ГЛАВА 7
Ребята сразу все поняли, хотя он не сказал и слова — настороженно притихли, даже громко говоривший Лалин вдруг осекся на полуслове, устремив на Маана вопросительный взгляд.
— Началось, — сказал Маан негромко, однако не сомневаясь, что каждый из присутствующих сейчас обратился в слух, — Мунн дал команду. Выдвигаемся.
Инспекторы заворчали, заворочались. Они ждали этого момента, ждали целый день, но сейчас старались выразить недовольство.
— Весь вечер загубил, — сказал, поднимаясь Мвези, — Я как чувствовал. Кто же ночью «гнездо» берет?
— Ночью самое верное время, — ответил Хольд, который, в противоположность ему, выглядел собранным и деловито поправлял кобуру с револьвером, — По ночам многие Гнильцы размякают. Не понаслышке знаю.
— Но при этом не видно ни зги! Даже с фонарями и «римскими свечами» будем слепы!
— Гнильцы тоже далеко не все видят в темноте, — поспешил сказать Маан, — По статистике, подобная перестройка сетчатки… Забыл. Да и без разницы. Все готовы?
Маан осмотрел своих людей, на каждом останавливая взгляд. Нет, опасения были напрасны. Все здесь, и все готовы выполнить свой долг.
Он боялся, что кого-то развезет от джина, но ни малейших признаков хмеля в глазах Маан не заметил. Инспекторы были возбуждены, но отнюдь не алкоголем.
— Я поеду на «Кайре» с Геалахом, для вас уже вызваны фургоны, будут здесь через две минуты. Выдвигаемся немедленно. Инструкции на месте.
— Ясно, — кивнул Тай-йин. Он не добавил «шеф» и не пошутил. Шутки закончились. Начиналась работа.
Минуту спустя, Маан с Геалахом уже сидели в мягко ворчащей двигателем «Кайре». Над их головами разгоняли мрак тускнеющие осветительные сферы, в чьем призрачном свете лицо Геалаха казалось восковым слепком, черты заострились.
Маан подумал, что и сам сейчас должен выглядеть похоже.
— Команда в норме? — спросил он просто, чтобы нарушить тишину.
— Абсолютно, — кратко ответил Геалах, не отвлекаясь от дороги, — Ни один не пьян.
— Будем надеяться. Пожалуй, даже хорошо, что это случилось сегодня.
— Пропал вечер в «Атриуме». В следующий раз мы туда сможем попасть нескоро.
— Я не заметил действительно недовольных.
Геалах помолчал, потом ответил:
— Ребята застоялись. «Гнездо» — отличный способ встряхнуть их. И они сами долго этого ждали. Я думаю, мы справимся.
— Мы давно не работали по «гнездам», Гэйн. Все-таки не наш профиль.
— Тем лучше. Я соскучился по большой работе, — Геалах привычно подмигнул ему, — Иногда, для нервов это лучше хорошего вечера за бокалом джина. Черт возьми, если я не привезу сегодня Мунну хотя бы одного скальпа, пусть понизит меня в классе на десять позиций!
Это возбуждение не было наигранным, Маан знал Геалаха и понимал: сейчас тот и в самом деле в предвкушении.
Маан прислушался к собственным чувствам, но ничего особенного не заметил.
Грядущая охота не вызывала в нем того всплеска адреналина, как раньше, скорее даже он ощущал легкую, тянущуюся, как ноющая зубная боль, апатию.
— Мунн предлагал мне не участвовать, — сказал он Геалаху зачем-то, — Сдать группу тебе.
— Отчего это?
— Боится за мое здоровье. Мы, старики, хрупкий народ.
Но Геалах не свел все к шутке. Он мельком взглянул на Маана, и в его взгляде улавливалось что-то, что можно было принять за тревогу. Но при таком освещении Маан бы за это не поручился.
— Если об этом говорит Мунн…
— К черту Мунна. Он уже относится ко мне, точно я почетный инспектор, годный только на то, чтобы приходить к школьникам на открытый урок и звенеть медалями.
— Он не предложил бы это, если бы не имел причины. Серьезной причины.
— Я уже не тот, что раньше, Гэйн. Вот его серьезная причина. Но он не учел, что я опытный боевой пес, который еще кое на что способен.
— Оставайся наверху, — неожиданно сказал Геалах, — Я поведу группу. У меня получится, ты знаешь. Я ребят чувствую.
Он мог бы — понял Маан. У Геалаха действительно хорошая репутация в отделе, и из него получится отличный лидер, что в бою, что в рутинной работе.
Парни его любят, даже Месчината. У него врожденное умение вести за собой, подчинять своей воле — отличный командирский задаток.
Маан вдруг понял причину той странной апатии и удивился, до чего она проста. Геалах действительно был бы хорошим командиром. Возможно, более хорошим, чем он, Маан, даже в свои лучшие времена.
Взревновал отдел к собственному преемнику, которого растил специально себе на замену?
— Чего улыбаешься?
— Да так, подумалось… Нет, я поведу группу, Гэйн, все в порядке.
— Настаивать не буду, — Геалаху удалось пожать плечами, не отрывая руки от руля, — Знаю, ты неуступчив. Может, «микстуру» примешь?
— Зачем? Я давно не использовал эту дрянь.
— Почему дрянь? Неплохая штука. Заряд адреналина — и в то же время спокоен, как скала. Я сам иногда перед предстоящим делом вкалываю. Хочешь? У меня как раз пара доз осталась.
Геалах запустил руку куда-то во внутреннее отделение на приборной панели, а когда вынул, на узкой ладони едва заметно блестели две капсулы с шариками автоинъекторов.
Небольшие, меньше пистолетного патрона, с коротким номером на боку. Жидкости внутри видно не было, но Маан знал, что она там есть — кажущаяся вязкой и густой, капля чайного цвета.
Он не любил «микстуру», хотя в прошлом изредка и принимал. Ничего страшного она в себе не таила, обычный стимулятор, употребляемый и Кулаками, и инспекторами на службе.
Щелчок, в твою кровь падает застывшая коричневая капля, а потом тело делается легким, послушным, гибким… И очень опасным.
Правда, через несколько часов «микстура» одарит тебя уже совсем другими ощущениями, вроде раскалывающейся звенящей головы, боли в мышцах и головокружения.
Маан заколебался. Он уже боялся доверять своему телу, зная, насколько то уязвимо. «Микстура» позволит ему работать более продуктивно, пусть и ненадолго.
По крайней мере, он не будет выглядеть дряхлой развалиной перед своим отрядом.
— Я тоже возьму, — сказал Геалах, расценивший, видимо, его задумчивость как нерешительность.
И, подтверждая свои слова, взял одну из капсул и небрежно коснулся ее торцом внутренней части собственного предплечья.
— Давай сюда эту гадость. Но, клянусь, я использую ее в последний раз.
— Разумеется, старик.
Капсула на ощупь была холодной, Маан машинально растер руку в месте инъекции и, оттянув манжету рубашки, вонзил скрытую иглу. Короткий укол в мышцу, почти сразу сменившийся легким жжением.
Не больнее, чем коснуться канцелярской кнопки.
Через несколько секунд «микстура» подействовала. Сперва мир перед глазами немного помутнел, но это почти сразу прошло. Зазвенело в ушах.
Стало жарко, точно тело вдруг начало выделять гораздо больше тепла, и это тепло, не успевая излучаться в воздух, стекало по его рукам и концентрировалось в пальцах.
Первичный эффект «микстуры» был отчасти схож с алкогольным опьянением, но быстро проходил, оставляя после себя немного искаженное восприятие окружающих оттенков.
— Порядок? — Геалах почему-то внимательно вглядывался в его лицо.
— Да, — через силу отозвался Маан, растирая ладони, — Давно не употреблял эту штуку. Теперь я половину ночи не буду спать из-за проклятой мигрени.
— Зато у тебя будет чему болеть, — отозвался Геалах, снова переключаясь на дорогу, — Да и мне будет спокойнее, если я доставлю тебя Кло с головой на плечах. Вдруг она случайно заметила бы разницу.
Войсаппарат опять завибрировал, когда Маан собирался ответить на шутку. Еще непослушными после «микстуры» пальцами он щелкнул кнопкой, принимая вызов.
— Маан.
— Это Мунн. Как у вас там?
Мунн редко позволял себе задавать подобные вопросы, лишенные конкретики, но сейчас и он был напряжен, Маан понял это по голосу.
— Все в порядке, группа выдвинулась. Расчетное время прибытия — плюс шесть минут. Дороги свободны, ехать недалеко.
— Хорошо. Кулаки уже на месте. Оцепили здание, ждут вас. Действовать придется практически сразу же.
В желудке неприятно похолодело.
— Без подготовки?
— Да. С ходу. Нет времени, Маан.
— Но так нельзя… — Маан растерялся, — Мои люди не в курсе ситуации. Нужны карты, нужны проработанные маршруты, нужно взаимо…
— Не тот случай, — коротко отрубил Мунн, голос его был сух и необычно раздражителен, — Мы думали, у нас есть в запасе дня два. Или, как минимум сутки. Но наблюдатели замечают активность в «гнезде». Понимаешь? Активность. Значит, ублюдки готовы сменить логово. Мы не можем этого допустить. Действовать будете по обстоятельствам.
Маан скрипнул зубами. Превосходно! Достойное завершение приятного вечера. Если можно так назвать попытку самому залезть Гнильцу в глотку.
— Деталей не знаю, спросишь у Кулаков по прибытии. Кажется, там не больше трех-четырех Гнильцов. Вас семеро, да пятьдесят Кулаков — не самый скверный расклад, а?
— И не в таком работали… — бросил Маан, — На подкрепление рассчитывать можно?
— Не сегодня, Маан. Гнильцы уже готовы смыться. Вы должны работать сами, инспекторов свободных нет. Все в порядке?
— Да. Я думаю, да.
— Помни, Геалах может сменить тебя. Если… — голос Мунна сделался тише, — Если хочешь, я сам прикажу ему. Это нормально.
— Нет, — твердо ответил Маан, — Уже решено. Я сам поведу группу.
— Хорошо. Сообщи мне, как только будете начинать.
Мунн отключился внезапно, не сказав: «Отбой!».
Войсаппарат, несколько секунд назад издававший человеческий голос, вновь оказался обычной плоской коробочкой из пластика и металла. Маан глядел на нее некоторое время, словно в ней было сокрыто что-то важное, чего не поведал сам Мунн.
— Действуем с разбега, — сказал он Геалаху, — Мунн так решил. Пять десятков Кулаков и все. Говорит, мало времени.
Во рту было необычно сухо, фразы получались короткими, рубленными.
— Хорошо. Старая добрая разведка боем?
— Угу.
По мере того, как дьявольская «микстура» рассасывалась в крови, проникая в каждую клетку, Маан начинал ощущать прилив сил и желание немедленно действовать.
Гладкий металл спрятанного в кобуре пистолета сейчас казался ему манящим, он едва удерживался от того, чтобы вытащить бесполезное пока оружие.
В бой. В схватку.
Даже глаза пришлось прикрыть, мир запестрил оранжевыми и синими точками. Это ощущение было ему не внове.
Разве что, необычно долго кружилась голова, но Маан списал это на естественную реакцию организма, отвыкшего от подобных химических допингов. Черт возьми, в последнее время он даже кофе старался много не пить…
К месту они подъехали не через шесть минут, а через четыре с небольшим — Геалах гнал свою «Кайру», превышая установленные лимиты скорости.
Сначала Маану показалось, что они остановились на пустыре. Тишина — первое, что он отметил, выбравшись из автомобиля.
Настоящая окраина жилого блока, погруженная во тьму.
Здесь не было ни светящихся окон, ни вывесок, ни даже указателей. Полоса мертвой земли, пустая и единообразная, лишь изредка нарушаемая изломанными и проржавевшими каркасами пришедших в негодность домов.
Маан не любил такие места.
Это было хуже окраинных трущоб. Полное отсутствие человека. Полное беззвучие. Лишь мертвый камень и обнаженные ломкие скелеты ржавой арматуры.
— Кажется, нам сюда, — сказал Маан, указывая на один из каменных остовов, сохранивших форму наподобие окружности, — Мунн говорил про стадион.
Сейчас, конечно, это мало напоминало стадион, скорее пустой, изъеденный эрозией череп, зияющий многочисленными провалами. Покосившийся корпус когда-то белоснежного здания выглядел ветхим, едва удерживающимся на поверхности, даже жалким.
Как выглядит всякое сооружение человеческих рук, заброшенное, абсолютно ненужное, растратившее свою полезность и забытое. Рассматривая причудливый остов, Маан испытал что-то похожее на сожаление.
«Это все „микстура“, — подумал он, пытаясь отыскать хоть одну живую душу вокруг, — Зря согласился».
— Приятное местечко, — сказал Геалах, закуривая, — И подходящее для «гнезда» во всех смыслах. Заброшено, темно, наверное, и сырость…
— Гнильцы любят подобные.
— А это сошло бы у них за настоящий дворец! Хорошо, что большая его часть уже обрушилась. Иначе нам бы пришлось здесь гулять неделю.
Геалах был прав, от стадиона сохранилась едва ли треть, да и та не выглядела надежной. Яруса три, не больше, прикинул Маан. Семь инспекторов…
Пожалуй, за час управимся. Хорошо, если так — ребят можно будет отпустить пораньше.
Рядом с «Кайрой» остановились два белых фургона Контроля. На этом неосвещенном пустыре они выглядели откровенно неуместно. Их маскировка, рассчитанная на жилые блоки, здесь была бесполезна, но Маан подумал, что время прятаться уже прошло.
Как сказал Геалах? Разведка боем? Пусть будет так.
Кулаки появились точно из-под земли. Вероятно, ждали, окружив здание, невидимые в своих черных униформах.
К Маану с Геалахом, отделившись от остальных, подошел, по всей видимости, старший:
— Вы Маан? — спросил он не очень приветливо. Впрочем, как судить об эмоциях человека, чье лицо наглухо закутано черной тканью? Видны были лишь глаза — внимательные, быстрые, прищуренные.
— Я Маан. Со мной прибыло еще шестеро.
— Маловато.
— Приказ Мунна, — веско сказал Маан, — Будем действовать в этом составе. Что известно?
— Наблюдатели доложили о пятерых. Большая часть — «тройки». Возможно, пара «двоек». Ваши ребята не могли подобраться ближе, чем на тридцать метров, боялись, что их почуют эти…
Офицер говорил быстро и по существу, опуская все второстепенные детали. Почти профессиональный сленг Кулаков. Над этим даже не подшучивали — всем было известно, что Кулаки работают не языками.
Маан не выразил неудовольствия. Когда-то, до того, как стать инспектором, он сам работал в наблюдении и знал, насколько это тяжелая, неприятная и утомительная работа.
Не считая того, что иногда приходится часами сидеть на одном месте, часто к этому не приспособленном, всегда есть вероятность спугнуть Гнильцов, раскрыв себя ненароком.
«Мы как полуволки, — подумал Маан, разглядывая темный силуэт здания, — Но от волков у нас только нюх. А у них — еще клыки и когти. И звериная ярость, затмевающая такую человеческую малость, как инстинкт самосохранения».
— Плохо, — сказал Маан, — Не думал, что придется иметь дело с «тройками».
— Это еще не все. Одна из «троек», судя по всему, матерая.
— Вот как?
— Так говорит наблюдение. Пара месяцев.
— Значит, этот Гнилец опасней всех прочих, вместе взятых, — протянул Маан, — Самое паршивое, что можно придумать. Мне бы еще наших, человек десять…
— Будем ждать? — деловито осведомился офицер.
— Нет. Приказ Мунна — брать сразу. А, черт… План помещений есть?
— Только это, — собеседник разложил на капоте автомобиля мятые бумажные листки, — Архитектурные чертежи. Подобным образом это строение выглядело двадцать лет назад.
Геалах негромко выругался.
— Полагаю, за это время там многое изменилось, — кисло заметил Маан, разглядывая строгие линии.
— Более чем. Лестницы обвалились, внутренние перекрытия и стены тоже. Мы проводили визуальную разведку, в глубину не совались.
— Выходы?
— Три основных и запасной, не считая еще трех проломов. Человек в них не пролезет, но…
— Итого семь.
— Сейчас их блокируют мои люди. По пять человек на каждый лаз.
— Оставьте снаружи по трое на выход. Я дам четверых инспекторов.
— Не слишком много? — Геалах нахмурился.
— Много, — признал Маан, — Но наша первостепенная задача — не допустить бегства Гнильцов из логова, когда станет жарко…
— Там станет, — пообещал офицер, механическим жестом коснувшись автомата на боку.
— Нам нужен надежный периметр. Если какая-то сволочь решит сбежать, я хочу быть уверенным, что ее перехватят. Мвези! Месчината! Тай-йин! Хольд!
Все они были здесь, все ждали его команды. Молчаливые, спокойные, готовые выполнить свою задачу.
— Вы блокируете периметр. Держать все выходы под наблюдением и помогать друг другу перекрестным огнем при необходимости. Лалин и Геалах идут со мной и Кулаками внутрь.
Никто не возразил. Маан, хоть и был уверен в том, что пререканий не последует, все равно вздохнул с облегчением.
— Внутри двигаемся тремя группами. Первую ведет Лалин. Ему нужен отряд Кулаков, десять человек — распорядитесь… Занять позицию здесь, — Маан повел пальцем по схеме, — проверить все помещения этой секции. Держать под наблюдением лестницу — если она еще цела. Далеко не углубляться, быть готовыми выдвинуться дальше по команде. Доложить!
— Понял! — кратко ответил Лалин. Сейчас он даже выглядел старше своих лет. Должно быть, что-то переменилось в лице.
— Геалах, ведешь вторую. Возьмешь и себе десяток Кулаков. Осмотреть всю эту часть, проверить оба южных коридора к трибунам. Второй ярус — здесь и здесь. После того как закончите маршрут, расположиться здесь и ждать дальнейших инструкций.
Геалах молча кивнул. Но Маану не требовалось подтверждения, что тот понял свою часть работы.
Гэйн не всегда считал нужным соблюдать показную субординацию, но Маан не сомневался, что Геалах уже вызубрил схему наизусть.
Он поведет своих людей точно и осторожно, с максимальной скоростью и минимальным риском. Это хорошо, вторая группа должна быть готовой прийти на помощь в любой момент; первая будет слишком далеко.
«Из него выйдет командир», — подумал Маан, глядя на Геалаха, спокойно регулирующего ремни кобуры.
— Третью веду я. Начинаем с первого яруса, осматриваем помещения в этом порядке… — он показал, — потом ждем вторую группу и продолжаем движение здесь… Внимание обращать сюда и сюда. Судя по всему, там будет много завалов и строительного хлама, Гнильцы часто используют их в роли укрытий. Огонь открывать без команды, целиться в торс, стрельба — в автоматическом режиме.
Маан подумал: сумеют ли они распознать, где у Гнильца торс, когда увидят его?.. Но сам же отмел сомнения — ни малейшего основания не доверять Кулакам у него не было, а эти ребята, пожалуй, выглядели специалистами в своем деле.
Правда, без инспектора под боком они все равно что слепы, их зрение и слух — ничто, без чутья. Они могут пройти в шаге от Гнильца и не заметить его.
— Выкладка? — коротко спросил Лалин.
— Стандартная. Всем надеть бронежилеты. И… пожалуй, прихватите каждый по «ключу» из фургона. Я не знаю, сколько там внутри запертых дверей и успели ли они рассыпаться окончательно. Гранаты и тяжелое оружие оставьте. Там, судя по всему, чертовски тесно, а мы не на войне. Микрофоны — в режим двусторонней связи.
Предупредительный Геалах уже раскладывал на капоте все необходимое.
В каждом фургоне Контроля был наготове стандартный набор экипировки на нескольких человек. Маан, ежась от неприятного холодного прикосновения пластика, натянул на себя бронежилет.
Тяжелые пластины уперлись под ребра, мешая дышать полной грудью, пришлось повозиться, регулируя жесткие ремни-фиксаторы.
«Ключ» был увесистый, неудобный, Маан покрутил его в руках колеблясь. Он был почти уверен: необходимости в этом неуклюжем инструменте не возникнет, тем более что с ним будут Кулаки, но, отдав приказ инспекторам, не мог позволить самому себе послабления и, беззвучно выругавшись, приладил массивный цилиндр к бедру.
Остальные справились быстрее него. Облаченные в тяжелые штурмовые бронежилеты вместо штатских пиджаков, инспекторы выглядели куда внушительнее, хотя по грозности вида вряд ли смогли бы тягаться с Кулаками. Маан оглядел свой небольшой отряд и остался доволен.
— Связь, связь… — сказал он шепотом в бусину микрофона, висевшую под ухом.
— Порядок, — отозвался Хольд, — Помехи незначительны.
— Хорошо.
Главный Кулак ожидал его слов, и Маан не стал затягивать.
— Начали, — приказал он.
И они начали.
К зданию подходили, выключив для маскировки свет, но Маан, даже не видя своих людей, знал, что сейчас они, развернувшись цепью, перебегают от одного укрытия к другому, прикрывая и страхуя друг друга.
Достигнув осевших от времени ступеней, они разобьются на несколько групп и блокируют все выходы.
— Первый и второй взяли, — доложил Тай-йин.
Спустя считаные секунды, в эфире послышался голос Хольда:
— Пятый наш.
Осталось четыре. Маан знал, что почувствует себя гораздо увереннее, когда каждая щель будет перекрыта инспекторами Контроля.
— Мвези запаздывает… — прошептал Геалах, прикрыв ладонью комм-терминал.
— У него самая неудобная позиция. Но он справится. Что-то чувствуешь?
— Ничего. У окон они явно не торчат.
Мвези доложил через минуту.
— Шестой и седьмой под контролем.
— Понял. Месчината?
— Двигаемся, — отозвался тот, — Возникла задержка. Много обломков. Плюс двадцать секунд.
Месчината был точен во всем и дал бы фору любому хронометру. Когда в динамике вновь раздался его тихий голос, Маан мог поклясться, что прошло аккурат двадцать секунд.
— Третий и четвертый блокированы.
Маан сдержал вздох облегчения. Самая сложная часть работы была выполнена. Подготовка к штурму и выход на позиции — нервное дело.
Никогда не поручишься, что какой-нибудь Гнилец, обладающий острым нюхом и еще сохранивший подобие разума в голове, не поднимет тревогу, всполошив все «гнездо».
Такие случаи бывали неоднократно.
Именно поэтому каждое «гнездо» обычно обкладывалось, бралось под внешний контроль с соблюдением максимальной предосторожности, а подчас это напоминало осаду какой-нибудь древней крепости, да и длиться могло не одну неделю.
Но сегодня ситуация была особенная, действовать приходилось в спешке, на импровизации, надеясь лишь на профессионализм инспекторов и Кулаков.
Он знал, что никто его не подведет.
У самых ступеней их пути с Геалахом расходились — тот на прощанье хлопнул шефа по плечу и бесшумно нырнул в темноту, в сопровождении десятка теней, через мгновение став неотличимым от них, а через два — полностью растворившись во тьме развалин.
С Мааном остались девять Кулаков и их офицер. Конечно, он мог бы доверить вести ударную группу Геалаху…
Маан стиснул зубы.
Нет, не мог.
И глупо пытаться убедить в этом себя.
— Снаружи «ключи» не понадобятся, — сообщил по общей связи кто-то из Кулаков, — Визуальный контроль утверждает, что все двери открыты.
— А какая дрянь внутри — не берется утверждать ни один черт, — сказал невидимый Тай-йин, — Что же, я всегда любил сюрпризы.
— Мы могли провести направленную акустическую проверку, — ответил офицер, судя по тону, несколько задетый, — Но сочли это иррациональным.
— И совершенно верно, — сказал ему Маан, — У некоторых Гнильцов слух получше, чем у летучей мыши, ваши волны подняли бы их живее, побудки армейским горном.
Офицер пожал плечами, не желая вдаваться в полемику, да и вряд ли он относился к тому типу людей, которые часто спорят.
— Вход — плюс тридцать секунд, — сказал Маан, — Быть в готовности.
Мертвая холодная громада здания, возвышавшаяся над головой, давила, путала мысли. Она не вызывала страха, но было в ней что-то угрожающее, нечеловеческой природы, что-то угрюмое, скованное временем, высушенное.
Чтобы побороть неприятное чувство, Маан положил руку на камень. Просто твердая неровная поверхность, ледяная, как могильная плита.
За ней — темнота, еще более густая, чем здесь, и смертоносное разложение Гнили.
Неощущаемая снаружи вонь нечеловеческой плоти.
На несколько секунд опять вернулось головокружение, настолько сильное, что Маану пришлось вцепиться в камень, чтобы не упасть. На лбу выступил холодный пот, сердце заколотилось.
Проклятая «микстура»!
Маан заставил себя дышать глубоко, ритмично. Помогло — противные ощущения отступили, лишь в затылке немного гудело, как после удара.
Когда тебе за пятьдесят, неразумно использовать стимуляторы. Нервная система отвыкла от подобных встрясок.
Оставалось надеяться, что подобный приступ не повторится там, внутри.
— Готовность плюс три, — сказал он громко и отчетливо в микрофон, — Начинаем. Три. Два. Один. Вперед!
Кулаки действовали без промедления. Как машины, накопившие необходимый заряд энергии, придя в движение, они уже не останавливались.
Распахнули с негромким треском дверь и устремились внутрь, прикрывая друг друга. Маан не раз видел Кулаков за работой и успел проникнуться к ним уважением.
Те не были мастерами поиска и были беспомощны вне сферы своей компетенции, но они тоже были инструментами Контроля, предназначенными для иной, определенной, работы.
— Пусто.
— Холл — пусто.
— Контакта нет.
— Подтверждаю.
— Два право.
— Вижу. Алый.
Они обменивались короткими репликами, имевшими для них какой-то свой смысл. Но раздумывать об этом было некогда, Маан, перехватив пистолет, бросился за ними в темное непроглядное отверстие, на ходу включая фонарь.
Внутри было сыро, это первое, что он заметил. Даже не заметил, сознание в эту краткую размывшуюся секунду было занято другими, более важными делами, это просто отметило его тело.
Сыро, как под землей.
Наверное, здесь много лет подряд скапливалась и конденсировалась влага — из пробитых водяных танков, из протекающего водопровода…
Влага проникла под панцирь бронежилета, тяжелые пластины не были ей преградой, пропитала одежду и тело под ней. Захотелось передернуть плечами. Наверное, так ощущаешь себя в земных джунглях. Душно, сыро, темно.
Лучи фонарей рассекали темноту на лоскуты, но света было слишком мало, чтобы увидеть все помещение целиком, или хотя бы обозначить его границы. Маан видел лишь его куски, появляющиеся в пятнах голубого света, разбросанные элементы, которые невозможно было собрать в одну целостную для восприятия картину.
Иззубренные каменные углы, груды мусора, похожие на испражнения каких-то доисторических ящеров, бесформенные проломы, короста отслоившейся краски, потерявшие цвет остатки колонн.
«Когда-то все это, должно быть, стоило огромных денег, — прикинул Маан, — здесь же сотни тонн натурального камня…»
— Порядок, — доложил Лалин, — Вошли без проблем, но пришлось повозиться с дверью. Проржавела насквозь. Контакта нет. Ничего не чувствую.
— Геалах?
— Норма. Заканчиваем осмотр. Контакта нет, подтверждаю.
— Запах?..
— Кажется, что-то улавливаю. Судя по всему, второй уровень.
— Ясно. Наружные отряды?
— Периметр держим под контролем. Никаких изменений.
— Хорошо. Продолжать движение. О любом контакте или запахе сразу сообщать мне.
— Запах ощущаю, — буркнул Геалах, — Только не Гнильца. А может, и Гнильца, если у него пищеварительный тракт не очень отличен от человеческого…
Кто-то хмыкнул, в напряженной атмосфере желания смеяться не возникло ни у кого. Маан подумал, не одернуть ли Геалаха, но решил не обращать внимания. Небольшая разрядка нужна сейчас всем.
— Продолжаем маршрут, — сказал он офицеру, — Группа, вперед.
Кулакам было удобнее — их экипировка имела специальное крепление на плече для мощного фонаря, поэтому в любой момент в их распоряжении была хотя бы одна свободная рука, не держащая автомата.
Маан такой возможности был лишен: в одной руке он нес фонарь, в другой — снятый с предохранителя пистолет.
В глаза сыпалась труха с потревоженных стен, к лицу липли клочья паутины, но ничего поделать он не мог, поэтому старался лишь не сбиться с ритма своей группы.
Это было нелегко — Кулаки никого не ждали, они передвигались быстрыми перебежками, от одного укрытия к другому, всякий раз, занимая подходящую позицию, чтобы контролировать как можно большую площадь. Они действовали слаженно и организованно, как шестерни в каком-нибудь приборе.
Ни малейшей ошибки, ни единой осечки. Лучи фонарей казались лезвиями гигантских шпаг, фехтующих в темноте друг с другом, и от полной бесшумности этой картины возникало ощущение нереальности происходящего, разгоняемое только равномерным скрипом подошв по засыпанному полу.
Кулаки двигались шустро, и Маан, стараясь двигаться вместе с ними, скоро почувствовал под ребрами знакомую пульсирующую боль. Но отставать он не имел права. Даже высококлассные Кулаки, лишенные его нюха, могут угодить в засаду — и тогда их не спасет ни выучка, ни опыт, ни самое лучшее оружие.
Однажды такое уже случалось на его памяти.
Ознакомление с рапортом об этой операции давно стало обязательным в Контроле, и Маан не мог не изучить его.
Отделение Кулаков оцепило здание, из которого поступил срочный вызов — кто-то из жильцов сообщал о Гнильце, причем, судя по всему, о «тройке». Мунн приказал блокировать периметр и ждать инспекторов.
Офицер не выполнил приказа, и после того, как все закончилось, никто уже не мог сказать, почему. Возможно, крики людей из дома заставили его забыть о субординации и приступить к действиям. А может, просто не выдержали нервы. Сам он уже никому ничего не мог объяснить.
Кулаки пошли на штурм — все десять человек, без инспектора. Гнилец действительно был только один, но, к несчастью штурмующих, он представлял собой самый неприятный, из возможных, вариант: его трансформирующееся тело было готово действовать, а разум еще не уснул окончательно.
И когда начался штурм, он, понимая, что бежать некуда, просто сделал то, что сумел.
Офицер погиб первым, когда огромный зазубренный коготь проломил его каску и разделил надвое черепную коробку одним ударом.
Гнилец свалился им на головы, как рысь на зазевавшегося охотника, только ни у одной рыси не было такого богатого арсенала изогнутых когтей, крючьев и шипов.
Потом ребята Мунна утверждали, что все эти уродливые и бритвенно-острые наросты — мутировавший ороговевший эпидермис, но это не имело никакого значения, и уж совершенно точно, не для тех людей, которые оказались в засаде, сжатые тесным коридором.
Итогом стали четыре смерти, а также трое искалеченных, списанных после этого на пенсию с понижением в социальном классе, и еще трое — просто тяжело раненных.
В тесном пространстве Гнилец собирал свой урожай как комбайн, работающий на поле лишайника, а стрелявшие в панике Кулаки попадали в своих же товарищей. К приезду инспекторов Гнилец уже был мертв — как и многие из тех, кто не послушал приказа.
Маан задыхался, стараясь держать темп, но не отдавал группе распоряжения идти медленнее. При включенном на общую волну микрофоне его приказ услышали бы все остальные. А это значило — расписаться в собственной беспомощности. И Маан, тяжело дыша, переставлял ноги в заданном темпе.
Это было нелегко — пол практически повсеместно представлял собой изломанную поверхность, передвижение по которой давалось непросто.
Старые плиты где-то вставали дыбом, образуя настоящие эскарпы, а остатки стальных каркасов обратились подобием колючей проволоки, безжалостно цепляющей своими ледяными когтями за ноги и плечи.
Подчас приходилось протискиваться в узкие щели или переступать зияющие в полу отверстия. Неудивительно — здесь долго не было человека.
Еще труднее было ориентироваться. То, что раньше было ровными линиями на бумаге, теперь предстало перед ними бесформенными нагромождениями, имеющими мало общего с инженерной схемой.
Там, где когда-то располагались небольшие служебные коридорчики, ведущие к внутренним помещениям, теперь находилось грубое подобие тоннеля — камень местами обрушился, открыв, точно застарелые язвы, пятна сгнившей проводки, стенные панели рассыпались в мелкую труху, ступени стали грудами булыжника.
Маан представлял себе примерное месторасположение группы и надеялся, что в своих расчетах не сильно ошибается.
Стоит неправильно проложить маршрут — и они могут добрых несколько часов плутать в каменном лабиринте, оставаясь от Гнильцов так же далеко, как если бы находились за стенами здания.
Ошибки быть не должно.
Впрочем, Кулаки, кажется, сами неплохо ориентировались здесь, они двигались вперед не задерживаясь, чтобы уточнить направление.
Внезапно Маан расслышал приглушенные быстрые хлопки, искаженные неверным эхом и несущиеся откуда-то издалека. Как будто кто-то бил в ладоши — сильно и, вместе с тем негромко.
Но Маан узнал в них выстрелы.
— Периметр! — рявкнул он в микрофон, забыв о тишине.
Ответил Месчината.
— Все в норме. Уже обезврежен.
— Что случилось?
— Пытался прорваться через четвертый выход. «Двойка». Мы заметили его, подпустили поближе и открыли огонь. Уже мертв.
— Один?
— Так точно. Других рядом не чувствую.
— Хорошо. Продолжать наблюдение. Месчината. Гнильцы могут попробовать пройти тем же путем. По крайней мере, я надеюсь, что они достаточно глупы для этого.
— Есть! — ответил Месчината.
Остановившийся, когда началась стрельба, офицер внимательно вслушивался в рапорт инспектора. Довольно кивнул:
— Одним меньше. Хорошо.
— Ничего хорошего, — сказал Маан, — Разве что, теперь вы понимаете, почему мы оставили стольких людей снаружи.
— Но они ведь убили его!
— Разумеется, убили. Только учтите, что Гнильцы просто так не бегут из «гнезда». Если кто-то пытался отсюда вырваться, это значит только одно — они уже знают, что мы здесь.
Офицер выругался.
— Нас почуяли?
— Да, кого-то из инспекторов. Есть тварь, из здешних выродков, что обладает отличным нюхом…
— Это не поможет ему, когда мы встретимся.
— Конечно. Всем группам, продолжать движение. Быть предельно осторожными — Гнильцы знают о нас. Огонь открывать без колебаний, о малейшей подозрительной детали докладывать. Все!
Кулаки вновь двинулись по маршруту, но Маан заметил, что уже не так скоро — они то и дело бросали в его сторону быстрые взгляды, пропуская вперед, точно он сам был датчиком опасности, с которым необходимо свериться.
Впрочем, так на самом деле и было. Даже уповающие на свое мастерство, Кулаки не хотели подвергнуться внезапному нападению. И Маану оставалось лишь надеяться, что собственное чутье его не подведет в нужный момент.
Несколько раз ему казалось, что он что-то ощущает. Чувство это было зыбким, летучим, как легкий сквозняк. Маан старался сконцентрироваться, но тщетно — оно быстро пропадало.
Возможно, на самой периферии его чутья сейчас действительно есть Гнилец. Отгороженный многими метрами камня и бетона, он терпеливо ждет, затаившись в непроглядной темноте.
Вот! От неожиданности его передернуло, точно в судороге, едва не оступился.
Оно.
Тот самый запах, который ни с чем не спутаешь. Ощущение навалилось на него, из-за неожиданности став еще острее, ярче.
Присутствие чего-то чужого рядом.
Сам воздух вдруг стал плотным, густым, вязким. На коже выступил пот, каждая капля которого жалила как кислота.
Гнилец.
Нечто совершенно чуждое, рядом с чем невозможно дышать.
Воплощение скверны.
Сама смерть.
И Маан в ту крошечную частичку времени, что меньше малой доли секунды, в ту, которая потребовалась его разуму, чтобы осознать то, что он почувствовал — прилив радости, почти эйфории.
Его больше не беспокоила ноющая печень. Пропала теребящая боль в колене. Он снова был орудием Контроля, беспощадным, точным, безупречным в своем совершенстве.
Как прежде, он был главным псом в своре — и инстинкт, внедренный в его тело, инстинкт нечеловеческий, но дремлющий в нем, скомандовал: вперед!
— Здесь! — хрипло крикнул Маан, указывая на пролом в стене, один из многих в темном коридоре.
Его поняли сразу. Кулаки мгновенно оказались рядом, будто соткавшись из темноты, выставили вперед куцые стволы своих автоматов, страшных в ближнем бою.
Они действовали молча, без команды, но слаженно, как единый организм, разделенный на несколько независимых сегментов.
Маан хотел сообщить в эфир о контакте и предупредить остальные группы, но не успел — лишь почувствовал, что присутствие Гнильца стало ощущаться сильнее, а значит, он подобрался ближе.
Чутье безошибочно подсказывало ему, что это «тройка». Молодая, едва оформившаяся.
А затемм он увидел самого Гнильца.
Он появился из пролома внезапно, Маан не сразу понял, почему луч его фонаря упирается во что-то пористое, серо-зеленое, кажущееся в неверном электрическом освещении пятном влажного мха.
Потом показались тянущиеся из темноты отростки, тонкие, узловатые, цепляющиеся за края пролома. Они двигались как-то хаотично, неуклюже, точно их обладатель еще плохо научился владеть собственным телом.
Когда фонари Кулаков скрестились в одном месте, Гнилец стал виден целиком. Он сохранил значительное сходство с человеком. Пожалуй, его можно было бы даже принять за человека на некотором удалении или в более зыбком свете.
Он был необычайно худ, но это худоба казалась не болезненной, а какой-то гротескной, пугающей, уродливой.
Выглядело странным, как он может удерживать вертикально свое тело, не ломаясь пополам.
В том месте, где когда-то была талия, его можно было обхватить двумя ладонями. Грудь тоже сузилась, стала похожей на вытянутый цилиндр, и по тому, как топорщились складки рыхлой кожи на ней, было видно, что ребра Гнильца претерпели много трансформаций, каждая из которых делала их менее похожими на человеческие.
Но отвратительнее всего выглядели руки. Они были длинными, невероятно длинными, вытянутыми, и тоже очень тощими. Словно весь запас энергии, полученной из переваренных человеческих тканей, ушел в этот бесполезный рост, превратив конечности в неуклюжие закостеневшие щупальца.
Голова, как ни странно, мало изменилась, лишь выпали волосы, а кожа стала такой же отталкивающе рыхлой и серо-зеленой, как на всем туловище.
Он пытался пропихнуть в отверстие свое неловкое тело, и не сразу заметил света фонарей. Может, он был частично слеп, но в этом Маан не был уверен — в глазах выродка, прозрачных и ясных, он увидел страх. Настоящий, почти человеческий.
Гнилец слабо гаркнул и попытался отскочить от пролома. Крик был тонкий, какой-то птичий, беспомощный. Конечно, далеко уйти он не успел.
Не дожидаясь от Маана знака, офицер отдал приказ:
— Огонь!
Автоматы зарокотали в несколько голосов. Выстрелы были негромкие, ухающие, как будто рядом заработал многоцилиндровый большой двигатель.
Маан видел, как Гнильца впечатало в камень, и его обвисшая плоть, это жалкое подобие человеческой кожи, стала рваться в клочья, обнажая алое рыхлое мясо под ней и ломкие белые осколки костей.
Через две или три секунды все было уже закончено.
Нечто, бывшее когда-то Гнильцом, лежало бесформенным ворохом, из которого выделялись лишь эти бесполезные продолговатые руки, и Маан только сейчас разглядел, что заканчиваются они не пальцами, а какими-то губчатыми присосками.
На всякий случай Маан прицелился и выпустил три пули в голову. С неприятным влажным хлопком та раскололась на несколько частей.
— Всегда надо… быть уверенным, — сказал он, почему-то поясняющим тоном, словно Кулаки могли обидеться на него за то, что он сделал их работу, — У некоторых, знаете ли… Очень сильная регенерация.
Офицер понимающе кивнул, опуская автомат. Руки у него не дрожали.
— Я в курсе. Поэтому мы обычно сжигаем все трупы после операции, если от ребят Мунна нет особых указаний…
Он недоговорил, видимо, обо всем догадался по лицу Маана.
— Еще?
— Да, — выдавил Маан, — По ту сторону… Где-то рядом.
Ощущение присутствия не пропало, а значит, Гнилец был не один.
Перед Мааном открывался узкий лаз, в который тщетно проталкивала свое длинное тело незадолго до обнаружения убитая «тройка». Дух Гнили доносился оттуда, и Маан поспешил первым нырнуть в темный провал.
Но запах почти тотчас стал слабеть.
— Он уходит!
— За ним! — скомандовал Кулакам офицер.
Но, прежде чем инспектор оказался по другую сторону, стены начали издавать дребезжащий звук размалываемого камня и Маан ощутил всем телом идущую по лазу вибрацию.
Верно, пули, выпущенные в Гнильца, спровоцировали сдвиг в постройке.
Первым порывом было — вернуться обратно, к свету фонарей и шороху мягких подошв.
К людям.
Перспектива оказаться в одиночестве, в руинах, служащих убежищем для нескольких Гнильцов, да при полной темноте — совсем не прельщала, но Маан понял, что времени на возвращение может попросту не хватить.
Нужно продвигаться вперед: так хоть был шанс остаться невредимым.
— Назад! — успел крикнуть Маан через плечо, выскальзывая, молниеносным рывком продирая свое тело внутрь, оказываясь по ту сторону от пролома. — Обвал!
Со всей скоростью, на какую был способен, подсвечивая путь светом фонарика, он добрался до противоположной стены, немедленно сгруппировался, упав на колени и сжавшись в комок, накрыл голову обеими руками.
В этот момент послышался глухой, граничащий с инфразвуком, грохот повалившихся сверху камней.
Казалось, прямо над головой били в десяток ударных инструментов полоумные, сбившиеся с ритма, барабанщики. Уши заложило, а тело ждало удара и, следующей за ним, боли.
Маан почувствовал несколько тупых толчков в спину и подумал, что это было хорошей идеей — надеть бронежилет.
Через долгую-долгую минуту, когда по шероховатому полу с тупым, глухим гулом перестали скатываться камни, Маан опустил руки и поднял голову.
Прислушался к себе: боли не было, на этот раз обошлось. Он достал фонарь, что автоматически успел зажать между коленей, осветил пространство вокруг себя и то место, где раньше был лаз.
Сквозь густые клубы пыли видимость была практически нулевой.
Дышать оказалось трудно, легкие свистели при каждом заборе воздуха, но пыльные частицы быстро оседали, благодаря повышенной влажности.
Маан подошел вплотную к тому месту, где двумя минутами раньше пролезал в проем. Завал безнадежно отрезал путь назад, груда камней не оставила даже намека на то, что раньше здесь была ровная плоскость стены.
— Все живы? — спросил он, ощупывая микрофон — на месте ли.
— Всё в порядке, — послышался в наушнике комм-терминала знакомый голос офицера, — Успели отойти. Инспектор?
— Я в норме. Буду перемещаться по намеченному маршруту. Двигайтесь в обход, встретимся в точке сбора со второй группой. Если меня не будет, идите в лоб.
Где-то здесь Гнилец, и неизвестно, куда он движется. Соблюдайте осторожность!
Собственный голос звучал уверенно, и это помогало. Маан не один, группа рядом. И его инспекторы, и Кулаки, все здесь, готовые прийти на помощь.
Да и в помощи необходимости пока никакой не было.
— Лалин, доложить обстановку.
— Продвигаемся. Без изменений.
— Понял. Геалах?
— Контакта нет. Идем по маршруту. Поддержка нужна?
— Справлюсь. Никаких отклонений от плана. Работаем, ребята.
— Есть! — одновременно ответили Лалин и Геалах.
Глаза Маана невыносимо жгло высвобожденной взвесью строительной крошки. Он закрыл их, постоял так несколько секунд, прислушиваясь к себе, пытаясь определить запах Гнильца.
Чисто. Видимо, беглец уже далеко. Тем лучше, можно идти дальше, не опасаясь внезапной встречи.
Пыль осела настолько, что Маан различал силуэты окружающей обстановки. Бледный свет фонарика выхватывал из темноты очертания стен и пола, загроможденного россыпью осколков.
Вот он, дверной проем. Маан понимал, что нужно убираться отсюда немедля, возможно, последуют еще обвалы, но в этот раз, может так не повети.
Ступая осторожно, стараясь не задевать по пути шаткие конструкции, он двигался к центру здания, но, хоть и старался держаться в одном ритме, продвижение его было медленно, слишком медленно. Маан со вздохом подумал, что за час, как планировалось, управиться они точно не успеют.
Снова в ушах зазвучал дрогнувший голос главного Кулака:
— У нас визуальный контакт!
— Действуйте! Не мне вас учить. — Рыкнул Маан, тут же пожалев о своей вспыльчивости. Не Кулаки виноваты в том, что ему в одиночку приходится плестись по темным спутанным коридорам.
Почти сразу до слуха Маана, уже не через наушник комм-терминала, донеслось далекое эхо знакомых хлопков. Несколько очередей. И очень быстро снова воцарилась тишина.
— Господин инспектор!
— Спокойно, офицер, — неохотно сказал Маан в эфир, — Не паникуйте. Что с Гнильцом?
— Готов. Нагнали его у лестницы.
— Мертв?
— Так точно. Очень верткий, но умер сразу. Как гусеница.
— Гусеница?
— Или змея… — офицер замешкался, — С ходу и слова не подберешь. Такой бугристый, почти без ног.
— Значит, осталось двое?
— Скорее всего. Из них одна старая «тройка». Это может быть опасно.
— Продолжать движение, — приказал он, — Главное — найдите мне ту старую «тройку». Она не должна уйти.
— Понял.
— Судя по всему, это чертовски неприятная «тройка». Мне кажется, именно этот Гнилец заметил нас еще на подходе. В любом случае надо держать ухо востро. Нам не нужны сюрпризы. Будете начеку. Особенно ты, Лалин. Не спешите, проверяйте каждое помещение.
— Мы двигаемся. Пока контакта нет.
Отключив микрофон, Маан почувствовал стыд — ни к чему было пенять Лалину, тот и так был отличным специалистом, и уж, конечно, никогда не давал повода для подобных замечаний.
Машинально сказал. От злости.
Впрочем, извиняться по общей связи было бы еще глупее.
Он продолжил идти, освещая путь узким лучом фонаря.
Пистолет лишал его свободной руки, но Маан не спешил убирать оружие в кобуру. Когда ты на территории Гнильцов, в их «гнезде», да еще и один, без того, кто прикроет тебе спину — мысль спрятать оружие может стать самой глупой мыслью в твоей жизни.
И, скорее всего, последней.
Быстрее бы отсюда выбраться. Проклятый разрушенный стадион напоминал ему подземный склеп, а воздух, из-за вечной сырости не столько насыщал, сколько создавал дискомфорт, высасывал из тела тепло. После этого, даже ночной смог города покажется свежим и кондиционированным.
Пожалуй, как только это закончится, стоит вернуться в «Атриум» и пропустить еще пару порций хорошего джина. Он определенно это заслужил, да и ребята работают вовсю…
Маан замер.
Запах вновь пришел так неожиданно, что он спросил себя, не кажется ли ему это. Но такие вещи не могут просто казаться.
— У меня контакт, — сказал он помедлив.
Комм-терминал мгновенно ожил. Несколько человек не могли говорить одновременно в пределах одного канала связи, поэтому Маан слышал лишь обрывки.
— Оставайтесь на месте, мы уже идем к вам, — офицер.
— …знал, что он его найдет. Маан, я веду группу в твою сторону, — Геалах.
— … мы движемся по… сообщите… — кажется, Лалин.
Маан постарался, чтобы его голос звучал спокойно.
— Ничего, это всего лишь «двойка». Геалах, Лалин, продолжайте движение по своим маршрутам. Я справлюсь.
— Это «двойка»? Ты уверен?
— Да. Она не представляет серьезной опасности. Даже если я ее встречу, в чем я очень не уверен. Двигайтесь дальше.
— Будь осторожен! Один, в темноте…
— Я не стажер, Геалах, — отрубил Маан, — И у меня опыта больше, чем у любого из вас. Если Гнилец захочет меня сожрать, этот ужин станет самым острым блюдом в его жизни.
— Понял тебя. Продолжаю движение.
— Отлично.
Маан не спешил, оставался на месте. Возможно, он простоял так минуту, а может, и несколько. Запах не ослабевал, его источник был где-то близко. Возможно, метров двадцать. Удивительно сильный запах.
Он переложил пистолет в правую руку, фонарь взял левой.
Лучше всего поступить так, как подсказывает разум и опыт. Не двигаться, не идти в сторону источника, дожидаться помощи. Группы Лалина и Геалаха скоро закончат свой маршрут и смогут начать его поиски. Людей в здании достаточно, это займет считаные минуты.
К тому же его собственная группа, лишившись инспектора, лихорадочно спешит к нему…
Один, без поддержки и Кулаков, в незнакомом объекте — конечно, это не то, чем можно гордиться, да и самолюбия не потешит, но, по крайней мере, заставит прикусить злые языки.
Может, Джат Маан уже не в тех годах, которые считаются пиком формы, но он старший инспектор Контроля, и он многим горазд показать пример того, как изничтожать Гниль.
Глупо. Опасно.
Маан проверил предохранитель пистолета — рефлекторно, он и так знал, что тот снят. Нет, риск есть всегда — всегда, когда имеешь дело с Гнильцом, но, если речь идет о «двойке», она не чрезмерна.
Гнилец на второй стадии внешне еще напоминает человека, но он редко способен на активное сопротивление. Перестраивающаяся нервная система, с ее приступами паники, маниакальной злостью, и уж тем более, эйфорией — не самый действенный инструмент.
Особенно против того, кого всю жизнь натаскивали именно на подобную охоту.
Он просто найдет этого ублюдка и пустит пулю ему в голову. Вот и все.
Маан начал осторожно двигаться к источнику запаха. Пятно света, последние несколько минут упиравшееся в камень перед его лицом, вдруг пропало, узкий луч устремился вдаль, судя по всему, он вышел в какое-то подобие зала или анфилады — из-за обвалившихся во многих местах перекрытий это было сразу и не определить.
Он попытался вспомнить схему, ему даже показалось, что сумел сориентироваться. Что здесь было раньше? Какой-нибудь склад спортивного инвентаря? Служебное помещение? Может, раздевалка?
По правую сторону, где покосившиеся бетонные плиты напоминали готовую рухнуть древнюю крепостную стену, тянулась вереница пустых дверных проемов. Каждая из этих келий, кажется, была с единственным выходом, Маан подумал, что, если где-то там и скрывается Гнилец, это очень удачно. Бежать некуда. Будь Гнилец силен и опытен, то, пожалуй, смог проложить себе путь сквозь обветшалую кладку, но только не «двойка».
— Кажется, у нас есть контакт, — доложил Лалин, — Точно не уверен, но ощущаю что-то похожее.
От этого неожиданного звука Маан, старавшийся двигаться бесшумно, слившийся с полной тишиной каменного склепа, вздрогнул.
— Начинайте преследование, — приказал он шепотом, — И соблюдайте молчание в эфире. На связь выходить только в случае крайней необходимости.
Вопросов не последовало, да и какие вопросы на операции.
Лалин молодец, все-таки нашел эту старую хитрую «тройку». Надо будет отметить его в рапорте после окончания.
Медленно двигаясь по извилистой каменной кишке и освещая пустые комнаты, Маан подумал, что лучшего убежища для Гнильца, пожалуй, и не отыщешь.
Хорошее место для логова. Вдалеке от шума, полная темнота, сырость, уединение. Да, кто-то старательно подбирал себе новую квартиру. В источнике он уже не сомневался, Гнилец находился где-то совсем близко.
От постоянного контакта стал ныть затылок, точно к нему приложили сухой лед.
Маана смущало лишь то, что запах был неясный, зыбкий, не поддающийся точной трактовке. Это было похоже на обычную «двойку», но в то же время запах содержал какую-то неверную ноту, некий странный нюанс, незнакомый ему прежде и не поддающийся распознанию.
«Это не „тройка“, — сказал он сам себе мысленно, — „тройку“ я бы, конечно, узнал. Просто „двойка“. А запах, размытый из-за возраста, должно быть. Судя по всему, совсем молодая „двойка“, вот фон и колеблется».
Молодая «двойка» — это не страшно. Такую можно брать голыми руками, они обычно беспомощны. Только странно, отчего Гнилец, совсем недавно перешедший на вторую стадию, влился в «гнездо», ведь период острой социопатии и желания скрыться от общества наступает позже.
Маан старался ступать бесшумно, но это не всегда получалось — под подошвами время от времени приглушенно скрипела кирпичная крошка или звякал металл. Неприятно, но терпимо.
Ну что же, иногда приходится мириться с тем, что с возрастом некоторые навыки становятся не так действенны. Зато на смену им приходят другие, не менее полезные, надо лишь раскрыть их внутренний потенциал.
Здесь.
Маан почувствовал, как сердце допустило один неровный, выбивающийся из общего ритма, удар. Он почти подошел к последнему проему в длинном ряду. Запах стал силен, как нигде.
Значит, точно здесь. Никакой ошибки.
Он не светил в проем фонарем, наоборот, приглушил его свет, прижав к бедру. Незачем пугать ублюдка раньше времени.
Сделав несколько глубоких вдохов, Маан подошел почти вплотную, оперевшись правым плечом о стену.
Оставалось немного.
Одно резкое движение, быстрый поворот — и рука, упруго дрогнув, привычно поведет ствол в нужном направлении. Небольшое усилие указательного пальца заставит темноту на долю секунды расступиться, высвободив маленький оранжевый цветок, который отпечатается на сетчатке глаза и будет виден еще некоторое время.
Маан разрешил своему телу простоять несколько секунд в полном бездействии. Расслабил мышцы, прикрыл глаза. Он всегда так делал перед тем, как предстояла работа. Даже такая тривиальная, как в этот раз.
«Начали!» — сказал он сам себе мысленно.
И рванул свое тело вперед.
Один стремительный шаг, больше похожий на прыжок, левое плечо с силой впечатывается в противоположную сторону дверного проема, в лицо сыплется что-то соленое, сухое, видимо, штукатурка.
Еще один шаг — внутрь комнаты, фонарь вскинуть, рука с пистолетом уже поднята, немного согнута в локте, чтобы упруго отразить мощный клевок отдачи, который последует через секунду.
Пятно света заскользило по стенам, выхватывая бесформенные дыры и скрюченный остов арматуры. Но еще прежде, чем луч нащупал Гнильца, Маан почувствовал его — уже не нюхом охотника, а своими обычными, человеческими, органами восприятия.
В правом углу что-то завозилось. Он услышал шорох, ворочание чего-то большого, тяжелого и живого.
Чего-то чужого.
— Взяли! — радостный голос Лалина ворвался в тишину и распорол ее в лоскуты, — «Двойка»! Маан, докладываю, Гнилец нейтрализован. Расстреляли в упор. Еще одна старая «тройка» и…
Лалин говорил что-то еще, Маан уже не слышал, машинально продолжая движение, направляя фонарь в тот угол, из которого доносились звуки.
И Маан увидел его.
Гнилец был большим. Настолько, что возвышался над ним на добрую голову, и оттого Маану сперва показался каким-то каменным остовом, привалившимся к стене. Но камень, даже покрытый плесенью, не может принимать такого цвета — грязно-янтарного, приятного и в то же время отталкивающего.
Это было похоже на дерево. На огромный скрюченный ствол, набухший в одном месте и разросшийся, только подобие коры было живым — поверхность ритмично двигалась, поднимаясь и опадая.
Рука с оружием пришла в движение, и сердце Маана, замершее между ударами — настолько вдруг замедлилось время — протянуло сквозь все тело сладкую длящуюся ноту.
Он понял, что успеет.
В прорези целика мелькнула раздувшаяся лоснящаяся туша, Маан вовремя остановил движение и, немного подняв пистолет, надавил на спуск.
Все было сделано быстро, настолько быстро и четко, насколько это было возможно. Слаженно и привычно, как он делал долгие годы.
Возможно, ему не хватило совсем немного.
Чувства отставали от происходящего, словно мозг запаздывал с передачей сигналов. Лишь ощутив страшный тычок, смявший правую сторону лица, от которого хрустнула челюсть, Маан понял, что лежит распластанным на полу.
Его подбородок занемел от удара, но боль притуплял холод от камня, на котором он оказался. Зубы скрипели, и во рту было полно кислого острого песка, царапающего язык.
Тело, еще недавно бывшее ему послушным и беспрекословно исполнявшее приказы, вдруг оказалось чужим, каким-то скомканным, распластанным, точно уже не принадлежало ему, а было лишь грудой костной и мышечной ткани.
Почти ничего не было видно, перед глазами мелькали пятна. Кажется, он слышал звон, перед которым все погасло, наверное, это фонарик разбился о стену.
Инспектор с трудом понимал положение своего тела в пространстве, но руку, сжимавшую оружие, он ощущал и, осторожно повернув голову вправо, приподнял пистолет и сориентировал его на звук, даже не видя толком цели.
Ему показалось, что нечто, свистнувшее в воздухе, переломило его правое предплечье пополам. Как будто он сунул руку под фрезу пилы, разделившую кость на две части.
Раскаленной лавой боль хлынула выше, пожирая локоть, плечо, грудь…
Маан закричал.
Боли оказалось слишком много, единственное, что он мог делать — с хрипом выпускать из легких воздух, прижавшись губами к камню.
Перед глазами звенели россыпи серебристых звезд. Кажется, проломлена голова…
Он попытался ощупать ее пальцами левой руки, но это не удалось — пальцы тоже были чужими, непослушными, твердыми. У него ушло много времени, прежде чем он смог перевернуться на левый бок, упершись в пол локтем.
Правая рука свисала мертвой плетью, безжизненным лоскутом.
Хуже боли было только осознание того, что его тело, этот инструмент, который служил ему столько лет — изувечено и беспомощно. Каждый нерв скулил, требуя пощады, посылая в мозг жалящие искры.
Маан попытался позвать на помощь, но изо рта вырвался лишь клокочущий, рвущий легкие, кашель. От вкуса крови во рту мутило, желудок несколько раз сжало тяжелым спазмом.
— Лалин… Геалах!
Никакого ответа. Должно быть, микрофон слетел, когда он падал.
Видимо, череп все-таки цел. Иначе Маан вряд ли оставался в сознании до сих пор. Он попытался сесть, но его так сильно мутило, а тело было так слабо, что он застонал от этого усилия.
Он был раздавлен, выпотрошен, уничтожен.
Старший инспектор Джат Маан сейчас был лишь сломанной куклой, небрежно отброшенной в сторону, лежащей в углу, ожидая своей участи.
А потом вдруг оказалось, что темнота вокруг него неполная, Маан подумал, что это вернулось зрение. Но часть комнаты была залита рассеянным синеватым светом — фонарик, потерявший защитное стекло после удара о стену, лежал неподалеку.
Сейчас он был бесполезен так же, как и сам Маан. Тени внезапно исказились, поплыли, Маану показалось, что у него кружится голова, но зрение его не подводило, это у дальней стены шевельнулось что-то большое.
Гнилец.
Он подошел к Маану медленно, и каждый его шаг порождал слабое эхо. Маан облизнул бесформенные лопнувшие губы. Мир, каким он его воспринимал, все еще звенел и был полон острых изломанных углов, вместо мыслей он слышал лишь шепот незнакомых голосов.
Размер Гнильца и в самом деле был очень велик. Огромное мясистое тело было согнуто, скрючено, отчего на спине образовался большой горб, величиной с бочку.
Но оно не выглядело неуклюжим, хоть и было массивным. Наверное, в его движениях присутствовала даже некоторая грация — нечеловеческая, отвратительная, плавная.
Голова его была изуродована не меньше, чем тело, но в ней еще можно было угадать отдаленное сходство с человеческой. Когда-то она, видимо, начала зарастать чешуей, но этот процесс, по каким-то причинам не закончился, а может, преображение еще не было завершено — вместо кожи она была покрыта омерзительной на вид бугристой массой, придававшей ей сходство с вытянутой еловой шишкой.
Маан увидел глаза, их было два — заросшие клочьями бурого мяса отверстия, в которых различался стеклянный бесцветный блеск роговицы и неровные выщербленные полусферы мутных зрачков.
Эти глаза смотрели на Маана, но они так давно уже не принадлежали человеку, что ни малейшего чувства в них нельзя было прочесть. Они были пусты, как забранная тонким льдом поверхность мертвого озера.
— Самоуверенный. Глупый. Самоуверенный.
Сперва Маан решил, что ему это мерещится, но нет — на тошнотворной морде открылся рот. Он был скошен набок и походил на глубокий рыхлый разрез в разлагающемся мясе, открывавшийся в такт словам и скрывавшую внутри что-то липкое и поблескивающее. От этого голоса Маана замутило.
— Пришел сюда. Хотел меня убить? Контроль. Пришел… Пришел сам, — Гнилец повторял это как бы в забытьи, уставившись неподвижным взглядом на Маана, — Старый, медленный. Слишком самоуверенный.
У Гнильца осталось подобие волос, правда, теперь они походили на гибкие и длинные дикобразьи иглы. В другой момент это могло показаться Маану интересным, но сейчас, он мог лишь заставлять свое сознание удерживаться на плаву.
Оружия рядом не было. Возможно, он сможет дотянуться до маленькой кобуры на лодыжке. Там специальный замок, открывающийся одним нажатием пальца.
Его левая рука, пусть и плохо, но подчиняется, и на то, чтобы вытащить запасной ствол, должно хватить сил. Просто опустить руку и коснуться металла. Потом поднять оружие и выстрелить.
Изо рта на пол капала кровь, Маан сплевывал ее, но это помогало мало.
— Не я пришел к тебе. Ты пришел меня убить. И ты бы убил меня, если бы не был так стар. Медленный и старый, плохо.
Речь Гнильца больше походила на бессвязный лепет, монотонный и лишенный всякого подобия интонаций. В словах не прослеживалось и намека на эмоции, казалось, они мертвы, и являют собой лишь набор звуков, исторгаемый похожими на волдыри от ожогов губами.
Но эти слова пробирали до костей.
Гнилец наклонился к Маану. Он оказался так близко, что Маан ощутил исходящий от него смрадный запах, сладкий, похожий на гнилостный.
Он мог рассмотреть трещины в уже не человеческой коже, набухшие лимфатические узлы под ней, россыпи гнойных пятен, разбросанные по медовой поверхности.
Рыхлое, гниющее заживо разумное дерево — вот что это было.
Огромная раковая опухоль, сохранившая сознание.
Средоточие самой Гнили.
Маана вывернуло, задыхаясь, он исторгнул из себя зловонную горькую желчь с запахом джина. Это почти лишило его сил — мир опять потемнел, словно отступил на шаг.
— Я долго здесь жил. Тихо. Я пришел сюда, когда все понял. Это был мой новый дом. Я не мог оставаться… там. Там были люди. А здесь не было никого. Тихо. А теперь пришел ты. За мной.
Он говорил беззлобно, даже спокойно, но это было обманчивое ощущение, в любой момент Гнилец может размозжить ему голову одним движением руки, даже не прилагая сил.
И то, что Маан до сих пор жив, скорее редкая, непонятная удача. Возможно, если Гнилец не наигрался с ним, у Маана есть время дотянуться до пистолета.
Джат Маан понимал, что шанса застрелить Гнильца у него нет. Слишком быстрая тварь, слишком проворная. И еще разумная, что редкость для «тройки».
Если Гнилец сумел ударить и опередить его тогда, когда их шансы были относительно равны, теперь нечего и думать свалить его выстрелом. Он успеет разорвать Маана на куски, прежде чем тот хотя бы достанет оружие.
Нет, можно даже не надеяться. Чудес не бывает. Это просто даст инспектору Контроля смерть — ту смерть, которую он заслужил.
Быструю — и с оружием в руках.
Ребятам не будет стыдно за своего начальника.
Гнилец рассматривал его, склонившись так низко, что протяни Маан руку, смог бы коснуться его лица. Того, что могло быть лицом, сохрани оно чуть больше сходства с человеческим.
— Ты пришел убить. Вы все приходите убить. Зачем?
Длинная четырехпалая рука сгребла Маана за бронежилет и встряхнула, легко, как игрушку. От кожи Гнильца, кроме гнили, несло сильным запахом мускуса. Может, это был его пот.
Маана едва не вывернуло еще раз.
— Зачем?
Он задыхался, в груди нестерпимо болело, словно у него были переломаны ребра. Но Маан выдавил:
— Ты Гниль. Я уничтожаю тебя. Везде… везде, где встречу. Всего лишь… порождение…
Воздух в легких иссяк, а каждый вздох требовал огромных сил. Маан малодушно пожалел, что остался в сознании. Так было бы гораздо проще.
— Я Гниль… — пожевал слова Гнилец, и в его голосе Маану почудилась задумчивость, — Ты хочешь убить меня не за то, что я сделал. Забавно. За то, что я Гниль. Ты так ненавидишь меня?
— Да, — прохрипел Маан, — Ненавижу. Я бы порвал на куски… Перемолол заживо… Вы зараза. Чума. Вы болезнь…
— Болезнь, — повторил Гнилец равнодушно. Непонятно было, вкладывал ли он в это слово какой-то смысл или нет.
— И мы уничтожим вас всех. Ты убьешь меня, но за мной тысячи… — Маан поперхнулся собственной кровью, но смог продолжить, — Ты сдохнешь уже сегодня… Жаль, я этого не увижу.
— Ты действительно ненавидишь, — Гнилец осклабился, обнажив тусклые желтоватые зубы, неровные и крупные, — Забавно. Я Гниль. Ты человек. Из-за этого.
— Гниль — самое отвратительное и страшное из того, что существует. И мы уничтожим ее. Всю… Под корень. Всех вас. И тебя… Да, тебя. Я надеюсь, ты умрешь не сразу. Мои люди… Они найдут тебя. Уходить поздно… Да, они возьмут тебя живым. И отвезут в лабораторию… Они будут выпускать из тебя кишки пять дней подряд! — Маан скорчился от боли, — И вот тогда ты меня вспомнишь, мразь! Вспомнишь!
Гнилец не выразил гнева. С внешней человечностью он, видимо, утратил и то немногое, что оставалось внутри, когда менялось его тело. Гнильцам неизвестны чувства. Они бесстрастны, как насекомые или механизмы. Злость, нежность, зависть, надежда — эти векторы не входят в ту систему измерений, в которой живет их искаженное сознание.
Даже животные куда больше похожи на человека.
Но когда Гнилец засмеялся, Маан едва не лишился чувств. Он надеялся, что это была неритмичная работа затронутых Гнилью легких или еще какой-нибудь отвратительный процесс, протекающий внутри чудовищно разросшегося тела…
Но нет, Гнилец смеялся. И его смех, ужасный, искаженный, какой-то до отвращения человеческий, словно стеганул Маана литой свинцовой плетью.
— Я Гниль. Чудовище. Которое надо уничтожить, стереть. Уничтожить. Гниль.
Его манера говорить была искаженной. Используя обычные слова, Гнилец составлял фразы только по одному ему понятной логике, отчего постоянно казалось, что они несут в себе второй, какой-то особенный смысл.
Однако Маан понимал, что никакого другого смысла в них не было.
Даже те Гнильцы, которые на третьей стадии сохраняют и речевой аппарат, и остатки человеческого сознания, утрачивают способность ясно излагать свою мысль — следствие распадающейся нервной системы.
Так, инвалид, которого травма мозга превратила в ребенка, может неуклюже переставлять кубики с буквами, пытаясь собрать из них слова. Зачатки разума помогают ему, и иногда даже получаются осмысленные предложения, но это больше моторная и ассоциативная память, чем следы настоящего сознания.
— Чудовище. Меня надо уничтожить. Ты пришел именно за этим, — Гнилец, словно размышлял вслух, раскачиваясь из стороны в сторону, — Охотник. Слуга Контроля. Уничтожитель заразы. Ты пришел убить самое отвратительное, что только есть. Ты. Это же твоя работа. Как благородно. Ты ведь никогда не станешь таким, как я. Ты всегда будешь находить и уничтожать…
Маан почувствовал, что срывается в пропасть забытья. Тело лежало в прежнем положении, но мир, окружающий его, уже начал меняться. Подернулся тенью, отступил еще на шаг. Как будто на глаза его легла полоса серого шифона, делающаяся все темнее с каждой секундой.
Он подумал, что умирает. Гнилец говорил, но слова его становились все менее разборчивыми. Собственные мысли Маана свились в тонкую струну, гудящую и неуправляемую.
В какой-то момент в комнате как будто стало светлее. Угасающее сознание Маана отметило это равнодушно, но вслед за тем, где-то совсем рядом раздались голоса и топот множества ног.
Гнилец напрягся, застыл, с беспокойством поворачивая свою огромную голову, точно принюхиваясь к чему-то. Потом со скоростью, которая настолько не вязалась с его массивным неповоротливым телом, что глаз воспринимал это не как движение, а как мгновенное перетекание из одного положения в другое, метнулся к выходу, влился подобно капле чернил в темноту и пропал.
Снаружи застрочили выстрелы, Маан различил быстрое басовитое тарахтение автоматов, одиночные хлопки пистолетов, чьи-то крики и хруст размалываемого камня.
Он отчаянно старался удержать свое сознание на поверхности подобно тонущему, погружающемуся в стылые черные воды, но все тяжелее было набрать в грудь воздуха, а звон в ушах делался все громче.
Потом вокруг него появились люди. От множества фонарей комната оказалась залита светом, точно на потолке зажглись десятки осветительных сфер.
Маан видел чьи-то лица, но ни одного не мог узнать. Все они казались похожими друг на друга.
Но когда над ним склонился Геалах, Маан даже смог улыбнуться.
— Порядок, Джат. Мы успели. Не говори. Лежи, молчи. Я вызвал Мунна, сюда уже едут.
Чьи-то сильные твердые пальцы ощупывали его тело, кто-то с хрустом срезал с него липкую, почерневшую от крови ткань. Еще был треск комм-терминалов и чьи-то чужие голоса в эфире.
Голоса были беспокойные, злые, но очень далекие.
Воздуха в груди оставалось мало, на один выдох. Маан не был уверен, что сможет еще раз вдохнуть, когда выпустит его из легких. Но его хватило на одно слово.
— Успели, — сказал Маан в пустоту перед собой.
А потом остатки темноты, не разогнанные мощным светом фонарей, ютившиеся в углах угольными тенями, завертелись, свились тугими лентами, заскользили перед глазами, закрутили его и смяли, не оставив после себя уже ничего.
