Глава 4. Взлом выборов
Фейковые новости и цифровой Дикий Запад
Андрес Сепульведа спит под пуленепробиваемым одеялом за бронированными дверями в тюрьме особого режима, расположенной в центре Боготы, колумбийской столицы. Когда он ездит на судебные заседания или на встречи с прокурорами, его сопровождает колонна мотоциклов и вооруженная до зубов охрана. Когда они проносятся на большой скорости по городу, сопровождающие используют высококлассное оборудование, чтобы заглушить мобильную связь – на случай, если кто-то попытается осуществить скоординированное покушение.
Сепульведа – один из лучших в мире специалистов по взлому цифровых избирательных систем. Теперь, когда его поймали и посадили в тюрьму, он искупает грехи, помогая защитить системы изнутри. Благодаря ему вскрылось много нелицеприятных фактов, и теперь люди, с которыми он раньше работал, хотят его убить.
Сепульведа прошел свой путь с самых низов. В 2005 году он начал взламывать файлы оппонентов во время избирательных кампаний, крал базы данных сторонников и жертвователей, а порой – заменял сайт соперника цифровым граффити. Это были мелкие эпизоды виртуальных преследований, но он начал понимать, что информация может стать самым мощным оружием при демократии. В конце концов, политическое соперничество – это битва за умы электората. Если ты манипулируешь информацией, доступной избирателям, то влияешь и на результат выборов.
Через несколько лет Сепульведа уже руководил командой хакеров, которые предлагали в интернет-подполье целый ассортимент услуг, способный пошатнуть позиции самых влиятельных политиков Латинской Америки. За $20 тыс. в месяц хакер предоставлял цифровое сопровождение избирательной кампании, включавшее такие соблазнительные опции, как взлом смартфонов и почтовых серверов, массовая рассылка SMS или электронных писем с точно рассчитанной по времени дезинформацией. Это были сущие гроши для кандидатов, желавших переизбраться в высшие эшелоны власти Латинской Америки. В результате бизнес Сепульведы шел в гору. Его хакерская контора работала на предвыборных гонках в таких странах, как Гватемала, Венесуэла, Мексика, Гондурас, Сальвадор, Панама, Никарагуа и Коста-Рика. Он обламывал крылья левым политикам по всему региону и предпочитал помогать правым кандидатам. Пусть он не мог гарантировать победу, но его команда была способна дать существенное преимущество своим заказчикам. Судя по всему, на счету кибербригады – несколько побед с небольшим отрывом.
Неудивительно, что Сепульведа всегда соблюдал осторожность и оставался в тени. Когда он встречался с кем-нибудь в гостинице, то запрещал гостям приносить в номер любые телефоны. Это педантичное соблюдение секретности помогло ему завоевать доверие заметных политических деятелей. Сообщали, что он руководил разработкой цифрового плана, чтобы обеспечить электоральную победу мексиканскому президенту Энрике Пенья Ньето в 2012 году. Сепульведа рассказал спецслужбам и расследовательской команде Bloomberg, что на кампанию Пенья Ньето ему выделили $600 тыс. По его словам, деньги ушли на взлом информационных сетей оппозиции, личных почтовых ящиков, кражу файлов, а кроме того, была создана целая армия фальшивых аккаунтов в соцсетях, чтобы влиять на онлайн-повестку.
В одних случаях Сепульведа считал нужным вывести определенные темы в тренды Twitter, в других использовал сотни быстро реагирующих ботов, чтобы направить общественные дискуссии в более благоприятное для кандидата русло. Ведь избиратели, как понял Сепульведа, охотнее общаются с ботами, имитирующими живых людей, чем с напыщенными прилизанными экспертами, которые анализируют кампанию по телевизору. В процессе своей работы он проницательно разглядел потенциал подставных аккаунтов. Как он позднее скажет, находясь в тюрьме: «Когда я осознал, что люди верят сказанному в интернете больше, чем окружающей реальности, я обнаружил, что могу заставить людей поверить почти во что угодно».
Частично благодаря предполагаемым усилиям Сепульведы за кулисами интернета Пенья Ньето выиграл выборы с небольшим перевесом. За оглашением результатов Сепульведа наблюдал в одиночку, находясь в Колумбии. Он открыл бутылку пива и начал избавляться от улик: просверлил отверстия в жестких дисках, разбил смартфоны и, окончательно закрыв этот заказ, уничтожил в шредере все конфиденциальные документы, смыв измельченные страницы в унитаз.
В конце концов его поймали во время более публичной работы, когда он помогал оппозиционному правому кандидату Оскару Айвену Зулуаге в Колумбии, в 2014 году. Сепульведу арестовали за участие в кампании Зулуаги против мирных переговоров с бунтующими Революционными вооруженными силами Колумбии. Во время судебного процесса головорезы от влиятельных людей подняли вверх фотографии членов семьи хакера – это был намек: если он заговорит, жизни его близких будут под угрозой. Сепульведа, в конце концов, признал вину и сознался в преступлениях, начиная от взломов и кончая шпионажем. В данный момент он отбывает 10-летнее заключение в тюрьме.
Подобные политические многоходовки разыгрываются не только в Латинской Америке. Сепульведа – не единственный человек, которому пришло в голову, что информация – самое мощное оружие в демократической системе, особенно в период избирательной кампании. Более того, некоторые операции Сепульведы походят на нашумевший Уотергейтский скандал вокруг американского президента Ричарда Никсона: в обоих случаях была поставлена цель выкрасть у политических соперников ценную или потенциально опасную информацию. Однако новые цифровые инструменты взлома, онлайн-распространение дезинформации и мошенничество в соцсетях открыли новые возможности для грязных игр – с тревожными последствиями для качества демократии. Никсон о таком и мечтать не мог.
Преимущества такого типа фальсификаций очевидны. Сложно отследить, откуда был произведен взлом и из какого источника пошла анонимная дезинформация, поэтому правящая партия может заказать эту программу, а потом сделать вид, что она ни при чем. То же самое можно сказать про «фабрики троллей», распространяющие из-за рубежа фейковые новости. Быстро установить их местоположение зачастую нельзя, как и доказать связь с политиками. Фальсификации хороши, когда от них легко откреститься, а когда ложь и дезинформация распространяются по официальным каналам пропаганды, попробуй откажись от своих слов. Такая же логика объясняет, почему находящиеся у власти автократы применяют «народные ополчения», а не органы внутренних дел (см. главу 3). Взлом из-за виртуальной ширмы позволяет текущей власти срежиссировать махинации и умыть руки, а виноватым назначить кого-нибудь еще.
Но кроме того, что такие фальсификации позволяют лидерам оставаться безнаказанными, они могут менять как внутреннее, так и международное восприятие различных тем – от заслуг текущего руководства до репутации оппозиционеров и качества самих выборов. Закидывая грязью соперника, правительство создает впечатление, что обе стороны одинаково замарались – и неважно, каковы реальные данные. Распространяя фейковые результаты выборов и улучшая имидж режима в соцсетях, фальшивые демократы могут создавать иллюзию, что их победа неизбежна. В свою очередь, завышая ожидаемую планку своего результата, власть подготавливает почву, и теперь уже мало кто удивится ее высокому проценту – он не будет выглядеть подозрительно на таком фоне. В каком-то смысле взломы и фейковые новости могут стать центральным звеном в организации фальсификаций – они должны обеспечить международное одобрение результата (мы обсудим это в главе 6).
Однако подобные стратегии отличаются от большинства обсуждаемых в этой книге в одном отношении: их может взять на вооружение как власть, так и оппозиция. Когда дело касается перекройки избирательных округов, правящая власть обладает полномочиями определять границы участков (глава 1). Если мы посмотрим на скупку голосов, то очевидно, что у власти, как правило, больше доступа к деньгам по сравнению с оппозицией (глава 2). Такая же закономерность наблюдается с электоральным насилием – текущие руководители страны могут злоупотреблять своей властью над службами безопасности (глава 3). А успешные махинации с подсчетом голосов требуют рычагов давления на избирательную комиссию (глава 5). Но если говорить о взломах цифровой среды, и власти, и оппозиция могут быть как жертвами, так и преступниками.
Так происходит, потому что оппозиционным движениям не нужны большие деньги или сложная инфраструктура, чтобы забраться в чужие данные. Это дешево и по силам даже горстке людей: достаточно посадить их в комнату с доступом к интернету. Более того, информационные потоки глобализировались, и фальсификации тоже стали международным феноменом. Можно ли представить себе нечто подобное с вбросами или физическими нападениями? К примеру, российское правительство теперь может вмешиваться в иностранные выборы, не засылая на место ни одного агента. Из этого следует, что у иностранных правительств появился новый способ влияния на другие страны в своих интересах. Если представить, что избирательный процесс – это партия в шахматы, то теперь доска существенно расширилась, а кандидаты и партии превратились в цифровые пешки в геополитическом соперничестве.
Такие тенденции вышли в США на первый план, когда интернет-сотрудники, работающие из России, по меньше мере попытались объединить усилия с американцами, поддерживающими Дональда Трампа на выборах 2016 года, и склонить весы в его пользу. Использованные стратегии включали создание фейковых новостей, порочащих главную оппонентку Трампа – Хиллари Клинтон, а также попытки как можно шире транслировать месседжи в поддержку Трампа. Российские «фабрики троллей» оказались так эффективны, что высокопоставленные члены избирательного штаба Трампа даже копировали кремлевскую пропаганду в своих соцсетях непосредственно перед выборами. Подумать только, собственный сын Трампа репостнул твит прокремлевского аккаунта прямо в день голосования. Как минимум в одном случае с аккаунтов, связанных с российским правительством, была организована серия митингов за Трампа, куда действительно приходили американцы, а сами создатели постов не покидали России. У нас нет веских доказательств того, что эти тактики изменили результат выборов, но это весьма вероятно, учитывая, что отрыв Трампа составил примерно 80 тыс. голосов из трех ключевых колеблющихся штатов.
Однако даже если оппозиционные деятели прибегают в своей предвыборной стратегии к взломам и дезинформации, текущая власть, как правило, все равно одерживает верх. В либерализованном медиапространстве, таком как США, оппозиция без труда может обращаться к избирателям через традиционные каналы информации и соцсети. В авторитарных странах такая свобода доступна не всегда – государство сохраняет информационное поле под жестким контролем. Например, автократы, которые не сталкиваются с давлением гражданского общества и мощного бизнес-лобби, могут просто перекрыть доступ в интернет всей стране, и такой ситуации, как на американских выборах, просто не получится. Фальшивые демократы могут столкнуться со взломом и утечкой нелицеприятной информации, но стоит им отключить интернет, и граждане об этом не узнают.
Более того, способность оппозиции эффективно применять эти стратегии связана с такими показателями, как процент населения, имеющего мобильные телефоны, и уровень интернет-проникновения по регионам. В США из каждого утюга транслировалась информация о взломе электронной почты Хиллари Клинтон и утечке предвыборной документации – ее можно было пропустить, разве что живя в избушке в горах. Компрометирующие данные прошлись по стране, как лесной пожар, благодаря социальным сетям, которыми пользуется большинство американцев, а потом вышли и на телерадиовещание. Но в районах, где распространенность соцсетей невелика, компромат вряд ли потрясет общественную повестку – скорее всего, традиционные СМИ окажутся влиятельнее. Так происходит во многих странах Африки южнее Сахары, где, по оценкам, лишь 31 % населения имеет доступ в интернет, хотя этот показатель с каждым годом растет. В других частях света показатели проникновения обычно выше: в Азии – 47 %, на Ближнем Востоке – 59 %, в Латинской Америке – 62 %, а в Европе и Северной Америке – более 80 %. Там, где граждане реже получают новости и информацию из Facebook, Twitter и WhatsApp, традиционные и государственные СМИ, как правило, сильнее влияют на народные настроения, что играет на руку правящей партии.
Например, во время украинских выборов 2014 года российская команда хакеров, известная как «КиберБеркут», совершила атаку на информационную систему Центральной избирательной комиссии Украины и изменила результат выборов, чтобы на первом месте стоял праворадикальный кандидат Дмитро Ярош. Сотрудники ЦИК заметили взлом как раз перед тем, как огласить результаты на всю страну, и им удалось откатить изменения, таким образом избежав хаоса, который мог бы накрыть Украину, если бы был объявлен неверный победитель. Здесь видно, что у текущей власти есть преимущества в минимизации вреда от таких вмешательств. При этом в России государственные СМИ показали фейковые результаты, что и позволило увидеть в данной атаке попытку посеять раздор и неразбериху в Украине.
Из более свежих примеров можно вспомнить активистов, предположительно работавших на победу Трампа, которые попытались взломать устройства для электронного голосования. Многие обратили внимание на то, что относительно мало правительств, применявших информационные технологии на выборах, предприняли целесообразные меры по защите цифровых данных. Это несет очевидные риски, особенно с учетом того, что в некоторых терминалах для электронного голосования не предусмотрена распечатка. Если хакеры грамотно и незаметно накрутят голоса или поменяют результат между кандидатами, политическая система страны понесет большой урон. Однако, хотя в демократиях главную опасность представляет попадание результатов в руки радикальной оппозиции или внешних врагов, в авторитарных странах ситуация совершенно иная.
В фальшивых демократических режимах применение электронного голосования дает текущей власти новые козыри, которыми можно поднять свой рейтинг. Первое, что приходит на ум: пользуясь помощью избирательных комиссий и в некоторых случаях закупая избирательные технологии, правительства знают слабые места информационной системы и способы их эксплуатировать. Иногда это может принять форму банального получения логинов и паролей доступа – вот и хакеры не нужны. На этом фоне фальсификации провернуть достаточно легко: отредактировать в свою пользу можно как список избирателей, так и сами голоса.
Учитывая это, распространение цифровых технологий за последние 10 лет, что часто транслируется как спасение демократии, вызывает у нас новые тревоги. Чем шире используются цифровые методы голосования, тем уязвимее они становятся для фальсификаций. Все чаще организация голосования – начиная с базы данных избирателей и заканчивая подсчетом голосов – проводится в цифровом виде на серверах. Целый ряд стран ввел электронное голосование: Бразилия (всеобщие выборы), Намибия (всеобщие выборы), Норвегия (пилотные проекты для местных и парламентских выборов), Швейцария (муниципальные и кантональные выборы в нескольких частях страны) и США (всеобщие выборы в нескольких частях страны) (подробнее см. Приложение 16). Эта реформа, направленная на повышение эффективности и устойчивости голосований, сделала их и более уязвимыми к новым формам вмешательств.
В результате цифровое мошенничество с базами данных и готовой информацией – новинка в арсенале авторитарного лидера. Более того, популярность этого инструмента фальсификаций, скорее всего, будет лишь расти по мере того, как автократы по всему миру разглядят его потенциал. Мало того что следы такого мошенничества трудно вычислить, так еще и некоторые формы манипуляций с данными не запрещены законодательством и даже могут не квалифицироваться как фальсификации в строгом смысле слова. Конечно, в лоб переписывать результаты – это явный выход за рамки правового поля, но формирование новостного фона выглядит вполне невинно.
Посмотрите, какие усилия прикладывают компании наподобие Cambridge Analytica, чтобы поддержать консервативную повестку. Это частное политическое агентство, долей в котором владеет Роберт Мерсер, управляющий хедж-фонда и известный сторонник Республиканской партии. Считают, что за последние несколько лет эта организация участвовала в избирательных кампаниях Дональда Трампа, сторонников выхода Великобритании из Евросоюза, кенийского президента Ухуру Кеньята, и это еще не полный список. Cambridge Analytica обещает «использовать данные, чтобы менять поведение аудитории». В электоральном контексте это означает собирать информацию об избирателях онлайн через сайты типа Facebook, а потом использовать ее, чтобы мотивировать сторонников своего заказчика проголосовать, в то время как сторонников оппонента убеждать остаться дома. Платформа настраивается под клиента: конкретные идеи позиционируются на восприимчивую аудиторию, определяемую по замысловатому алгоритму – в зависимости от мировоззрения и убеждений, которые предполагаются на основе сетевой активности.
«Персонализированная реклама» деморализует оппозиционных избирателей, а тактики запугивания отгоняют сторонников оппонента от избирательных участков. Такая ситуация явно противоречит духу демократии, но, как правило, не нарушает конкретных законов. Подобные мероприятия могут нарушать избирательные нормы, если они затрагивают вопрос равного доступа кандидатов к СМИ, но это редкие и слабо обоснованные случаи. Более того, в фальшивых демократиях они тоже, скорее всего, будут выглядеть в глазах наблюдателей как мелкое нарушение, а значит, вряд ли их будут приводить как аргумент в пользу того, что выборы сфальсифицированы.
Таким образом, правящие партии действуют в серой зоне законодательства и могут обеспечить себе существенное электоральное преимущество, при этом утверждая, что выборы соответствуют западной практике, принятой в развитых демократиях.
