Глава 17
— Радмила! — вместе с именем дочери Слободан выплеснул волну всего того, что было у него на душе.
Он пришёл сюда только ради неё! Его вела за собой слепая всепоглощающая отцовская любовь.
И тут вдруг он понял, что там внутри, в глубине его тела, холод как будто немного отступает. Но он не понял этого сразу, подумал, что это уже агония организма, что всё, конец, он умирает. Но при этом почувствовал, что тело стало как будто чуть более послушным, суставы снова начали сгибаться. Однако, несмотря на это, Зорич полагал, что ему всё только кажется, и это предсмертное безумие.
Но в этот момент в мозг ему эфемерной сосулькой или ледяным буром начали ввинчиваться слова:
— Вы все приходите сюда ради богатства, ради славы, ради денег. Вы все ведомые жаждой наживы. Вы все не цените дарованное вам. Вы высасываете недра до конца. Вы уже не люди, вы — паразиты. У вас внутри не осталось ничего человеческого. Вы копошитесь, словно термиты или тараканы, которые подъедают всё, что плохо лежит. Вам нет места на этой земле. Уходите!
Зоричу показалось, что он просто бредит, что его умирающее в агонии сознание просто подкидывает невероятные образы. Но раз уж он умирает, то собственно терять ему уже больше нечего. И тогда Слободан раскрыл своё сознание на максимум, как ворота в осаждённый город, выкрутил свой дар на полную и послал вперёд. А вместе с ним отправил ментальный посыл, в которой дал объяснение:
— Да, мне без разницы, что находится внутри тебя. Лично мне не нужны твои ресурсы. Всё, что я делаю, каждый мой шаг, каждый мой вдох — всё это направлено на защиту собственной дочери.
И вслед за его словами мелькали кадры из его жизни. Подтверждение того, что он никогда не занимался только высасыванием ресурсов в ноль. Более того, он в той же империи занимался восстановлением магического фона: заповедником, в котором рассаживал реликтовые деревья и ухаживал за магическими созданиями. Ему было что показать: что он не паразит, что он пытался хоть как-то восстановить магию. Но сейчас он пришёл за минералом не просто так. Цена этого минерала для него лично — это цена жизни дочери.
Он открыл память нараспашку, показал всё, что только мог. Не только Радмилу, но и демона Вирго, который пришёл к нему и захватил его жизнь и тело. И тот самый разговор, где Вирго обещал превратить его дочь в инкубатор для порождения новых демонов. Просто-напросто в инкубатор.
И он всё это показывал без разбора, без градации. Просто отправил поток сознания. И в какой-то момент он понял, что холод, сковавший его до этого, спадает. Как будто вокруг того места, где он находился, а может быть и шире, наступил штиль, или что-то вроде того: ветра не было, холод перестал забираться под одежду, пронизывать тело. И хотя было всё ещё довольно холодно, но это был уже обычный холод, не магический.
Зорич не понимал, что происходит. Но вроде бы даже тишина вокруг него перестала быть давящей. Как будто кто-то взял и просто весь мир поставил на паузу. Либо это сам мир взял эту паузу, даже мороз взял паузу, чтобы обдумать и осмыслить увиденное. У Зорича сложилось ощущение, что часть холода просто взяла и покинула его тело. А вокруг сердца, души и разума, где были воспоминания о дочери, стало вдруг теплее.
И в этот момент внезапно, без предупреждения, на него обрушился целый водопад видений. Слободану пришлось приложить огромные усилия, чтобы не потеряться в этих видениях. Они были невероятно сильными, болезненными и настолько невозможными для него, что ему приходилось попутно в них разбираться. Но также пришлось оберегать свой разум, чтобы не утонуть в этих новых для него воспоминаниях.
Он увидел очень сильного мага холода из древнего рода, который вместе с другим магом возводил огромные стены. И он понял, что это воспоминания о самом первом создании Стены тысячу или десять тысяч лет назад. Он видел, как из длинных цепочек хребтов гор вылепливали Стену, словно из пластилина или глины. Стену, защищающую древнюю империю от демонов. Он видел, как намораживались щиты, как стена эта местами превращалась сама чуть ли не в горы, полностью закрытые льдами. Выглядело это невероятно величественно, как будто из тела земли в некоторых местах просто вытаскивали горы, как хребет из тела. А затем другой маг закрывал это тяжёлыми, толстыми и прочными ледяными щитами.
Всё это делалось для того, чтобы создать опорные пункты. Это была титаническая работа. И маг был горд, тем, что они вместе её делают. На ледяных плитах сверкало солнце, а люди были уверены, что враг не пройдёт.
Но вот как-то раз после длительной смены на Стене, наступил долгожданный отпуск. Маг вернулся домой и понял, что города, в котором он жил, больше не существует. Был прорыв демонов, его город просто уничтожили.
Людей нет. На пепелище собственного дома он обнаружил погибшую жену и детей. Он пребывал в полнейшем шоке. Именно в этот момент у него всё заледенело внутри. Он думал: «Как же так? Пока я там, на границе, пытался защитить свою страну, и мы вместе с магом земли выстраивали эти горы в оборонный вал, под ударом, оказалась моя собственная семья, хотя казалось бы, она же была где-то глубоко в тылу!»
И в этот момент в нём как будто умерло всё человеческое. Он и так был весьма сильным магом, с большим слиянием со стихией. Но в этот момент он стал больше стихией, чем человеком. В нём осталась только жажда убивать, жажда отомстить и предать смерти всех тех, кто виновен в его горе.
И он вернулся обратно на Стену, но работал уже чисто механически, усиливая щитами великое строение. Но в какой-то момент он вдруг перешагнул грань возможного. Это произошло не сразу, постепенно, но довольно быстро. Однажды во время своей работы он начал слышать тихий шёпот стихии. А когда он работал, он выплескивал всю свою боль прямо в лёд. Всю свою ненависть, все свои чувства несправедливости. А потом лёд начал отвечать ему: сначала непонятным шёпотом, затем стал говорить гораздо громче.
А затем маг понял, что практически перестал слышать чужие голоса. Остался только голос стихии. Он перешагнул порог мыслимой магии и стал Грандом. Он растворился в стихии, потеряв человеческий облик. Он сам стал льдом. Ещё некоторое время что-то удерживало его в сознании, но потом он увидел, что всё, что ни делается, делается не так, как надо, неправильно, нехорошо.
Он со стороны наблюдал, как командиры разворовывали деньги, выделенные на снабжение армии. Он видел всю эту тщетность, всю неискренность, всю меркантильность человечества. Да, он видел, что кто-то старался, но кто-то другой на этом просто наживался, и всё. Это вызвало в нём настолько сильное отвращение к самому понятию «человек», что он решил: это действительно хуже всех возможных паразитов. Они просто пользуются всем тем, что им дано.
Тогда он исчез как человек окончательно. И он ушёл. Ушёл очень далеко на север и нашёл место, где бескрайние льды и постоянный мороз дали ему спокойствие. Людей здесь практически не было, а тех, кто набирался дерзости и приходил к нему, он просто уничтожал. Он не хотел иметь с людьми ничего общего. Не хотел, чтобы они, как тараканы, заполнили всё его жизненное пространство. И просто всех без разбора уничтожал.
Но сейчас, когда Зорич выплеснул на него воспоминания о дочери, все свои мысли о том, что весь этот поход — попытка её спасти, воспоминания о демонах… Что-то отозвалось в сердце этого существа, который когда-то был магом. Именно поэтому он показал себя, показал своё прошлое. Сейчас, конечно, он был ближе к элементалю льда, чем к магу и контролировал Викторию, но при всём том он всё же пожалел Зорича и спросил:
— И сколько тебе нужно этого минерала?
— Полтонны, — безнадёжно ответил на это Зорич.
— Хорошо, и я дам тебе этот объём, — ответил элементаль. — Дам сверху тем, кому ты обещал за то, что они помогут. Они тараканы, да, они мне ненавистны. И я мог бы дать только тебе. Но сам ты столько просто не унесёшь. Поэтому ради твоей цели и ради того, что тебе всё равно нужна помощь, так и быть: этим тараканам я тоже дам. Но они — паразиты, а ты — человек. Вот и вся разница. Они шли ради наживы, а ты пошёл ради дочери. Это две большие принципиальные разницы.
Зорич понимал, что у него просто не осталось сил после немыслимого мороза и каскада видений, заполонивших в какой-то момент его голову. Но при всём том он нашёл в себе силы склонить голову и сказать:
— Благодарю тебя, Гранд. Я не знаю, как тебя звали в прошлой жизни, но спасибо тебе. Это от моего имени и от лица моей дочери.
И тут раздался какой-то гулкий звук, как будто хруст откалывающегося ледника. И только потом до Зорича дошло, что тот, кого он назвал грандом, хохотал:
— Ты говоришь «спасибо» существу, которое даёт тебе минерал, что послужит для уничтожения всего человечества? Почему ты думаешь, я это делаю? Ради тебя?
Он снова расхохотался:
— Может быть, я делаю это ради того, чтобы наконец уничтожить всех паразитов?
* * *
После разговора с Мирославой я немного успокоился и отправил её пообщаться с Костей, а сам отправился к матери, потому что слишком много вопросов требовало обсуждения с ней.
Когда я пришёл к матери, Светозарова уже не было. А сама она нашлась в кабинете на третьем этаже.
— Мам, нам надо поговорить.
На это она только бессильно кивнула. Я видел, что выглядит она очень уставшей. Вкупе с седыми волосами и опущенными уголками обычно улыбающихся губ выглядело это действительно ужасно. При том она постоянно тёрла виски и глаза. Я понял, что у неё сейчас крайняя степень нервного истощения и сильной эмоциональной усталости. Под глазами залегли тени.
Взгляд совсем потух, и было в нём ещё некое осознание полного кошмара, творящегося вокруг неё. Такой взгляд обычно бывает у людей, которые понимают, что мир летит в тартары.
— Хорошо, — ответила она. — У меня есть немного времени. Давай поговорим.
— Мам, — сказал я, — скажи мне, что случилось?
При этом Горислава откинулась на спинку кресла, посмотрела на меня и слабо улыбнулась:
— Давай сначала ты со своими новостями, а мне ещё нужно собраться с мыслями.
Я, разумеется, довольно бодро и без лишних подробностей рассказал о том, как мы съездили к Горячему Ключу, и про то, что мы там обнаружили. В частности, о том, что нашли поселение тохаров в горах и что, оказывается, дед отца, который в своё время пропал без вести, оказался жив. Да, мы с ним познакомились. Прадед прошёл такой же ритуал, как и я. И в целом всё хорошо.
— Из неоспоримых плюсов, — проговорил я, — то, что мы нашли там телепорт.
— Правда? — мать подняла на меня взгляд. — Хорошо как, действительно.
— Но единственный момент, — сказал я, разведя руками, — что он не имперского образца, а тохарского. И вот я приехал сюда, чтобы взять специалиста по этому вопросу и попытаться перенастроить этот самый телепорт для того, чтобы встроить его в общую систему телепортационных площадок Российской империи, чтобы можно было осваивать территорию. Если что, мам, долина там просто отпадная: водопад есть, горячее озеро есть, энергетический разлом есть. А кроме всего прочего, есть ещё огромные залежи муаса, которые я столь старательно искал по всей империи. Так что, мам, очень возможно, что одна наша поездка решит очень и очень многие вопросы.
— Да это же просто отлично, сынок, — ответила она и вымученно улыбнулась. Ей явно не хватало сейчас хороших новостей.
— Но есть и одна проблема, — проговорил я, — заключается она в том, что капище из-за минерала постоянно запитано на максимум. И вот поэтому туда может вывалиться целая толпа демонов. Именно поэтому нужен специалист, чтобы всё это переделать, уменьшить мощность, чтобы можно было пользоваться телепортом, не боясь прорыва демонов.
Мать ещё раз улыбнулась, посмотрела на меня, потянулась ко мне и провела ладонью по моей руке.
— Это хорошо, — сказала она. — Знаешь, у меня такое ощущение, будто мы живём с тобой в разных реальностях или в разных империях.
— Ну, пока ещё вроде бы в одной, — ответил я. — У вас-то что случилось-то?
— Частично ты знаешь, что случилось, — ответила Горислава. — Императрица умерла родами, да. Но при этом родила здорового, сильного, хорошего мальчика, при этом потребовав с меня клятву о том, что я буду защищать его ценой едва ли не собственной жизни. Есть распоряжение о том, что Рароговы, Вихревы, Светозаровы входят в регентский совет, который будет создан при ребёнке.
— Что ж, мам, — сказал я, — вроде бы всё нормально. То есть, пока всё то, что ты описываешь, это абсолютно нормальный государственный процесс.
— Ну да, — вздохнула мама. — Нормальный государственный…
— Если не ошибаюсь, — вспомнил я, — ситуация с наследованием всегда упиралась во что-то, связанное с капищем?
— Да, — кивнула мать. — Император должен быть обязательно проводником капища, поэтому некоторые наследники иногда не подходили, так как ни одно капище их не принимало.
— То есть я правильно понимаю, что именно поэтому такая шаткая позиция? — поинтересовался я. — Из-за того, что ребёнок ещё долго не сможет обрести капище?
— Да нет, — ответила Горислава. — С этим вопросом, как раз-таки, всё решилось. Капище императрицы признало наследника своим проводником.
— Так тогда это вообще здорово! — сказал я. — Вы всё отлично сделали! Почему ты переживаешь?
— Почему я переживаю? — переспросила меня мать. — Уж ты-то должен меня понять. Я переживаю потому, что императрица родила ребёнка от высшего демона!
— Как так? — не понял я. — Это поэтому всё так быстро, что ли?
— Не спрашивай меня, как, — покачала головой мать. — Я свечку не держала, но факт остаётся фактом. Я сама в шоке. Поэтому я чувствую себя едва ли не предательницей, тем что сажаю на трон потомка тех, кто пытается уничтожить людей, и нас в том числе.
— Нет, я тебя, конечно, понимаю, — начал я.
Всё это время я пытался собраться в смысле, потому что сейчас пока у меня не укладывалось в голове, как у нас полудемон сможет стать императором. А главное, совершенно неясно — от кого? У меня в голове было как минимум два претендента. Но в то же время я понимал, что к этому могли приложить руку какие-то другие высшие демоны.
— Я прекрасно тебя понимаю, — повторил я и попытался направить основные усилия на то, чтобы успокоить мать. — Ты же знаешь, во-первых, высшие демоны бывают разные. То есть, если это кто-то из дружественных нам, то ещё всё не так плохо. Я же кое с кем сотрудничаю, чтобы ты понимала: мы помогаем друг другу. Да, конкретно наши предки, Аденизы заключали соглашения с магами огня, у других были заключены соглашения с магами земли, а есть те же телепортеры. И вот это всё демоны адекватные, которые сами воюют с низшими. Так что тут большой вопрос — от кого?
— Ух, — ответила мать. — Я бы и сама хотела узнать — от кого. Ситуация такая, какая есть. Даже задавая клятву императрице, я сказала, что если он станет какой-нибудь редкостной сволочью, я его собственными руками удавлю. То есть я себе оставила лазейку.
— Ты, конечно, молодец, — сказал я. — Но ты знаешь, не стоит раньше времени переживать.
— Как не переживать-то? — мать глянула на меня уставшим взглядом. — А как же внешность?
— Слушай, ну вопрос скрытия внешности абсолютно поправимый, — ответил я. — Существуют же соответствующие амулеты. Я даже больше тебе скажу: мне вполне по силам достать такой. А уж если у нас будет муас, так вообще проблем не будет.
При этих моих словах мама вроде как выдохнула. По крайней мере, я добился того, что она слегка успокоилась с этим вопросом.
И вдруг, когда я уже настроился на то, что нас ждёт тихая размеренная беседа, мне вдруг пришло мысленное сообщение от Тагая.
«Витя! — даже мысленный его голос был сильно взбудоражен. — Что у вас происходит?»
«А что у нас происходит? — спросил я. — У нас вроде бы всё в порядке».
«Да как же⁈ — сказал он. — Там такая ментальная буря стоит над поместьем, что я тебе даже передать не могу».
«Где? — спросил я быстро. — С какой стороны?»
«Левое крыло», — ответил Тагай.
И тут я понял, что действовать надо невероятно быстро. Я повернулся к матери и заглянул ей в глаза:
— Мама, где находится принц?
— В каком смысле? — не поняла она.
— Где наследник престола? — повторил я.
— А, ну так в детской, — ответила мать. — Там у него три няньки рядом и несколько гвардейцев перед дверью. Все оцеплено. Ну, просто мы разговаривали со Светозаровым, не могу же я вечно и неотлучно находиться с ребёнком. Я и так уже рядом с ним постоянно! Ну невозможно же двадцать четыре на семь быть подле…
Но я уже не слушал её причитания и выскочил в коридор. А затем снова посмотрел на неё:
— Так сейчас куда мне?
— Ну, хозяйские покои в левом крыле, — ответила она. — Там детская.
И тут я просто сорвался с места, ничего не объясняя, и помчался в левое крыло. Благо, что я уже был на третьем этаже.
И подбегая к детской, я понял, что всё печально. Стражники, которые должны были неусыпно охранять младенца, спали, как будто прикорнули от усталости. Я рванул дальше и увидел, что все кормилицы тоже спят, как одна.
В самой же детской прямо над маленькой кроваткой стояла Радмила. А в её руках была зажата небольшая подушка. Из глаз чуть ли не потоком катились слезы. Она стояла не то в состоянии полной прострации, не то тихой истерики, не то какого-то чуть ли не кататонического ступора. А пальцы, которыми она сжимала эту самую подушку, побелели на костяшках.
Конец седьмой книги
