Глава 13

Маленькая огненная птичка, конечно же, смеялась. Откуда бы я мог знать, что пробудил капище? Более того, что оно меня ждёт?

И тем не менее нельзя было игнорировать тот факт, что с момента прохождения мною магического испытания во мне постоянно жило чувство, что меня где-то ждут и хотят что-то сказать. Но оно было столь далёким, что я легко отмахивался от него на фоне остальных проблем.

Плюнув на Голицына, которому по-хорошему надо было бы начистить морду, я решил после пар отправиться прямиком на капище. На мои наводящие вопросы по поводу того, где вообще находится это место, смешливый рарожик сказал, что я сам пойму, когда пойду. Но общее направление — заповедный лес, который частично был на территории академии.

Когда мы вышли из учебного корпуса, я вдохнул окружающий воздух полной грудью. Костя и Тагай остановились рядом.

— Ты идёшь? — спросил меня Жердев, видимо, что-то подозревая. — Или к сестре?

— По делам, так сказать, — уклончиво ответил я, и тут в разговор вступил Добромыслов, который раньше предпочитал помалкивать.

— Если ты решил устроить дуэль с Голицыным, то возьми нас хотя бы секундантами, — сказал он, разведя руками. — Он-то по-любому с дружками будет. Так и прикопают тебя, вон, — он кивнул в сторону леса, в который я как раз и собирался, — под теми сосенками.

Я постарался не допустить улыбку на лицо.

— Нет, — ответил я, — Голицын обязательно ответит за всё, но не сегодня. И я обязательно позову вас, если решу набить лицо этому… Оставить вас без подобного аттракциона я просто не смогу. А сегодня у меня совершенно иные планы, в которые я вас посвятить, к сожалению, не могу. Идите в нашу комнату, я скоро буду.

Насчёт того, что скоро, я был, конечно, не уверен, но и задерживаться до поздней ночи не собирался. Тем более, если Бутурлин сегодня опять решит устроить учебную тревогу, надо выспаться заранее.

Ребята кивнули и пошли в сторону общежития. Я же подождал, пока они скроются из виду, и отправился прямиком к заповедному лесу. Птичка не обманула, я сразу почувствовал, куда надо идти. Это было, словно биение огромного сердца, слышимое не ушами, а всем организмом. Потому что ты — сосуд, по которому это самое сердце перегоняет жизненно важный элемент — кровь.

Заповедным лесом называли целый лесной массив посреди столицы. Были тут и парк, и сам лес, а часть на территории академии была отдана под подобие ботанического сада с огородами, где студентки выращивали всевозможные травки-муравки, использующиеся на факультете зельеварения. То есть в большинстве случаев заготовками трав, ягод и прочих растительных ингредиентов зельевары занимались сразу на месте. Запах поэтому вокруг стоял соответствующий.

Я плохо ориентировался в запахах. То есть мог отличить мяту, базилик, кардамон, но не более того. Узкоспециальные травы для меня просто пахли и всё. Так и сейчас. Я чувствовал, что над землёй стоит насыщенный запах трав, цветов, грибов и прочего, но отдельных ноток разобрать не мог.

Мне оставалось ещё метров сто, когда я вдруг встал, как вкопанный. Вход внутрь был перекрыт. Точнее, на входе стояли люди в гражданском, явно находящиеся при исполнении служебных обязанностей. Более того, к воротам вели группу из двадцати пяти-тридцати человек, откуда-то со стороны общежитий.

В груди кольнуло чувство опасности. Было ощущение, что я оказался внутри мышеловки, что вот-вот захлопнется. А я не идиот, чтобы идти против собственного инстинкта самосохранения.

Я плавно сменил курс, делая вид, что прогуливался мимо. Затем сжал руку в кулак, представил маленького рарожика и раскрыл кулак. Птичка была на месте и, кажется, смеялась надо мной. Её пинь-пинь-пинь было очень похоже на то.

— Передай, что я благодарен за приглашение, но мне сейчас нельзя к капищу, — сказал я, подняв ладонь на уровень глаз. — Слишком много людей вокруг. Я обязательно приду, как всё утихнет. Передашь?

— Пинь-пинь-пинь, — смеялась птичка. — Так это тебя и ищут! Передам, Аден, передам.

Пичуга вспорхнула и унеслась прочь в вечернюю мглу. Я же несколько успокоился. Предупредив капище, я проявил уважение. Теперь на меня не должны обижаться. Раскрыть себя сейчас было бы верхом идиотизма. Если капище пробудилось в ответ на моё заклинание, то я даже представляю, кому и для чего был нужен. Стать проводником одного из древнейших столичных капищ — это заявка на вход в гвардию императрицы. Уж кому-кому, а ей я прислуживать не хотел. Одно дело — защищать людей на Стене, и совсем другое — становиться игрушкой в руках императрицы.

И в этот момент я сообразил, что нахожусь практически под окнами общежития сестры. Впрочем, всё правильно, их факультет был самый близкий к заповедному лесу, чтобы не терять время на долгие переходы. А большая часть времени обучения проходила именно там, где они учились находить разные вершки и корешки и отличать полезную травинку от ядовитой.

«Отлично! — подумал я и свернул к зданию. — Заодно сестру проведаю».

В комнату к ней меня не пустили, так как жила она там не одна. Зато в фойе общежития было оборудовано очень миленькое место для свиданий с родственниками мужского пола. Кроме меня, тут были две пары. К одной девушке приехал отец. А вот к другой — брат. Хотя, я в этом был не очень уверен, судя по некоторым действиям юноши.

И всё же, ничего предосудительного тут произойти не могло. У входа в фойе, так, чтобы просматривалось всё пространство, сидела бдительная вахтёрша, наблюдавшая за происходящим. И вид у неё был такой, что выходить за рамки пристойности и не хотелось.

— А вы кем Аделаиде фон Аден приходитесь? — напряжённо спросила она, когда я попросил позвать сестру.

— Брат, — ответил я и вытащил пропуск. — Виктор фон Аден.

Женщина смерила меня взглядом, но практически сразу расслабилась. Только поверила она не словам, разумеется, а бумажке.

Сестра примчалась в фойе чуть ли не вприпрыжку. Она находилась в отличном настроении и вдобавок была чем-то сильно воодушевлена.

— Что-то случилось? — с улыбкой спросил я, так как не мог не отреагировать её состояние.

— Да, — ответила она, но потом потупила взгляд, понимая, что ведёт себя несколько по-детски. — Но тебе, наверное, не будет интересно.

— С чего ты так решила? — усмехнулся я и приобнял её за плечи, что тут же вызвало подозрительный взгляд вахтёрши. — Мне очень интересно, что у тебя происходит.

— Короче, — она схватила меня за руку и увлекла на мягкий диванчик возле дальней стены. — Сегодня нас всех водили на капище. Оно, оказывается, тут недалеко, в заповедном лесу. Вообще оно должно было спать, но оказывается, нет, оно пробудилось. И представляешь? — она схватила меня за руку и сияющими от счастья глазами заглянула в мои глаза. — Я его почувствовала! Там — в Горном, — сестра махнула рукой в случайном направлении, — я его почти не чувствовала, а тут… — Ада закатила глаза.

Я ещё раз поймал себя на мысли, что ни разу не жалею о том, что вернулся в это время, чтобы спасти в том числе и её. Это был настолько светлый и открытый человек, что вызывал тепло в душе одним своим видом. Такие встречаются редко. Именно потому что, Ада была долгое время главной отдушиной нашей семьи, мы так тяжело переносили её утрату.

— И как оно? — усмехнулся я, делая вид, что задаю вопрос для галочки, но на самом-то деле мне было очень интересно.

— Ты не представляешь! — сестра захихикала, но тут же прикрыла рот ладошкой. — Как большой сонный кот, которого разбудил солнечный зайчик. И вот теперь он лежит, ворочается с боку на бок. Вроде бы и просыпаться надо, а вроде бы и поваляться ещё хочется. Я попыталась к нему потянуться, но оно не ответило, хотя… — Ада склонила голову на бок, и её взгляд устремился в воспоминания сегодняшнего дня. — У меня создалось впечатление, что этот котяра меня по кончику носа своим хвостом щёлкнул. Мол, не для тебя моя ягодка росла.

И мы с ней оба рассмеялись.

— И что, всем так? — спросил я, слегка напрягшись.

— Нет конечно, — сестра откинулась на спинку дивана. — Больше его никто даже не почувствовал, — с некоторым разочарованием ответила она. — Вообще странно туда такие экскурсии водить. С капищем должен быть тот, кто его пробудил.

— А, может быть, его и ищут? — решил закинуть я сестре мысль.

— Да что ты? — она махнула рукой. — Зачем бы ему или ей скрываться? Это же почёт и признание силы! — она слегка погрустнела. — Эх, так хочется, чтобы у меня уже сила проснулась! Буду тогда, как мама: бамс, бамс, огнём всех фигачить! — и при этом она такую мордашку скорчила, что я не мог удержаться и снова рассмеялся.

— Какие твои годы? — всё ещё со смехом проговорил я. — Успеешь ещё научиться. Кстати, как учёба-то?

— Здорово, — ответила Ада, и вновь её эмоциональный фон изменился, а я понял, что мне за этим очень нравится наблюдать. — Я бы даже сказала, что интересно. Да, девчонки все — безмагички, но очень классные. Мы с ними травы разные разбираем, сочетания алхимические. Что с чем можно, что с чем нельзя. Ну, тут меня мама с детства учила, так что легко всё получается. Кстати, хочешь эликсир тебе сделаю, если, конечно, есть какая-нибудь барышня на примете, — подмигнула мне сестра.

— Спасибо, — хохотнул я, чуть отпрянув от Ады, словно защищаясь. — Я как-нибудь сам справлюсь. Уж с чем-чем, а в этом плане у меня проблем нет.

— Ну как знаешь, — она сделала вид, что надулась. — Моё дело предложить. А вот потом потребуется на неприступную, а я скажу, что ты сам отказался.

— Ладно-ладно, — я примирительно положил ей ладонь на плечо. — У нас пока полный запрет с выходом в город, но, если получится, пойдём туда гулять? В кафе сходим, на каруселях каких-нибудь покатаемся. Ты как?

— Слу-ушай, — она повернулась ко мне и заглянула в глаза. — Я буквально сегодня узнала, что тут, в Екатеринбурге есть такая штука, как голограмтеатр! — я поморщился, потому что не слышал такого названия. — Там очень интересно! — поспешила объяснить Ада. — По вечерам собираются маги иллюзии, читают какую-нибудь очень интересную историю и одновременно визуализируют её. И ты видишь изображения. Как будто герои из книги оживают и передвигаются, представляешь⁈

— Как представление? — я пытался понять, о чём она, но пока трудно было представить. — Вот мы в театр ходили.

— Нет, там всё совсем не так, — покачала головой сестра. — Там персонажи могут быть какими угодно, даже говорящими деревьями. Маги такую иллюзию создают. Ну что, сходим? Это очень красиво! Девочки, кто был, говорят, что очень чистые эмоции и живой нерв!

Мне понравилось описание. И самому захотелось увидеть то, о чём говорила Ада.

— Хорошо, — ответил я, поднимаясь. — Как только получится, обязательно сходим с тобой.

— Ура-ура-ура! — сестра захлопала в ладоши, забыв о приличиях, и на неё обернулись все, кто ещё был в фойе. — Ой, простите, — поспешила извиниться она и покраснела.

Я вытащил из внутреннего кармана небольшую пачку денег.

— Это тебе, — сказал я, протягивая купюры ей. — Чтобы не чувствовала себя ущемлённой среди этих всех дворянок-аристократок.

— Я вообще-то и сама — баронетка, — хмыкнула она, чем снова вызвала у меня братскую улыбку, затем выхватила деньги и сунула куда-то, я даже не углядел, куда именно. — Спасибо огромное! — и чмокнула меня в щёку.

— Постараюсь каждый день заходить, — сказал я. — Успехов тебе.

— Пока, — Ада махнула мне рукой и лёгкой походкой побежала к себе.

Я вышел из женского общежития и понял, что, несмотря ни на что, мне очень хорошо. Я даже посмотрел в небо, ища знакомые звёзды и планеты. Но сегодня отчётливо видно было только Венеру, а все остальные космические объекты расплывались в дымке.

Да, в груди поселилось некое ликование. Уж не знаю, по какому именно поводу была эта эйфория, но сейчас она была, как никогда в тему. Впервые за многие годы с души исчез камень, лежавший там с того дня, когда в дом пришло известие из пансиона благородных девиц, в который отправили Аду.

В комнате меня ожидал перформанс от Кости и Тагая. Они тренировались надевать форму на время. Я как раз вошёл в тот момент, когда была очередь Добромыслова. Мною сразу же овладело дежавю. Вот так же быстро и ловко он управлялся, сколько я его помнил.

— Представляешь, — притворно жалобным голосом сообщил мне Жердев. — Когда только начали, я у него почти десять секунд выигрывал. А теперь он у меня четыре.

— Мастерство не пропьёшь, — хмыкнул я, хотя к данному случаю это не относилось. — Наш друг достаточно быстр, — сказал я уже громче. — Теперь надо решить вопрос с десантированием.

— А вот с этим труба, — сказал Тагай, разведя руками. — К окну подхожу со страхом, а уж выглянуть совсем боюсь, не то что прыгать.

Мне сразу же вспомнилось, как он прыгал со Стены. Довериться товарищам с магией воздуха было сложно, но приходилось. Поэтому Тагай прыгал исключительно с закрытыми глазами, открывая их только в полёте, когда выбора уже не было. Ну и сгруппироваться надо было перед правильным приземлением. И так из раза в раз, опыт вообще не работал.

— Прыгай с закрытыми глазами, — сказал я, кивая на окно. — Попробуй, вдруг это поможет.

Как я и ожидал, данный метод сработал безотказно.

Мы ещё некоторое время потренировались, а затем разошлись по кроватям. Ночь прошла спокойно без тревоги, что мне показалось странным. Это означало, что наш декан задумал что-то более убойное.

В столовой нас ждало нечто очень смахивающее на митинг ущемлённого дворянства.

— Да где это видано! — возмущался курсант в расшитом кителе. — Я сюда учиться поступил, а не худеть.

— Вот именно, Лев, — поддерживал его Голицын, оглядывая остальных. — А вы чего молчите? Или будете давиться этим хрючевом?

На сегодня снова была каша, но сваренная по другому рецепту. На Стене такую давали только по большим праздникам, поэтому я не стал никого слушать и принялся за еду.

— Да ладно тут кормят, как скотину, — продолжал негодовать тот, которого Николай назвал Львом. — Но по каким таким законам у нас все продукты из комнат вынесли во время занятий? Я хотел поесть нормально, хватился, а там — пусто. Это же воровство!

— Спокойно! — в обеденном зале появился комендант Мартынов. — Курсант Толстой, все ваши зефирки и утки по-пекински будут отданы родственникам в том виде, в котором их забрали из ваших комнат! И запомните, пока на передачу съестного действует запрет! Вы либо будете есть то, что вам дают, либо будете голодать.

Вот и узнал, кем был ряженый курсант. Оказывается, из рода Толстых.

— Я буду жаловаться! — прорычал Лев, сел рядом с Голицыным, ненавидящими глазами уткнувшись в Михаила Юрьевича, после чего стал потихоньку отхлёбывать отвар из кружки.

Хм, а ведь методика Бутурлина работает. Таким макаром они через недельку уже не будут видеть свою жизнь без питательной каши. Хотелось аплодировать нашему декану. Он знал, что делает.

А видеть голодные лица мерзавцев было вдвойне приятно.

— Внимание, первый курс! — я оглянулся на голос и увидел Вяземского. — Сегодня у вас будет специальное занятие. Оказание первой магической медицинской помощи. Проходить будет во флигеле при медицинском факультете, поэтому после завтрака все на построение, а затем на занятие.

— Это что ещё за новость? — возмутился Голицын. — Какая ещё ПММП? Сроду ничего такого в этой академии не преподавали.

— Я же предупреждал, — мягко ответил на это куратор. — Вас ждёт множество сюрпризов.

— Надо было идти учиться позже, — вздохнул Николай. — Когда уже этого Бутурлина выпрут?

* * *

Занятия по оказанию первой магической медицинской помощи проходили в небольшой пристройке к главному корпусу академии. Пристройка была разделена на две части: в одной стояли койки, где студенты старших курсов лечили пришлых пациентов для прохождения практики, а во второй располагалось нечто среднее между лабораторией, операционной и кунсткамерой. Всюду стояли стеклянные ёмкости с частями демонических тел, в углу на каркасе красовался скелет летающей твари, которая, если мне не изменяла память, и была праотцом или праматерью тех самых шерстяных зверюг, что выбрались из прорыва и погибли в огне моего смерча.

— Это что такое⁈ — ничуть не стесняясь, голосом, полным презрения, выдал Голицын, когда мы вошли в кабинет, где некто с приглушённой руганью на своём горбу тащил макет демона-легионера в натуральную величину. А это ни много ни мало, а почти пять метров. — Что за голем?

Относились его слова к преподавательнице, которая нас должна была научить азам магической помощи, или к макету для меня осталось загадкой. Но Толстой внёс ясность своим едким комментарием.

— Семь на восемь, восемь на семь — это только голова, — брезгливо выдал Лев, который с недавнего времени стал держаться рядом с Николаем. — Что ещё за кунсткамера?

Преподавательница, судя по энергетике, сильный лекарь, действительно была просто огромна. Она возвышалась над самым высоким из нас почти на две головы. При этом была достаточно широкой и основательной. Я прикинул, что в ней килограмм двести чистого веса, и это при практически полном отсутствии жира.

Черты лица у неё были соответственно крупные, поэтому, скорее, отторгали, но при этом, если смотреть на них непредвзято, были достаточно пропорциональными и даже симпатичными. Но, конечно же, первое впечатление создавалось такое, что перед тобой женщина, которая тушит избы остановленными конями. Как в игре «городки».

— Рада приветствовать вас на своём занятии, — пророкотала над нами преподавательница, ослепительно улыбаясь. — Меня зовут Аграфена Петровна Бабичева. И сегодня мы будем учиться оказывать первую магико-медицинскую помощь самим себе.

— А по вам и не скажешь, что вы можете помощь оказать, — Голицын уже отошёл от первого шока и вернулся к своей обычной манере: хамить и дерзить, но при этом он не осознал, что слишком близко приблизился к преподавательнице. — Вам бы лучше борщи рожать да детей варить, чем пытаться учить аристократов со своей внешностью.

Лично я поостерёгся бы говорить подобное человеку, у которого кулак раза в полтора больше твоей головы. Причём, находясь в непосредственной близости от этого самого кулака. Но Голицын, видимо, совсем страх потерял. Точнее, чувство самосохранения.

Но Аграфена Петровна оказалась достаточно изощрённым человеком. Она взяла Николая за воротник кителя тремя пальцами и подняла на полметра вверх, как нашкодившего котёнка. Потом встряхнула и ласково посмотрела в глаза.

— А тебя я сделаю пособием для лечения переломов различной степени тяжести, — мягко, словно с родительским участием проговорила Бабичева. — У тебя как раз конституция позволяет.

— Отпусти… те меня! — Николай пытался брыкаться, и от этого зрелище становилось ещё более смешным; остальные сокурсники начали хмыкать сначала в кулак, а затем и вовсе смеяться в открытую. — Поставьте меня на землю, пустоголовая вы ведьма!

— А то что? — Аграфена Петровна улыбнулась ещё шире. — Ты пожалуешься дяде? Жалуйся, — она поставила его обратно. — Но знай, что большинство болячек генерала Ермолова излечивала я.

— Да что это вообще такое? — Лев в расшитом драгоценностями кителе даже не пытался скрыть брезгливое отношение к происходящему. — Какого хрена нас будут учить какому-то знахарству деревенские бабищи, а? — он как будто обращался ко всем, даже голос повысил, но смотрел только на Аграфену Петровну. — На кой-нам вообще изучение первой помощи? Во всех боевых соединениях, если кто-то из нас туда вдруг и попадёт, есть полковые лекари. Они даже мёртвых на ноги поднимают! Поэтому вы все, как хотите, а я пойду поищу что-нибудь съедобное в этом пристанище насилия и отсутствия логики.

— «Бабища», — ни к кому не обращаясь, да и едва слышно фыркнул парень, которого я приметил ещё вчера. — Эта «бабища» на границе перехода к уровню боярыни. Встретишься с такой в бою, и тебя уже ничего не спасёт, гарантированная смерть. Зато после боя — гарантированная жизнь.

Всю эту тираду слышал только я. Даже мои друзья больше заинтересовались тем, что происходит между преподавательницей и Львом. А я заинтересовался парнем. Он создавал впечатление отщепенца. С ним никто никогда не общался, и он всегда и всюду был один. Никогда и никто не подходил к нему даже, чтобы пожать руку. Как видно, он и общаться привык сам с собой. Только вслух.

Тем временем Бабичева остановила запланированный отход курсанта в расшитом кителе, попросив подождать пару минут и обратилась к остальным.

— А скажите мне, любезные, — голос у неё был громкий, зычный, можно даже сказать, командный. — Зачем нужна первая помощь боевому магу?

Все молчали, то ли вспоминая формулировку, заученную ещё в школе, то ли просто не хотели отвечать. А мне почему-то захотелось высказаться, и я выдал:

— Ранения случаются обычно на линии соприкосновения с противником, — чётко, словно отвечая вышестоящему офицеру отрапортовал я. — Первая магико-медицинская помощь необходима для того, чтобы иметь возможность добраться до полкового лекаря. Если не знать, что делать с ранами незамедлительно, можно сдохнуть по пути от шока, боли, кровопотери и многого другого. Именно поэтому базу первой помощи знать необходимо, и для прохождения службы на Стене данная дисциплина обязательна к изучению!

— Молодец, — Аграфена Петровна мне кивнула с уважением в глазах и снова переключилась на Льва. — Теперь понятно?

— Класс, — выдал парень, который до этого рассуждал о Бабичевой, а потом украдкой глянул на меня.

Я решил, что должен разобраться в происходящем.

— Виктор фон Аден, — сказал я и протянул ему руку.

Парень открыл рот, словно хотел что-то сказать, и даже руку начал поднимать, чтобы пожать мою, но в последний момент замер. Что-то было явно не так.

— Артём, — наконец, сказал он и легко прикоснулся к моей руке, но не пожал её. — Муратов. Но лучше не подходи.

Он опустил глаза и постарался уйти подальше от меня. Сказать, что данная ситуация озадачила меня, ничего не сказать. Я даже огляделся по сторонам и увидел напряжённый взгляд Радмилы Зорич, направленный на меня.

Я решил, что разберусь с этим, но позже. Сейчас основное действо происходило возле Аграфены Петровны. Честно говоря, лучшего преподавателя и пожелать было сложно. То, что она сделала дальше, обсуждалось ещё несколько дней подряд.

— Подойдите-ка ко мне, любезный, — проговорила она Льву голосом, наполненным непередаваемой мягкостью, настолько, что он даже не смог сопротивляться. — Дайте-ка вашу руку, — она взяла правую руку курсанта за запястье и положила на небольшой стол перед собой. — Смотрите. Основное, чему вы должны будете сейчас научиться, это делать лечебный кокон от переломов.

— Что⁈ — повернулся к ней Лев и попытался высвободить свою руку, а остальные собравшиеся замерли. — А-а-а! — его крик разнёсся на весь флигель, потому что, не изменившись в лице, Аграфена Петровна сломала ему мизинец на правой руке. — Отвали от меня! Больно, ёп!.. Сумасшедшая сука, отпусти руку!

Но Бабичева делала вид, словно ничего не происходит.

— В моменты резкой боли, — размеренно говорила она, неведомым образом перекрывая крики удерживаемого ею курсанта, — вы должны уметь зачерпнуть маленький шарик маны прямо из источника. И вот этой голой силой обернуть место травмы, причиняющее боль. Как будто бинтиком или подорожником. Это делается для того, чтобы оставаться в сознании, здраво мыслить и продолжать выполнять боевые задачи. А не биться в конвульсиях, как в нашем случае, — она кивнула на Льва, у которого уже слюна от ярости выступила на губах. — Понятно?

Кто-то кивнул, но большая часть просто стояла и смотрела на происходящее широко открытыми глазами, не понимая, о чём им вообще говорят. У меня всё это вызывало только улыбку.

— Лев Николаевич, — обратилась она тем временем к удерживаемому курсанту. — Вы бы вместо того, чтобы визжать, как свинка на забое, попробовали бы действовать, как я говорю.

— Да пошла ты, тварь охреневшая! Я на тебя жалобу напишу! — продолжал сквозь выступившие слёзы вещать Лев.

— Ну что ж, — вздохнула Аграфена с таким видом, словно хотела, как лучше, а получилось, как всегда. — Если будет, чем писать, — проговорила она, — то обязательно напишешь, — и сломала курсанту безымянный палец.

Вой разнёсся на всю округу, но, кажется, никого из вышестоящего руководства особо не волновал.

— Отпусти меня! Отпусти! Больно же! — голос Льва Николаевича и правда уже походил на визг поросёнка, а ведь это оказались сломаны только два из пяти пальцев. Я уже предчувствовал настоящий праздник.

— Учитывая, что сил у вас пока немного, — Аграфена Петровна снова перевела своё внимание на нас. — Рассчитывайте, что каждый такой бинтик должен быть не больше двадцати пяти единиц маны. Позже, когда научитесь этой технологии, будете тратить десять-пятнадцать единиц, не больше. А пока — так. Зато наверняка, — она снова посмотрела на подопечного. — Ну что, тебе хватит этой боли, чтобы научиться?

— Ты работаешь последний день, сука! — выдохнул Лев, а затем взвыл от перелома третьего пальца.

— Иногда, — Бабичева обвела нас взглядом, — одного единичного источника боли недостаточно, чтобы человек смог аккумулировать энергию для собственного излечения, и тогда приходится применять концепцию множественных очагов.

Я уже не смог это слушать с серьёзным лицом и откровенно рассмеялся. Костя и Тагай подхватили моё настроение. Затем к нам присоединились ещё несколько человек.

Лев же побагровел от боли, злости и безысходности. Полагаю, никогда в жизни его ещё не ставили в подобное положение.

Смог он сделать то, что ему говорили с самого начала только после четвёртого сломанного пальца. Правда, всё равно не так, как это задумывалось.

— Вот посмотрите! — Аграфена Петровна продемонстрировала руку курсанта всем собравшимся. — Наш Лёвушка, молодец, и смог наложить исцеляющую повязку себе на руку, — она одобрительно посмотрела на него, а затем склонила голову чуть набок. — Только вот я же говорила, что следует использовать двадцать пять единиц, а ты схватил все сто пятьдесят и замотал руку аж по локоть!

— Да кто вас знает, — сглотнув, ответил тот. — Вдруг вы дальше ломать пойдёте.

Бабичева, наконец, отпустила руку Льва, предварительно излечив ранее покалеченные пальцы, и тот обхватил её здоровой, в неверии проверяя собственную целостность.

— А вот это, — она снова обратилась ко всем нам, — первая здравая мысль от Лёвы за сегодня. В условиях, приближенных к боевым, иногда так поступать даже разумнее. А теперь подходите по одному, будем пробуждать в вас умение накладывать исцеляющие повязки чистой силой.

Курсанты буквально забурлили от такого предложения. Никому не хотелось, чтобы им ломали пальцы. Но бежать было некуда. Аграфена Петровна возвышалась над всеми и видела каждого. Она мило улыбнулась и сделала приглашающий жест к столу.

— Сначала желающие, — гостеприимно сообщила она.

* * *

Череда сломанных пальцев и наложенных на них «перевязок» при помощи силы, почерпнутой из источника казалась нескончаемой. Многие никак не могли взять в толк, что именно от них требуется, другие противились мысли, что им вообще что-то будут ломать. Одним словом, обычное практическое занятие с некоторыми пикантными особенностями.

— И это что же получается? — вслух задумался один из наших сокурсников уже после того, как смог наложить себе магическую повязку. — Так можно научиться всё исцелять? — кучерявый парень явно из небогатого рода с удивлением смотрел на собственную руку и шевелил сращёнными пальцами. — Суперумение, получается? А со временем можно научиться и других так лечить⁈

— Так, стоп! — Аграфена Петровна даже прервалась от членовредительства очередному курсанту. — Послушайте меня внимательно. То, что вы сейчас проходите, это работа с голой, чистой энергией вашего источника, — она выделила голосом слово «вашего». — И воздействовать таким образом вы можете только на своё собственное тело! Вы не станете от этого лекарями, способными излечить других! Запомните это раз и навсегда, то, что вы узнаёте сегодня, лишь возможность попытаться спасти свою жизнь в экстремальных условиях. Не более того!

Многие разочарованно вздохнули. Видимо, уже придумали себе в голове, что начнут другим ломать пальцы, а потом показательно залечивать их.

— Аден, — окликнули меня со спины.

Я обернулся и увидел Радмилу. Она смотрела на меня без вызова, но с каким-то странным выражением. Это был и интерес, и что-то ещё, что я пока не мог идентифицировать. Но полагал, что со временем смогу разобраться в чувствах этой девушки.

— Привет, — ответил я, стараясь не сильно смущать её прямым взглядом. — Что-то хотела?

— Хм, — выдала Зорич, и на её лице появилось довольно забавное выражение с эдакой хитринкой. — Ты же знаешь, как всё это делается, да? — она кивнула в сторону Бабичевой. — У тебя и отец, и брат периодически на Стене бывают.

— Ну, конечно, — я кивнул, уже примерно понимая, что от меня требуется. — Только им приходилось постигать данную науку с ранами посерьёзнее, чем сломанные пальцы, — мне вспомнилось, как отец притащил окровавленного брата, и того необходимо было привести в себя, чтобы он смог продержаться до прихода лекаря, но тот прорыв был не у Стены, а недалеко от нашей строящейся усадьбы.

— А нельзя ли обойтись совсем без членовредительства? — поинтересовалась Радмила, неловко улыбнувшись. — Просто не хотелось бы… — она посмотрела на свои длинные изящные пальцы, — маникюр портить. Да и места переломов будет видно.

— Я могу объяснить тебе методику, — ответил я, качая головой. — Но совсем без переломов не получится никак. Однако не переживай, если всё сделать быстро и правильно, то даже заметно не будет.

Зорич тяжело вздохнула и протянула мне руку.

— Ладно, объясняй.

— Смотри, — ответил я, проигнорировав протянутую мне руку, — основа этой методики — боль. И реакция твоего организма, являющаяся ответом на эту самую боль. То есть при получении травмы ты не должна агонизировать и сосредоточиваться на боли в твоей голове. Ты должна сосредоточиться на источнике боли. В данном случае на конкретном переломе в конкретном пальце. Следующим твоим действием должна быть изоляция причины боли. Именно для этого ты тянешься к своему источнику зачерпываешь оттуда небольшой шарик маны, быстро разминаешь его и оборачиваешь палец. Тут основное — желание вернуть всё в то состояние, какое было до перелома.

— Всё так просто? — Радмила с недоверием подняла бровь.

— На словах — да. Но в том-то и фокус, что без самой боли ты не сможешь этого прочувствовать, — я развёл руками. — Только она сможет стать катализатором твоих действий. Ты можешь готовиться и тренироваться сколько угодно, но в самый ответственный момент агония поглотит твой разум, и всё окажется бессмысленным.

— То есть основной фокус не сосредотачиваться на боли, но сосредоточиться на ней? — девушка непонимающе покачала головой.

— Сосредоточиться не на самой боли, а на её источнике, и изолировать его, — проговорил я, стараясь донести суть, как можно чётче. — Когда у тебя пожар, заливать надо огонь, а не бороться с жаром, который он распространяет. Если так тебе будет понятнее.

— А! — по просветлевшим глазам девушки я понял, что до неё дошло. — Спасибо тебе огромное! Поняла! — она уже собралась уходить, но вдруг повернулась и приблизилась ко мне почти вплотную. — Не связывайся с предателем. Мы с тобой и так беженцы из других стран, на нас косо смотрят. Но, если ты рассчитываешь влиться в общество, то такое клеймо, как дружба с этим Артёмом тебе точно не нужна, понимаешь?

— Он не показался мне опасным, — я пока не мог сопоставить её слов с парнем, который даже побоялся пожать мне руку, но всё казалось достаточно странным. — Почему он — предатель?

— Ты нахрена в академию пришёл? — тон Зорич вдруг сменился, став чем-то похожим на тон Бутурлина. — Учиться, связи нарабатывать? Вот этим и занимайся! А Артём — сын Костовича, которому государство денег выделило на изобретения, а он с ними за границу сбежал!

— С чего ты взяла? — мне многое стало понятнее, но я всё ещё не мог смириться с тем, что слышал. — У него фамилия — Муратов.

— Это даже не по матери, а по бабке, — Радмила отстранилась от меня. — Думали, что с этой фамилией парню попроще будет. Всё-таки бабка — известный деятель, да ещё и графиня. Но она уже старая, по ней кладбище плачет. И как только её не станет, наш дорогой Артём полетит в такую бездну, из которой возврата уже не будет. Поэтому совет за совет. Не связывайся!

Аграфена Петровна вызывала по одному. Уж не знаю, чем она руководствовалась, но точно не алфавитным порядком. Возможно, считывала, у кого какие есть возможности. При её ранге это было плёвым делом. Но я всё-таки готовился, понимая, что моя очередь когда-нибудь наступит.

И тут ко мне подошёл Костя. Выглядел он примерно также загадочно, как Зорич до этого. Очень интересно. Чем дальше, тем больше тайн и загадок. Что ж, это становится даже любопытным.

— Что-то хотел сказать? — спросил я. — Уж не по поводу ли того паренька, который держится обиняком от всех?

— Нет, — покачал головой мой новоиспечённый друг. — По поводу тебя.

— А что такое? — удивился я, но внутри всё похолодело от нехороших предчувствий.

— Это, конечно, же не моё дело, откуда у тебя на груди ошмётки тёмной магии, но лекарь в ранге боярыни их легко обнаружит, — говоря это, он склонился к самому моему уху, как Радмила до этого. — И тогда вопросы возникнут, скорее всего, не только у руководства академии, но и у Тайного сыска.

— Твою мать! — мне сразу же вспомнился момент, когда я очнулся после неудачного ритуала. — Спасибо большое! — я похлопал Жердева по плечу. — Постараюсь как-нибудь проскочить.

— Виктор фон Аден! — громко озвучила мою фамилию Аграфена Петровна.

Отправить