Глава 23

Ольга уже четверть часа наблюдала как Альфонсо Борромео пытался разбудить старенького дедулю в длинной ночной рубашке до пят небесно-голубого цвета и такого же цвета колпаке.

До этого они минут десять ещё пробивались с боем в хозяйские покои, требуя незамедлительного приёма от хранителя архива Геральдической службы.

Гвардии Борромео и Комариных не особо и сопротивлялись, кроме сухонького старичка-слуги, что заламывал руки и просил быть осторожнее с его господином.

— Его светлость работали на износ последнюю неделю и изволили отправиться в беспробудный сон на ближайшие двое суток, — беспрестанно отбивал поклоны слуга, в ужасе осознавая, что перечит магу смерти.

Альфонсо, не стесняясь, хлестал по щекам хранителя архива, отчего голова у того мотылялась в разные стороны, потеряв свой ночной колпак.

— Не зли меня, — рыкнул Альфонсо. — Лучше бы тебе разбудить своего господина, иначе уснёшь вечным сном рядом с ним.

Слуга затрясся всём телом и закрыл лицо ладонями. Он опустился ниц и растянулся на сером мраморе пола.

— Я готов, господин, принять наказание. Но я не смогу пробудить мага жизни от наведенного летаргического сна. Не смогу, — тряхнул он лысой головой и принялся читать молитву.

Альфонсо выругался и оставил попытки разбудить хранителя.

— Здесь нам делать нечего. Летаргический сон может попробовать снять другой маг жизни или лекарь, но пока пошлем, пока приедет… А у этого старого хрыча привычка сначала работать неделю без продыха, а потом отсыпаться несколько дней. И повезло же нам на период спячки попасть.

— А сколько ему лет, говорите? — решила уточнить Ольга.

— Три сотни лет исполнилось господину в прошлом году, — не поднимая головы отозвался слуга.

— А как он в таком возрасте с женщинами?

На Ольгу с удивлением воззрились все в комнате. Даже слуга приподнял голову.

— Так… Уже век как господин верен только науке, — пробормотал он, отчаянно краснея.

— Я не о верности спрашиваю, — хмыкнула эмпатка. — Не поверю, что маг жизни себе техосмотр мужественности не обеспечил.

На неё всё так же смотрели с удивлением.

— Ну маяк у него до сих пор стоит? Стрела на кране страсти до сих пор поднимается? Нефритовый жезл ещё работает или только для красоты?

Похоже, нефритовый жезл их окончательно добил, ибо онемели все.

— Ай, да что я вас спрашиваю, сама проверю!

При этих словах Альфонсо закашлялся, а слуга снова упал, опасаясь увидеть что-либо неподходящее для его глаз и за это их лишиться.

Ольга же вспомнила, как однажды во время ночного дежурства больнице обсуждала с такими же интернами смертельную усталость. Тогда друзья сказали, что в таком состоянии даже секса не хочется. А вот если все признаки возбуждения налицо, то перед самым оргазмом хотят они того или нет, но даже смертельно уставшие просыпаются.

«Посмотрим, реально ли тебя добудиться».

Эмпатка принялась проецировать на дедулю собственные чувства во время достижения пика удовольствия, наблюдая, как поднимается флагшток на башне у хранителя, и краем взгляда замечая, как искажались лица гвардейцев. Бойцы в спешке покидали комнату. Последним не выдержал Альфонсо. Быстро извинившись, он вылетел из спальни.

Хранитель же на ложе заворочался, принялся часто дышать и стонать.

«Не прибить бы ещё дедулю случайно», — подумала Ольга, уже собираясь прекращать воздействие, но тут от спящего в разные стороны разошлась сияющая белым волна силы.

— Спасительница! Волшебница! Богиня! — простонал дедуля, разглядывая пустую спальню и одиноко склонившуюся над ним Ольгу. — Я так приятно вот уж полтора века не пробуждался! Проси, что хочешь!

— Вот это деловой подход! — обрадовалась эмпатка. — Мне помощь нужна ваша, только повремените с впадением в спячку. А то знаю я ваши мужские рефлексы.

* * *

— И что графу Комарину понадобилось в такую рань от скромной гражданки Барбарис?

Голос шпионки хоть и был полон томной страсти, но всё же по ритмичному дыханию становилось понятно, что она куда-то спешит и практически бежит.

— Дражайшая моя Луиза-Антуанетта, неужто вы обо мне такого плохого мнения, что подозреваете исключительно в пользовательском отношении? — принялся я растекаться комплиментами, приятными любой женщине, прежде чем перейти к делу.

— Разлюбезный мой, Михаил Юрьевич, — не осталась в долгу шпионка, — я благодарна вам за акт прелюдии, но меня ждёт на массаж принцесса Елена, а потому у меня очень мало времени. Что вы хотели?

Роль подружки принцессы накладывала некоторые обязательства, одним из которых было не заставлять принцессу ждать. От ожидания у большинства женщин начинал портиться характер, а у принцесс и подавно.

— Что ж, в таком случае я хотел узнать, не знакомы ли вы случайно с барышнями из семьи д'Эстутвиль. У них недавно была свадьба, выбираю подарок, который пришёлся бы им по вкусу.

К интересующему меня вопросу я подошёл сильно издалека, придав ему нейтральную окраску, дабы не спугнуть бывшую маркизу в информационной охоте.

— Ха-ха! Хорошая шутка, граф, — делано рассмеялась Луиза-Антуанетта, — вы случайно фамилию не перепутали? Род д'Эстутвиль во время революции почти в полном составе выступил против республиканской формы правления, за что и поплатился. Там оставлен юный марионеточный глава, а о девицах вроде бы речи не шло. Тем более брачного возраста.

— Неожиданно… — пробормотал я. — Вот вам и тройняшки…

— У них погодки были дети, то ли четверо, то ли пятеро, — просветила меня бывшая маркиза дю Варан-Барбарисьен. — Магически одарённые тройняшки — незаурядное событие в стране, но увы ничего подобного у д'Эстутвилей я не помню.

— Хм… — задумчиво пробормотал я, поддерживая легенду, — может и правда ошибся. Ну хоть герб у них был с синим львом?

— А вот герб и правда был с синим львом на щите с бело-красными полосами, — неуверенно ответила шпионка. — Но чтобы разом тройная свадьба…

— И я говорю, что редчайшая редкость в наши дни. Потому думал, что и расщедрились гости на подарки. Вон, Золотой лев с синей короной и вовсе подарки грузовиками дарил. Поэтому и нужно мне как-то выделиться, чтоб не потеряться в общей массе.

— Золотой лев? — удивленно переспросила Луиза-Антуанетта. — У Талейрана в дождь воды не допросишься, вот в это уж точно не поверю! Хотя… д'Эстутвили ему дальней роднёй приходились, и вроде бы он лично хлопотал, чтобы род не прервался. Мердо! — выругалась шпионка. — А ведь я сходу могу ещё домов пятьдесят перечислить, у кого золотые львы на гербе используются. Так что…

— Как с таким количеством родов под покровительством Золотого Льва у вас к власти пришёл Гиббон? — не сдержал я удивления, слегка отклоняясь от темы.

— А как у вас к власти пришли Кречеты, а не Тигровы, например? — вопросом на вопрос ответила она. — К власти приходят либо беспринципные, либо способные, либо удобные. В идеале сочетаются хотя бы два из трёх качеств. Ну да не мне вам уроки политологии устраивать. Похоже, я с этой командировкой и сама слегка отстала от жизни в родной стране. Может, и д'Эстутвили вышли из немилости. Мало ли кого и где прятали, пока Гиббон укорачивая список поклонников монархии. Купи барышням драгоценности и не мучайся. Лучшие друзья девушек…

— Это бриллианты, — закончил я мысль за француженкой.

— Вот именно. В «ВР» сделайте заказ. Это ваш новый ювелирный дом. Они будут в восторге. Там только эксклюзив, а это ценит любая женщина!

— Спасибо, маркиза! — поблагодарил я, мысленно прикидывая, что будить Зуброва всё же придётся.

— Не маркиза, граф, — тяжело вздохнула шпионка, — а гражданка Французской Республики!

— Если захотите сменить подданство, я вам уже говорил… — напомнил я предложение об обеспечении безопасности для её дочки.

— Клятвы увы не претерпят смены, — ответила она, и после я услышал приглушённые возгласы: — Бегу, Ваше Императорское Высочество! Я вся ваша!

На этом Луиза-Антуанетта отключалась, чего нельзя было сказать о моём мобилете. Он тут же издал трель звонка. Стоило ответить, как я услышал голос Тигрова, который практически рычал в трубку:

— Эти с-суки нас обманули! Они расплатились не золотом!

Уже даже без адресного уточнения это было более чем неожиданное начало разговора.

— Кто они?

— Бароны сахарные! Если бы им не оторвали головы, я бы сделал это сам! — рычал Аристарх.

— Всё чудесатей и чудесатей! У нас что несколько грузовиков золота вдруг в тыкву превратились в банковском хранилище?

— Именно! — лютовал Тигров. — При инкассации обнаружили подмену.

— Свои не могли смухлевать?

— Н-не знаю, — запнулся банкир, — при приёмке был маг земли, который и подтвердил подлинность вносимых монет. Без этого никак.

— А монеты какой страны были? — на всякий случай уточнил я, пытаясь отыскать зацепки.

— Да там чего только не было, будто со всех концов насобирали. И флорины, и скудо, и лиры… Местные монеты.

— А что с грузовиками?

— Вспомнили их. На них ленты были и гербы. Со свадьбы прямиком они приехали. Бароны расплатились приданным своих невесток из рода д'Эстутвилей.

— И ведь никого же из них не смутило, что за молодых, красивых девок не просто так дают приданное такого размера, — размышлял я вслух. — Нам кровь из носу нужны невесты… Кажется мне, они смогут пролить свет на всё происходящее.

А дальше новости повалили сплошным потоком. И первой сорокой, принёсшей вести стала Ольга:

«У меня для нас плохие новости. Девиц д'Эстутвиль не существовало в природе, — принялась она коротко вводить меня в курс полученной информации. — У последних живых представителей этого семейства было три сына и две дочери. Почти весь род казнён во времена революции, остался в живых лишь один сын Марсель, и тот живёт под домашним арестом в родовом особняке в Париже».

«Это всё тебе рассказал хранитель архива?» — удивился я. Уж он точно не должен был быть в курсе последних парижских раскладов.

«Не-е-ет! Это нам сообщил его коллега из Франции, досрочно отправленный на почётную пенсию в связи с упразднением аристократического сословия в республике и, как следствие, отсутствием необходимости содержать Геральдическую службу»

«Прелестно! Девиц не существовало, золото в их приданном оказалось ненастоящее, но кто и за что тогда на нас покушался?».

«А вот это самый интересный вопрос. Если дословно разобрать слова провидицы Борромео, то роднёй д'Эстутвилей с соответствующим гербом являлись Талейраны, которые позже стали называться де Талейран-Перигоры. Но если кто-то использовал фамилию почти уничтоженного рода как прикрытие, то нас с Борромео кто-то мастерски пытается стравить с французами».

«Или сами французы задолжали столько, что решились уничтожить акционеров банка. Правда, в таком случае их родовые артефакты в залоге так и остались бы в наших закромах».

«Нужны девицы. Без них собрать воедино этот пазл будет сложно», — признала очевидное Ольга.

Мне же пришла на ум ещё одна идея.

«Поинтересуйся у хранителей, кто из родов имел способность к трансмутации или преобразованию веществ, — задумался я и после добавил, — возможно ещё и к овеществлению иллюзий. У нас золото перестало быть таковым».

'Постараюсь узнать! — пообещала жена и тоже оборвала связь.

* * *

Пётр Алексеевич Кречет просматривал очередной отчёт по международной повестке. Когда дело дошло до Италии, где сутки назад чудом не взлетели на воздух три русских дирижабля, у императора глаза на лоб позли.

— Дмитрий Фёдорович, — обратился он к безопаснику, — скажите, что это лишь фигура речи «преподнесли в дар головы трёх баронов на остриях пик».

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — Медведев, самолично получивший последнюю информацию и включивший её в доклад, не стал лукавить. — Вот такие подарки у местных.

— И это нас ещё называют варварами⁈ — тяжело вздохнул Пётр Алексеевич.

Последний возглас остался без ответа.

— Вообще, Комарина хоть не отпускай заграницу, то монархи сменяются, то перевороты отменяются, то дирижабли уничтожаются, а уж про выживаемость местной аристократии в процессе я вообще молчу. Неприятности так к нему и липнут.

— Ну и пусть липнут за пределами, нам всё равно прибыль! — возразил Медведев, подходя к карте, висящей на стене у императора: — Иранцы на юге присмирели? Присмирели. Гепардеви дальше Дербента не полез, хоть и мог бы. Османы тоже пока переваривают визит княгини Виноградовой с женихом. С японцами вполне нормально разошлись. На Рюгене приросли базой логистической, а от французов узнали про ёлку кремлёвскую, накопительную для Гиббона. Так что пусть ездит. В нашем деле он оказался исключительно полезен для страны.

— Всё я понимаю, Дмитрий Фёдорович, — покачал головой император, — просто переживаю, что когда-то лимит везения графа может закончиться.

— Значит, будем помогать, как в случае с Шен дю Лиимузенами, — пожал плечами безопасник. — Хорошо хоть ещё в известность принца Андрея ставит.

— Что есть, то есть. Радует, что хоть с одним из моих детей ему удалось достигнуть взаимопонимания. — Император ещё раз взглянул на сводку и переспросил: — Ему точно за три трупа ничего не будет?

— Ничего, — с уверенностью ответил Медведев. — Руки его чисты, тем более, он местный герой после теракта и устранения его последствий.

— Ну что ж, держи руку на пульсе. В этом мире мы должны всегда успеть прийти ему на помощь.

* * *

Пока принцесса Елена млела под сильными ладонями азиатских массажисток, благоухая маслами и проваливаясь в сон от истомы, мозг Луизы-Антуанетты Барбарис напряжённо работал.

Утренний звонок графа Комарина не шёл у неё из головы. Всё в этом разговоре было неправильно: начиная с предлога и заканчивая намёком на безопасность дочери.

Луиза-Антуанетта ни словом не соврала графу. д'Эстутвили сидели с ней в соседней камере в Бастилии. И если бывшей маркизе удалось выйти оттуда, то её соседям — нет. Родство с Талейранами они тоже имели, но не настолько близкое, чтобы французский дипломат мог предоставлять приданное грузовиками за чужих девиц. Из-за нехватки информации из этого разговора выходила бессмыслица, но предчувствие подсказывало Луизе-Антуанетте не забывать этот разговор. Он имел значение.

Поэтому ведомая неким шестым чувством, что у женщин считается интуицией, Луиза-Антуанетта сбежала в дамскую комнату и вынув из кармана халата мобилет, набрала номер человека, которого искренне не любила, но с которым вынуждена была работать.

— В заповедном лесу должен был сдохнуть последний варан, чтобы ты сама мне позвонила, — услышала она в аппарате насмешливый голос Гийома де Талейрана-Перигора, главного дипломата Французской республики. — Что стряслось?

— Вы проводите какую-то операцию по внедрению агентов в Пьемонте? — наконец, сформулировал она свой вопрос издалека.

— Мы много что проводим, — отрезал дипломат, — но тебя это не касается. Ты работаешь на своём направлении.

— Кто бы спорил, — буркнула себе под нос шпионка, а затем громче добавила: — Не ожидала от вас такой топорной работы. Использовать фамилию собственных родных, не покинувших стен Бастилии, ещё куда ни шло, но представлять агентов для внедрения как тройняшек? Не выдерживает критики. Таких берут на учёт с рождения.

Талейран молчал, обдумывая информацию, но меньше, чем через минуту вопросы из него посыпались горохом:

— Имя рода?

— д'Эстутвиль.

— Город внедрения?

— Мантуя и окрестности.

— Информатор?

— Граф Комарин.

— Кто? — не поверил своим ушам французский дипломат.

— Вам не послышалось, — четко и раздельно произнесла Луиза— Антуанетта. — Граф Комарин.

— А этот почему вдруг решил с тобой беседы вести по собственной инициативе? — тут же насторожился Гийом.

— Он позвонил узнать, какие подарки можно было бы подарить на свадьбу девицам д'Эстутвиль. А единственные девицы д'Эстутвиль, которых я знала, не вышли из Бастилии, — шептала шпионка в мобилет. — Отсюда вывод, кто-то нагло притворялся вашими родственниками. Уж простите, что решила оповестить о подобном.

Гийом де Талейран-Перигор молчал несколько ударов сердца, а после ответил:

— С меня премия. И ни с кем не обсуждай эту информацию.

Отправить