Азии не следует стыдиться резкого контраста с Европой, использующей паровую тягу и электричество. Еще не совсем умер старый мир торговли, мир ремесленников и разносчиков, деревенских рынков и ярмарок в день святых, когда маленькие лодочки, груженные товарами нашей страны, плывут то вверх, то вниз по большим рекам, мир, в котором при каждом замке имеется двор, где путешествующий торговец может показывать свои ткани и украшения, чтобы их купили прекрасные женщины, скрывающиеся за ширмой. И как бы ни менялась его форма, только в случае полного краха Азия может позволить умереть своему духу, поскольку именно он лежит в основе всего ремесленного и декоративного искусства, являющегося древним наследием; утратив этот дух, Азия должна будет потерять вместе с ним не только красоту вещей, но и радость труженика, индивидуальность видения и всю многовековую человечность его труда. Ибо одеться в одежду из самим же сотканных тканей означает поселиться в собственном доме и создать для своего духа собственную обитель.

Верно, что Азия не знает ничего из неистовых радостей пожирающих время поездок, но у нее все же до сих пор существует гораздо более глубокая культура, связанная с паломничеством и странствиями монахов. Истинным путешественником является индийский аскет, просящий пропитания у деревенских домохозяек или сидящий вечером под деревом, разговаривая и покуривая с местным крестьянином. Для него сельская местность состоит не только из ее природных особенностей. Это связь привычек и ассоциаций, человеческих отношений и традиций, пронизанная добротой и дружбой того, кто разделил, хотя бы на мгновение, радости и печали личной драмы странника. Японский крестьянин-путешественник, опять же, не покидает примечательных мест своих странствий, не сочинив хокку, или короткого стихотворения; этой художественной формой владеет даже самый простой человек.

Посредством такого опыта развивается восточное представление об индивидуальности как зрелого и живого знания, гармоничного мышления и стойкого, но мягкого мужества. С помощью таких способов взаимообмена поддерживается восточное представление о человеческом общении: оно является не напечатанным каталогом, а истинным средством культуры.

Цепочку противопоставлений можно вести до бесконечности. Но слава Азии состоит в чем-то более позитивном. Она заключается в том трепете мира, который бьется в каждом сердце; в той гармонии, которая объединяет императора и крестьянина; в том возвышенном ощущении единства, которое управляет состраданием и вежливостью, плоды которого мы видели, когда Такакура, император Японии, снимал свои спальные одеяния в зимнюю ночь, потому что из-за мороза гасли очаги в домах бедняков, или когда Тай-цзун из династии Тан отказывался от еды, потому что его народ голодал. Она лежит в основе мечты о самоотречении, примером которого служит Бодхисатва, воздерживающийся от нирваны, пока последняя пылинка во Вселенной не обретет блаженства. Она угадывается в том поклонении Свободе, которая окружает бедность ореолом величия, требуя суровой простоты в одеяниях индийских принцев и устанавливая в Китае традицию, согласно которой император, занимающий трон, является единственным среди великих светских правителей мира, кто никогда не носит меч.

Все это тайная энергия мысли, науки, поэзии и искусства Азии. Если Индию оторвать от ее традиций и лишить той религиозной жизни, которая составляет сущность ее национальности, она станет поклонницей подлого, ложного и нового; Китай, обратившись к проблемам материальной, а не моральной цивилизации, корчился бы в смертной агонии того древнего достоинства и этики, которые давно сделали слово торговца равным юридическим обязательствам Запада, а имя его крестьян – синонимом процветания; и Япония, земля отцов народа Ама, пережила бы полное уничтожение, если бы запятнала чистоту духовного зеркала, унизила бы свою душу, начав делать мечи из свинца вместо стали. Значит, сегодня задачей Азии становится защита и восстановление азиатских моделей жизни и поведения. Но чтобы добиться этого, она должна сначала сама осознать и развить понимание этих моделей. Ведь тени прошлого – это обещание будущего. Ни одно дерево не может быть больше, чем та сила, что есть в его семенах. Жизнь всегда заключается в возвращении к себе. Сколько учений проповедовали эту истину! «Познай себя» – вот величайшая загадка, изреченная Дельфийским оракулом. «Все в тебе самом», – вторит тихий голос Конфуция. И есть еще более поразительная индийская история, которая доносит до слушателей ту же идею. Однажды Учитель, как рассказывают буддисты, собрал вокруг себя своих учеников – и перед ними внезапно что-то засияло, да так сильно, что все, кроме Ваджрапани, уже полностью обученного, лишились зрения: их взору предстала ужасная фигура – фигура Шивы, Великого Бога. Тогда Ваджрапани (его спутники были ослеплены) повернулся к Учителю и спросил: «Скажи мне, почему я искал среди всех звезд и богов, равных по числу пескам Ганга, но нигде не видел этого чудесного облака. Кто это?» И Будда ответил: «Он – это ты сам!»; и утверждают, что Ваджрапани тут же достиг просветления.

Именно эта, пусть пока малая степень осознания себя, преобразила Японию и позволила ей выдержать бурю, которая поразила большую часть восточного мира. Сегодня требуется возобновление того же самого самосознания, которое снова придаст Азии ее древнюю стойкость и силу. Сейчас время сбивает с толку многообразием возможностей, открывающихся перед нами. Даже Япония пока не может в запутанном клубке эпохи Мэйдзи найти ту единственную нить, которая даст ей ключ к собственному будущему. Ее прошлое было ясным и стабильным, как мала (гирлянда) или четки, как кристаллы. С первых дней эпохи Асука национальная судьба Японии была впервые одарена получением и накоплением индийских идеалов и китайской этики, благодаря гению Ямато; затем были следующие, подготовительные периоды эпох Нара и Хэйан, когда нация двигалась к раскрытию ее огромных сил в безмерной религиозности эпохи Фудзивара, к героической реакции эпохи Камакура, достигающей кульминации в суровом энтузиазме и возвышенной сдержанности того рыцарства Асикага, которое с суровой страстью искало смерти – на протяжении всех этих периодов эволюция нации ясна и не запутана, подобно эволюции отдельной личности. Даже времена Тоётоми и Токугава вполне объяснимы: следуя образцу Востока, мы закончили ритм деятельности затишьем, необходимым для демократизации великих идеалов. Народ и низшие классы, несмотря на их кажущиеся недвижимость и обыденность, создали собственную самурайскую преданность, поэтическую грусть, божественное самопожертвование святых, и, таким образом, они становятся фактически включенными в наше национальное наследие.

Но сегодня нас озадачивают огромные потоки западной мысли. Скажем так: зеркало Ямато затуманено. Правда, в результате революции Япония возвращается к своему прошлому, чтобы там отыскать новую жизненную силу, которая ей необходима. Как и во всех подлинных реставрациях, это реакция с отличием. Ибо посвящение искусства природе, начавшееся в эпоху Асикага, стало теперь посвящением нации самому человеку. На уровне интуиции мы знаем, что секрет нашего будущего лежит в нашей истории, и мы решительно пытаемся проникнуть туда на ощупь, как это делают слепые, – нам нужно найти ключ. Но если эта мысль верна, если в нашем прошлом действительно сокрыт хоть какой-то источник обновления, мы должны признать, что сейчас нам необходимо мощное усилие, поскольку палящая засуха современной пошлости иссушает горло жизни и искусства.

Мы ждем сверкающего меча молнии, которая рассечет тьму. Ибо ужасающую тишину следует нарушить, и капли дождя новой силы должны освежить землю, чтобы новые цветы проросли на ней и покрыли ее ковром. Великий голос придет из самой Азии, по древним дорогам ее народов и наций.

Победа изнутри либо величественная смерть извне.

ОКАКУРА КАКУДО

Китагава Утамаро. О-Кита из лавки Нанивая с чашкой на блюдечке. 1793