Глава 12

Штаны я натянул, ещё не открыв глаз. Одевался я на автомате последние лет десять. Единственная разница, эта форма ещё была не разношена и немного сковывала движения.

Сколько прошло? Десять секунд? Пятнадцать? Сирена тут оказалась громогласнее и противнее, чем на Стене. Эдакая подделка под настоящий ревун.

Молниеносным движением я оглядел своих сокурсников. У Кости проблем практически не возникло, он полностью внял моим словам и внимательно следил за всеми пуговицами.

А вот Тагай хоть и быстро одевался, но китель застёгивал коряво, пропустив одну пуговицу. Ну вот кому говорил? Я подскочил к нему и тут же всё исправил.

Тридцать секунд.

Пока оглядел, что все стоят передо мной по форме, прошло ещё пять. Но в этом случае лучше немного опоздать, нежели погибнуть сразу же по прибытии из-за несработавшего артефакта.

— Молодцы! — выдохнул я и устремился к двери.

За ней уже слышались звуки переполоха, отчего меня перекосило. По тревоге каждый должен действовать в строго установленном порядке, а не кричать: «Мама, мамочка!»

Сорок секунд.

Я повернул ручку и надавил на дверь. Ноль реакции. Подтолкнул дверь плечом. Тот же результат. Отошёл на шаг и двинул со всей силы. Дверь едва шелохнулась. Насколько я мог почувствовать, снаружи она была припёрта чем-то тяжёлым. Возможно, поставили что-то враспор. Некоторые выдавали подобные шутки и на Стене, за что потом получали по пятнадцать суток карцера. Но сейчас мне было некогда выяснять, что случилось.

Сорок пять секунд.

— Открываем окно и прыгаем вниз! — распорядился я, первым бросившись к окну.

Раскрылось оно на удивление без проблем. А главное, плац, где я видел фигуры с военной выправкой, находился непосредственно внизу.

Пятьдесят секунд.

— Я не могу! — вскрикнул Тагай и попятился.

Мы переглянулись с Костей и кивнули друг другу. Затем подхватили Добромыслова с двух сторон и бросили в окно, метясь так, чтобы он упал на куст сирени. К чести Тагая, он даже не всхлипнул.

Следом прыгнул я. Но, чтобы не попасть на Тагая, пришлось приземляться не в сирень, а рядом, и гасить инерцию перекатом. И тут я увидел, как совсем не по-человечески, а, скорее, по-кошачьи приземлился Костя. Он спрыгнул на все четыре конечности с грациозностью обычному человеку не доступной. Да люди и в принципе так не прыгают.

Но потом я быстренько вспомнил, что у моего нового знакомого достаточно высокий болевой порог, и отогнал на время эту мысль. В конце концов, он мог просто не научился прыгать, а падать вообще не боится. Одним словом, это не то, чем сейчас стоит забивать себе голову.

Пятьдесят семь секунд.

Вырвав Тагая из кустов, мы выскочили на плац и замерли по стойке смирно.

Минута.

Уж не знаю, какой норматив был тут, но минута — стандартный подъём по тревоге. Полторы — это уже для разных нештатных ситуаций. Две… Может, где-то и было, не помню.

Тут, судя по всему, нужно было уложиться в полторы. Мы успели отдышаться, когда Бутурлин нажал «стоп» на своём секундомере. Оглядевшись, я понял, что дела плохи. Кроме нас на плацу было человек двадцать. И это из девяноста поступивших.

Из остальных кто-то только-только подтягивались из здания. Причём, некоторые вразвалочку. А иных и вовсе не было видно. Зорич уже была тут. Она прибыла чуть позже нас. Голицын тоже, на удивление, стоял неподалёку и с ненавистью зыркал на нас.

«Уж не твоих ли рук дело — наша заклинившая дверь?» — мысленно задался я вопросом, выдерживая взгляд мажора и заставляя его первым отвести глаза.

Дождавшись, пока ручейки идущих от здания иссякнут, Бутурлин послал Мартынова в здание общежития, а сам прошёлся перед строем, глядя на выправку, состояние одежды и взгляд каждого курсанта.

Проходя мимо нас, он уважительно склонил голову, затем прикрыл глаза и ещё раз кивнул, вроде бы как уважительно. Ну, а там кто его знает. Также он сделал ещё пару раз. Причём, в одном случае перед ребятами, которые тоже прыгали со второго этажа.

На остальных же Иван Васильевич глядел из-под бровей. Иногда одёргивал кому-то китель, а несколько раз даже слегка ударил тыльной стороной по паху, чтобы горе-курсанты застегнули ширинку.

«Да уж, — подумал я, глядя на это действо. — На Стене попробуй выйти с расстёгнутой ширинкой. Демоны моментально просекут и утащат за хобот вниз. В лучшем случае — оторвут. В худшем — понятно, что».

— Позорище! — громогласным командным голосом заявил Бутурлин, обойдя строй. — И это надежда русской армии⁈ Сколько у вас есть времени согласно нормативу, чтобы по тревоге явиться на плац⁈

Все молчали, не рискуя отвечать. Впрочем, и вопрос-то был риторический. Но один из курсантов в расшитом драгоценностями кителе, что было совсем не по уставу, всё-таки решил высказаться.

— Так время-то три часа ночи, — проговорил он недовольным голосом. — Мы спали все. Слуги спали. Какие нормативы⁈

— Молчать! — рыкнул Иван Васильевич. — У вас есть полторы минуты, чтобы по тревоге явиться на плац! Иначе вы — трупы! Демоны не будут дожидаться, пока вы выспитесь и выпьете кофе с круассаном! Они придут и надерут вам задницы, ясно⁈

— Но… — попробовал снова возразить явно возомнивший себя бессмертным курсант, но одного взгляда Бутурлина оказалось достаточно, чтобы он заткнулся.

— Только двадцать процентов уложилось в норматив! — продолжил Иван Васильевич, проходя перед строем в одну сторону, затем разворачиваясь и идя в другую. — Остальные сдохли! Ясно⁈ Вы уже трупы! Вас жрут демоны, закусывая печенью вашу тёплую кровь! Вы сдохли в своих кроватях, на лестницах, сука, да даже в сортирах! Вы — мясо, а не воины! Вы накормили собой демонов вместо того, чтобы защищать от них родину и своих соотечественников. Вон, десяток человек до сих пор не явились!

В этот момент появился Мартынов и встал перед Бутурлиным навытяжку.

— Ну и где наш доблестный сухпаёк демонов, Михаил Юрьевич? — нарочито громко спросил Иван Васильевич, глядя на коменданта.

Тот не отставал и громогласно, благодаря лужёной глотке, ответил:

— Забаррикадировались в комнатах, господин генерал, — и хоть Мартынов стоял навытяжку, я видел, что оба они играют, но получалось это весьма натурально. — Обложились артефактами и ждут гренадёрский полк для спасения!

— Чудесно, — скривился Бутурлин, но тут же взял себя в руки и отдал Мартынову честь. — Благодарю за доклад! — затем он снова обвёл глазами строй. — Сейчас вы все вернётесь в свои комнаты, и мы повторим построение. И так, пока не получится!

— Это произвол! — курсант с драгоценностями на кителе решился всё-таки пойти против командования и вышел ещё на шаг вперёд. — Я буду жаловаться ректору академии! Я буду жаловаться императрице!

— И мамочке своей пожаловаться не забудь, — с презрением бросил ему Бутурлин. — Особенно на того демона, который высосет твои глаза и обглодает нос.

— Вы тут долго не продержитесь, — сквозь зубы заявил курсант, но всё-таки встал в строй.

А мне даже стало интересно, кто это такой. Раз уж Голицын не смеет противоречить, а этот вон как высказывается, и не боится.

— Значит так, слушайте меня все! — Иван Васильевич отошёл на несколько шагов назад, чтобы одним взглядом охватывать весь строй. — Мне плевать, что вы думаете обо мне и какие подлости хотите мне устроить. В моих руках, сука, демоны рыдали, как дети! А вас я сотру в порошок, ясно? Моя цель — превратить вашу счастливую жизнь в ад! И чем больше вы будете жаловаться своим мамам, папам, бабушкам, дедушкам, двоюродным тётям, телеграфистке с почты, млять, тем быстрее я снова окажусь на Стене и перестану видеть ваши гнусные рожи! Ясно⁈

— Да как вы разговариваете с аристократами⁈ — это уже возмутился Голицын, видимо, решил не отставать от парня в расшитом кителе. — Так нельзя! Мы же знатные люди!

— С момента поступления в академию вы перестали быть в первую очередь аристократами, а стали военнообязанными! — Бутурлин уже рычал, словно дикий зверь. — Попрошу зарубить это на своих высокородных носах! Вы обязаны подчиняться вышестоящему начальству и прибыть на место построения по первому, сука, свистку! Разойтись!

Курсанты стали медленно вытягиваться в строй по направлению к общежитию. Да, через пару недель они уже будут ходить в ногу и даже вякнуть не смогут. Повезло с деканом, если говорить откровенно, такой может сделать воинов даже из аристократов.

В этот момент я увидел, что уже знакомая мне девушка идёт, заметно прихрамывая. И я поспешил к ней.

— Радмила, привет, — проговорил я, вглядываясь в лицо Зорич, хотя в полумраке ночного плаца понять выражение было сложно. — Ногу повредила?

— Виктор? — в голосе не слышалось особого удивления, но, когда она подняла лицо, и я смог увидеть глаза, мне показалось, что я вижу в них некоторую долю благодарности. — Да вот, подвернула, когда из окна сигала. Знала же, что не нужно на третий этаж соглашаться.

— Обопрись, если надо, — сказал я и подставил руку.

Она сначала махнула рукой, но, сделав ещё два шага, всё-таки опёрлась на подставленный мною локоть.

— Спасибо.

Как ни странно, в эту ночь сирену больше не включали.

* * *

Но Иван Васильевич приготовил сюрпризы и на утро.

Многим оказалось сложно жить по распорядку. В семь утра подъём, потом душ, завтрак. С восьми утра уже начиналась первая пара. Там, где я себя чувствовал, словно рыба в воде, многим оказалось тяжело.

Я встал без пяти семь. Проверил, что нам снова не подпёрли дверь спинкой от кровати. Затем принял душ, оделся и принялся выстраивать дальнейшие планы. Всё-таки у меня задачи были куда шире, чем учёба в ХЕР ВАМ.

На данный момент оставалась тревога и за сестру, и за отца с братом. Всё-таки тёмный артефакт оставался где-то у них. А от него надлежало избавиться ещё вчера.

В это время встали и привели себя в порядок Костя с Тагаем. Спустившись на завтрак, мы обнаружили, что там уже назревает бунт. Причём, в зачинщиках оказались всё тот же курсант в расшитом кителе и Голицын.

А поводом послужило то, что Бутурлин решил не останавливаться на достигнутом. Утром в столовой всех ждал рацион, который потребляли защитники на Стене. Жирная, наваристая каша с тушёнкой и травяной отвар.

Причём, я настолько оценил качество готовки, что сначала даже не понял, по какому поводу шум. У меня реально потекли слюнки, и я скорее сел за стол, чтобы поесть. Мне не надо было объяснять, что подобная каша даёт сил на целый день. Плюс запас тепла и калорий, которые выветриваются на ледяном ветре с сумасшедшей скоростью. А отвар, м-м-м! У нас такие вообще за нектар богов считались. Он работал на укрепление кожи и костей, а также содержал все необходимые витамины.

— Что замерли? — поинтересовался я у своих спутников. — Налетайте, вкусно!

Да, при том, что вид у каши был не особо презентабельным, на вкус она оказалась выше всяких похвал. Я тут же почувствовал, как тело наливается силой и здоровым тонусом.

Глядя на меня, Тагай и Костя тоже начали есть и очень быстро вошли во вкус. После этого начала есть Зорич и ещё несколько курсантов, которые внимательно следили за обстановкой.

Тем временем на шум явился вызванный отказниками Мартынов.

— Жалуйтесь, — пренебрежительно проговорил он, когда Голицын и парень в расшитом кителе подошли к нему.

Следом за ними подтянулись и ещё несколько возмущённых аристократов, как я понимал, из самого высшего сословия.

— Мы не станем жрать это хрючево! — заявил курсант в расшитом кителе, надо всё-таки узнать, кто такой, а то уже неудобно для себя идентифицировать. — Дайте нормальной еды! Мы не подписывались жить в свинарнике!

— Это питательная пища с полным запасом всех необходимых для организма веществ, — невозмутимо ответил Михаил Юрьевич, который, видимо, решил последовать за Бутурлиным обратно на Стену в случае их успешного увольнения. — Повара старались, чтобы вы получили максимум от питания.

— Это бред! — вскричал всё тот же аристократ, затем схватил тарелку с кашей и грохнул её о пол, а меня аж передёрнуло от подобной расточительности. — Вы оставляете нас голодными! Я буду жаловаться… — он даже замолчал, видимо, не знал, кому первому будет жаловаться.

— Может быть, жалобную книгу принести? — не моргнув, поинтересовался Мартынов. — Или отправить вас в ресторан через дорогу?

Сегодня он ничем не напоминал того добродушного коменданта, который вчера выделял нам комнату. Сегодня это был сухой и холодный боевой офицер, готовый хоть сейчас расправиться с любым за нарушение субординации.

— А там есть ресторан? — в разговор включился Голицын.

— Конечно же нет, — ответил Михаил Юрьевич. — Есть будете, что дают. Перекусы и еда вне столовой запрещены. Выход с территории академии без разрешения коменданта, куратора или декана запрещён.

— Но мы же хотим есть, — попытался настоять на своём Николай.

— Протестные настроения запрещены, — невозмутимо продолжал Мартынов. — Митинги и бойкотирование приказов вышестоящих офицеров запрещены. Приятного аппетита.

На этом он развернулся и нарочито военным шагом вышел из столовой.

— Да что этот дуболом себе позволяет⁈ — возмутился курсант в расшитом кителе. — Я найду на него управу! Я сегодня же напишу отцу!

* * *

Таким образом на учёбу некоторые курсанты отправились голодными. Что ж, это их выбор. Но будь мы на Стене, они вряд ли вернулись бы в казарму. Жизнь жестока и не любит приверед.

Перед занятиями нас разделили на три группы и развели по разным аудиториям. Мы оказались в том составе, в котором прошли испытания. К нам вышел Вяземский, не разлучающийся со своим блокнотом, и сказал:

— Рад приветствовать всех в первый день вашего обучения. С сегодняшнего дня и до конца года я буду куратором вашей группы, — он посмотрел на Костю и что-то пометил в блокноте. — Должен сказать, что каждого из вас я оценил ещё на тестировании. Полностью представляю ваши боевые и магические возможности, а также имею представление о ваших человеческих качествах. Работать мы будем с вами как над первыми, так и над вторыми.

— А, если я идеальный? — ухмыльнулся Голицын, надеясь вывести из себя Глеба Ивановича. — Могу тогда сразу отлично получить?

Но наш куратор оказался крепким орешком. Он посмотрел на Николая поверх блокнота, а затем демонстративно сделал пометку.

— Э! — Голицын напрягся, видимо, ещё свежо было воспоминание о завтраке. — Что вы там записываете?

— Вот именно, — словно соглашаясь с чем-то проговорил Вяземский. — Мы с вами будем развивать всё человеческое, что в нас есть. Кстати, лёгкой учёбы не ждите, предупреждаю сразу. Наш многоуважаемый декан немного изменил программу обучения, растопив прежней свой камин. Так что ждите сюрпризов, что я могу сказать. Одно я знаю точно: после обучения вы будете гонять демонов, словно беспризорных собак.

— А хотя бы в общих чертах можно узнать, чем мы будем заниматься? — поинтересовалась Зорич, дождавшись, пока Глеб Иванович попросит задавать вопросы.

— Могу сказать определённо, что прямо сейчас у вас состоится первое вводное занятие по истории, — ответил Вяземский.

— Историй я и сам могу каких хочешь рассказать, — ухмыльнулся Николай Голицын, но на этот раз уже аккуратнее и не настолько нагло.

Но, несмотря на это, куратор сделал ещё одну пометку в блокноте.

Племянник генерала хотел что-то возразить, но тут дверь открылась, и в кабинет вошёл толстенький и низенький человечек, совсем не походивший на поджарых военных.

— А вот и ваш преподаватель по военной истории, — Вяземский специально подчеркнул слово «военной». — Василий Михайлович Соловьёв. Он проведёт для вас курс лекций об истории нашего мира и противостояния с нынешней угрозой от демонов.

— Здравствуйте, курсанты, — проговорил преподаватель. — Я уже видел ваши личные дела, теперь будем знакомиться лично. Уверен, постепенно мы хорошо узнаем друг друга, — голос его был мягким, словно он рассказывал сказку на ночь детям, но при этом его хотелось слушать ещё и ещё.

— Здравия желаем! — ответили мы, встав с мест, но Соловьёв показал нам руками, чтобы мы садились, после чего кивнул Вяземскому, что тот может быть свободен.

Но Глеб Иванович вопреки ожиданиям не ушёл, а встал позади нас и принялся внимательно наблюдать за ходом лекции.

— Итак, — Василий Михайлович потёр руки, вышел из-за преподавательской кафедры и принялся ходить взад-вперёд, попутно рассказывая нам то, что некоторые знали и так, а другие впервые услышали только сегодня. — Бытует мнение, основанное на легендах, что каждые десять тысяч лет наш мир сталкивается с другим. С миром, населённым кровожадными и безжалостными демонами. И раньше мы каждый раз их побеждали, отправляя во тьму ещё на десять тысяч лет. Но в последний раз всё вышло иначе.

Соловьёв подошёл к грифельной доске и набросал на ней размашистыми движениями некую карту. Я вгляделся в неё, и у меня глаза на лоб полезли, потому что я узнал свою прародину.

— В учёных кругах нет единого мнения, но всё-таки многие придерживаются версии, что в Тохарской империи кто-то провёл ритуал вызова низших сил. Я сейчас не буду вдаваться в подробности, но связано это было с борьбой за власть. Конкретно в проведении тёмного ритуала обвиняют родного брата императора тохаров. Возможно, Виктор фон Аден, — он указал на меня, — знает некоторые подробности.

Я отрицательно покачал головой, но предпочёл не открывать рот, а слушать дальше.

— Так вот, некоторые историки приходят к мнению, что именно это действие вызвало сопряжение наших миров на две тысячи лет раньше положенного. Ведь именно там появился первый и самый значительный прорыв демонов, обозначаемый сейчас, как Тохарская впадина. Надо отметить, что та территория до сих пор захвачена ордами неприятеля, и никто не знает, что там происходит на самом деле.

Профессор подошёл к кафедре, чтобы перевести дух и выпить глоток воды.

— Смотрите-ка, какие негодяи! — высказался Голицын, видимо, забыв, что за его спиной стоит Глеб Иванович с блокнотом наперевес. — Ведь, если бы не некоторые, мы бы ещё пару тысяч лет спокойно жили.

— Знаете, — совершенно спокойным тоном ответил ему на это Василий Михайлович, — я не сторонник этого мнения. И как раз собирался рассказать о другой теории. И, если вы помолчите, то вполне сможете её услышать, Николай Фёдорович, — вместе с этими словами он сделал знак рукой, чтобы мажор закрыл рот, а я отметил, что у историка, оказывается, есть характер. — Всё дело в том, что одним-единственным ритуалом добиться таких результатов практически невозможно. Вы только вообразите себе мощь ритуала, способного столкнуть между собой два мира, пусть они и находятся где-то близко. Но ни мы, ни кто-либо другой на этой планете не знает такой силы, которая на это была бы способна. А уж, если учитывать, что наши два мира на этот раз удерживаются вместе, так и вообще никаких ресурсов и никакой энергии на такое не хватит.

Соловьёв оглядел нас с таким видом, словно решал, следует ли нам рассказывать остальное или нет. А вот лично я оказался заинтригован. Нет, конечно, я кое-что знал и про ритуал мятежного Каина, и про то, что наша империя пала первой. Но вот про ответственность за появление демонов в нашем мире в принципе, я не слышал.

— Так вот, в связи с некоторыми данными, — продолжал тем временем Василий Михайлович, — складывается впечатление, что демоны с той стороны тоже вели какие-то изыскания, которые оказались весьма успешны. То есть, возможно, они лишь воспользовались ритуалом для того, чтобы установить постоянно действующий прорыв. А я напомню, что за прошедшие триста лет они смогли сделать уже два постоянно действующих прорыва. И постоянно открывают временные по так называемому поясу напряжённости.

— Бред! — Голицын вскочил со своего места, и его лицо исказила гримаса неприятия. — Ересь! Всё, что вы несёте, это полная чушь!

— Обоснуйте свои слова, курсант Голицын, — по-прежнему спокойно произнёс Соловьёв, чуть ли не с улыбкой глядя на бесящегося мажора.

— Легко! — Николай говорил громко, иногда брызгал слюной и всегда помогал словам руками. — Все демоны — тупые, голодные твари! У них нет разума, это все знают! Они не могут чего-то задумывать, вести изыскания, заниматься наукой! Они — монстры, которые могут только жрать и пить кровь! А вы нам тут внушаете, что они изобрели что-то такое, из-за чего смогли прорваться в наш мир! Бред, чушь и ересь! Просто вы хотите выгородить этих — краснокосых, — последнее слово он практически выплюнул.

Я бросил случайный взгляд на Костю и увидел, что тот весь кривится от слов Голицына. И вспомнил, как тот его задел в самый первый день. Ничего себе, насколько злопамятный наш новый друг. Даже желваки ходят и кулаки сжимаются! Эх, Николай, умеешь ты находить себе врагов. Как и я.

— Если бы дело было только в тохарах, возможно, я бы и мог принять вашу точку зрения, — было видно, что Василию Михайловичу неприятно вести беседу с Голицыным, но он в первую очередь был преподавателям. — Но как вы тогда объясните Балканский прорыв? Вот у нас по стечению обстоятельств в аудитории находится Радмила Зорич, которая прибыла из Сербии. Может быть, она нам подскажет, какой ритуал проводили у них накануне прорыва? Или было ли вообще что-то подобное?

— Откуда я знаю? — ответила Радмила, предварительно встав. — Ни дед, ни отец ничего подобного не рассказывали. А дед и в принципе уже ничего не расскажет. Он погиб при том прорыве.

— Да что могут рассказать трусы? — скривился Голицын, который, в отличие от Зорич, не считал нужным вставать, когда разговаривал с преподавателем. — За свою родину надо бороться, а не как некоторые — только пятками сверкать умеют, — с этими словами он повернулся к Радмиле. — Что вы, что тохары — трусы и ничтожества!

Я буквально видел, как вскипела Зорич. У неё даже глаза налились кровью, а в воздухе явно запахло озоном.

— Я бы на тебя посмотрела, мальчишка, когда бы под твоим окном стоял легион демонов, — сквозь зубы прорычала она. — Ты бы свои обосраные штанишки в кулачке до самой границы нёс, подлец.

Я, скорее, почувствовал, нежели увидел, как Вяземский покинул своё место и приблизился к Голицыну. Судя по всему, он тоже решил закончить эту перепалку. Но я не мог оставить всё на этой ноте, поэтому тоже встал и обратился к мажору.

— А подскажи мне, племянник генерала особо приближённого к Её Императорскому Величеству, каков процент беженцев среди свободных защитников Стены? — поинтересовался я холодным, но ровным тоном, но Николай только насупился. — Нет? Так я тебе скажу, и Василий Михайлович с Глебом Ивановичем не дадут мне соврать! Больше половины! А знаешь почему? — В целом, я уже был готов к драке, поэтому особо не сдерживался в эмоциях. — Опять нет? А потому, что они видели, что творят демоны. Вторая же половина — это каторжники. Внимание, вопрос: кто защищает твою родину и кто из нас ещё трус?

Тут уже пришёл черёд Голицына вскипеть и вскочить, опираясь руками на стол. Но его моментально осадил Вяземский, показав головой, чтобы не рыпался.

— Мы! — я ткнул себя в грудь. — Именно мы сдерживаем натиск и держимся из последних сил, пока в место прорыва не подоспеют регулярные соединения армии. Это мы развеиваем по ветру прах этих тварей! Так что заткнись и не говори о том, чего не знаешь!

— Да я тебя!.. — начал было Николай, но я его перебил.

— Ты на Стене был⁈ Сколько там прожил⁈ А демонов видел⁈ Скольких убил? — я уже забыл, где нахожусь, перед моим внутренним взором снова выстроились легионы демонов, готовящиеся прорвать нашу оборону. — Сядь и закрой рот!

В аудитории повисла тишина. А в моих ушах наоборот усилились и не стихали звуки битвы. Именно поэтому я не слышал слов Соловьёва, когда он через пару минут всё-таки решился продолжить говорить.

Он пытался как-то успокоить нас, но мне было не до того. Затем он говорил про систему общества, про отличие дворян и родовичей, про военную аристократию и про что-то ещё.

А перед моим внутренним взором легионы демонов превращались в труху. Друзья и товарищи умирали, падая со Стены, пронзённые когтями тварей, или просто потому, что больше не могли переносить суровые будни каторжников.

Я даже не сразу осознал, что мои руки до сих пор сжаты в кулаки. Под ними на парте появились чёрные проплешины. Кажется, я едва не допустил неконтролируемый всплеск силы. Постепенно успокаиваясь, я принялся разжимать ладони. И тут понял, что в правой зажато нечто тёплое, если не сказать горячее.

Повернув ладонь к глазам, я аккуратно отогнул пальцы и увидел крохотную птичку. Малюсенького рарога, похожего на тех, из которых сплёл магическую сеть на тесте.

«Ого! — подумал я, моментально забыв обо всём остальном. — Надо постараться продержать её, как можно дольше, чтобы она не развеялась! Хм, какая симпатичная и такая кроха!»

Но рарожек и не собирался развеиваться. Он несколько раз скакнул на моей ладони и уставился прямо в глаза.

— Аден, Аден, — голос птички был похож на чириканье, но я чётко слышал слова. — Что же ты, Аден?

«А что? — я едва сдержался, чтобы не задать вопрос вслух. — Что?»

Птичка наклонилась и несколько раз клюнула меня в ладонь. И я почувствовал совершенно реальную боль от этого.

— Аден капище разбудил, а здороваться не пришёл, пинь-пинь, — посетовал рарог. — Ждать себя заставляет. Нехорошо! Сходить надо, когда ждут!

* * *

Докладывая императрице, генерал Ермолов волновался против обыкновения довольно сильно.

— Ваше Императорское Величество, — проговорил он, понимая, что никак не может унять дрожь в голосе. — Слухи о пробуждении капища подтвердились.

— Прекрасно, — Екатерина Алексеевна смотрела на генерала свысока, впрочем, она всегда и на всех так смотрела, считая себя превыше всех остальных. — Приведите мне того, кто это сделал. Я призову его на службу.

— В том то и дело, Ваше Импе… — начал было Ермолов.

— К делу! — бесцеремонно перебила его императрица и блеснула глазами.

— Подозреваемым был один из курсантов, целенаправленно совершивший жертвоприношение, но подозрение не оправдалось, — Александр Сергеевич развёл руками. — Мы проверили его на капище, но оно не отозвалось. Это значит, что кто-то другой…

— Сама знаю, что это значит, — настроение у Екатерины Алексеевны явно испортилось. — Ищите! Приведите мне того, кто пробудил капище! Я вам за что все вот эти побрякушки даю, а⁈

— Слушаюсь, ваше импера… — хватило одного взгляда, чтобы Ермолов закрыл рот и сглотнул. — Там же больше тысячи человек было на вступительных тестах в тот день! Как мы сможем всех их проверить-то?

— Плевать! — императрица вскочила с трона и стало ясно, что она просто в ярости. — Это одно из сильнейших капищ в империи! Пятьсот лет оно спало, утратив последнего проводника! И вдруг проснулось! — Екатерина Алексеевна склонилась почти к самому лицу Ермолова, а её пальцы с ногтями, чем-то похожими на когти хищной птицы, коснулись его щеки. — Мне нужен его новый проводник! Если потребуется, проведите через капище всех студентов! Даже отчисленных! Проведите их родителей, слуг, извозчиков! Приведите мне сюда того, кто разбудил капище! — последние слова она уже кричала. — Найдите и приведите проводника!

Отправить