Глава 6

Настроения, которые объяли столицу, чувствовал не только Виктор фон Аден. Чувствовал их и Ярослав Болотов, причём, возможно, даже острее. А всё потому, что являлся одной из причин этих самых настроений.

Если раньше он не допускал мысли, что его сторона делает что-то неправильное, то после того, как он узнал некоторые подробности о том, что творила Ликомора, у него зародились некоторые сомнения. А вместе с этими сомнениями появилось и ещё кое-что. А именно: желание встретиться с кем-то из противоположного лагеря и поговорить. Без наездов. Без каких-либо обострений, конфликтов. Просто взять и по-человечески поговорить.

Тем более он был уверен, что именно дипломатия позволяет решить множество конфликтов мирным путём. А здесь и сейчас он вообще не видел необходимости лезть в бутылку и устраивать братоубийственную бойню. Народ империи должен быть единым — в этом его сила. А уж тем более перед лицом такого грозного противника, как демоны, невесть откуда наводнившие земли империи.

Но думать об этом было мало. Разумеется, нужно было действовать. Но как? С кем разговаривать? С Рароговыми? Со Светозаровыми? Да те и не будут с ним общаться. Для них он враг, не более того. Ещё и сопляк, которым манипулирует собственная бабка.

Тогда с кем?

После битвы за Ольхон по академии ходило очень много рассказов о Викторе фон Адене. Сокурсники Ярослава рассказывали о нём какие-то удивительные, чуть ли не сказочные вещи. К тому же троюродный брат Ярослава — Светозар Светозаров, сын императрицы — находился где-то под опекой Гориславы фон Аден, в девичестве Рароговой, матери Виктора фон Адена.

И в какой-то момент в мозгу Ярослава всё сошлось. Ему нужно было поговорить с Виктором, узнать настроение в противоположном лагере, попытаться как-то изменить обстановку, уйти от противостояния.

Разумеется, он собирался связаться с фон Аденом без ведома своей дражайшей бабули. Он уже понимал, что она делает всё не так и совершенно не то, что нужно. И не только из-за того, что не отпустила его на Ольхон, хотя он уговаривал её на это. По многим причинам у Ярослава Болотова-Светозарова зарождалась мысль, что бабушка вообще творит какие-то непотребства.

В деканате Болотов узнал, где находится дом Виктора фон Адена. И в какой-то момент, пользуясь тем, что Ликомора уехала на болото, по её словам, проводить важное мероприятие, сам махнул в Горный.

Сойдя с каменного круга телепорта, он остановился и задумался, прикидывая, куда ему направиться. Городок был небольшой, но незнакомый парню, поэтому он немного потерялся. Пришла мысль, что следует обратиться к кому-то из служивых. Если Адены жили в Горном не одно поколение, а отец однокурсника еще и служил на Стене, то их должны были знать и могли подсказать Ярославу, где отыскать Виктора.

Телепортационные площадки нынче работали на перенос очень малых групп, зато перекидывали их довольно-таки часто.

Вот пока Ярослав стоял и думал, на телепортационной площадке возник гигант. Богатырь, чуть выше двух метров, в котором с трудом, но всё-таки угадывались черты Виктора фон Адена.

Онемев на несколько мгновений, Ярослав проговорил себе под нос:

— Вот те на! Виктор, какими судьбами?

Тот, в свою очередь, нахмурился, сошёл с площадки и подошёл к Болотову вплотную.

Племянник императрицы увидел, что ладони Виктор сжал в кулаки.

— Я боюсь спросить, но что ты конкретно здесь делаешь? — поинтересовался он. — При том, что партия-то твоя, насколько я знаю, заседает где-то в столице.

— Это настолько невероятно, что ты не поверишь, — ответил Ярослав Болотов. — Здесь я ищу тебя.

* * *

У меня вроде бы был выбор. После встречи с Азаретом я мог остаться помогать в Горячем Ключе. Но мне не давала покоя мысль, что моя мать с помощью Ады, оберегает младенца, пусть и полудемона, живя на износ под действием клятвы. Кроме того, были у меня подозрения, что фракция Болотовых явно не будет сидеть сложа руки, дожидаясь второго Совета.

Понятное дело, что когда есть два кандидата, проще всего одного из них исключить из уравнения. В таком случае положительный баланс сразу начинает сходится. Посему выходило, что следовало ждать провокаций. В такие моменты уставшая мать и порывистая Ада вполне могли наломать дров.

Я, не теряя времени, отправился обратно в Горный. И там, на телепортационной площадке, совершенно неожиданно для себя и как подтверждение своих худших ожиданий, увидел не кого-нибудь, а самого Ярослава Болотова собственной персоной.

«Неужели? — подумал я. — Ты, скотина такая, решил собственными руками угробить младенца? Или ты тут для того, чтобы координировать действия наёмных убийц?»

Но вслух я этого, разумеется, не сказал.

— Я боюсь спросить, но что ты конкретно тут делаешь? — а затем ещё добавил: — При том, что партия-то твоя, насколько я знаю, заседает где-то в столице.

— Это настолько невероятно, что ты не поверишь, — ответил Ярослав Болотов. — Здесь я ищу тебя. И мне не менее удивительно, чем тебе, что нашёл. Причём нашёл вот так вот, невзначай.

— Что тебе от меня нужно? — спросил я. У меня почему-то напрочь отбило вежливость. Исподволь я чувствовал некую угрозу, но причин её объяснить не мог.

Честно говоря, я сдерживал себя, чтобы не спровоцировать конфликт.

«Что там ты по поводу несдержанности Ады говорил? — хмыкнул Агнос. — У самого темперамент огненный через уши плещется!»

Я сделал глубокий вдох и внутренне согласился с богом. Какие у меня могли быть претензии лично к Болотову? По сути, никаких. Да и само его появление тут немного противоречило всем моим предположениям. Если, конечно, не брать во внимание мои самые первые мысли.

— Я вообще-то поговорить хочу, — в тон моим мыслям ответил Болотов и взглянул снизу вверх. — Нихера себе, ты вымахал! Однокурсники не врали.

— Ты об этом хотел поговорить? — нахмурился я.

— Нет, — он покачал головой. — Тема у нас одна. А контакта между нашими фракциями нет. Бабка у меня не самая контактная личность. По себе знаю.

Я усмехнулся, но сразу же нахмурился.

— Хорошо, — ответил я. — Но говорить мы будем не тут.

Уже через полчаса мы стояли возле капища, проводником которого стала моя сестра.

Тут везде чувствовалось эхо случившейся трагедии. Само капище выглядело побитым, полуразрушенным, до сих пор до конца не восстановившимся. Персонала из Рароговых тоже ещё практически не было. Был один смотритель, и тот хромал на обе ноги. Но, увидев меня, лишь махнул рукой, предпочитая не приближаться.

— Что это за место? — оглядываясь, поинтересовался Ярослав.

— Это очень интересное место, — ответил я. — Тут совсем недавно едва не погибла моя сестра. А знаешь почему?

— Понятия не имею, — покачал головой Ярослав. Он, как и я, отмечал состояние разрухи и чуть хмурился. Будучи проводником капища, он прекрасно знал, как они выглядят в любой стадии. Увиденное его не радовало.

— Здесь едва не уничтожили капище. И моя сестра, ценой собственной жизни и силы, пыталась его спасти. И как ни странно, у неё получилось. Поэтому капище признало её своим проводником. И хотя она имеет отчасти тохарскую кровь, но благодаря силе самопожертвования капище признало её своей.

— К чему ты мне всё это сейчас рассказываешь? — спросил меня Ярослав. — Это… очень личное. Отношения между капищем и его проводником. У каждого своя история.

— Своя… — согласился я. — Это капище убивали по чьему-то приказу. Я не знаю, ваши это делают или не ваши. Но ты же, мать твою, родович! — мой голос сам по себе перешёл на какой-то угрожающий хрип, а я наклонился ближе к напряжённому лицу Болотова. — Ты же сам — проводник капища. Ты хоть представляешь себе, что такое — потерять капище? Не когда оно ушло в спячку, а попросту умерло!

— Нет, — мой собеседник покачал головой. Я видел как кулаки его сжались. А в его расширенных зрачках я увидел опасения.

Уж не знаю, опасался он меня или смысла тех слов, которые я говорил.

— Я вот недавно узнал, что, оказывается, при потере проводника капище может не просто уснуть, оно может практически умереть. Уйти в себя настолько глубоко, что его просто невозможно будет отыскать. Я видел такое капище, и оно просто не подаёт признаков жизни.

Тут я выпрямился, перестав давить на своего собеседника.

— А вот теперь представь, что капище уничтожили. Что будет с проводником? И если есть люди, которые занимаются подобным и уничтожают капища, то кто они? Как такие люди вообще могут называться родовичами, если они уничтожают собственную землю?

— Нет, — покачал головой Ярослав. — Это… Мы этого не делали.

— Я и не утверждаю, что это ты, — сказал я, видя, что мой собеседник вполне искренен, но почему от этого не становилось легче. — Я тебе просто показываю результат. Если вот это, — я обвёл взглядом следы недавнего боя, — каким-то образом, хотя бы косвенно, связано с вами и вашим родом, пощады от меня не жди. А знаешь, почему я так считаю?

— Объясни, — Болотов, вскинул голову, в несколько горделивом жесте, видимо, тренировался быть императором, или его тренировали.

— Дело в том, что до того, как императрица умерла, и кто-то получил доступ к её архивам, ничего подобного не было. А сейчас, чтоб ты знал, капица уничтожают одно за другим. И делают это далеко не на ваших землях, и даже не на землях Морозовых или Вулкановых. А это, как ты понимаешь, очень яркий маркер.

Кажется, этот довод на моего собеседника подействовал. Он глубоко задумался.

— Но при всём том, — проговорил я, — мне всё равно непонятно: почему ты пришёл сюда и искал меня?

— Да хер его знает… — ответил мне Ярослав. — Мы с тобой однокурсники. Да, возможно, мы не так долго проучились вместе. Но из того, что я о тебе слышал — все говорят, что ты человек слова. И у тебя сильно развито понятие чести. Всегда в красках рассказывают, что ты не бросил даже самых отпетых говнюков в минуты опасности. При прорыве, когда вы находились в тылу, в Коктау. А уж последние рассказы о твоём героизме на Байкале и вовсе обросли какими-то невероятными легендами. Но при всём том я делаю вывод, что тебе, как человеку, как мужчине, можно верить.

— Допустим, — кивнул я. — А что ты хочешь от меня услышать?

Тут Болотов сосредоточился, убрал руки за спину и выдал то, зачем он собственно и пришёл:

— Я хочу узнать, почему вы выбрали сторону младенца?

— Хорошо, я отвечу на этот вопрос, — сказал я. — Ты хотел от меня честности, и я буду с тобой предельно откровенен. Но с одним условием: откровенность за откровенность.

— Договорились, — ответил Болотов и протянул руку.

Я пожал её и, глядя на него, проговорил:

— Я не выбирал сторону.

От этих моих слов Болотов даже немного опешил.

— Я вообще максимально старался быть далёким от политики. Я — воин. Боец. Да, у меня есть свои друзья, есть своя команда, но у меня вообще другие устремления. Чтобы ты понимал: во мне тохарская кровь сильна, как никогда. У меня нет никаких амбиций устроиться, например, при дворце, это не моё.

Я даже сделал шаг назад, чтобы моему спутнику было комфортней.

— Но моя мать — она стопроцентный родович. И притом происходит из одного из самых сильных родов — Рароговых. И вот императрица перед смертью взяла с неё клятву, что Горислава, моя мать, будет заботиться о её сыне, и твоём… брате троюродном, кажется. Так что выходит, что моя родительница стала берегиней этого младенца. И за этого ребёнка она уничтожит любого. Подчеркиваю: дав эту клятву, она будет защищать Светозара точно так же, как защищала бы нас, её родных детей. А поскольку мы все семья, и права на престол у ребёнка точно такие же, как и у тебя, — с учётом покровительства капища, вопрос выбора не стоял. По сути, мы всегда поддерживаем своих. У нас к тебе нет ненависти. Я просто поддерживаю свою мать. А та, в свою очередь, дала клятву. И ты сам знаешь, чем может обернуться нарушение клятвы крови.

— Что ж, это исчерпывающий ответ, — ответил Ярослав, кивая. — И меня он полностью устраивает. Но это может быть твоё мнение, но не мнение клана.

— Резонно, но подумай вот о чем. Для Светозаровых даже до появления младенца ты всегда был таким же претендентом на престол. Иначе тебя не попытались бы приблизить, не вызвали бы на обучение в столичную академию. Императрица, мир её праху, да и Иосиф Дмитриевич далеко не дураки. Они всегда имели запасной вариант, стремясь уберечь империю от волнений и гражданской войны. Если уж они признавали, что ты подходил гипотетически, то что уж говорить о нас. Но какой-либо неприязни нет. И никто из нас не видит каких-либо проблем в твоём существовании. Потому что, если бы ты представлял какую-то угрозу, хотя бы и для прошлой власти, тебе бы просто не дали родиться.

Мой собеседник кивнул.

— Тебя бы в твоих болотах отыскали и там же утопили бы. Но всё, что я сказал, не касается тех, кто уничтожает капища. И, если я узнаю, что ты к этому причастен, я уничтожу тебя собственными руками.

Болотов скривился, но не стал реагировать на угрозы, задав совершенно иной вопрос:

— Какой откровенности ты хочешь от меня?

— На самом деле, простой, — ответил я. — Мне очень интересно: кто в итоге рвётся к престолу: ты или твоя бабушка?

Этот вопрос заставил Ярослава крепко задуматься. И думал он довольно-таки долго.

— Подумай ещё вот о чём, — сказал я, стараясь смягчить голос, но получалось не очень, всё-таки он стал под стать телу. — У нас сейчас на руках ребёнок. Да, к сожалению, на чужих руках. Но это твоя родная кровь. Она может быть не настолько родная, как твоя непосредственная бабушка, но этот младенец абсолютно беззащитен. Он не умеет пока обороняться и защищать себя. И, зная нынешнюю ситуацию, зная детскую смертность, ты же сам понимаешь: устранить его гораздо проще, чем тебя, взрослого, половозрелого мужчину.

Тут я шагнул навстречу ему и Болотов инстинктивно напрягся, но не сделал шага назад.

— Причём я более чем уверен, что ты сейчас не без защиты. И ещё более уверен, что у тебя тоже есть свои защитные амулеты, практики, конструкты, которые ты вполне можешь использовать. Так вот, скажи мне: кто рвётся к власти? Ты рвёшься, потому что есть возможность и ты в своём праве? И пойдёшь ли ты ради трона по головам? Способен будешь даже убить ребёнка, свою же родную кровь, расчищая путь к трону? Или это твоя бабушка пытается отыграться за какие-то свои старые, неудовлетворённые амбиции?

— Как я и обещал, — ответил мне Ярослав. — Откровенность будет за откровенность. — Когда меня перевели в столицу, — ответил он мне совершенно искренне и честно, — мне говорили, что я познакомлюсь с тёткой. По сути, когда я ехал сюда, я полагал, что у меня есть вариант сделать карьеру при дворце. И войти, если не совсем в состав клана Светозаровых, то в круг самых приближённых и иметь очень близкородственные отношения с ними. Это было бы хорошим трамплином для моих потомков и возможностью в будущем слить две ветви Светозаровых воедино. Как ты понимаешь, я не пытался взгромоздиться на трон, мне это было не нужно. Тем более императрица, может быть не во всём объёме, но умудрялась вести такую политику, которая удерживала страну. Разумеется, опыт управления у неё был гораздо больше, чем у меня. Понять это у меня мозгов вполне хватает.

— Ну и что тогда изменилось? — поинтересовался я.

— Императрица умерла, — он развёл руками. — А следом и у моей бабушки появились соответствующие амбиции.

— Я тебя понял, — сказал я. — Ты знаешь, для меня достаточно будет того, если ты поклянёшься, что никоим образом не попытаешься причинить вред младенцу. Да, тому самому младенцу, Светозару Светозарову. Потому что это такая же твоя родная кровь. Если ты сделаешь это, я тебе поверю.

И в этот самый момент у Ярослава Болотова как-то странно затуманился взгляд. Я даже сначала подумал, что он решил что-то предпринять из обоймы своих болотных штучек. Но нет, взгляд его реально затуманился, глаза покрылись белесой пеленой, став натуральными бельмами, а сам он как будто бы оцепенел.

Но спустя где-то полминуты он пришёл в себя и сказал:

— Вот правда, сейчас вопрос вообще не в этом, — проговорил он после довольно-таки продолжительной тирады отборным матом. — Дело в том, что нам прямо сейчас нужно к этому самому ребёнку.

— Зачем? — не понял я, но не чувствовал угрозы, исходящей непосредственно от Болотова, хотя явно чувствовал тревогу, исходящую от него.

— Потому что я чувствую угрозу для ребёнка. И угроза эта исходит явно не от меня. Я могу тебе сейчас буквально поклясться, что я не буду причастен к тому, что совсем скоро произойдёт.

— Что произойдёт? — я уже напрягся, потому что понял, мой собеседник не шутит и не пытается перевести тему разговора.

— На моего троюродного брата произойдёт покушение. И, к сожалению, спасти его вы не сможете, это не ваша магия.

— А кто его может спасти? — я уже мысленно обращался к Агносу.

— Поверишь ли ты мне настолько, что проведёшь меня? — спросил он.

— К младенцу?

Я понял, что он ставит меня перед очень непростым выбором.

— Да, для того чтобы спасти моего брата, я должен сейчас находиться рядом с ним.

— Дашь клятву на крови о том, что не причинишь ему вреда, — ответил я, — проведу.

Ярослав без лишних вопросов достал откуда-то ритуальный кинжал и чиркнул себя по ладони.

— Клянусь!

Отправить