Глава 14

Когда Светозаров Иосиф Дмитриевич пришел к императрице на следующий день, она выглядела лучше, чем в предыдущий раз. По крайней мере, цвет лица был близок к натуральному. Её не тошнило каждые пять минут, да и настроение было достаточно миролюбивым. Возможно, сказывалось действие родового артефакта Вихревых.

— Как самочувствие, Ваше Императорское Величество? — поинтересовался он.

— Вашими молитвами, — ответила Екатерина Алексеевна, и слабо улыбнулась: — Вот всё жду, когда вы ко мне наконец придете с добрыми новостями.

— Ну на самом деле новости печальные, — ответил он, улыбнувшись в ответ. — Ваш героический муж погиб, выполняя задание империи. Одним словом, всё, что мы сами задумали, получилось. Так, что по всей империи объявлен траур, так как вернулся только один дирижабль вместо двух. Буран Вихрев безвременно почил, к моему глубокому сожалению.

— Невероятно, — ответила императрица. — Это же высший пилотаж в исполнении службы безопасности империи! Ещё и умудрились все спихнуть на демонов.

— В том-то и дело, Екатерина Алексеевна, — ответил Светозаров, — что мы ничего не спихнули. Всё пошло по другому сценарию. Предполагалось это совсем иначе сделать, а получилось так, что демоны действительно взяли под контроль дирижабль и направили его в гору.

— Так не бывает, — нахмурилась Екатерина Алексеевна, глядя на дядю.

— В этом и заключается плохая новость, — вздохнул Иосиф Дмитриевич. — Получается, что бывает. Дело в том, что это уже второй подобный случай. Если в первый раз подобный факт можно было списать на случайность, то случившееся дважды, — это уже закономерность.

— Так, подожди, — проговорила императрица. — А где был первый?

Екатерина Алексеевна даже приняла полностью сидячее положение.

— А первый раз дирижабль подобным образом погиб при обороне Горного, — ответил Светозаров. — То есть получается, что так или иначе против нас начинают играть менталисты.

— Ты что хочешь сказать, — нахмурилась императрица, — что Молчащие перешли на сторону демонов?

— Нет, — покачал головой Светозаров. — То, что Молчащие перешли на сторону демонов, я не верю. Более того, я абсолютно уверен, что Молчащие ненавидят демонов не меньше нашего. А вся эта ситуация означает лишь одно: среди демонов начали появляться магически одаренные особи. И об этом тоже у меня на столе лежит доклад.

— Да, — задумчиво проговорила императрица. — И ведь все эти факты не заметёшь под ковер.

— Самое страшное даже не это, — проговорил Светозаров. — А то, что все эти доклады фактически исходят от людей, от которых не отмахнешься просто так. В том числе у меня на руках доклад Рарогова, фон Адена и Кемизова о том, что дирижабли становятся опасны. И пока на наше благо менталисты просто отводят дирижабли в гору, то есть заставляют свернуть с пути и разбиться. Как только они додумаются использовать те же самые дирижабли для переброски десанта к нам в тыл, война приобретет совсем другие очертания.

— Можно конкретней? — попросила императрица, понимая, что речь идет об очень серьезных вещах.

— Разумеется, — кивнул Светозаров. — Если они в состоянии удерживать под контролем тысячные армии демонов, то что им мешает закинуть десант нам в тыл и заставить наших же людей открыть им ворота? Просто пропустить внутрь многотысячную армию демонов, которым здесь внутри империи, в пределах Стены, сопротивляться будет уже достаточно сложно.

Екатерина Алексеевна открыла рот, но некоторое время ничего не могла ответить, пребывая в некотором шоке. Она открывала рот, затем закрывала, а затем спросила дядю:

— И что ты от меня сейчас хочешь? Наши предки тысячелетиями скрывались за Стеной от этих демонов! Что ты мне сейчас предлагаешь? Что я, по-твоему, вот прямо сейчас должна сделать?

— Ну… — Светозаров замялся, посмотрел на свои огромные ладони, а затем снова перевел взгляд на племянницу. И во взгляде этому читалась твердость и решительность. — Я попрошу тебя вернуть Молчащих из ссылки.

Императрица, кажется, пыталась вскочить с постели, но у нее этого не вышло, не хватило сил. Однако в тоне читалась настоящая ненависть.

— Ты как себе это представляешь? Простить Молчащих? — к её голосу примешивался легкий рык, который говорил о её настрое целиком и полностью. — Они заставили моего отца покончить с собой на моих же глазах! Они замыслили государственный переворот! А ты хочешь, чтобы я их простила и вернула из ссылки⁈

— Я не хочу, чтобы ты их прощала, — спокойно ответил Светозаров. — Я хочу, чтобы они всего лишь выполняли свою роль по защите империи. Тебе нужно будет отправить кого-то из переговорщиков для того, чтобы они поговорили и объяснили, что ссылка для них завершена. Но ты не будешь их использовать тем способом, которым использовал их твой отец. Из-за чего, — Иосиф Дмитриевич поднял указательный палец вверх, — они, по сути, и взбунтовались. И против чего я лично был против с самого начала. Сейчас они нам нужны именно как менталисты для того, чтобы по одному человеку из их клана было на каждой пограничной заставе, на каждом опасном участке Стены.

— То есть, ты считаешь, что они смогут отбивать ментальные атаки? — уточнила императрица.

— Как минимум, — ответил на это Светозаров. — Они их смогут чувствовать, возможно, смогут даже противодействовать. Но главное, если кто-то попытается сломить или заставить подчинить наших людей, они бы могли этому противостоять. В крайнем случае они могли бы сопротивляться сами и сообщить об этом дальше. То есть, если где-то что-то неладно, они смогут сообщить об опасности. Понимаешь?

Императрица тяжело вздохнула.

— Да, я понимаю, для чего они нужны. По сути, это живая сигнальная цепь, которая сможет передать просьбу о помощи дальше или хотя бы предостережение об опасности.

— Совершенно верно, — кивнул Светозаров. — И это то необходимое, что мы должны сделать для нашей империи, потому что благодаря им, по крайней мере, сможем перебрасывать свои резервы вовремя и давить наступление легионов.

— Скажу тебе честно, мне это совершенно не по нраву, — ответила Екатерина Алексеевна. — И могу сказать точно: лично я с ними никаких дел иметь не буду. Но если от этого зависит благосостояние империи, её безопасность и целостность… Той самой империи, которую я должна передать своему ребенку… Так и быть, я сцеплю зубы. Отправь Рарогова что ли… или Морозова. Кого-то из них. Они вроде бы с Молчащими нормально общались.

Екатерина Алексеевна откинулась на подушки, видимо, её самочувствие из-за нервов ухудшилось, но она продолжила говорить:

— От меня можешь передать им следующее: все оставшиеся будут реабилитированы, если не были задействованы в перевороте. Они будут служить, у них будет достойное жалование и все полагающиеся им гарантии. Работы на износ, как было при моем отце, не будет. Но при этом все они должны дать клятву, что не будут действовать против императорского рода. И чтобы в столице я их не видела вообще, — добавила Екатерина Алексеевна.

— Но так не получится, Ваше Императорское Величество, — проговорил Светозаров. — Представитель Молчащих должен находиться в столице для облегчения общения с родом.

— Хорошо, — решилась императрица. — Но тогда мы выбираем человека, который будет в столице, он должен дать личную клятву на крови, что никогда ничего не помыслит и не сделает в отношении императорского рода. Это единственное условие, при котором я буду терпеть хоть кого-то из этих менталистов в столице.

— Я прекрасно знаю твои страхи, — ответил на это Светозаров. — Но сейчас так надо.

— Я всё сказала, — оборвала его императрица. Она поджала губы, лицо ее стало суровым. — Либо клятва на крови, либо в столице не будет ни единого представителя их клана.

* * *

Завтрак в резиденции Рароговых остро напомнил мне времена беззаботной юности. Мы сидели за столом практически в полном составе и болтали на разные отвлеченные темы. Не хватало только старшего брата, но, насколько мы знали, у него всё было отлично. Я даже залюбовался своими родными.

Мама, кажется, начала восстанавливаться после того, как пострадала от менталиста. Её волосы вновь начали приобретать обычный рыжий цвет, да и морщины разгладились. Сама она помолодела, особенно после того, как приехал отец. И мне даже было неважно, что совсем скоро мы поедем в родовые земли. Прямо сейчас это не играло никакого значения.

И вот за завтраком, когда мы смеялись над очередной шуткой отца, вдруг слово взяла Ада:

— Дорогие мои, мама, папа, брат, дедушка, — я даже немножко впал в ступор от такого официального обращения. — Одним словом, родные.

Ада широко улыбнулась.

— Я хочу объявить, что я приняла решение, и я не буду поступать в академию магии. Вместо этого, — она посмотрела на мать, — я буду помогать маме исправлять ситуацию в институте благородных девиц. И даже если мама потом уйдет, а я останусь, всё равно я буду, так сказать, мамиными глазами в институте. Буду присматривать за тем, что там происходит, и в случае чего смогу рассказать, если вдруг что-то там пойдёт не так. То есть, у вас будет свой агент в институте благородных девиц. Кроме того, я же уже побывала там и совершенно неожиданно даже для себя успела подружиться как с Ярославой Медведевой, так и с сестрой Николая Голицына. Так что компания у меня там будет хорошая. К тому же стараниями Анатолия Сергеевича Салтыкова Матрона тоже переводится к нам.

— Ничего себе, — хмыкнул я. — Раньше там была банда преподавателей, а теперь будет банда воспитанниц. Ну, из огня да в полымя, как говорится.

— Ничего-ничего, — хмыкнула Ада. — Воспитанницы должны иметь свои зубы.

На эти её слова дружным смехом отреагировали все, собравшиеся за столом.

— Кстати, — сестра посмотрела на меня, — даже за последние дни, пока проходили все эти пертурбации, девчонки стали чувствовать себя лучше. Более того, Ярослава даже повеселела. Знаешь почему?

— Просвети! — улыбнулся я.

— А повеселела она от того, что брата вызвали со Стены и впервые за два года позволили им увидеться. Это для неё настоящее счастье.

«Ага, — подумал я. — Это значит, что свои обещания Светозаров выполняет».

И посмотрел на Аду:

— А ты случайно не в курсе, где сейчас находится Земовит Медведев? Не в столичном ли управлении Тайного сыска?

— Совершенно верно, — серьёзно кивнула Ада. — Он сейчас находится в там.

— Спасибо, сестра, — проговорил я. — Ты настоящий друг и самый лучший информатор.

— Обращайся, — хохотнула Ада. — Оплату принимаю пирожными.

— Ну какие тебе пирожные-то? — я развел руками. — Тебя же с них разнесет. Потом ухажёры не поднимут даже толпой.

Ада задорно захохотала.

— Да ладно, — проговорила она сквозь смех, — мой внутренний огонь жжёт все калории просто нещадно.

— А кстати, — сказал я, — как у вас там теперь с питанием дела обстоят?

— Всё ещё достаточно строго, — Ада покосилась на мать. — Но уже значительно лучше, чем было.

— Слушайте, а давайте вам устроим праздник живота, — предложил я. — Закупим разные сладости, вкусности и устроим один небольшой, но сладкий стол. Пусть девчонки порадуются. Накупим всякой всячины, привезем. Чтобы хоть разочек им побаловаться. Это будет маленькое счастье.

— Слушай, ну я только за, — сестра покосилась на маму, — но даже не представляю, как вы всё это туда доставите.

— Ну, я препятствовать этому не буду, — ответила мать. — Скажем так, закрою глаза.

— Отлично! — Ада выскочила из-за стола. — В таком случае мы с Матроной идем делать заказ по кондитерским, по каким только можно. Будем собирать на сладкий стол.

Тут она остановилась и посмотрела на меня.

— А что по деньгам? — спросила она.

— Я дам денег, — сказал я. — Пусть девчонки порадуются.

— О, у тебя есть? — спросила меня мать.

— Да, у меня все в порядке с деньгами, — ответил я.

Партию панцирей, собранную специально для выкупа сестры тоже пустили в дело отцу Кости, а потому проблем с деньгами не было.

А вот сам я после завтрака подошел к Тагаю и сказал:

— Есть у тебя сейчас время?

— Ну, найдется, — ответил он. — Сегодня у постели Артёма и Миры дежурит Костя, так что я свободен. А что ты хотел? Последнее время твои идеи всё экстравагантней и опасней.

— Что есть, то есть, — пришлось согласиться с Тагаем. — Но в этот раз всё чинно и безопасно. Нужно всего лишь пробиться в казематы столичного управления Тайного сыска.

— Всего лишь? — Тагай скептически вскинул бровь. — Что-то я не заметил в этом деле слова «безопасно».

— Да шучу я. Поехали, познакомишься с Гризли.

— Да ладно, — удивился Тагай. — А его что, уже перевели?

— Да, — кивнул я. — Уже привезли в столичное отделение. Пойдем попросимся на встречу.

— А нас к нему пустят? — Тагай явно был не уверен в успехе нашего предприятия.

— Ну, насколько я знаю, он всё еще находится в следственном изоляторе, но дело его на пересмотре. Если с сестрой ему разрешили увидеться, попробуем и мы тоже.

Я взял экипаж Рароговых, спросил разрешения у деда, и мы отправились в столичное отделение. Первым делом мы пошли на прием к Салтыкову. Едва увидев нас, тот, кажется, побледнел и вместо приветствия сказал:

— Господа, неужели опять что-то случилось?

— Нет-нет, — усмехнулся я. — На этот раз все в порядке. На самом деле мы к вам с просьбой.

— Да-да, — Салтыков, кажется, не верил своему счастью, но уже подошел к нам и пожал руки.

— Мне нужен пропуск на встречу с другом, с Земовитом Медведевым.

— А-а-а! — теперь Салтыков, кажется, догадался. На его лице появилось уже окончательное облегчение. — Тогда понятно. Хорошо, тут без проблем. На двоих? — он кивнул в сторону Тагая.

— Ага, — кивнул я. — Вдвоем сходим.

— Без проблем, — Салтыков взял бланк и выписал нам на двоих пропуск. — Вот, — он положил бумагу передо мной, затем посмотрел на меня.

Я увидел в его глазах не то чтобы безысходность, но такую глубокую усталость, что мне даже стало немного не по себе.

— Всё так плохо? — посочувствовал я.

— Я во всё Леонтьевское дерьмище, — проговорил он, — окунулся буквально по уши, разгребая все за года. Тут за одну ниточку потянули и столько всего вытянули, что вы даже не представляет. Поэтому сейчас столько всего навалилось… Я, знаете ли, не только вашим делом занимаюсь, но ещё всеми связанными. А тут сами понимаете: друзья прошлого начальника тоже давить пытаются. Хорошо хоть Светозаров прикрыл со всех сторон. Здоровья ему крепкого.

— Хреновая у вас работа, — я искренне посочувствовал сыскарю. — И я рад, что ею занимаетесь именно вы.

— Да не говори, — покачал головой Салтыков. — Я вот едва успеваю все эти дела на пересмотр направлять. У меня половина казематов забита людьми, которые выжили за последние пять лет после вступления в силу Леонтьевских резолюций, и которых я возвращаю обратно на дознание. Так что добавил ты мне работки, Виктор фон Аден, — вздохнул он.

— Ничего, — улыбнулся я. — Зато всё наладится, а самое главное, что справедливость восторжествует.

— Справедливость — это важно, — согласился Салтыков. — Ладно, извини, некогда болтать, дел действительно много.

— Без проблем, мы пойдем, зайдем к нашему другу.

* * *

Дальше мы с Тагаем отправились к Гризли. Его содержали действительно не в подвале, а на втором этаже, где, несмотря на зарешеченные окна, было достаточно уютно, если такое слово можно вообще употреблять в отношении тюрьмы.

Нас завели в специальную комнату для встреч, и туда же привели Медведева. Первое, что бросилось мне в глаза, — это широченная улыбка на его лице. Да и вообще он выглядел достаточно воодушевленным. Но при этом, раскрыв мне широкие объятия, он подозрительно косился на Тагая.

— А кто это? — шепнул он мне.

— А это, — сказал я, указывая на друга, — один из членов нашей пятерки, про которую я тебе рассказывал. Это Тагай. Мы когда-то давно… — я подмигнул ему, — служили все вместе.

Ну, не мог же я в открытую, находясь в Тайном сыске, говорить про прошлую жизнь и каторгу, которую мы отбывали все вместе.

— Так что, по сути, это тоже твой друг, — закончил я.

— Ничего себе, — хохотнул Гризли. — Честно говоря, немного неожиданно.

После этого он подошел к Тагаю и протянул ему свою огромную лапищу.

— Ну чё, дружище, приятно познакомиться.

— Взаимно, — улыбнулся Тагай.

— Что я могу сказать, спасибо тебе, Виктор фон Аден, — глубоким басом проговорил Гризли. — Да, уже, как видишь, отозвали меня со Стены, уже вызывали на допрос. И сестру вызывали, и Голицына тоже вызывали. Насколько я знаю, все показания совпадают, поэтому я жду, что будет дальше. Можно сказать, с нетерпением.

— Ну, а Салтыков сам к тебе приходил? — уточнил я.

— Приходил, — сказал Гризли и покачал головой. — Отличный сыскарь, кстати говоря. Почему он мне тогда не попался? Он бы и не послал меня к черту на куличики. А сейчас говорит, что да, шансы есть, но давление никуда не делось, поэтому будем бороться.

— Ну да, все так, — кивнул я. — Смотри, у нас сейчас есть два варианта. Так сказать, в худшем случае мы получим помилование для тебя.

На это Гризли пробормотал что-то неразборчивое, и было больше похоже на рычание дикого зверя.

— Я понимаю, — кивнул я, — что тебя это не устраивает. В лучшем случае ты получишь реабилитацию. И, конечно, все надеемся именно на второй вариант. Но пойми, что не всегда можно сделать так, как хочется. Порой приходится мириться с некоторыми вещами.

— Да, ты знаешь, — проговорил Гризли, — наверное, ещё некоторое время назад я бы стал упираться. Но сейчас я мыслю немного иначе. Если будет возможность получить свободу, чтобы просто жить, я воспользуюсь этим вариантом. Да, я хочу полной реабилитации. Я хочу наказать обидчиков, но я два года пробыл на Стене. Это не самые приятные два года. Но дело даже не в этом, — его могучие плечи поникли. — За это время случилось что-то с сестрой.

Полагаю, что было то еще потрясение, когда он увидел, в каком состоянии находится Ярослава.

— Вот-вот, — сказал я. — Ты сам, твоя сестра… Непонятно где остатки клана. Так ведь?

— Вот именно, — печально кивнул Гризли.

— Понимаешь же, что полная ответственность за весь твой клан сейчас на тебе, — уточнил я. — И вот когда ты выйдешь, ты должен помнить одно.

Он посмотрел на меня с интересом.

— Я всё прекрасно понимаю. Хочется отомстить, хочется набить морду, хочется отыграться и поставить всех обидчиков на место. Хочется, чтобы справедливость восторжествовала. Но на другой чаше весов — ответственность. И ответственность не только за себя. Ты видел, что за два года случилось с твоей сестрой? Остатки твоего клана? Ты даже не представляешь, где они. А тебе нужно возрождать род. Тебе нужно дальше искать то место, которое отзовется на тебя энергетически. Перед тобой стоит столько задач, что зацикливаться на отмщении просто нельзя.

Я говорил горячо, но видел, что Медведев мне внимает.

— На чём ты должен зациклиться, так это на защите своих родных и близких, на восстановлении рода. А месть, дорогой мой, — это блюдо, которое подают холодным. Ты обязательно этим займешься, но позже. Без горячки, без нарушений закона. Я хочу, чтобы ты помнил об этих словах, когда ты выйдешь, неважно как: реабилитированным или помилованным. Ты меня понял?

— Я понял, — кивнул Гризли. — Но на самом деле очень благодарен тебе, что ты это сейчас так сформулировал и сказал. Наверное, мне не хватало именно этих слов.

— Да брось, — кивнул я. — Мне самому когда-то не хватало именно этих слов. Чтобы эта простая истина до меня дошла, мне пришлось разок сдохнуть. Так что желаю тебе учиться на чужих ошибках. Успокойся и научись трезво мыслить перед принятием решений. Горячность в нашем случае ни к чему хорошему не приведёт. У нас мирных задач пруд пруди, но и оружие мы не зачехляем и на стеночку не повесим. Моя помощь на том, чтобы вытащить тебя, не заканчивается. Я буду помогать тебе, а если ты захочешь, то сможешь быть и вовсе рядом со мной. Такое приложение. В любом случае, один после выхода ты не останешься. Рароговы и фон Адены поддержут Медведевых.

— Спасибо, — непривычно серьёзным голосом ответил Гризли. — И да, насчёт возрождения клана, ты полностью прав. Они нуждаются во мне.

— Ну так и я прошел то же самое, — сказал я. — Пришлось потерять всю семью… — я произнес это шепотом. — Чтобы вернувшись во второй раз, сосредоточиться на её спасении. А месть — это дело десятое. В первую очередь семья и близкие. Это они должны всегда быть у тебя на первом месте.

Зимовит покачал головой, но уже ничего не ответил.

— Так что жди. Я уверен, осталось недолго. Несколько дней или недель по сравнению с теми годами, что за спиной — это ерунда. Ты не дёргайся. Всё будет хорошо. Я свои обещания выполняю. И да, вопрос твой сейчас находится на рассмотрении на самом высшем уровне. Помни об этом.

— Кстати, да, — Гризли снова широко улыбнулся. — Я же с сестрой уже виделся. Выглядела она, конечно, ужасно, но она мне рассказала о той роли, которую вы сыграли в изменении ситуации, сложившейся в институте благородных девиц. Я тебе только за одно это по гроб жизни благодарен.

— Слушай, Гризли, — сказал я, — для меня это дело чести. — Ну вот, если бы ты знал, что подобное с девчонками происходит, ты сделал бы что-то как-то иначе?

— Да нет, конечно, — кивнул Гризли. — Может быть, не так изящно, но постарался бы сделать то же самое.

— Ну вот, тем более, — продолжил я, — сейчас там и твоя сестра, и моя сестра теперь там будет учиться. И даже сестра того же Голицына тоже там оказалась.

— Ого, а вот это вот уже сюрприз, — ответил Гризли, глядя на меня. — Я-то думал, что Голицыны живут в шоколаде, припеваючи, так сказать, после того как их подкупили.

— Знаешь, жизнь очень изменчивая штука, — ответил я. — Иногда ты на коне, а иногда — извини за выражение «под конем». Поэтому поверь, у Голицыных сейчас ситуация не намного лучше, чем у тебя. Они тоже барахтаются, как могут.

— Занятно, — проговорил Гризли. — Не знал.

Затем мы ещё немного поболтали на отвлеченные темы. Гризли рассказывал какие-то байки со стены, а мы с Тагаем слушали. А после этого мы распрощались, оставив Гризли в отличном настроении и с надеждой на то, что скоро для него неправомерное заточение закончится.

Отправить