Глава 2

От деда я вышел с весьма неплохим настроением. Если он свяжется с отцом Артёма Муратова, то тот, вполне возможно, сможет помочь своему сыну. Я, честно говоря, не знал, что и думать по поводу самочувствия члена моей пятёрки. Вся эта ситуация мне не нравилась.

Но перед тем, как выйти из нового корпуса резиденции, я встретил отца. Тот сидел в гостиной за бокалом глинтвейна, так подходящим этому прохладному, наполненному пронизывающим ветром периоду года. Рядом с ним стоял другой недопитый бокал, который явно принадлежал матери. Она, видимо, ушла по каким-то своим делам.

— Присяду? — спросил я.

— Да, да, конечно, — сказал мне отец. — Тебе налить?

— Нет, сегодня не хочется, — честно ответил я. — Я просто хотел узнать, как именно будет проходить наша небольшая экспедиция.

— Ну, смотри, — ответил мне отец. — Отряд у нас будет небольшой. Причём, действительно небольшой. Десять человек поедет от нас, включая нас с тобой, и десять человек со стороны Кемизовых. Сначала мы переправимся в Урум. Телепортом, разумеется. А вот уже из Урума мы на лошадях, гружённые по самое «не могу», отправимся по забытому горному тракту, некогда соединявшему ещё одной ниточкой Российскую и Тохарскую империи. Там возможны и обвалы, возможны и камнепады. Именно поэтому с Кемизовым нам будет идти сподручнее.

Он улыбнулся и похлопал себя по тыльной стороне ладони. Причём, это было сделано на автомате. Но я знал, что это особый знак уважения, который тохары делают, когда видят кого-то, достойного большого уважения.

— От Урума до озера, которое нам выделили в качестве наследных земель примерно восемьдесят километров, — продолжал тем временем Борис фон Аден. — И там, получается, прямо возле этого горного озера наши земли, и чуть дальше земли Кемизовых.

— Круто! — сказал я. — Ну, и как ты думаешь, какая вероятность там встретить демонов?

— Я понимаю твои опасения, — проговорил отец. — Но на самом деле мы не просто так выдвигаемся в конце осени. В горах уже снег и холод. Тропа должна была обледенеть и ход обычным демонам закрыть. Поэтому мы надеемся, что дойдём без лишних приключений.

— Мне бы твой оптимизм, отец, — с сарказмом проговорил я. — Ладно, лучше скажи, что мне готовить с собой в этот поход?

— Виктор, готовься как обычно — на все случаи жизни. Мы берём с собой наших лошадей. Вместе с лошадьми мы берём, разумеется, Аркви. Он, как ни крути, тоже не самый слабый маг, а вполне себе полноценная боевая единица. А по поводу пути не переживай. У нас будут в команде разведчики, которые не допустят внезапного нападения. Поэтому будь спокойным, собирайся и ни о чём плохом не думай.

— Да я и не думаю, — ответил я отцу. Я понимал, что в нём до сих пор играло это желание защитить своих детей, закрыть куполом хоть какой-то опеки. Но я выяснял всё только ради одного-единственного момента: чтобы быть готовым ко всему, что в принципе может случиться.

Так-то в ущелье возле Горного тоже всегда лежал ледник, и демонам через него хода не было. А потом этот ледник как-то в одночасье растаял. Точнее, даже не так… Я попал в своё прошлое, но в несколько изменённую реальность, где этого ледника уже не было.

* * *

После выхода из его кабинета правнука Виктора фон Адена Креслав Рарогов покряхтел, почесал голову и погладил свою бороду. Одним словом, сделал всё то, что делал обычно в ситуации, когда был взволнован. Ещё бы, ведь все сложившиеся обстоятельства требовали от него немедленного вмешательства. Причём такого, какого он бы делать не хотел.

Он бы не хотел выдавать расположение отца Артёма, которого звали Альберт Костович. Недаром в своё время они спланировали настолько рискованную операцию, чтобы спрятать его. Они сделали так, что все в империи, кроме очень избранных людей — круга из пяти человек, — не знали, что Костович остался в Российской империи. Чуть позже об этом узнал и Виктор. Но Креслав не жалел, что сказал ему. Несмотря на то, что теперь на него свалились трудности, которые он никак не предполагал вывозить на своём горбу.

Затем он встал из-за стола и спустился в подвал, где стоял обновлённый по всем требованиям связи родовой телеграф. Он связывал эту резиденцию Рароговых практически со всеми остальными: с питерской, с коломенской, с захудалой московской, с сахалинской и так далее. Отсюда Креслав Радимирович мог связаться практически со всеми своими многочисленными потомками.

Но сейчас его интересовали не они. Сейчас ему нужно было достучаться до одной из самых неожиданных резиденций, в которой находился Костович Альберт — с изменённой внешностью, изменённым именем и фамилией, с изменённой биографией. По факту, это был совсем другой человек. Правда, занимался он всё тем же — своей невероятной наукой.

Креслав Рарогов вошёл в телеграфную комнату и грозно зыркнул на телеграфиста:

— Пойди, — сказал он, — пообедай пока.

— Вас понял, — вскочил телеграфист и практически со скоростью пули выскочил из комнаты.

Креслав же уселся в объёмное кресло и покхекал, устраиваясь поудобнее. Затем он взялся за знакомые рычаги, настроил направление связи и отстучал пароль. Это была длинная непроизносимая цепочка различных символов. В ответ пришло подтверждение: «Вас слушает резиденция Рароговых, восьмого капища города Горного».

«Нужен Вадим Рарогов к аппарату», — отбил сообщение Креслав.

Именно так звали теперь этого человека. Жил он у капища, стал рыжим, женатым потомком самого Креслава, охраняющим капище, которое пока никому не отозвалось. Если бы Виктор узнал, что некогда встречался с ним, то, наверное, сильно бы удивился. Но, на самом деле, наш мир очень мал, и люди в нём встречаются постоянно.

«Слушаю», — раздалось с того конца, а это означало, что Альберт Костович, отец Артёма Муратова, оказался один возле телеграфа, откликнувшись на срочный вызов Рарогова.

Креслав шифровкой отбил ему просьбу о помощи. По сути, это были совершенно никак не связанные между собой слова, набор ничего не значащих фраз, о которых было договорено заранее. Но человек на том конце, если он действительно был тем, кому предназначалось это послание, всё понял. А просил Рарогов о помощи для сына Альберта Костовича — Артёма Муратова. И в ответ он получил всего лишь одно короткое сообщение: «Привези их сюда».

Тут Креслава Рарогова всё-таки взяли некоторые подозрения. Он взял и отстучал текст напрямую: «Ты же не хотел с ним видеться».

Телеграф некоторое время молчал, после чего отстучал ответ:

«Я только не хотел подвергать его опасности, делать возможным заложником, если кто-то захочет шантажировать меня. Но это по-прежнему мой сын. И раз сейчас вопрос заключается в опасности для его жизни и здоровья — привози».

«Хорошо», — отстучал Креслав, и затем снова длинный, сложный шифр, который означал окончание переговоров.

В ответ он получил необходимые символы. Это означало, что общался он именно с тем, с кем и должен был. Затем он забрал ленту сообщений, сжёг в ладони и вышел из комнаты с телеграфом, запустив туда штатного телеграфиста, и направился на выход, желая немедленно довести до Виктора необходимую новость.

Но увидел его в гостиной рядом с отцом, и, пристально посмотрев на зятя и правнука, он сказал:

— Послушайте, вы же в Урум отправляетесь?

— Абсолютно верно, — сказал Виктор.

— Ну, значит, по дороге заглянете в Горный, — сказал Креслав.

— Что? — не поняли отец и сын вместе.

— Я договорился о помощи друзьям Вити: Артёму и Мирославе. Попрошу вас сопроводить их до Горного, и лишь затем отправляться в Урум. Разница в двадцать километров для огненных тохаров не крюк, — проговорил Рарогов и усмехнулся. — Я поеду с вами.

* * *

В кой-то веке я смог выдохнуть. Уже не помню, за сколько времени мне не было никуда бежать и что-то делать. Да, поездка уже была намечена, но только на утро. И перед тем, как всех грузить и везти в Горный, было время. И тут у меня срабатывала некоторая мысль, которую я ещё не додумал до конца. Неужели отец Артёма всё это время был поблизости?

И вот, перед тем как погрузить всех в экипаж и перевозить в Горный, я пришёл в комнату, где лежал Артём. Он был расслаблен, с полным умиротворением на лице, но при этом питался через трубочку. Рядом с ним, через небольшой проход, на точно такой же кровати лежала Мирослава. Она была напряжена, и на её лице как будто отражались какие-то эмоции, но я никак не мог их поймать.

Я сел между кроватями, посмотрел на обоих, затем всё-таки повернулся к Артёму и грустно улыбнулся, после чего сказал:

— Ну что, извини, конечно, меня, друг. Как мог, но хотя бы так. Ты, конечно, этого не знаешь и, возможно, не узнаешь никогда, но зато ты встретишься с отцом. Мне был хотелось, чтобы ты помнил, что он жив и никого не предавал, но я должен держать язык за зубами.

Затем я повернулся к Мирославе.

— А ты извини, что я тебя во всё это втравил. Но знайте, просто так, без помощи я вас не брошу. Пусть я и ухожу на время, но мне удалось отыскать того человека, который должен помочь вам выбраться оттуда. Поэтому держитесь, ребята.

Я взял их обоих за руки одновременно и почувствовал, как сквозь меня от одного к другому и обратно проходит какая-то энергия. Но в их состоянии ничего не менялось.

Поняв, что сказал всё, я встал и вышел из комнаты прочь.

Уже через несколько часов хмурым непогожим утром я наблюдал за тем, как ребята из моей пятёрки грузят Артёма и Мирославу на экипаж. Вокруг них было чуть ли не полдюжины лекарей, которые пристально следили за их состоянием. Грузили Артёма вместе с энергетическими накопителями, потому что расход энергии продолжал идти у него просто с какой-то невероятной силой. Но, слава богам, этих самых накопителей пока хватало.

Здесь же был Костя, который поехал к телепорту провожать Мирославу. Разумеется, потому что у него любовь, а это великая сила.

Зара, на время моего отсутствия, оставалась с Азой. Мы стояли с ней рядом, наблюдали за погрузкой и негромко беседовали.

— Ты знаешь, — сказала она, — пока нет никаких чётких указаний, я не очень хочу светиться перед твоей роднёй, да и выступать в какие-то длительные походы. Тем более, ты же понимаешь, что если я пойду с тобой, то не буду выполнять наказ моего отца.

— Зара, — сказал я, понимая, что в целом и общем, она, разумеется, права. — Но ведь если ты не пойдёшь со мной и останешься тут, ты тоже не будешь выполнять наказ своего отца. Ты не будешь искать муас.

— Мы ищем муас, — сказала на этом Зара. — Возможно, не слишком быстро, возможно, я прилагаю к этому не все свои усилия, но не вижу сейчас возможности для себя лично, чтобы как-то повлиять на поиски муаса. Поэтому лучше я останусь со своей сестрой, с Азой. Заодно и пообщаюсь, чтобы ей не было так грустно. Всё равно в одиночку я сделать пока ничего не смогу. Разве что попытаться попробовать пойти путём демона, которому ты отрубил голову. Но я этого не хочу. Это не мой путь. Я привыкла к честным дорогам и не хочу обманывать людей. Да, можно попробовать амулет смены личины, подмазаться кому-то из местных, соблазнить, может быть, чтобы узнать информацию, но мне это настолько противно…

— Конечно, — кивнул я. — Ты же боевая, прямая как стрела лука.

— Вот именно, — кивнула Зара. — Поэтому я решила, что надо подождать, пока решится ситуация с твоим другом. Я чувствую, как внутри него бурлит неизвестный мне процесс. Это дело невероятных сил. Поэтому надеюсь, что в ближайшем будущем вся эта ситуация разрешится, и мы с тобой вместе приблизимся к ответу на вопрос о том, где же находится муас.

— Я согласен, — кивнул я и в этот момент увидел, что меня позвали садиться в экипаж сопровождения.

— А пока поговори со своей сестрой, — попросил я. — Скажи ей, что её жизнь мы обязательно продлим. Мы найдём этот чёртов муас и сделаем Азу хотя бы немного счастливее. А сама будь во всеоружии. Мы скоро найдём ответ, и тогда нужно будет действовать.

— Я готова, — кивнула Зара. — И да, за сестрой своей я пока пригляжу.

* * *

Примерно в это же время в другом районе столицы собирался в свою экспедицию Слободан Зорич. Но он должен был направляться совсем в другую сторону. Если фон Аден с Кемизовыми ехали на юг, то ему надо было следовать на дальний север. И он уже чувствовал, что что-то там, в этой его экспедиции, может пойти совсем не так, как он хочет. А это значило только одно: он должен предупредить дочь. Он должен сделать так, чтобы она выжила и ни в коем случае не попала в лапы тех, кто его шантажировал. Поэтому в ночь перед отъездом он вызвал Радмилу к себе.

И сначала долго-долго смотрел в её глаза, ничего не говоря. Он видел, что ей не по себе, она боится всего того, что происходит, но он хотел всего лишь наглядеться на неё. Возможно, в последний раз в своей жизни. Он понимал, что если она выполнит его просьбу, а он в этом практически не сомневался, то больше они уже вряд ли когда-нибудь встретятся.

— Пап, не пугай меня. Что ты хотел? — проговорила Радмила. — Ты сейчас так смотришь, как будто… Не знаю, хочешь заглянуть мне в душу, — выпалила она.

— Дочь, — сказал он, — ты знаешь… Да, я сейчас собрался в экспедицию на крайний, далёкий север. Туда нам надо будет сначала лететь дирижаблем, потом, не знаю, ехать каким-то особым кораблём, который раскалывает льды, потом, возможно, на собачьих упряжках. Я не знаю точно, но это очень далеко и очень-очень непросто. Я написал завещание.

Радмила вскинула на него глаза, открыла рот, даже приложила правую руку к губам, но он остановил её.

— Так надо, на всякий случай, — сказал он. — Это безжизненная ледяная пустыня. Там может случиться всё, что угодно. Поэтому моё завещание должно быть у тебя. Но дело в том, что есть кое-что ещё. Плюс ко всему.

— Что такое? — проговорила Радмила, внимательно глядя на отца.

— Слушай меня внимательно, не перебивай и, пожалуйста, не впадай в истерику. Я знаю, что тебе будет не по себе от всего мной сказанного, но так надо. Ты потом, когда-нибудь, обязательно поймёшь, а может быть, и никогда не поймёшь, но это даже к лучшему.

— Папа, — проговорила Радмила, — ты уже меня пугаешь.

— Не перебивай меня, — твёрдо заявил Слободан. — Так вот, через три недели, начиная с этого дня, если обо мне не будет совершенно никаких вестей, если я не дам о себе знать тебе или императрице, ты должна исчезнуть.

— Что значит «исчезнуть»? — не поняла Радмила.

— Это обозначает то, что ты должна раствориться. Пойти за помощью к такому человеку… Даже не так: к человеку из такого рода, которому ты лично доверяешь. При этом не связанному со мной совершенно никак. Это твоё задание. Ещё раз запомни внимательно: если я через три недели вообще никак не выйду на связь, то твоя задача — исчезнуть из этого дома, из Академии с концами. То есть так, чтобы этих самых концов не нашли.

— Папа, что ты такое говоришь? — слёзы уже появились в глазах Радмилы.

— Нет, дочь моя, ты сильная, ты вся в меня, ты справишься. Итак, ты помнишь то самое страшное существо, которое глядело на тебя моими глазами? — взгляд Зорича, по мнению его дочери, сейчас был ничуть не лучше.

— Помню, конечно, помню, — едва сдерживая слёзы, проговорила Радмила. — Но при чём оно-то тут? Я думала, что всё уже закончено, всё уже позади.

— К сожалению, нет, дочь моя. Это существо шантажирует меня. И оно обязательно вернётся. Оно дало мне конкретный срок, после которого оно вернётся за новостями о моём задании. И если вот этих самых новостей не будет, это существо заберёт тебя в качестве заложницы. Потому что, если я не отзовусь, что начал добычу кое-чего для него, просто исчезай. Никаких следов, никаких писем подружкам, даже просто упоминаний. Ты собираешь небольшую сумку с необходимыми тебе вещами. Не забудь завещание и драгоценности. С этим ты уходишь к одному-единственному человеку. Именно поэтому я не даю тебе никаких инструкций.

— Почему? Я не понимаю, — Радмила чувствовала, как будто перед ней разверзлась пропасть, бездна, в которую она глядит и никак не может понять, как именно угораздило её оказаться на краю.

— Просто пойми, что, если вдруг я буду знать, где ты, он прочитает это в моей голове. Затем через это найдёт тебя, прочитает всё в твоей голове. А затем я даже не хочу говорить, что может случиться. Тебе нужно испариться.

Радмила взглянула на отца, пытаясь снова обрести душевное равновесие. Но казалось, что та самая бездна, которая разверзлась перед её ногами, теперь затягивает её внутрь. И она вот-вот начнёт неконтролируемое падение куда-то на дно глубочайшей ямы. Ей надо было сосредоточиться, уберечь свой рассудок от этого падения, чтобы сознание не разбилось вдребезги.

— Это всё ради твоей безопасности, — проговорил Зорич.

И после этого Радмила, чтобы сохранить хоть какую-то часть рассудка, подошла к отцу и крепко обняла его. А потом отец надел пальто и вышел за дверь.

Оставшись одна, Радмила некоторое время боролась с подступающей истерикой. Она хотела орать, стучать в двери, кидаться на стены. Затем пыталась побежать за отцом, но каждый раз она себя сдерживала невероятным усилием воли. А затем уселась, прорыдалась и начала прикидывать, кому можно пойти за помощью.

Нет конечно, в отца она верила, но три недели — или даже меньше, как упомянул отец. Виктория… Это же у чёрта на рогах! Это же бывшая колония Австро-Венгрии, она вообще чуть ли не в другом полушарии. Туда только дирижаблем лететь несколько суток. Охренеть! Получается, что выхода до неё толком нет. Выходит, что лучше спрятаться, пока отец не решит этот вопрос. Конечно, да, так лучше, чем заставлять отца плясать под дудку непонятно кого — какого-то ужасного маньяка, шантажиста, умеющего проникать в сознание, да ещё и кого? Менталистов!

Причём они с отцом считали, что они — достаточно сильные менталисты, а тут её отцом завладел шантажист. Она поняла, что нет, она не будет делать этого ради своего спасения. Она сделает это в помощь отцу, у которого в таком случае будет больше места для манёвров, больше пространства для действий. И вот теперь оставалось самое важное — понять, к кому можно обратиться за столь щекотливой помощью.

Отправить