Глава 18

— Твоя мать мертва! Ты случайно выпил её при спонтанной инициации, — как маленькому спокойным голосом принялся объяснять Висконти, глядя на сына. — Она была слишком молода для родов. Слишком. У неё не было шансов выжить.

— Именно поэтому ты так и не смог смириться с её смертью? — вкрадчиво обронил Джованни.

Граф Борромео ничего не ответил, но взгляд выдал его с головой. Удивительное дело, но Висконти всегда терял самообладание, стоило упомянуть его первую супругу.

— И деда ты убил, когда он поклялся меня уничтожить как лича, да, пап? И многое мне прощаешь из-за нашего внешнего с мамой сходства.

Джованни говорил тихо, озвучивая услышанное в гостях у русского графа. Ровный голос, словно шёпот самой Смерти, проникал в душу и бередил память.

— А ещё ни одна картина не передаёт её красоты. В живую она оказалась ещё красивее: фарфоровая кожа, платиновые локоны с бликами огня от камина, алые уста… и глаза штормового неба, как у меня.

Висконти дёрнулся как от пощёчины и резко наклонился над саркофагом, вцепившись пальцами в плечи сыну:

— Где ты её видел?

Джованни молчал, глядя на одержимый блеск в глазах отца.

— Она была и есть твоей единственной любовью и помешательством. Так почему же ты оставил её умирать? Ты одержим ею даже спустя полтора века и десяток жён. Почему?

Джованни осознанно давил на отца, хотя сам ещё плохо осознавал происходящее. Одно дело — устроить спонтанную проверку полученной информации, и совсем другое — увидеть, что полтора века его жизни оказались ложью. Узнать, что он не сирота, а имеет очень даже весёлую родню как по отцу, так и по матери. Настолько весёлую, что представители обоих семейств договорились уничтожить его сразу после рождения.

«Счастливого дня рождения! — с грустью отметил про себя Джованни. — И счастливого дня смерти!»

— Тебе не понять! — рыкнул Висконти и отвернулся.

— Ну ты уж попробуй объяснить. Информация за информацию. Ты расскажешь мне правду о моём рождении, а я верну тебе жену.

Мантуя, чуть менее ста пятидесяти лет тому назад

Палаццо Борромео

Крики Агаты резали его без ножа. Висконти раненным зверем метался у входа в супружеские покои. Лекарки уже больше суток пытались помочь роду Борромео обзавестись наследником, но что-то основательно шло не так. Крики роженицы раз от раза становились всё тише, и даже не сведущий в лекарском деле Висконти понимал, что это плохой признак.

«Чёрный Единорог, молю, пусть Алессандро успеет! — мысленно молился Висконти. Алессандро дель Ува был другом детства и одним из сильнейших магов жизни в стране. — Уж он точно сможет помочь сыну и Агате! У него просто не может не получиться!»

— Если ещё не разродилась, значит, и не разродится, — из-за спины послышался скучающий голос графа Борромео и отца Висконти, моложаво выглядящего старика, потерявшего один глаз в войне родов и давным-давно разменявшего четыре века жизни.

Сам же Висконти готов был вцепиться в глотку отцу за эти слова.

— Это твой внук, как ты можешь? — вместо того процедил наследник рода.

— Это твоя слабость. Жёны нужны не для любви, а для плодовитости и связей. Эта… — граф пренебрежительно ткнул тростью на закрытые двери покоев, — не принесла ни того, ни другого.

— Она принесла в мою душу покой и любовь! — горячо возразил Висконти.

— Это не то, чего я ожидаю, от своего наследника — брезгливо скривился, словно наступил на слизняка, граф и неизвестно кому махнул рукой.

В следующее мгновение Висконти почувствовал, как на его шее защёлкивается блокиратор и отрезает от силы. Гвардейцы рода пытались скрутить ему руки, но он отчаянно вырывался, расталкивая их и пытаясь пробиться к спальне жены. Шестым чувством он ощущал бродящую вокруг Смерть. Его оттягивали от покоев, но он заметил, как в открывшуюся дверь скользнуло две фигуры в чёрных плащах. А ещё через минуту сквозь крики потасовки послышался отчаянный крик его Агаты, а следом слабый писк младенца.

Вспышка магии смерти была такой силы, что гвардейцы, удерживающие Висконти, упали замертво. Время застыло, словно кисель. Люди, словно мухи, медленно барахтались в нём. Сознание плыло, Висконти стоял на коленях, упираясь руками в гранитный пол. Он тряс головой, пытаясь прогнать туман слабости из зрения. Из покоев появилась одна из фигур в плаще, удерживая на вытянутых руках младенца, даже не завёрнутого в пелёнку.

Граф Борромео пристально разглядывал внука, будто пытался решить внутри себя сложную задачу.

— Девица?.. — только и спросил он.

— Выпита после спонтанной инициации. Мы предупреждали. Теперь ваш черёд исполнить клятву… — голос был женским и холодным, словно высокогорная стужа.

Старый граф кивнул и отправился прочь из покоев, а Висконти растерянно взирал ему вслед. Его Агата умерла… выпита их общим дитя. Во время инициаций магии смерти и не такое бывает. И сейчас перед новоявленным отцом стоял выбор без выбора. Кого спасать? Пытаться вернуть душу уже ушедшей жены или же попытаться спасти ещё живого сына из рук его безжалостного деда?

Колебания длились не больше секунды, и Висконти чуть ли не на четвереньках пополз вслед за отцом. Даже отрезанный от силы, он будет бороться за их с Агатой ребёнка до конца.

Он не заметил, как фигура в плаще сплюнула на пол, покачала головой и вернулась в покои жены.

Путеводной звездой для Висконти служил испуганный плач младенца. Чуть оправившись от удара, маг смерти, уже цепляясь за стены, преследовал своего отца, с ужасом понимая, что тот идёт в алтарный зал. То есть просто убить внука ему было мало, он собирался принести в жертву Чёрному Единорогу кровь от крови и плоть от плоти рода. Величайшая жертва.

«Я тебя сам на алтарь уложу, тварь!» — мысленно подбадривал себя Висконти, ещё не понимая, как будет обивать сына у сильнейшего мага смерти рода. Но помощь пришла, откуда не ждали. Его догнали два брата и Алессандро.

— Старик свихнулся! — прохрипел Висконти, указывая себе на шею. — Собирается принести в жертву моего сына.

Карло и Альфонсо переглянулись и подхватили брата под руки, переходя на бег.

В алтарный зал они ввалились в тот момент, когда над телом младенца висело черное облачко и тянуло к нему эфемерные щупальца. Ребёнок отчаянно захлёбывался в плаче, пока его дед вырезал ножом руны на красной сморщенной младенческой коже.

В Висконти словно твари изнанки вселились при виде этого зрелища. Он рванул к отцу, на бегу подхватив обсидиановый клинок со стенда подручных инструментов. Но старый граф и сам был не промах. Трость он носил с собой не ради статуса и сокрытия лёгкой хромоты. Нет, в его руках это было смертельное оружие по призыву призрачных тварей. У кого-то это были посохи, а у графа Висконти — трость с набалдашником из собственной берцовой кости.

— Не мешай, и останешься жив! — безразлично кивнул себе за спину глава рода и воссоздал сразу трёх призрачных воинов, преградивших путь к алтарю. — Он — лич! Тварь, которая выпьет нас всех и примется за город. Такого даже я не удержу. С ним нужно покончить, пока он снова не испытал голод.

— Он — твой внук и мой единственный сын! Оракул… — выкрикнул Висконти, прорубаясь сквозь строй воинов.

— Плевать. Я бы убил любое дитя, ставшее личем. Младенцы особенно опасны! Они не умеют контролировать голод! Внук не исключение, а лишь приятный бонус для жертвоприношения.

Руны легли на тело младенца, который уже хрипел, лёжа на холодной поверхности каменного алтаря с постаментом из человеческих черепов. Рука графа Борромео нависла, острием трости готовясь пронзить сердце ребёнка, и тогда Джованни опустил руки и сам насадился на клинки призрачных воинов. Созданные для защиты рода, они тут же развеялись, стоило им пролить кровь Борромео. Шаг был рискованным и одарил Висконти тремя ранами в области груди, печени и живота, но зато позволил из последних сил рвануть к сыну и накрыть его своим телом.

Трость графа прошила насквозь его тело и вошла в грудь младенца. Алтарь залило кровью. Отмерли Карло и Альфонсо. Они оттащили отца от алтаря, но было уже поздно. Чёрное облако над алтарём жадно пило принесённую в жертву силу. Висконти привстал над телом сына и увидел выходящее из его груди лезвие трости. Взгляд мага смерти затопило тьмой. Это была первобытная ярость. В один день собственный отец убил его жену и сына, предав доверие и родную кровь. В руке Висконти так и был зажат обсидиановый клинок. Терять ему больше было нечего. Пока братья держали отца, в душе наследника рода не возникло даже сомнений. Он вогнал кинжал по самую рукоять в глазницу отцу.

Как ни странно, но тот не сопротивлялся. Братья в ужасе отступили, а ослеплённый граф Борромео наощупь дополз до алтаря, обняв его руками.

— Три поколения рода — щедрая жертва! — прокаркал он сиплым голосом. — Проси! Замкни… голод… на себе!

С этими словами граф Борромео умер, в отличие от его старшего сына и внука.

* * *

— Не понял, — нахмурился Джованни после прослушанного рассказа. — Дед меня убить пытался или напитать алтарь, чтобы спасти?

— То известно лишь Чёрному Единорогу, — честно ответил Висконти. — Но нам удалось замкнуть твой голод на мне и на Алессандро дель Ува.

— Ах ты ж… — дальше шла трёхэтажная конструкция восхищения, но почему-то на русском языке. Джованни их выражения показались более ёмкими и эмоционально окрашенными.

— А ты думал, я за красивые глаза отдал им родовой артефакт? Нет, — покачал головой Висконти, — мой долг перед Алессандро выплачивается постепенно. Ну и к тому же такая связка очень удобна в политическом плане. Для остальных мы — враги, но на самом деле повязаны крепче, чем узами крови.

— То есть всё моё детство вы держали меня в голодном теле, пока я не начал контролировать свои потребности?

Граф Борромео кивнул.

— Да и сейчас ты выпиваешь полностью, только когда стоит вопрос жизни и смерти… или…

— Да много там всяких «или», — не стал вдаваться в подробности Джованни, прекрасно осознавая, что далёк от благостного представления о нормальном аристократе. Но и конченным ублюдком он себя не считал.

— А мать твоя умерла, — Висконти сидел у саркофага, не глядя в глаза сыну, бездумно считая трещины на каменных плитах пола. — Уж не знаю, кого ты видел, но это была не она. Из способностей у неё была повышенная скорость и регенерация, но твою инициацию она не выдержала. Там был такой удар магией, что меня-то чуть не угробило, а её ослабленную и подавно.

— Ты тело видел? — задал самый простой вопрос Джованни.

— Да, — кивнул граф. — Перед сожжением. Оттуда же узнал, что тебя попросту вырезали из её чрева.

— Хм… странно… — пробормотал Джованни.

Рассказанная отцом история в деталях перекликалась с услышанным у графа Комарина. Двумя фигурами в плащах были сёстры матери, они и заключили сделку с дедом в попытке спасти сестру. Но вот дед… тот оказался не так прост. Хотел убить или добровольно пожертвовал собой, чтобы спасти внука? Оставался ещё один вопрос: говорить или не говорить, что мать жива? Отец со своей стороны условия сделки выполнил.

— Можешь мне не верить, но я видел именно её. Сейчас её зовут баронесса Агафья Комарина, живёт она в Российской империи в болотах на северо-западе страны. И она — ходящая в тенях, как я и как её две сестры. Это с ними дед тогда заключил сделку. Хождение, видимо, наследственный дар.

— Этого не может быть. Она умерла, — ошалело тряс головой Висконти, отказываясь верить словам сына. — Я видел, я проверял. Тело было без души! Она бы вернулась ко мне и сыну! Она любила тебя большего всего на свете! Хоть и знала, что может умереть при родах! Оракул… нас предупреждал.

— Ты удивишься, но она нас с тобой напрочь не помнит. Видимо, смерть была настоящей и вызвала некоторою потерю памяти, или же опоили её чем-то при воскрешении… Я не знаю. Но я был для неё таким же сюрпризом, как и она для меня. Её сёстры подтвердили всю историю. И да, они тебя люто ненавидят за то, что ты бросился спасать меня, а не мать.

— Блокиратор… я бы не смог, — тяжёлый вздох передал всю гамму чувств графа Борромео, но тот резко сменил тему разговора: — А скажи-ка мне, что ты забыл в Российской империи?

* * *

Вечер наступил неожиданно быстро. Я, как ни странно, немного волновался. Одно дело, когда церемониал был известен от и до, и совсем другое — когда ждёшь сюрпризов от новоявленной богини. Сам я был по привычке в парадной военной форме. Софья, увидевшая меня в ней, молча подняла большой палец вверх и вновь углубилась в вариации переводов, казалось бы, одних и тех же иероглифов.

«Я готова!» — пришло по кровной связи от Ольги, и я открыл портал в её гостевые покои. Располагались они на одном этаже со Светиными и Тэймэй. Ранее этаж принадлежал Тильде, но теперь та предпочитала вместе с Эоном и детьми проводить время на побережье океана. Их я тоже забрал в мир аспидов после событий с сыном Агафьи.

Удивило меня, что в покоях меня встречали все три девушки. Причём ни одна не проявляла признаков недовольства.

Я взглянул на Ольгу и потерял дар речи. Вот уж чего я не ожидал, так это столь неожиданного преображения. Выглядела она как принцесса, но иначе. Голые плечи, облегающий силуэт, корсет в драгоценных камнях, перчатки. Мне не объяснить разницу, но эмпатка выбивалась из этого мира и времени. Поверх всей этой красоты Тэймэй и Света накинули плащ с меховой оторочкой и поцеловали невесту с двух сторон в щёки.

Я взял Ольгу за руку и открыл портал к ковчегу на вершину Башни Крови. Здесь уже давно царила ночь, но сам ковчег светился мягким красным светом, в то время как лианы из адамантия серебрились, словно морозные узоры на окнах, и осыпали всё вокруг не то инеем, не то искрами.

Ольга рассмеялась, легко и спокойно.

— Я будто на кремлёвскую ёлку смотрю. Всё вокруг в снегу, а на верхушке звезда горит!

Я плохо понимал, что она имеет в виду, пока эмпатка не показала часть своих воспоминаний через кровную связь. Действительно, визуально некоторое сходство присутствовало.

«Ковчег, а как это у аспидов происходит?» — вдруг понял я, что даже не имею малейшего представления о местных традициях брачных обрядов.

«Красавец! Хоть сейчас поинтересовался! — хохотнул ковчег. — Приложите ладони к лианам и произнесите свои клятвы. Если Рассвет признает их искренними и обоюдными, то на запястьях появятся соответствующие татуировки».

Я повторил инструкции Ольге, а та лишь хмыкнула, пробормотав себе под нос:

— Будь у нас такая система верификации на Земле, ЗАГСы бы пустовали… — заметив мой вопросительный взгляд, она отмахнулась, — потом объясню.

Мы приложили ладони одновременно, пропав на время из действительности. Не знаю, что видела Ольга, но я оказался перед огромным, встающим из-за горизонта солнцем. Оно натурально купало меня в своих лучах, проникая в самую глубь моей души.

— Хм… — услышал я задумчивый хмык от Рассвета. Алые лучи внезапно начали жечь кожу, будто магическая сила гневалась. — У тебя уже есть брачная татуировка, зачем пытался обмануть?

— У меня не было такой цели, — честно признался я.

— И какова же твоя цель? — лучи слегка понизили температуру, но о ласке уже не было и речи. Скорее, я просто перестал медленно покрываться хрустящей корочкой, что не отменяло самого факта моей медленно прожарки.

— Я хочу защищать эту женщину не только при жизни, но и в случае смерти. Для этого хочу ввести её в род, чтобы она обрела в этом мире дом.

— Лаконично, — задумчиво отозвалось солнце. — А как же любовь? Верность?

— Любовь — слишком абстрактное понятие. Верность мне ведома. Я до конца жизни и даже после буду верен существам, которые связали со мной себя узами крови и клятв. Я буду заботиться о них и защищать любой ценой, даже ценой собственной жизни.

— А если ценой станет жизнь целого мира?

Я молчал, не зная, что ответить.

— Ну хоть не врёшь, — вздохнуло солнце и ещё снизило температуру своих лучей. — Ты выдернул этот мир из петли разрушений, но можешь стать причиной ещё больших бед.

— Куда уж больше? — невольно вырвалось у меня, и я тут же прикусил себе язык. Язык мой — враг мой.

— Действительно хочешь узнать?

— Нет, — отрицательно мотнул я головой. — Мне бы эти проблемы переварить.

— Убери отсюда первостихию, она достаточно нас отравляла, — проворчало солнце. — Характер — дрянь! Или собери уже всю коллекцию, но запечатай, как это сделали в мире твоего нынешнего тела.

Я вспомнил огромный спиральный жертвенник в алтарном зале под Хмарёво, через который не смогли пробиться даже местные боги, и вздрогнул. Становиться мясником я не собирался, а на добровольную жертву такого размера не рассчитывал.

— Сроки есть?

— А сам как думаешь?

— Ещё вчера, — тяжело вздохнул я.

— Ну не так категорично, сейчас элемент успокоился, как эту твою богиню почувствовал. Давние друзья?

— Да, — не стал скрывать я. — Её из-за первостихий мученически убили.

— Не отдала? — удивился Рассвет.

— Нет, — покачал я головой и показал часть воспоминаний о смерти Ольги в прошлой жизни, что намертво засели у меня в голове с пометкой «как делать не надо».

— Правильная… верная… своевольная… сильная…

Рассвет задумчиво перечислял характеристики Ольги, а я не мешал ему.

— … хороший выбор, — наконец, завершил он свои размышления. — Одобряю.

Последнее слово выбросило меня обратно на крышу Башни Крови. Ольга всё ещё держала ладонь на адамантиевой спирали. Вся она будто пропитывалась розоватой пыльцой магии Рассвета. Так вот как выглядит одобрение первостихии этого мира.

На запястье у эмпатки появилось изображение дракона с распахнутыми крыльями. Контур его серебрился, в то время как само тело меняло цвет с кроваво-красного на бело-розовый, постепенно бледнея. Я посмотрел на своё запястье, рядом с брачной татуировкой Тэймэй появился дракон Эсфесов. А ведь скоро ещё и третья появится.

«Ах, да! Чуть не забыл, — внезапно с ехидцей отозвался ковчег. — Скрепление обряда самым что ни на есть примитивным способом обмена жидкостями никто не отменял, раз уж вы столь несовершенны, что яйца отложить не можете».

Отправить