ГЛАВА 8
Когда дверь открылась, Маан уже знал, кого увидит на пороге, хотя медсестра и не предупреждала его о посетителях. Просто почувствовал.
А может, дело было в запахе — открывшаяся дверь создала движение воздуха в его крошечной белоснежной палате, и на смену опротивевшим уксусным запахам химикалий пришел аромат новомодного мужского одеколона и табака.
— Заходи, — сказал Маан, приподнимаясь в локте, — Я не сплю.
Геалах улыбнулся ему с порога. Из-за своего высокого роста он явно чувствовал себя неудобно в маленьком отсеке госпиталя, и Маан с затаенным злорадством подумал, что это, хоть немного, равняет их сейчас.
Его собственное неудобство было куда как ощутимее — на голове тугой, ватный на ощупь, кокон повязки, а правая рука висела, как перебитое птичье крыло, на груди, твердая, чужая и неподвижная.
Больничная роба скрывала широкую повязку на торсе и многочисленные марлевые заплаты на его теле, но и без того, лицо Геалаха вытянулось, когда он увидел своего шефа в таком положении.
— Пожать тебе руку я смогу еще не скоро. Врач говорит, в моем возрасте кости срастаются не очень хорошо. Представляешь, этот ублюдок старше меня, а тоже говорит про возраст…
— Ты все шутишь, старый негодяй! Ну, я всегда знал, что одного Гнильца будет маловато, чтобы лишить нас твоего общества.
Геалах сел на единственный стул возле койки. Выглядел он уставшим, даже морщин как будто прибавилось, на тщательно выбритом лице.
Как выглядит сейчас он сам, Маан догадывался, но, к счастью, догадки эти невозможно было проверить в госпитальной палате: зеркал здесь не было.
— Кло сказала, ты уже можешь принимать посетителей.
— Да, они с Бесс были дважды. И каждый раз врачи устраивали настоящее оцепление, огораживая меня от любого визита. Кажется, эти ребята считают, что одиночество — лучшее лекарство. Черт, за прошедшую неделю я едва не свихнулся от скуки.
— А мне пришлось заручиться поддержкой Мунна и его словом, дабы прорваться сюда, — сказал Геалах, — Наверное, ты теперь важная шишка.
— Да, у меня сейчас должность самого большого дурака во всем Контроле, полезшего в одиночку на «тройку» — это приносит некоторую популярность.
Но Геалах не поддержал шутку, лишь сказал сочувственно:
— Крепко же тебе перепало.
— Я уже привык к этому. Шесть лет жизни без печени, Гэйн. Остается радоваться тому, что до пенсии доживу с собственными мозгами. Как думаешь, если бы тот ублюдок расколол-таки мне башку, ребята Мунна нашли бы подходящий протез?
— Да, я думаю, на такой случай подошла бы любая болванка. — улыбнулся Геалах, — Что врач говорит?
Маан хмыкнул, пытаясь устроиться удобнее на жестком матрасе.
— Ты ведь наверняка исследовал мою историю болезни перед тем, как прийти сюда, и, конечно, допросил всех врачей, что встретил. Хочешь услышать все от меня? Да, пожалуйста! Черепно-мозговая травма, сотрясение мозга средней степени, нарушение целостности правой височной кости, без механического повреждения головного мозга. Сложный осколочный перелом правой руки в локтевом суставе. Два проникающих ранения грудной клетки между какими-то там ребрами…
— Ого. Шпаришь как по писаному.
— Единственное мое развлечение здесь — читать собственную медицинскую карту. Но, говорят, через три дня меня отпустят на свободу. Даже жаль: кормят-то здесь, что надо, по двадцать пятому классу.
— Мунн распорядился, обеспечить тебе наилучший возможный для инспектора Контроля уход.
— Я ел суп из рыбы, Гэйн, представляешь, суп из настоящей рыбы! С ума сойти можно…
— И как он тебе?
— Почти та же самая дрянь из белковых концентратов, только ужасно недосолено.
Тишина в госпитальной палате — какой-то особенный вид тишины. Хотя она не может занимать места в пространстве, здесь немилосердно кажется тяжелой плитой, давящей сверху.
Поняв, что Геалах не собирается ее нарушать, Маан заговорил сам.
— Я не общался ни с кем из отдела с тех пор. И с Мунном тоже. Спрашивал у врачей, но они, конечно, ничего не знают. Чем закончилось?
— Ты имеешь в виду…
— Да, в тот день. Вы взяли его? Эту здоровую «тройку», которая едва меня не разорвала?
Гэйн отвел глаза. Это выглядело непривычно — для Геалаха.
— Тот ублюдок ушел.
— Он не мог уйти! Вы перекрыли единственный выход! — Маан, забыв обо всем, попытался вскочить, и тотчас боль зазубренным ржавым сверлом впилась в локоть и заворочалась, отчего затрещали все кости, — О, дьявол… Гэйн, он не мог уйти! Выходы были перекрыты и…
Геалах успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Я знаю. Но он ушел. Слишком шустрая тварь. Слишком сильная. Третья стадия, и не вчерашняя. Когда он напал на тебя, мы услышали шум по комм-терминалу. Ты не отзывался. И я, и Лалин сразу все поняли и отправились на поиски. Чудом нашли. Петляли в этом лабиринте… Почувствовали его на подходе, но не ожидали, что он настолько быстр. Выскочил как молния и, прежде чем мы разглядели его в темноте, прошел сквозь нас.
— Потери? — хрипло спросил Маан.
— Все наши целы, — не очень охотно сказал Геалах, — Мы с Лалиным успели отскочить и даже всадили в него пяток пуль. Одному парню из Кулаков отсекло ногу. Хуже пришлось группе Мвези. Гнилец решил выбираться на свободу через их участок. Сам Мвези в порядке, но двое из его группы погибли. Сущий дьявол. Давно уже не встречал таких прытких. Черт, знал бы я наперед — то вытряхнул из Мунна еще человек двадцать на такое «гнездо» …
— Гэйн…
— Мвези чуть не поседел от страха. И я видел тех Кулаков, которые были с ним. Такое ощущение, что они угодили в камнедробилку. Я видел это, то есть то, что от них осталось. Когда приехала бригада из госпиталя, они спрашивали, сколько человек здесь полегло. Представляешь? По останкам даже они не могли определить. Это было как…
— Гэйн!
— Что? Прости, старик. Я просто хотел сказать, это была действительно опасная тварь. Окажись я там вместо тебя, скорее всего, лежал бы не на госпитальной койке, а в пластиковом мешке.
— Неужели я выгляжу так плохо, что мне надо настолько приукрашивать? — Геалах смутился, — Это была обычная «тройка», я брал тех, которые были куда опаснее. Но быстрая, дрянь. Очень быстрая.
Губы Геалаха дернулись. Он собирался что-то резко возразить, даже глаза сверкнули. Но ничего не сказал. И Маан, ждавший этих, непроизнесенных, слов, покачал головой.
— Все в порядке, Гэйн.
— Я… Мы все переживаем за тебя, Джат. Ребята в отделе места себе не находят. Просили передать, что ждут твоего возвращения.
— Ребята… Да, конечно. Все в порядке? А кто руководит отделом?
— Мунн поставил меня временно исполняющим обязанности. Ты не подумай только, что…
— Заткнись. Подсидел, значит, меня, разбойник? Ну ничего, хлебнешь моего лиха, еще и обратно попросишься, с понижением класса!
Улыбка Геалаха стала теплее, привычнее.
— Не сомневайся!
— Ну иди, Гэйн, служба зовет. Нам, болезным, знаешь ли, нужен покой.
— Я приду завтра. И кто-то из наших тоже придет.
— Ну, вы знаете, где меня искать.
На пороге Геалах обернулся.
— Тебе что-нибудь принести, Джат? Может, книг каких?
— Книги… Нет, не стоит. Мне пока запрещают читать, что-то там с мозгами и зрительным нервом… Слушай, Гэйн, а где мой пистолет, ты не знаешь?
Геалах посмотрел на него с удивлением.
— Пистолет? Да у меня в шкафу лежит. От крови я его почистил, разобрал, смазал…
— Принеси его мне, а?
— Зачем тебе оружие здесь? Если хочешь застрелить своего врача, просто скажи мне, я с удовольствием окажу тебе эту пустяковую услугу.
— Привык я к нему. Тридцать лет с оружием не расставался, а тут чувствую себя как будто голым. Принесешь? Только Мунну лучше не говори, на всякий случай.
Кто-нибудь другой на месте Геалаха удивился бы такой странной просьбе. Но только не он.
— Сделаю, старик, — Гэйн показал ему большой палец и, махнув на прощанье, закрыл за собой дверь.
Когда он вышел, Маан осторожно, стараясь не причинить боли руке, лег обратно в койку. Потолок в палате госпиталя был белоснежным, глядя на него, можно было представлять, что смотришь в небо, затянутое молочно-белым туманом. Или на поверхность безмятежного инопланетного моря.
Но Маан предпочитал лежать с закрытыми глазами.
Мунн пришел на следующий день. Бесшумно открыл дверь, вошел, огляделся. Наверное, он чувствовал себя здесь привычно, по размерам госпитальная палата мало чем отличалась от его кабинета. Маан не ожидал увидеть своего шефа, но сумел изобразить на лице что-то приветливое.
— Здравствуй, Маан.
— Здравствуйте, господин Мунн.
— Вот, решил проведать тебя.
— Это было не обязательно, господин Мунн, — слабо воспротивился Маан.
Подобный жест со стороны руководства действительно выглядел необычно. Все знали, что Мунн заботится о своих людях, но навещать раненых… Раньше за ним такого не водилось.
Мунн сел на стул для посетителей, расставив широко ноги и оперевшись о колени локтями. Оторванный от своего письменного стола, он уже не казался таким маленьким, как прежде, но имел болезненно-субтильный вид.
В Маана он всматривался с явным сочувствием, как в какого-нибудь искалеченного зверя или поврежденное хитроумное приспособление.
От его взгляда делалось неуютно.
— Решил проведать, — повторил Мунн, — Выдалась свободная минута.
— Спасибо вам, господин Мунн.
— Как же ты всех нас напугал! Что же ты себя не бережешь?! — Мунн погрозил ему пальцем и в эту секунду выглядел почти как обычный человек, — Ну, рассказывай.
— Что рассказывать, господин Мунн? Геалах сказал, он оформил рапорт. Но если нужны детали…
— Не нужны мне детали. Все уже знаю, со всеми поговорил.
— Я все понимаю. Геалах не указал этого в отчете, наверное, но я беру на себя ответственность за провал операции. Двое мертвых, двое ранены — это не тот результат, который я привык называть успешным, господин Мунн.
— Вы выполнили задачу. Ценой двух жизней. Но это были Кулаки, и они знали, на что идут. Главное — я сохранил всех вас. Тебя и твоих людей. Гибель каждого из инспекторов действительно была бы катастрофой. Стратегии чужда жалость, Маан.
Мунн не играл, он и в самом деле не пытался успокоить больного, а говорил искренне.
— Так точно, господин Мунн.
— Я говорил с твоим врачом. По поводу руки.
— У меня нет причин не доверять ему, он специалист.
Кажется, получилось слишком сухо.
— Тогда, значит, я потратил кучу своего времени впустую, — если Мунн и ожидал, что Маан улыбнется шутке, то легко скрыл разочарование, — На тот случай, если тебе показалось, что Контроль не делает все, что в его силах… Меня зовут Мунн, я старик, и я создал Контроль, когда ты был безусым подростком. Так вот, я говорю тебе — все, что мы сможем для тебя сделать, будет сделано. Лучшая медицинская помощь, доступная на Луне. Даже у президента вряд ли есть подобная.
— Нет нужды, господин Мунн. Я же говорил с врачом. Дело не в этом. И у меня нет никаких претензий или подозрений …
— Ты получил очень серьезные раны в этот раз.
— Не только в этом дело, — Маан покачал головой, — Я уже не мальчик — в этот раз. Врач говорит, что возраст не позволит мне легко отделаться. Руку не восстановят. Я останусь калекой.
Мунн поморщился. Наверное, Маан сказал это слишком резко. Слишком откровенно. Если бы ему пришлось самому это говорить, он нашел бы куда более мягкие и обтекаемые формулировки. Вроде «ограниченная годность» или «условное служебное соответствие».
По крайней мере, Мунн никогда бы не назвал его калекой в лицо.
— Маан…
— Очень сложный перелом. Так сказал врач. Очень серьезный. Это даже не назвать переломом — проклятая тварь раздробила мне локоть начисто. Вместо костей одно месиво. Мне показывали снимки — выглядит жутко. Говорят, если бы не лекарства, то я бы сейчас катался от боли. Фактически у меня больше нет руки, господин Мунн, только ее условное подобие.
— Кажется, ты недооцениваешь медицину. Я уверен, наши врачи рано или поздно…
— Протезирование невозможно. От сустава почти ничего не осталось. Сухожилия, нервы, все эти артерии и… У меня больше нет руки, господин Мунн. Только напоминание о ней. Мне предложили протез с ограниченной функциональностью. Знаете, что это значит? Мне отрежут то, что осталось, а вместо этого на ремешках повесят такую пластмассовую конечность, как у большой куклы. Я не смогу ей управлять, разве что передвигать вещи на столе. Но со стороны она будет неотличима от настоящей. Гарантия отдела протезирования.
Прежде он никогда не говорил с Мунном таким тоном. И не позволял себе так долго смотреть ему в глаза. Он полагал, что эта вспышка разозлит старика, но тот стал лишь еще более задумчив, молча покачал головой.
Да и вряд ли это возможно — вспышка гнева у Мунна.
Не того сорта человек.
Такие не злятся, не выплескивают эмоций — они не могут позволить себе нарушить собственную сосредоточенность даже на секунду.
— Есть люди, которые с одной рукой полезнее, чем иные — с тремя. Не забывай об этом.
— Извините. Это… эмоции. Наверное, мне нужно время. Все в порядке.
Маан улыбнулся.
Мунн внезапно протянул руку с открытой ладонью. Ладонь была узкой, с искривленными артритом пальцами, а кожа отчего-то выглядела смуглой.
— Ты сам хозяин собственной жизни. Только дай мне сперва свой пистолет.
— Что?
— Ваше оружие, старший инспектор Маан!
Голос Мунна лязгнул, как затвор. Таким тоном отдают приказы — и противиться ему невозможно.
— Не понимаю…
— Глупо каяться в ошибке, которую не допускал. Ты действовал правильно, и винить тебя некому. Но ты допускаешь ошибку сейчас, Маан. Это ведь очень серьезная ошибка — полагать себя умнее всех. Я знаю много людей, которые за подобную ошибку расплатились жизнью. Дай-ка мне его сюда. Ствол, что передал тебе Геалах, — видимо, на его лице что-то отразилось, потому что Мунн улыбнулся, довольный произведенным эффектом, — Ты же не думаешь, что я слеп и глух?
— Господин Мунн…
— Ты сейчас был на пороге очень большой ошибки. Что, решил, что все кончено? Что все позади? Глупости! Ты инспектор, Маан, и будешь им до самой смерти, которая, уверен, опечалит всех нас еще очень нескоро. Не торопи ее, не надо.
— Я ничего такого и не думал, — сказал Маан, не в силах, тем не менее встретиться с Мунном взглядом.
Он запустил руку под матрас, и пальцы его коснулись рифленого металла.
— Твоя жизнь не закончена. И, кстати, служба твоя — тоже.
— Я уже не гожусь для службы, господин Мунн. Ни как руководитель, ни как инспектор.
— Вздор. Надеюсь, эти глупости пришли тебе в голову только из-за плачевного состояния оной. Ты профессионал высочайшего класса. Такой, каких больше не будет. Несмотря на все мои усилия. Остальные… Среди них много толковых ребят, но никто из них не заменит тебя. Всей Луне не заменит, ясно? Ты еще поработаешь на меня!
— Моим отделом руководит Геалах. Мне… Я считаю, по многим причинам это гораздо более правильная кандидатура.
— Я поставил его заменять тебя. И он будет выполнять твою работу, пока ты валяешься тут… — Мунн обвел рукой палату, — Но ты выйдешь и займешь свое прежнее место. И как только это случится, я встречу тебя на пороге и отдам твой пистолет. Как тебе?
— Подходит, господин Мунн.
Маан не без труда извлек из-под матраса ствол и передал его Мунну, рукоятью вперед. Мунн, судя по всему, давно уже не держал оружия — неуклюже приняв пистолет, он повертел его и опустил в карман пиджака.
— Вот и хорошо. Я жду твоего возвращения. Все мы ждем. У тебя впереди еще добрых полгода, и за это время ты принесешь много пользы и истребишь огромное количество Гнили. Только, — Мунн хрустнул костяшками, — на операции я тебя уже не пущу, как ты понимаешь. Нечего тебе там делать. Не хочу, чтобы какой-нибудь шальной Гнилец оторвал тебе голову, она и без того слишком дорого нам обошлась.
— Хорошо.
— Когда тебя выгоняют отсюда?
— Послезавтра.
— Вот и замечательно. Только не вздумай заявляться на службу — по крайней мере, в таком виде.
— Врачи говорят, что через пару недель я буду относительно работоспособен. Для кабинетной работы, конечно. Может быть небольшое утомление поначалу, но…
— И слышать не хочу. Если я увижу тебя на службе раньше, чем через месяц, прикажу расстрелять перед фасадом. Понял?
— Понял, господин Мунн, — улыбнулся Маан.
— Замечательно. Считай, что у тебя отпуск. Займись семьей, домом… Разумеется, социальные очки я тебе начислю, включая премию. Возможно, твоему отделу будет без тебя скучновато, зато Кло скажет обо мне доброе слово. До скорой встречи, Маан. Я хочу видеть тебя здоровым — и без глупостей в голове.
И Мунн вышел, так же бесшумно затворив за собой дверь.
