Глава 19

Я пришёл в себя рывком, чувствуя крайнее раздражение. Даже не мог толком понять, из-за чего оно во мне ширится и растёт. Щеку натерло чем-то шершавым. Я огляделся и увидел знакомую чешую Агноса.

«Вот же не мог поаккуратнее примоститься», — думал я.

Вокруг разливалось алое марево. Воздух в демоническом мире и так имел красноватый оттенок, но теперь складывалось ощущение, что мы находимся прямо в каком-то воздушном потоке крови.

При этом меня выворачивало наизнанку.

«Чёртовы демоны, даже мир не могли себе нормальный выбрать! Что за хрень⁈»

Я поднялся и огляделся. Мне хотелось кого-нибудь прибить к чёртовой матери Неважно кого, хоть вот этого саламандрыша, глядящего на меня изучающим взглядом.

«Что ты там изучаешь⁈» — подумал я с явной агрессией.

В этот момент только я понял, что веду себя совершенно неадекватно, поэтому одёрнул себя:

«Стоп, Витя, очнись!»

— Ты как? — поинтересовался Агнос.

— Спасибо, пока ещё жив, — бросил я, явственно слыша в своём голосе гнев и раздражение.

«Витя, Витя… — донёсся до меня голос Тагая по мыслесвязи. — Вали́те оттуда нахрен, быстрее!»

Я даже не успел придумать, что ответить, как он продолжил:

«Я знаю, что вы живы. Вали́те! Берите свои задницы в руки и вали́те оттуда!»

«Что случилось?» — поинтересовался я в ответ.

«Мы не знаем. Нам вообще неизвестно, что тут происходит. Но посмотри на результат».

И он прямо в моё сознание передал картинку: как всё окрестности крепости Азарета накрыло тем же самым алым маревом.

Сначала произошла невероятно сильная вспышка, и всех, абсолютно всех, как защитников крепости, так и нападающих, повалило ударной волной, а самых слабых из низших попросту разорвало в клочья.

А после этого идущие на домен легионы начали творить абсолютное непотребство. У них разом куда-то исчезла цель. У них не было больше мотивации. И они, остановившись прямо там, где их настигла вспышка, принялись резать своих соседей. Пока один резал другого, того тоже кто-то рвал клыками, раздирал когтями.

И так на площади в несколько квадратных километров все демоны, заполонившие это пространство, начали просто убивать друг друга. Им уже совершенно не было никакого дела до Азарета и его клана. У каждого из этих низших была только одна единственная цель: убить как можно больше таких же низших вокруг себя.

Но главное, что поразило меня в картине, которую скинул Тагай, это количество крови. Легионы низших уже стояли по щиколотку в ней, и с каждой минутой она всё прибавлялась и прибавлялась. Эта насыщенная красная жидкость не впитывалась в землю, нет, она поднималась, словно уровень воды при цунами.

«Мы раньше боялись, что здесь будет мост из трупов, — прокомментировал всё это Тагай, — ну да, какой нахрен мост? Нас здесь просто зальёт. Скоро тут будет такое количество кровищи, что мы просто утонем в ней. А вы вали́те оттуда, и чем быстрее, тем лучше».

Исходя из того, что мне показал Тагай, я понял одно, но самое главное. Если демоны перестали идти в атаку на домен Азарета, значит, как таковых менталистов из клана селекционеров практически не осталось. Выходит, что одной из поставленных перед нами целей мы добились. И от осознания этого факта внутри как-то сразу похорошело и даже посветлело немного.

Но то, что творят низшие, вырезая друг друга, говорит о другом, о том, что аура Бельзияра действует на полную мощность. Это значит, не всех целей добилась моя команда. Выходило, с одной стороны, мы свою задачу выполнили, а с другой теперь нужно добиться того, чтобы мои друзья выжили, и затолкать этого гребаного Бельзияра обратно поглубже в его темницу, откуда он пытается вылезти.

В этот момент за моей спиной кто-то зашевелился. Я понял, что мои друзья один за другим приходят в себя. Но при этом они тоже никакие.

Тут я уже и на Агноса взглянул свежим взглядом и понял, что ему тоже прилично досталось. Он весь как будто поблёк, и то там, то тут не хватало кое-каких кусочков чешуи.

— Агнос, — проговорил я, глядя в его чёрные глаза, — ты вообще как, дружище?

— Да чтоб я ещё хоть раз подставлялся под ударную божественную волну! Если я когда-нибудь вообще на такое решусь ещё раз, пристрели меня, пожалуйста!

— Не дождёшься, — усмехнулся я. — Если бы не ты, мои друзья не выжили бы.

— Да вот именно, блин, — ответил Агнос, поднялся и расправил крылья. — Пришлось вас спасать, суицидников. Хоть бы «спасибо» сказал. Нет, видишь ли чешуя ему моя натёрла.

— Спасибо тебе, друг, — сказал я. — Твой подвиг никогда не будет забыт.

Затем я снова повернулся к друзьям. Те уже поднялись на ноги. И я видел выражение их лиц, которое не внушало никакого оптимизма. Злоба пялилась на меня из каждого взгляда. Движения их были совсем не такие, как обычно, более резкие и наполненные агрессией. Даже ладони всех четверых сжались в кулаки.

— Послушайте, — сказал я друзьям, — вы должны сейчас держать себя в руках. То, что вы чувствуете, это воздействие ауры безумного бога. Сейчас же садитесь на сколотур и валите обратно в крепость. Там вам станет полегче: в крепости до сих пор держится храм Саламандры, и он поможет снизить эту ментальную тяжесть и состояние озлобленности.

— Ну, мы, допустим, пойдём, — через губу, с нескрываемой враждебностью проговорил Гризли: — А ты что, тут загорать будешь, что ли?

— Я останусь, — ответил я, — потому что вот этого, — я показал в сторону разлома, откуда высовывался огромный рубиново-красный торс, увенчанный головой с закрученными рогами, — мне нужно постараться отвлечь до тех пор, пока сюда не подойдут боги. А боги обязательно должны подойти, иначе зачем бы это всё затевалось?

— Никуда мы не пойдём, — сказал Белоснежка. — Опять хочешь себе все лавры забрать? А мы, типа, так, на подхвате?

— Вы посмотрите на себя, — сказал я. — Вас каждого должно распирать от желания кого-нибудь грохнуть или растерзать. Вас бесит всё, особенно мои указания.

— Естественно, бесят, — сказал Костя, сверкая глазами. — Хрен ли ты тут вообще раскомандовался?

— Вот это вот всё, — проговорил я, готовясь к любому повороту событий, — и есть воздействие ауры безумного бога. А издали нашим ребятам вас прикрывать очень сложно.

— А тебя что, не кроет? — спросил Гризли.

— И меня кроет, — кивнул я. — Мне тоже хотелось кому-нибудь дать по морде. Но на мне в данный момент печать саламандры. А это, на секундочку, божественная печать. Поэтому да, мне немного легче. А на вас такой печати нет. Поэтому возвращайтесь в крепость. Там у ребят: у Тагая, у Мирославы тоже есть печать, потому что их богиня Арахна должна была наложить на них свою защиту, как на первожрецов. Им тоже проще. А вам — нет. Так что вы сейчас идёте под защиту замка Азарета и там держитесь. А я к вам присоединюсь, как только закончу тут.

Тем временем на поверхность, осторожно водя передними секциями, выбрались сколотуры.

— Чё ты тут раскомандовался-то? — на этот раз вопрос задал Белоснежка: — Мы сами вполне можем решить, когда и куда нам отправляться. Так что ты давай-ка тут это не особо. Мы сейчас пойдём и сами накостыляем этому!..

Я тяжело вздохнул, повернулся к сколотурам и сказал:

— Хватайте их, несите обратно в замок. Они уже не в адеквате.

Сначала я подумал, что сколотуры не станут меня слушать. А может быть, того и хуже — сами подвержены ауре безумного бога. Но те покрутили передними секциями ещё раз, затем цапнули моих друзей за шиворот, закинули себе на спину и практически мгновенно ушли под землю.

А я снова оглянулся на безумного бога. Тот рычал. Он застрял в разломе, в растрескавшейся земле, и теперь изо всех сил пытался вылезти, но пока у него ничего не получалось. Поэтому он мотал своей рогатой башкой, рычал в небо. А лапищами упёрся в края разлома, пытаясь вытащить своё огромное жирное тело. По крайней мере всё это выглядело так для обычного человека. Конечно, никакого тела у Бельзияра не было, лишь его безумная кровавая энергия искала выход из темницы.

— Ну что, — хотелось мне спросить его, — разжирел за тысячи лет заточения? Всегда надо помнить, что диета — это полезно.

Я с трудом смог перевести взгляд с окровавленного образа Бельзияра обратно на Агноса.

— Ну что, дружище, — поинтересовался я у своего спутника, — скоро там твоя мама явится?

— Да чтобы я знал, — ответил Агнос, тоже наблюдая за яростными кривляниями безумного кровавого бога.

— Ну ладно, — я похлопал его по чешуйчатой спине. — Продержимся столько, сколько сможем.

— А чего ты собрался делать-то? — спросил тот.

— Ну смотри, — ответил я, оглядываясь по сторонам, — если нам удалось с помощью использования энергии этого мира уничтожить один из жертвенников как часть конструкта, возможно, получится что-то большее. Если мой прадед Арен Аден вместе с Кемизом размыкали землю, чтобы добраться до её глубин, до лавы, возможно, нам, используя силу мира, удастся её хотя бы на какое-то время замкнуть. Или, по крайней мере, не дать этому разлому разойтись шире. То есть, попытаться противодействовать Бельзияру, чтобы он не выбрался до конца.

— Ты всего лишь человек, — проговорил Агнос, — хоть и изменённый, но всё-таки человек.

— Я прекрасно это осознаю, — ответил я с лёгкой улыбкой. — Понятное дело, где я и где дюжина богов, которые упекали его в эту темницу. Но мы, по крайней мере, попробуем продержаться до прихода основной кавалерии. Поможешь?

— Вить… — Агнос посмотрел мне прямо в глаза. — Куда я денусь-то? Конечно, помогу!

Внутри я постепенно наполнялся энергией. Истощённые магические каналы снова начали перегонять магию.

Я глянул на собственные руки и понял, что от татуировок, которые раньше испещряли моё тело, не осталось и следа. Но это не значит, что кожа стала гладкой.

Моя кожа сейчас чем-то даже напоминала чешую Агноса: она потрескалась, местами свисала лохмотьями. Везде, по всему телу из-под неё сочилась кровь, причём самым натуральным образом, из-за разорванных сосудов.

Если бы я был ещё обычным человеком, то, наверное, валялся бы сейчас без сознания от болевого шока. Так что на данный момент было очевидно: не зря Саламандра целый месяц потратила на то, чтобы перекроить меня на сверхчеловеческий манер.

Я опустился на одно колено и осмотрел землю под ногами. Тут она была покрыта толстым, сантиметров в десять, слоем пепла. Кое-как я разгрёб этот пепел и опустил ладонь прямо на землю. Затем закрыл глаза, и в моём сознании зазвучал голос.

На этот раз это не был голос Тагая, Агноса или Саламандры. Это был голос из моих воспоминаний, голос капища, которое однажды сказало мне:

«Когда тебя покинет твой, казалось бы, извечный огонь, и тебе понадобится помощь, позови нас. Мы откликнемся».

Я также помнил, что помощь была возможна лишь единожды, и платой за это, скорее всего, будет смерть.

«Но мы поможем, — продолжало говорить мне капище из воспоминаний, — мы поможем спасти тех, кто тебе дорог».

Освежив в памяти эти слова, я обратился к земле этого мира, к его энергии. И, несмотря на то, что он не был мне родным, я заговорил с ним, как с чем-то дружественным:

— Я — не местный, — проговорил я вслух, вслушиваясь в собственные слова. — Рождённый не здесь. Я — букашка из другого мира. Но букашка, которую в другом мире и в другой жизни избрали проводником энергии земли. И избрали меня не потому, что я хотел силы, могущества, власти или чего-то подобного, нет. Со мной поделились силой только потому, что я хотел использовать её исключительно ради защиты.

Вздохнув, я почувствовал комок в горле, но в то же время и некое внимание, которое смог привлечь своей речью, поэтому продолжил:

— Я защищал своих близких, родных мне существ, семью, и не только. Я всегда стоял на защите людей, прикрывая их от тварей, которые жаждали только крови, которые стремились поработить моих соотечественников и превратить их мир в безлюдную пустыню. Там и тогда меня посчитали достойным. Но сейчас, волею случая, я нахожусь в твоих пределах. Я прекрасно понимаю, что здесь проводниками силы выступают боги такие как Саламандра, Арахна, Сколотура. Я не бог. Даже близко.

На мне сосредоточились, меня посчитали интересным.

— Я — просто человек, который, независимо от того, в каком мире находится, хочет защитить близких и родных мне существ. Поэтому я прошу: позволь мне стать проводником твоей силы в этом мире. Ну и да, поскольку во мне нет божественного могущества, я прекрасно осознаю последствия.

Мой голос замер. Земля под ладонями оставалась недвижимой. Удары сердца оглушительно звучали в ушах. Я находился в том состоянии, когда не видел и не слышал более ничего.

И тут вдруг ко мне пришёл ответ, прямо через ладони, откуда-то из глубины, прямо из нутра земли. Голос этот был измучен, но в нём ещё теплилась искра надежды.

— Ты же понимаешь, что ты умрёшь, — сказали мне. — Энергия моя настолько велика, что ты не выдержишь её прохождение сквозь себя.

— Я понимаю, — ответил я, внутренне уже смирившись с последствиями, — но там, за моей спиной, мои друзья, с которыми мы обменялись клятвами крови, что будем спасать друг друга в любой ситуации до самого последнего вздоха. Спасти их значит умереть мне. И в таком случае умирать не страшно. Я уже знаю это. Я уже умирал. Помоги мне.

И вместо ответа я почувствовал просто невероятный поток силы, который начал вливаться в меня. Я ощутил, как растворяюсь в этой силе, сам становлюсь ею. И вместе с тем почувствовал небывалое могущество, просто невероятные возможности, настолько, что какой-то внутренний голос, некий червячок собственной важности, который сидит в каждом, принялся соблазнять меня:

«Ты теперь можешь всё. Теперь, слившись с энергией этого мира, ты можешь позволить себе всё, что угодно: двигать реки, создавать озёра, ставить горные хребты там, где захочешь, поливать всё небесным огнём, неважно. Ты можешь всё».

— А мне это не нужно, — ответил я противному червячку. — Мне не нужно быть великим. Мне нужно только сдержать эту треклятую расщелину, чтобы из неё не вылез безумный бог.

После чего я снова обратился к душе этого мира:

— Если ты позволишь, я бы воспользовался твоей силой ещё для одного небольшого, совсем крохотного дела.

Мир отреагировал на мою просьбу. Я прочитал в этой реакции удивление и заинтересованность. Он не хотел потакать мне, я для него всё равно оставался лишь букашкой. Но он дал мне это разрешение из простого любопытства.

И вот тогда, продолжая удерживать расщелину и тратя на это безумные, колоссальные силы, я решился.

Да, я слышал на фоне рёв Бельзияра, который всё ещё никак не мог выбраться: он застрял по грудь и теперь махал своими огромными рожищами, пытаясь вырваться оттуда. Багровая аура пульсировала вокруг него; лапы с огромными когтями скребли по краям разлома, оставляя там борозды, наполненные кровью.

Я подумал, что он выглядит как какой-нибудь титан, про которых писали в древних легендах. И настолько ярко мне это представилось, что будто бы легенды повторялись.

С другой стороны, возможно, те легенды и были простым пересказом происходящего в совершенно другом мире.

Но мне было на это глубоко плевать. Когда мне дали возможность исполнить просьбу, я решил, что должен сделать один из главных последних шагов.

Я должен попрощаться.

Перед моими глазами сразу же возникла Стена, на которой я стоял в своей первой жизни, но в последние её минуты. Я снова почувствовал холод, ледяной ветер на лице, вглядывался вдаль, в полчища летящих на нас демонов. И тут же оказался совсем в другом месте.

Я вспомнил, как меня спасала мать, как она накладывала на меня благословения. И вдруг вся та самая первая жизнь передо мной легла, как на ладони.

Раньше до этого она постепенно стиралась из памяти, замещаясь новой, тем более, было много несоответствий. А сейчас я увидел всё: от своего первого крика до своего последнего конструкта, сжегшего меня.

Я кристаллизовал ту боль, которая была внутри меня, и вспомнил, что двигало мною вперёд: пламя и месть. Пламя в моей крови и месть за свою семью.

А теперь, стоило оглянуться назад, и становилось понятно: моя семья жива. В полном составе: и мать, и отец, и брат с сестрой, и даже дед.

Я добился того, чего хотел. И всё, что мне осталось, это попрощаться.

Там, на Стене, когда я готовился к своей, как оказалось, последней битве в той жизни, у меня не было выбора, мне не с кем было прощаться. Я шёл к своей семье в момент смерти, с честью и достоинством.

А сейчас, стоя на колене и черпая силу из чужого мира, я всё так же, с честью и достоинством, я от них уходил.

Но ещё не сейчас.

Последняя степень учения, в том числе и у Саламандры, умение путешествовать по разломам самостоятельно. Это сделало бы меня грандом. К сожалению, грандом я не стану. Но прокатиться в последний раз по разломам? О да.

Первой, к кому я отправился душой по разломам миров, была мать.

Я увидел её, склонившуюся над какой-то мелкой одежонкой. Она пыталась делать вид, что занята шитьём, но руки не слушались её, так как голова Гориславы была занята совсем другими мыслями. Поэтому я поцеловал её в щёку, и она вскинула голову, пытаясь отыскать меня взглядом.

И, кажется, у неё это получилось, так как она уставшими глазами, в которых вдруг проступили слёзы смотрела мне прямо в глаза.

Рядом с ней находилась и Ада, и я потрепал её по голове.

Обе уставились на меня. Уж не знаю, видели ли они какие-то очертания, или белёсую пелену, или просто догадывались, что я стою там, из-за того, что мы одна семья. Не знаю. Но они точно понимали, кто перед ними и зачем пожаловал.

Мать беззвучно, одними губами произнесла слово «нет», после чего покачала головой и закрыла ладонями глаза. Ада же смотрела на меня, не отрываясь, и только губы её немного дрожали.

Я улыбнулся ей и молча показал сестре в ту сторону, где слышался гомон тахарок и помахал пальцем, мол, «не давай им спуску». Говорить с родными у меня не получалось.

Понимая, что если слишком надолго задержусь, то мне станет только тяжелее, я перенёсся в Горный, где отец с братом в это время находились на Стене. Они обсуждали что-то, касающееся новой усадьбы, как лучше там обустроить, что сделать.

Когда я появился перед ними, они замерли. Я обнял отца, потом брата, посмотрел на них, улыбнулся и растаял. Они были живы и здоровы, и это главное. Я добился новой жизнью того, чего хотел. Я смог достичь поставленных целей.

А последним, кого я посетил из родни, был дед Креслав Рарогов.

Как странно: в первой жизни он был никем, а во второй стал одним из самых близких людей. Тем, кому я доверял, с кем советовался, кто мне подсказывал.

Дед сидел в кресле-качалке перед камином с чашкой какой-то крепкой настойки. Здесь, сейчас, он совершенно не старался выглядеть несгибаемым и бесконечно сильным.

Я вышел к нему прямо из огня камина и встретился взглядом с Креславом. Затем просто кивнул ему и одними губами попытался произнести слово: «Спасибо».

«Спасибо за то, что в своё время ты показал мне, как надо жить».

Он отдал половину жизни во время обороны Горного. И теперь я прекрасно понимал, каково это, что это значит и почему это нужно. Теперь я отдавал свою жизнь целиком и полностью, причём вообще, в другом мире, казалось бы, за иных существ. Но деда я прекрасно понимал.

И совсем уж последней, к кому я рванулся была Аза.

По энергетическим каналам и разломам, этим венам земли, я добрался до любимой. Крепко поцеловал, сказал «прости», после чего, не дожидаясь ответной реакции, ушёл обратно. Лишь почувствовал, как вскипело за мной пространство.

Когда я вернулся, понял, что тело моё уже на исходе.

Вокруг меня всё пылало. И в момент, когда казалось, что я вот-вот превращусь в пепел, потратив все свои силы исключительно для удержания разлома; когда я следил за искорками, которыми с моих рук начали отлетать кусочки кожи; когда я сам практически превратился в костёр, искрящий на вечернем берегу реки, мне на плечо опустилась женская ладонь, и знакомый голос произнёс:

— Ты как-то рановато собрался умирать. Но спасибо, что задержал его до нашего прихода.

С некоторым отстранением и опозданием я понял: наконец-то явились боги. Со мной сейчас говорила Саламандра тем голосом, который я однажды слышал в её храме.

Выходит, Саламандра покинула своё убежище.

С трудом я оглянулся на неё и увидел, что весь её облик объят огнём, она вся сияла и была просто огромной. Мой спутник Агнос по сравнению с ней был вообще малышом. И вот именно его я в данный момент и не увидел. Он куда-то исчез.

А рядом с Саламандрой стоял, хоть и поменьше её, но тоже огромных размеров дракон, которого я уже видел в Китае. Теперь понятно, почему они задержались: оказывается, договаривались о помощи.

Тут же из-под земли выползла огромная Сколотура размером, наверное, с замок Азарета. И Арахна, не уступавшая размером никому из богов. Да, и казалось бы, мы видели её когда-то в храме во время ритуала, но сейчас она явилась во всём своём божественном величии.

И всё это произошло буквально в секунду. Они не стояли и не красовались, потому что видели, что я удерживаю разлом из последних сил. Они тут же начали вместе слаженно работать.

Первой по Бельзияру ударила Арахна. Она выпустила сразу множество нитей паутины. Я знал: это лишь выглядит как паутина. На самом деле это нити ментальной магии, только выглядящая как самая обычная серебристая паутина.

И вот она оплетала Бельзияра со всех сторон, будто упаковывая в кокон. Сначала он срывал с себя отдельные нити, отрывал целые канаты, сплетённые из них, но Арахна всё плела и плела кокон.

В какой-то момент мне показалось, что Бельзияр почти не мог сопротивляться, действия Арахны сильно замедлили его. Я даже почувствовал, как ослабло давление на психику, и желание убивать уменьшилось. Правда, желание умирать тоже уменьшилось.

Жить, разумеется, хотелось. Но в целом я прекрасно понимал: всё, что я делаю, это дорога в один конец. Кроме Арахны, Саламандра с Драконом принялись жечь Бельзияра сразу с двух сторон.

А вот Сколотура, как будто вообще не атаковала безумного бога. Сначала я даже не понял, чем она в целом занята. Гигантская многоножка находилась у края разлома и что-то там искала, водя жвалами.

Лишь потом я заметил: богиня Сколотура, начав с самого края, как будто собирала, стягивала края разлома и делала каменную перемычку. Она сращивала разлом, медленно, шажок за шажком. Делала стежки, будто зашивала разошедшуюся по шву ткань. Мне это даже напомнило шитьё, которое я только что видел на руках моей матери. И вспомнил, как когда-то она говорила мне, зашивая мои собственные порванные портки:

«Если делать крупные стежки, они быстро порвутся и недолго выдержат. А чем меньше шаг, тем дольше продержатся твои штаны. Хотя, Витя, на тебе вся одежда горит».

И вот сейчас, прямо на моих глазах, Сколотура практически не двигалась. Она крохотными, чуть ли не микроскопическими шажками продвигалась по направлению к Бельзияру, но при этом медленно, но верно смыкала расщелину, пока остальные замедляли безумного бога.

В моей груди поселилось ликование. Я подумал: может быть, не скоро, но всё будет кончено. Они победят кровавого безумца.

Да, в прошлый раз было двенадцать богов. Но не факт, что сейчас кто-то из них остался. Возможно, именно потому, что богов осталось совсем немного, Бельзияру и удалось выбраться.

По сути, здесь, в мире, были Саламандра с огнём, Арахна с менталом, Сколотура с магией земли, и всё. И сейчас им придётся нелегко: нужно выполнить работу, которую раньше выполняла дюжина богов.

Значит, мои усилия до сих пор нужны. Однако и требовать от богов многого не выйдет, не тот случай. Поэтому надо держаться.

И я держался.

И удерживал, сколько мог, силой самого мира, от расширения ту самую расщелину, которую с другой стороны медленно, но верно латала Сколотура. У нас всё должно получиться.

А потом как-то сам собой мой взгляд опустился вниз. И я увидел, что мои руки, которыми я упирался в землю, просто-напросто выгорают. Снаружи они уже почернели, а сквозь трещины в коже, где-то внутри, трепыхались языки пламени.

Перед внутренним взором снова встала статуя моего прадеда Арена Адена. Вот почему он стал таким. Видимо, совсем скоро я повторю его судьбу, тоже превращусь в застывшую скульптуру. В целом и общем, отлично. Это даже не стыдно.

По крайней мере, прадед стоял, сдерживая напор противника, и я уйду так же. Да, конечно, на одном колене так себе статуя. Но зато я померялся силами с безумным богом.

Все эти мысли уже были как будто отстранёнными. Сознание потихоньку затуманивалось, потому что искры, отлетавшие от тела, ясно говорили: оно постепенно замирало, и жизнь в нём останавливалась. Я не хотел отключать сознание, я хотел до последнего наблюдать за тем, как действуют боги.

Внезапно я почувствовал какое-то движение рядом с собой. Вокруг зашевелились слои пепла. Сначала я даже ничего не понял. А что вообще происходит? Может, сейчас вылезут какие-то странные твари? Я уже не ждал ничего хорошего.

И тут вдруг вверх взметнулись белые облачка золы, и на поверхности, смешно отплёвываясь от пепла и тихо себе под нос что-то выговаривая, чуть ли не матерясь на своём языке, выскочили небольшие ледяные гномики.

Я поначалу даже сказать ничего не мог, лишь наблюдал за крохотными, суетящимися фигурками. Причём они действовали слаженно, хотя и стремительно, и казалось бы, хаотично: кто-то плюнул себе на палец и приложил его к моей руке, раздалось шипение.

— Вот ведь какой горячий! — проговорил гномик, отдернув руку. — Давай-давай, обкладывай его! Туши его!

— Взяли! Давай вместе!

— И сюда, сюда давай!

— Да что ты делаешь? Ты обожжёшься!

Я в какой-то момент даже подумал, что из-за перегрева просто сошёл с ума, вот и мерещится мне различное.

— Ай-яй-яй, ну что же ты делаешь! — продолжался деловитый гомон среди ледяных гномиков.

А я, наконец, понял, откуда они взялись. Гномиков, которые обкладывали меня льдом буквально со всех сторон маленькими участками, пытаясь хоть как-то охладить, прислал сюда Белоснежка. Это была его странная магия, так она работала.

Но ведь у него же контроль, как я помнил, километров пять. По крайней мере он так рассказывал. А вот же он прислал их сюда. Я понял, что это его подарок. Даже будучи на таком расстоянии, он начал меня остужать, подмораживать.

Друзья, судя по всему, почувствовали, что я начал со всеми прощаться. Что связь со мной теряется. И вот друг не придумал ничего лучше, чем попытаться охладить меня, чтобы выиграть хоть какое-то время.

Тем временем гномики развернули, на самом деле, кипучую или, вернее, леденящую деятельность. Я стоял по-прежнему на одном колене, не давая расходиться разлому, а меня со всех сторон обкладывали льдом, обплёвывали и обмазывали. На лоб прилаживали компрессики, устраивали ледяные души.

С одной стороны, мне от всей души было смешно от происходящего: вокруг меня суетились семь небольших гномиков. С другой, я испытывал тёплое чувство благодарности к своим друзьям, которые даже в такой ситуации не отсиживались за стенами, куда я их отправил, а пытались помочь.

Ну и, кроме всего прочего, я чувствовал над собой ментальную защиту от всё ещё распространявшихся волн безумия Бельзияра. И оттого, что Белоснежка пытался меня охладить, мне на душе стало спокойно: всё не зря, решил я. Даже положив свою жизнь, не только ради семьи, но и ради близких людей, ради друзей, я сделал это не зря.

Мои ребята, как вторая семья. Все эти люди достойны того, чтобы отдать за них жизнь.

За то время, пока эти мысли пролетали в моей голове, вокруг меня уже образовалась целая площадка радиусом в пару метров, на краях которой находились гномики, постоянно заменяя испаряющиеся куски льда.

Я же продолжал качать силу, и охлаждение мне очень помогло: сознание снова прояснилось, и я с лёгкой улыбкой следил за тем, как гномики ставят ледяные заплатки со всех сторон, суетятся, бегают, как прораб и рабочие на стройке. Кажется, даже выгорание замедлилось.

— Ты куда побежал? Тебе же в другую сторону!

— А, ну ты же сам сказал: передать третьему лёд!

— Что там у вас на ухе?

— Я залатал, всё нормально!

Но как будто и этого было мало, краем глаза я увидел, что совсем недалеко от меня, на ледяной площадке, лёд как будто начал оживать. Он, вроде бы, и не расплавился, но всё же начал тянуться ввысь, будто сталагмит рос снизу вверх.

Я снова обернулся к гномикам, но, как оказалось, те и сами пребывали в шоке. Выражение их крохотных лиц было просто-таки ошеломлённым.

— Это чё, твоих рук дело, седьмой? — спросил тот, кто, кажется, был главным.

— Не-не, не моих!

— Так кто накосячил? У кого сил дохрена? Кто начал доспех строить?

— Так, убрать немедленно!

А я понимал: хоть это и не запланировано, происходит что-то удивительное.

Между тем ледяная фигура, поднявшись на пару метров, приобрела вполне человеческие очертания. Передо мной, в обычном балахоне, с посохом и длинной бородой, стоял ледяной человек.

«Ничего себе, Дедушка Мороз явился, — подумал я. — Нет. Всё-таки, наверное, это предсмертные галлюцинации. Слишком уж много всего и сразу».

Затем фигура сформировалась до конца, лёд на ней потрескался, и передо мной предстал пожилой мужчина с полупрозрачной кожей и ледяными глазами, а его борода состояла, будто из множества мельчайших прозрачных сосулек.

Он обернулся ко мне и сказал:

— Как же это, однако, очень вовремя мой потомок решил использовать нашу истинную силу. А так, хрен бы я сюда пробился через все эти разломы. В своём мире я легко перемещаюсь, но здесь нужен был приёмник для того, чтобы попасть к тебе. Причём приёмник с родной силой.

Он слегка усмехнулся:

— Передай потомку, когда сможешь, что я им очень доволен. Если выживем, возьмусь обучать.

— Выживем? — хмыкнул я. — Это вряд ли.

И кивнул в ту сторону, где Саламандра с Драконом поливали огнём Бельзияра, а Арахна накидывала на него ментальную паутину.

— А помощь-то, я смотрю, вам и не помешает, — проговорил мужчина. — Это вы меня хорошо вызвали. У вас, кажется, только огонь, а льда и воды-то не хватает.

Отправить