Глава 15

В какой-то момент мне даже показалось, что массивное тело шевельнулось.

Я весь напрягся внутренне. Затем присмотрелся, а вдруг? И всё-таки сразу ничего подобного не заметил. Грудь вроде бы даже не поднималась, хотя я уже был готов увидеть дыхание этого человека, настолько он хорошо сохранился. Обследовав предка Рарогова, я понял, что тело действительно нетленно.

А затем, вдобавок ко всему заметил, что тело это дышит. Да не так, как это делаем мы. Грудь не вздымалась для полноценного вдоха, но всё-таки движение воздуха было. Весь этот огромный воин был замотан в паутину. Я попытался её убрать, чтобы рассмотреть человека, лежащего передо мной поподробнее, но заметил, что из паутины в тело входили крохотные, но длинные и острые иглы. И по паутинкам внутрь тела вливалась сила — как будто неизвестная мерцающая жидкость. Это было очень похоже на систему жизнеобеспечения тела как такового для того, чтобы поддерживать энергетический баланс, пока души нет.

И тут я понял, что пребываю в полном шоке. То есть действительно, тело моего далёкого предка Огнедара осталось живо! А мне, получается, остаётся отыскать собственно душу.

В моём сознании проснулся Агнос.

— Скажи, проговорил он, — а ты точно не хочешь свою демоницу вот в это тело засунуть?

— Что? — спросил я.

— Ну смотри, свободное тело, живое, сильное, без души — ну всё как на подбор, — проговорил он чуть ли не скороговоркой.

— Агнос! — сказал я, — ты издеваешься, что ли?

— Ну почему издеваюсь? — Агнос немного утратил задор. — Просто шучу, конечно. Ну вообще, судя по тому, что я здесь сейчас вижу, он попытался провернуть что-то типа выхода из тела. Видимо, уходил душой на обучение к моей матери. Это нормальная распространённая практика, я обучался, он скорее всего там, в цитадели Азарета, в храме Саламандры соседнего мира. Вот и вся суть того, что ты видишь. Скорее всего, что-то произошло, и он не смог вернуться.

— Ты можешь сказать, что именно произошло? — спросил я.

— Нет, я не настолько всевидящий, чтобы узнать, что произошло с каждым человеком, — ответил на это Агнос. — В конце концов, я ещё не до конца бог, а всего лишь его зародыш. Но что я точно знаю, что он не погиб, у него просто душа покинула тело. И в связи с этим капище потеряло ориентир. Вот тебе и ответ на вопрос, почему капище ты тут не чувствуешь.

— Это получается, что где-то там находится душа моего прадеда, — сказал я самому себе. — И она где-то потерялась, практически также, как в своё время потерялась душа моей матери?

— Вероятнее всего, — согласился со мной Агнос. — У Рароговых, смотрю, семейная традиция выходить погулять душой из тела.

— Так, хорошо, — сказал я. — Но это можно как-то повернуть вспять?

— Вполне возможно, — согласился Агнос. — Но для этого мы должны хотя бы теоретически знать, что он вообще сделал.

Я обыскал лабораторию и очень быстро нашёл несколько дневников. Причём нужный нам, лежал самым верхним. Его Огнедар закончил писать ровно перед тем, как ушёл на очередной курс обучения, с которого уже не вернулся.

Я раскрыл дневник и начал листать.

— Агнос, тебе хорошо видно? — спросил я.

— Да, спасибо, зрение у тебя что надо, — ответил мне дерзкий, невылупившийся бог.

— Так-так-так, — говорил он, — вот здесь на этой странице задержись. Ну, листай дальше. Так, ещё раз… Хм, хорошо. Так… Так, вот здесь он всё сделал правильно, вот здесь тоже правильно, а вот здесь вообще неправильно всё сделал, вот здесь накосячил. И вот здесь тоже прямо конкретно… Ну, вот допустим, здесь… ну ладно, хорошо. Ого! — Агнос, уже научился добавлять эмоции, — а вот здесь даже очень интересно получилось. Это явно не наше учение, а какая-то другая, явно индийская традиция… Ммм, допустим, так. Вот это тоже какая-то восточная… Очень интересная. Ага, это вроде бы связка, допустим так… Хорошо.

Затем Агнос бубнил что-то про себя несколько минут, после чего сказал:

— Вот, глянь, как это получается.

И в мою голову полезли какие-то картинки.

— Это он так придумал, чтобы не помереть? — удивился я. — Это ж сколько лет прошло, а он живой!

— Дотошный, — согласился Агнос. — Он всё отлично рассчитал.

После этого мы начали разбирать последний маршрут Огнедара. И благодаря помощи Агноса у меня в сознании появилась вполне реальная картина того, как можно было пройтись по тому же самому маршруту.

— Послушай, — сказал я. — Это же получается, что у нас с тобой есть реальная возможность попытаться сделать так же, как я сделал с мамой. То есть потянуться сквозь межмировые разломы к нему и посмотреть, может быть, получится вернуть. Если он где-то по пути потерялся, а потом протащить обратно. И вернуть его в тело.

Но тут же я вспомнил фразу про то, что все эти энергетические разломы и трещины — вещи непостоянные. Они открываются, закрываются и периодически меняются местами. Они постоянно в движении. И даже установка связи с демоническим миром, которую я пытался наладить, иногда срабатывала, а иногда нет, потому что постоянно менялась сеть этих энергетических разломов.

И при сопряжении различных миров всё очень непросто. Это в одном мире есть какие-то постоянные константы, но когда дело касается энергетических разломов, то всё гораздо сложнее, чем хотелось бы.

— Скажи, Агнос, — обратился я к своему незримому спутнику, — а ведь попробовать отыскать предка мне же никто не мешает?

— Попытка, конечно, не пытка, — согласился Агнос. — Но, раз уж твой предок там пропал, может быть, были какие-то нюансы?

— Слушай, — ответил я. — Не будь брюзгой. Если дед уже таким образом отправлялся на обучение, почему нет? Можно хотя бы попробовать переместиться, недолго думая… ну, или предварительно подумать.

— Второй вариант всё-таки предпочтительнее, — ответил Агнос. — Мне, если честно, ещё очень хотелось бы вылупиться. Поэтому будь, пожалуйста, предусмотрительным, — добавил он.

Но при всём желании и энтузиазме, я всё же не был безответственным. Слишком многое сейчас было на мне завязано, и за многое я был в ответе. Потому предусмотрительно решил, что начать изучение методики предка нужно с азов. А именно, я собрался попробовать погрузиться в состояние, когда душа ощущает энергетические разломы.

Но надо было хотя бы попробовать научиться входить в это состояние, когда душа была способна самостоятельно путешествовать по разломам, чувствовать все эти энергетические линии, окунаться в них, и следовать по маршруту.

Когда я уже поудобнее расположился, оперевшись на койку, где лежал мой далёкий предок по линии Рароговых, я вдруг услышал какой-то шум и возню.

— Хозяин! Хозяин! — кричали издалека.

— Чего тебе надо, Евпатий? — с неудовольствием поинтересовался я.

— Да, это ж сестра ваша там голосит, — ответил мне домовой, но откуда-то сверху, не решаясь спуститься вниз. — Пришли к вам! Зовёт она вас.

— Что-то срочное? — спросил я строго.

— Судя по тому, что голос уже почти сорвала, что-то важное. Но если вы хотите, чтобы она до конца его сорвала, то и ладно.

— Хорошо, — тяжело вздохнул я. — Сейчас выйду. Не переживай.

— Ну, что «не переживай», — проворчал домовой. — Это вы её не слышите, а мне она спать не даёт.

Домовой потопал прочь. Я огляделся, закрыл дневник, больше похожий на древний фолиант, развернулся и пошёл наверх.

Если уж сестра так настойчиво требует меня, значит, не всё так просто.

Я вышел наружу и понял, что небо уже начало сереть перед рассветом. Погода уже совсем испортилась. В воздухе пахло снегом.

Сестра стояла, слегка дрожа. Но, видимо, не от холода — она могла прогреть себя изнутри, а из-за нервов.

— Витя, я из-за тебя уже очень сильно опаздываю на учебу, — выговаривала мне Ада. — Сам не ходишь, и мне мешаешь!

— Ада, я ни сном, ни духом… — попытался было я возразить. — Что случилось-то?

— Пришли к тебе, уже часа два как клановые тебя караулят, потом ко мне додумались обратиться. И мне еще полчаса орать пришлось! Горазд ты спать, братишка!

Мы пошли к входу в резиденцию, где Ада коротко махнула мне рукой, залезла в экипаж, после чего тот вместе с четырьмя девчонками унёсся в сторону Института благородных девиц. А я увидел перед собой Радмилу Зорич, которая была бледной, с синяками под глазами. Я бы сказал, выглядела она тенью от себя самой.

— Радмила… Что случилось? — спросил я.

Она склонила голову и прижала кулак к сердцу. Вот только этого мне сейчас не хватало…

— Я прошу крова и защиты, — сказала она обрядовую фразу, — у Рароговых и фон Аденов.

* * *

При выборе маршрута Слободан Зорич руководствовался тем, что до русских владений на американском континенте проще пройти над материковой частью. Дело было в том, что над льдами гораздо хуже работали артефакты.

И разряжались они практически моментально. А сесть подзарядиться, если бы они следовали над океаном, было бы негде. Также негде было бы пополнить запас еды и воды и всего остального. А это тоже было необходимо. Магия — магией, но о предосторожностях забывать не следовало.

Поэтому из Екатеринбурга они отправились на дирижабле. Над материком полёт прошёл вполне штатно, без каких-либо серьёзных проблем. И они довольно быстро добрались до Русской Аляски, через которую их путь лежал в Алексеевск. В своё время он был основан отцом нынешней императрицы Екатерины Алексеевны. А всё потому, что он считал: Русский Север необходимо осваивать, несмотря ни на что.

Этим занимались несколько кланов, но в основном это были Морозовы и Лёдовы. У Русской Аляски даже был губернатор — из Морозовых, причём это был не кто-нибудь, а младший брат Ледобора, Хладослав.

И вот спустя несколько дней пути Слободан Зорич прибыл в город Алексеевск.

Ещё на подлёте он удивился тому, что увидел. Надо сказать, что сначала он вообще думал, что у него наступила снежная слепота. Да, вокруг здесь был рассыпан снег, всё было белое, непривычное после осенней желтизны Екатеринбургских парков. Но дело было даже не в этом. Казалось, что город был построен изо льда. Отчасти так оно и было. Тут были ледяные дворцы, ледяные башни, фонтаны, катки — всё это искрилось и блистало на солнце и резало глаз. Всё это действительно было видно издалека.

Затем дирижабль приземлился в Алексеевской гавани. Зорич показал бумаги о том, что он является уполномоченным послом с целью добраться до острова Виктории. При этом Морозов обязан оказать ему всевозможное содействие в этом вопросе, потому что Зорич приехал с миссией имперской важности. Это было не просто какое-то личное поручение или просьба, а стратегически важная задача.

Морозов прочитал бумаги, в конце пожевал губы и посмотрел на Зорича. Взгляд Морозова сразу не понравился Слободану — слишком уж он казался каким-то ушлым, что ли. Но с другой стороны, кто ещё умел выживать на такой земле, где всё во льдах? Кроме того, тут очень не хватало пропитания, и это, казалось Зоричу, главной причиной, почему здесь так мало народа. А вот такие люди, как Морозовы, были нужны, и деваться было просто некуда.

С земли, город виделся уже совсем другим. Да, он всё ещё иногда слепил, потому что на сотнях граней льда отражалось достаточно низкое солнце, которое скоро вовсе скроется на несколько месяцев. Но город приковывал внимание. Это была какая-то хрустальная сказка, о которой, наверное, каждый слышал, но видеть такое лично Зоричу не приходилось.

Реальные дома из кусков льда, со вторых этажей которых были установлены горки, острые блестящие шпили изо льда. Какая-то сказочная архитектура, никак не вязавшаяся со столь холодным климатом.

Пока Зорич шёл вместе с Морозовым в его резиденцию, он всё никак не мог насмотреться.

— Послушайте, Слободан, — сказал Морозов, когда они пришли в отдельное здание, где размещалась гостиница для приезжих. — Я всё, конечно, понимаю, у вас стратегически важная миссия, но давайте так: вы сейчас находитесь на земле Российской Империи, которой управляю лично я. Я сейчас накормлю всю вашу экспедицию и дам возможность отдохнуть. Слава богам, места у нас хватает. А потом мы с вами поговорим.

Аппетита у Зорича не было, поэтому он кое-как съел приготовленную рыбу, после чего Хладослав Морозов отвёл его к себе в кабинет.

— Что-то не так? — поинтересовался Зорич.

— Не так, — не стал отпираться Хладослав, делая паузы, словно подбирая слова. — У вас задание, подписанное самой императрицей, всё чин-по-чину, никаких проблем нет. Я могу обеспечить вас всем необходимым по списку и даже больше… Но я вам должен об этом сказать: Виктория у нас… эмм… как бы среди большинства наших людей пользуются очень дурной славой, — закончил Морозов.

— Это ещё почему? — спросил Зорич. Сам факт подобных откровений и предупреждений со стороны губернатора тревожил. Миссия была и так из разряда «убей или умри», а тут ещё такие предупреждения.

— Да дело в том, что отправлялись туда многие. И русские, и австрийцы… Многие туда ушли, но никто из тех, кто вышел в ту сторону… назад не вернулся. Они платили нам за припасы, за собачьи упряжки в тройном, в двойном размере. И так же, как и вы, все уходили на Викторию, но обратно, повторяю, никто не вернулся. Экспедиции просто пропадали.

— А животные? — почему-то поинтересовался Зорич.

— Животные возвращались, — усмехнулся Морозов. — Животные гораздо умнее хозяев, зачастую. Они возвращались измождённые, замороженные, но приходили, а вот людей не было.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Зорич, понимая, что по его нутру сейчас разливается такой холод, которым ни одна Виктория не может похвастаться.

— Я хочу сказать только то, что мы сами несколько раз отправлялись в экспедицию в окрестные земли. Между Викторией и нашими землями есть пролив. Мы по собственной инициативе намораживали не очень широкий мостик, чтобы хотя бы пробраться и посмотреть, что там и как. Так вот где-то на середине залива мостик, чтобы вы понимали, намораживать уже было не нужно. Там температура настолько аномально низкая, что вода превращается в камень. Причём это такой лёд, который ни один человек сделать не в состоянии.

— Ну хорошо, — выдохнул Зорич. — И что вы мне посоветуете? Может быть, как-то потеплее одеться? Какие-то обогреватели с собой взять? Что мне нужно сделать?

— Если быть честным, я находился на середине того пролива. Я лично, как самый сильный Морозов в этой части империи понимал, что дальше мне соваться не стоит. Там что-то нечеловеческое творится. А ещё я брал с собой специальный артефакт, аналог подзорной трубы. На берегах Виктории, я видел… человеческие фигуры, полностью состоящие из прозрачного льда. То есть, я предполагаю, куда девались все эти экспедиции, а их было достаточно много, уж поверьте. И побережье этой самой Виктории просто усеяно людьми — обледеневшими, прозрачными. Кто-то, может быть, проходил дальше, кто-то замерзал фактически прямо на берегу. Но замерзали все.

Он нахмурился.

— Что я вам посоветую? Я вам посоветую сейчас же сесть на дирижабль и лететь обратно в Екатеринбург.

— Но у меня приказ, — качая головой, ответил Зорич. — Я не имею права его ослушаться.

— Знаете что я вам скажу? — скривился на это Морозов, будто лимон съел целиком. — Вас просто послали на убой.

— Меня отправили выполнить задачу стратегической важности, — возразил Зорич. — Если я не дойду туда, то у империи будут большие проблемы. Хочу я этого или не хочу, но я обязан это сделать. Вы дадите мне проводника?

— Только до окончания нашей территории, — твёрдо ответил Хладослав. — Да, до залива я дам вам проводников, могу дать припасы и всё остальное. Но дальше… Никто не пойдёт. И я вам даже больше скажу: я уверен, что пока мы здесь с вами беседуем, ваши люди уже поговорили с местными. А слухи, поверьте, расходятся очень быстро. И они тоже узнали всю подоплёку.

— Вы хотите сказать, что меня ждёт саботаж экспедиции? — с нехорошим предчувствием спросил Зорич.

— Если у ваших людей мозги есть, то они начнут саботировать, — ответил Морозов.

— Мы не имеем права ослушаться приказа, — совсем тихо возразил Зорич.

— Иногда лучше стать беглым, чем мёртвым, — пожал плечами Хладослав.

Бездна безнадёги с головой захлёстывала Слободана. Он даже позволили себе использовать дар, в надежеде на то, что Морозов его попросту обманывает, а сам уже давно начал добычу минерала. Но дар твердил, что этот хитрый, изворотливый скользкий человек не врёт. Он действительно наживётся на снабжении экспедиции, но и про толпу ледяных фигур Хладослав не соврал.

— Благодарю вас за предупреждение, — прохрипел Зорич, прочистив внезапно осипшее горло. — Но у меня нет выбора. Я обязан хотя бы попытаться, даже если мне придётся идти туда одному. От этого зависит жизнь моей дочери.

Взгляд Морозова изменился, но ничего хорошего в нём не было.

— Проводника я вам дам, но только до залива. Я вас предупреждал. Я пытался вас отговорить.

— Я вас услышал, — ответил Зорич. — И на том спасибо.

* * *

Я завёл Радмилу на территорию резиденции, подальше от входа, чтобы никто не слышал. Обернулся к ней, подавив желание взять за грудки и спросил:

— Радмила, что случилось?

Но та лишь покачала головой, не в силах пока говорить.

— Радмила, — продолжил я, — твой отец не последний человек в империи. Что должно было произойти, чтобы ты пришла просить помощи? Ты пойми, я должен это понимать прежде, чем ответить тебе. Я не хочу накликать на свой род ещё большие беды.

Радмила как-то очень пронзительно посмотрела на меня и ответила:

— Всего рассказать тебе не могу. Если в общих чертах, то отца шантажируют и угрожают ему, что будут пытать меня, причём… даже не то чтобы убьют. Что-то гораздо более плохое. Я не хочу об этом говорить. И поскольку сейчас отец уехал по поручению императрицы, то защитить меня некому, поэтому я прошу твоей помощи. Вашей помощи. Я сейчас наиболее уязвима и никому не могу доверять. Перед отъездом отец сказал обратиться к кому-нибудь, кто имеет честь и в случае чего сможет защитить меня. Я полагаю, что таким человеком являешься ты.

Я посмотрел на неё, подумал и задал один из самых основных вопросов:

— Ты можешь мне хотя бы сказать, от кого эти самые угрозы исходят? Потому что мы должны знать, с какой стороны ожидать опасности. От какой семьи? Если брать тебя под защиту, то это означает поставить под удар себя. И мы должны знать, с какой стороны этот самый удар может последовать.

Радмила сначала спрятала глаза, затем пошевелила губами, схватила себя за волосы, разгладила их на голове и только после этого посмотрела на меня:

— Если я тебе скажу, что это семья… не из нашей империи, тебе станет легче?

— Допустим, это уже лучше, — согласился я.

— И ещё, — проговорила Радмила. — Про то, что я просила защиты, должен знать только ты. И если ты меня возьмёшь под эту самую защиту, то я не хочу, чтобы об этом знал кто-то ещё. Потому что могут подослать менталистов.

— Боги и богини! — проговорил я. — А менталистам-то вы дорогу где перешли? Это Молчащие? Если они, то с ними можно попробовать договориться.

— Нет… — опустила голову Радмила.

— Тогда кто? — изумлению моему не было предела.

— Фамилию мы не знаем, — совсем тихо произнесла девушка.

— Час от часу не легче! — всплеснул я руками. — Допустим, защиту я тебе попробую обеспечить, но никто тебя не будет прятать в столице. И я не могу говорить от имени своего деда Рарогова. Максимум, что я лично могу для тебя сделать, — это спрятать в своём доме в Горном. Но это совсем не тот уровень исчезновения, который тебе, судя по всему, необходим. Поэтому мне нужно будет поговорить об этом с матерью, и да, определиться, сможем ли мы тебя спрятать где-нибудь на одном из дальних капищ.

— Да, мне всё равно, где, — чуть ли не через слёзы ответила Радмила. — Я готова пасти овец, коров доить, заниматься всем чем угодно, лишь бы выжить и не подставлять отца.

«Ну это припекло, так припекло,» — подумал я про себя.

А вслух сказал:

— Не реви. Оставайся пока здесь. Как-никак мы всё-таки с тобой одногруппники. Никто ничего такого не подумает. Мало ли с каким визитом ты к нам направилась.

— Спасибо! Спасибо тебе огромное! — ответила Радмила, и слёзы всё-таки нашли дорогу через её глаза.

Я же пошёл к управляющему и попросил, чтобы её поселили в отдельную комнату, желательно в самую дальнюю. А сам направился на телеграфный пункт. Там отправил в Малахитово запрос о том, что мне срочно нужна связь с Гориславой фон Аден. Ответ пришёл практически сразу же, но был очень лаконичным: «Связь невозможна. Горислава фон Аден покинула Малахитово».

«Если покинула Малахитово, — прикинул я, — то возможно телепортом, а значит, скоро она будет здесь. А это, в свою очередь, означает, что вопрос с Радмилой решится довольно быстро. Пусть через мать, пока деда нет».

* * *

После того как определили Радмилу, я отправился в изолятор Тайного сыска за Земовитом Медведевым. Там мы провозились довольно долго — практически полдня, пока подписали кучу бумаг, пока прошли кучу разных людей и опросов. Попасть в эти стены оказалось значительно легче, чем их покинуть. Это было совсем не так, как я себе представлял. Не по одному щелчку пальцев, но Земовита всё-таки освободили.

Когда мы вышли из ворот вместе с Медведевым, он на секунду остановился, подставил лицо мелкому холодному дождю, капающему из низкого серого неба, расставил руки и крикнул:

— Свобода! Как я тебя ждал!

Когда мы вернулись с Земовитом, четвёрка наших заговорщиц из Института благородных девиц уже была в резиденции. Ада, судя по всему, каким-то подкупом или, может быть, ещё как-то, договорилась с поварами, и они устроили небольшой, но праздничный обед по случаю возвращения Земовита на свободу.

На обеде присутствовала вся моя пятёрка в полном составе: Костя, Тагай, Артём Муратов, Мирослава… Они как раз вернулись с занятий. Я же при взгляде на Медведева думал о том, что пятёрку пора расширять. Здесь же за с одной стороны стола примостилась Зара, с другой стороны — Радмила.

Появление Радмилы Зорич, надо сказать, вызвало удивление у всех. Девчонки относились к ней немного настороженно, наши же предпочитали делать вид, что не замечают её.

Тагай даже обратился ко мне по мыслесвязи: «Что она здесь делает?» Причём в его голосе слышалась явная неприязнь.

«Она обратилась к нам за помощью, — ответил я. — У неё проблемы».

«С Голицыным?» — спросил Тагай.

«Нет, — ответил я по той же самой мыслесвязи, переборов себя, чтобы не качать головой и не выдать чем-то. — Проблема немного другого характера».

А Радмила в этот момент покосилась на меня, как будто что-то почувствовала, но тут же опустила глаза в тарелку.

«Потом обсудим, — ответил на это Тагай. — Просто нужно хотя бы понимать, что к чему».

При этом сама Радмила явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она молчала, в разговоры не встревала и вела себя совершенно тихо, как мышь.

Зара слегка посмеивалась, глядя на всё наше общение. Наверное, потому что только что освободившийся Земовит буквально фонтанировал энтузиазмом. Да и сестра Ярослава от него почти не отставала. При всём при этом Ада и Матрона пытались развеселить Медведева. И всем, в общем-то, было хорошо.

Да что говорить? Я сам получал удовольствие от атмосферы, потому что понимал: кроме моих родных, моей семьи, у меня есть ещё друзья, которые стали мне второй семьёй. Которые поддерживают меня, верят мне, помогают, и которые, даже рискнут жизнью ради нашего общего дела. Чувство, что у меня есть надёжный тыл, есть, к кому можно обратиться, буквально затапливало меня.

Да, пусть все они ещё молоды, горячи, но мне это нравилось. В них бурлила жизнь, горел огонь! Эти люди тоже были моей семьёй, моим кланом. Единственные, кого мне не хватало рядом… это Азы… и пожалуй, что брата.

Да, казалось бы, вот оно — молодое поколение, с ним проще, с ними легче. Но их мне всё равно не хватало.

Но как бы я не радовался краткому мигу затишья и дружеской атмосферы, я невольно заметил один тревожный момент среди всеобщей пасторальной картины. А именно: стоило Мирославе посмотреть на какое-то блюдо, как сразу Муратов пытался подсуетиться. Он даже не спрашивал её ни о чём — просто подавал то, что ей нужно.

Создавалось такое ощущение, будто между ними появилась некая связь, как будто он читает её мысли, её помыслы. Или, наоборот, она внушает ему то, что хочет. И с одной стороны, зная способности Мирославы, я подозревал, что она реально может разговаривать с Артёмом ментально, то есть просто просит его по их мыслесвязи что-то подать и так далее.

А с другой стороны, я понимал, что возможно, это последствия того, что там, в сознании Мураторва, они вместе провели пять лет по их субъективному мироощущению во время разбора всей этой груды информации.

И тут, глянув на Костю, я понял, что проблема начинает обретать реальные очертания.

А всё потому, что Жердев буквально впивался взглядом в Муратова. Он видел, как тот, пусть и неосознанно, но ухаживает за Мирославой. Артём даже не смотрел на девушку, но в нужный момент просто подставлял ей солонку или перечницу, или передавал вкусный кусок мяса.

Создавалось впечатление, что эти двое — Мирослава и Артём — уже сто лет вместе и без напоминаний знают, что кому нужно. Она не успевала зачем-то потянуться, так Артём уже передавал ей там канапе или подливал в стакан сок. Со стороны это действительно казалось, как будто заботливый муж, в тысячный раз выучивший привычки своей жены, заботится о ней.

Я мог сказать это с уверенностью, просто вспоминая своих отца и мать. Ровно такие же отношения у них были за столом спустя много лет брака. Я тоже видел, что это некий уровень реальной семейной заботы.

А проблема между тем вырастала в полный рост, потому что Костя, сидевший по другую сторону от Мирославы, не просто закипал. У него уже глаза постепенно превращались в демонические, с характерными вертикальными зрачками. После резкого звука, руки он и вовсе убрал под столешницу. Я лишь краем глаза взглянул и увидел, что на поверхности стола остались борозды от когтей.

«Саламандра, спаси и сохрани, — подумал я. — С этим тоже придётся разбираться. Причём, разбираться придётся очень мягко, иначе я получу раскол внутри пятёрки, причём ещё и из-за женщины. Этого не только не хватало».

Но от этих мыслей меня отвлёк шум во дворе.

Я встал, подошёл к окну и увидел, как по подъездной аллее приближается карета с гербами Светозаровых в сопровождении едва ли не сотни императорских гвардейцев. Атмосфера дружеских посиделок разлетелась вдребезги, сменившись предчувствием бури. А когда дверца кареты открылась и из неё вышла мать со свёртком на руках, я подумал: «Началось».

Отправить