращается в основную?

– И в ней появляются всё более и более интересные детали, – подтвердил Вербин.

– Например?

Спрашивать, читал ли подполковник роман, Феликс не стал, знал, что «не до того», поэтому начал с краткого объяснения.

– В книге Калачёвой описываются пять убийств, произошедшие в течение одной ночи. Убийства совершаются разными способами, в одном случае в качестве орудия используется нож. При этом подчёркивается, что преступник хорошо подготовлен, хладнокровен, заранее продумывает атаку и безукоризненно её выполняет. В романе он проникает в квартиру жертвы…

– Пашу убили ножом, – перебил его Шиповник.

– Убийца тщательно спланировал атаку и безукоризненно её провёл.

Несколько секунд подполковник обдумывал услышанное, после чего поинтересовался:

– Это единственное совпадение?

– Три года назад Таисия Калачёва проходила свидетелем по делу об убийстве Вениамина Колпацкого, жениха её близкой подруги.

– Не помню такого дела.

– Колпацкого убили в Подмосковье, – рассказал Феликс. – Поздним вечером, на пустынной, не часто используемой дороге. Преступник использовал нож.

– Продуманная и безукоризненно исполненная атака? – понял Шиповник.

– И при этом – никакого мотива. Во всяком случае, расследование его не обнаружило. Вениамин Колпацкий был честным, законопослушным и очень мирным человеком, у которого, наверное, даже в школе врагов не было. Тем не менее его заманили…

– Именно заманили? – вновь перебил Феликса начальник.

– Вениамин получал инструкции по эсэмэскам. Среди них был приказ явиться в то место и в то время.

– То есть один враг у него всё-таки был?

– Но найти его не удалось, – ответил Вербин. – Таким образом, я вижу три очень похожих убийства. О первом Таисия написала в романе, по второму делу проходила свидетелем, третье…

– Третье убийство связано с ней почерком и твоим разговором с Пашей.

– Подозрениями Паши, – уточнил Феликс.

Шиповник с ним согласился. Потёр шею, невидяще глядя на лежащую на столешнице авторучку, затем спросил:

– Другие интересные детали есть?

– Не настолько очевидные, как почерк убийцы, – ответил Вербин.

– Рассказывай.

– Первое. Карина Дубова – невеста Вениамина Колпацкого и подруга Таисии Калачёвой, которая тоже проходила свидетелем по делу Колпацкого, соврала о том, как познакомилась с Калачёвой.

– Ты это знаешь точно или показалось?

– Я сделал такой вывод во время разговора. Давить не стал, не увидел необходимости, но точно понял, что Дубова скрывает информацию.

– Какую именно?

– Что они с Калачёвой не просто познакомились в клубе, случайно оказавшись в одной компании, а через бывшего жениха Калачёвой по имени Владимир Пелек.

– Как Дубова рассказала тебе о знакомстве?

– Познакомились в клубе.

– А как должна была рассказать? – не понял Шиповник.

– Ну…

– Вот тебе и «ну». Она могла не захотеть углубляться в детали, решила, что это не важно, а запнулась перед ответом, потому что обдумывала: говорить или нет? Общаясь с нами, люди становятся осторожными.

– Это мне известно, Егор Петрович.

– Но ты всё равно будешь искать чёрную кошку в тёмной комнате?

– Я загляну в комнату, с вашего позволения, – ровным голосом произнёс Вербин. – Из любопытства.

– Хорошо. – Шиповник улыбнулся. А в следующее мгновение чуть нахмурился. – Пелек… Почему фамилия кажется мне знакомой?

– Говорят, его показывают по телевизору, но я ещё не проверял.

– Ты сказал Владимир Пелек?

– Он был женихом Таисии и погиб восемь лет назад. А по телевизору показывают его отца, Михаила Пелека. Поэтому вам знакома фамилия. – Вербин выдержал короткую паузу и ехидно добавил: – Не думал, что у вас есть время смотреть телевизор.

Подполковник ответил выразительным взглядом и задал следующий вопрос:

– То есть две подруги с интервалом в пять лет потеряли женихов?

– Очередная неочевидная, но интересная деталь. Я её ещё не обдумывал.

– Почему?

– Только что узнал, – развёл руками Феликс. – И сразу поспешил к вам.

– Это ты правильно сделал, – одобрил Шиповник. – Ладно, с Пелеком разберёмся. Но если Дубова и Калачёва познакомились через жениха Калачёвой, а жених погиб… Кстати как?

– Автокатастрофа.

– Не криминал?

– Нет.

– Значит, трагедия, тяжёлые воспоминания… Это может объяснить, почему Дубова не захотела углубляться в детали. Они ведь были друзьями?

– Очень близкими, как я понял.

– Ну, вот.

– Я пока ни в чём не подозреваю Дубову, просто отметил, что она не была со мной до конца откровенна, – негромко произнёс Вербин. – Помимо вопроса о знакомстве с Калачёвой, мне не понравились ещё два её ответа, но они могут быть вызваны её отношением к Калачёвой.

– Что не так с отношением? – быстро спросил подполковник.

– Дубова ненавидит Калачёву, поскольку та спала с её женихом.

– Хм… Это стало известно после его смерти?

– Так точно.

– Любопытно.

– Очень любопытно, Егор Петрович, потому что, по словам сестры Вениамина Колпацкого, у них с Дубовой были идеальные отношения. И бабником Колпацкий не являлся.

– Это ни о чём не говорит.

– Согласен, не говорит, но пищу для размышлений даёт. – Вербин заглянул в записную книжку. – Ещё я поговорил с издателем Калачёвой и её первым редактором.

– Это зачем? – не понял Шиповник.

– Спрашивал, могла ли она написать роман?

– А что не так с романом?

– В том то и дело, что всё так. Даже слишком так. – Феликс улыбнулся. – Это очень хорошая книга, написанная начитанным, глубоко образованным и очень опытным человеком, имеющим очевидный литературный дар.

– И что из перечисленного ты не нашёл в Калачёвой?

– В первую очередь – опыта, – ответил Вербин. – Остальное я не проверял, не было возможности, но не могу понять, откуда он мог взяться у молодой женщины, весьма далёкой от нашего с вами мира.

– Феликс, не говори ерунды, – поморщился Шиповник. – У неё наверняка были консультанты из числа сотрудников, они и помогли.

– Ну, да…

– Это единственное, что вызывало у тебя сомнения в авторстве Калачёвой?

– Я просто задавал вопросы, – буркнул Вербин.

– Ответы тебя удовлетворили?

– Нет.

– Я так и думал.

Однако строгость Шиповника была напускной: он знал, что во время расследования Феликс ставит под сомнение все факты, и подполковника такой подход устраивал.

– Эммануил Тюльпанов, издатель, прочитав рукопись, решил, что автор – полицейский, причём достаточно опытный, – рассказал Вербин. – У Сергея Блинова, редактора, первого человека, которому Калачёва показала рукопись, таких сомнений не возникло, однако мои расспросы заставили его начать сомневаться.

– Умеешь ты людей доставать.

– Ваша школа, Егор Петрович.

– Поговори мне.

– Извините.

Шиповник вновь потёр шею, не сводя взгляд с лежащей на столе авторучки.

– Накопал ты много интересного, но что с версией? Кто убил Пашу? Калачёва?

– Нет.

– Проверил её алиби?

– Да.

– Тогда кто?

– Как только у меня появится подозреваемый, вы первым о нём узнаете.

– Почему тебе интересно, кто в действительности написал книгу?

– С книги всё началось, Егор Петрович, с тех пяти убийств, которые произошли пять лет назад. И отсутствие результатов у Шерстобитова даёт ещё одно основание предполагать, что мы идём по правильному следу. Пашу убили, потому что он заинтересовался книгой Калачёвой, по-настоящему заинтересовался. Кто-то этого испугался и убил его.

– Стоп. – Шиповник выставил перед собой руки ладонями вперёд. – Не так быстро. Сейчас ты исходишь из того, что убийца, описанный в романе Калачёвой, существует на самом деле?

– Иначе зачем убивать Пашу? – задал логичный вопрос Феликс.

– Тут я согласен – незачем. Но если ты уверен, что всё дело в романе, то нужно понять, зачем он был написан.

– Калачёва – журналистка, то есть не чужда литературе и, возможно, всегда мечтала написать книгу. Но все хотят написать яркую книгу, запоминающуюся, на грани дозволенного или чуть-чуть за гранью. И есть откуда брать пример: вы видели фильм «Основной инстинкт»?

– Конечно.

Несколько мгновений полицейские смотрели друг на друга, затем Феликс осторожно предложил:

– Егор Петрович, давайте выкинем из головы ту сцену, которую мы с вами сейчас вспомнили, и сосредоточимся на главном.

На работе над версиями.

– Допустим, ты прав и Калачёва не справилась со своим зудом, с желанием написать скандальный роман. Тогда возникает следующий вопрос: Калачёва могла быть тем убийцей, которого описала в книге?

– Регентом?

– Да хоть Рентгеном. Она совершила те пять убийств?

Феликс едва заметно развёл руками:

– Сомневаюсь. – И попытался объяснить: – Пять лет назад произошло пять убийств, одно из которых я бы назвал исключительно мужским.

– Молоток? – догадался Шиповник.

– Молоток, – подтвердил Вербин. – Я допускаю, что женщина может схватиться за него во время ссоры, в состоянии аффекта, защищая себя, но сильно сомневаюсь, что она могла выбрать молоток орудием для хладнокровного предумышленного убийства.

– Ты забываешь, что в романе описан серийный убийца. – Читал Шиповник книгу или нет, Феликс так и не уточнил, но о ком в ней рассказывается, подполковник знал. – И если это женщина, то с большими психиатрическими проблемами. Так что не аргумент.

– Слабый аргумент. – Вербин решил не сдаваться.

Шиповник это понял и зашёл с другой стороны:

– А нож?

– Нож я принять готов. С натяжкой, но готов.

– В таком случае, почему не Калачёва? Убила, написала книгу, а когда Паша заинтересовался и стал копать так, как он умел, – запаниковала и убила его.

– У Калачёвой железобетонное алиби и на убийство Паши, и на убийство Колпацкого, – напомнил Феликс.

– У неё может быть сообщник?

– То есть у нас два убийцы? – уточнил Вербин.

– Ну, раз одного не хватает.

– Или же один – Регент, но Калачёва его хорошо знает, а главное, знает, что он – серийный убийца.

– И Регент позволил Калачёвой написать о себе книгу?

– Если это не первая его Ночь и Регент давно водит нас за нос, он мог захотеть продемонстрировать, какие мы идиоты. Это характерно для серийных убийц, безнаказанно действующих в течение длительного времени.

– Принимается, – решительно произнёс Шиповник. После чего взял со стола авторучку, повертел её и положил обратно. – В этом случае предполагаем, что Регент – мужчина. И это предположение снимает твои вопросы, так?

– И добавляет новые.

– До них мы ещё доберёмся, – пообещал подполковник. – Пока нужно прикинуть основную линию. Итак, Калачёва знает убийцу. Но кто это? Колпацкий?

– Колпацкий был тихим, скромным, миролюбивым, никогда не попадавшим в поле зрения правоохранительных органов человеком.

– Идеальное описание серийного убийцы.

– Именно, – согласился Феликс. – Но кто тогда убил Колпацкого? И за что?

Шиповник прокрутил в голове ход разговора и сделал единственно возможный вывод:

– Получается, Колпацкого убил «серийник»? Регент?

– За что?

– Кто из нас тут начальник? Я должен задавать такие вопросы, а ты – отвечать на них.

– Я их себе уже задавал, Егор Петрович, и пока не могу найти ответ, который бы меня устроил, – произнёс Вербин. – Вариантов два. Первый: Колпацкий каким-то образом узнал об убийце. Например, прочитал черновик Калачёвой, догадался, кого она имеет в виду, и стал задавать опасные вопросы. Калачёва рассказала об этом Регенту – Регент решил проблему. Второй: Колпацкий по каким-то причинам стал ненадёжным сообщником. Если он и в самом деле был таким, каким его описывают, у него могла проснуться совесть. И Регенту пришлось удалить слабое звено.

– Только два варианта?

– Остальные чересчур фантастические.

– Например?

– Например, что убийц было несколько. Точнее, пятеро.

– И Калачёва – одна из них?

– Так точно.

– М-м-м… – Подполковник вновь взял авторучку, но на этот раз вертел её чуть дольше. – Почему фантастическая?

– Во-первых, у меня нет пятерых подозреваемых, – ответил Вербин. – Во-вторых, мне трудно представить причину, по которой пятеро молодых ребят решили убить пятерых случайных, абсолютно неизвестных им людей.

– Заигрались?

– Заигрались во что?

– Ну, мало ли? – Шиповник понял, что с ходу эту версию не раскрыть, требуется время, а Феликс, хоть и назвал её фантастической, со счетов не сбрасывает, что подполковника вполне устраивало. – Нужно искать Регента в окружении Калачёвой.

– Этим и занимаюсь, Егор Петрович.

– Подвижки есть? Что тебе известно о её муже или постоянном партнёре?

– Официально Калачёва не замужем, – сообщил Вербин. – В социальных сетях о своей личной жизни не распространяется. На фотографиях с отдыха или путешествий она всегда одна или с подругами. Но мужчины её сопровождают.

– С чего ты взял?

– На некоторых фотографиях видны напитки на столе. Она такое пить не станет.

– Уверен?

– Абсолютно.

– Получается, Калачёва скрывает любовников?

– Не выставляет напоказ, – уточнил Вербин.

– Воспитание не позволяет?

– Или не хочет портить репутацию.

– Ты уверен, что мужчины всё время разные?

– Я пока ни в чём не уверен, Егор Петрович, но постараюсь отыскать кого-нибудь из её любовников.

– Надеюсь, что он у Калачёвой один и постоянный.

Потому что в этом случае он и станет главной мишенью.

Феликс пока не стал рассказывать о намёках Марии Черновой на то, что Таисия стала любовницей старшего Пелека – это предстояло проверить.

– Версия, кажется, вырисовывается.

– Да, Егор Петрович.

– Так. – Шиповник посмотрел сначала на часы – демонстративно, потом на Вербина – строго. – Первое: я потратил на тебя очень много своего драгоценного времени.

– За что вам отдельное и очень большое спасибо.

– Ещё бы ты не благодарил. Второе: чем ты опять недоволен?

Отнекиваться не имело смысла.

– Меня смущает одна деталь, Егор Петрович. Если бы Паша нашёл хоть какие-то улики, хоть что-то серьёзное, что могло указать на убийцу – он бы пришёл ко мне, он дураком не был. Если бы Паша почувствовал угрозу, он бы тоже пришёл ко мне – по той же самой причине. Но он не приходил и при этом не чувствовал опасности. Значит, Паша ничего не нашёл. И этот вывод подтверждается тем, что я вижу, двигаясь по его следам. А вижу я, что следов нет. Я веду расследование так, как должен был вести его Паша, но не встречаю следов его активности, понимаете, Егор Петрович?

Шиповник молча кивнул.

– Из чего можно сделать вывод, что Паша потоптался вокруг Калачёвой, но ничего не выяснил. За что, в таком случае, его убили?

– За то, что он потоптался вокруг Калачёвой? У Регента сдали нервы?

– Я понимаю, что в романе Калачёва его приукрасила, но не верю, что Регент мог запаниковать, – покачал головой Феликс. – Однако почерк убийства говорит о том, что это должен быть он.

– Книга, – сказал Шиповник. – Для чего она была написана?

– Чтобы посмеяться над нами, – повторил своё предположение Феликс.

– Если исходить из этого, то с книгой у Регента не получилось – наши её пропустили, приняв за обыкновенный триллер. Думаю, Регент обиделся.

– Если у него была такая цель, то точно обиделся, – согласился Вербин.

– И Пашу он убил для того, чтобы плюнуть в нас ещё раз.

– Калачёва выглядела по-настоящему изумлённой, – припомнил Феликс.

– Регент мог ей не рассказать. Как раз для того, чтобы при встрече с полицейскими она выглядела по-настоящему удивлённой.

– Пожалуй.

– Обращайся. – Шиповник взял авторучку, которая мозолила ему глаза весь разговор, и убрал её в ящик стола. – Теперь ты всем доволен?

– Я подумаю.

– Что планируешь делать?

– Сегодня у меня заседание книжного клуба.

– Что?

– Будем вдумчиво обсуждать с любителями литературы достоинства и недостатки романа Таисии Калачёвой «Пройти сквозь эту ночь», – невинно рассказал Вербин.

– Мне кажется, я слишком мало загружаю подчинённых работой, – вздохнул Шиповник.

* * *

Восемь лет… Восемь лет в России. Безвылазно, если не считать отпусков и поездок за границу на длинные выходные, а всё остальное время – Москва и ближнее Подмосковье, где находились дачи друзей и знакомых. Отъезжать от столицы слишком далеко Гриша не видел необходимости. Хотя, нет, периодически бывал в Сочи, но, как он признавался маме: «Исключительно в целях коммуникации: сотрудники летят – и мне приходится». Что же касается других мест, они Гришу совершенно не привлекали: сама мысль отправиться на рыбалку на Волгу, в горы Алтая, полюбоваться красотами священного Байкала или далёкой Камчатки вызывала у него кислую усмешку. Ничего из этого Гришу не интересовало. И не потому, что он не любил путешествовать, а потому что не хотел путешествовать по России. Он здесь не жил, а работал, а путешествовать по офису или цеху мало кто любит. Редкие люди «живут» на работе, увлекаются ею настолько, чтобы любить. Вот и Гриша не любил. И просто тянул лямку, дожидаясь…

Приза всей жизни.

Так он это называл. Немного вычурно, однако вычурность и пафос позволяли ему до сих пор тянуть лямку, а не бросить всё к чёртовой матери и не уехать туда, где он действительно хотел жить. Где вырос.

Именно вырос, потому что родился Гриша в Москве, в том самом роддоме, где через несколько лет появился на свет Володя Пелек – его двоюродный брат. Жизнь и карьера Алины Пелек – матери Гриши, должна была сложиться не хуже, чем у Михаила Семёновича, однако её муж решил поискать счастья за границей и, поделив с братом наследство, Алина отправилась в США. Семья не бедствовала, но особенных высот не достигла, уверенно задержавшись в позиции «high middle class», а при решении сложных вопросов всегда полагалась на богатого родственника. Именно благодаря Михаилу Семёновичу Гриша и две его сестры получили хорошее образование, а семья закрыла ипотеку за дом; благодаря Михаилу Семёновичу мужа Алины не выгоняли из Канзасского университета, где он преподавал английскую литературу, которой обучился в МГУ – связи позволяли, а сама Алина имела возможность не работать.

Отправившись на похороны Володи Пелека, они впервые за много лет пересекли океан и оказались в России. Выразили искренние соболезнования, посмотрели, как изменилась страна, оценили, чего за прошедшие годы добился Михаил Семёнович, и на семейном совете решили, что Грише необходимо переехать в Москву – «присмотреть за оставшимся совсем одиноким» дядей. К тому же, после всех свалившихся на него несчастий: автокатастрофы, больницы и смерти сына, Михаил Семёнович выглядел очень плохо и, казалось, долго не протянет. Американское семейство дало ему от силы год и не захотело оставлять наследство, которое должно было вот-вот упасть им в руки, без присмотра.

Гриша, разумеется, предложение принял, но потом часто спрашивал себя, согласился бы снова, зная, что «присмотр» затянется на восемь лет и неизвестно, сколько ещё продлится? Спрашивал, но ответа не находил. С другой стороны, жаловаться Грише было не на что: дядя устроил его на очень денежную работу, о которой в Америке выпускник Канзасского университета даже мечтать не мог, обеспечил жильём, неспешно посвящал в свои дела, но именно неспешно – умирать старый Пелек категорически отказывался.

Вместо того чтобы окончательно расклеиться, Михаил Семёнович постепенно пришёл в себя и вновь почувствовал вкус к жизни. Однако самое неприятное заключалось даже не в этом, а в том, что Гриша ни одного дня не чувствовал, что вожделенное наследство ему гарантировано. Это обстоятельство бесило его больше, чем необходимость жить в нелюбимой России, но приходилось терпеть. И Гриша терпел. Однако сейчас он оказался в неприятной чёрной полосе, которая с каждым днём становилась всё шире.

Сначала возникли финансовые проблемы и от капитала, которым он так гордился, остались жалкие крохи. Поправить дела можно было женитьбой, дядя когда-то пообещал ему подарок с шестью нулями на свадьбу, но Карина до сих пор не дала окончательного ответа. А вишенкой на торте стал полицейский, который уже добрался до Карины и скоро, в этом Гриша не сомневался, доберётся до него. Самым разумным было бы уехать из Москвы на время, но Гриша знал, что дядя сочтёт отъезд предательством, и тогда прощай наследство. И на свадебный подарок можно будет не рассчитывать.

Со всех сторон клин.

Однако на кону по-прежнему стояло всё, к чему Гриша шёл последние восемь лет, преодолевая себя, растаптывая свою гордость и заставляя себя жить в чужой стране. На кону стояло его будущее, и за это будущее Гриша был готов драться.

* * *

Естественно, как и все неофиты, Вербин предполагал, что заседание книжного клуба состоится в библиотеке. Где ещё имеет смысл проводить литературное мероприятие? И поэтому слегка удивился, когда Ангелина прислала ему адрес небольшого, очень уютного ресторанчика, удобно расположенного в Замоскворечье. В первую очередь, удобного тем, кто предпочёл приехать на метро, как Феликс, который, подумав, оставил машину у «Грязных небес». В результате не пришлось искать место для парковки и в заведение Вербин явился вовремя, даже чуть раньше указанного в приглашении времени. На входе узнал, что под заседание книжного клуба выделен отдельный зал, в дверях которого Феликса встретила Ангелина. Для вечера она выбрала платье тёмное, но летнее, достаточно открытое и чёрные туфли на высоких каблуках.

– Рада, что у вас получилось.

– Я ведь обещал.

– Полицейская служба непредсказуема, – рассмеялась в ответ молодая женщина. После чего взяла Вербина под руку и медленными шажками повела в зал. – Вас могли отвлечь неожиданно появившиеся и очень важные дела.

– Я ведь обещал, – повторил Феликс.

– И не поехали бы на место преступления?

– Это не важное дело, а обстоятельство непреодолимой силы, – мягко объяснил Вербин.

– Но вы ведь думали над вежливой причиной отказаться от визита?

Войдя в зал, они остановились и продолжили разговор, не обращая внимания ни на кого вокруг. При этом Ангелина продолжала держать Феликса под руку. Вербин не возражал.

– Хотите сказать, что мне здесь нечего делать?

– Хочу понять, что вы здесь делаете?

– Мне интересно мнение читателей о романе Таисии, – искренне ответил Вербин. Однако его честность не была оценена по достоинству. Или же Ангелина решила, что Феликс намеренно отделывается общими фразами.

– Почему?

– Потому что он – true crime.

– Вы собираете такие истории?

– Мне любопытна конкретно эта история.

– По какой причине?

– Книга хорошо написана.

– Не хотите говорить?

– Скорее, не могу.

Ангелина улыбнулась. Благодаря каблукам она доставала Вербину до подбородка, поэтому сейчас их лица оказались совсем близко, и женщина могла говорить очень тихо.

– Я рада, что вы пришли, Феликс. Мне очень приятно, что вы не отказались, не стали искать вежливый повод и не возникли обстоятельства непреодолимой силы. И мне очень приятно, что вам нужна эта встреча и я могу помочь в вашем расследовании. – Пауза. – Давайте начинать.

И только после этого отпустила его руку.

К этому моменту в зале собралось примерно двадцать человек, которых Ангелина поблагодарила за желание «скоротать прекрасный летний вечер в литературных застенках». После чего представила «кандидата на членство в нашем книжном клубе, который очень любит читать, но до сих пор занимался этим в гордом одиночестве». Феликсу пришлось подняться и раскланяться. Затем поблагодарила собравшихся за согласие вернуться к роману, который они уже обсуждали, и только после этого передала слово рыжеволосой женщине.

А усевшись рядом с Феликсом, прошептала ему на ухо:

– Саша – известный книжный блогер, одно из украшений нашего клуба. Она очень обрадовалась, что мы вернулись к роману Таи, и пообещала обязательно выступить.

Ответить Вербин не успел.

– Как вы помните, в прошлый раз моё выступление получилось недостаточно вразумительным и немного скомканным, – громко произнесла рыжая Саша, медленно оглядывая членов клуба. – Я честно к нему готовилась, но что-то помешало мне выразить мысли так, как я хотела. И лишь перечитав книгу, я поняла, почему тогда, после первого прочтения, выступила столь неудачно: это страшная книга. По-настоящему страшная, и мне не стыдно признаться, что я её боюсь. Сначала я подумала, что всё дело в true crime, в том, что все описанные Таисией преступления произошли в действительности. Выдуманные истории читаются намного легче и не оставляют на душе глубокий след, потому что знаешь, что все злодеяния – плод воображения автора. Но с true crime ситуация иная. При прочтении условность исчезает или делается совсем незаметной, и кажется, что все эти кровавые убийства произошли в соседнем подъезде. Или соседнем доме. С человеком, за которым ты иногда наблюдаешь из окна кухни… Ведь все мы видим людей, гуляющих с собаками. Или сами гуляем. Или покупаем пирожные к вечернему чаю. А некоторые из нас настолько одиноки, что действительно готовы завязать знакомство в лифте. Я боюсь книгу Таисии, потому что примеряла всё в ней описанное на себя, друзей, знакомых и неожиданно поняла, что каждый из них может стать жертвой. А пять человек, которых Таисия описала, жертвами стали…

– Убийца, – сказал мужчина, сидевший ближе всех к Саше.

– Да, – согласилась рыжая. – Не знаю, откуда Таисия взяла образ Регента: кто-то ей подсказал, нашла ли она этого персонажа в полицейском архиве или выдумала, но именно его образ, вкупе с true crime, сделали для меня книгу. Кстати, если Таисия выдумала Регента, то я готова назвать её гениальной. Но при этом – страшно гениальной. И «страшно» здесь не превосходная степень. Я не могу понять, как молодая девушка сумела описать настолько отвратительного по своей сути человека.

– И при этом не скатилась в ненужный натурализм.

– Да, это очень важно.

– А мне не нравится натурализм. Не понимаю, для чего авторы к нему прибегают.

– Не все авторы талантливы, как Таисия. Вот и приходится добавлять откровенных деталей, чтобы привлечь внимание читателей.

Вербин с удовольствием бы и дальше слушал Сашу, но собравшиеся явно устали от интересной, но длинной речи рыжеволосой, и захотели высказаться. Саша вернулась на своё место, и Ангелина жестом дала слово короткостриженой блондинке в модных очках.

– Когда я читала книгу первый раз, то была настроена весьма скептически. – Эту женщину Ангелина украшением не назвала, но блондинка себя таковой считала, говорила жеманно, иногда переигрывая. – Идея показалась мне интересной: успеть совершить пять убийств в течение одной ночи, но совершенно надуманной и «киношной» в плохом смысле слова. Я не поверила, что такое возможно, и удивилась, что на обложке написано true crime. Да, Регент тщательно готовил свои преступления и просчитал каждый шаг, но в жизни всегда есть место случаю, и любая оплошность не оставит от жёсткого графика камня на камне. Так я считала изначально. Но прочитав книгу, задумалась. И хотя моё выступление на первом обсуждение романа получилось не таким скомканным, как у Саши, внутри я пребывала в растерянности. После выступления на том заседании я собиралась взяться за другую книгу, но поняла, что не могу. Роман «Пройти сквозь эту ночь» меня не отпускал. И знаете, что было потом? Я сделала то, что не делала никогда в жизни: начертила таблицу и стала перечитывать книгу. Я заносила в таблицу все действия Регента, по минутам, как это описано в романе, проверяла, мог ли он перемещаться по Москве с такой скоростью, и когда поняла, что мог… Мне, как и Саше, стало страшно. То, что изначально показалось выдумкой, обрело реальные черты. Я смотрела на таблицу и понимала, что Регент мог совершить эти пять убийств. А потом я вспомнила, что он их совершил. – Блондинка покачала головой. – Он бесчеловечен.

– Очень холоден.

– Ужасен.

– Жесток.

– Разве жесток? – не согласился кто-то из мужчин.

– А разве нет? – удивилась блондинка. – Он ведь убийца.

– С этой точки зрения – да.

– Спасибо, что согласился.

– Но он ни разу не проявил жестокости.

– Убийство само по себе жестокость.

– Он человека молотком забил. Ты действительно считаешь что это недостаточно жестоко?

– Хм… Ну, один раз.

– Наш Славик немножко влюблён в Регента, – прошептала Ангелина. На этот раз её губы щекотали Вербину ухо. – Всегда его защищает.

– Немного странно.

– Согласна. Но что делать?

– Регент – психопат, – подала голос Саша.

– В каком смысле?

– Что значит «в каком смысле»? В клиническом. Поэтому и начал убивать.

– Как раз наоборот! – горячо возмутился Славик. – Вы вообще знаете, что такое психопатия?

– Я-то знаю.

– Из книжек?

– А вы?

– У меня брат – дипломированный психиатр!

Могло показаться, что спор вот-вот выйдет из-под контроля и перейдёт в стадию взаимных оскорблений, но по спокойствию Ангелины Феликс понял, что люди в книжном клубе собираются приличные, эмоции, конечно, туманят головы, но не настолько, чтобы перейти черту.

– Не хотите принять участие в дискуссии? – Кажется, Ангелине понравилось щекотать Вербину ухо.

– Жду подходящего момента.

– Это форма вежливого отказа?

– На этот раз – да.

– Почему?

– Мне важнее слушать. – Вербин склонился к уху молодой женщины, чтобы говорить совсем тихо и не мешать выступающим. – Я хочу понять роман Таисии, а чтобы что-то понять, нужно собрать информацию из самых разных источников. Ваш клуб стал одним из таких источников, за что я вам очень благодарен.

– Для чего к вам приходила Таисия?

В ответ – улыбка.

– Феликс?

– Давайте скажем так: true crime – довольно скользкая тема.

– А если конкретнее?

– Мы помешаем выступающим.

– Неподалёку есть неплохой бар.

– Неприлично уходить в разгар заседания.

– А мы и не уходим.

Ангелина улыбнулась и вновь сосредоточилась на выступлении. Вербин тоже, поскольку Славик поднял интересующую его тему.

– А вот я, ни в коей мере не отрицая того, о чём вы сказали, и тем более не оспаривая то, что вы почувствовали, хочу рассказать, почему образ Регента произвёл на вас столь сильное впечатление. Я тоже прочитал книгу дважды, сразу почувствовал то, о чём вы говорили…

– Ты ведь умный, – зачем-то сказала блондинка.

– Я этим не хвастаюсь, – парировал Славик. – И… мы ведь делимся ощущениями, а не соревнуемся в проницательности. Не так ли?

– Так.

– Смотря кто.

Поскольку заседание совмещалось с ужином, а ужин – с бокалом чего-нибудь подходящего, замечания становились всё более и более острыми. Но по-прежнему не выходили за рамки приличий. И Славик, к большому облегчению Вербина, не среагировал на прозвучавшую с противоположного конца стола колкость.

– Так вот, я спокойно воспринял идею, которая всех смутила – пять убийств в течение одной ночи. Замысел показался мне смелым и любопытным. Ну а то, что «киношным», то, извините, мы всё-таки художественный роман обсуждаем, пусть и основанный на реальных событиях. Кстати, напоминаю, что в реальности преступления не раскрыты, так что true crime в «Пройти сквозь эту ночь» достаточно условный. Но вернусь к своим впечатлениям. Меня тоже поразил образ Регента – очень живой, очень жёсткий и… Я согласен с прозвучавшим определением – бесчеловечный. Регент яркий, он напрочь забивает и полицейского, и следователя, и всех остальных персонажей, которые в таких книгах должны быть. Половина книги, если не больше, идёт от первого лица. Мы узнаём его мысли, его ощущения, мы следим за его действиями так, словно принимаем в них участие, и я хочу сказать, что мы фактически читаем мемуары Регента. Не думали об этом? Я не знаю, влюблена ли в него Таисия, до сих пор не могу понять, хотя прочитал книгу дважды, но абсолютно точно вижу, что она его уважает. Не восхищается, но уважает, признаёт его силу. Эпизоды Регента – самые яркие в книге, складывается ощущение, что линия расследования сделана только для того, чтобы оттенить его… крутизну. Извините за такое определение. Вот почему мы все, кто сразу, а кто нет, приходим к обсуждению Регента – это его книга.

– Книга о нём.

– Его книга, – повторил Славик. – Не знаю, чего хотела Таисия, но это не true crime, не детектив, не триллер, не расследование убийства, не фантазия на тему, как могло быть, а книга Регента, авторство которой зачем-то приписали Таисии Калачёвой. Этим роман привлекает, этим же отталкивает, этим он прекрасен и ужасен одновременно.

Закончив пылкую речь, Славик так резко опустился на стул, что показалось, будто его подсёк невидимый соперник. Опустился в полной тишине: члены клуба обдумывали услышанное.

– Пожалуй, – пробормотала блондинка.

– Интересная мысль.

– С этой точки зрения я на роман не смотрела, – произнесла Саша. – Славик, спасибо!

– Всегда пожалуйста.

– Но идея всё равно «киношная».

– Но ведь есть рабочий график!

«Книга Регента… – Вербин сделал пометку в записной книжке. – Интересно…»

А в следующее мгновение Ангелина поднялась на ноги, жестом попросила тишины и объявила:

– А теперь, по нашей доброй традиции, слово предоставляется новичку. Феликс, вам есть что сказать о романе, который вас, я это знаю точно, заинтриговал?

Вербин догадывался, что выступать придётся, но, как это часто бывает, предложение прозвучало неожиданно. А судя по ехидному взгляду Ангелины, она специально ждала, когда полицейский полностью погрузится в свои мысли.

– Феликс?

– Возможно, я покажусь чуть более приземлённым, чем вы ожидали, когда приглашали меня в клуб… Кстати, спасибо за приглашение… – Вербин выдержал короткую паузу. – Ангелина права: раньше я занимался чтением… в одиночестве… И очень редко делился мнением о прочитанных книгах даже в Сети. Поэтому сейчас скажу коротко, вы уж извините, и только о том, что меня действительно заинтересовало: замечание, что «Пройти сквозь эту ночь» – книга Регента. Не о нём, а его. И дело даже не в том, что его эпизоды написаны от первого лица. В них подробно описаны преступления, мысли и чувства преступника. И возникает вопрос…

– Как молодая женщина сумела в подробностях описать не только преступление, но и внутренний мир серийного убийцы? – закончил за Вербина Славик.

«Для чего это написано?» Вот что хотел знать Феликс. Мемуары или отчёт о проделанной работе, выполненный в художественной форме, – не имеет значения. Самый важный вопрос заключается в том, для чего это было написано? И как получилось, что книга Регента, а Вербин понял, что книгу следует называть именно так, была опубликована Таисией Калачёвой?

– Талант, – протянула блондинка. – Она безусловный талант.

– Это не ответ, – покачал головой Славик.

– Почему?

– Потому что талант – он о другом, а мне интересно, где она взяла информацию? Которую затем талантливо облекла в художественную форму.

– Хочешь познакомиться с Регентом? – рассмеялась Саша.

– Не отказался бы.

– А не боишься?

– Он не убивает знакомых.

– Боже, ты действительно это сказал?! – воскликнула блондинка.

– При свидетелях! – подтвердил разошедшийся Славик.

– Ангелина, давай позовём к нам Таисию? – предложила Саша. – Учитывая, какой интерес вызвал её роман, она наверняка согласится.

– Я не против. – Ангелина посмотрела на Вербина. – Или попробую придумать что-нибудь другое.

* * *

Дневная жара спала, но настоящей прохлады ночь не принесла. Ни настоящей прохлады, ни особенной свежести. Просто перестало быть жарко и стало очень тепло.

В такой горячий сезон возле всех пригодных для купания водоёмов полно людей и машин. Одни приезжают на весь день, располагаются с комфортом, не забыв о закусках и сумке-холодильнике с газировкой и пивом, и устраивают себе долгий, приятный отдых. Другие заскакивают в обед – быстро окунуться, чтобы хоть ненадолго избавиться от ощущения изнуряющей жары. Третьи оказываются на берегу после работы. А четвёртые – ещё позже, ближе к наступлению темноты, и приезжают они не на известные пляжи, а в укромные места, в которых можно купаться без риска быть увиденным посторонними, а значит, в любом виде, хоть в купальниках, хоть без. Вдоль рек и озёр таких местечек хватает, и местные, и дачники их знают, ну, те, кому это актуально, и если видят там машину – не подходят. Зачем мешать людям?

И ещё в уединённых местах редко случаются стычки. А если случаются, то чаще всего на почве ревности, когда кто-то кого-то застаёт в интересном положении. В таких случаях люди не стесняются: крики, обвинения, порой – драки, но то, что происходило в одном из укромных уголков сейчас, на подобную стычку не походило.

Это был самый настоящий бой, потому что кровь уже пролилась, но мужчину, что выскочил из машины, она не напугала. Как и боль от раны. Скорее, они его разозлили. И противник, черноволосый бородач, мужчину не напугал, хотя очень старался. Бородатый громко ругался, то и дело напрыгивал на мужчину, бешено размахивая ножом, но никак не мог нанести второй удар. Первый – в плечо, из которого теперь сочилась кровь, бородатый нанёс подло, исподтишка, и нанёс неудачно: хотел в корпус, чтобы вызвать серьёзную рану, но мужчина успел увернуться и лезвие попало в плечо. И продолжал уворачиваться, не позволяя ранить себя повторно. Но не убегал, а отступал и кружил вокруг машины, яростно щерясь, очевидно выжидая удобный момент для атаки. Мужчина был на полголовы выше бородатого бандита, шире в плечах, ножа не боялся, но и переть на него не планировал. Мужчина знал, что время работает на него, и вскоре это подтвердилось:

– Женя, я позвонила в полицию! – громко крикнула оставшаяся в машине женщина. И зачем-то помахала телефоном. – Они скоро приедут!

Услышав эти слова, бородатый злобно зарычал и предпринял последнюю попытку атаковать, но вновь безуспешно – мужчина отскочил. Поняв, что нападение провалилось, бородатый грязно выругался и бросился по тропинке прочь, в лес.

Преследовать его мужчина не стал, остановился, тяжело дыша, и наконец-то зажал рану на плече рукой. А убедившись, что шаги бородатого стихли, вернулся к машине.

– Женька, я…

– Ты пока внутри побудь, – перебил он жену. – Дверь не открывай, мало ли. – И, подумав, добавил: – Открой багажник, там аптечка лежит – перевяжусь…

– Я тебя перевяжу, – решительно произнесла женщина, после чего нажала на кнопку, открывая багажник, и вышла из машины.

Полицейский патруль подъехал примерно через двадцать минут.

* * *

От уютного ресторанчика, в котором проходило заседание книжного клуба, до «неплохого бара», который выбрала Ангелина, оказалось всего десять минут пешком. Сравнивать заведение с «Грязными небесами» Вербин не стал – они играли в разных лигах, но обратил внимание на то, что виски в стакане оказался именно тот, который был заказан.

– Как думаешь, у меня получится уговорить Таисию поучаствовать в заседании клуба? – спросила Ангелина, сделав глоток коктейля.

– Почему нет? – удивился Феликс. – Меня же ты уговорила.

– Ты сам этого хотел, – заметила Ангелина.

– Ты весьма энергична и умеешь добиваться своего. Не сомневаюсь, что получится.

– Спасибо за комплимент. – Она улыбнулась. – Но если у Таисии сейчас непростые времена, вдруг у неё не будет настроения общаться даже с преданными поклонниками?

– У Таисии непростые времена?

– Когда вы расставались, она не выглядела счастливой. – Молодая женщина посмотрела Вербину в глаза.

– Но встретив преданных поклонниц, Таисия повела себя профессионально, – припомнил Феликс.

– Да, не отказалась переброситься парой слов и сфотографироваться, – согласилась Ангелина. – Но, если ты и дальше будешь действовать ей на нервы, она может не выдержать.

– Ты называешь это «действовать на нервы»?

– А как называешь ты?

– Работой.

– А в жизни ты какой? – заинтересовалась женщина.

– В жизни я просто действую на нервы. Без повода.

– По крайней мере честный, – пробормотала Ангелина, сделав вид, что бормочет для себя, но голос, случайно конечно же, получился очень громким. – Теперь ты расскажешь, из-за чего прицепился к роману?

– Тебе нужно это знать?

– Мне понравилась книга, и я очень любопытная. – Она сделала глоток коктейля и оценила оставшийся в стакане Вербина виски: больше половины изначальной дозы. И во время ужина, в смысле, заседания книжного клуба, Феликс выпил мало, всего два бокала красного. – Знаешь, сейчас многие пишут книги. Создают, так сказать, контент. Появилось огромное количество авторов, писателей, литературных гениев, звёзд, которым прочат будущее, и звёзд, которые уже считают себя звёздами. Каждый год выходит огромное количество бумажных книг. Ещё больше электронных – в Сети. Только вот читать нечего.

– Брюзжишь, – заметил Вербин.

– Сколько современных книг ты прочитал за последние два года?

– Я не показатель, у меня времени нет.

– Ты читаешь, это видно. – Ангелина поняла, что Феликс уклоняется от ответа, но не обиделась. – По твоим суждениям, по тому, как ты выступил, и вообще – по тому, как ты говоришь.

– Сильно заметно?

– Читающего человека хорошо видно.

– Надо маскироваться, – пошутил Вербин. – Быть ближе к народу.

– Сколько книг? – повторила Ангелина.

– Одну.

– «Пройти сквозь эту ночь»?

– По долгу службы.

Она кивнула, показав, что благодарна за честный ответ, и рассказала:

– Я случайно на неё наткнулась. Даже не наткнулась – посоветовали. Стала читать и впервые за долгое время по-настоящему увлеклась книгой нашего автора. «Пройти сквозь эту ночь» – очень зрелая, сильная работа. Роман предельно жёсткий, но совсем не жестокий, и этим, наверное, страшен, в том числе этим, потому что когда начинаешь додумывать, каков Регент, когда он ведёт себя жестоко, а не жёстко, как в романе, делается особенно жутко. Но это потом. А когда я читала роман первый раз, то просто не могла оторваться. Знаешь, есть такой приём: очарование злом? Когда автор или сценарист сознательно делают отрицательного персонажа привлекательным. Есть голливудское правило: «Хороший злодей – шестьдесят процентов успеха фильма», но иногда авторы переигрывают, и злодеи затмевают главных героев, которые должны быть хорошими и становиться примером и образцом для подражания. Добро оказывается блёклым, а зло – привлекательным. Ему сочувствуешь. И даже становишься на его сторону. Нет, это происходит не за счёт сознательного принижения или унижения главного героя, это подлый приём, который мне не нравится. Такие книги или фильмы я не рассматриваю. Я говорю о случаях, когда главный злодей хорош сам по себе – как Регент. Он действительно хорош, потому что у него только один недостаток: он зверь. Полицейский, который за ним гоняется, создан по модному нынче шаблону: любящий покопаться в себе алкоголик с жуткой детской травмой. Таисия очень старалась, описывая его, но несмотря на все свои проблемы, а может, именно из-за них, полицейский не вызывает ни сочувствия, ни жалости. Так и хочется сказать: бросай пить, придурок, и стань уже нормальным! Зато Регент – чертовски хорош, если называть вещи своими именами. Рассказывая о его прошлом, Таисия показала, что Регент сумел справиться с проблемами, которые привели полицейского к алкогольной зависимости, и тем он вызывает страх и уважение. С другой стороны, может, не справился, а вместо алкоголя взялся за убийства? Если честно, я этого не поняла. Но я хотела, чтобы Регента взяли, понимаешь, что я имею в виду? Таисии удалось сплести историю так, что, с одной стороны, отрицательный персонаж тебя привлекает, с другой, ты хочешь, чтобы у него ничего не получилось и он оказался сурово наказан. На мой взгляд, это невероятное литературное достижение. Невероятное для дебюта.

– Получается, вполне вероятное.

– Получается, – согласилась, после паузы, Ангелина. – В общем, книга мне понравилась, и я стала искать информацию о ней. Удивилась, узнав, что её написала совсем молодая женщина. Подписалась на Таисию в соцсети и с нетерпением жду новой книги. Мне интересно её творчество. И она сама. – Ангелина помолчала. – Вот. – И улыбнулась. – С тобой я становлюсь разговорчивой.

– А обычно?

– Обычно всё это я бы произнесла на заседании клуба. – Она негромко рассмеялась.

– Там ты больше молчала.

– Готовилась к нашей встрече. – В её бокале оставался только лёд, но Ангелина отказалась повторять. – Хотела произвести хорошее впечатление.

– Мне приятно.

– Правда?

– А зачем лгать?

– Чтобы произвести хорошее впечатление.

– То есть эту речь тебе написала Саша?

Она рассмеялась и шутливо толкнула Вербина в плечо.

– Ты действуешь на нервы. Я имею в виду – по жизни.

– Спасибо.

– Тебе на самом деле был полезен этот визит? Или ты сказал так, чтобы не расстраивать меня?

– Скорее, да, чем нет.

– Что тебе дало понимание того, что роман – это книга Регента? Это важно?

– Я пока не знаю, – негромко ответил Феликс, глядя Ангелине в глаза.

– Это вежливое напоминание о тайне следствия?

Он взял ещё одну порцию виски, Ангелине, в свою очередь, пришлось согласиться на второй коктейль, и после этого продолжил:

– Скажем так: true crime – довольно скользкая тема. Если роман художественный, а не документальный, писателю всё равно не обойтись без авторского вымысла. Он додумывает персонажам мотивы, описывает события, которые по тем или иным причинам не вошли в материалы дела, но важны для истории. Художественная книга в ста случаях из ста содержит авторский вымысел, а учитывая, что мы говорим о романе в стиле true crime, этот факт имеет очень большое значение.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнула Ангелина. – Шилдик true crime не гарантирует стопроцентного совпадения с реальностью.

– Да. Но одно дело, когда преступление раскрыто, книга написана по материалам уголовного дела и суда, преступник известен и понёс наказание. И совсем другое, когда в реальности мы так и не узнали, кто убийца. И если писатель предложил оригинальный вариант раскрытия преступления – это вызывает интерес.

– То есть полиция не рассматривала версию, что описанные в романе убийства были совершены одним человеком?

– Нет.

– Почему?

– Потому что в полиции работает мало будущих писателей.

– Фантазии не хватило?

– Можно сказать и так.

– А когда Таисия предложила оригинальную версию, вы заинтересовались.

– Да.

– Потому что понравилась версия?

– Потому что официально считается, что в ту ночь, о которой написала Таисия, было совершено три убийства, – рассказал Феликс. – Два оставшихся были оформлены другими днями. Таисия нашла их и очень грамотно привязала к трём первым. Я думаю, она хотела, чтобы мы проверили её версию, но не ожидала, как будет проходить проверка.

– И как она проходит?

Ангелина натянуто улыбнулась, пытаясь сделать разговор чуть легче, однако Вербин остался серьёзен. И ответил как есть.

– Подобные проверки проходят неприятно для тех, кого проверяют.

– Поэтому Таисия была сначала злой, а потом расстроенной?

– Она ожидала, что мы придём и начнём расспрашивать, откуда она такая умная взялась? Мы пришли. Но копать мы начали не канаву, как она думала, а карьер.

– Вы занялись не только версией, но и тем, кто её выдвинул, – догадалась Ангелина.

– Таков порядок.

– Бедная Таисия.

– В действительности не так страшно, как звучит, но есть неприятные моменты. Морально неприятные.

– Ты встречался с её друзьями?

– Поговорил с несколькими, – кивнул Феликс.

– Ты кажешься корректным человеком.

– Сам факт моего визита способен смутить кого угодно.

– Пожалуй. – Ангелина вздохнула, отставила бокал, в котором оставалось больше половины напитка, и посмотрела на часы: – Я ещё никогда не возвращалась из клуба так поздно.

И улыбнулась.

И вновь – натянуто.

Назад: три года назад

Дальше: из романа «Сквозь другую ночь»