Глава 3

На моей ладони появился огонёк, который был призван разогнать тьму. Затем я подумал и распределил очаги пламени по всему карцеру. Нужно было не только осветить помещение, но и прогреть его.

Отправив пламя в самые необходимые точки, я недоверчиво оглядел пристяжную койку и аккуратно сел не неё. С гораздо большим удовольствием я бы сейчас сел на пол, и подобрал бы ноги под себя, чтобы просто посидеть, прогоняя сквозь сознание мысли, как бактерии под микроскопом.

Я моментально согрелся и убедился, что тлеющий уголёк в виде яйца саламандры продолжает подавать признаки жизни. По сути, это было самое главное. Насколько я понял, этот подарок был чем-то сверхважным, поэтому к нему следовало относиться подобающе.

Первая мысль, которая задала вектор всему моему размышлению, была о том, что время сорвалось и падает в пропасть. Да, мысль не новая, но всё-таки мне хотелось бы её обдумать гораздо тщательнее, чем пока у меня получалось.

Всё изменилось с момента попадания меня в своё восемнадцатилетнее тело. Слишком сильно изменилось, чтобы этого не замечать. Надо было либо признать, что я — катализатор всех этих изменений, либо что я просто попал в другой мир. Похожий, близкий, но другой.

Почему-то при последней мысли мне стало неприятно. Я, конечно, предполагал, что существуют иные миры, но сражаться за параллельных родственников? И тут я сам себе захотел дать оплеуху. Ну какие же они параллельные? Они — те же самые, которых я помню с детства. Изменились обстоятельства — это так. Причём, сильно. Факт.

Вопрос: могло ли моё возвращение их вызвать? А почему бы и нет? Появление почти сорокалетней души в облике восемнадцатилетнего юноши само по себе ломает многие устои. Вот и тут я разрушил что-то основательное. Теперь вопрос в том, как это всё установить обратно, чтобы оно не обвалилось к чёртовой матери?

Я вспомнил, как писал план по тому, что мне предстоит делать, как только ожил в своём молодом теле. Ну-ка, ну-ка! Мне было даже интересно.

Самой бумаги у меня не было, она осталась дома, в моей комнате, да только я помнил её практически наизусть, настолько яркими были все те моменты.

Итак, пункт первый — Ада фон Аден. В пансионат её отдали потому, что побоялись тащить с собой в дикое приграничье. А почему побоялись? Потому что магия в ней не проснулась. Вчерашняя Ада, стоящая возле моей кровати, была готова треснуть мне хорошеньким файерболом, и я это почувствовал.

Моя сестра уже точно не погибнет обезмагиченой, потому что всё изменилось. Вместо того, чтобы следить за её отъездом в пансионат, теперь мне необходимо с ней заниматься и учить её контролировать свои силы. Ну и ещё заодно контролировать её увлечение Голицыным.

Пункт номер два. Борис фон Аден и Дмитрий фон Аден. Странный прорыв. Ну, говоря по совести, странных прорывов почему-то было больше возле меня. Через сколько должен был произойти тот самый? Месяц-два с момента получения усадьбы?

И тут я столкнулся с тем, что натурально начинаю забывать свою прошлую жизнь. Нет, бытность свою на Стене я ещё помнил хорошо, но вот времена прорыва и гибели близких уже были размыты донельзя. Хм, интересно, конечно.

Итак, мы переехали, отправили сестру в пансионат… Через сколько нам объявили, что её не стало? Через месяц? Три? Пять? Не помню. Но вскоре случился прорыв. Брат умер сразу, хотя его конь пытался оттащить от клыков и когтей, терзающих его плоть. Отец тоже ринулся в пекло. Он хоть был лучше подготовлен, но тоже получил раны несовместимые, как написали. Хоть и прожил ещё некоторое время. Сколько? Не помню. Может, день, а может, неделю.

Выходит, если мы не отправимся на выделенные нам земли, то ничего не произойдёт? Может, вернуть их к чёртовой матери обратно, да и хрен бы с этим титулом? Лишь бы домашние были живы? Ведь нет же. На валу отец и брат снова стояли плечом к плечу. Видать, судьба такая — если и уйти, то уйти вместе.

Но тут вмешивался уже третий пункт. Горислава фон Аден, урождённая Рарогова. Там, в прошлой жизни, она должна была пережить и дочь, и старшего сына, и мужа. Я подозревал, что меня она не пережила, так как в одну особо мёрзлую ночь я почувствовал, как её голова склонилась на мою грудь. Проснулся, но лишь замёрзшая слеза на щеке осталась подтверждением прихода её отлетевшей души.

Понятное дело, что мне даже никто не сообщил, что она умерла. Я уже не считался человеком для этого. Но дело-то в том, что обвинение её в тёмном колдовстве нынче не актуально. Не узнал пока, откуда взяли артефакт для того, чтобы увеличить мой источник. Не до того было.

Но в нынешней реальности она почему-то пострадала первой. Почему? Тут, конечно, можно было бы выстроить теорию, что кто-то решил устранить именно её первой, потому что она служит защитой всему нашему роду. Но я считал, что, кроме меня, никто не мог знать будущего.

И вот тут меня осенило. Это же не единственно возможное будущее. Это было одно из вероятных его развитий. Что, если само моё появление там запустило череду неконтролируемых событий? Интересно, но страшно.

Но самое главное — не в этом. Теперь мне надлежало составить новый план действий, так как старый стал полностью неактуальным. Мне надо было наметить события уже новой реальности, чтобы, руководствуясь ими, добиться главной цели — процветания моего рода! Пусть я был младшим мужчиной в нём, но на данный момент именно на мне лежала ответственность за его возвышение.

Что мне для этого потребуется? Ну, частично я это тоже уже начал осуществлять. Мой напарник из прошлой жизни — Тагай, нынче снова был со мной. А вот остальные были другими людьми. Однако я не терял возможности найти своих прошлых соратников. С ними даже договариваться не надо было. Мы же понимали друг друга с полуслова.

Отдельным пунктом я для себя отметил клан Молчащих как вариант лечения для матери. Дикие менталисты, находящиеся вне закона. Раньше я относился к ним, как к абсолютному злу. Но теперь понимал, как могут себя вести иначе люди, которые просто по факту своего рождения оказались достойными только смерти? Да, можно сказать: вот такие законы в нашем государстве. Но послушайте, если вы знаете о людях с такими способностями, то попробуйте их как-нибудь обуздать.

Сам я в клан Молчащих пока соваться не собирался. Для них я — не того полёта птица. Можно, конечно, навести справки через того же Тагая, но это будет совсем ненадёжно. Больше Креслава всё равно никто не узнает. А Рарогов явно проникся тем, что надо бы с кем-то из клана потолковать. Вряд ли кто-то мог быть кто-то весомее его фигуры. Морозов, разве что. Но это тоже — большой вопрос. С другой стороны, попытаться узнать, что это за люди такие, никто не мешает.

Итак, передо мной встали основные точки опоры моих дальнейших действий. Но, кроме них, были ещё другие не менее важные дела.

Например, мне необходим был артефакт для помощи тем демонице с демонёнком, которым я обещал прикрытие на границе между горами и пустыней. Да, возможно, они и без меня выживут, да только, во-первых, я же обещал. А, во-вторых, мне казалось, что им придётся очень туго. А они ничем особым-то от нас и не отличались. Кроме внешности.

Меня, пятнадцать лет проведшего на Стене в прямом столкновении с демонами, сложно было заподозрить в симпатии к тварям. Но вот же! Я ясно видел отличие между той иномирной служанки с четырьмя руками и полчищами чудищ, с которыми я сражался буквально ежедневно.

Ну и самый актуальный из вопросов был примотан к моему поясу. Яйцо саламандры. С этим прям необходимо было разобраться. Что это вообще? Божественное воплощение или просто питомец, который будет мне помогать? Или просто шутка богини?

Впрочем, полагаю, что в библиотеке, куда я и так собрался, смогу найти на эти вопросы ответ. По крайней мере на часть из них. Ну или хотя бы намёки.

Я буквально не заметил, как за течением моих мыслей прошло много часов. Да, я часто отключался, фокусируясь на магии и на моих новых умениях, иногда удалялся в различные интересные мысли, зачастую вызванные предыдущими размышлениями. Но, как оказалось очень скоро, я просидел несколько часов, не меняя позы, изучая возможные варианты дальнейших действий.

И вдруг, совершенно неожиданно дверь в карцер распахнулась. На пороге стояли двое: Путилин и какой-то разряженный мужик в парике.

— Драсте, — только и смог сказать я, с трудом поднимаясь. Тело затекло от сидения в одной позе.

* * *

Чуть раньше, ректорат боевого факультета

— Аркадий Иванович! — в дверь заглянула угодливая голова посыльного с давно немытыми волосами. — К нам прибыл представитель Канцелярии Её Императорского Величества.

Путилин изогнул бровь. Он, конечно, был в курсе последних новостей с юга империи, как и вся империя в целом… Но как одно привязать сие знание к факультету, а заодно и к Канцелярии Самой не представлял, о чём и сообщил.

— А я-то тут причём? — парировал новый преподаватель военной академии магии. — На то декан есть да помощники его.

— Дык, это, — посыльный даже икнул. — Бутурлина и Вяземского ещё нет, они из Горного не воротились, — он снова икнул. — Телеграфировали, что завтра будут. Мартынов… ну так себе официальное лицо. Комендант общежития, Собакин при лазарете ошивается на дневном лечении. Выкарабкается, конечно, псина, но вы — единственный адекватный человек на факультете. Не к инструктору же Геркану его отправлять? Вот к вам, да. Тем более вопрос касается курсанта фон Адена.

— Хорошо, — кивнул Путилин. — Ну, пойдём, посмотрим.

Представитель канцелярии был при полном параде: в праздничном мундире и напомаженном парике. Всё, как требовали традиции современной европейской моды, которые отчего-то страстно взялась внедрять императрица.

— Да-да, — подойдя на расстояние вытянутой руки, проговорил Путилин. — Чем могу помочь?

— Виктору фон Адену, — громко, словно был на торжественном мероприятии проговорил представитель Канцелярии, и у Аркадия Ивановича дёрнулась щека. — Приглашение на приём по случаю чествования героев обороны Горного и Урума!

— Давайте я передам, — ответил на это Путилин и протянул руку к объёмному конверту с печатью и какими-то кружевами по краям.

— Исключено, — подняв подбородок вверх, человек в парике прижал конверт к себе. — Вручение возможно только в личном порядке!

— Вот как, — хмыкнул Путилин, вспоминая, что так оно всё и должно было быть, только вот именно сейчас его это бесило неимоверно. — Только вот фон Аден в карцере за личный проступок.

— Это не имеет никакого значения, — ещё выше задрав подбородок, ответил представитель канцелярии. — Слово самодержицы нашей великой, императрицы Екатерины Алексеевны может проникать в самые тёмные закоулки нашего мира.

— Эк тебя, — себе под нос проговорил Аркадий Иванович. — Ну что же, идём тогда.

По пути к карцеру представитель проговорил.

— Надо бы извлечь героя из застенков, а то как-то неподобающе получается, — и замолк под прямым взглядом Путилина.

— Если надо, извлечём, — ответил тот. — Но мне уже определённо стало интересно.

Открыв дверь карцера, Путилин обнаружил, что Виктор фон Аден ничуть не ущемлён, а кажется недовольным из-за того, что нарушили его покой. Вот это образцовое наказание, конечно.

Вперёд выступил представитель императорской канцелярии и громко произнёс.

— Курсант Виктор фон Аден, вы приглашены на торжественный приём, устроенный по случаю чествования героев обороны Горного и Урума. Прошу принять ваше именное приглашение, — и человек в напудренном парике передал конверт недоумевающему юноше.

— А я-то тут причём? — спросил Виктор, удивив обоих пришедших.

Путилин даже с непривычки дал понять своим видом, что действительно удивлён, но быстро взял себя в руки.

— Эх, молодой человек, — погрозил ему пальцем представитель. — Зачем же скромничать? Ринуться в сабельный бой с легионами демонов, а затем спасать людей из-под завалов — это поистине геройский поступок, достойный русского человека! Не стоит принижать себя!

— Я мать спасал, — буркнул на это гордый тохар.

— И попутно вытащили ещё четверых, — не унимался представитель. — И всё без помощи магии! Это достойно награды!

— Не мне судить, — скептически отреагировал на похвалы курсант фон Аден. — Что мне надо сделать?

— Распишитесь вот тут, — сказал представитель канцелярии. — Благодарю! До встречи во дворце.

Человек в парике испарился, словно его и не было. А вот фон Аден как находился в своей камере, так и остался. Путилину даже показалось, что тот хочет сесть обратно на откидную койку, чтобы отрешиться от мира.

— И что мне с вами делать, фон Аден? — довольно миролюбиво произнёс Аркадий Иванович.

— Мне, кажется, двое суток карцера положено? — ответил ему юноша. — Дык, если вы не против, я бы остался один. Хоть высплюсь.

— Есть у меня подозрение, что карцер для вас не наказание, а поощрение, — проговорил Путилин, заходя внутрь. — А это, знаете ли, не наш метод. Поэтому свободны.

— Как свободен? — недоумевал юноша. — А как же распоряжение о двух сутках?

— Ну так, — преподаватель пожал плечами, — приглашение императрицы повыше будет приказов Тайного сыска. Так что прошу на выход.

— Благодарю, — парень огляделся, словно боялся что-то забыть, потом кивнул Путилину. — Всего доброго.

— Виктор, — остановил его Аркадий Иванович на полушаге. — Я вижу, что парень-то вы не плохой, — это он говорил ещё в спину, но на этих словах фон Аден повернулся вполоборота. — Но, как я погляжу, вы постоянно влипаете в истории из-за своего благородства. Я полностью изучил вашу историю с отъездом в Селябэ или, как его сейчас называют, Челябинск. Сказать по чести, я бы поступил точно также, наплевав на подписку. Но, господин баронет, мы с вами уже взрослые люди. Мы знаем, что есть некоторые формальности, которые надо соблюдать.

— Это вы о чём? — вскинулся Виктор.

— Давайте так, если обстоятельства вдруг заставят вас предпринять самоволку в следующий раз, но по исключительно уважительным причинам, предупредите, пожалуйста, меня. Вместе мы постараемся найти законный выход из сложившейся ситуации.

Фон Аден кивнул, и Путилин расценил это, как знак согласия.

* * *

«Ну да, конечно, — с сарказмом подумал я, однако ограничился одним только кивком. — Приходите, мы всё решим. Плавали, знаем. Бесплатный сыр только в мышеловке!»

Уже поднимаясь на свой этаж, я вспомнил, что забыл зайти к Косте и Тагаю. Однако, когда я дошёл до нашей комнаты, выяснил, что они уже вернулись. Я с ходу зашёл к себе и рухнул на кровать, хоть толком-то и не устал.

— Эй, ты чего, оборзел? — кинулся ко мне Костя. — Это кровать нашего дру… блин, Витя? Это ты?

— Я! А то по косе не видно! — ответил я и мотнул головой.

Тут уже ко мне подскочил Тагай и вцепился в бицепс.

— Ну-ка, ну-ка, напряги! Ого! Ни фига себе! Это как так-то? — он реально забыл, как дышать, щупая мои мышцы.

Следом к нему подскочил и Костя.

— Блин, правда, смотри! Я думал, это он просто опух, а это мышцы. Мышцы, Витёк, да? — балаболил он практически без остановки.

— Не-а, — я качнул головой. — Сражался с несколькими легионами демонов, когда закончилась магия, бил мечами, весь выкупался в их крови, наутро пошла аллергия. Вот результат, — причём, у меня получилось проговорить это всё настолько серьёзным тоном, что друзья поверили и даже отступили, побоявшись, что сделали мне больно. — Врачи сказали полгода-год опухоль сходить будет, — закончил я совсем уж похоронным тоном.

— Да ладно, — проговорил обомлевший Костя. — А так и не скажешь.

И тут он пригляделся ко мне и словно что-то заметил, поэтому ехидно улыбнулся и погрозил мне пальцем.

— А можно как-нибудь оставить? — поинтересовался Тагай, снова тыкая мне в мышцу.

— Да шучу я, — наконец-то улыбка заиграла на моих губах. — Капище материно помогло. Считайте, отмолила меня у смерти, — и тут я тяжело вздохнул и поник. — Теперь вот сама там лежит.

— А чего там у вас в Горном-то было? — Тагай решил перевести тему, чтобы избежать неловкого молчания. — Говорят, прям какое-то шоу. Хотя другие утверждают, что просто измена.

— Языки бы таким говорливым вырвать и самих туда хоть на четверть часа отправить, — проговорил я, растянувшись на кровати и глядя на друзей, устроившихся в ногах. — Двенадцать легионов демонов на нас шло. А нас было — тысяч пять гарнизона, ещё тысячи две родовичей, ну и так, по мелочи. А Стены не было! И мы выстояли, смяли этих шавок, вчистую раскатали.

— Двенадцать легионов⁈ — с явно не верящим мне выражением лица переспросил Тагай. — Кажется, кто-то потихоньку начал заливать?

— И три легиона он лично, — решил подыграть другу Костя. — Одной левой. Она, кстати, как будто бы больше накачана.

— Так, спокойно, — сказал я. — Демонов и правда было очень много. Сколько точно — не знаю. Но десять легионов — это как минимум. Там люди реально собой жертвовали, так что хватит ржать, как кони! Имейте уважение!

Оба моих друга вмиг потупились и сделали серьёзные лица. Но Тагай всё-таки не выдержал.

— А, говорят, там маги были, — он вскинул взгляд на меня, но тут же отвёл в окно. — Это правда? — потом понял, что что-то не договорил и добавил: — демоны-маги.

— Ты же знаешь, — я тяжело вздохнул, — что демонов магов не бывает, — я запустил пятерню в волосы и подровнял их до косы, после чего добавил: — а всем, кто считает иначе, я подписку о неразглашении дал.

Ребятам понадобилась целая минута, чтобы понять, на что именно я им намекнул.

— Так значит, да? — шипящим шёпотом проговорил Тагай.

Я приложил палец к губам, показывая, что не собираюсь говорить на эту тему.

— Говорю же, — пояснил я, — подписка о неразглашении!

— Ну ладно, — Тагай почему-то завёлся. — Не можешь говорить, то хоть кивни. Ну или моргни.

И тут я понял, что мне устроят натуральный допрос. И не ошибся. Но больше смеялся с ребят, чем переживал.

— Были демоны-маги? — первое, что спросил Тагай.

Я даже не кивнул, а просто сделал движение ресницами вниз.

— Ё-ма! — буквально взревел он. — Блин! А сколько их было?

Я развёл руками, показывая, что это не укладывается в концепцию «да/нет». Никаких конкретных сведений я выдавать не мог, не имел права.

— Ну ладно, — Тагая было уже не остановить, — сколько их было?

Я покачал головой, мол, ты совсем рехнулся?

— Один? — начал допытывать меня друг, я снова качнул головой. — Два? Три? Четыре?

— Слушай, тебе делать нечего⁈ — взорвался я. — Откуда я знаю-то? — но это не был не гневный взрыв, скорее, гневливый. — Давай спрашивай уже по существу, а не хрен знает что! У меня скоро тик начнётся.

Ребята расхохотались, да и я не удержался тоже.

Но потом Костя одёрнул Тагая, а сам как-то странно посмотрел на меня и спросил:

— А мама-то чего? Сильно пострадала? — и мне его вопрос в атмосфере наших всех отношений показался, насколько неуместным, настолько и слишком личным, настолько что его никто больше и не смог бы задать. — Она поправится?

Гориславу, если я не ошибаюсь, Костя видел однажды или дважды. Не более того. Но тут я понял, что никогда не то чтобы не видел, никогда не слышал про его мать. И тут у меня прокрался холодок в сердце.

— Не знаю, — ответил я честно. — Пострадала серьёзно. Там иначе и не могло быть. Все наваливали от души. Она тоже. Теперь лежит без сознания. Что сделали? Отвезли к капищу. Надеемся, что поможет. Это её капище, рабочее. Она — его проводник, так что есть надежда, — и всё же я понимал, что пытаюсь успокоить и себя, и ребят, потому что конкретно с этим случаем было что-то не то.

Мы все втроём замолчали. Но тут нам в дверь постучали.

— Да, — откликнулся Костя, стоявший ближе всего к двери.

— Письмо Жердеву, — откликнулся посыльный из-за двери. — У коменданта лежит.

— Выкуп! — крикнул нам Костя и умчался за письмом.

Самое интересное, что он оказался прав. Письмо оказалось от его отца. Тот сообщал, что набрал необходимую сумму для выкупа скорлупы скорпииды.

— Ну, заживём, — с широкой улыбкой сообщил нам Костя.

Отправить