Глава 9

Пользуясь тем, что у меня появилось немного времени, я отправился в старую резиденцию. У меня уже сложилось такое впечатление, будто я не видел своих друзей целую вечность. Тагая я встретил на краю озера.

Тот задумчиво глядел в сторону нового корпуса. Когда я подошёл, он поприветствовал меня, и тут я понял, что он пребывает в некотором шоке.

— Что случилось? — поинтересовался я у него.

— Это я у тебя хотел спросить, что случилось, — ответил мне Тагай. — Я смотрю, этот Голицын у вас тут что, поселился? Он же вообще с нами никак не хотел контактировать, да и, в принципе, сволочь он порядочная.

— Как ни странно, — сказал я, — может, ты даже не поверишь, но Голицын оказался не таким протухшим носком, как мы предполагали. Есть в нём что-то доброе и светлое, но настолько глубоко закопанное, что даже Гризли со всей своей магией земли откопать это доброе и светлое не удастся.

— Но ты, как всегда, подход нашёл, — усмехнулся Тагай, явно расслабляясь.

— Ну, понимаешь, умение видеть различные ниточки, за которые можно потянуть человека, — это очень неплохое умение, если только им пользоваться не во вред, — ответил я, понимая, что для самого себя сделал небольшое открытие.

— Да всё хорошо, если им во вред не пользоваться, — философски заметил на это Тагай. — Ладно, я в принципе понял, но всё-таки будь осторожнее, пожалуйста. Наш Николаша — очень скользкий тип и с не очень хорошей хорошей наследственностью, судя по дяде.

— Да понятно, — ответил я. — Но всё-таки я тебе говорю, Голицын сейчас заинтересован быть на нашей стороне.

— Расскажешь как? — поинтересовался друг.

— Нет, — ответил я. — На данный момент — это вопрос государственной важности, поэтому рассказать ничего не могу. Вот как только всё порешаем, я тебе сразу и обо всём подробно, обстоятельно расскажу — и тебе, и Костику, а, возможно, и всей нашей пятёрке.

— Было бы интересно, а то я уж привык, что у нас приключения на всех, а тут ты отделяешься и ещё что-то рассказать не можешь. И кому? Своим! Членам своего кровного братства! — Тагай сделал вид обиженного, но долго притворяться не смог, рассмеявшись.

— Да ладно, — проговорил я. — Лучше расскажи, как у вас с Никсим ситуация обстоит: с храмом, с плантациями.

— Ой, слушай, отлично! Прямо на самом деле отлично! Мы мотаемся туда практически каждый день. Сейчас пока нет занятий — одно удовольствие. Либо с Росси, но это раньше, либо с Костиком. Мы уже натаскали немного грунта, высадили папоротники в тепличной зоне, развесили там искусственное освещение, сделали подвод воды. Одним словом, работа кипит. Я бы никогда не подумал, что столько смогу сделать руками. Сестра твоя, кстати, с матушкой консультируют и помогают теорией по этому вопросу.

— Ну не всё же тебе головой работать, тут и руки пригодились, — не преминул подколоть я друга.

— Я очень хочу, чтобы ты как-нибудь сходил туда с нами и увидел, как всё здорово мы сделали, — Тагай решил сделать вид, что не заметил. — На самом деле, детки Никсим тоже помогают в меру своих возможностей: то паутиной что-то скрепят, то короткий путь найдут. Одним словом, все при деле.

— Это же отлично, — ответил я. — Главное, чтобы на пользу.

— Ты даже не представляешь, — Тагай махнул рукой. Я видел, как он буквально расцвёл от мыслей о башне и о том, что там происходит. — Там всё потихоньку начало расти. Детишки счастливы. Паучки просто носятся как угорелые, бегают, радуются жизни. Постепенно разбирают какие-то забытые ходы. Пока всё идёт достаточно медленно, но они во всяком случае очень стараются. Ты не представляешь. А потом прибегают ластиться. Ну и конечно, типа: «Дайте немножко папоротника». Но я всё отдаю Никсим, чтобы она сама распределяла, а то мало ли я в них не разбираюсь, вдруг одному и тому же давать буду.

— Больше никто не появлялся в округе? — спросил я.

— Нет, пока тихо, — покачал головой Тагай. — Даже Росси набрал запас панцирей и убыл. Всё очень по-джентльменски: не хамил, не грубил, лишнего не брал. Сейчас бывает там не часто. Насколько знаю, он уже партию отправил в Европу, ожидает, пока дойдёт.

— Без разрешения не ходит, да? — хмыкнул я, вспомнив испуг высшего.

— Нет, конечно. Он спрашивал у Никсим, но сам без нас не появляется. Выполняет все наши договорённости от и до. Ну и сам к нам не лезет.

— Ладно, — сказал я, нащупав амулет Руяна, хотел отдать его, но потом передумал.

Решил, что он сегодня ещё может мне пригодиться, и не ошибся.

— Виктор! — крикнул мне издалека Николай Голицын, не решаясь подойти к озеру. Видимо, что-то его останавливало. — Ваш глава клана сказал, что мы выезжаем. Светозаров ждёт нас в своей резиденции.

«Ничего себе», — подумал я. Вот это скорость. С того момента, как мы расстались с дедом, прошло никак не больше часа. Я успел только наскоро перекусить и поболтать с Сати и Евпатием. Эти потихоньку притирались друг к другу, было видно, что между ними постепенно начинает проявляться симпатия.

— О! — сказал Тагай. — Нормально. Он тебя уже и вызывает. Смотри, так станет другом вместо прошлых.

— Слишком много драматизма в твоём голосе, — ответил я. — Не верю.

* * *

Я подоспел как раз вовремя. Креслав загружался в экипаж и что-то наказывал матери с Адой. Затем посмотрел на меня, на Голицына, и кивнул:

— Садитесь.

Уже меньше, чем через полчаса, мы прибыли во дворец на приём к Иосифу Дмитриевичу Светозарову. Нас провели по гулким коридорам, казавшимся почему-то сейчас тягостно пустыми. Затем пригласили в небольшую комнату, которую, как я понимал, Светозаров использовал как рабочий кабинет. Здесь было достаточно уютно, но всё же я подумал, что с бумагами он работает где-то в другом месте. Это была приёмная, но для каких-то сугубо важных вопросов.

Внутренним чутьём, которое было всё время настороже, я понял, что вокруг нас раскинулся купол, чтобы никто не мог прослушать, о чём мы будем общаться. С Голицыным мы сели на соседние стулья и, не сговариваясь, затихли, положив руки на колени.

Я старался сдержать улыбку, потому что думал, что со стороны наверняка мы смотримся как мальчики-зайчики на каком-нибудь детском утреннике, которые сидят и думают только о том, чтобы их не вызвали танцевать под ёлочкой.

Иосиф Дмитриевич посмотрел на меня в упор, затем на Креслава и проговорил:

— Как-то частенько мы с вами стали встречаться, не находите?

— Частенько, — кивнул Рарогов. — Так разве ж это плохо?

— Хорошо, когда по хорошим поводам, — ответил ему Светозаров. — А у нас с вами всё как-то в иную степь уходит.

— Не вижу проблемы, — усмехнулся дед. — По крайней мере, до этого всё заканчивалось хорошо, поэтому не склонен к пессимизму.

— Ладно, — Иосиф Дмитриевич поднялся из-за стола и прошёлся по кабинету. Я понял, что где-то я уже эту манеру видел, причём от другого человека, и не так, чтобы очень давно. — Я хотел бы сразу перейти к делу. Мне интересно, что у вас есть за сведения, которые каким-либо образом могут порочить наш род и которые вы хотите сообщить нам в приватном порядке.

Креслав посмотрел на Светозарова.

— Вы б садились, Иосиф Дмитриевич, — сказал он.

— Что такие сногсшибательные новости? — недобро усмехнулся тот.

— Нет, просто я вставать не хочу, — ответил дед.

Светозаров кивнул и сел, к моему полному удивлению, но прожигал глазами деда.

— Совершенно случайно, — проговорил ему Креслав, — нами было обнаружено, что в Институте благородных девиц, находящемся под патронажем Её Императорского Величества Екатерины Алексеевны, над девочками в открытую издеваются. Это не просто жестокое обращение. Это буквально надругательство над женским организмом. Из конкретных вещей: опоздавших пускают босыми по мёрзлому плацу. За несоответствие внешнего вида бьют палкой по рукам. Тех, кто проспал, оставляют без завтрака, заставляют голодать.

При каждом новом обвинении Рарогова Светозаров багровел.

— Нет, вряд ли, — сказал после этого. — Но это же не увеселительное заведение! Вы же поймите, девочек держат в строгости, но это чтобы у них не было привычки к излишествам, не было всяких капризов. Из них растят светских дам.

— Послушай, — проговорил Креслав, — у меня нет повода не доверять вот этим юным отрокам. И я точно могу сказать, что ты не прав. Отучение от излишеств — это один вопрос, и строгость — это другой вопрос, а издевательства, которые видел своими глазами мой внук и вот этот Николай Голицын, к этим вещам не относятся. Они оба готовы дать показания под артефактом правды.

— Так, — проговорил Иосиф Дмитриевич и побагровел ещё больше. — То есть всё-таки реальное издевательство?

Креслав пожал плечами и посмотрел на нас.

— Поверь мне, Иосиф Дмитриевич, вот эти два парня друг друга в принципе не переваривают. Они на курсе терпеть друг друга не могли. Но вот в этом вопросе абсолютно солидарны.

— Так, ясно, — проговорил Светозаров. — Ну ладно, давайте, рассказывайте.

— Сегодня утром, — я старался говорить коротко и только по делу. — Мы видели, как девушек будят громогласной сиреной. После этого тех, кто не успел подняться, стегают хворостиной. Те, кто не успел одеться и обуться, идут на построение босиком. За то, что они босыми приходят в столовую, их бьют по рукам. Более того, бьют за перекошенный передник, за незашнурованные ботинки, разбивают им пальцы в кровь. Они ходят в синяках, с опухшими руками, и запуганы дальше некуда. При всём при этом они периодически голодают и выглядят как скелеты. Но что самое плохое: они на постоянной основе заперты в магоподавителях, из-за которых вообще выглядят едва живыми, больше похожими на мумии.

Тут мне пришлось ответить на недоумённый взгляд Иосифа Дмитриевича.

— С магоподавителями, Ваша светлость, я знаком. — Проговорил я, глядя в глаза Иосифу Дмитриевичу. — Нам в Академии говорили, что магоподавители, когда подавляют силу, заодно заставляют тело дряхлеть. Потому что сила — это одна из составляющих физического тела. И если тело её не получает, то не происходит должного развития или оно идёт неправильно. А в этом возрасте для девушек она очень важна.

Светозаров переводил взгляд с меня на Голицына, а затем на Креслава. После этого буквально развёл руками и неверящим голосом сказал:

— Ну не может же быть всё настолько плохо. Я не верю в это.

— На самом деле там даже ещё хуже, — ответил Голицын каким-то мёртвым голосом.

— Вы даже не представляете, — поддержал я Николая, — насколько там всё плохо, насколько хреново это всё выглядит.

— Да не верю я! Хоть убейте, не верю! Директором в институте служит сестра начальника столичного управления Тайного сыска! Может и строга излишне, но не садистка же она, в конце концов.

Иосиф Дмитриевич действительно был сейчас похож на припертого к стенке человека.

— Да без проблем, — проговорил я, глядя на него. — У вас есть амулет невидимости?

— Найдётся, — ответил мне Светозаров и пристально посмотрел в глаза. — А что ты задумал?

— Давайте прямо сейчас надеваем с вами амулет и идём смотреть. Мы на завтраке успели всё это увидеть. Сейчас по времени как раз обед. А я не думаю, что на обеде будет значительно лучшая картина.

— Ждите меня на крыльце, — проговорил Светозаров.

Я так понял, что ему нужно было взять с собой тот самый артефакт, о котором я упомянул. Но, как оказалось, не только. Пока мы стояли на крыльце, к нему прибыло три экипажа без опознавательных знаков. Причём в два из них набился небольшой отряд императорских безопасников.

Причём дед мне на ухо шепнул:

— Гвардейцы рода. Так что всё будет серьёзно.

— Почему именно их? — уточнил я.

— Да потому что, чтобы ни случилось, эти будут держать язык за зубами. Так что, судя по всему, будет реальная феерия, — дед предвкушал событие.

Светозаров вышел, пригласил нас в первый экипаж, и мы всей этой небольшой процессией двинулись в путь. Припарковались на том самом месте, где парковались до этого мы с Голицыным.

Затем Иосиф Дмитриевич повесил на себя амулет и внезапно стал невидимым.

— Так, — проговорил он из ниоткуда. — Ну и что, куда нам теперь?

— Идёмте, — сказал я. — Сейчас перелезем через забор.

— Ох, мать, — прокряхтел Светозаров, глядя на намороженные Голицыным ступеньки, — я уже слишком стар, чтобы лазить через забор, да ещё и не к женщинам.

— Ну как же это не к женщинам, — проговорил Креслав, выходя из экипажа. — Как раз-таки к женщинам. Здесь целый институт девушек.

— Да ты ж понял, о чём я говорю, — ответил Иосиф Дмитриевич.

— Как не понять, — хмыкнул Креслав, который остался внизу.

С некоторым усилием мы преодолели забор и втроём, стараясь держаться рядом друг с другом, чтобы не потерять из виду, пошли в ту зону, где работали девушки.

Светозаров увидел даже больше того, что видели мы. Он увидел трудотерапию провинившихся. На первый взгляд девицы просто шили и вышивали узоры на поясах, юбках, нижних рубашках, жакетах… Но стоило надзирательнице увидеть кривой стежок или неидельный узор, как девушек охаживали палками по спине, по рукам, по ногам — неважно. Одной из новеньких, попробовавшей возмутиться, искололи руки иголкой до крови, а после ещё и отходили палкой за испорченную кровью ткань.

И всё это происходило под крики надзирательниц. Среди девушек разговоров не было. Если где-то какие-то шепотки вдруг слышались, то сразу же следовал удар по рукам. Второй раз могли отходить и по губам. На час с небольшим мы попали в настоящий ад.

Мне показалось, что Светозаров в какой-то момент даже ушёл в себя настолько глубоко, что напоминал истукан. Он стоял и не шевелился. Видимо, размышлял, что делать со всем этим.

Естественно, все наши слова подтвердились: почти у всех девушек были распухшие пальцы, потому что по ним постоянно лупили. У некоторых они вообще превращались непонятно во что — в какие-то раздутые сосиски. У других просто всё было запечено в кашу. Некоторые даже сесть не могли. При всём при этом все девочки, абсолютно все, были болезненные, худые.

Светозаров, несмотря на то что благополучно обалдел от всего происходящего, прошёл почти по всем классам, зашёл в несколько общежитий, посмотрел на работу девиц. В одной из комнат он увидел, что кто-то лежит. Девочка была худая и, судя по всему, болела. Она была очень горячая, но к ней вообще никто не подходил. Она металась в бреду, её лоб был покрыт испариной, но никто не торопился её лечить.

Не снимая амулета невидимости, Светозаров поспешил к воротам, распахнул их и только тогда, под ничего непонимающим взглядом охраны, махнул своей гвардии, чтобы подъезжала. Уже сняв невидимость, он вышел вперёд.

И тут охрана очнулась и попыталась сделать невероятный заступ, чтобы преградить ему проход.

— Что происходит? — завопила женщина-охранник на воротах. — Кто вы? Что вы себе позволяете?

Но тут она увидела отряд гвардейцев с императорской короной на лацканах.

— Закрываем все двери, — распорядился Светозаров. — Весь преподавательский и охранный корпус, в полном составе отправляется прямым рейсом в подвалы Тайного сыска.

— Да что вы… — пискнула женщина из охраны.

— Непричастных здесь нет, — продолжил Светозаров. — Берём весь персонал, начиная от поварих и поломоек и заканчивая директором этого безобразия. Гребите всех! Садовников, прачек, всех! Все допросы под артефактом правды. Будем разбираться.

* * *

После того как отдал распоряжение своим людям, Светозаров обернулся к нам.

— Ну что, молодые да борзые, сейчас мухой летите в Академию. Так, — он снял один из перстней со своей руки и сунул мне. Я только успел заметить, что на перстне герб императорской семьи. — Сейчас вот с этим перстнем вызывайте сюда, в Институт благородных девиц, Бабичеву Аграфену Петровну и Путилина Аркадия Ивановича.

И тут у меня что-то внутри ёкнуло. Интересно, зачем ему нужен Путилин?

— Всё равно в Академии сейчас занятий нет, — продолжал Иосиф Дмитриевич. — Скажите, что они нужны здесь срочно. Они нужны мне позарез, чтобы помочь девочкам. А вы, чтобы молчали обо всём происходящем. Вам ясно?

— А Путилин с Бабичевой? — спросил его вдруг Голицын.

— Их можете кратко ввести в курс дела, — ответил Светозаров. — И сообщить, что сами об этом знаете, потому что оказались случайными свидетелями. Дальше вы все вместе возвращаетесь сюда. Уже после этого все остальные установки я им дам на месте.

Мы с Николаем кивнули и вышли на дорогу.

Немного поодаль уже стоял экипаж деда. Мы поспешили к нему.

— А когда же — спросил меня Николай, — мы уже перейдём к нашей основной части сделки?

— Эх, Коля, Коля, — ответил я. — Сначала надо что-то дать, чтобы потом что-то за это получить. Они должны чувствовать себя обязанными. Поэтому пока мы идём правильной дорогой: сначала нужно прикрыть тылы императорской семьи, а уже потом просить за это соответствующую услугу.

Я посмотрел на Голицына, но он со мной явно был не согласен.

— Ну да, конечно, — ответил тот. — У нас уже с Чернышовым вышла такая ситуация. Знаешь, куда меня послали? Далеко и надолго. Туда, где солнце никогда не светит.

— Ну, знаешь, — ответил я, — у меня всё-таки есть надежда, что Светозаров будет получше Чернышова.

— Я тоже надеюсь, — проговорил на это Голицын. — Не хотелось бы терять подобный козырь.

— Слушай, — проговорил я, — в любом случае, так или иначе, то, что мы сегодня сделали, очень сильно поможет и твоей сестре, и Ярославе Медведевой как минимум, а ещё всем остальным девушкам, которые там находятся. Их там как минимум человек сто, которые раньше здесь не жили, а выживали. Так что, — я толкнул его локтем, и перед нами открылась дверь экипажа, — как минимум одно хорошее дело мы уже сделали.

— Ну да, — хмыкнул Николай. — Почистили карму и получили по плюс одному в копилку.

— Что, как? — спросил нас дед.

— Да как, — ответил я. — Если Светозарова от всего, что он увидел, удар не хватит, будет вообще шикарно. А сейчас нам надо срочно ехать в академию.

* * *

Путилин, как всегда, работал в своём кабинете. Мы разделились с Голицыным, рассудив, что лекарка поверит ему и без перстня на первых порах, а время терять не стоит. Он пошёл к Бабичевой, а я к Аркадию Ивановичу. Первый раз я видел, как при виде чего-то у Путилина глаза буквально на лоб лезут — такова была его реакция на перстень.

— Аркадий Иванович, — проговорил я, — вам сейчас очень срочно нужно доехать до Института благородных девиц.

— А что там случилось? — проговорил Путилин, затем снова взглянул на перстень и тут же изменил ответ. — Хорошо. Только мне надо вызвать экипаж.

— Экипаж есть. Сейчас мы заберём с собой и Аграфену Петровну, — проговорил я. — И все вместе едем обратно в институт.

— Хорошо, — кивнул Путилин, накинул плащ и вышел вслед за мной.

Уже через двадцать минут мы снова стояли у входа на территорию Института благородных девиц. Теперь охрана здесь была исключительно гвардейская. Основную часть преподавательского состава, как я понял, уже увезли, но экипажи без опознавательных знаков всё ещё подгоняли, и в них кого-то грузили.

Что тут теперь будет, я даже представить себе боялся.

Светозаров коротко поздоровался с Путилиным и Бабичевой, раздал им короткие указания, и те удалились заниматься подопечными института.

Сам же Иосиф Дмитриевич вышел к нам, посмотрел в глаза и негромко проговорил:

— Я хочу выразить огромную благодарность вам за то, что увидел всё это. Не знаю, вовремя или не вовремя — надеюсь, что всё-таки вовремя. Лучше даже поздно, чем никогда. Но самое главное, за что я вам благодарен, — что вы не стали разносить эту информацию, и она не стала артефактом взрывного характера, хоть и замедленного действия. Для нашей репутации это было бы совсем нехорошо, особенно сейчас — абсолютно неудачное время для этого. Такая напряжённость в стране…

Тут он оглядел нас всех.

— Ещё больше я уважаю это в связи с тем, что наши семьи не всегда относились друг к другу хорошо. В связи с этим у меня к вам две просьбы. Во-первых, понятное дело, молчать. Мы решим этот вопрос. Во-вторых, — он посмотрел на Креслава, стоящего за нами, — мне нужно поговорить с тобой отдельно. Без ребят.

— Хорошо, — ответил тот. — Давай поговорим.

* * *

Вместо кабинета Светозаров использовал один из экипажей, выгнав возницу на другой экипаж. Внутри весь салон снова накрыл куполом защитного артефакта.

— Креслав Радимирович, — проговорил официально Светозаров, — у меня к тебе есть просьба. Скажем так, между нашими родами периодически возникали различные недоразумения. Хотя, в целом, конечно, мы всегда нормально относились друг к другу. Я знаю, что на вас всегда можно положиться, и таких верных империи людей ещё поискать надо. Да вот женщины наши — твоя внучка, моя племянница — терпеть друг друга не могут, но я полагаю, что это чисто женское. Мы это с тобой прекрасно понимаем, что свары, чувства и вся эта любовь-нелюбовь — в топку. А империя, её безопасность и стабильность — это совершенно другая плоскость.

— Я прекрасно понимаю тебя, — ответил Креслав.

— И вот исходя из всего вышесказанного у меня к тебе просьба. Да, — продолжил Светозаров, — это с учётом не только того, что вы мне обо всём этом сообщили, ну и с учётом всего того, какая репутация сейчас у вашего рода в целом и у твоей внучки в частности. Да, после всех произошедших за последние пару месяцев событий её статус весьма вырос как у родовичей, так и у аристократов. Именно поэтому я хочу просить, чтобы она временно взяла под опеку Институт благородных девиц.

Креслав хмыкнул в бороду и провёл по ней ладонью.

— Ты вообще представляешь, что устроит ей императрица? — поинтересовался Рарогов. — И заодно ещё тебе за такое предложение.

— Послушай, — проговорил Светозаров. — Императрицу я сейчас беру на себя. Просто я тебе клянусь: мы вообще были не в курсе данной ситуации. Все проблемы со здоровьем и прочим мы девочкам компенсируем. Мы создадим им такие условия, чтобы они забыли, как страшный сон, всё то, что с ними случилось. Более того, мы добавим определённую сумму в приданое каждой воспитанницы. Компенсация будет в том числе и в денежном эквиваленте, чтобы девушки могли чувствовать себя гораздо лучше и рассчитывать, скажем так, на более удачные партии.

— Это уже хорошо, — кивнул Креслав. — Мне импонирует такое отношение.

— Вот. А мне импонирует отношение к делу твоей внучки Гориславы, — ответил на это Светозаров. — Я сейчас, кроме вас, больше доверять никому не могу. Понимаешь? Я не прошу Гориславу заняться этим на постоянной основе. Временно хотя бы месяцы на три. За это время я найду действительно надёжного человека, которого можно поставить на столь ответственную должность, чтобы такая же беда не случилась через некоторое время. Сейчас это очень нужно.

— Надо подумать, — ответил на это Рарогов. — С внучкой опять же посоветоваться. Это ж не всё так просто.

— Послушай, Креслав, давай как два старых родовича поговорим. Хочешь, вы на эти три месяца можете этот институт своими людьми наполнить: преподаватели, охрана… Всё оплачу. Мне главное, чтобы с девочками всё было в порядке, чтобы все были живы, здоровы, чтобы их не мучили тут. Понимаешь? — голос Иосифа Дмитриевича стал совсем тихим.

— Понимаю, — кивнул Креслав, уже зная, что он поговорит с Гориславой, и та, скорее всего, согласится.

— С императрицей, — продолжил Светозаров, — я вопрос решу.

— Послушай, — проговорил Рарогов, — насчёт Гориславы я всё-таки не уверен. Не думаю, что она согласится, с учётом того, что у неё сейчас состояние здоровья тоже не восстановилось после атаки на Горный. Она не очень хорошо себя чувствует. Как ты знаешь, наверное, она лежала в коме. Поэтому сейчас ей вдали от капища находиться очень проблематично. Она в столицу-то приезжает на два-три дня, не больше. Потом снова к капищу.

— Креслав, вот сколько может! Хоть три дня в неделю, пожалуйста! Мне нужно время. У меня сейчас просто нет никого на примете, кто бы мог взять на себя эту задачу и держать язык за зубами.

— Хорошо, — вздохнул Рарогов. — Попробуем договориться. Потом скажешь, как императрица отреагировала.

— Нормально отреагирует, — ответил Иосиф Дмитриевич. — Это я тебе гарантирую. Ну и напоследок, — проговорил Светозаров, — у меня к тебе ещё один вопрос.

— Слушаю тебя, — ухмыльнулся Креслав, понимая, что подобные заходы совсем не предполагают последних вопросов.

— А скажи мне, пожалуйста, дорогой мой, какого хрена твои вечно весёлые находчивые юные курсанты, постоянно находящие приключения на собственную задницу, оказались вдруг в Институте благородных девиц? Мне ждать, что кто-то из вот тех вот бледных замотанных девочек в подоле принесёт какого-нибудь мини-Голицына или фон Адена?

— Бог с тобой, да ничего подобного, — хохотнул Рарогов. — У Голицына, было бы тебе известно, там сестра учится. А нашу Аду императрица сама направляла в этот институт. Но у нас традиции, Виктору её пришлось под крыло брать. На зельеварение её отдали, а у неё там, понимаешь, магия проснулась. Ада — девочка упёртая, умудрилась на боевой факультет поступить на общих основаниях. Однако после прорыва в академии мы с Гориславой для очистки совести решили посмотреть, как живут девочки в Институте благородных девиц, и дать внучке выбор.

— То есть и Горислава здесь была, — понял Светозаров.

— Ну да, приезжала, посмотрела, как они здесь живут, для того чтобы сравнить, ну и чтобы правнучка сама выбрала: то ли в академию, где периодически прорывы демонов, или всё-таки пойти по пути домашнего быта и хранительницы очага, как настоящая женщина. Мы просто дали нашей Аде выбор. Точнее, хотели дать. А когда увидели, что тут происходит, уже было не до выбора. Дальше рванули к вам рассказывать.

— Ну, допустим, — проговорил Светозаров и прищурился. — Но я всё-таки подозреваю, что дело не только в этом.

— Ну, конечно, — хохотнул Рарогов, — ты же проницательный маг. Не зря занимаешь место главы имперской безопасности. Разумеется, не только в этом дело.

— Тогда, — Иосиф Дмитриевич вздохнул, потирая пальцами виски, и посмотрел на своего собеседника. — Рассказывай начистоту. Такая услуга, какую ты нам оказал, как понимаешь, дорогого стоит. Репутацию нам могли подмочить основательно. Поэтому благодарность и уважение. Это не всё, что я могу за это дать, но готов отплатить более серьёзной монетой.

— Дело в том, — ответил Креслав, откинувшись на спинку сиденья в экипаже, — что в этом же Институте благородных девиц обучается некая Ярослава Медведева.

— Это… — Светозаров пожевал губы, тщательно вспоминая, а потом продолжил: — Медведевы… Это не те ли, которые под воду ушли вместе с островами лет тридцать назад?

— Те, те… — кивнул несколько раз Креслав. — Я с её дедом был очень дружен. Мы на рыбалку, на охоту ходили вместе. То у них, то у нас. Ну, а потом случилось несчастье.

— Там же кто-то оставался? Я помню, молодёжь какая-то… Потом они как-то совсем пропали из виду, — проговорил Светозаров. — И, к моему стыду, я совсем упустил их из виду.

— Конечно, пропали, — пробасил Рарогов и расправил плечи. — Потому что два года назад девицу Медведевых попытались снасильничать, а двоюродного брата, который за неё заступился, и на тот момент был главой рода, отправили на каторгу, на стену, на реку Дружба.

— В смысле? — вскинулся Светозаров. — Как это снасильничать?

— Ну, — Креслав поднял руки, — официально всё было совсем не так. Остатки Медведевых путешествовали по уснувшим капищам в надежде, что какое-то отреагирует на них. Хотели дом основать у места силы, земли выкупить по возможности… И вот в одном из имений им встретилась стайка малолетних ублюдков на охоте. Была драка. Со стороны нападавших, которых потом переквалифицировали в пострадавших, были высокопоставленные родственники. А вот у Медведевых таких родственников не оказалось.

— И настолько высокопоставленные? — Светозаров уже не просто спрашивал. Было видно, что он прикидывает варианты, как можно это развернуть в пользу собеседника.

— Выше просто некуда, наверное, — хмыкнул Рарогов.

— Это что же, — напрягся Иосиф Дмитриевич, — кто-то из наших что ли, Светозаровы?

— Нет, ну не настолько высокопоставленных, — покачал головой Креслав. — Кирилл Валерьевич Чернышев, слышал такого? Дядя его в генеральном штабе. И у них всё в порядке, на местах, при хороших должностях. А вот Земовит оказался на Стене, а девочка в Институте благородных девиц, благо хоть не попорчена.

— Ты же понимаешь, — тяжело вздохнул Светозаров, — это получается, что у нас слово девицы против слова племянника начальника генштаба. Даже если мы подключим артефакты, ты сам понимаешь, мы будем просто в замешательстве.

— Да всё я понимаю, — спокойно ответил Креслав, — но дело в том, что свидетель был.

— Так, — Иосиф Дмитриевич собрался. — И что со свидетелем произошло?

— Да ничего особенного, — проговорил Рарогов. — Свидетелю заткнули рот.

— А кто свидетель-то? — продолжал настаивать начальник службы имперской безопасности.

— А вот Николай Голицын, которого ты только что лично имел возможность созерцать, — Рарогов кивнул в нужную сторону.

— Так, спокойно, — проговорил Светозаров и опустил обе руки на раскладной столик, стоявший между ним и Креславом. — Это не является какой-нибудь вендеттой в связи с последними событиями, связанными с дядей Голицыным?

— Ну, знаешь, — ответил Креслав, — отчасти можешь считать и так. В своё время именно Чернышев продвинул Ермолова выше по карьерной лестнице, тот оказался поближе к трону и, скажем так, поближе к императрице. А за это Ермолов заткнул собственного племянника. А тому что оставалось делать? Отца нет, дядя — образец для подражания. Хотя ты знаешь, сам Голицын по морде получил прилично, защищая Медведеву. Всё потому, что та возраста его собственной младшей сестры оказалась. Кстати, она тоже здесь, в Институте благородных девиц.

Светозаров вцепился в волосы и покачал головой.

— Это какой-то змеиный клубок, какие-то конюшни с вечным дерьмом, которое никогда не вычистить. Но с виду всё выглядит прекрасно, с надушенными париками, кринолином, ананасной водой… Изнутри же прогнило до состояния невозможности.

— Ну, а что ты сделаешь с этим? — проговорил Креслав. — Так всё и устроено. Власть, знаешь ли, развращает.

— Ну да, ну да, — сказал ему Светозаров. — А абсолютная власть развращает абсолютно. Нет, не в этом дело. Просто нужно строже относиться ко многому.

— Ты знаешь, я тоже думал, что Ермоловское семя всё гнилое, а, оказывается, Голицын не пошёл в дядю, — развёл руками Рарогов. — Когда дело касается каких-то близкородственных вещей, моральных стержней, оказывается, некоторые тоже могут удивить.

— Так, ладно, — проговорил Светозаров. — Насчёт Медведевых, Голицына, Чернышёвых, я подумаю, как это сделать. Но сразу должен сказать, что оставлять всё, как есть, не собираюсь. Либо мы просто выбьем Медведеву помилование, и я понимаю, что это может не устроить молодого человека, но пока как есть. Либо попробуем сделать полную реабилитацию с отставкой Чернышева. Но пойми простую вещь. Ты, как глава огромного клана, должен это знать. Мне нужно подобрать кого-то, кто заменит его на посту в генштабе. Сделать это просто по одному щелчку я не смогу. Здесь действительно нужно смотреть, кто может справиться, кто займёт его место.

Иосиф Дмитриевич закрыл глаза и покачал головой.

— А самое главное — нужно подумать, куда убрать его племянничка. Мне необходимо будет проверить все показания под артефактом правды и этой Медведевой, и Голицына. Я хочу сам понять, что произошло, и сверить их показания. Ну и заодно вытащим Земовита со Стены для пересмотра дела. Но официально этого говорить не будем. Я лично всё это сверю. И если всё так, как ты говоришь, этот вопрос я обязательно решу.

— Хорошо, — кивнул Креслав. — Это добро. Это я поддерживаю.

— Конечно, — Светозаров глядел куда-то в одну только ему ведомую даль, но при этом говорил: — Не должно быть так, чтобы одни прикрывались другими и уничтожали целые роды. Империи на пользу такое не пойдёт. Тем более, я помню Медведевых, это был очень хороший клан на прекрасном счету: маги земли, оборотни, рудознатцы. А нам таких сейчас позарез не хватает, и это в огромной империи. Ресурсы иногда приходится закупать у иностранцев.

— Да, да, — хмыкнул Креслав. — Слышал, недавно целый остров передали империи.

— Вот-вот, в обмен на услуги наших воинов. Пришлось отдавать на отражение атак в Альпах. Да разве ж это дело? Были бы у нас свои такие руды, никто бы никуда не полез. Страна огромная, искать нужно, здесь искать. А они такие таланты уничтожают. Хрена с два им всем! Будем разбираться. И спасибо, Креслав, ещё раз.

* * *

Когда дед вернулся к нам, в экипаж Рароговых, он пристально посмотрел на меня и нахмурился, но в его глазах плясали весёлые искорки.

— Ну и замесил ты кашу, я тебе хочу сказать, — проговорил дед.

— Ну заварил, и что? Ни капли не жалею, — ответил я. — Что там Светозаров?

— Всё по плану, — ответил Креслав. — Рассказал ему ситуацию с Медведевыми, с Николаем, с Чернышёвыми. Светозаров сказал, что возьмётся лично за решение этого «треугольника говнистого». Говорит, пока ничего радикально рубить он не может. Это вы должны понимать. Но снимет со всех показания, в том числе под артефактом правды. Однако моментальных действий не жди: ни шашек наголо, ни голов с плеч. Такого не будет.

Дед погладил бороду и глянул в окно.

— Им нужно найти замену, потому что пост ответственный, и человека просто так с него не снять. Нужно подыскать замену, чтобы не было провалов в управленческом аппарате. Армия — это всё-таки целый организм, который живёт по своим правилам. А считай, что наша империя постоянно находится в состоянии войны.

— Да я это и так прекрасно понимал, — ответил я, — но мне нужно было запустить процесс. Так что хорошо, ждём. Но и ты тоже пойми меня правильно: чем быстрее Медведев появится, тем лучше. Он мне позарез нужен.

— По поводу своего Медведева, кстати, не переживай, — ответил Креслав. — Светозаров сказал, что отдаст приказ, чтобы того вызвали в столицу. То есть твой друг скоро прибудет сюда. Тогда сможешь ещё с ним встретиться. Конечно, гулять по империи ему никто не даст, пока не разберутся. Он будет сидеть где-то в Тайном сыске, но, во всяком случае, с каторги его уже заберут. И очень даже возможно, что дадут встретиться с сестрой, чтобы сильно не переживал.

— Отлично, — сказал я. — А пока у меня есть время, я займусь собственными ресурсами.

* * *

Николая мы высадили возле его дома, сами вернулись в резиденцию. Я тут же пошёл в старый корпус, но не дошёл, а опустился на берегу озера.

Я понял, что мне действительно следует разобраться с собственными силами. Мне нужно уложить их, мне нужно понять, что я из себя сейчас представляю. То есть известия от деда о пограничном с Боярином ранге меня несказанно обрадовали, но я же не в полной мере осознавал происходящее со мной.

Я вспомнил, как видел белые языки, которые вырвались прямо из моей кожи в состоянии холодной ярости, когда я шёл по лабиринту и зачищал банду Червонных валетов.

Мне нужно было разобраться с собой. Первым делом я расчертил круг, который видел у далёкого прапрадеда Рарогова в дневниках. Он был предназначен для медитации и самопознания себя.

«Вроде бы всё правильно, — думал я, — и всё чисто».

Я чертил, перечерчивал, но всё равно мои мысли разбредались то на одно, то на другое, и никак не получалось сосредоточиться. Я всё время отвлекался: то на Медведевых, то на низших, то на селекционеров, то на Азу с Зарой, то ещё на что-то.

Моя голова пухла от мыслей, а избавиться от них не получалось.

И тут я понял, что недалеко от меня кто-то стоит. Я повернулся и увидел Мирославу. Она, поняв, что я её заметил, подошла и мне негромко спросила:

— Пытаешься медитировать?

— Да, — ответил я, — но пока что-то ни черта не получается.

— Ты уж, извини, — сказала девушка, — я подсмотрела за тобой. Очень интересный ритуальный круг. Запоминала некоторые связки рун. Что-то подобное предложить не могу, но зато могу попробовать усилить его тем, что я изучала. То есть, я же продолжаю изучать пособие, которое мне Артём Муратов выдал. И там есть связка именно для медитации и самопознания. Давай я тебе сверху наложу связку рун, может, тогда у тебя гораздо лучше пойдёт процесс?

— Ну, а что терять-то? — ответил я. — Давай.

Я сел в центр, устроился поудобнее, а вокруг меня Мирослава чертила и вырисовывала какие-то символы. Там был, наверное, целый купол из знаков, но я его уже не видел. Я потихоньку проваливался в уединение и медитацию.

Последнее, что я услышал, это слова Мирославы: «Этого хватит на три часа». Наверное, даже не услышал. Просто увидел её пальцы, и она показала «три». Я кивнул и пропал. Пропал настолько, что глубоко-глубоко ушёл в себя, но не провалился.

Нет, в этот раз я не проваливался. Я поднимался. Я точно знал, что сидел, но в этот же момент я поднимался сквозь облака в тёмное небо к колючим звёздам.

Постепенно мне становилось холоднее и холоднее. Я решил вернуться обратно. Спустился вниз, но теперь я видел не такую землю, как обычно. Передо мной расстилались энергетические разломы. Они были похожи на те, по которым меня уносило к матери, но эти разломы были совершенно другие.

Они как будто были наполнены огнём. И в какой-то момент я понял, что это не разломы мира, в котором я живу. Это была моя внутренняя энергоструктура. Сейчас я путешествовал по своим магическим каналам.

Я видел, что эта структура где-то пережжена, и там я уменьшал напор. Где-то, наоборот, видел, что напор слишком слаб, и там я усиливал его, чтобы укрепить стенки своих энергоканалов. И так далее.

Я заботился о себе самом, налаживая свою внутреннюю производительность, налаживая движение магии внутри себя. Проходя шаг за шагом, я очищал себя. И при этом я познавал себя самого. Видел, где и чего не достаёт. Где-то мне даже приходилось прокладывать новые связки, новые каналы, новые разломы.

Наверное, так же происходит и в мире.

В какой-то момент я дошёл в самопознании до своего солнечного сплетения и увидел, что от него отходит особая энергетическая пуповина, которая тянется в сторону от основных путей.

Я даже сначала подумал, что это какой-то паразит присосался ко мне, а затем до меня дошло, что этот канал идёт совсем рядом со мной. Это была ярко светящаяся линия, подходящая к небольшому, ярко полыхающему силуэту.

Я не мог сказать, на кого именно он похож. Не то на маленького дракончика, не то на ящерицу, не то на геккончика. А скорее — на ту же самую саламандру.

И тогда я прикинул, что это обитатель яйца. Подчиняясь интуитивному порыву, я просто зачерпнул немного своей силы и погладил ею крохотного обитателя яйца. Как в своё время я покормил Резвого, так сейчас я поделился своей силой с тем, кто был рядом со мной.

Я хотел просто немного порадовать его, подпитать, сделать так, чтобы ему было хорошо.

И в этот момент, когда я, можно сказать, искупал существо в собственном огне, я услышал в голове голос:

— Наконец-то!

Отправить