Глава 14

Теперь глаза на мокром месте были не только у Сухри. Приняв штандарт, я оглянулся на своих друзей и увидел, что у них у всех во взгляде отражалась торжественность момента и понимание связи с предками. Ведь каждый из нас это не самостоятельная единица, а кровь многих поколений людей, которые выживали, любили, страдали, воевали. И сейчас символ единства многих поколений моих предков я держал в собственных руках. Символ, сохранённый верными людьми в память о славном прошлом Тохарской империи. Я и сам чувствовал что-то великое, что-то такое, отчего распирало грудь и казалось, что я совсем близок к исполнению своих намерений.

Я приподнял ткань над головой так, что её верхний край коснулся облупившейся краски на потолке.

— Империя жива, пока жив её последний солдат, — проговорил я, глядя в глаза Сухри, старому несломленному солдату, все эти годы чтившему память предков. — А благодаря вам империя не только выжила, но сохранила свой собственный флаг.

Я почтительно поклонился старому ветерану.

— Благодарю вас, — сказал я ему добавляя в голос тепла и признательности. — Это один из величайших поворотных моментов в истории Тохарской империи. С ним я и отправлюсь в Пекин к императору, чтобы до конца собрать все свои символы власти.

— Я до сих пор не уверен, — ответил Сухри с лёгкой улыбкой, — что там к вам отнесутся хорошо. Но я вижу, что вы идёте к своей цели и ничто вас не остановит. Наверное, вы должны знать: там, при дворе, живёт племянник последнего тохарского императора — Шаумо Адениз, тот, который и отдал скипетр в обмен на проход и безбедную жизнь в Китайской империи.

— Ого, — сказал я, приподняв бровь. — Он до сих пор жив?

Впрочем, полагаю, это было не так удивительно. Аркви, получивший кровь высших демонов, тоже до сих пор жив и неплохо себя чувствует. Так почему же племянник последнего императора не мог прожить все эти четыреста лет, тем более живя при дворе?

— Конечно, — развёл руками Сухри. — Хотя мы, конечно, все не рады его существованию. Так как он в самое тяжёлое время именно выменивал своё благополучие на всё, что только мог. Если я не ошибаюсь, он женат на представительнице китайского императорского дома, причём уже не на первой.

— Интересно… — я только что понял всю глубину ситуации. — Скажите, Сухри, — я обратился к хозяину дома, аккуратно скручивая штандарт обратно в рулон, — а вы пытались писать Шаумо о вашем бедственном положении?

— Конечно, пытались, — Сухри развёл руками. — Только ему плевать на это с высокой колокольни. Ему, без разницы, как мы тут живём и что у нас происходит. Для него самое главное то, что устроился он. Живёт сыто в императорском дворце и понятия не имеет о том, что происходит с тохарами. Мы его за четыреста лет ни разу здесь не видели. Ни мы, ни наши предки. Поэтому и для нас он не император, а… — и тут он произнёс слово на тохарском, которое, по большому счёту, обозначало «задницу».

— Ну что ж, — я кивнул, думая о том, что мне, скорее всего, это даже на руку. — Вы знаете, Сухри, у меня к нему отдельный счёт имеется. Поэтому в любом случае я сначала решу вопрос с ним и с тохарскими реликвиями. А затем мы восстановим работоспособность телепортационной площадки, которая находится вот там, в горах, — я махнул в ту сторону, откуда мы пришли. — Я заберу вас отсюда.

Надежда, которая до этого лишь тлела во взгляде Сухри, сейчас разгорелась с новой силой.

— Единственное, — поспешил я добавить, — забирать я вас буду не прямо сейчас, потому что ещё нужно восстановить телепортационные площадки, чтобы они могли перемещать людей. Плюс к этому мне нужно там, у себя, подготовить плацдарм для переселения, чтобы вас переместить не на пустое место. Поэтому пока можете, скажем так, разнести весть о том, что будет исход тохаров из Китая. Я же в свою очередь обязуюсь подготовить вам достойную встречу и жильё на первое время, после чего обязательно дам вам знать.

— Но ведь телепортационные площадки не работают уже много сотен лет!

— Ну, мы-то пришли как раз через телепортационную площадку, — я пожал плечами. — У нас есть специалист, который может вновь запустить их. Он приведёт вашу площадку в надлежащий вид, и забирать мы вас будем тоже через неё. Это не будет какой-то караван, которому надо будет пройти через необитаемую пустыню. Исход будет совсем не таким. Мы просто уйдём все разом, и китайцы никоим образом не посмеют вас остановить. Вы — свободные люди, а не рабы! И вы будете возвращаться в свою страну.

Сухри от избытка чувств вытирал катящиеся лицу слёзы и что-то шептал сквозь слёзы, похожее на «благослови вас Саламандра, господин». А я слышал, как хрустели его суставы, и мне было самому больно от этого.

— Не стоит благодарности, — ответил я. — Мы — один народ.

— Останьтесь у нас хотя бы переночевать перед дорогой, — чуть успокоившись, проговорил Сухри. — Путь всё-таки неблизкий, и вам нужно отдохнуть.

— Хорошо, — ответил я, оглядывая нищую обстановку в лачуге. — Если у вас есть пустующая комната или сеновал, где вы можете нас разместить, чтобы никого не стеснить, то мы готовы остаться на ночёвку в деревне.

— Так, вы пока располагайтесь, — сказал мне Росси, — а я пойду-ка, пожалуй, кое-чего помудрю.

— А чего ты хочешь намудрить-то? — усмехнулся я. — Может стоит выспаться перед дорогой в столицу? Путь неблизкий.

— Забыл, кто я? — улыбнулся Росси. — У меня выносливость как у коня. К тому же кто-то тут собрался устраивать исход тохаров из Китая. Поэтому пойду-ка я поразбираюсь с телепортационной площадкой и посмотрю, что можно будет сделать.

С этим он поспешил и удалиться.

Мы расположились в этой же комнате, заняв чуть ли не половину избы, при этом, даже не думая о том, когда окажемся в Пекине, поделились запасами походной еды с Сухри и с его семьёй. Нам хотелось, чтобы они хоть чего-нибудь поели и, в конце концов, перестали нас бояться. Конечно, у нас тоже не было разносолов, в основном было вяленое мясо, другие армейские спецпайки, какие выдавались с собой на Стену. Но местным жителям и это показалось невероятными деликатесами.

— Я уж не помню, — проговорил Сухри, вгрызаясь остатками зубов в кусок сушённого мяса, — когда последний раз ел что-то подобное и настолько вкусное? Уж много-много лет как мы не видели тут ничего даже близко похожего.

После еды мы все улеглись и практически сразу уснули. Меня, конечно, одолевали тяжёлые думы по поводу того, что тут творится, и как помочь этим людям, но всё-таки я провалился в сон. Последней мыслью перед тем, как заснуть, было: «Где там демоны Агноса носят? Уже бы давным-давно должен был вернуться. Хоть бы проблем не случилось».

В четыре часа утра, во время самого глубокого сна, меня разбудил Росси.

— Так, быстро все вставайте и побежали, побежали, побежали! Времени у нас буквально в обрез, так что бежим, и быстро!

— Что случилось? Куда бежим? — поинтересовался я.

— Нам нужно обратно к телепорту, — заявил высший демон.

— А чего вообще происходит? — спросонья я не совсем понимал, зачем нужна такая спешка.

— Да я умудрился установить подпитку от ближайшего разлома. Но работать она будет всего ничего. Зато если успеем, мы сможем без проблем переместиться до Пекина, и это нам сохранит очень и очень много времени. Не придётся пилить до столицы пешком или верхом через все горы и равнины, переместимся прямо через телепорт.

Впрочем, ребят уговаривать было не надо. Они уже все подскочили, и мы усиленным марш-броском побежали обратно в сторону телепорта. На прощание я лишь успел поблагодарить Сухри, после чего мы рванули с максимально возможной скоростью.

Надо сказать, что успели мы вовремя, разлом всё ещё делился энергией с телепортом. Мы запыханые после марш-броска в гору, встали под кольцо площадки. Яркая вспышка ослепила нас, а после тьма ночи сменилась ясным днем. Мы очутились в столице.

* * *

Я уже достаточно давно путешествовал телепортами и привык к разным площадкам, и даже к тому, что температура в разных местах различается: ты из жары можешь переместиться сразу в холод или, наоборот, из просушенного зноем воздуха очутиться где-нибудь во влажной атмосфере. Но то, где мы оказались сейчас, было чем-то совершенно неожиданным.

Вокруг площадки стояли столики, над которыми горели пафосные китайские фонарики, а люди за этими столиками что-то ели и пили из невероятно шикарной посуды. Судя по всему, мы оказались посреди ресторана. Я бегло огляделся и понял, что это действительно так, а каменное кольцо, увенчивавшее телепортационную площадку, здесь располагалось буквально как элемент декора.

Больше всего, как мне кажется, удивились официанты, которые застыли и уставились на нас, практически не мигая. Впрочем, гости тоже сидели, не понимая, что происходит.

Сам камень площадки был обвит плющом, кое-где подсвечен, за ним располагался небольшой водопад, где постоянно подающаяся вода стекала, будто с высоты трёх этажей, а затем текла между столиками небольшой рекой. Одним словом, место наверняка было невероятно дорогое и пафосное. Кроме того, столики разделяли перегородки, украшенные золотом. Всюду были красные шёлка, различные сеточки, закрывавшие отдельные кабинки от посторонних взглядов. Повсюду стояли кадки с цветами и кустами.

— Здравствуйте! — я кивнул официантам. — Извините, мы уже уходим. Так, ребята, идёмте.

Тут я понял, что больше всего впечатлений от того, что произошло, получил Росси. Он стоял, глядя на арку в абсолютном шоке и не в силах поверить, что вокруг телепортационной стелы соорудили самый натуральный ресторан.

— Я что-то не понял, — проговорил он слабым голосом. — Они что, её как элемент декора что ли используют? Они что, совсем что ли?..

— Росси, — сказал я, — в любом случае нам надо валить отсюда, а то мы и так слишком много внимания привлекли среди столь, если я правильно сужу, шикарной публики.

Действительно, одежды посетителей были все дорогие и невероятно щегольские. Судя по всему, в этом ресторане действительно собирался цвет китайской публики. Поэтому мы так, бочком-бочком, попытались выйти из ресторана, оставив о себе лишь краткое воспоминание.

И в тот момент, когда совсем недалеко перед нами уже маячила дверь, мы услышали в спину крик на одном из смешанных диалектов:

— О, Гризли! Русский медведь!

Я встал как вкопанный и обернулся на Медведева.

— Гризли, — спросил я, — нас сейчас бить будут или как?

— Подожди, я ещё не разобрался, — ответил мне друг, развернулся и посмотрел в ту сторону, откуда его окликнули.

А нам навстречу уже шёл китаец с явно военной выправкой, да и хоть в парадном, но всё же в военном мундире.

Гризли выдохнул с облегчением.

— А нет, всё нормально, — сказал он, махнув рукой. — В худшем случае придётся много пить, но морду бить нам никто не собирается.

— Это уже неплохо, — ответил я.

Тем временем военный подошёл, пожал руку Медведеву, обнял его, после чего уже пожал руки нам.

— Друзья Гризли! — сказал он, раздвигая губы в улыбке. — Мои друзья, прошу вас присесть за столик. Я, конечно, его вообще не ожидал здесь увидеть, но безмерно рад встрече!

Когда мы сели, китайский военный продолжил дружеский допрос. Он явно не ожидал увидеть Гризли в этом ресторане.

— Ты вообще как здесь оказался? Я очень рад встрече, но до сих пор не могу поверить.

— Считай, что я тут в дипломатической миссии от русских, — ответил на это Гризли.

После чего нам принесли какие-то напитки, заказанные китайцем, и мы выпили.

— Но ты же, вроде бы, жил на Стене, — проговорил китаец, разводя руками, — причём безвылазно. Я так понял, что тебе не светило освобождение оттуда.

— Всё меняется, мой друг, — ответил ему Медведев. — Моё дело, наконец-таки, пересмотрели, кстати, как раз благодаря Виктору, — он указал на меня, — и пришли к выводу, что я ни в чём не виноват. Поэтому меня сняли со Стены и вернули в обычную полноценную жизнь.

— О, это прекрасно, Гризли! — сказал китаец. — Я невероятно рад такому обороту. Я всегда знал, что ты хороший человек и достоин большего, чем каторга на Стене.

— А ты здесь какими судьбами? — спросил его Гризли.

— О, я прибыл сюда со Стены с постоянной миссией, — тот развёл руками и хохотнул. — Буду просить денег. У нас же скоро тут будет праздник — обретение великой реликвии императорским родом. Поэтому, глядишь, может быть, в честь праздника император расщедрится.

— Понятно, — кивнул Медведев. А затем оглядел нас и снова обратился к своему знакомому: — Тут такое дело: мы только что прибыли в город. Может быть, подскажешь какой-нибудь постоялый двор или гостиницу, чтобы, с одной стороны, не стыдно было, а с другой, чтобы не сильно дорого?

— Да без проблем, — ответил на это китаец. — Подскажу и даже сейчас же покажу. Всё равно тут кормят дорого и невкусно. Пойдёмте!

А когда мы вышли, китаец подмигнул Гризли и сказал:

— Всё-таки, знаешь, я к нашей еде на Стене уже гораздо больше привык. А здесь всё что-то не то.

Какими-то задворками, хоть чистыми, но узкими переулками, он довёл нас до постоялого двора. Причём выглядел тот вполне добротно и даже уютно, по сравнению с забегаловками на Стене.

— Друзья, — сказал он, показывая нам на приземистое, но основательное здание, — я вам так скажу: это заведение держат наши армейские отставники. Кормят тут вкусно и сытно, совершенно спокойно реагируют на представителей всех профессий и представителей разных стран и рас. Потому что, ну сами знаете, на Стене кого только нет. Поэтому рекомендую остановиться тут.

Напоследок Гризли приобнял китайца и сказал ему:

— Дорогой Чжан, удачи тебе с попытками выбить финансирование!

— А тебе — успехов с твоей дипломатической миссией, — в ответ на это ответил китаец. — Если что, могу подсказать, где находится ваше посольство в столице.

— О, вот это было бы неплохо, — кивнул Гризли.

— У нас посольский квартал называется «Высокий город», по сути это международный район, и там находятся все дипломатические миссии. Там полно садов, прудов, аллей, засаженных цветами и разными деревьями, ресторанов вроде этого, чтобы иностранцы не сильно встречались с реальностью вроде столичных трущоб. Они живут в своём мирке, им нормально. И поэтому вам надо будет идти в Высокий город. Там же, кстати, находится летняя резиденция императора, а следом за ней полукольцом идёт посольский квартал. Туда-то вам и нужно.

Мы поблагодарили друга Гризли по имени Чжан и решили, что нам нужно всё-таки для начала засвидетельствовать в российском посольстве наше почтение, так сказать, и немного осмотреться.

— Кстати, — проговорил Росси, — раз уж пошла такая пьянка, то я, пожалуй, отправлюсь к своим родным австро-венграм и тоже пособираю там информацию: что к чему. Ты как: пойдёшь через российское или со мной?

— Нет, — я покачал головой, глядя на окружающий нас незнакомый город. — Меня не устраивает вариант пробиваться на этот праздник через посольство, причём через какое бы то ни было. Мне нужно заявить о себе, потому что, придя якобы от Российской империи, я не буду иметь права потом начать требовать привилегий тохарского императора. Просто не могу этого сделать. Поэтому давайте так: вы, друзья, расходитесь по посольствам, а я попробую попасть на это самое празднество напрямую, через канцелярию императорского дворца.

В глазах Росси я увидел нескрываемый скепсис.

— Послушай, ты же для них никто, — проговорил Джузеппе. — У тебя как будто бы нет ни родины, ни флага.

— О чём ты? — сказал я. — Флаг у меня уже есть, и родину восстановлю. Поэтому деваться мне некуда. Зато у меня есть кровь, сила и покровительство богини. Ничего, будем прорываться.

Но прежде, чем пойти в Высокий город, мы зашли в постоялый двор, сняли себе комнаты, переоделись, почистились, чтобы выглядеть получше, и разошлись заниматься каждый своими делами.

Я отправился напрямую в канцелярию императора и по пути занимался тем, что рассматривал столицу Китайской империи. А она была очень разная. Конечно, и наш Екатеринбург тоже не был везде одинаковым, но всё же наши города выглядели значительно лучше, потому что у них здесь между районом трущоб и районом зажиточных торгашей границей иногда служила дорога, мощёная деревянными досками. Более состоятельные дома, были обнесены высоченными заборами, чтобы не портить себе вид бедными голодными жителями трущоб.

С одной стороны играла музыка, слышался смех и танцы, а по другую сторону улицы в бараках с выбитыми окнами ютились полуголодные грязные нищие люди. Бывало, что по дороге проезжал какой-то купец на паланкине или воины из родовой гвардии местного аристократа шествовали, так те не стесняясь палками били любого, кто оказывался у них на пути.

Попробовали и на меня замахнуться, но увидев мою красную косу и предупредительно зажжённый на ладони огонь, лишь сплюнули под ноги и обошли стороной. Всё же тохары и здесь воспринимались магами-воинами, раз с нами не спешили связываться.

И в целом у меня остались от столицы соседней империи достаточно смешанные впечатления. По сути, я прекрасно понимал, что в любом городе есть такие трущобы. К сожалению, от этого никуда не денешься. Но так, чтобы людей секли просто за то, что дорогу заступили… перебор.

В канцелярии стояла огромная очередь. Последний раз я такую видел и не припомню когда. Отстоять в ней много часов и ничего не добиться меня совершенно не устраивало. Поэтому, использовав крепкие русские словечки, я начал потихоньку проталкиваться вперёд. Сама по себе канцелярия представляла собой пагоду на несколько этажей, и вот по ним тоже приходилось пробиваться и проталкиваться, потому что я даже ещё точно не знал, куда и к кому мне конкретно надо. Но в итоге получилось так, что на каком-то из этажей я лицом к лицу столкнулся с толстеньким чиновником.

Был он весь такой жирненький, его лицо блестело в свете артефакторных ламп, а поросячьи глазки бегали туда-сюда.

Я понял, что мне в чём-то повезло, потому что тот буквально всем своим видом кричал, что ждет, когда ему дадут мзду.

— Здравствуйте, — обратился я к нему и слегка поклонился. — Я представитель Тохарской империи, и мне необходимо встретиться с представителями императорского рода. У меня вопрос по межгосударственным отношениям.

— Да вы что ж, голубчик! — ответил мне чиновник и сощурился ещё больше. — Вы что-то не то говорите. Какая ещё Тохарская империя? Нет никакой Тохарской империи! Не имейте вы никаких прав, никакого обращения не будет! Да даже самих тохаров как народа нет — ничего нет. Не существует вас! Какого ещё отношения вы к себе хотите?

— Послушайте, — я оставался непреклонен, несмотря на то что чиновник, бывший гораздо ниже меня, всё равно умудрялся смотреть как-то свысока. Понятия не имею, как он умудрялся это делать. — Я ничего не знаю. Я представитель Тохарской империи. Мне необходимо, чтобы факт обращения был зафиксирован.

— Уважаемый, — чиновник уже, кажется, искал, кого бы позвать на помощь, — я даже пальцем не пошевелю для того, чтобы обслужить какого-то сумасшедшего.

— А может быть, есть что-то, что позволит вашему пальцу пошевелиться? — я вынул из внутреннего кармана амулет. — Иначе такой прекрасный амулет, который усиливает возможности, может отыскать гораздо более сговорчивого владельца, чем вы.

И тут я понял, что попал в цель. Глазки у чиновника засияли и забегали из стороны в сторону, так как он соображал, что же нужно делать.

— Ну вот, вы бы сразу так начали! — голос его стал бархатным и обходительным. — А то начали с каких-то жалоб и требований. Вот почему вы так всегда начинаете? Переходите сразу на приятное, и отношение будет к вам совершенно иное. Мы сейчас с вами совсем по-другому поговорим. Пойдёмте!

Он завёл меня в кабинет, и мы составили официальное прошение, а я настоял, чтобы оно было в двух экземплярах: один должен был остаться в канцелярии, а второй — с отметкой этого самого чиновника — перекочевал ко мне. Я передал ему амулет с муасом, объяснил инструкцию использования, и кругляш сразу же исчез где-то в складках его нарядной одежды.

На приём я, как и ожидалось, не попал, но хотя бы сделал официальный запрос — скажем так, отметился. Вероятнее всего, этот запрос потеряется где-то в завалах местных бумаг или на свалке различной корреспонденции. Но он хотя бы был зафиксирован.

При всём том я понимал: пробиться так через канцелярию к императору — это дохлый номер. Но в любом случае бумага на руках была, причём бумага, где чиновничий аппарат Китая меня официально признал представителем Тохарской империи. Так что хотя бы один единственный документ со стороны недругов с признанием моих притязаний я получил.

* * *

Обратно в постоялый двор я вернулся самым последним. Уже и Росси, и Гризли с ребятами были тут.

Я вынул бумагу, выданную мне китайским чиновником, и показал её ребятам. Мы сидели в небольшом зале на втором этаже, где можно было и поесть, и просто посидеть пообщаться.

Росси взял у меня бумагу и пробежался по ней глазами, затем вернул мне, покачал головой и посмотрел в глаза.

— Виктор! — сказал он с нескрываемым скепсисом в голосе. — Ты вроде бы уже взрослый парень, вон, какой большой. Прошёл и огонь, и воду, и медные трубы. И ты реально веришь в то, что вот этот товарищ из китайской канцелярии передаст твоё прошение? Да они тебя мурыжить будут, хорошо, если несколько лет. Правильно же сказал тебе этот чиновник, что нет у тебя ни родины, ни флага, и нет никакой Тохарской империи.

Росси, смотрел на меня глазами врача, который хотел, чтобы я принял лекарство, несмотря на то что оно будет ужасно горьким.

— Он имел в виду, что за тобой не стоит никакая сила, поэтому они не будут иметь с тобой никакого дела. Понимаешь? Китайцы уважают только силу и власть, больше ничего. Пошёл бы ты как представитель Российской империи — это ещё был бы один вопрос, потому что за Россией, соответственно, и за российским посольством стоит мощная сила. А ты пошёл как представитель империи, которой, по сути своей, уже и нет. По крайней мере, она для них ничего не значит. Китайцы уже давным-давно её пережевали и выплюнули по их мнению. Поэтому я сильно сомневаюсь, что у тебя что-то получится.

— Я думал уже обо всём том, о чём ты говоришь, — ответил я, забирая назад бумагу с печатью и подписью. — Но на самом деле цель-то была не такая. На самом деле целью было завизировать хоть в каком-нибудь чиновничьем аппарате, что лично я являюсь подданным Тохарской империи. А пока у Тохарской империи есть хотя бы один подданный, официально империя жива.

Росси открыл рот, чтобы что-то возразить, потом закрыл его и только глазами несколько раз хлопнул.

— А вот об этом я не подумал, — проговорил он наконец. — Вот это с твоей стороны очень умно. Хорошо, признаю, был неправ. Удивительно, но факт: ты меня действительно уел.

Я первый раз видел, как Росси искренне извиняется. До этого момента я в нём видел ту самую снисходительность, которую испытывают все высшие демоны к людям. Возможно, кроме Зары и Азарета.

— Но есть ещё один момент, — тут Джузеппе собрался и положил руки перед собой, словно желая выдать важную информацию. — У них сейчас планируется мероприятие как раз-таки в честь обретения вашего скипетра и передачи его со стороны тохаров императорскому роду. Причём на всём этом мероприятии будет присутствовать и последний потомок, как они считают, тохарского императорского рода. Тот самый, который и отдал им скипетр. Как только в нём душа-то держится? Четыреста лет прошло… совершенно непонятно.

— Как держится? — я ухмыльнулся и похлопал Росси по плечу. — Кровь в нём ваша, демоническая. Поэтому он до сих пор и живой, скотина такая.

— В любом случае, всё это мероприятие будет проходить через два дня в летнем дворце. И пригласительные я добыл со стороны австро-венгров. Если не ошибаюсь, твои ребята добыли те же самые пригласительные со стороны Российской империи.

— Добыли, — кивнул Гризли. — Точно.

— Ну что, ты с кем пойдёшь: со мной или с ребятами? — вопросительно уставился на меня Росси.

— Нет, — я покачал головой, надеясь только на то, что Агнос всё-таки вернётся до этого момента. — Я должен явиться туда совершенно иначе.

— Это как? — уставился на меня Джузеппе.

— Но я же не могу идти как русский или как австро-венгр. Я пойду как тохар. И появление это будет фееричным, поверь мне. А сделаем мы всё следующим образом…

* * *

Чиновник Ван Сюнь, получивший взятку от неизвестно откуда появившегося гиганта, взял бумагу, которую он написал для канцелярии, и вместе с ней отправился в Летний дворец окольными коридорами. Пришлось раздать несколько монет слугам, чтобы дойти до нужного адресата, но Ван Сюнь очень надеялся, что эти вложения окупятся. И вот, наконец, он дошёл до цели.

К чиновнику вышел старый, слегка заплывший жиром тохар. Поговаривали, что этот спесивый старик племянник последнего императора Тохарской империи — Шаумо. Коса его была всё такой же красной, разве что в бороде уже появились седые волоски. Но в целом, если сбрить её, он выглядел вполне ещё не старым человеком.

— Как ты посмел, червь, побеспокоить меня, отвлекая от наложниц⁈ — прорычал Шаумо. — Захотел обратиться в пепел от моего истинного огня?

Но Ван Сюнь не поддался на настроение тохара. Он знал, что это всего лишь обычное вступительное слово спесивого аристократа.

— Что вы, господин! Я посмел явиться к вам лишь в заботе о вашем благосостоянии. Если бы не угроза вам, я ни за что бы не посмел вас отвлечь от насущных дел! — раболепно склонился Ван Сюнь, знающий своё место и любовь всех аристократов к лести и раболепному подчинению.

— Надеюсь, что хотя бы повод достойный? — закончил тот.

— Более чем, — ответил Ван Сюнь и протянул копию бумаги, подписанную им для Виктора Адениза.

Шаумо взял её, прочитал и перевёл покрасневшие глаза на чиновника.

— У тебя последние мозги жиром заплыли⁈ — спросил он, и в его голосе слышалось натуральное рычание. — Какого хрена ты его вообще регистрировал?

— Ну, а как же? — развёл чиновник пухлыми руками. — Я же должен был каким-то образом всё вызнать про него и сообщить вам о его появлении. А вот здесь есть все данные: имя, возраст, где остановился, магический дар и тому подобное. Теперь вы знаете, господин, где его можно отыскать, чтобы решить любые вопросы, если они у вас возникнут.

Шаумо Адениз снова посмотрел в бумагу и погладил шёлковый халат.

— Какой-то сопляк безродный, выскочка без роду и племени, пытается тут рассказать, что он — из Аденизов? Нет больше никаких Аденизов! Я — последний тохарский император, пусть не юридически, но по факту. Я с ним в любом случае разберусь. Так и быть.

Он вытащил небольшой мешочек с монетами и кинул его чиновнику, словно подачку.

— Это за информацию.

Сам же развернулся и пробормотал себе под нос:

— Сперва мы всё равно проведём мероприятие. Всё равно этого выскочку во дворец никто не пустит, тем более что и бумага уже у меня, а дальше эта бумага не уйдёт. А потом я уничтожу этого самозванца, считающего себя последним тохарским императором.

Отправить