Глава 11

Сбор в военном штабе Стены Горного.

Всех магов ранга Ярого и выше собрал Паскевич. К нему все в последнее время относились с огромным уважением, особенно после обороны Горного. Он великолепно проявил себя как краевой командир. Можно сказать, вышел за грань своих возможностей. И едва магический пупок себе не развязал, чтобы всё сделать.

Ещё одним поводом для уважения было то, что он всегда честно раздавал награды, звания и так далее, ничего никогда не утаивал. Никого не обходил. Всё, что было заслужено, честно выдал.

И когда Паскевич сказал, что собирают людей на Байкал и нужно набрать три тысячи магов рангом не ниже Ярого, чтобы дать решительный отпор прорвавшимся в империю, все сразу поняли: всё очень серьёзно.

— Также могу сказать, — Паскевич был собран и крайне серьёзен, — что противник набрал очень немалые силы. Нам будут противостоять пять тысяч наших человеческих магов, оказавшихся подвержены ментальному воздействию демонов. И самих демонов ещё, хер знает сколько. Наших плюсов, на самом деле, не так уж и много, но они есть. Во-первых, нам на руку то, что там холодно. В минус — то, что под защиту менталистов берут только самых сильных. Как вы понимаете, бой будет невероятно кровавым. Для многих, возможно, последним.

Паскевич развёл руками, показывая, мол, но мы военные, и нам это не должно быть в новинку.

— Если удастся выдавить и перебить вражеских менталистов, то можно будет рассчитывать на выдавливание всех остальных демонов с территории империи. Плюс те маги, которые сейчас подчинены демонам, вернутся на нашу сторону. Пока же всё, что делается, — это работа летучих отрядов, которые срывают расползающуюся дрянь: накопитель энергии со стел телепортов, чтобы не было бесконтрольного и беспрерывного пополнения демонических ресурсов. У них сейчас есть только одна опорная база. Расположена она в Усть-Баргузине — практически напротив Ольхона.

Борис фон Аден и его сын Дмитрий сидели и слушали Паскевича, понимая, что бой у Горного, возможно, был всего лишь разминкой. Теперь им предстояла настоящая битва с превосходящими силами противника.

— Ну и самое главное, — Паскевич хлопнул ладонью по крышке стола перед собой. — Поскольку я — краевой командир, а значит, фактически ни к одной заставе не приписан, я уже пошёл добровольцем. После собрания я ухожу сразу на Ольхон. У всех остальных — разнарядка: двадцать процентов от личного состава на каждой заставе. То есть — два человека из десяти. Оголять Стену никто не собирается. Все прекрасно понимают, чем это может закончиться: пока в одном месте бьют, в других проломят оставшихся. Поэтому восемьдесят процентов всей боевой силы остаются на Стене. Естественно, все отпуска отменены. Все, кто может драться, вызваны на свои боевые места.

Тут командир окинул всех присутствующих взглядом.

— Вы должны сами решить, кто пойдёт. Хотите, вызывайтесь добровольцами, хотите — тяните жребий. Мы будем воевать плечом к плечу. На этом наше собрание закончено. Я отбываю на Ольхон. Буду рад видеть там кого-то из вас.

С этими словами он ушёл. В зале остался десяток Ярых. И все понимали, они, конечно, серьёзная сила. Но нужно отдать пятую часть на защиту Байкала.

И тут на деле резервы были. Дело в том, что у некоторых из присутствующих ранг повысился до Ярого как раз после обороны в Горном. Из-за перенапряжения некоторые совершили прорыв до следующего уровня. До этого у них было семь Ярых, теперь стало десять.

Одним из тех, кто достиг этого ранга, стал сын Бориса фон Адена — Дмитрий.

— Ну что, господа, — проговорил Борис фон Аден, — жребий?

По сути, никакого другого выхода у них и не было. И дело не в отсутствии добровольцев, напротив, каждый был готов ехать на Байкал. Но при всём том они понимали: кто-то должен остаться на Стене.

И жребий решили тянуть лишь для того, чтобы решение было принято беспристрастно.

Борис фон Аден взял десять спичек и две из них обломал. Затем пошёл раздавать. Первую обломанную спичку вытащил Кемизов. Борис и Артур переглянулись, после чего фон Аден пошёл дальше.

Вторую обломанную спичку Борис планировал оставить себе. Потому что надеялся, что хотя бы так сможет послужить своей семье. Его младший сын, Виктор фон Аден, пропал после ухода к демонам.

И хотя пока они находились в Горячем Ключе, Азарет успокаивал: мол, это нормально, Храм ничего с ним не сделает, аудиенция у богини — непредсказуемая вещь, и переживать не нужно.

Но при всём том, конечно, Борису фон Адену было не по себе. Он прекрасно понимал, чем это может закончиться или не закончиться вовсе. Может быть, когда Виктор выйдет из Храмовой аудиенции, здесь, в империи, уже не останется ничего — ни демонов, ни людей, вообще ничего. Только пустыня. Потому что для богов время? Величина относительная.

С другой стороны, он абсолютно точно поверил, что его сын Виктор действительно прожил одну жизнь и пришёл во вторую. Иначе так легко его в божественные храмы не допускали бы, и с демонами он бы не общался.

Вот поэтому Борис очень сильно надеялся оставить вторую короткую спичку себе. Но старший сын, Дмитрий, словно прочитав всё это по его глазам, сам выдернул эту спичку. Все остальные, естественно, были длинными.

Все, кто вытянул длинные спички, вышли. А Борис фон Аден подошёл к сыну и сказал:

— Я пойду. Ты должен остаться.

— Да почему я должен остаться-то⁈ — возмутился Дмитрий. — Мы же, если ты помнишь, жребий тянули. Я совершенно честно его вытянул. И по силе я прохожу. Почему именно ты должен пойти?

— Сын, — проговорил Борис фон Аден, — я это должен сделать, потому что безмерно люблю свою семью и свою жену. Но ты пойми: для женщины гораздо проще потерять мужа в бою, чем детей. А одного ребёнка она уже потеряла. Виктор, как ты знаешь, до сих пор не вернулся. А если и ты погибнёшь, у неё останется только Ада. Тогда мать просто сломается.

— Почему же? — начал было Дмитрий. — Мы же тут на Стене служим. В такой же опасности. Каждый из нас может погибнуть в любой момент.

— Это я знаю, — ответил ему отец. — Но всё равно для женщины потерять мужа легче, чем потерять ребёнка. Плоть от плоти своей. Я очень люблю свою жену — твою мать. Я люблю своих детей. Поэтому ты останешься здесь, защищать мать и сестру. И защищать ты их будешь так, как будто весь мир против них обернулся. А ты перегрызёшь всем горло, чтобы их защитить. А я буду защищать нашу землю на том рубеже. И это — не обсуждается.

Борис фон Аден посмотрел на сына и понял, что тот несколько обижен словами отца. Поэтому решил добавить:

— И это не потому, что я прожил больше, чем ты. И не потому, что у меня больше опыта. А потому что у меня больше опыта взаимодействия с тем же Кемизовым. Мы друг другу спину прикроем в любой ситуации, даже не глядя друг на друга. Мы понимаем друг друга с полуслова. И если со мной что-то случится, если демоны действительно прорвутся в империю, ты знаешь: в Горячем Ключе есть опорная база. Там тебя встретит наш предок — Даррен Аден. И там вы будете жить. Да, может быть, в окружении демонов, но вы будете жить. И там есть муас, усиливающий способности, там есть разлом, там — остатки Тохарской империи. Что самое главное — там можно жить. Жить. Всё запомнил?

— Запомнил, — тихо ответил Дмитрий. По сути, он пребывал в полном шоке от слов отца. — Так вот что вы там делали… Подготавливали плацдарм.

— Совершенно верно, — кивнул Борис фон Аден. — Мы обустраивали базу и возвращали свои родовые земли.

В этот момент дверь открылась. В проёме показалась голова Артура Кемизова.

— Договорились? — спросил он.

— Всё в порядке, — ответил Борис, — на Байкал мы едем с тобой.

— Отлично! — Артур подошёл к Борису фон Адену и хлопнул его по плечу. — Ещё одна хорошая драка нам не повредит!

— Как у тебя сейчас с магией-то? — спросил его Борис.

— Я, конечно, не знаю, что я там со своей землёй сделать смогу. Туда, понимаешь ли, лучше бы было лёдников, водников. Даже у вас с огнём, и то получше будет сражаться в тех условиях, чем у меня с землёй.

— Это ты брось, — сказал ему Борис. — Ты что, забыл, что Байкал идёт ровно по разлому? Там так фонит, что тебе даже банально тряхнуть его хватит, чтобы все льды на поверхности потрескались.

— Слушай, — Кемизов кивнул, — а это идея. К тому же там горы вокруг.

— Вот именно, — сказал фон Аден, — притянешь себе всё, что нужно.

— Ну, значит, зададим жару, — согласился Артур. — В путь?

— В путь, — ответил Борис фон Аден и на прощание обнял сына.

* * *

Мирослава наблюдала за эвакуацией с острова Ольхон. В конце концов, на нём должны были остаться только те, кто обладает даром, для прикрытия магов империи. И постепенно начавшие прибывать силы обороны — по два, по три человека. Это были высокоранговые маги с разных оборонительных фортов на границе. Помимо них прибывали родовые клановые дружины, чтобы вступить в этот бой.

Но самое главное, Мирослава знала, что вот-вот должны были эвакуировать спецбольницу, при которой находилась её мать.

Она была здесь уже давно. В связи с тем, что помутилась рассудком. Но оставлять её в одиночестве не было никакой возможности, пришлось передать на поруки под специальный уход.

«Наверное, — думала Мирослава, — только у менталистов могло появиться подобное заведение». А всё потому, что многие из клана Молчащих, даже в юности, после инициации не выдерживали подобного дара и могли сойти с ума.

К этому относились терпимо. То есть выбросить такого человека из дома или умертвить — никто бы и не взялся. Тем более что всегда оставалась надежда: особо сильный менталист сможет «вправить» потерявшемуся мозги.

Говорили, что в древности среди клана Молчащих существовали специальные магии такого уровня, которые были в состоянии вернуть личность и исправить эту проблему. Поэтому так сложилось издревле: за подобными, как говорили, «выгоревшими» магами присматривали. И да, их считали такими же членами общества, ведь понимали, что из-за этого побочного эффекта их работы подобное могло случиться с каждым. Просто не повезло конкретно этим. За ними нужно было присматривать и ухаживать. И с этим ничего не поделаешь, это была профессиональная болезнь менталистов.

Поэтому перед эвакуацией спецбольницы Мирослава явилась к матери. Почему-то ей показалось очень важным сделать это: прийти и увидеть мать.

В этот момент у той проходила так называемая арт-терапия. Она размягчала глину, капала в неё воду, делала её пластичной, чтобы вылепить что-то. До этого она уже вылепила всевозможные кувшинчики, тарелочки, чашечки — вся её комната была ими украшена.

После того как изделия высыхали, она разрисовывала их вручную. Это успокаивало мать Мирославы, как утверждали лекари.

Поэтому Мира села напротив матери и принялась в деревянной тарелочке смешивать точно такую же глину, размягчать её, разминать. Она начала что-то лепить — бездумно, наблюдая за тем, как мать улыбается, занимаясь творчеством. В такие моменты она очень напоминала дочери себя прежнюю. Хотя, как это может быть, Мира не совсем могла объяснить, это было очень странное понимание.

Потому что с самого своего рождения она знала мать как сумасшедшую. Но при этом в её воспоминаниях она могла увидеть её прежнюю: весёлую, юную, спокойную и очень красивую девушку. И Мирославе очень хотелось когда-нибудь снова увидеть мать именно такой, какой она видела её в воспоминаниях.

И она лепила из глины, сидя напротив матери. И она разговаривала с это, погружённой в свои творения женщиной.

— Ты знаешь, мам, — говорила она, не глядя на неё, — мне кажется, я нашла человека. Очень необычного. Он, ты знаешь, настолько похож на меня, — Мира усмехнулась. — Настолько похож, что и человеком-то его тоже назвать сложно. Его зовут Костя, — продолжала она. — И демоны доставили ему проблем не меньше, чем мне. Но при этом, как ни странно, мы оказались очень близки. Да, в том числе и на этой почве тоже.

Девушка посмотрела на мать и проследила за безразличными движениями той.

— Ты знаешь, мам, так просто и, оказывается, невероятно встретить кого-то, кто не считает недостатком моё происхождение. Да и достоинством тоже. Это просто есть, как факт. На нём никто не зацикливается. Мы оба принимаем наше происхождение как данность.

И в своём собственном сознании Мирослава отвечала за мать:

«Да, — говорила она от её имени, — это очень здорово, дочь, что у тебя теперь есть такой человек».

— Но это ещё не всё, — сказала Мирослава и поняла, что голос её вот-вот может дрогнуть.

Поэтому она замолчала, вдохнула воздух, попыталась проглотить вставший в горле комок.

— Я нашла друзей, — продолжила она, когда снова смогла говорить спокойно. — Что удивительно, возможно, даже не просто друзей, ведь… Ты не поверишь, мам, но те люди, которые сейчас меня окружают, как будто стали моей семьёй. По крайней мере, в будущем, я полагаю, так и будет. Мы станем одной большой и дружной семьёй. И нас всех собрал вокруг себя человек, который тоже не понаслышке знаком с демонами. И вообще, мам, ты знаешь, всё, что происходит сейчас в нашей жизни, настолько тесно переплелось друг с другом, что больше похоже на сказку.

«Сказки — это прекрасно», — снова ответила она за мать в собственном сознании:

— Ну, эта сказка, конечно, страшная, — проговорила Мирослава, — но я всё равно очень надеюсь, что она будет со счастливым концом. А ещё, мам — продолжила она, — сейчас напротив нашего острова Ольхон собирается огромная армия. Я со своими друзьями, с людьми из нашего клана, с бойцами со всей империи, планирую ей противостоять и выдавить демонов обратно с родной земли. Ты знаешь, мам, наш клан снова приняли в империи. Мы больше не изгои. Мы теперь внезапно всем понадобились.

Она ещё долго говорила, вылепливая что-то из глины, делилась самым сокровенным, своими мыслями и отвечала себе за мать.

Через некоторое время она проговорила:

— Я рассказываю тебе всё это, мама, потому что очень боюсь, мы можем больше не увидеться. У нас и так мало разговоров, как у матери с дочерью. Но я очень надеюсь, что когда-нибудь стану настолько сильна, что смогу взять тебя за руку и вывести тебя из тьмы твоего собственного разума. Ты знаешь, мам, я же уже тренировалась, можно сказать. Мне уже удалось отыскать одного человека и вывести его из подобного состояния. Правда, конечно, мне помогали.

Мирослава вдруг вспомнила те годы, что провела в сознании Муратова.

— Ты представляешь, мам… У меня теперь появился названый брат. Я точно так же пошла и решилась на то, чтобы войти в разум Артёма Муратова. Потому что считала, что это будет очень хорошая тренировка. Может быть, получится и тебя со временем вытащить. А сейчас ребята пошли за короной первожреца богини Арахны, это богиня ментальных способностей. И когда они её соберут, и мы победим, я очень надеюсь, что с помощью этой короны смогу войти к тебе, в твоё сознание, в твои воспоминания. И вывести тебя оттуда настоящую будет гораздо проще. И я смогу это сделать. Я знаю, что где-то там ты всё ещё та самая красивая и очень разумная девушка, которая мучается от того, что сидит взаперти.

Мирослава поняла, что из её глаз каким-то образом сами собой катятся слёзы и капают на глину, которой она всё это время придавала форму. И когда Мирослава опустила глаза, то вдруг увидела, что вылепила из глины ту самую корону, о которой рассказывала матери.

В этот момент она поднялась и поцеловала мать в лоб, и оставила эту корону напротив неё. А когда уже собиралась уходить, её мать вдруг подняла на неё глаза.

— Девочка, — сказала она тихим голосом, которого Мирослава никогда не слышала за всю свою жизнь. — У тебя всё получится.

И улыбнулась.

А Мира опустила взгляд в чашу матери и увидела, что вместо тарелочек и кружечек та вылепила меч.

— Отомсти им всем за нас.

Буря чувств закрутилась в душе у Мирославы, ураган, смерч, что-то неизведанное и невероятное, что-то такое, что сводило с ума.

Мирослава, пытаясь держать себя в руках, вышла на крыльцо больницы. И практически нос к носу столкнулась с Костей, который её разыскивал.

При этом она вся была на взводе, готовая растереть в порошок всех их врагов. Но при виде молодого человека она лишь крепче сцепила зубы, чтобы не сорваться и удержать себя в руках.

— Я пришёл посмотреть, куда ты запропастилась, — сказал Костя.

— Да-да, — кивнула Мирослава. — Вот здесь у меня мать живёт. В доме для сумасшедших, да. У нас это считается профессиональной болезнью менталистов.

— А чего ты такая вся взъерошенная? — спросил Костя, тепло улыбнулся и продолжил: — Я ничего не хотел. Просто ты молодец. Это очень правильно, что ты зашла попрощаться с матерью перед такой битвой. Ты невероятная умница.

— Она меня даже не помнит, — опустила взгляд Мирослава, пытаясь скрыть предательскую влагу в глазах. — Она меня с рождения не знает. Она даже не знает, что у неё родился ребёнок.

— Ты зря так думаешь, — ответил ей Костя. — Любая женщина знает и ощущает такие моменты, даже сумасшедшая. Но ты молодец. Ты ценишь каждое мгновение, которое было у тебя с ней, даже если они такие… тяжёлые, странные. Просто у тебя есть возможность попрощаться с матерью. Ты это сделала. А у меня такой возможности нет.

Он развёл руками.

— Пойдём, — сказал он. — Там отец Виктора приехал. А ещё Артём Муратов и Земовит. Они нам подарки привезли. Я тебя поэтому и искал.

— Какие ещё подарки? — посмотрела на него Мирослава, потихоньку отходя от своего состояния.

— Да кольчуги всякие, доспехи сделали. Но, как ты понимаешь, каждому надо подгонять по фигуре, — он указал на её выпирающие части тела. — Поэтому пойдём на примерку.

Тут Мирослава взяла Костю за руку, повернула к себе и, взяв пальцами за плечи, сказала:

— Не принимай, пожалуйста, на свой счёт. Я действительно была немного не в себе.

— Ой, да успокойся, — сказал Костя, погладив её по руке. — Ты думаешь, я не знаю, как работает наше демоническое нутро периодически? Поэтому можешь не переживать. Нет, я тебя отлично понимаю. Потому что внутри меня живёт точно такой же демон, как и внутри тебя. Это нормально. То, что для других — ненормально, для нас — норма. Вот и вся суть.

Молодой человек взял её ладонь в свою.

— Пойдём. Доспехи ждут.

* * *

Практически сразу после того, как это было решено, Креслав Рарогов отправился к Ледобору Морозову. И не важно, что всю жизнь они были как лёд и пламень.

Вставший сейчас со всей остротой вопрос был принципиальным. И Рарогов понял, что в данный момент именно он должен его решить.

И как бы он ни относился к Морозову, а тот был типом скользким и мутным, но одно он знал непреложно: Ледобор всегда стоял за своих людей, за свою землю и за свои интересы. А самое главное, Рарогов это знал на сто процентов, Морозов никогда не пошёл бы на уничтожение источника силы своей родной земли.

И знал он это вот почему: все их претензии к императрице и вообще к Светозаровым были именно потому, что они насильно ушли от истоков родовичей.

Они настолько отошли от этой силы, потакая интересам аристократов, что начались некоторые брожения в кругах самых сильных кланов. Именно поэтому и начали дистанцироваться от императорской семьи.

Все основные кланы замечали, что императорская семья стала слишком далека от тех, кем правит. И вопрос стоял не только в любви к роскоши, к богатству или чему-то ещё подобному — совсем нет. Вопрос всегда стоял именно в идеологии и во взгляде на жизнь.

Аристократы и родовичи коренным образом отличались своим отношением к понятиям силы, магии и родной земли. Потому что родовичи твёрдо знали: основа их жизни, и вообще их сила — это родная земля. И со своей земли уйти невозможно, только в неё, умерев, сгорев, став пеплом, укрепиться в этой земле, стать перегноем и подкормкой для будущих поколений. Но не покинув её.

Аристократы этого не понимали и ценили только личную силу каждого.

Почему Рароговы хорошо относились к тохарам? Креслав мог ответить на этот вопрос. Потому что они видели, что тохары не стали далеко отходить от собственной земли.

Да, они спасли свои семьи, вывели их из опасной зоны, но встали как можно ближе к родным землям, чтобы не уничтожиться окончательно, чтобы не потерять с ней связь и не выродиться.

Они бы тоже могли уйти вглубь империи, жить спокойно, в тепле, но — нет. Большая часть тохаров осталась здесь, на границе. А те, кто ушёл и потерял уважение сородичей, силу своей земли, рассеялись внутри другого народа.

Поэтому и отношение к ушедшим было соответствующее. А вот к оставшимся возле границ с родной империей тохарам отношение было очень уважительное. И Креслав знал, что они выжидают время, когда можно будет попробовать вернуться и отвоевать свою империю у демонов.

Ещё с Ольхона он телеграфом связался с Ледобором.

И, как ни странно, тот тут же согласился на встречу. Видимо, его подспудно тоже что-то угнетало. И он пригласил Креслава в резиденцию в Инеево.

Рарогов только хмыкнул на это. Резиденция была, скажем так, из третьесортных. Но при всём том она бы, наверняка, не вызвала никаких подозрений ни с какой стороны. Дело в том, что в этой резиденции собиралась молодёжь. И никаких серьёзных встреч там никогда не проходило. Судя по всему, на это и был расчёт.

И когда Рарогов появился на телепортационной площадке недалеко от Инеево, его тут же пригласили в закрытую карету и привезли не главными дорогами к заднему ходу резиденции.

Креслав не чувствовал никакой опасности, поэтому особо не напрягался. Когда вышел, огляделся по сторонам: у крыльца стояли вырезанные изо льда фигуры, а вокруг горели гирлянды с белым, жёлтым и синим цветами. Здесь уже царствовала самая настоящая зима. Температура опустилась явно ниже минус десяти градусов. Было холодно. Впрочем, на Ольхоне тоже уже было не жарко.

Ледобор Морозов встретил Креслава лично. Он пожал ему руку и без всякого выражения смотрел в глаза гостю, видимо пытаясь понять, зачем тот прибыл.

Креслав же по обыкновению окинул взглядом внутреннее убранство резиденции. Были тут какие-то мозаики, картины, в основном, видимо, современных художников. Да и вообще всё, что здесь было, в принципе говорило исключительно о принадлежности всего этого здания именно молодёжи. Никаких признаков старой школы здесь не наблюдалось.

«Ну и хорошо», — подумал Рарогов.

— С чем пожаловал? — спросил в этот момент Морозов. — Что-то серьёзное?

— Серьёзнее некуда, — ответил на это Креслав. — Да, я полагаю, тебе уже о том доложили.

— Ну докладывают, — согласился Морозов. — Что какая-то заварушка на Байкале.

— Заварушка? — переспросил Креслав и усмехнулся. — Ну, можно и так назвать.

Но произнёс он это тоном, который полностью исключал данное утверждение.

— Давай так, — сказал Креслав. — Как бы я к тебе ни относился, как бы ты ко мне ни относился, как бы мы с тобой оба ни относились к императрице, мы с тобой никогда в жизни не смогли бы сделать плохо родной земле. Мы с тобой оба питаемся силами природы, подарившей нам жизнь. И всё наше благополучие — от неё.

— Ты это к чему? — нахмурился Морозов.

Креслав огляделся, выбрал ближайшее кресло, подходящее ему по размеру, и сел. Морозов сел напротив. И вот эта вынужденная пауза, казалось, немного проняла его.

— Я полагаю, что никто из нас, находясь в здравом уме, никогда в жизни не смог бы уничтожить капище, — веско проговорил гость резиденции.

— Ты это вообще к чему? — Морозов явно был сбит с толку.

Креслав понял: как бы там ни было, его собеседник на самом деле не в курсе того, что произошло.

— Послушай, — сказал Рарогов, — дай я договорю, и ты всё поймёшь. Не далее, как несколько дней назад, кое-что случилось на нашей территории, пока мы стягивали силы и готовились к битве на Байкале, где собирается кулак из легионов демонов, прорвавшихся в нашу империю и пытающихся уничтожить Молчащих как основу сопротивления им. Так вот, на нашей земле, недалеко от города Горного, возле одного из капищ, принадлежащих моему клану, появилась некая тварь. И попыталась уничтожить спящее капище.

Глаза Морозова широко раскрылись. Было видно, что он ошеломлён этой новостью. Но он не перебивал, а слушал внимательно, ожидая, что скажут дальше.

— Так вот, — продолжал Креслав, — капище можно сказать погибло. Из него вытащили его сущность, тем самым по сути уничтожив. Там же случайно оказалась моя правнучка — Ада фон Аден. Чтобы ты понимал, девочке шестнадцать лет. И именно она обнаружила гору трупов из моего клана. Но не в этом суть. Главное, что она увидела, как из капища выламывают нечто яркое, похожее на соцветие минералов. Сделали это в результате какого-то кровавого и изуверского ритуала. После чего пытались упаковать это самое яркое сердце капища в какой-то контейнер, чтобы унести с собой, украсть душу и силу у капища с моей земли.

Рарогов пристально посмотрел на собеседника.

— И вот как ты думаешь, дорогой мой Ледобор, кто бы мог за этим стоять?

— Так что капище уничтожено? — первым делом спросил Морозов.

— Нет, — покачал головой Креслав. — По счастливой случайности — нет. Как я уже сказал, к счастью, там находилась моя правнучка. Под действием столь травмирующей психику обстановки она превратилась в чистое пламя и сожгла к чёртовой матери того, кто это сделал с капищем. А затем, находясь фактически в истерике, получив нервный срыв и не отвечая за свои действия, она вспорола себе вены. И собственной кровью, остатками крови родовичей, которые в ней имелись, пожертвовав своей силой, смогла вернуть капище обратно к жизни. Капище эту жертву приняло и сделало девочку своим проводником.

— В смысле? — спросил Морозов. Он был в некотором шоке и просто покачал головой. — Она же пожертвовала свою силу родовича…

— Но как ты понимаешь, — ответил Рарогов, — капищу было безразлично. Она его спасла. А оно в ответ — спасло её. У них установилась связь.

В этот момент Креслав заметил, как у его собеседника, Ледобра, начали бегать мысли. Это было хорошо заметно по его взгляду. Рарогов видел, что его визави сейчас крепко задумался и его мозг буквально кипит от размышлений. Однако мысли пока вели его немного не в ту сторону, куда направлял их гость резиденции.

— Если ты сейчас собираешься начать творить кровавые ритуалы вокруг спящих капищ, — проговорил Креслав. — То мне кажется, что это не очень хорошая идея.

— Нет, — покачал головой Ледобор. — Как вариант, можно попробовать инициацию с помощью крови. Это можно. Будем капать на спящее капище, вдруг получится? Сам понимаешь, время такое: чтобы пробудить капище, любые средства хороши.

— Ну, любые — да не любые, — ответил Рарогов.

А хозяин клана льда посмотрел на него и блеснул глазами.

— У меня вопрос, — сказал он, — как ты вообще решился сюда прийти? Затем, чтобы рассказать мне эту душещипательную историю?

— Знаешь, — ответил Рарогов, — какую бы мы сторону ни выбирали в этих взаимоотношениях, никто из нас никогда бы не стал уничтожать капище, основу силы нашей земли. Никогда не открыл бы ворота демонам: «Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь». Мы всегда уважали родную землю, её силу и наш уклад жизни. То, что сейчас происходит, — это полный разлад и уничтожение нас как идентичности. Не просто как народа, а как формы взаимодействия людей-родовичей с землёй, с её энергетическими потоками.

Креслав слегка повысил голос говоря это, но лишь для того, чтобы подчеркнуть важность своих слов.

— Поэтому я никогда в жизни не поверю, что ты позволил бы уничтожать капища. Я не знаю, какие у тебя там договорённости с Болотовыми, с тем же Ярославом. Я могу даже признать, что по формальным признакам он также подходит на роль императора. Я не стесняюсь этого сказать. А также не стыжусь признать, что сторону я выбрал исключительно потому, что моя внучка дала кровную клятву защищать сына императрицы ценой собственной жизни. А я, Креслав Рарогов, никогда не отступлюсь от собственной крови. Тем более что у него права на престол такие же, как и у Болотова. То есть фактически капище его тоже признало. И это не просто так.

Каждое слово гостя резиденции было весомым и ими можно было спокойно забивать гвозди в древесину.

— Но подумай, Ледобор, ещё раз по поводу того, чью сторону ты принял. Ты можешь быть на стороне Болотова, этого никто не отрицает. Здесь вопрос другого порядка. Нельзя быть на стороне этой болотной ведьмы.

Морозов хмурился всё время, пока Рарогов говорил, но не перебивал. Видимо, у него самого в голове появились довольно мрачные догадки.

— Скажу тебе вот что, — продолжал Креслав. — Перед смертью императрица сообщила моей внучке Гориславе, что существует такая разработка. Как бы мы ни относились к Светозарову, но они ходу этой разработки не давали всё то время, пока императрица находилась на троне. Как бы мы ни думали о Светозаровых плохо, как бы мы ни говорили, что они продали империю аристократам, но в них дух родовичей всё ещё оставался. А сейчас, как только начались разброд, брожение и шатание, вдруг из-под сукна вылезли эти самые наработки. И почему-то начали ослаблять мой клан в первую очередь.

Рарогов оскалился, словно давая понять, что тем самым те, кто это сделал, нажили себе кровного врага.

— Но ты же понимаешь, что это оружие против всех родовичей? Я просто хочу напомнить, что даже во время войн друг с другом, когда кланы воевали, никто не бил в спину таким образом. Капища не разрушались. Потому что это святое. Поэтому ещё раз подумай, Морозов. Про Болотова опять же ничего тебе не скажу. Ты имеешь право. Каждый человек может сделать свой выбор в пользу того или иного кандидата. Что мы не раз и демонстрировали на совете: когда есть аргументы за и против. Но это выбор каждого. Это голос твой, голос твоего клана. Но Ликомора… подумай ещё раз. Если она готова утопить и предать наш уклад жизни, украсть нашу силу, такого человека к трону пускать нельзя.

Воцарилось тягостное молчание между двумя довольно пожившими мужчинами. Креслав чувствовал, что сказал всё, что хотел. Морозов лишь кивнул, после чего произнёс:

— Хорошо. Я тебя услышал.

Затем он откинулся на спинку кресла, посидел ещё минуту, а после снова посмотрел на гостя.

— Как у вас ситуация с войной? — спросил он.

— Ну а какая ситуация? — хмыкнул Рарогов. — Будет бой. И этот бой будет очень кровавым. На Молчащих идёт пять тысяч наших магов, подчинённых демонам. Против трёх тысяч с нашей стороны, но прикрытых ментальным воздействием клана Полуночника. Вот примерно такой расклад на Байкале. Сам Байкал, конечно, за нас. Но нам сильно не хватает тех, кто умеет работать со льдом. Вы в этом искусные, вы прекрасно знаете, сколько всяких ловушек можно сделать с этим подручным материалом. Но в связи со сложившейся политической ситуацией, к сожалению, на вас мы рассчитывать не могли.

— Если придут добровольцы с нашей стороны, опытные ледовики примете? — поинтересовался Ледобор.

— Конечно, примем, — кивнул Креслав. — Но у нас есть условия.

— Какие ещё условия? — нахмурился Морозов.

— Всеобщим решением было принято: принимаем добровольцев ниже ранга Ярого, иначе ничего не выйдет. Дело в том, что Молчащие могут прикрыть лишь определённое количество магов. И поскольку это количество не слишком велико, КПД каждого прикрытого мага должен быть максимальным, а ранг никак не ниже Ярого.

Ледобор принялся жевать нижнюю губу. Пальцы неосознанно впились в белоснежную бороду. Затем он снова посмотрел на Креслава.

— Что ж, условия мне понятны, — сказал он. — По крайней мере, они логичны. Если что — телеграфирую на Ольхон.

— Хорошо, — ответил Рарогов, поднимаясь. — Рад, что принял меня и смог выслушать.

И в этот момент в дверь постучали, да так нетерпеливо, что Морозов бросил на дверь гневный взгляд.

— Кого там ещё принесло? — пробасил он.

— Телеграмма, ваше сиятельство, — ответил из-за двери испуганный голос. — Для гостя. Креслава Рарогова.

— Входи, — распорядился Морозов.

В переданной Рарогову телеграмме значилось:

«Креслав, началось! Срочно возвращайся на Байкал, пока телепорт не заблокировали».

— Вот, собственно и всё, — проговорил он, передавая телеграмму Морозову. — Если ты хотел чем-то помочь, помоги.

— Сейчас, — Ледобор помрачнел, затем подошёл к занятному аппарату, висящему на стене, чем-то напоминающему телефон. — У меня тут новомодная штука есть. Громкая связь.

Он снял трубку, нажал какой-то рычажок и проговорил зычным командным голосом:

— Внимание всем магам, находящимся на территории резиденции Инеево! — через аппарат его голос звучал с сильными искажениями, но всё равно был достаточно громким, чтобы разнестись над всеми окрестностями. — На совете мы выбрали сторону Ярослава Светозарова, это известно. Но на Байкале сейчас идёт бой за всю империю. Если есть те, кто хочет отправиться и помочь нашим войскам, у вас десять минут на сборы. Всех добровольцев у телепорта будет ждать Креслав Рарогов. Главное требование — ранг не ниже Ярого.

— И на том спасибо, — проговорил гость резиденции. — Это будет важно.

Когда его привезли обратно к телепорту, он не ожидал увидеть хоть кого-то, ведь Инеево — резиденция молодёжи, маги уровня Ярых среди которых были товаром штучным. К тому же, зачастую, все они были проводниками капищ. А такими членами клана никто рисковать бы не стал. Но, как ни странно, его ожидали пятеро молодых и серьёзных парней практически без вещей.

Отправить