Глава 5

Николай Голицын пришёл в себя на обочине. Причём пришёл в себя он от того, что замёрз. Хотя, возможно, и не от этого, а от того, что ворона клевала его прямо в нос. Хорошо хоть глаза были закрыты. Ещё не хватало, чтобы ему выклевали глаза.

Он отогнал назойливую тварь, несмотря на то что руки слушались очень плохо. И попытался сообразить, что же он делает в придорожной канаве. Он что, напился с горя и не дошёл до дома?

Оглядевшись, он понял, что до дома ему слишком далеко, он даже не в городе. Голова трещала так, что затеняла практически любые мысли. Память, если и пыталась вернуться, то совершенно неохотно. Вдобавок к этому один глаз залила запёкшаяся кровь.

— Твою мать, — прохрипел он. — Что происходит?

Голицын попытался подняться хотя бы на локтях и оглядеться вокруг. Рядом послышались какие-то стоны, но только женские. Голицын перепугался и постарался повернуться в ту сторону, но даже мышцы шеи слушались его плохо, поэтому он кое-как развернулся на звук.

За это время память всё-таки начала к нему возвращаться. И он вспомнил, что ехал в экипаже вместе с Матроной и вместе с Адой фон Аден. Одним не залепленным засохшей кровью глазом он убедился, что рядом с ним лежит Матрона, подруга Ады.

И только теперь он вспомнил, что девчонки унюхали запах сон-травы, которую кто-то жёг на полях. Или всё-таки не на полях, а в непосредственной близости? События медленно восстанавливались в памяти.

Это не авария. Точно не авария. Тем более никакого разбитого экипажа рядом не видно. Судя по всему, на них напали. Но раз Матрона лежала рядом, а Ады нигде видно не было, значит, целью была именно она.

Николай уже поднялся на руках и, тратя последние силы, сел. Затем ещё раз осмотрел всё вокруг. Они лежали одни: он и Матрона. Причём в кювете, возле дороги, по направлению в Дендрарий.

«Ну да, всё правильно. Мы же собирались прогуляться в Дендрарии. Потом странный запах, а потом ничего».

Нет, Голицын ощутил боль во рту и вспомнил: он же кусал щёки изнутри, чтобы не заснуть, чтобы сопротивляться.

Значит, на них действительно напали и похитили Аду. «Так, нам нужно привести себя в порядок и возвращаться», — подумал Голицын.

Затем он вытянул перед собой руку и, пошатываясь, следил, как на ней вырастает небольшой неровный кусок льда. Затем он приложил его к своей голове и дождался, пока тот растает, передав некоторую ясность ума Николаю.

После этого он создал ещё один кусок и приложил его к голове Матроны. Салтыкова открыла глаза не сразу, но тут же уставилась на Голицына. Затем дёрнулась, как будто пыталась от него отстраниться. Но затем, кажется, поняла, что он не представляет для неё опасности, а, наоборот, пытается помочь.

— Спокойно, Матрона, — разлепив спёкшиеся губы, проговорил Голицын. — Спокойно, это не я сделал. Я пытался вас спасти.

— Пить, — сказала на это девушка.

— Это без проблем, — ответил Голицын и подставил ладонь под губы девушки. На ладони сразу же появилась холодная, вкусная, почти как ключевая, вода, и Матрона выпила с жадностью несколько глотков. Только потом, с помощью Николая, смогла подняться.

— Где мы? — проговорила она, озираясь.

— Вон туда — Дендрарий, — показал пальцем Николай в сторону заповедника. — Нам нужно в обратную сторону. Идём.

Первые шаги дались с огромным трудом. Всё-таки приложились они конкретно, или их приложили, что скорее всего.

— Я помню только, как мы ехали, — сказала она, — а потом мне захотелось спать.

— Логично, — кивнул Николай. — Судя по всему, в салон пустили дым от сон-травы, и мы все вырубились. Я пытался держаться до последнего, даже в кого-то ударил льдом и, вероятнее всего, ранил. Но больше я тоже ничего не помню. Хотя, нет. Ещё воздушным кулаком они мне здорово засветили напоследок.

— А где Ада? — внезапно Матрона встала на месте, как будто только сейчас дошло, что не хватает её подруги.

— Я думаю, что за ней они и приходили. Карета была заперта, — вспомнил он ещё некоторые подробности. — Значит, всё было продумано. И раз пропала Ада, а нас с тобой выкинули, значит, нужна была именно она. Почему за ней охотились, я не знаю, не спрашивай.

И тут Матрона с подозрением посмотрела на Голицына.

— Слушай, — сказала она, с трудом переступая с ноги на ногу, делая новый шаг, — ты же у нас такой крутой, у тебя там дядя или кто-то у императрицы был. Нет у тебя какой-нибудь волшебной артефакторной кнопки, на которую можно нажать, чтобы за нами кто-нибудь прилетел и нас спас?

— К сожалению, нет, — ответил на это Николай, прихрамывая. — Тот, кто мог бы такое устроить, сейчас находится где-то в Тайном сыске.

— Ага, понятно, — кивнула Матрона. — Получается, у отца в гостях.

— Ну-у, — протянул на это Николай. — Я бы не сказал, что в гостях. Боюсь, что на постоянном месте жительства.

— Понятно, — ответила Матрона и, кажется, почувствовала себя легче.

— А у тебя такой кнопки нет? — покосился на неё Голицын. — Всё-таки отец в Тайном сыске. Или он на мелких должностях?

— На самом деле есть, — сказала Матрона и продемонстрировала браслет, — но ты знаешь, папа сказал рвать его только в исключительных случаях, когда понимаешь, что твоей жизни грозит опасность.

— Слушай, — Николай вдруг как будто решил заговорить на отвлечённые темы, чтобы легче было идти. — А ты как с Адой? Хорошо дружишь?

— Ну, терпимо, — ответила Матрона и покосилась на спутника. — Вообще-то я за её старшего брата замуж хочу. Он, знаешь, какой? Прям — ух! Огонь мужчина.

— Ну и что ты думаешь? Это не исключительный случай — спасать сестру своего будущего жениха? — подвёл итог Голицын.

— Ладно, — согласилась Матрона, — уговорил.

С этими словами она рванула жемчужины на браслете, а затем собрала из них хитрую конструкцию.

— Всё, Коля, — сказала она. — Осталось ждать подкрепление.

* * *

Прошло не так много времени после того, как ребята уехали в Дендрарий.

Я в основном разговаривал с матерью, спрашивал, как она себя чувствует, как у неё дела.

Оказалось, что её сейчас серьёзно привлекают по государственной линии. И вот где-то посреди нашего разговора вдруг прибыл охранник от входа.

— Посыльный! — оповестил он.

«Интересно, — подумал я, — зачем его нелегкая принесла?»

И тут сам на себя же удивился, потому что раньше никак не реагировал на прибытие посетителей в резиденцию Рароговых. Мало ли кто может прийти к деду? Но тут меня как будто проняло что-то, как будто что-то кольнуло.

И по телу разлилось чувство тревоги. Однако ничего невероятного на первый взгляд не случилось. На входе оказался посыльный из банка с какими-то бумагами.

Он сообщил, что на моё имя открыта депозитарная ячейка. Более того, срок аренды этой депозитарной ячейки сегодня подходит к концу, причём буквально уже сейчас. Необходимо явиться в Первый имперский банк и получить оставленные там ценности.

— Но я у вас в последнее время не открывал никаких депозитарных ячеек, — ответил я.

— Молодой человек, — сказал мне посыльный и развёл руками, — меня это не касается. Вот документы. В них чётко сказано, что депозитарная ячейка открыта на ваше имя, и вам требуется явиться в банк, чтобы забрать ценности, лежащие внутри. Вот и всё. Мне неважно, открывали вы её или нет.

— Хорошо, хорошо, — ответил я, пытаясь сообразить. Может быть, когда-то кто-то из ребят открыл её на моё имя? Может быть, там остатки по деньгам или что-то ещё. Кажется, был такой разговор, когда мы все вместе выкупали имение Тагая с торгов.

Это было как-то странно, но я подтвердил, что приеду.

Взял экипаж и помчался в Первый имперский банк. У меня тут же приняли бумаги, которые принёс посыльный, удостоверение личности, и тут же при мне вскрыли депозитарную ячейку.

Внутри оказался самый обычный конверт, в которых обычно шлют письма.

«Интересно», — подумал я, вскрыл конверт и увидел фразу, написанную печатными буквами:

«Если хочешь, чтобы твоя сестра осталась жива, то сегодня в полночь прибудь на центральное кладбище и оставь в квадрате восемь на могиле Надеждиных мешок с панцирями кареострисов».

Я перечитал записку раза три, пока полностью осознал, что это угроза, причём реальная угроза моей сестре. Из-за каких-то панцирей кареострисов, которых даже не было в прошлой жизни, но вот угроза сестре была, и она снова повторилась.

У меня внутри всё прожгло огнём. Кажется, из-под костюма даже пошёл лёгкий дымок.

— Я сотру вас в порошок, — прорычал я, но так, что никто из стоящих вокруг не понял, о чём я говорю. Они услышали только утробное рычание.

Я схватил конверт, смял его и сунул в карман. Не прощаясь ни с кем, вылетел из банка.

Время было уже около часу дня.

У меня осталось одиннадцать часов на то, чтобы сделать всё правильно. Первым делом я отправился обратно в резиденцию Рароговых.

— Мама, сестра возвращалась? — спросил я.

— Нет, что случилось? — ответила она.

Из своего кабинета выглянул дед.

— Все в порядке, Вить? — пробасил он озабоченно оглядывая нас.

«Да какое там „в порядке“,» — пронеслось у меня в голове. Я едва сдержался, чтобы не выругаться матом. Нужно было срочно действовать. Так, мне понадобится Тагай, Зара, скорее всего Костя и, может быть, Артём с Мирославой. Впрягать всю пятёрку в свои личные разборки не очень хотелось, но сейчас я буквально чувствовал, как каждое мгновение раскалёнными каплями свинца капает мне на мозг.

— Витя, — переспросила меня мама, заглядывая в глаза, — что-то случилось? Ты сам на себя не похож.

— Пока не случилось, — ответил я, раздумывая над тем, говорить маме что-то или нет. Но тут снова постучался охранник.

— У ворот карета без опознавательных знаков, — доложил он. — Похоже, из Тайного сыска. Какие будут распоряжения?

«Ничего себе, оперативно», — подумал я.

— Тайный сыск и чинно ждёт? — недоумённо уточнил Креслав. — На них не похоже. Представились?

— Анатолий Сергеевич Салтыков с дочерью, — ответил охранник. — И Николай Голицын с ними.

И тут как будто щелчок раздался у меня в мозгу.

Матрона здесь с отцом, а отец из Тайного сыска. И с ними Голицын. Хорошо. Ада? Но про Аду никто не упомянул.

Через минуту Анатолий Салтыков, Матрона, бледная как сама смерть, и Голицын с распухшим глазом, губами и периодически держащийся за ушибленную руку, зашли внутрь.

— Что произошло? — спросил я.

И тут же из-за моей спины, с тем же вопросом, вылетела мать, а за ней и дед.

— Пойдёмте, — сказал Салтыков. — Нужно поговорить.

Все поднялись в кабинет к Креславу.

Я думал сбегать за Тагаем, но понял, что пока нужно проводить совещание в таком формате. Сначала о произошедшем рассказывала Матрона. Немного сбивчиво, но достаточно быстро. Голицын решил углубиться в подробности, и пришлось несколько раз на него шикнуть, чтобы не развозил, а говорил чётко и по делу.

Затем слово взял Салтыков и рассказал, как дочь его вызвала, он сразу же, никуда не заезжая, приехал, забрал ребят и приехал с ними к нам.

— Одним словом, — резюмировал он. — Аду фон Аден похитили. Специально. Чего они хотят, мне пока неизвестно.

— Мне известно, — сказал я и показал записку, которую мне отдали в банке. — Вот. Хотят панцирь кареостриса мадагаскарского и требуют прибыть на кладбище.

— Так, — Анатолий сразу же собрался. — А у вас вообще есть эти панцири креостриса? — спросил он.

— Нет, — я покачал головой. — На данный момент панцирей у нас уже нет. Мы нашли сбыт и продали их алхимику, а он уже всё это дело переработал.

— Так, что же нам придумать? — Салтыков явно шевелил мозгами очень быстро, и мне это импонировало. Чем-то он напоминал мне Путилина. Тот тоже соображал довольно бойко и делал практически всегда правильные выводы.

— Для спасения сестры я достану их ещё.

— Так, поподробнее. Что вы вообще собираетесь делать? — спросил Салтыков.

— Я собираюсь разворошить это осиное гнездо, — ответил я, сведя брови. — Это уже не в первый раз, когда на нас нападают из-за химических реагентов. А нападают на нас по той простой причине, что, видимо, гильдия алхимиков совсем уже потеряла страх перед законом, решила, что ей всё дозволено, и уже второй раз для этого они используют банк. Если первый раз за нами следили практически от самого входа в Первый имперский, когда мы туда поместили яйца скорпииды, то теперь вот в ячейке банка оказалась эта записка.

— Так, — сказал Салтыков, подбираясь. — Ещё какие-то сведения у тебя на эту тему есть?

— Да, я могу даже указать на того банковского служащего, который, скорее всего, работает осведомителем у главы алхимиков, — ответил я.

— Так-так-так, — Салтыков заметно оживился, потирая руки. — Ну, поехали. Сейчас же! Нельзя терять ни минуты.

* * *

Мы оставили Матрону и Голицына в резиденции, а сами втроём с дедом и Салтыковым полетели в банк. Причём лошади, запряжённые в экипаж Тайного сыска, оказались очень сноровистыми. Они огибали другие кареты так, что дух захватывало. Буквально меньше чем через десять минут мы были уже в банке.

В сопровождении представителя Тайного сыска практически не составило труда отыскать банковского служащего с табличкой «Эд» на форменной рубахе.

— Ну-ка, пройдём с нами, милейший, — сказал ему Анатолий, захватив в тисках локоть служащего.

— Но я не могу никуда идти! — заикаясь, ответил тот. — У меня рабочее время. Меня уволят!

— Послушай, — с несколько садистской улыбкой проговорил Салтыков, — тебе бы сейчас молиться, чтобы ты вообще жив остался или, по крайней мере, на свободе.

— А? Что? Я же ничего не делал! — проговорил банковский служащий.

Тогда Салтыков огляделся, увидел, что к нему спешит руководитель отделения, и сунул тому под нос печатку с отчего-то знакомым вензелем, от которого руководитель отделения сразу же побледнел.

— У вас же есть тут переговорные комнаты, так? — сказал Салтыков, улыбаясь. — Мне, пожалуйста, самую лучшую. Звуконепроницаемую.

Спустя две минуты мы уже были внутри.

— Ну что, уважаемый, — проговорил Салтыков, усадив работника банка на стул, а сам сел напротив него, — хотя нет, какой ты нахрен уважаемый… Срок тебе корячится, дорогой мой.

— Как? — выдохнул служащий.

Он попытался соскочить со стула, но тут уже я его прижал силой, чуть ли не вдавив в сиденье.

— Каком кверху, — проговорил я, давя в себе желание просто спалить ему голову.

— Соучастие в особо тяжких преступлениях, да ещё и организованной группой лиц, — с дежурной улыбкой проговорил Салтыков. — Это, дорогой мой, даже не пожизненное. Это, в некоторых случаях, смертная казнь.

— К-к-как с-с-смертная к-к-казнь⁈ — уже откровенно заикаясь, проговорил Эд. — Я ничего не делал!

— Ну как ничего не делал? — спросил Анатолий. — Ты вот Виктора фон Адена помнишь?

Он выкрутил голову, посмотрел на меня снизу вверх, и тут на его лице разлилось явное узнавание. Пальцы начали трястись, и его всего пробило дрожью.

— Я ни-ни-ничего не делал! — но всем всё уже было понятно. Человек своим поведением сам себя сдал.

— Значит, так, — проговорил Салтыков. — Если ты нам сейчас рассказываешь, кто похитил девушку…

— Какую девушку⁈ — взревел Эд.

— Молчать! — рявкнул на него сыскарь. — Ты тут насчёт скорлупы скорпииды ребят сдал?

Эд замолчал, но трястись стал ещё больше.

— Ну вот, значит, и в похищении девчонки тоже ты участвовал, — резюмировал Салтыков. — Откуда письмо взялось в депозитарной ячейке на имя фон Адена?

— Я… я… я… я… я не знаю! — он действительно уже не мог говорить. Я видел, что бедолагу прямо сейчас может хватить удар. На его лбу выступили крупные капли пота, и он того гляди, собирался потерять сознание. Но я был в любой момент готов помочь ему и отвесить оплеуху, чтобы он пришёл обратно в себя, причём такую, чтобы отожглась на его щеке.

— Послушай, — тон Салтыкова внезапно с жёсткого стал очень-очень мягким. — Ты же знаешь, что виновен. Мы знаем, что ты виновен. Давай мы обойдёмся хотя бы без членовредительства?

— Да! — с готовностью кивнул Эд.

— Ну так вот, — продолжил Салтыков мягко и даже как-то вроде бы уважительно. — Давай ты сейчас нам расскажешь всё, что знаешь, а я тебе обещаю, что в конце при приговоре мы тебе скостим срок.

— Какой приговор? Я ничего не делал! Я не знаю ни про какую девушку!

— Про девушку ты не знаешь? — проговорил Анатолий. — Но вот про яйца скорпииды-то ты сдал.

— Но я же не знал! — взмолился служащий. — Это просто… меня попросили сказать, когда заберут.

Салтыков хлопнул ладонью по столу, как будто замкнул какую-то выигрышную игровую комбинацию.

— Кому⁈ — чуть ли не крикнул он. — Кому ты сказал насчёт скорлупы скорпииды⁈

— Фламелю, — неуверенно проговорил Эд и, кажется, только теперь понял, что он натворил. Но отступать было уже поздно.

— Какому Фламелю? Главе гильдии алхимиков⁈ — спросил с напором Салтыков.

— Д-да, — уже как-то совсем безнадежно ответил Эд. — Он просил сказать, когда скорлупу заберут из банка. Я думал, это ему надо для деловых контактов. Я не знал, что за ней идёт такая охота.

— Но это ты потом следователю расскажешь, — ответил Салтыков. — Кто принёс письмо и положил в ячейку на имя Адена?

— Я не знаю, — ответил тот. — Скорее всего, это было сделано анонимно, но я этого точно не делал.

— Так, — Салтыков оглядел нас, увидел мои руки, лежащие на плечах Эда и готовые сжаться у него на шее. — Сейчас к Фламелю, пока он ещё в городе.

— А этого? — я указал на сидящего банковского служащего.

— А этот никуда не денется, — ответил Анатолий и перевёл внимание на Эда. — Ты же никуда не денешься? Дождёшься, пока за тобой приедут? — с какой-то отеческой улыбкой поинтересовался Салтыков. — Смотри, сбежать не получится. Телепорты сейчас все будут предупреждены. И на вокзалах все будут предупреждены. И на дирижабле тебе не улететь. Но если ты попытаешься бежать, наша договорённость о сотрудничестве со следствием испарится.

Салтыков сделал выразительный жест рукой.

— Ты меня понял?

Эд смог только кивнуть.

— И не смей предупреждать Фламеля, — добавил сыскарь. — Это тоже тебе в плюс не сработает.

На выходе из банка мы уже столкнулись с представителями Тайного сыска, которые, отдав воинское приветствие Салтыкову, тут же отправились за банковским служащим. Где и когда Салтыков успеть связаться со своими, оставалось для меня загадкой, но реакция службы была на высоте. Мы же, выскочив из банка чуть ли не бегом, снова юркнули в экипаж и направились к главе гильдии алхимиков.

* * *

Я ехал и представлял, что я сделаю с этим главой гильдии алхимиков. Я был готов вставить ему какую-нибудь железку в задницу и раскалить её словно меч в реке Дружба. Меня так и подмывало вытрясти из этого гадёныша всю правду.

Фламеля мы поймали практически в дверях. Уж не знаю, предупредил ли его банковский работник или он просто собирался выходить из дома.

Я схватил его за грудки и буквально швырнул в кресло.

— Да что же вы себе позволяете-то⁈ — вскрикнул глава гильдии алхимиков, даже не пытаясь отбиваться. — Вы кто такой? Молодой человек, нельзя вот так врываться в чужие дома! Да по вам Стена плачет.

— Стена по мне уже отрыдала, — рыкнул я со злости. — А что такое «нельзя» ты сейчас узнаешь, — проговорил я, склоняясь над ним и упираясь в широкие подлокотники кресла, на которых выгорели отпечатки от моих пышущих жаром ладоней. — Если с головы моей сестры упадёт хоть один волос… Я сделаю из тебя шашлык и скормлю псам в трущобах столицы!

— Господа, — Фламель вжался в спинку кресла и поднял глаза на Креслава и Салтыкова. — Что этот молодой человек несёт?

— Говори, тварь! — сказал я. — Где твои подельники её удерживают?

Мантия главы гильдии алхимиков занялась пламенем.

Кажется, это проняло урода даже больше чем мои угрозы.

— Он-на же зачарована от огня… — в шоковом состоянии смотрел Фламель на языки пламени, пожирающие ткань, и вдруг взвизгнул.

— Остановите кто-нибудь этого безумца. Он же меня сейчас сожжёт!

Взгляд главы гильдии шарил по деду и по Салтыкову, вдруг остановившись на печатке с вензелями.

— Вы же чиновник Тайного сыска! Остановите этих сумасшедших пиромантов! Сколько им всё будет сходить с рук? Я требую вас вмешаться!

— Я бы на вашем месте перестал требовать, а начал волноваться за свою жизнь, — холодно улыбнулся Салтыков.

— Я совершенно не понимаю, что вообще происходит. Решительно осуждаю ваши действия, — продолжал говорить Фламель, делая вид, что не понимает, о чём речь. Вид у него был донельзя растерянный.

В этот момент Салтыков активировал какой-то артефакт, похожий на карманные часы на цепочке.

— Говори, тварь! Куда вы дели мою сестру?

— Я не знаю ничьей сестры! — Фламель почувствовал себя более уверенно. — Что вы от меня хотите? Скажите нормально.

— Я тебя сейчас начну заживо сжигать, пока не вспомнишь! — сказал я.

И вот тут Фламель, видимо, по моему голосу услышал, что я не вру. Тем более я переместил руки с подлокотников на предплечья Фламеля и выпустил силу. Ткань сгорела менее чем за секунду, а следом начала пузыриться волдырями кожа алхимика.

— А-А-А! — заорал тот и попытался ударить меня лбом в переносицу, но я легко отклонился.

— Знаешь, — спокойно ответил Салтыков, — ведь тебе раем покажется, если тебя добьёт этот молодой человек. Потому что если он этого не сделает, это сделаю я. Ты не только на внучку Креслава Рарогова позарился, ты на дочь заместителя начальника столичного управления Тайного сыска руку поднял. Ты понимаешь, что с я тобой сделаю? Тебя, в принципе, не найдут, если мне так нужно будет. Поэтому либо ты отвечаешь, на кой-тебе вообще сдались эти панцири, либо твоё имя забудут в течение ближайшего месяца.

— Да какие ещё панцири⁈ — Фламель широко раскрыл глаза. — Я вообще первый раз слышу про какие-то панцири.

Тут Салтыков бросил взгляд на артефакт и приподнял бровь.

— Что такое? — спросил у него Креслав.

— Не врёт, — с сомнением проговорил Салтыков. Я же суть ослабил жар на предплечьях Фламеля.

— Да конечно я не вру! Откуда? Ну какие панцири? Вы в своём уме? Вы меня заживо сжигаете и-за какой-то дряни! А я ни сном, ни духом! — зачастил глава гильдии, почувствовав передышку.

— Цыц! — рявкнул на него Салтыков. — Ты из себя овечку-то безгрешную не строй. Мы знаем про скорлупу скорпииды. А ну-ка, колись: кого ты нанимал для того, чтобы заполучить их?

Я усилил жар, чтобы Фламель быстрее соображал. Отчётливо завоняло горелым мясом.

И вот тут стало очевидно, что вопрос попал в цель. Фламель скукожился, сжался и зарыдал не то от боли, не то от собственного фиаско.

— Да, — выл он, всхлипывая. — Я просчитался. Да, я очень хотел заполучить скорлупу скорпииды, но не ради скорлупы. Мне нужен был Жердев. Мне нужен был Жердев как раб моей гильдии, как работник, потому что это же гениальнейший человек, и он работает сам на себя, а должен работать на меня. Не убивайте!

— Молчать! — рявкнул на него Салтыков ещё раз. — Кого ты нанимал?

— Вале-е-ето-ов, — завыл Фламель.

— Банду червонных валетов? — уточнил Салтыков. — Шпейера?

— Да-а-а!

Салтыков взглядом попросил заканчивать с пытками.

Фламель баюкал обожжённые почерневшие руки на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Идиот! — покачал головой Анатолий. — Заигрался от безнаказанности. Забирайте!

Я дёрнулся от последнего слова. Оказывается, почти всё время нашего допроса в дверях стояла ещё пара служащих сыска в неприметных серых плащах.

— И лекаря ему дайте, чтобы до суда от болевого шока не загнулся, — сказал в спину уводимому Фламелю Салтыков. Его подчинённые только молча кивнули, показав, что услышали приказ.

Твою мать… послужной списочек-то у меня растёт. Пытать людей на глазах Тайного сыска — то ещё «достижение». С другой стороны, Салтыков меня даже не пытался остановить.

— Артефакт всё время показывал, что Фламель говорит правду, — сообщил Анатолий Сергеевич, стоило его подчинённым уйти. — За нападение на Жердевых мы его возьмём, а там и ещё чего-то накопаем… Но вопроса с похищением Ады это не решит.

— Что за банда червонных валетов? — спросил я, когда мы сели в экипаж. — Кто такой этот Шпейер? Где находится их база?

— Если бы я знал ответ на последний вопрос… — задумчиво проговорил Салтыков, — то сегодняшних приключений попросту не было бы. Валеты — хитрозадые и беспринципные твари, которые даже своих ликвидируют, чтобы не оставлять зацепок.

Салтыков покачал головой.

— Кого в тюрьме, а кого даже до тюрьмы не довозят. В первую ночь. А некоторых прямо на месте преступления. Выйти на их штаб-квартиру нам до сих пор не удалось, несмотря на все рейды, которые мы делали. Так что задача, прямо скажем, со звёздочкой.

— По своим понятно, — сказал я, — другие похищения за ними числились?

— Эпизодов десять, если мне не изменяет память, — проинформировал с готовностью меня Салтыков.

— Заложников живыми возвращали за вознаграждение? — дед тяжёлым взглядом буравил Анатолия Сергеевича.

— Живыми и невредимыми. Репутация у них в этом деле благоприятная. Многие уже даже к нам не шли. Просто отдавали желаемое за возврат отпрысков. Валеты как-то раньше дворян да родовичей поменьше рангом щипали, на такой клан как ваш в первый раз полезли!

— И в последний! — хором ответили мы с дедом, не сговариваясь.

Я думал с минуту, пока мы ехали в экипаже по улицам столицы. В голове созрел план.

— Если живыми… то и мы отдадим желаемое, — оскалился я в кровожадной улыбке, — но с вами, Анатолий Сергеевич, у нас будет негласный уговор, скреплённый кровной клятвой. Я выведу вас на штаб-квартиру валетов, а вы мне отдаёте всех, до кого я дотянусь.

— В смысле «дотянусь»? — приподнял бровь сыскарь.

— В прямом, — жёстко сказал я. — Рароговы и фон Адены такого не простят и слабости перед кланами империи не проявят. Не мне вам объяснять особенности дворянско-родовичской политики. Накажем мы их жестоко и показательно, а вам оставим нескольких козлов отпущения для показательного суда.

Губы Салтыкова превратились в узкую полоску. После минутной паузы раздумий он ответил:

— Хорошо, я согласен, — кивнул Салтыков. — Ну, как ты их отыщешь?

— Для этого у меня есть свои собственные шпионы.

Отправить