Глава 6

За несколько секунд наблюдения я сделал вывод: душа моей матери не видит и не слышит своё тело — и даже альбиноску, которая камлала над ним. Зато она каким-то образом улавливала вибрацию… песню, зовущую её с той стороны. То есть не слышала звуки, а чувствовала их. Но при этом Горислава смотрела прямо перед собой, словно ослепшая, и не могла понять, откуда именно доносится этот зов.

Меня прошиб озноб, если, конечно, можно говорить о душе в таких выражениях. Я осознал ужасную правду: душа матери была рядом с телом, но при этом невероятно далеко от него, потому что просто не могла его найти. Это было настолько страшное и жуткое открытие, что я даже растерялся на несколько секунд.

Но затем я понял, зачем здесь очутился. Капище позвало меня не просто так. Оно рассудило, что я единственный, кто может помочь матери снова обрести своё тело.

Я подошёл к маме и обнял её. Она сразу же повернулась ко мне и спросила:

— Витя? Но как⁈ — и в её голосе слышался неприкрытый ужас, словно она призрака увидела.

Хотя, а что в этом было неправдой? Мы оба были бесплотны, но друг для друга ощущались, словно обычные люди в физическом мире.

— Спокойно, мама, — сказал я мягко. — Сейчас всё будет хорошо. Ты вернёшься к нам.

Одной рукой я придерживал её хрупкую ладонь, второй обнял за талию и осторожно повёл к её телу.

— Ты видишь? — спросил я. — Ты видишь своё тело?

Но в этот момент альбиноска вдруг перестала петь. Она резко замерла, уставилась на меня, схватила ритуальную колотушку и начала стучать ею в мою сторону:

— Изгоняю духа! Изгоняю! Чужой! Изыди! Горислава, приди! А ты изыди! — кричала она так, словно я был самым настоящим врагом, при этом я слышал ужас в её голосе.

— Да засунь ты эту колотушку себе знаешь куда! — рявкнул я, потому что альбиноска мешала мне, и у меня никак не получалось задуманное.

По тому, как испуганно она отшатнулась, я понял: возможно, она меня услышала. Не полностью, но смысл поняла. Мне нужно было подвести мать как можно ближе к её телу и дать ей почувствовать, дать понять, куда именно надо возвращаться. Она не видела своего тела, но, возможно, могла ощутить тепло и магию, исходящие от него.

Альбиноска в этот момент активизировалась. Она начала яростно размахивать колотушкой во все стороны и кричать:

— Изгоняю! Изгоняю чужую душу! Вон отсюда! Мы ждём только Гориславу Рарогову! Вон, демонское отродье! — и старалась ударить побольнее.

— Да ты что, серьёзно? — рявкнул я. — Это я — демонское отродье? — и ещё раз попытался призвать её к здравому смыслу: — Прекрати!

Но она меня не слушала. Своей колотушкой она била меня то по лбу, то по носу, мешая мне помочь матери. И самое страшное — это ощущалось настолько физически, что я действительно начал постепенно вытесняться из этого места.

— Прекрати, дура! — снова рявкнул я, вкладывая в голос всю возможную резкость. — Я — проводник! Меня капище прислало!

И словно эти слова стали спусковым крючком — женщина, камлающая над телом моей матери, вдруг замерла. Колотушка застыла в воздухе. Удары прекратились.

Тогда я снова взял душу матери, обнял за талию, второй рукой осторожно сжал её хрупкую ладонь и повёл к её собственному телу. Альбиноска стояла в стороне, пытаясь разглядеть наши души, но, кажется, не видела нас — только щурилась, будто подслеповатая, и бормотала что-то себе под нос:

— Где вы? Где вы сейчас можете быть?

Я же посадил Гориславу прямо рядом с её телом и положил её ладонь на её же собственную грудь, что едва заметно вздыхала с каждым дыханием.

— Ты чувствуешь? — спросил я. — Чувствуешь собственное тепло?

Какое-то время мать смотрела на меня со страхом, и я даже не сразу понял, откуда берётся это чувство.

— Витя… а ты?.. Ты жив? — спросила она дрожащим голосом. — Ты… ты так стар⁈

И в этот момент я понял. Душа, которую я носил с собой, принадлежала не восемнадцатилетнему юнцу, а человеку, чей внутренний возраст близок к сорока. Для матери я действительно слишком быстро состарился, и она не могла понять причины произошедшего.

— Сколько же времени я была без сознания? — тихо спросила Горислава.

Что ж, резонно подумать, что если я потерял пятнадцать лет, а то и больше, то и она столько же.

— Недолго, мам, — ответил я. — Всё нормально. Я потом всё объясню. Ты, главное, почувствуй собственное тело. Обними его и вселись обратно. Мы сейчас тебя пытаемся вернуть к жизни, меня до того уже вернули.

— Да, да, конечно, — кивнула она. — Сейчас… Но ты тоже не останешься здесь? Не будет платы душа за душу? Я не согласна на такой обмен! Я не пойду!

Вот теперь душа матери проявила истинный характер Рароговых, пламенный, упрямый, верный и защищающий, несмотря ни на что.

— Поклянись, что вернёшься в своё тело!

— Конечно, мам, — заверил я, успокаивая родительницу. — Клянусь, что вернусь. Не переживай.

Горислава снова кивнула, мой ответ, кажется, полностью успокоил её. Она легла на собственное тело, обняла его и словно провалилась внутрь.

А затем я услышал другой голос — глубокий, бесстрастный:

— Твоё время вышло.

Словно эти слова стали жирной точкой, поставленной в конце предложения. В тот же момент мне прямо в лоб врезалась колотушка. Это альбиноска улучила момент и ударила изо всей силы, явно придав моей душе ускорение.

Я полетел обратно. Если прибытие сюда было плавным и медленным, то теперь меня будто вытолкнули. Кубарем, с головокружительной скоростью.

Энергетические разломы мелькали перед глазами как километровые столбы мимо окон быстрого экипажа. Меня моментально стало мутить от этого.

* * *

Всё произошло неожиданно — как-то совершенно внезапно. Аркадий Иванович Путилин первым заметил, что практически все родовичи разом вышли из транса и теперь озирались по сторонам, явно потеряв связь с капищем.

— Что случилось? — спросил он настороженно.

— Капище… — одними губами прошептала Мирослава Рогова.

— Капище? — переспросил Путилин. — Что значит «капище»? Оно просело?

— Не понял, — сказал он, обращаясь к группе. — Что произошло?

Тут на помощь Мирославе пришёл Тагай:

— Энергия капища закончилась, — проговорил он. — Просто в один миг — раз, и всё, отрубилась.

— Как это? — не понял Путилин. — Такого быть не может. Капище всегда стабильно, даже когда спит!

Но в этот момент он увидел, как на землю повалился Виктор фон Аден.

— Этого мне ещё не хватало! — воскликнул преподаватель и бросился к курсанту. — Очнись, Виктор! Очнись! — крикнул он и принялся бить фон Адена по щекам.

Но лежащий курсант никак не реагировал на попытки Путилина привести его в чувство.

И вот тогда Аркадий Иванович действительно испугался. Парень, распростёртый прямо на мостовой возле капища, не подавал никаких признаков жизни.

Не теряя времени, преподаватель сбросил пиджак, засучил рукава и начал выполнять реанимационные действия — непрямой массаж сердца, попытки вызвать реакцию.

Но ничего не выходило. Виктор фон Аден казался безвольным телом, распластавшимся на холодной земле.

— Аграфену Петровну! Быстро! — рявкнул Путилин и снова склонился над Аденом.

К ним тут же подскочили Тагай, Мирослава и Костя.

Тагай положил руку на голову Виктора, но почти сразу отдёрнул её. На его лице непонимание смешалось с надвигающимся осознанием неизбежного.

— Что с ним? — резко спросил Путилин, глядя на ребят. — У него бывало такое раньше? Или это впервые?

— Ничего подобного раньше с ним не происходило, — покачал головой Тагай.

— Какого демона! — раздражённо выругался Аркадий Иванович и продолжил пытаться привести курсанта в чувство.

В этот момент в его голове носились самые мрачные мысли:

«Как же так?.. — думал он. — Неужели я угробил парня? Да нет же, я не давал никаких сверхсерьёзных установок… Ещё не давал. Это была всего лишь практика — посмотреть на свой источник, разделить магию, которая приходит извне, и ту, что рождается внутри. Обычное дело. Совершенно обыденная медитация, пусть даже и третьего уровня. Хотя… да, это подготовительный уровень, но он не должен был привести к такому. Просто не мог. Или всё-таки мог?..»

Путилин почувствовал, как холод пота выступил у него на лбу:

«Нет… Я дал задание, к которому он оказался не готов. Его смерть ляжет на меня. Чёрт возьми… Как же так получилось⁈»

Именно в этот момент показалась Аграфена Петровна. Она примчалась с такой скоростью, что курсанты, выбежавшие за ней, остались метрах в ста позади.

— Что случилось? — крикнула она ещё издалека.

Путилин указал на лежащего Виктора и развёл руками.

— Дал упражнение к медитации, потом… что-то произошло. Резко упал магический фон капища, и фон Аден потерял сознание.

Аграфена Петровна склонилась к Виктору, положила левую ладонь ему на лоб, а правую — на грудь. Но уже через пять-шесть секунд она резко отняла руки и посмотрела Путилину в глаза. Попыталась что-то сказать, не смогла. Только взмахнула руками, окинула взглядом собравшихся и снова перевела его на преподавателя.

— Он не потерял сознание, — произнесла она наконец. — Он умер.

Её нижняя губа дрогнула.

— Так лечите! Вы же у нас лекарь! — не сдержавшись, рявкнул Путилин.

— Лечить нечего. Он — абсолютно здоровый… труп, — Аграфена Петровна глубоко вздохнула. Дар речи только начинал возвращаться к ней. Она указала рукой в район солнечного сплетения: — Вот здесь уже никого нет. Это лишь тело. Мёртвое тело.

Путилин снова попытался провести реанимационные действия.

Но Аграфена положила ему руку на плечо:

— Нет, Аркадий Иванович. Нет… Всё кончено. Прекрати истерику. Сейчас я постараюсь тебя успокоить, — и громко выдохнула, собираясь с силами.

Но он не послушался Бабичеву, не поднялся с колен, а продолжил реанимацию курсанта.

— Через сколько наступает смерть мозга у неодарённого человека? — рявкнул он на лекарку.

— Через четыре минуты, — тут ответила та, но скривилась, услышав хруст грудной клетки под ритмичными толчками самоотверженного преподавателя. Путилин продолжал держать ритм, не оглядываясь ни на кого.

— Прекратите издеваться над телом усопшего, — холодного заметила Бабичева. — Здесь четырёхминутный срок вышел две минуты назад.

— Твою мать… — выругался Путилин себе под нос. — Но он — наполовину родович, на капище… У него есть шансы. Капище лечит своих! Оно даже Собакина в Коктау смогло подлатать, а у него кровь разбавленной была. Ну же… давай! Помогай своим, демонова батарейка!

Путилин продолжал реанимацию в полной тишине.

Вокруг толпились курсанты в абсолютно шоковом состоянии. Одно дело — умереть в бою, в схватке с демоном, и совсем другое — вот так, солнечным осенним утром на занятии по медитации. Эта смерть казалась даже страшнее, ведь к такому нельзя подготовиться. И от такого нельзя защититься.

Аграфена Петровна попыталась положить руку на плечо Аркадию Ивановичу, но тот лишь стряхнул её, не отвлекаясь на пререкания.

— Ну давай же! Ты не можешь вот так сдохнуть! Тохары умирают в бою!

Путилин в запале поднял кулак и стукнул из со всей силы по груди Виктора. Того буквально сложило вдвое от удара, а потом повалило набок. В оглушительной тишине раздался хрип, а после Виктора вырвало собственным завтраком.

* * *

Совещание банды «Червонных Валетов» происходило в доме купца Дивова. И дело было не только в том, что сам купец тоже состоял в банде — хотя, разумеется, это играло свою роль. Основной причиной того, почему совещания проходили именно здесь, было месторасположение особняка.

Здание находилось в небольшом парке, на загородной территории. Поблизости не было соседей — ближайшие участки принадлежали самому Дивову. Весь дом был напичкан специальными артефактами, защищающими от прослушки. Кроме того, переговорный кабинет изнутри был обит пробковыми плитами, заглушающими звуки. В таком деле лишняя предосторожность никогда не была излишней. Более того, даже в самом парке были установлены артефакты, которые обнаруживали чужаков без специальных пропусков.

Обстановка внутри была богатой — купец Дивов входил в десятку самых состоятельных торговцев столицы. Он мог позволить себе роскошную мебель, яркие современные гобелены, персидские ковры, различные курительницы. Бар также ломился от дорогих и изысканных напитков.

Но бандой строго соблюдалось одно правило: до окончания собраний никаких возлияний. Все члены Червонных Валетов сидели за столом с простым соком или водой в кружках и делали доклад Фридриху Шпейеру — своему лидеру — об успехах или неудачах.

В данный момент докладывал полевой агент по кличке Шпингалет. Его группа по заданию главы банды «Червонных Валетов» следила за Константином Жердевым.

— Итак, — подвёл он итог, — неделя слежки за Константином Жердевым дала следующие результаты. Объект постоянно находится либо с отцом, либо с друзьями — никуда в одиночку не выходит. Единственное исключение — переходы между общежитием и домом. И то с момента начала слежки он пользуется услугами экипажей.

Докладчик сделал паузу и выпил глоток воды.

— Что касается привычек… — продолжил он, — можно сказать, что он идеален. Не пьёт, не играет в карты, вообще не склонен к азартным играм, по женщинам не ходит. В связи с этим не совсем понятно: на что его приманивать и как вообще разводить? — резюмировал Шпингалет. — Единственная зацепка, которую можно хоть как-то использовать, — это то, что в последние дни он стал носить ментальный амулет, который защищает его голову от вторжения менталистов и телепатов.

— Ну послушайте, — проговорил Фридрих Шпейер. — Не такой он уж идеальный, раз стал носить амулет. Это значит, что ему есть что скрывать.

Он сделал паузу и посмотрел на присутствующих:

— Ищите зацепки. Копайте глубже. Мы лучшие в своём деле и должны таковыми оставаться.

— Из возможных зацепок, — продолжил Шпингалет, — можно рассмотреть тот факт, что совсем недавно, во время приёма в честь героев Горного, Константина Жердева видели на дворцовой площади. С панцирями, которые добыл Виктор фон Аден.

— Тот самый Аден? — уточнил Фридрих Шпейер. — Что увёл посла от девочек в «Национале»?

— Он самый, — кивнул Шпингалет.

— К тому же, как оказалось, на посла охотились не только мы, но и Тайный сыск. Это привело к тому, что девочек, которых мы направили на дело, взяли и посадили в казематы.

— И? — нахмурившись, спросил Фридрих Шпейер, не отводя взгляда от Шпингалета.

— Пришлось устранить девочек во избежание слива информации.

— Это хорошо, — одобрительно кивнул Фридрих Шпейер, но голос его звучал сухо. Он даже ударил ладонью по столу, чтобы подчеркнуть свои слова. — Жаль, конечно, девчонок… Долго не попадались. Но они подписали контракт. Семьям выплатить отступные. И ищем новых на их места. Что по дополнительным источникам заработка?

Шпингалет поднял карту червонного валета, показывая, что ему есть что сказать.

— Слушаю.

— В результате слежки установили, что Виктор фон Аден для нас более приоритетная цель, чем Жердев. Тохар откуда-то приволок паучьи панцири и, судя по цене, объявленной за порошок из них, скоро станет очень богатым. Кроме того, у него есть явная слабость. И эту слабость зовут Ада фон Аден, младшая сестра. На последнем променаде с сестрой он потратил больше тысячи золотых только на одежду для неё. Думаю, на выкуп сестры он тоже не поскупится.

Кто-то присвистнул. Разово потратить такое количество золота исключительно на бабские шмотки — либо показатель богатства, либо идиотизма. Банду устраивали оба эти варианта.

Карту валета поднял Домовой, служащий не на самой низкой должности при дворце.

— Говори, — кивнул Шпейер.

— Упускаете из вида, что фон Адены не провинциальный аристократический род, а кровная родня Рароговых. Это может обернуться большими проблемами. Огненные горцы своих в обиду не дают. Старый Креслав с папашей Виктора чуть из Австро-Венгерского посла всё дерьмо не выбили, когда мальчишка исчез. И дипломатический скандал они в тот момент вертели на подаренных императрицей… саблях.

— Голосуешь против? — поставил вопрос ребром Шпейер, чтобы понимать настроения Домового.

— Призываю обдумать и проработать тщательней, чем с последним заданием алхимиков.

А вот это уже был камень в огород Шпейера. Этот провал ему не скоро забудут.

— Голосуем по фон Адену, — объявил Фридрих.

Большинство червонных валетов оказались подняты в знаке согласия.

— Большинство — за, берём в разработку фон Аденов.

Отправить