Глава 5

Ближе к полуночи, когда я уже собирался спать, из храма Арахны вернулся Тагай. По его внешнему виду сразу стало понятно, что он несколько озадачен, но при этом полон энтузиазма. Ничего толком не объяснив, он ворвался ко мне и первым делом сказал:

— Витя, мне нужен мандарин.

— Так ты вроде уже целоваться научился на девочках, зачем мандарин? Какие-то курсы повышения квалификации? — тут же отшутился я, выбираясь из кровати и потроша шкаф. Про отдых, судя по взбудораженному состоянию Тагая, можно было забыть.

Тагай сперва пытался осмыслить моё предположение и ржал, а потом резко замолчал возмутился:

— Фу!

— Ты чего? — не понял я резкой перемены настроения друга.

— Да представил курсы эти на китайцах! Мерзость какая! В таком разрезе не хочу китайца, хочу фрукт!

— А ты представляй курсы на девушках, и сразу полегчает! — поддержал я друга.

— Да-а-а… — мечтательно протянул Тагай. — Так гораздо лучше!

После он тряхнул головой, сбрасывая с себя наваждение.

— Девушки — это очень хорошо, но для наших целей сейчас они не подойдут. Нужен китайский дипломат какой-нибудь. — Тагай от нетерпения ходил вокруг меня, не в состоянии и пары секунд задержаться в одном месте. — Я кое-что нашёл по трансплантации, точнее имплементации языковых матриц, и не только. Единственное, что мне действительно нужен один мандарин для эксперимента.

— Так, — сказал я, меняя пижамные штаны на форму, — с китайцем понятно, а кошечки или собачки нужны для опытов?

— Я буду и кошечкой, и собачкой, — хмыкнул на это Тагай, разведя руками, — потому что в храме нашёлся свиток, где написано, как сделать что-то подобное, но только на себя. Как это потом скопировать, применить на вас, будем ещё разбираться. Пока нужно хотя бы в себя закачать.

— Понятно, — сказал я. — Только проблема ещё заключается в том, что Китай не сильно меньше нас, а потому как ты думаешь, сколько у них в обиходе вообще языков и диалектов?

— Я думаю, что предостаточно, — ответил на это Тагай.

— Вот именно! Поэтому нам нужен кто-то из дипломатов. А по дипломатам у нас в основном хорошо разбирается Росси. Надо бы снова навестить его.

— А он тебя не пошлёт куда подальше? Так-то полночь на дворе.

— Ну я же тебя не послал.

Мы переглянулись и не сговариваясь хохотнули. А уже через пару минут отправились к Джузеппе.

Тот не казался заспанным, но зато по обыкновению уже был недовольным. Он даже не пригласил нас в дом, а вышел на улицу.

— Нет, я, конечно, очень рад вас видеть среди ночи, — проговорил он всем своим видом показывая обратное. — Скажите, пожалуйста, что за спешность такая привела вас ко мне в такое время?

— Послушай, Джузеппе, — сказал я, стараясь добавить в голос убедительности. — Нам нужен китаец, желательно дипломат со знанием своих китайских диалектов.

— Интересно, — произнёс Росси, посмотрев на нас с некоторым изумлением. — То есть вы пожаловали ко мне среди ночи для того, чтобы я вам отыскал китайца?

— Совершенно верно, — кивнул я, представляя, что сейчас происходит в голове у высшего. — Возможно, со стороны это всё кажется абсурдным, но для путешествия нам нужно знание китайских диалектов, иначе никак. А по логике больше всего их знать должен кто-то из их дипломатов. Мы хотим пересадить его знания себе.

— Пока ничего не понятно, — ответил на это Джузеппе, — но очень интересно. Допустим, есть у меня один знакомый из дипломатического корпуса. Он в своё время помог мне, за немалую денежку, устроить встречу с императрицей. Ту самую, с которой мы с тобой отправились в путешествие, — он указал на меня и оскалился. — Но я должен знать, для чего это всё.

— Семейные реликвии, я же говорил, — и тут у Росси в глазах появилось некоторое понимание.

— Я знаю только об одной реликвии Аденизов, которая может находится в Китайской империи. И я сомневаюсь, что тебе её отдадут, попроси ты на любом из диалектов, или на всех вместе сразу, — в глазах нашего собеседника уже загорелись искры.

— Полагаю, у меня будет что-то кроме доброго китайского слова.

— Хорошо, — внезапно решился Джузеппе. — Но предупреждаю сразу: он параноик и проныра ещё тот. У него, как раз, много всего в голове хранится, в том числе, полагаю, и несколько китайских диалектов. Пригодятся. Но я надеюсь, вы его не тронете?

— Нет-нет, разумеется! — Тагай поднял руки ладонями вперёд. — Останется и живой, и здоровый, покровительством Арахны клянусь. Нужно только знание языков и ничего больше.

— Хорошо. Тогда действуем по схеме, которую мы когда-то отработали с Виктором. Я его зову в ресторан обсудить некую прибыльное дельце. Там обильно угощаю выпивкой, пока клиент не дозреет, а после мы телепортируемся из туалета прямо в храм. Ждите там. Однако у меня есть одно условие.

— Какое? — мне стало даже интересно.

— Мне тоже подсадите знание китайских диалектов.

— Тебе-то это зачем? — поинтересовался я, но затем махнул рукой. — Впрочем, если надо, значит надо.

— Ты сам мне намекнул на то, что там нужно будет вести переговоры, — возразил мне Джузеппе. — А я уж точно знаю, нужно наверняка знать, о чём будут говорить эти хитрованы.

— Да не вопрос, — ответил Тагай, когда мы на него посмотрели.

— Тогда ещё один момент, — Росси стал абсолютным дельцом и уже обговаривал условия. — Получится это сделать лишь завтра к вечеру, потому что сейчас уже ночное время, рассвет близится. Сами понимаете, ловить где-то и накачивать среди ночи дипломата — так себе идея, которая вызовет явное подозрение.

— Тут согласен, — я решил умолчать, что и не предполагал немедленных действий от Росси, понимая, что если вопрос решится даже завтра вечером, это уже будет неплохо.

* * *

На следующий день мы всей командой в составе меня, Тагая, Гризли, Белоснежки и Артёма Муратова отправились в храм.

Я очень рассчитывал на то, что Росси часть своего плана выполнит.

Тем временем, пока ещё оставалось время до его появления, Тагай продолжил искать необходимые материалы и часам к девяти вечера накопал уже достаточно для того, чтобы попробовать имплантировать знание языков и нам.

А уже ближе к десяти часам вечера в храм телепортировался трезвый, как стеклышко, Росси в обнимку с пьяным, совершенно невменяемым китайцем. Причём, мандарин был в таком состоянии, что краше в гроб кладут.

— Слушай, — с сомнением спросил я Тагая, — а ты разберёшься в таком мозгу? Что у него там где лежит?

— Разберусь, разумеется, — кивнул мне друг, подходя к китайцу. — Это у него сейчас состояние здоровья затронуто. Мозг, конечно, там слегка агонизирует от выпитого, но в принципе это ослабляет большинство блоков, которые скорее всего у него стоят в мозгу. Тем более я ни в коем образом вредить ему не буду. Такое состояние, считай, идеальное для моих целей.

Росси тоже внимательно наблюдал за нашими действиями.

— А ты чего? — спросил я его, проследив за взглядом.

— Ну как же, — ответил мне демон без капли иронии. — Интересно же, как вы будете сейчас препарировать его сознание и пересаживать знание языка, при этом ни коим образом не причиняя ему вреда. У нас-то только селекционеры подобным занимались

— Слушай, — я следил за тем, как китайца устраивают на небольшом ложе в центре бывшего алтаря, а Тагай устраивается рядом, — нам, конечно, это тоже всё интересно, но ты знаешь, вряд ли мы заметим какие-нибудь спецэффекты.

Я обратил внимание Росси на то, что мандарина уложили в центре, там, где раньше был храмовый алтарь. Затем мы наблюдали за тем, как его и Тагая окружила толпа мелких паучков.

Сначала я решил, что они просто пришли посмотреть. Ну интересно им, что тут происходит, но нет. Они стали формировать вокруг китайца и Тагая самый натуральный кокон: живой и шевелящийся.

Думаю, уже в этот момент мандарин должен был бы дико орать, но он давно был под властью моего друга, или вовсе в бессознательном состоянии.

Когда же они оказались полностью скрыты коконом, я перестал понимать, что происходит. Этих двоих буквально отрезали от нас, чтобы ничего не могло помешать процессу.

* * *

Тагай тем временем закольцевал свою энергетическую связь с китайским дипломатом, чтобы ментальный поток находился на одном месте и усиливался бывшим алтарём и всей силой, которая только была в этой пещере.

Дипломат к тому времени уже был окончательно без сознания. А Тагай начал медленно, как будто паучок, пробираться к нему в разум.

Там, внутри, в сознании китайца, всё дрожало, дребезжало, плыло, потому что он был не просто пьяным, а пьяным вусмерть. Притом, что они вообще плохо воспринимали алкоголь, в отличие от тохаров и русских.

Проходя сквозь воспоминания китайца, Тагай буквально хватался за голову.

«Мама дорогая! — думал он. — Вот что значит дипломатическая неприкосновенность и иммунитет. Да за ним же столько грехов, что это просто невероятно!»

Но сейчас Тагай не интересовался этим. Ему пришлось подниматься всё выше и выше, уходя вглубь памяти от свежих пластов в более дальние. Когда-то начало подобного ритуала он проходил вместе с Зорич. Это было в тот момент, когда он собирался стереть ей несколько дней памяти.

Тут система была похожа: только Радмиле нужно было стереть свежие воспоминания, еще не укоренившиеся, а у дипломата нужно было докопаться до глубинных слоёв памяти, где как раз и находились знания о собственном языке и языках приобретённых, если таковые имелись.

Ведь каждый человек учился разговаривать ещё в раннем, несознательном возрасте. И постепенно в процессе взросления знания углублялись и углублялись, одновременно с этим расширяясь.

Поэтому здесь нужно было докопаться до молодости дипломата, которого друзья между собой обозвали мандарином по названию одного из китайских диалектов. Просматривать мельком память пришлось до той поры, когда дипломат изучал не только родной северокитайский диалект, но ещё несколько других попутно.

Из памяти этого же дипломата Тагай узнал, что таких диалектов двенадцать, но сам подопытный владеет только семью, зато самыми популярными. Остальные может худо-бедно понимать.

«Да, блин, — подумал в этот момент Тагай. — Ни хрена себе работки предстоит…»

И вот он наконец-то добрался до нужной ему глубины. В представлении Тагая это место выглядело, как мандариновая роща под голубым небом с редкими облаками, проплывающими в форме причудливых фигур. Усыпанные плодами деревья отбрасывали тень на изумрудно-зелёную траву, на которой сидел китайский мальчик и листал огромный фолиант, лежащий перед ним на низкой подставке. Страницы были толстыми с тиснением и крупными иероглифами, написанными каллиграфическим почерком.

Мальчик, которому на вид было лет девять-десять аккуратно переворачивал страницы, изучая эти самые иероглифы, после чего записывал их себе в специальный черновой свиток. Он запоминал их и делил на семь разных колонок, потому что сравнивал одновременно семь разных языков.

И Тагай видел, как при изучении определённого иероглифа на соответствующем дереве позади мальчика появляется новый мандарин.

Тагаю пришлось ждать, а затем снова углубиться в воспоминания одурманенного дипломата. А точнее, вернуться в воспоминаниях немного вспять, в тот момент, когда все деревья уже были просто усыпаны мандаринами. Он увидел, что перед ним сидит парень не девяти и не десяти лет, а достаточно взрослый. Навскидку ему было чуть больше двадцати лет. Вероятно, в этом возрасте у соседей заканчивали обучение в дипломатической академии. На финальном экзамене парню пришлось беседовать с носителями разных языков и даже составлять различные официальные документы.

За спиной у студента даже на экзамене виднелись те самые семь усыпанных мандаринами деревьев. Это и была та база, которую нужно было изучить самому Тагаю. И он остановил в моменте ментальный поток. Сорвал с каждого из деревьев по мандарину и начал их есть.

К концу стало очевидно, что всё-таки это многовато. Уже на шестом у него начала раскалываться голова, потому что очень много знаний он поглотил в один присест. На седьмом он едва справлялся с головной болью, потому что каждый мандарин становился воплощением целой языковой модели, которая сейчас пыталась уместиться и уложиться в его разуме.

А с учётом того, что китайские языковые модели очень далеки от русских, буквально как земля и небо, приходилось Тагаю, конечно, несладко. Его даже подташнивало от всего этого. Но он всеми силами удерживал внутри себя эти мандарины, чтобы его не вывернуло наизнанку и он не утратил свои знания. Он никогда не думал, что от знаний может тошнить.

Однако, что теперь делать?

Параллельно с этим он вернулся к сознанию лежащего перед ним китайца и, пошатываясь, побрёл сквозь его разум, обнаруживая его уже в том возрасте, в котором тот находился сейчас. И недолго думая, Тагай, чтобы хоть как-то отыграться за собственное состояние, сказал пожившему китайцу, сидящему в мандариновой роще:

— Написал бы ты что-нибудь типа чистосердечного признания, — Тагай закладывал дипломату это прямо в мозг. — С кем из наших сотрудничал? У кого брал взятки, кому давал?

И этот самый мандарин внезапно, несмотря на всё своё состояние, начал что-то строчить в своём свитке.

— М-да — хмыкнул Тагай, ощутив некоторое удовлетворение, — вот уж точно, сделал гадость сердцу радость.

И вывалился из сознания мандарина.

* * *

Когда Тагай пришёл в себя, ему было не очень хорошо. Кокон из паучков распался, и вся эта мелочь разбежалась в разные стороны. Но ненадолго. Через какое-то время они снова стали сбегаться к Тагаю. Кто-то водички принёс, кто-то над ним платком махал, всё для того, чтобы стало полегче.

Тагай же, посмотрев на нас, сказал:

— Вроде бы, всё получилось. Но мне надо хотя бы три часа поспать, чтобы всё это немного уложилось внутри меня. Иначе этими знаниями меня просто стошнит. Так что никуда не расходитесь. Я сейчас отдохну, и после этого продолжим.

И после этих слов взял и реально заснул, устроившись на специальном ложе возле стены пещеры. Судя по всему, он частенько ночевал тут в последнее время.

Мы три часа просидели там, не громко переговариваясь между собой и рассказывая какие-то истории. По большому счёту, все наши беседы свелись к тому, кто как представляет наше грядущее путешествие.

— Ну а что, если у нас сейчас уже получится внедрить себе знание языка, то в принципе отправляться в путь можно будет хоть завтра, — подвёл итог Белоснежка, которому просто не терпелось отправиться в очередную мясорубку. Или просто в приключение.

— Ну насчёт прямо завтра, — сказал я, прикидывая все возможные варианты, — не могу обещать. Скорее всего, мне надо будет ещё сгонять к Светозарову за картами Тарима. С планированием всего остального будем уже от этого отталкиваться. Предоставят ли нам карты Тарима вместе с Тохарской империей или нет, посмотрим. Но завтрашний день потратьте на сборы, внимательно всё обмозгуйте.

На том мы собственно и порешили.

Ровно через три часа Тагай проснулся и встал со своего ложа. Я глянул на него и понял, что друг уже более-менее в адеквате. Он же осмотрел нас и сказал следующее:

— Значит так: заходим сюда же, в этот кружок, по одному, и будем работать с каждым индивидуально. Боюсь, что всех массово разом я не потяну. Так что, только один на один. Вариантов, полагаю, больше нет.

Я, естественно, пошёл к нему первым.

Мы практически мгновенно провалились в транс, тем более что у нас была налажена ментальная связь друг с другом. И я на самом деле увидел зелененькую травку и семь мандариновых деревьев под голубым небом.

Но мне сложно было удержать улыбку, так как посреди всего этого я увидел Тагая в ярко расшитом чанпао и широких штанах ку, представлявших народную китайскую одежду ханьфу.

— Ничего себе! — усмехнулся я. — Как тебя проняло-то!

— Слушай, у меня от этих мандаринов уже прыщи скоро во всех местах начнут вылезать. Поэтому давай-ка без вот этого.

Судя по всему, он даже не понял, о чём я.

— Ладно, — махнул я рукой. — Что я должен делать?

— Ну вот смотри: семь этих деревьев — это семь разных диалектов, которые знал наш дорогой китаец, временно экспроприированный из дипломатического корпуса. Всего таких диалектов двенадцать, но он знал семь. Для нас и это уже отличный результат. На самом деле я усвоил все семь, правда, с трудом.

Я по виду Тагая видел, что он не врёт, урок оказался сложным.

— Так что видишь, вот эти семь деревьев. Они, конечно, молоденькие, потому что знания ещё прорастают, по сути, во мне. То есть я их перенял, но для того чтобы из косточки выросло полноценное дерево, мне нужно будет выспаться ещё несколько раз. По сути, вам, собственно, тоже. Скорее всего, пока мы будем путешествовать до Китая, знания должны будут укорениться, уложиться в голове. И спать для этого надо побольше. Поэтому сейчас берёшь, подходишь к каждому дереву, срываешь по мандарину и ешь. Чем больше съешь, тем больше шансов, что освоишь все семь диалектов. Но, признаюсь честно, меня уже на шестом и седьмом так тошнило, что я едва смог их проглотить.

— Всё понял, без проблем, — ответил я и пошёл в круг между деревьев. Там сорвал с каждого по мандаринке, очистил их и съел.

А когда закончил, подошёл к Тагаю и спросил:

— А нет ничего больше пожрать-то? А то что-то мы пока сидели и тебя ждали, я так есть захотел.

— Нет, я, конечно, могу тебя предложить пройтись по второму кругу, — хохотнул Тагай, — но давай всё-таки ребятам мандарины оставим.

— Ну как скажешь, — ответил я.

И с тем мы вынырнули из сознания Тагая.

* * *

Следующим на имплементацию языков отправился Росси.

У него были кое-какие знания, но, правда, весьма поверхностные и только в одном диалекте. Соответственно, остальные шесть, как демон, он впитал достаточно просто, у него не появилось отторжения.

Все, кто выходил из сознания Тагая, сразу же ложились спать, чтобы знания внутри них укоренились. Тем более, мало ли, сколько займёт весь процесс имплементации. Поспать всегда полезно, а уж когда для этого есть прямые рекомендации, и вовсе стало первоочередной задачей.

Следующим после Росси пошёл Медведев.

У него тоже были знания китайского, но, как оказалось, эти знания вообще не подходили ни к одному из выросших в сознании Тагая семи мандариновых деревьев. Выходит, разговаривал он на каком-то другом диалекте.

Когда он появился в сознании Тагая, за ним выросло отдельное, дополнительное дерево. Причём мандарины на нём были такие неказистые, какие-то странные, будто бы вообще дикие и несъедобные.

— Ну а что ты хотел? — проговорил Гризли, поймав на себе удивлённый взгляд Тагая и обернувшись. — Ты думаешь, там на Стене разговаривают литературным диалектом? Там, знаешь ли, в основном сквернословят, и на одну фразу приходится процентов шестьдесят мата. Вот поэтому такое вот у меня неформатное дерево растёт.

— И всё-таки, — сказал Тагай, оглядывая кривой дичок, — я думаю, что пригодится.

Таким образом, они обменялись мандаринами. Правда, Медведев не смог осилить все семь диалектов, а съел лишь четыре мандарина.

Тагай же, прислушавшись к внутренним ощущениям сказал:

— Я возьму у тебя с дерева мандаринчик, если ты не против?

— Да, на здоровье. Правда, боюсь, что это совсем не то, что принято изучать в языке.

Тагай на это лишь рассмеялся:

— Поверь мне. Это как раз то, что в первую очередь изучают в любом языке и что знать просто необходимо для хорошего общения.

Медведев, выйдя из сознания Тагая, и сразу же отправился спать.

Следом пошёл Муратов.

Когда он появился в сознании Тагая и увидел эти мандариновые деревья, его лицо искривилось в гримасе неприятия.

— Что мне нужно делать? — с подозрением спросил он.

— Съесть по мандарину с каждого дерева, и у тебя тогда усвоится знание китайских диалектов, — ответил на это Тагай, разведя руками.

Но Муратов на это лишь покачал головой:

— Я не смогу.

— Да как же так⁈ — вскинулся Тагай. — С твоим-то разумом не смочь переварить каких-то семь диалектов? Это же ты — Артём Муратов! — Тагай действительно был раздосадован. — Я на тебя ставил все ставки: что это ты усвоишь вообще лучше всех и дополнительно выведешь какой-нибудь диалект.

— Ага, усвою, — с нескрываемым сарказмом ответил Артём. — У меня аллергия на мандарины. Если я тут сейчас их начну есть, поверь мне результат тебе совсем не понравится. Нет, если ты хочешь, чтобы кого-нибудь вывернуло прямо в твоём сознании…

— Да уж, — проговорил Тагай, — не хотелось бы.

— Вот и мне не хотелось бы подохнуть в чужом сознании в процессе изучения какой-нибудь лингвистической конструкции. Так что ты мне постарайся передать не мандариновыми плодами, а чем-нибудь таким, отличающимся. Даже если ты не понимаешь, что ты мне передаёшь. Вот просто передавай то, что ты видел у него в голове. Неважно. Можно даже осколками знаний. Покажи мне то, что ты видел, я сам как-нибудь что-нибудь вычленю.

Тагай почесал воображаемый затылок и проговорил:

— Ладно, придётся действовать нестандартно.

Он встал, взял за руку Артёма и, как будто повёл за собой по тем самым воспоминаниям, по которым прошёлся в сознании китайского дипломата сам.

Причём больше всего Артём Муратов завис именно в том месте, где мальчик изучал книгу с иероглифами, записывая всё в свиток, где было семь колонок. Просто подошёл к мальчику и сказал:

— Ну-ка, отдай-ка мне эту книжицу, дорогой!

И забрал ошеломлённого мальчугана фолиант. После чего быстро пролистал его без малейшего почтения полностью и отдал обратно.

А на выходе сказал Тагаю:

— Теперь я точно всё понял, но надо поспать.

Последним к Тагаю пошёл Белоснежка.

И вот у него с усвоением языков оказалось достаточно тяжело. Он сидел перед Тагаем на этой зелёной травке, и от него во все стороны тянулись ледяные иглы и ледяные языки, словно ручейки замерзали между растущей травой.

— Слушай, — сказал ему Тагай, глядя на это, — держи себя в руках.

— Да вот не могу я, — ответил ему Белоснежка, явно не понимая, что происходит. — Выходит, какая-то неправильная реакция. Хотя у меня вроде бы на китайцев никакой аллергии не было.

Тагай вздохнул и отправился сам набирать мандарины Инееву. Тот смог съесть только три. После чего посмотрел на Тагая и сказал:

— Ну, это всё. Предел. А можно забрать с собой? Я потом, может как-нибудь ещё на один сеанс приду. Может, мне уже полегче будет.

— Хорошая идея, остальным тоже надо попробовать второй сеанс провести. Только ты это… Шёл бы уже, чтоб случайно не загубить всё здесь вокруг льдом. Я второй раз несварением мозгов страдать не хочу.

— Несварением говоришь? — скептически окинул взглядом рощу Белоснежка. — Я и по-русски заговорил лет в пять, сложно было учить язык, на котором говорят все, кроме меня. Так что три диалекта для меня рекорд невообразимый, — развёл руками маг льда.

Менталист же зацепился за оговорку товарища и уточнил:

— Погоди, я какой ты язык считаешь родным тогда?

— Язык льда! Он с детства говорит со мной гораздо громче, чем люди. К вам приходится прислушиваться, а его я слышу отчетливо.

Тагай мысленно похвалил себя за предусмотрительность, ведь он дал Белоснежке те три мандарина, которые не усвоились у Гризли. И получалось, что на двоих они всё равно будут знать те самые семь диалектов.

И на этот раз из сознания Тагая они вывалились уже вместе.

В пещере в этот момент стоял храп просто богатырский, от которого даже бедные паучки подрагивали и не знали, куда деться.

* * *

Я проснулся спустя несколько минут после того, как Белоснежка и Тагай закончили имплементацию языков. Я уже более-менее пришёл в себя и ходил по пещере взад-вперёд, смотрел по сторонам и оценивал изменения в храме Арахны.

— Ну что, Белоснежка — последний? — спросил я.

— Так точно, командир, — отрапортовал Тагай.

— Ну что ж, тогда пошёл я к Светозарову. Пока тут весь народ отоспится, как раз успею сделать все свои дела.

— Может не стоит пороть горячку? Ладно Росии, но заявляться среди ночи к начальнику имперской службы безопасности так себе идея, — Тагай сделал вид, что показывает на часы, которых у него не было. — Ну или хотя бы иди не с пустыми руками уж! Сейчас организуем ему подарочек на скорую руку.

— Я ему и так, что та сорока, последнее время только хорошие новости приношу. Какие ещё подарки? — я не понимал энтузиазм друга.

— Я тут нашего мандарина заставил написать перечень фамилий: кто у нас взятки брал, кто давал, кто у нас где помогал китайцам и в каких вопросах. Пусть поработает служба безопасности. Всё расписать он, конечно, не успеет, но комплект фамилий, во всяком случае, кто в чём замешан, я тебе передам. А из этого клубка нити только тяни да тяни. Напишешь ему от руки. Пусть знают, где копать.

Идея была здравая. Раз уж мы обещали не сохранить дипломату и жизнь, и здоровье, то браться следовало за его агентурную сеть.

Я вновь посетил сознание Тагая, вернувшись в мандариновый сад, и друг передал мне исписанный корявым почерком, в котором едва узнавался русский язык, перечень фамилий, со всеми основными прегрешениями: кто где с кем был связан, а кое-где ещё и суммы проставлены: кто за сколько и что делал.

— Ты сам почитай, изучи, — Тагай в своём китайском наряде выглядел достаточно органично, и я подумал, что этим надо будет воспользоваться, — а потом перепиши всё Иосифу Дмитриевичу.

— Ладно, — вздохнул я. — Правда, лучше бы ты меня ещё раз мандаринами накормил. Сейчас у меня такое ощущение, что ты мне телегу навоза в мозги затолкал.

— Ну извини, — сказал на это Тагай. — Чем богаты, тем и рады, так что не взыщи.

* * *

С этим я и вернулся в столицу.

Как я узнал позднее, все вернулись из храма в целости и сохранности. Росси вернул мандаринчика чуть ли не на себе, всё ещё пьяненького и весёленького в дипломатический китайский особняк. А сам уехал отсыпаться домой. Все остальные тоже разъехались по домам с целью отдохнуть, после чего уже начинать собираться в дорогу.

Я же посетил здание старой резиденции. Там притопал на кухню, где любезнейшая Сати приготовила мне на очень ранний завтрак яичницу, пару ломтей свежего хлеба и порадовала чашкой ароматного кофе. Казалось бы, простая еда, но сейчас она казалась мне едва ли не пищей богов. Сытно позавтракав и поблагодарив демоницу, я отправился готовить подарок имперской службе безопасности.

Работа спорилась, листы заполнялись мелкими строчками почти бездумно, ведь я будто бы списывал всё из списка, показанного мне Тагаем в сознании дипломата. К тому же имелось понимание, что чем быстрее я освобожу мозги от этой дряни, тем скорее станет легче.

Вышел «подарочек» на целых три листа, причём с двух сторон. Когда закончил, сам присвистнул от того, сколько работы добавил Иосифу Дмитриевичу.

С другой стороны, имперская безопасность мне должна была сказать только «спасибо» за раскрытие такой разветвлённой и хорошо законспирированной сети. Если не шпионов, то как минимум, людей не особо лояльных короне.

К девяти часам утра я отправился обратно к Светозарову, забирать карты и подкидывать огромную свинью китайскому дипломатическому корпусу. Безопасник оказался на своём обычном рабочем месте. На сей раз Иосиф Дмитриевич отреагировал на меня гораздо более радостно.

— Доброе утро, дорогой друг, — сказал он. — Вообще-то я ожидал вас ещё вчера, но прикинул: если вы не явились, значит, были какие-то другие дела. И торопить вас, отправляя гонца, не следует. Когда возникнет надобность, вы и сами явитесь.

— Всё правильно решили. Были некоторые сложности, необходимо было их решить перед поездкой в Тохарскую империю и последующим визитом в Китай.

— Это какие такие сложности могли быть, если не брать во внимание того, что тебе до Китая путешествовать по нынешней нашей дорожной ситуации, с учётом дирижаблей и всего прочего, в целом не меньше трёх-четырёх дней. И это только по воздуху. Это не говоря о том, что ещё нужно договориться с летящими туда, выкупить каюты и прочее-прочее.

— Нет, ну в этом вопросе вы, конечно же, бесконечно правы. Но у нас была другая подготовка. Скажем так, лингвистическая.

— В смысле? Вы что, целые сутки сидели и пытались учить китайский, что ли? — хмыкнул на это Светозаров. — Если мне не изменяет память, их там дюжина штук. Это и за месяц не выучить, и за год.

— Дюжину штук мы, конечно, бы не осилили, а вот штук семь в разной степени всё-таки удалось.

— Ничего себе! — хохотнул Светозаров. — Это вы прям дали маху! У нас дипломаты по одному китайскому диалекту изучают, и то чуть ли не вся жизнь уходит. А вы хотите сказать, что семь диалектов за сутки изучили?

— Ну да, — сказал я с лёгкой улыбкой.

Светозаров смотрел на меня с явным и полным непониманием того, что происходит. Он думал, что-то ли я шучу, то ли просто как-то над ним насмехаюсь, но никак не мог принять того, что я говорю это на полном серьёзе.

— Виктор, вы сейчас точно не шутите? — спросил он в конце концов.

— Нет, я абсолютно серьёзно говорю.

— Ну и как вы это сделали? — Светозаров откинулся в собственном кресле и сложил ладони, переплетая пальцы.

— Менталисты помогли, — я пожал плечами.

— Вам мозги свои совсем не жаль? Вы не знаете, что постоянные вмешательства менталистов могут весьма печально сказаться на разуме? — словно маленькому, пояснял мне прописные истины Светозаров. — Можно же было толмача попросить.

Я понял, что мы сейчас со Светозаром вообще разговариваем на разных языках.

— По поводу вмешательств, я уверен, что Добромыслов мне не навредит. А насчет толмача… — добавил я. — Вы про переводчика что ли? Куда нам ещё с собой переводчиков тащить? Да и лишние люди нам не нужны. Опять же, кто согласится рисковать своей жизнью неизвестно зачем?

— Я сейчас не про человека сказал, — уточнил Светозаров. — Существует артефакт «Толмач», он же переводчик, который даёт возможность носителю понимать то, что ему говорят на иностранном языке, и его слова переводить на язык собеседника.

— Это вы серьёзно сейчас? — спросил я.

— Ну да. А вы что думали? Конечно, есть энтузиасты, которые учат диалекты. Это маги из дипломатического корпуса, или из разведки. Это да, есть такое. Ну чтобы учить семь китайских диалектов, никакой жизни не хватит, и мозгов тоже.

— То-то я думаю, что у нас Тагая резко тошнить начало после подобных мероприятий.

— А вы то есть их реально учили?

— Да, — кивнул я. — Тагай нашёл какой-то способ и закачал нам это дело прямо в мозг. У всех, правда, не хватило, как вы выражаетесь, «мощностей», чтобы изучить все. Но от трёх до семи получилось у всех.

Светозаров явно пребывал в шоке, сидя за своим столом и глядя на меня.

— Вот ты знаешь, — проговорил он, — если бы мне это сказал кто-нибудь другой, я бы его на смех поднял. Но слышать это от тебя… Я начинаю понимать, что вы используете возможности менталистов совсем не так, как я ожидал, что их вообще будут использовать.

— Но тема же хорошая, — сказал я, разведя руками, — удобная.

— За ночь семь китайских диалектов? И никто не сошел с ума? — переспросил Светозаров. — Очень удобно. Если уж на то пошло, я не знаю, как у вас там это происходило, но на всякий случай, — он встал из-за стола и прошёл к шкафу. — Комплект «Толмача» я вам всё-таки дам. Там, конечно, двенадцать предметов, таскать это всё на себе не стоит. Будешь выглядеть не то как женщина, не то как новогодняя ёлка. Всё-таки там две серьги́, и по кольцу на каждый палец, то есть по предмету на каждый диалект. Но что уж говорить, — добавил он, — лучше так, чем вообще не понимать, что тебе, улыбаясь, щебечут китайские «друзья».

Теперь уже настало моё время удивляться.

— Знали бы мы, может, тогда и не затевали всё это мероприятие.

— Если бы вы знали, то не придумали бы столь уникальный способ обучения. Если знания у вас реально усвоятся без вреда для разума, у вашего Тихомира Добромыслова очередь будет расписана государственным аппаратом на века вперёд. Это я тебе гарантирую.

— Я ему обязательно передам, — ответил я без малейшей иронии. — Ну и раз уж пошла такая песня с обменными подарками… — проговорил я, наблюдая, как Светозаров аккуратно достаёт из шкафа коробку строгих очертаний и расцветки и ставит её передо мной. Я же достал папку со списком, созданным мной утром.

Посмотрев на бумаги в моих руках, Светозаров хлопнул себя по лбу и сказал:

— Ах да, сейчас!

И, пройдя к шкафу, вытащил оттуда пару тубусов, в которых находились карты, запрошенные мной.

— Вот то, что нашли: отдельно карты по Тохарской империи. Вот здесь отдельно карты по столице Тариму. Так, а вот это, — он указал на коробку, — дипломатический набор. Я даю вам свой, так что используйте в переговорах, пожалуйста, сами, никому не передавайте. Этот набор я обычно использую на китайских переговорах. Если необходимо, надевай. Кольца, самоподгоняющиеся по ширине пальцев. Серьги тоже на уши прицепятся сами. Разработали это всё дело профессионалы. Ну и, собственно, всё. Больше мне тебя одарить нечем, пока ваш друг Добромыслов не придумает, во сколько он оценит услуги по лингвистическому обучению нашего госаппарата. Я бы составил очередь, кто к нему пойдёт на обучение.

— Я ему обязательно передам, — сказал я. — Но у меня для вас тоже ответный подарок.

— Слушай, фон Аден, — сказал Светозаров, блеснув глазами, — мне всё больше и больше нравится с тобой общаться. Но что на этот-то раз? Мне кажется, что переплюнуть новости про остров Виктория уже практически невозможно.

— Нет, — ответил я. — Подарками такого масштаба, к сожалению, порадовать вас не могу.

Я положил перед Светозаровым листы, исписанные мелким убористым почерком.

— Вот у меня такой подарок.

Светозаров подхватил бумаги в руки и пробежался по ним взглядом.

— А что это? Что за перечень фамилий?

— Китайская дипломатическая агентурная сеть, внедрённая в наш государственный аппарат. Напротив перечня фамилий указаны прегрешения, а у некоторых даже суммы расписаны: за сколько они продались и по каким вопросам были задействованы.

— А это-то у тебя откуда? — Светозаров поднял на меня глаза.

— Ну, мы же должны были откуда-то взять образцы этих китайских диалектов, — ответил я. — Вот и взяли.

— Только не говори, что мне сейчас надо будет как-то объяснять случайную смерть китайского посла? — безо всякой надежды на положительный ответ произнёс Светозаров, вновь уставившись в бумаги и читая их уже более внимательно.

— Боги упаси! — усмехнулся я. — Жив, здоров. Ну, может, голова будет немного болеть, но это… пить надо меньше. А это просто его чистосердечное признание, написанное моей рукой почти под диктовку. Правда, он этого не вспомнит. Да и всё равно у него дипломатический иммунитет. Мы его на место вернули. А вот наших аристократов и ворюг, наверное, вам стоило бы потрясти. А то, ишь какие суммы мимо казны проходят.

Иосиф Дмитриевич переводил взгляд то на меня, то на список, то снова на меня, затем снова на список и практически утонул в нём.

— Ого, — бормотал он. — Даже ты здесь замешан! Однако! Ничего себе стоимость! Может, и мне уже начать взятки брать?

Я на это бормотание только мог сидеть и ржать, потому что очень уж Светозаров был в ударе и высказывался крайне эмоционально.

— Ну что, я, наверное, пойду, — сказал я. — А то нам ещё в дорогу собираться.

— Иди-иди, — проговорил Иосиф Дмитриевич с улыбкой. — Ты мне тут такое чтиво интересное принёс. Так что сидеть только с ним разбираться теперь неделю: кого за что и как хватать.

— Успехов вам, — сказал я, встал, пожал Светозарову руку и отправился домой.

Отправить