Глава 10

Люди, когда влюбляются, частенько бросаются фразами: «Я умру за тебя», «Я убью за тебя».

Я делал и то, и другое.

Но в высшей форме любовь — это найти в себе силы воспротивиться обстоятельствам и законам мироздания. Я осуществил нечто подобное ради Ольги, обернув время вспять.

Сейчас же ради меня то же самое сделала Великая Мать Кровь. Я получил от неё три величайших дара любви: кровь для очищения, волю и смелость для сопротивления наказанию Вселенной и наглядный пример, доказывающий, что можно избавиться от кровавого безумия и выжить. Последний, пожалуй, бесценный в моей ситуации.

С участием Великой Матери пламя разгорелась с новой силой. Изменился и его характер. Если до того пламя собственной крови меня согревало и в какой-то мере даже оберегало, то призыв восстановить вселенское равновесие всё изменил.

Огонь будто бы разделил меня на множество искр и каждую исследовал с фанатизмом сумасшедшего учёного. Лупа вселенского равновесия беспристрастно выворачивала наружу моё нутро, оценивая все мои поступки в нескольких жизнях. Что-то ей нравилось, и тогда пламя ласкало меня с материнской нежностью, отчего семя иссыхало и уменьшалось в размерах. Что-то вызвало у неё отторжение и гнев, и тогда я чувствовал, как тщательно закованное в доспехах из адамантия безумие начинало ворочаться и вырываться наружу, набирая силу.

На многих моих поступках лупа и вовсе пасовала, замирая и не зная, как реагировать. Припомнили мне и сохранённые легионы орденцев, и восстановление Обители, и спасение жены, и даже сохранение кладок аспидов, и возврат души аколарии атлантам. Причём все эти события отчего-то были определены со знаком минус.

Плевать, я жил, живу и буду жить так, как считаю правильным.

Ох, как не понравились мои мысли пламени. Огонь разгорелся с новой силой, пытаясь добраться до меня сквозь броню адамантия. Температура поднялась, чешуйки божественного металла плавились, стекая в лужу у моих ног. А адамантий всё продолжал сочиться из моих тела и души. Памятуя размер осколка адамантия, подселившегося ко мне добровольно, я сообразил, что даже крови Великой Матери может не хватить, чтобы освободить меня.

«Прости, адамантий, но сейчас мне придётся тебя выселить. Здесь я тебя не брошу. Верну домой».

Я и раньше мог порционно использовать адамантий, извлекая его из себя, те же свадебное кольцо для Ольги или защитная кольчуга для Тэймэй во время беременности были примерами. Но десорбция из собственных души и тела ста грамм или даже килограмма божественного металла — это не одно и тоже со скоростным выдворением из себя целого месторождения адамантия.

А ведь ко всему прочему, это нужно было сделать так, чтобы адамантий не остался в чужом мире, если я вдруг случайно отправлюсь на очередное свидание со Смертью.

Порталы были мне всё ещё подвластны, потому я открыл точку выхода над пустыней рядом с ещё одним осколком и принялся натурально сливать туда адамантий, как лаву из вулкана. Выглядел я примерно также, только в качестве кочегаров выступили Великая Мать и братья с сёстрами из Обители. Нужно было поторопиться.

Огонь постепенно терял свой жар и начал спадать, обнажая по частям моё многострадальное тело. Сейчас я уже мог видеть из кокона пламени побелевшие лица братьев и иссыхающее тело Великой Матери. Хитин её тела выглядел не лучше пергаментной бумаги, обожжённой солнцем и временем.

«Ну же, адамантий, родненький! Давай!»

Памятуя про наказание Вселенной в виде разрыва на части, я не стал сливать вместе оба осколка, чтобы хотя бы формально не нарушить запрет на воссоединение.

Раскалённый адамантий изливался водопадом серебра в родной мир, в то время как я чувствовал всё больше свободы. Вместе с тем приходило и внутреннее опустошение. Оказывается, я настолько привык к ехидному и всезнающему голосу божественного металла внутри, что чувствовал неудобство из-за его отсутствия. А ведь было время, когда я жаловался на сонм голосов в моей голове.

Первым упал на колено Агрима. Сейчас он был больше похож на иссушенный скелет, чем на себя прошлого.

— Первый, обрывай! — прокаркал я чужим незнакомым голосом, будто оплавленным раскалённым адамантием. — Двенадцатая, остановись! Остановитесь все!

Классический ритуал убийства кровавого отступника включал образцовую дуэль крови. Выживал тот, кто прав. Второй же платил полным опустошением и смертью, будь он — обвинитель или обвиняемый.

Но наш ритуал отличался от всех остальных. Обвинителем и обвиняемым был я сам. Все братья и сёстры были свидетелями. Им не было необходимости умирать ради меня. Потому я и кричал им обрывать связь.

Каждый обрыв охлаждал температуру пламени, замедляя скорость плавления и выхода из меня адамантия.

Последней, кто держал связь, была Великая Мать Кровь. Она уже не напоминала себя прежнюю. Опали витавшие когда-то вокруг неё кровавые ленты, тело напоминало хитиновый скелет, обтянутый кожей лишь в некоторых местах. Отчего-то даже уменьшился её ранее длинный и гибкий язык. Она давно уже стояла на одном колене, упираясь в песок, чтобы не завалиться.

Эту связь оборвал я сам. Весь адамантий убрать не удалось, но оставшийся не мешал мне двигаться. Девять десятых бывшего осколка сейчас застывали в пустыне серебряным озером. Осталась моя собственная кровь, которая не могла меня же и убить.

Пламя опало окончательно. Портал в Сашари схлопнулся. Я же рассматривал собственные руки, всё ещё покрытые чешуйками адамантия, но уже не цельнолитыми, а стёганными, словно кольчужными кольцами. Двигаться они не мешали, но защиту давали.

«Спасибо, что даже в таком виде пытаешься меня защитить», — осторожно провёл ладонью по телу, благодаря адамантий. Я знал, что он меня слышал, хоть и не мог ответить.

Слышать меня мог не только божественный металл, но и кое-кто другой.

— У тебя была возможность меня убить и восстановить твоё хвалёное равновесие. Но ты этого не сделала, — кричал я в небо. — Может, ты и была права, наказав меня за откат времени. Но пока я могу удерживать твой подарок к узде, смерти за мной нет, как и причин открывать на меня охоту! А потому вот тебе моё слово! Любой, кто придёт меня убивать на основании этого обвинения, столкнётся со справедливым ответом. Я больше не буду жертвенным бараном. Хватит!

В безоблачном синем небе загрохотал гром такой силы, что мы невольно вжали головы в плечи.

— Что же ты наделал… — проскрипел голос Великой Матери. — Зачем ты бросил ей вызов? Зачем? Мы скрывали тебя все… скрывали… А ты сам…

— Тш-ш-ш! — успокоил я Великую Мать. — Тише! Сейчас мы вас подлечим. А дальше поговорим.

Тело покровительницы было легче тополиного пуха. Казалось, она вовсе перестала сколько-либо весить, отдав всю себя ради моего спасения. И сейчас я баюкал богиню, как больное дитя. Не представляю, сколько ей понадобится крови для восстановления, но я знал, где ей устроить первую ванну.

— Братья и сёстры, — я обернулся к ослабевшим и исхудавшим товарищам. — Все мы верны кодексу, и все вы видели, что хоть семя кровавого безумия во мне есть, но вины за мной нет. Безумие не всегда приговор. Наша Великая Мать тому пример. Она его победила. Я же знаю ещё один пример, когда маг крови, имевший семя безумия в душе, защитил свой род от нападок и похоронил себя заживо, дабы не дать семени безумия даже шанса прорасти в его душе. Если придётся, я повторю его подвиг.

Мои пояснения были прерваны одним единственным словом от Комара:

«Началось!»

Я выругался, время шло на секунды. Хотелось бросить всех и уйти защищать свои земли. Но я не мог. Здесь тоже были свои. И они только что едва жизнями ради меня не пожертвовали. Они заслуживали объяснений.

— Вины за мной нет, но как вы понимаете, техносов и их цепного пса Саптаму это не остановит. Сама Вселенная не захотела запятнать свою честь моим убийством, а потому с лёгкостью разрешила стравить нас между собой. Только им не понять нас, наши души и наши убеждения. Мы не просто так живём её кодексом. А потому я попрошу вас быть свидетелями ещё раз. Саптама знает, где мой дом. И он пришёл за мной.

— Каким бы он ни был, но он для нас такой же брат, как и ты, — покачал головой Агрима. — Мы не будем принимать участия в его убийстве.

— Я об этом и не прошу. Это моя битва. Вас же я прошу быть свидетелями, чтобы он потом не попытался свалить на меня собственные деяния. Более чем уверен, он попробует устроить мне срыв. Кровавая баня стала бы отличным поводом для моего убийства. Я прошу вас не вмешиваться, а лишь наблюдать. Это для вас приемлемо?

— Да, — кивнул за всех Агрима. — В этом нет бесчестья. Это не нарушит кодекс.

— Тогда милости прошу во второй мой родной мир, колыбель Матушки Смерти.

Открывать пришлось сразу два портала. Первый в крипту рода Занзара прямиком к кровавому фонтану. Туда я уложил Великую Мать. Выглядело это немного странно, когда настоящая богиня лежала в чаше у ног статуи, изображавшей её же.

— Великая Мать, только не поглощай всю, — склонился я над покровительницей, целуя её в лоб. — Эта кровь питает не только тебя, но и моих предков. Время для пробуждения этой армии ещё не пришло.

Богиня ошалело оглядывалась по сторонам, разглядывая саркофаги. Но более всего удивление вызвала её собственная статуя.

— Род твоего нынешнего тела основал выходец из Обители?

— Да, — не стал я спорить. — Так что мы с вами связаны даже теснее, чем вы думаете. Отдыхайте, а я на встречу с последним братом.

— Но… — запротестовала было богиня, пытаясь выбраться из чаши фонтана, но тут же обессиленно упала обратно.

— Никаких «но»! До встречи!

Второй портал открыл уже на границу собственных земель, провожая братьев и сестёр по Обители. Встречали нас живописно, нацелив всё самое убойное на зеркало портала. Были здесь и знакомые лица Винограда, Комара, Кречета, так и множество незнакомых.

— Не атаковать! Свои! — крикнул я первым выходя из портала. — Они — свидетели. Будут контролировать, чтобы самоуправство Саптамы не вышло за пределы моих земель.

— Охереть свидетели! — выругался Комаро. — Каждый из них сильнее меня чуть ли не в половину!

«А должны бы вдвое, — подумалось мне. — Выходит, они тоже изрядно потратились на меня».

— А я тебе говорил, что благодать — это тупиковый путь развития, — криво улыбнулся я богу. — Вы тут знакомьтесь, а я пойду встречу гостя.

* * *

Великая Мать всё же последовала совету Трайодасана и какое-то время провела в чаше крови у подножия собственной статуи. Собственно, кровью эту жидкость можно было назвать с натяжкой. Нет, там были все необходимые компоненты, но не было главного — отпечатка силы и личности носителя. Как сказали бы техносы: «Это не еда, а питательный субстрат». Другими словами, силы восстанавливало отлично, но вкус имело отвратительнейший.

Однако же, засунув жалобы куда подальше, Высшая принялась осматриваться. Множество саркофагов, оплетённых кровеносными сосудами с постоянно циркулирующим субстратом, навевали мысли о вмешательстве техносов. Тюрьма? Ферма? Что это за место?

Нет, Великая Мать помнила просьбу Трайодосана не выпивать всю кровь и не убивать его личную армию, для которой ещё придёт время… Но что-то тревожило Высшую. Если в субстрате не было отпечатка силы, то в лежащих в саркофагах магах он был. И ещё какой.

Фон кровавого безумия невозможно было спутать ни с чем другим. Причём фон всех лежащих отличался от фона Трайодасана как ночь ото дня. Все местные лежальцы единожды, но поддавались кровавому безумию, в отличие от Тринадцатого. Тот пока ещё стойко держался, сопротивляясь «подарку» Вселенной.

Но почему их не уничтожили? Это была нормальная практика. Она сама возвела чистку рядов в абсолют. А здесь почти две сотни магов разного возраста, пола, были даже подростки… Все они лежали со спокойным почти блаженным выражением лиц, будто бы их не пленили, а усыпили и после поместили сюда.

Великая Мать невольно создала кровавые иглы, способные проникнуть сквозь саркофаги и оборвать жизнь свихнувшихся кровавых безумцев. Но в памяти то и дело всплывали слова Трайодасана, сказанные перед вызовом братьев и сестёр по Обители на встречу: «Верь мне! Я знаю, что делаю».

Только эти слова останавливали Высшую. Простояв так не меньше минуты, она деактивировала конструкт и ушла в Чертоги Высших. Ей нужны были свидетели. Причём желательно из двух лагерей.

* * *

Саптама выждал для приличия где-то около часа, прежде чем решил явиться на земли Тринадцатого.

Этого часа должно было хватить, чтобы Великая Мать Кровь увязла в битве, защищая своего любимчика, а тот в самый напряжённый момент бросил бы её, отправившись спасать свои земли.

«Хотел бы я увидеть её выражение лица, когда он бросит её, как и все остальные! Это было бы отдельным удовольствием!»

Ну да делу время, а потехе час.

Следовало подготовить живописную картину для встречи своего младшенького недобратца. В том, что он придёт, сомнений не было. Явился же он при прорыве гидр порталом, значит, какую-то связь местные с ним имели. Причём достаточно скоростную, раз он явился буквально через пару минут.

Саптама потянулся к местным источникам крови. Ещё в свой первый визит он запомнил, что здесь было много одарённых существ. Ему и его творениям такая кровь не помешает в качестве подпитки.

Но сейчас Саптаму ждал неприятный сюрприз. Если таковые источники и остались, то находились достаточно далеко. Поблизости же было лишь какое-то маломощное зверьё да… источник стихийной магии.

«Заранее, выходит, эвакуацию устроил, — хохотнул в предвкушении Саптама. — Ну-ну! Так даже интересней будет. Я же и издали могу потянуть!»

Но стоило ему потянуться к ближайшим аппетитным носителями крови, как пространство взорвалось магией. Она не просто фонтаном рванула в небо, накрывая местность куполом, но и где-то вдалеке слилась с другими накопителями стихийной магии, замыкая контур. Судя по медленно раскручивающейся воронке, кто-то решил устроить терраформирование в этом самом месте.

«А смысл? — не мог понять этого действия учёный. — Зачем гробить кусок материка, если я могу покинуть это место в любой момент? Или я просто не вовремя? А эвакуация потому и была проведена, чтобы не угробить людей?»

Мыслей было много, и постепенно Саптама склонялся к последним выводам.

«Надо же, как я не вовремя! Так всё хорошо рассчитал… Теперь снова придётся выжидать, а Творец не любит ждать».

Уже собираясь покинуть негостеприимное место, Саптама машинально отметил, как в мире появились одна за одной семь фигур, шесть из которых были уже знакомы ему. А вот седьмая тут же исчезла, чтобы вновь явиться уже напротив Саптамы.

— Ну здравствуй, братец!

Отправить