Глава 7

Чрезвычайное заседание ректората Всероссийской Академии Магии имени Христофорова Емельяна Рюриковича

На заседании присутствовали ректор академии Владимир Ильич Романов, а также представители следующих факультетов: артефакторики, целительства, боевой магии, зельеварения и алхимии.

— Рад видеть собравшихся! — поприветствовал всех ректор академии Романов. — Сегодняшнее наше заседание посвящено чрезвычайному происшествию на факультете боевой магии. От него, как я вижу, присутствует декан Иван Васильевич Бутурлин, — кивнул он, — куратор первой группы Глеб Иванович Вяземский и Аркадий Иванович Путилин. В качестве свидетеля от целительского факультета приглашена Аграфена Петровна Бабичева.

Он сделал небольшую паузу и выпил воды из стакана.

— Всех приветствую! Давайте разбираться, что же у нас произошло… — продолжил ректор.

Поднялась декан факультета зельеварения Мария Анатольевна фон Браун:

— Добрый день, Владимир Ильич, — проговорила она. — Хотелось бы в общих чертах побольше узнать о том, что случилось.

— Давайте так, — сказал Романов. — Повторять все обстоятельства мы не будем. У вас есть краткая сводка в повестке дня. Посмотрите у себя на столе — проверьте, у каждого она должна быть. Значит, в двух словах объясню: сегодня во время первой пары, которую вёл Аркадий Иванович Путилин, проходило занятие по медитации и разделению магических потоков. Там и произошла фактическая смерть одного из курсантов.

Несколько человек из присутствующих шумно вздохнули, так как до них эта информация, видимо, ещё не дошла.

— К огромному нашему счастью, его удалось реанимировать, — успокоил их Романов. — Но хотелось бы услышать ваши соображения, господа. Просто поймите: это происшествие чрезвычайной важности. Среди бела дня, в одном из самых охраняемых мест империи, в самом сердце столицы ни с того ни с сего умирает курсант. Разовый это случай или имел место злой умысел, мы не знаем, но слухи о произошедшем могут иметь самые катастрофические последствия.

Он картинно, как дирижёр, взмахнул руками и обратился к преподавателю, на чьём занятии и произошло происшествие.

— Предлагаю первым выступить Аркадию Ивановичу Путилину, — заключил ректор.

— По моей части нарушений не было, — ответил Путилин. — То задание, которое я дал Виктору фон Адену, — это самая простейшая методика сенситивного разделения энергии родовичей и личной магии. Такое вообще не может никого убить. Он даже не манипулировал энергией, просто должен был наблюдать за её движением. К тому же, он повторял технику несколько раз при мне и полностью освоил её. Почему умер, непонятно. Но именно в этот момент зафиксировано снижение заряда капища.

— То есть Виктор сидел, медитировал, рассматривал свои магические потоки и просто в один момент умер? — спросила Мария Анатольевна, декан факультета зельеварения.

— Совершенно верно, — кивнул Путилин.

— Ясно. Спасибо, — ответил ректор и оглядел остальных.

Зал совещаний представлял собой комнату, где в форме полуокружности стояли удобные кресла для высшего педагогического состава. В последнее время, с уменьшением количества факультетов, людей здесь становилось всё меньше.

Да и такие глобальные собрания давно уже не проводились — только в начале и в конце учебного года.

Кресла были обиты красным бархатом, столы — из тёмного лакированного дуба. Мягкий свет добавлял атмосфере уюта.

И несмотря на это, тревожность буквально витала в воздухе.

Сначала ожило капище на территории академии без видимой причины. Потом курсанты попали под внезапный прорыв демонов. Теперь вот — один из них скончался рядом с местом силы, которое должно было его оберегать. И педагогический состав обеспокоился.

— Я бы хотел услышать мнение второго человека, присутствовавшего на месте, Аграфена Петровна Бабичева, — сказал ректор. — Прошу, какие у вас соображения?

— Никаких, — отрезала лекарка. — Он лежал абсолютно здоровым трупом. Простите… Но это не по моей части. Я лечу тело, а тело было целое и без каких-либо повреждений.

Она изъяснялась немного сумбурно и сбивчиво, но всё от того, что до сих пор не пришла в себя от случившегося.

— Что до энергоканалов, — продолжила она, — могу сказать следующее: в прошлый раз, когда он потянулся к силе, каналы были разорваны, как и источник. А теперь — всё целое: и каналы, и источник — работает исправно. Я всё проверила лично. Поэтому говорю: он не мой пациент.

Потом она покосилась на ректора и добавила:

— Уж простите меня за ремарку, но абсолютно здоровое тело без души жить не может. Это, скорее всего, вопрос ментального характера. Однако таких специалистов у нас нет. Если и было воздействие, то на уровне, недоступном нашему пониманию и изучению, а скорее профилю.

— Сомнительно, конечно, — ответил ректор, — но я запишу вашу позицию. Будем учитывать её при дальнейшем составлении коммюнике.

Романов сделал жест, позволяющий Аграфене Петровне занять своё место.

— Теперь у меня вопрос к артефакторам, — перешёл он к следующему участнику. — Павел Егорович, — обратился он к декану факультета артефакторики, — могло ли наличие какого-либо артефакта вызвать подобную реакцию у курсанта? Могут ли артефакты вступить резонанс с капищем? Есть ли данные о том, какие артефакты находились у Виктора фон Адена при себе на момент освоения медитативных практик?

— Простите, — подняла руку Аграфена Петровна и Владимир Ильич кивнул ей. — Я знаю, что у него есть браслет от матери. Это специальный защитный артефакт рода Рароговых. Прошлый браслет распался, когда этого парня вытаскивали с того света. А в этот раз он остался целым. То есть ничего не понятно. Получается, защита не сработала.

Путилин тоже взял слово, извинившись перед коллегой-артефактором.

— Я должен упомянуть, — сказал он, — что курсант фон Аден всегда носил с собой некий камень-артефакт, который помогал ему восстанавливать источник и чинить магические каналы. На занятиях он никогда с ним не расставался. Это такой камень, размером примерно с ладонь, напоминает форму яйца, а по сути — батарейка.

— Очень интересно, — проговорил Павел Егорович Тынянский, декан факультета по изучению и производству артефактов. — Если нам дадут возможность изучить этот камень, мы обязательно разберёмся, могло ли от него исходить воздействие или конфликт сил. Без изучения артефакта, естественно, мы ничего сказать не можем. Мы должны посмотреть, изучить — тогда выскажемся.

— Я вас понял, — сказал ректор, разрешая Павлу Егоровичу сесть обратно. — С этим вопросом мы обязательно разберёмся. Разрешение я вам выпишу сразу же после собрания. Подойдите, пожалуйста, ко мне, когда всё закончится.

— Следующий вопрос у меня к факультету зельеварения, — продолжил он, обращаясь к декану. — Мария Анатольевна, смотрите, какое дело: парня последние два месяца пичкали алхимией сверх всяких возможных мер со всех сторон. Может ли это иметь накопительный эффект? И дать такой результат, при котором абсолютно здоровое тело внезапно перестает функционировать? Останавливается сердце, и человека нет. Всё! Причём, по свидетельствам некоторых, в нём не хватало той части сущности, которую мы называем душой.

Романов на несколько секунд взял паузу, чтобы подобрать слова.

— Просто мы сейчас должны со всех сторон рассмотреть ситуацию и не исключать никаких возможностей, — заключил ректор.

Мария Анатольевна фон Браун задумалась.

— Знаете, что, — сказала она, — те зелья и та алхимия, которые используются в империи, по крайней мере легально, не могут причинить вреда здоровью даже в различных конфигурациях. Это я вам просто гарантирую. У нас специально все зелья разрабатываются таким образом, чтобы не конфликтовать между собой, — женщина сделала небольшую паузу и добавила: — Другое дело, если он принимал что-то запрещённое.

Слова попросил Иван Васильевич Бутурлин.

— Да, говорите, пожалуйста, — разрешил ректор.

— Дело в том, — пробасил Бутурлин, — что ходили такие слухи, мол, при обороне Горного использовалась алхимия и зелья личного производства Рароговых. Эти зелья вне общего имперского доступа. Прошу обратить на это внимание.

— Да, — кивнула Мария Анатольевна, выслушав декана боевой магии. — По этим зельям мы никакого ответа дать не можем и гарантировать безопасность их использования тоже. Пока у нас на руках не будет образцов того, чем пичкали Виктора фон Адена, и мы не проведём соответствующие испытания, никакой ответ — положительный или отрицательный — мы дать не сможем.

Владимир Ильич на это прищурился, потёр устало переносицу и почесал в затылке, затем выдохнул и проговорил:

— Я уже предпринял меры для получения этих образцов, — уточнил он. — Между академией в моём лице и Креславом Рароговым есть договоренность: он должен предоставить нам образцы зелий. Ваш факультет должен будет не только проверить их на совместимость, вам предстоит разгадать их формулу, дабы мы смогли обеспечить себя и Империю точно такими же или аналогами.

Он окинул присутствующих взглядом и убедился, что его внимательно слушают.

— Потенциально — золотое дно. Даже если получится воссоздать состав чуть слабее, мы озолотимся, поставляя их в армию по военному заказу. Именно ради этого можно, в виде исключения, допустить девицу фон Аден к испытаниям для приёма на боевой факультет.

— Фон Аден? — фыркнула Мария Анатольевна. — О, это настолько взбалмошная особа, что я бы не рекомендовала.

Бутурлин даже забыл попросить слова и вскочил, упёршись сжатыми кулаками в столешницу:

— Вы с ума сошли⁈ Пятнадцатилетняя пигалица на боевом факультете⁈

— Тихо, тихо, тихо, — сказал ему Вяземский, положив руку на локоть своего начальника. — Осторожнее, вас же сейчас удар хватит!

— Успокойтесь, пожалуйста, Иван Васильевич, — проговорил ректор. — Ещё абсолютно не факт, что она пройдёт. А если вдруг пройдёт…

В разговор также без приглашения вступил Путилин, причём говорил он с нескрываемым ужасом в голосе:

— Тут с одним её братом фон Аденом проблем не оберёшься. А если их будет двое?

— Послушайте, — добавил ректор в голос твёрдости, — вот когда их будет двое — тогда и будем думать. Не понравится — отчислите после первой сессии и отправите к деду. Мне вас учить, что ли?

— Отчислить? — переспросил его Бутурлин. — С факультета боевой магии? — продолжал он, но уже не так яростно. — Вы что, не знаете: с нашего факультета после сессии могут отчислить только вперёд ногами!

— Ну, конечно, — заметил ректор иронично, — что не помешало половине курсантов вашего факультета подать прошение о переводе в другие учебные заведения после инцидентов в Коктау. Так, ладно, давайте мы сейчас об этом не будем. Это дело стабильности и процветания академии. Пятнадцатилетняя девчонка в этом смысле — ну, не такой уж и большой минус.

— Это вы так думаете, — хмыкнул Вяземский, но решил дальше не распространяться.

— Разберёмся, — окончательно закрыл этот вопрос Владимир Ильич. — Давайте лучше вернёмся к теме нашего совещания. Что говорит сам курсант?

Слово взяла Аграфена Петровна, так как Виктор фон Аден на данный момент находился в лазарете под её прямым попечением:

— После возвращения к жизни он ответил на этот вопрос так: «Просто задумался во время медитации, ничего не почувствовал, думал, что так и положено. Пришёл в себя от резкого воздействия». После его вывернуло. Отчего — не знает.

— Так, проверьте кухню на предмет сегодняшнего завтрака, — распорядился Владимир Ильич. — Возможно, у парня аллергия на что-то, или кто-то новенький затесался на кухню и свёл счёты с Аденами или Рароговыми. Такого тоже нельзя исключать.

Путилин сразу же что-то записал себе в блокнотик. Остальные переглядывались, про опасность, идущую с кухни, никто даже не подумал. Но другой вопрос: пострадал только один фон Аден, и никто больше.

Романов оглядел присутствующих:

— Есть ещё у кого-нибудь какие-то мнения?

— Есть, — отозвался сухонький старичок с факультета целительства. Он был биоэнергетиком, имел преподавательскую и лечебную выслугу более века и понимал в таких вещах, до которых Аграфене Петровне в силу молодого возраста и в большинстве своём боевого опыта было далеко.

— Говорите, Евгений Викторович.

— Описанное состояние и симптомы в отчёте госпожи Бабичевой указывают на кратковременный выход души из тела. Причины могут быть самые разные, но тут нам действительно нужен специалист по ментальным дисциплинам. А эта специальность расформирована личным указом императрицы.

Он замолк, снял небольшие круглые пенсне, протёр их и очень аккуратно продолжил:

— Но они же есть — живые, только в ссылке. Можно же написать письмо. В конце концов… Хорошо, если это разовая акция с фон Аденом. А если что-то не так с телепортами или не дай бог с капищем, и они начнут тянуть на себя души? Представляете — вжух, и нет двухсот человек? Нельзя исключать и такой вариант. Но мы должны связаться со специалистом. Я могу написать письмо кому-то из бывшего преподавательского состава, находящегося в ссылке. Прошу разрешение это сделать.

— Да конечно, — кивнул ректор. — Но перед отправкой — зайдите ко мне и покажите текст письма. Его Тайный сыск всё равно будет проверять так или иначе. Поэтому ни одним словом вы не должны бросить тень на академию.

После этого прозвучало ещё несколько вариантов дальнейших действий, но все они были совершенно несостоятельными.

На этом Владимир Ильич решил завершить совещание.

— Итак, — сказал он, встав перед всеми собравшимися, — алхимики, ждём от Рароговых алхимию для изучения. Артефакторы, отправляетесь к фон Адену для изучения его артефакта. Евгений Викторович, пишите письмо давним коллегам. От занятий у капища пока отстранить всех, не только Виктора фон Адена. Отчёт о перебоях в работе капища отправить в Императорскую канцелярию. Всем всё понятно?

Все кивнули.

— В таком случае, если у кого-то вдруг появятся новая информация или новые мысли по поводу произошедшего, всегда жду у себя в кабинете. На этом всем спасибо. Все свободны.

* * *

Находиться в лазарете и лежать на кровати, без разрешения с неё вставать, было достаточно странно. Дело в том, что я не чувствовал даже усталости, не то что каких-то болей. В моём организме всё работало как часы. Я был абсолютно здоров — и при этом меня всё равно держали в лазарете на кровати. Сказали, что при любой попытке самовольно встать меня могут вообще к ней привязать.

Первой ко мне пришла с визитом Аграфена Петровна. Проверила все показатели моего организма и цокнула языком.

— Пациент чересчур здоров? — поинтересовался я с улыбкой. — Можно всё-таки пойти к себе?

— Нет, лежи, — сказала Бабичева. — Да, ты здоров — могу подтвердить, что по всем параметрам ты здоров. Но ты же буквально несколько часов назад был мёртв, понимаешь? Так что лежи. Набегался уже. Я буду наблюдать за тобой. По крайней мере, до утра. Кошмар, — и закрыла лицо руками.

Следом за ней пришёл Аркадий Иванович Путилин. Я попытался отпроситься у него. Сказал, что с территории академии ни ногой, но дайте мне пойти к себе в комнату в общежитие.

Путилин покачал головой.

— Нет. У меня до сих пор пальцы дрожат из-за того, что с тобой случилось, — я мельком глянул на его пальцы, и с ними всё было в порядке, преподаватель преувеличивал. — Ты кстати… извини за рёбра, — добавил он.

— Да ничего, — махнул я рукой и почувствовал, как внутри разливается настоящее чувство уважения к этому человеку. — Спасибо вам, Аркадий Иванович. Вы — настоящий герой, боролись за меня до самого конца. Благодаря этому я смог вернуться.

Путилин прищурился.

— А ты вообще ничего не помнишь?

— Нет, — ответил я после того, как сделал вид, словно задумался и пытался отыскать в памяти хотя бы какие-нибудь мельчайшие фрагменты, о которых мог бы ему рассказать. Но потом обессиленно всплеснул руками и покачал головой. — Нет. Только задумался — и уже пришёл в себя от того, что меня выворачивает наизнанку.

— Понятно, — ответил на это Путилин. — Смотри, пока на данный момент тебя отстранили от тренировок и медитаций у капища. Было заседание ректората конкретно по твоему случаю. Вот теперь, собственно, жди тут делегации, потому что буквально все участники этого совещания — их было немало — будут к тебе ходить.

После этих слов мы пообщались ещё немного. Путилин сказал, что теперь будет осторожнее давать мне задания по медитации, но я его уверил, что это тут совершенно ни при чём. Если что-то и вызвало мою временную смерть, то уж точно не рассматривание собственного источника магии. С тем он и ушёл.

Следом за ним пришли представители факультета зельеварения.

— Меня зовут Мария Анатольевна фон Браун, — сказала она. — Нам нужно посмотреть, какими зельями, какой алхимией тебя напичкали. Короче говоря, нам нужно понимать, что в твоём организме появилось извне.

Я кивнул.

— Ну, собственно, тут вот на тумбочке всё стоит.

Помощница Марии Анатольевны сразу подскочила к тумбочке и переписала все лекарства.

— Как ты понимаешь, — проговорила женщина, — этого мало. Сейчас мы возьмём у тебя кровь, некоторые другие жидкости и будем исследовать в лабораторных условиях. Ещё мы должны знать, нет ли у тебя на что-то аллергии. Нельзя исключать любые версии причин случившегося с тобой.

Я дал разрешение и следующие полчаса сдавал на образцы кровь и, как мягко сказала Мария Анатольевна, «другие жидкости».

Ещё я невольно подумал о тех людях, которых послали к капищу, чтобы собрать, скажем так, то, что вышло из меня. Потому что если уж у них было подозрение на то, что меня пытались отравить, то доказательства лучше всего искать именно там.

Кто-то ещё ждал своей очереди в коридоре последние десять минут, пока Мария Анатольевна закончит брать мои анализы и выйдет из палаты.

Теперь только я догадался о причине моего нахождения в лазарете. Так проще было обеспечить ко мне доступ всем этим людям.

И вот из всех заинтересованных лиц, приходящих ко мне за информацией, последний визитёр с суровым лицом, наверное, был самым грубым в общении.

— Курсант фон Аден, — проговорил он таким голосом, как будто собирался немедленно отправить меня в карцер. — Что вы можете сказать об использовании неуставного артефакта? Вы понимаете, что он мог войти в резонанс с капищем и тем самым вызвать вашу временную смерть? — он прочистил горло, а затем рявкнул: — Требую сдать артефакт на изучение, чтобы исключить данную возможность!

— Уважаемый, после ЧП в стенах академии, повлёкших мою кратковременную смерть, я из соображений личной безопасности не стану отдавать родовой артефакт непонятно кому, явившемуся в мою палату и даже не назвавшемуся! — ткнул я носом гостя в его же прорехи в воспитании. — А вдруг вы — убийца, что пришёл завершить начатое?

Гость хэкнул и будто бы даже чуть подсдулся.

— Павел Егорович Тынянский, декан факультета артефакторики, — представился он. — Ну и шороху ты навёл, курсант. Вся академия носится, как наскипидаренная.

— Поверьте, Павел Егорович, мне самому такая известность поперёк горла, — честно признался я.

— Так что за артефакт у тебя с собой безотлучно? — закончив минимально возможную дипломатическую прелюдию артефактор вновь перешёл к делу.

— Этот артефакт, — сказал я, поудобнее устраиваясь на подушках, — является родовым. Предполагаю, что вам велено изучить его, но максимум, что я могу для вас сделать, — это позволить посмотреть на него, пока он будет в моих руках.

— У меня есть разрешение на изучение артефакта от ректора! — озлобился тот.

— Да хоть от господа бога! — проговорил я, делая упор на каждое слово: — Это родовой лечебный артефакт. Согласно уложению между империей и родовичами подобные артефакты не подлежат изъятию без согласия владельца. Смотреть смотрите, но из рук я его не выпущу.

Артефактор разжал кулаки, но при этом услышал мои слова и понял, что просто так я не отступлю. Ну и хорошо, что не стал раздувать скандал. Вместо этого он молча осмотрел «яйцо», сделал какие-то выводы про себя и ушёл.

Следующим моим посетителем стал Тагай. Он пришёл, накинув на плечи медицинский халат, как и предписано посетителям.

В отличие от всех тех, кто приходил до этого, он сразу же начал с шутки:

— Извини, что без цветов, — сказал он, — но, к сожалению, пришлось ими подкупить персонал.

Я рассмеялся, и моё настроение моментально улучшилось. Да и что может быть лучше в такой ситуации, чем шутка друга?

— А где Костя? — спросил я.

— Костю мы отправили для отвлечения внимания твоей сестры. Он пошёл её тренировать, взяв, кстати, план Геркана. Так что ты не переживай, без твоего личного участия ничего не пойдёт прахом. Всё будет хорошо.

Я немного напрягся:

— То есть Костя с Адой пошли вдвоём?

— Не! — Тагай покачал головой, и его улыбка расплылась ещё шире. — Костя пошёл с Адой и с Мирой. Она подошла к нему днём и поинтересовалась о тренировке, мол, только утром? Он ответил, что вечером тоже можно повторить. Короче, я боялся, что он потеряется в отношениях с этой девицей, но, видимо, почувствовав, что не безразличен ей, наш с тобой друг умудрился взять быка за рога.

— Что ещё хорошего или плохого? — спросил я, радуясь успехам Кости.

На этих словах Тагай достал блокнот и карандаш. На листе бумаги он написал: «Общаться голосом становится всё опаснее и опаснее. Мы не можем затронуть многих тем, которые нам надо обсудить». Затем он вырвал листок из блокнота, передал мне вместе с карандашом.

Я написал ответ: «И что ты предлагаешь?»

Он тут же дописал ниже:

«Есть вариант, что мы втроём — ты, я и Костя — сможем общаться посредством телепатии. Но для этого мне нужен доступ к твоему сознанию для общения».

«Не совсем понял, — написал я. — мы будем говорить в моей голове?»

«Нет, — ответил Тагай, — это будет просто закрытая телепатическая линия. То есть клятва у нас есть, а вот в моей защите, которую я тебе ставил, должна быть предусмотрена возможность двухстороннего ментального общения. Давай согласие, и попробуем поговорить».

Я попросил у него блокнот и на чистом листе написал:

«А это тебе точно не навредит? Вдруг мы тебе мозги выжжем?»

Тагай улыбнулся, покачал головой, но всё-таки написал:

«Между нами с тобой расстояние — мизерное, а длительность сеансов будет небольшая. Это вообще никак не может мне повредить. Тут главное не злоупотреблять. Ну, чуть разряжу источник, поем на ужине побольше, всего и делов-то».

На эту длинную «тираду», которой он исчертил половину листа, я написал: «Хорошо. Даю согласие на подключение связи».

После этих слов Тагай собрал все листы, на которых было хоть что-то написано, и передал их мне. Я сжёг их на своей ладони, а пепел стряхнул на бумажку, которую Тагай свернул и убрал в карман. Лишь после этого друг расслабился.

«Привет, как слышно?» — услышал я голос Тагая. Причём мозг до сих пор считал, что я слышу его голос ушами. Он звучал объёмно, но как будто внутри головы.

— Ого, круто! — сказал я, а потом вспомнил, что должен был ответить не вслух, а мысленно. — «Интересно, трудно научиться ментально говорить?» — подумал я.

«Шумов пока много, — ответил мне Тагай. — Но ты хорошо учишься. Направляй мысль в мою сторону и сосредотачивайся на конкретных словах и образах. Иначе картинка получается разорванная, и я это слышу не как твою речь, а как разрозненные куски какой-то белиберды».

«Здорово, — попробовал я снова, пытаясь сделать всё так, как он сказал. — И что такого ты хотел мне рассказать, что нельзя было доверить чужим ушам?»

«Да вот уж новостей хоть заройся, — проговорил он, — наша с Костей кровная клятва сработала как связь. Мы с ним почувствовали, что ты умираешь. А я вообще струхнул, когда своими глазами увидел, как какая-то когтистая лапа утащила твою душу в капище. Что это вообще было? Про отключку, как остальным, можешь не рассказывать, — тут он сделал страшное лицо и прошипел в моей голове: — Это демоны пришли за твоей душой?»

«Нет, — ответил я с улыбкой. — Капище попросило меня о помощи. Не ему, моей матери. Помнишь, я говорил, что она пострадала во время прорыва и была всё это время без сознания? Меня отнесло к ней, но не тело, только душу. И душа моей матери была там, блуждала потерянная и никак не могла вернуться в тело. Я помог ей это сделать. А когда меня выкинуло обратно, я даже не понял, что умирал. Меня просто закрутило настолько, что, остановившись, я не смог удержать содержимое желудка».

Тагай сидел с закрытым ртом, но с широко раскрытыми глазами.

' Расскажи, как это было? Что ты видел?'

Задумавшись, я спросил:

«Могу я показать тебе, а не говорить словами?»

Тагай кивнул.

И я вспомнил, как меня тащило по энергетическим каналам, как я увидел наш мир совершенно с другого ракурса, будто пролетал внутри огромного живого организма, сквозь энергетические разломы, через узлы, мимо грандиозных связей. При этом меня несло, волокло, словно на буксире. Я сам не прилагал ни малейшего усилия к движению.

«Ого, — сказал он. — Это что-то похожее на телепорт?»

«Нет, — покачал я головой, ещё не вполне контролируя ментальную речь. — Нифига подобного. Но, кстати-кстати, — добавил я, — ты мне напомнил: при первом переносе через телепорт обычно многих тошнит. И меня тоже стошнило. Только без тела гораздо хуже. Хотя, подозреваю, это именно от скорости меня так вывернуло».

«Кстати, если уже проводить аналогии с телепортом, — продолжил мысленно Тагай, — заряд капища упал при твоём перемещении, как и при телепортации, но площадка при этом не участвовала. Тебя напрямую вырвали».

Тагай явно загорелся после моего рассказа, его воображение начало выдавать невероятные идеи.

«А вдруг в момент соприкосновения миров энергетические линии тоже соприкасаются и смешиваются? Мы раньше думали, что можно телепортировать только тело, а теперь знаем — можно телепортировать и душу. Другой вопрос: станет ли она призраком? Совершенно бесплотной? Или сможет влиять на что-то?»

'Ну, могу сказать точно, — вставил я, — когда я попал туда, к матери, над ней камлала шаманка-альбиноска, необычного вида, симпатичная, но страшная. В этот самый момент она чувствовала мою душу. Она звала душу матери, но в тот же миг почувствовала и меня. И пыталась прогнать.

'Ух, мляяяя, — протянул Тагай и потер лоб пальцами. — А теперь представь: чужую душу не почувствовать, а она подселится. Что тогда? Чужой человек в твоём теле? Или как? Или если подселится душа демона? — продолжил он. — Кем станет такой человек?

Я вдруг замер. Это действительно открывало колоссальные возможности. Сразу же взяв себе на заметку этот вариант, я мысленно передал Тагаю:

«Мне нужно будет поговорить с дедом».

«И что ты у него хочешь спросить?» — уточнил Тагай.

«Нам обязательно нужен какой-нибудь артефакт для определения подселения, — ответил я. — Я вообще попробую узнать у деда Креслава про эту шаманку, чем именно она определяла моё присутствие. Может быть, есть какой-нибудь амулет или артефакт, который позволяет чувствовать чужую душу?»

Я попытался получше припомнить то, что там происходило и продолжил:

«Причём она-то не просто чувствовала, она меня видела. Она мне своей киянкой-колотушкой прямо в лоб стучала».

«Тогда обязательно надо», — согласился Тагай.

Но на этом наш мысленный разговор был прерван, потому что на этаже загрохотал голос деда Креслава, которого мы только что и обсуждали:

— Ну и где мой внук? Ведите меня к нему!

Отправить