Глава 4

Друзья отдельной беседе не удивились. Потому попросту стали ждать, что мне от них потребовалось. Мне же пришлось себя некоторым образом заставить заговорить с ними о личном, ведь одно дело война, общая оборона, попытки выжить, и совсем иное — лезть не просто в семейные дела, а затрагивать больные мозоли межрассового существования.

— Мира, Костя, у меня к вам есть вопрос личного характера. Если вы не хотите, можете не отвечать. Я не могу вас заставить. Но прежде чем я спрошу, должен отметить: от ваших ответов зависит очень много. В том числе и спокойствие моей матери. Да и спокойствие империи в будущем.

— Ты так многозначительно начал, — сказал Костя, — что мне уже страшно.

Мирослава только криво ухмыльнулась.

— А вопрос следующий, — продолжил я. — Как быстро вы росли? Вопрос, конечно, больше к Мирославе, но, Костя, я думаю, он вполне применим и к тебе.

— А можно узнать, какие именно причины вынудили тебя задать этот самый вопрос? — спросил Костя.

— Видишь ли, у нас на руках — младенец-император и полудемон в одном флаконе. И нам нужно понимать, какая у него будет скорость роста. Мать беспокоится — причём беспокоится нешуточно — из-за того, что беременность императрицы прошла в очень уж ускоренном режиме. Чуть ли не в три раза быстрее обычного.

Я посмотрел на своих друзей, и развёл руками.

— Мы переживаем, что ребёнок будет слишком быстро взрослеть, и это вызовет очевидные вопросы. Поэтому мне нужно знать, как это происходило у вас. Понятно, что Мира может не помнить свою ситуацию с ранним взрослением. Но Костя, твой отец возможно тебе что-то рассказывал?

— Ну, лично я, — сказала Мирослава, — не помню, чтобы я сильно опережала сверстников. Так, чуть-чуть. Да, считалось, что я слегка опережаю в развитии, но никаких претензий по поводу этого ко мне не было.

Костя же стоял, крепко задумавшись. Затем посмотрел на Миру, на меня — и проговорил:

— Я сейчас, наверное, скажу вещь, которая может показаться неправильной, а может быть, наоборот — правильной. Но в своё время мой отец консультировался по этому вопросу с матерью, потому что я тоже первоначально рос слишком быстро. Ну, по крайней мере, по меркам человеческих детей. Мать вроде бы на тот момент ещё периодически появлялась. Несколько раз. Отец у неё узнавал подробности.

Костя смотрел сквозь пространство, погрузившись в воспоминания.

— А подробности такие: в любом случае полукровки приспосабливаются к тому миру, в котором они живут постоянно. Другими словами, если бы мы с Мирой жили в мире демонов, то росли бы гораздо быстрее, были бы выше и сильнее, и воспринимали бы те источники энергии, как родные. Но поскольку постоянной средой нашего обитания стал человеческий мир, мы, скажем так, синхронизировались с ним.

Он выдохнул посмотрел на меня, затем на Миру и улыбнулся.

— Опережающее развитие было примерно до года. Потом оно замедливалось. То есть до года мы росли быстрее сверстников. Но чем дальше, тем больше тормозилась эта тенденция. И в какой-то момент мы окончательно выравнивались с ровесниками. Входили, так сказать, в общую колею развития обычных человеческих детей. Поэтому пусть твоя мама не переживает. Если вы не планируете прыгать с наследником престолов в демонические миры и обратно, ничего плохого не произойдёт. Он постепенно синхронизируется с этим миром и будет жить, как обычный ребёнок.

— Это точно? — посмотрел я на Костю, понимая, что именно это и спросит после моего отчёта мать.

— Думаю в вашем случае, даже точнее, чем в нашем, — улыбнулся Костя. — У вас есть же ещё дополнительный аргумент. Ребёнка капище признало, установив связь с будущим императором. То есть оно уже, как бы, привязало его к местному миру. И так ему будет гораздо проще, чем даже нам с Мирославой.

Я откровенно говоря, выдохнул с облегчением.

— Будем надеяться, что так оно и есть, — ответил я, а потом внезапно спросил: — Ты вроде бы говорил, что с матерью не знаком… А она к вам наведывалась. Может, не так всё и плохо? Может, просто у них там обострились бои с демонами, и она потому перестала приходить…

Я понимал, что это слабая поддержка для друга, но почему-то захотелось его подбодрить.

— Не стоит её идеализировать, — хмыкнул Костя, — она приходила, в нажеде обнаружить у меня проявления родовых сил. А когда силы проявились не так, как ей бы хотелось, просто исчезла.

Мирослава посмотрела на Костю. И, как будто прочувствовала его состояние. Нет, она не прикасалась к нему ментально, ей это было и не нужно. Вместо этого она просто сжала его руку, выражая свою полную поддержку.

— Хреново она смотрела, вот что я тебе скажу, Костя, — проговорил я. — Какие ещё «не такие» силы-то? Ты заставил перетрахаться три легиона демонов, по-моему, великолепный образец твоей силушки богатырской. По-моему, это повергло в шок даже сыночка Максвелловского.

— О да, — кивнула Мирослава, в глазах её читалось одобрение. — В его мозгах была конкретная неразбериха по этому поводу.

— Просто представь, — продолжил я, — ты смог перебить ментальный приказ одного из сильнейших менталистов. Причём реально инстинктивными действиями его подопечных. Три легиона это — пятнадцать тысяч особей. Это вообще не шутки. Это — конкретная силища.

— Вообще, если честно, — уголками губ улыбнулся Костя, — я и сам удивился. Слышал, что даже верховные суккубы из легиона Азарета, и те не в состоянии подобное сделать.

— Вот-вот, — сказал я. — Поэтому, Костя, ты совершенно зря себя недооцениваешь. То, что они считают, будто твои силы «какие-то не такие» — это их проблемы. Твои силы — какие есть. И способности у тебя, Константин Жердев, реально ошеломляют.

— Спасибо, друзья, — Костя улыбнулся. Было видно, что ему приятно. Он запустил пятерню в свой рыжий ежик, а затем сказал: — Всё, конечно, так, да знать бы ещё, как этими силами пользоваться, а не только в критической ситуации. Я же со страху только и смог всё это сделать.

И тут я понял, что мне надо теперь не только о своём развитии думать. Потому что моё развитие скакнуло на качественно новый уровень. Но теперь мне надо попробовать помочь Косте и всем остальным.

— Слушай, я попробую узнать что-то на эту тему, — сказал я ему. — Но ничего не обещаю.

— Ой, — вздохнул Костя. — Сомневаюсь, что кто-то придёт меня учить. Они давным-давно отрезали меня от своей семьи. Я для них — никто. Так, полукровка, ущербный.

— Это мы ещё посмотрим, — сказал я. — Главное, чтобы ты себя таким не считал.

Костя только тяжело вздохнул.

— Мирослава, ну хоть ты ему скажи, — проговорил я.

Девушка взяла его лицо в ладони, повернула к себе и, глядя в глаза, сказала:

— Ты самый лучший, — и поцеловала.

«Вот умеют же женщины поддержать!» — мысленно восхитился я и оставил ребят одних.

Сам же решил пойти и наконец-то встретиться с Азой. Милования друзей затронули в моем сердце струны тоски по одной несносной демонице.

И вообще я соскучился, если уж на то пошло.

Как всегда, сам того не осознавая, я принялся репетировать первые слова, с которых встречу её. И сам невольно хмыкнул, потому что решил начать так:

— Ну что, Аза? Я просил твоей руки у отца, и тот сказал: «Ну, если оживишь… и дочь не против, то я от такого зятя не откажусь».

И уже выходя из резиденции, я шёл и улыбался. Нет, ну правда, надо как-то порадовать свою демоницу. А то ещё рогами своими наподдаст. Мало мне точно не покажется.

Если уж на то пошло: одно дело — миловаться, а другое — обещать, но не жениться, так сказать.

И вот примерно с такими мыслями я и направлялся в сторону озера в тот самый момент, когда меня перехватил Слободан Зорич.

— Виктор, — сказал он, сбивающимся голосом, пытаясь встать со скамейки в парке и догнать меня, так как сил у него пока ещё было очень мало, — можно вас на пару минут?

— А что? — спросил я. — Вы так быстро приняли решение?

— Нет, — покачал головой Зорич. — Я просто был несколько поражён вашей откровенностью. Но затем я поговорил с дочерью, и мы обменялись с ней теми событиями, которые происходили с нами в последнее время, пока мы были врозь.

Слободан чувствовал себя очень неловко. Он совсем не был похож на того господина, который заведовал открытием заповедника.

— И да, — продолжил он, — я хотел бы отплатить вам откровенностью за откровенность. Ну и поблагодарить за спасение моей дочери, разумеется. И в связи с этим я хотел поговорить вот о чём. Насколько я понимаю, ваш нынешний магический уровень уже весьма высок.

— Так и есть, — ответил я, ещё не совсем понимая, к чему он клонит. — Я уже перешагнул ранг Ярило. И да, ранг Гранда уже где-то начинает постепенно маячить на горизонте. А возможно — и нечто большее.

Зорич кивнул.

Сверху сыпал лёгкий снег. Снежинки задерживались у него в шевелюре, на ресницах, на плечах.

Я знал, что на мне никаких снежинок точно нет, они тут же таяли, потому что даже без каких-либо усилий моё тело растапливало их. Оно жарило, словно небольшая печка.

К тому же Зоричу приходилось запрокидывать голову вверх, что мне не очень нравилось. Поэтому я пригласил его вернуться к лавке, на которой он сидел до того. Там мы могли разговаривать с меньшим перепадом высот.

— Но всё это вопросы будущего, — продолжил я разговор. — Пока же я всего лишь в ранге Ярило, и организм лишь постепенно приноравливается к тому объёму силы, которым я смогу оперировать.

Зорич кивнул. Посмотрел на меня, а затем повернулся и стал рассматривать пар над озером.

— Виктор, — сказал он, — послушайте моего доброго совета: вам не стоит брать ранг Гранда.

— Не понял, — сказал я. — В связи с чем ещё? Это же такая мощь, которая сможет противостоять демонам и защитить империю, а вместе с ней и семью, и друзей. И вообще.

Зорич тяжело вздохнул и покачал головой.

— Поверьте, мой друг, — произнёс он печально, — в тот момент, когда вы возьмёте ранг Гранда, вам станет совершенно плевать на друзей. На семью. На империю, демонов и на всех остальных. Вы потеряете любую человечность.

— Да с чего вы взяли? — посмотрел я на собеседника с удивлением. — Как так-то? Все же к этому стремятся.

— Разрешите, — сказал Зорич, повернувшись ко мне. Он говорил осторожно, как будто боялся спугнуть что-то важное. — Я вам сейчас кое-что покажу. Но я очень надеюсь, что это останется между нами. Но именно это и будет наша откровенность за откровенность. Просто считайте, что я очень высоко оценил всё то, что вы сделали для моей дочери. И даже для меня, в частности.

— Хорошо, — кивнул я. — Что вы хотите мне показать?

— Если вы согласны, дайте мне доступ к вашему сознанию. Насколько я понял, у вас есть защита определённого характера, которую практически невозможно сломать или обойти.

— Есть, — ответил я. — Но есть и некоторые лазейки.

Я дал Слободану некоторый доступ к своему разуму. Это был, скажем так, разовый доступ и только для просмотра воспоминаний самого Зорича.

Слободан показал мне нечто такое, отчего я глубоко задумался.

Он показал мне чехарду видений, наплывающих друг на друга, от имени ледяного элементаля, проживающего на острове Виктория. Вот только это был не элементаль. Это был Гранд.

И я в этот момент я переживал всё то же самое, что переживал Зорич, стоя перед этим Грандом — насквозь промороженный. Затем я просто вынырнул из всего этого, потому что понял, о чём говорит Зорич.

Но при всём том у меня создалось такое ощущение, будто меня окунули в стылую прорубь, где я стал покрываться льдом. Ведь внутри меня бушевал огонь, а мне передалась история жизни льда.

Это были абсолютно антагонистические чувства. Сама структура и стихия были противоположны моей природе.

И больше того: от подобного проявления мне даже немного поплохело.

Тут рядом появился Агнос, который начал вливать в меня силу. Я тихо выругался, постукивая зубами от внутреннего холода.

— Вы бы хоть предупреждали, что именно будете показывать. А то я там слегка продрог. Вот даже бог согреть спешит, — усмехнулся я.

— Я сделал это специально, — ответил Зорич. — Теперь я надеюсь, вы понимаете: не стоит стремиться к статусу Гранда. Потому что вы для мира сейчас ценны не только своей силой, знаниями и умениями, но и своей человечностью, заботой о семье, о друзьях. А перешагнув последний барьер, отделяющий вас от стихии, вы можете всё это потерять. Вы станете просто огнём, которому всё это неинтересно.

Я покивал в ответ на слова Зорича.

— Понимаю, — сказал я. — И я благодарен вам за то, что вы мне это показали. Но есть некоторая разница в восхождении к рангу Гранда у родовичей, и слиянии со стихией у тохаров. Это несколько разные процессы. А поскольку от тохаров во мне сейчас гораздо больше, чем от родовичей, выбора у меня по сути и не остаётся. Да, я надеюсь, что подобное пройдёт мимо меня. И мне не придётся познать полное отречение от всего человеческого. Спасибо вам, Слободан, за откровенность. Я буду стараться удержаться на этой грани, благодаря показанной вами перспективе.

— Моё дело — предупредить, — ответил тот.

— М-да, — сказал я. — Я очень ценю, что вы раскрыли подобное знакомство. И в том числе ещё больше ценю за то, что вам пришлось пережить. А с Морозовыми вам, судя по всему, лучше не встречаться.

— А вы откуда знаете? — нахмурился Зорич.

— Когда вы мне поток данных передавали, я увидел несколько ментальных образов. Видимо, они у вас настолько тесно были переплетены в моменте, что я увидел чуть больше, чем вы хотели показать. Поэтому да, с Морозовыми вам лучше не встречаться, в связи с некоторыми моментами. Но от меня этих данных никто никогда не узнает. Я вообще забуду, что с вами произошло на Виктории.

— Спасибо, — сказал Зорич, но при этом он выглядел расстроенным. — Буду знать, что моя ментальная защита после всего, что произошло, прохудилась. Её нужно восстанавливать. Я никак не ожидал, что вы увидите больше, чем я хотел бы показать.

— Теперь вы знаете, — сказал я. — Поработайте над этим вопросом.

* * *

Морозову не понравился разговор с Ликоморой.

«Сволочь, — думал он про себя. — Змеюка скользкая. Шипела на нас не хуже гадюки. А то и более того».

Всё больше и больше он убеждался, что по счастью не дал клятвы лично ей. А давал клятву не идти против Ярослава Болотова.

Потому что, говоря откровенно, у него уже чесались руки, чтобы свернуть этой твари шею, а лучше запечатать её в ледяной куб и спустить куда-нибудь в глубокую-глубокую пещеру, замуровать там к чёрту, чтобы никто и никогда не нашёл. Чтобы эта змея подколодная навеки осталась там и не вылезла наружу.

Но внешне он держал себя в руках. Старался демонстрировать исключительно ледяную отрешённость.

Однако, выходя из кабинета Ликоморы Болотовой, он ещё раз бросил взгляд на огромную карту, висящую на стене. И отметил про себя, что на этой карте булавками были отмечены какие-то точки по краям империи.

Причём они располагались в разных местах. И находились не только в европейской или азиатской части империи. Нет, они были разбросаны по всем её границам.

И он, возможно, даже не обратил бы на это внимания, если бы не заметил: есть чёрные булавки, а есть — серые. С какими-то дополнительными отметками.

«Что бы это могло быть? — размышлял он. — Может быть, разломы? Может быть, ещё что-то?»

Да, конечно, это могла быть карта полезных ископаемых, ингредиентов для их болотной алхимии, мало ли что это могло быть в кабинете претендента на государственное управление? Мало ли какие интересы могли быть у этой ядовитой твари?

Но при всём том ему не давала покоя фраза Рарогова о том, что начали уничтожать капища.

А кто мог ещё об этом знать? Куда могла стекаться подобная информация, если не в Службу имперской безопасности?

Так или иначе, главы кланов, на территории которых происходило подобное, обязаны были сообщить об этом в Службу безопасности.

Да такое и не замолчишь. Тем более что это преступление не просто против конкретного капища или клана, это преступление против всего образа жизни родовичей.

Именно поэтому он отправился прямиком к Светозарову.

На его взгляд, Светозаров вообще был кремень. Мужик, конечно, хоть и сдал после всех последних пертурбаций, но остался на рабочем месте, причём с горящим взглядом.

Да и формально его никто не снимал с должности главы Службы имперской безопасности. Несмотря ни на что. Да и некому, в сущности, было это сделать. Потому что на данный момент не было правителя.

Да, витал запах двоевластия, но до следующего Совета все старались держаться и делать вид, что ничего этакого не происходит.

По всей империи были объявлены траурные мероприятия. Везде были приспущены имперские флаги. Все газеты и другие информационные издания сообщали новости о произошедшем на Ольхоне, о том, что демонов выбили из империи, и так далее, и тому подобное.

Много писали о цене битвы, об именах героев, о подробностях операции и прочее, прочее, и прочее.

И когда Морозов вошёл в кабинет к самому Светозарову, тот выглядел, конечно, лет на сто постарше себя обычного и привычного всем остальным.

И при этом сам Иосиф Дмитриевич взирал на Морозова с таким удивлением, будто вообще никогда в жизни не ожидал увидеть его у себя на пороге. Скорее всего, ещё и потому, что их последняя встреча проходила в совершенно ином ключе, в резком, напряжённом тоне.

Но сейчас Морозов был готов поступиться некоторыми своими принципами и обратиться к Светозарову за информацией. В конце концов, все они — родовичи, как правильно отмечал Рарогов, и сохранение капищ, сохранение уклада жизни, сохранение всего мира — было их общей целью.

Не смотря на то, что Светозаров, находился в лёгком шоке от прибытия Морозова, всё же пригласил его присесть, а затем спросил:

— И что же вас привело ко мне, Ледобор?

Морозов вдруг понял, что ему ещё нужно собраться с мыслями. В это самое время Светозаров достал одну из папок из ящика, глянул на неё и положил справа от себя. Морозов ясно рассмотрел гриф: «Совершенно секретно».

А потом увидел поднятый на него взгляд.

Затем Иосиф Дмитриевич повёл себя довольно странно: плюнул, махнул рукой — и, уставившись на Морозова, сказал:

— Пока вы собираетесь с мыслями, я вам скажу одну важную вещь. Это, по сути, совершение должностного преступления, но, если бы я был на вашем месте, честно говоря, тоже хотел бы знать, если подобное произошло бы.

Морозов сразу напрягся. Он не привык к такому Светозарову.

— Что случилось-то? — поинтересовался он.

— Видишь ли, — ответил Иосиф Дмитриевич, — у нас нынче на Аляску отправилась следственная группа в связи с пропажей целой делегации.

— Это что за делегация? — не понял Ледобор. — Кто вообще попёрся на Аляску? Кого там уже брат мой потерял?

— В том-то и дело, — выдохнул Светозаров, — что не брат ваш потерял. А сам Хладослав потерялся. Он вместе с частью своей доверенной гвардии в один день ушёл из Алексеевска и больше не вернулся из ледяных пустошей.

Морозов понял, что у него внутри всё холодеет.

— А можем ли мы отправить кого-то вдогонку за вашей группой следователей? — спросил он.

— Если это поможет каким-то образом отыскать вашего брата, — ответил на это Светозаров, — я только за. Вы же сами знаете, что в стихии льда наши люди послабее будут, чем ваши. Тем более что вы, если что, сможете, может быть, родовой техникой какой-нибудь отыскать своего брата. То есть, если вы поможете нам, мы будем только рады.

— Без проблем, — сразу отрезал Ледобор. — Благодарю за информацию. Мы отправим группу. Будем работать совместно.

Иосиф Дмитриевич кивнул и убрал папку обратно в ящик.

— А вы сами-то по какому вопросу? По предстоящему Совету или по части ведомства?

— По части ведомства, — ответил Морозов. — У меня не идёт из головы то, о чём мы разговаривали с Креславом, когда он приезжал ко мне. Про уничтожение капищ. У вас есть такая информация? В конце концов, вы имперская служба безопасности. К кому обращаться с этим вопросом, если не к вам?

Тут Морозов увидел, как правый уголок рта Светозарова опустился. Ему говорили, что у старика, кажется, был инсульт, но он не верил. А сейчас он явно увидел, что это не просто слухи.

Но Иосиф Дмитриевич продолжал держаться. Он развернул карту на столе перед Морозовым.

— На данный момент, — проговорил он, — я знаю больше чем о дюжине уничтоженных капищ. Все они разбросаны по империи, по разным её концам. Но это, не считая ситуации в Горном, где всё обернулось в пользу капища. Но двенадцать капищ уже выпито, — добавил Светозаров и показал отметки на карте, где эти места были обведены кружочками.

И Морозов поймал себя на мысли, что эти кружки подозрительно находятся вблизи от тех мест, которые были обозначены булавками у Ликоморы.

«И вот это ни хера не хорошо, — подумал он. — Если она решила уничтожать капища повсеместно, то кто гарантирует, что она не полезет с мелких капищ на более крупные роды?»

— А на чьих землях уничтожали? — спросил он, сглотнув.

— Пока у мелких родов, — ответил Светозаров. — У самых малочисленных, которые не в состоянии проверить все свои уснувшие капища. — Да, времена такие: роды хиреют, количество магов уменьшается, ну и количество проводников соответственно тоже. Мы сейчас только бросили клич, чтобы все объехали и проверили все свои уснувшие капища. Ты же понимаешь, какое это количество?

— Да, я представляю, — сказал Морозов, кивнув. — Чтобы всем всё объехать нужно время. Пока до каждого доберёшься, но ведь только тогда и можно дать ответ.

— В то же время, — проговорил Светозаров, — у меня на сейчас уже двенадцать донесений, но я очень переживаю, что их станет больше.

Морозов про себя подумал: «А их реально станет больше. Их уже — больше. И с этим надо что-то делать».

Но и сообщать о своей осведомлённости Светозарову он пока тоже не собирался.

— Хорошо, — проговорил он. — Если я что-нибудь узнаю, обязательно скажу. Мы проверим все свои капища до одного. Если вдруг что-то случилось с каким-нибудь я обязательно сообщу.

И выходя из кабинета Светозарова, он думал только об одном. Ликомору надо хотя бы в этом вопросе остановить. Если Болотов пока мальчишка, которым можно крутить налево и направо, то ведьма эта слишком заигралась.

Отправить