Глава 5

Поход на Изнанку длился недолго, но все равно первое, что сделал Греков, выйдя с нее, — позвонил. Хотя, если бы было что срочное, Шелагин-старший мне сообщил бы, потому что связь мы продолжали использовать, не стали снимать. По ней можно достучаться и на Изнанку, правда с трудом.

— Все спокойно, — наконец сообщил Греков не столько мне, сколько себе.

Вот ведь. И отпустить меня без присмотра боялся, и что здесь без него произойдет что-то непоправимое — тоже. Ответственность, что на него одномоментно свалилась, была слишком большой и неудобной.

— Ни Стаминский, ни его дочь не появлялись? — поинтересовался я.

— Евгения Павловна заблокировала всем вход на территорию дворца. Но он пытался с ней созвониться.

— Не нравится мне это. Только драки за здание нам не хватало.

— У нее истерика. Немного успокоится и уберется, — равнодушно бросил Греков. — Павел Тимофеевич предложил ей слишком хорошие отступные, чтобы она и дальше дурила. Хотя я, если честно, предпочел бы решить по-другому. Потому что мирное решение сегодня приведет к немирным решениям завтра. И обойдется это все куда большей кровью.

— Проедем мимо — загляну? — предложил я.

Тащиться во дворец и шпионить желания не было, но вопрос с живетьевским сердцем до сих пор был не закрыт, что тревожило, пусть и не сильно.

— В кафе неподалеку завернем, — решил Греков. — Вроде достаточно чистые для него.

— Это да, — хохотнул один из бойцов. — Первый раз так на Изнанку сходили. Добычи много, а выглядим как будто с показа мод.

— Скажешь тоже, — отбрил Греков. — Где это ты видел показы мод с экипировкой?

— Закрытые для военных?

— То есть такие тоже существуют? — поразился Греков.

— А мне почем знать? Меня не приглашают же. Это ваш уровень. Как пригласят, так и расскажете.

— Шутник, — хмыкнул Греков и так и молчал до самого кафе, в котором я их оставил в компании своей иллюзии, а сам отправился во дворец проверять, что там с Евгенией Павловной.

Если она действительно решила устроить локальную войнушку с оставшимися верными ей слугами, то проще будет ее оглушить и вытащить наружу, чтобы не будоражила народ.

Найти Евгению Павловну труда не составило, хотя она находилась не в уже известной мне комнате, а в так называемой детской. Сердце Живетьевой тоже находилось при ней, в емкости, заполненной мутноватой красноватой жидкостью. Оно продолжало пульсировать, несмотря на то, что от него уже была отчекрыжена значительная часть. И не просто отчекрыжена, а скормлена ребенку, сыну Евгении Павловны, который сидел весь в слезах и соплях и давился очередным кусочком.

— Н-не могу больше! — он выплюнул почти пережеванный кусочек на тарелку и закрыл руками рот.

Его явно тошнило, как и меня от этой картины. А вот Евгении Павловне всё было нипочем. Она нависла над сыном и жестко сказала:

— Через не могу. Это просто мясо. Кусочек мяса и глоток зелья. До ночи ты должен съесть все.

На всякий случай я проверил ауру и убедился, что в емкости находится именно сердце Живетьевой. Более того, уже вокруг ребенка намечались проблески этой ауры, пока совершенно невнятные, поэтому к ним надо было присматриваться, но я был уверен: стоит мальчику употребить все, как аура станет куда как выраженней. Интересно, как Евгения Павловна объяснит изменения с сыном окружающим? Или после полного поедания все можно будет как-то замаскировать?

— Не могу. Оно живое, и оно не хочет, чтобы его ели.

— Конечно не хочет. Кто хотел бы, чтобы его ели? — почти ласково сказала Евгения Павловна. — Но здесь уж одно из двух: или ты съешь его, или съедят нас с тобой. Неужели ты совсем не любишь свою мамочку? Она так страдала, так мучилась, когда тебя рожала.

Ребенок вздохнул, посмотрел на мать, потом на тот неаппетитный кусочек, что лежал на тарелке, зажмурился и храбро отправил его в рот.

— Вот умничка. Теперь глоток зелья, — заворковала Евгения Павловна. — Я бы и рада повременить, но твой дед сообщил, что Шелагины знают о сердце и о том, что оно у нас.

Интересно, как это он сообщил, если Греков уверен, что связаться Стаминскому с дочерью не удалось? Видать, у них существует связь и на такой случай.

— Если его не будет, я смогу дать клятву, что сердце уничтожено. Это единственный твой шанс стать императором. Сердце Арины Ивановны станет частью тебя, и ты получишь лояльность всех, кто давал ей клятву.

Объяснение было слишком сложным для ребенка, он морщил лоб, пытаясь понять то, что говорит мама, а потом выдал:

— И мы сможем уничтожить всех Шелагиных?

— Да, мой дорогой. Мы убьем их всех.

Она отвечала столь радостно, как будто планировала не убийство, а поход на аттракционы. В ответ ребенок кровожадно улыбнулся и задвигал челюстями активнее.

— И попляшем на их костях, — невнятно добавил он.

— Непременно попляшем. А потом сожжем останки и развеем. А для этого нужно, чтобы ты сейчас съел вот столько. — Евгения Павловна, обозначила примерно кусок, после отрезания которого от сердца останется всего лишь треть. — И остальное — вечером. И все. Мы с тобой победители.

Зелье, которым ребенок запивал мясо, было темно-зеленым, тягучим, похожим по консистенции на густой сироп, но судя по тому, с каким отвращением его глотал ребенок, от сиропа по вкусу оно было далеко. Да и вообще вкусовыми качествами не особо отличалось.

Вставал вопрос, что делать с сердцем. Позволить Евгении Павловне скормить сыну всё я не собирался, но ребенок уже съел часть, а забирать прямо сейчас — она всполошится раньше времени. Запись я, конечно, вел, но не был уверен, что ее стоит показывать хоть кому-то.

Спохватился и отправил Шелагину-старшему сообщение.

— Стаминская скармливает сердце Живетьевой сыну. Говорит, что обязательства перейдут ему.

— Забирай остатки и немедленно ко мне вместе с Грековым.

— Позвоните ему для конспирации.

Честно говоря, я даже испытал облегчение, потому что с Шелагина сталось бы приказать немедленно убить обоих — и мать, и ребенка. Я понимал, что все равно этим закончится, но брать на себя такое не хотел бы.

Тем временем запланированный кусок живетьевского сердца был доеден и довольная Евгения Павловна убрала емкость с глаз сына в сейф. Сейф был в той же комнате, что и они, а уходить никто не торопился. Наоборот, Евгения Павловна начала вести воспитательную беседу, которая сводилась к тому, что всех врагов следует убивать сразу, а не ждать, пока они наберут силу. Я прикрыл кусок комнаты с сейфом иллюзией и под ней быстро вскрыл сам сейф. Сердце вместе с банкой отправилось в мой пространственный карман, а я — на выход, сопровождаемый кровожадным детским:

— Мы еще искупаемся в крови врагов, да, мам?

От ребенка, которого заставили есть вражеское сердце, ожидать нормальности было бы странно, и все же звучало это жутковато. И был рад, что очень быстро перестал все это слышать.

«Борьба за власть всегда была грязным делом, — заметил Песец, уловивший мои ментальные терзания. — Выскочить уже все равно не получится».

Я с ним спорить не стал, потому что был согласен. И всё же… Всё же считать своим противником ребенка не мог. Пусть даже он пока вырастет, успеет накопить ко мне столько ненависти, что ее хватит на десяток человек. Расправляясь с ребенком, я чувствовал бы себя в своей системе ценностей Владиком, если не кем похуже.

Греков и его подручные к этому времени управились со своей едой и потихоньку подтаскивали с тарелок моего фантома, чтобы никто не удивлялся их наполненности. Подменил я фантом собой совершенно незаметно и сразу же сказал:

— Что-то мне больше не хочется.

— Понятное дело, — обрадовался Греков. — После звонка Павла Тимофеевича у кого угодно аппетит пропадет.

Все подскочили из-за стола, как будто торопились на пожар. Впрочем, я не был уверен, что это не он: ситуация, прямо скажем, казалась опасной и требовала разрешения как можно скорее.

Доехали мы быстро, немного притормозили на подъезде к воротам, где наблюдалось оживление: кто-то приехал на назначенную встречу, кто-то с нее уезжал, а кто-то был уверен, что стоит ему появиться без предварительного звонка — и его непременно втиснут в плотное расписание.

Но пока в тесное расписание впихнули только меня. Я коротко пересказал увиденное и услышанное. Грекова временами довольно эмоционально реагировал. Как, впрочем, и Шелагин-старший. Показал я им и остаток живетьевского сердца.

— Вот как чувствовал, что эти Стаминские еще устроят, — проворчал Греков. — Предлагал же сразу решить с ними вопрос, Павел Тимофеевич. А вы заявили, что с клятвой старшего Стаминского проблем не будет. Конечно, не будет, потому что при любой клятве он теперь станет действовать в интересах внука. Думаю, того, что тот сожрал, уже достаточно.

— Евгения Павловна говорила, что нужно съесть все, — напомнил я.

— Сам говорил, что на нем уже отпечаток ауры Живетьевой.

— Это да, — пришлось признать.

Шелагин-старший потер лоб.

— Нужно всё хорошенько взвесить, чтобы не рубить сгоряча, — решил он. — Илья, думаю, ты имеешь право на отдых, а вот Алексей Дмитриевич — пока нет.

Как я понял, меня завуалированно отстраняли от решения, что делать со Стаминскими. Ничего против я не имел, так как определенно не хотел участвовать в решении судьбы Евгении Павловны и ее сына. Что-то мне подсказывало, что она окажется незавидной.

Поэтому я направился к Таисии за Глюком и уговорил ее побыть уже с нами обоими. Следующий час мы провели все вместе в гостиной. У меня не отложилось в голове, о чем мы разговаривали, потому что подсознательно я постоянно ожидал известий о Стаминских. Но до самого ужина ни одной новости о них так и не проскочило. Шелагины меня на совещание также не приглашали.

Я испытал небольшое разочарование, потому что был уверен, что действовать начнут сразу. Даже я, с моим невеликим опытом, понимал: стоит обнаружиться пропаже сердца, как Евгения Павловна исчезнет из нашей досягаемости, к гадалке не ходи.

В столовую мы с Таисией вошли первыми, почти сразу к нам присоединились Шелагины и Греков, а вот княгиня Беспалова появилась с опозданием и была чрезвычайно взбудоражена.

— Какая все-таки тварь! — экспрессивно бросила она.

— Вы о ком, Калерия Кирилловна? — равнодушно уточнил Шелагин-старший. — Какой-то поставщик отказывает в скидке?

Она застыла, удивленно раскрыв рот.

— Как, вы не в курсе? Вся столица стоит на ушах.

— Простите, Калерия Кирилловна, мы были очень заняты всё это время, — устало улыбнулся Шелагин-старший. — Проблемы, знаете ли, лезут одна за одной.

— Но это же касается в первую очередь вас.

— Быть может, тогда вы перестанете говорить загадками и поясните, что случилось.

Она неожиданно всхлипнула.

— Ваш дворец, его больше нет, — с трагическими завываниями сообщила Беспалова.

Шелагин-старший недоуменно огляделся.

— Простите, Калерия Кирилловна, но это я бы точно заметил. Он на месте, и ничего с ним не случилось.

— Да разве я про этот? Я про тот, что в центре Дальграда. Эта мерзавка его взорвала, чтобы он вам не достался. Что же теперь делать? Церемония была запланирована в определенном зале. Куда теперь ее переносить?

Она опять горестно всхлипнула.

— Не переживайте, Калерия Кирилловна. Восстановим, да еще и за счет Стаминских.

— Восстановите? — Она нервно хихикнула. — Там сейчас воронка. Эта тварь использовала такую же бомбу, как и пытавшаяся уничтожить нас Живетьева. Из одного источника взяла. Жаль только, больше не спросишь, откуда именно.

— За это тоже ответит. Никому не позволено использовать такую магию в центре столицы.

— Не с кого спрашивать. Эта безголовая дурочка что-то перепутала и взлетела на воздух вместе с дворцом и собственным папашей, которого вызвала. Так что князя Стаминского теперь тоже нет.

— О князе Стаминском говорить не приходится. Он умер не князем, — задумчиво сказал Шелагин-старший. — А ребенок? Сын Евгении Павловны?

Она замотала головой.

— Никто не выжил. Погибли все, кто были во дворце, и многие из находившихся рядом. Здания по периметру площади тоже пострадали.

«Похоже, твои родственники действовали по принципу 'Хочешь спрятать труп — помести его между других трупов».

«Слишком много их получилось».

«Гарантированно меньше того количества, которое появилось бы после взросления мальчика. Да и в период взросления он наверняка положил бы толпу. Потому что такое насилие над психикой ребенка не проходит бесследно».

— Такая трагедия, — продолжила Беспалова. — У меня совершенно пропал аппетит.

Противореча самой себе, она аккуратно отрезала кусочек рыбы, дополнила это гарниром и отправила в рот. Отпить вина из бокала она тоже не забыла.

— Прошу меня простить, Калерия Кирилловна, но я вынужден вас покинуть, — решительно сказал Шелагин-старший. — Возможно, требуется моя помощь.

— Возмутительно, что вам не сообщили, — добавил Греков.

Выглядели они оба настолько естественно, что я даже засомневался в их причастности к произошедшей трагедии.

— Я, пожалуй, тоже вас покину, — решил Шелагин-младший. — Как вы понимаете, форс-мажор.

Беспалова покивала, показательно всхлипнула и залила свое горе полным бокалом вина.

Я тоже извинился и заторопился к выходу за остальными. Пришли мы в гостиную, которая выполняла роль кабинета у Шелагина-старшего. Последний сразу же развил бурную деятельность, принявшись названивать и параллельно разглядывая фотографии, появившиеся на новостных каналах. Вид площади был в точности таким, как после взрыва на этом участке. Не пожалели на врагов дефицитную бомбу Древних.

— Нужно как-то поучаствовать… — протянул Шелагин-старший. — Показать свое беспокойство.

— Можно закрыть Строительным туманом, — предложил я. — Чтобы никто не покалечился.

— Прекрасная идея, — воодушевился Греков. — А остальные твои умения применить сюда нельзя? Чтобы не только прикрыть, но и построить под прикрытием?

«В том магазине не было ничего подходящего?» — уточнил я у Песца.

«Думаешь, такие дворцы делались штамповкой? — ехидно уточнил он. — Но выход я могу предложить. Можно купить несколько контейнеров и используя Строительство, собрать из них большое здание. При этом способе отходы будут, и немаленькие».

«Это не проблема».

«Проблема в том, что нужен проект, иначе получится нечто скособоченное и уродливое. Конечно, его можно снести и поставить новый вариант, но количество строительных контейнеров не бесконечно. Теоретически можно восстановить дворец по планам, которые наверняка где-то есть».

— Можно попробовать восстановить дворец, который был, — предложил я. — Но нужен поэтажный план и много контейнеров.

— Любых?

— Нет, конечно. С определенным строительным наполнением.

«Под парк тоже можно подобрать. Но копией предыдущего он не будет. Как и забор — иначе охранные заклинания не поставить нормально».

«Думаю, на эти мелочи на фоне дворца никто не обратит внимания. С какой вероятностью здание удастся восстановить по планам?»

«С высокой. Но потребуется полная концентрация и времени намного больше, чем на этот».

— Уверен, что получится?

— Я же сказал: можно попробовать. Результат не гарантирую. При неудаче все контейнеры пойдут на выброс.

— Допустимый риск, — решил Шелагин-старший. — Займетесь подбором завтра.

О Стаминских не говорили вообще ничего. Да и чего я ожидал? Что они дружно начнут признаваться в убийстве и каяться? А так внешние приличия соблюдены: они притворяются, что ничего не делали, я — что им верю. А Калерия Кирилловна даже не притворяется, что ей ничуть не жаль никого из Стаминских, а единственное, что ее расстраивает — необходимость искать новое помещение для коронации. А еще — уничтожение дворца, в котором она уже почти почувствовала себя хозяйкой.

На место взрыва мы приехали с Шелагиным-младшим. Спасатели там уже были, но спасать было некого: ни одной точки жизни под завалами. Зато зевак хватало, несмотря на оцепление, поэтому мы сразу предложили закрыть место взрыва Строительным Туманом, оставив в нем один-единственный проход, который было куда проще охранять, чем весь периметр.

Отправить