Глава 24

Евгения Павловна прекратила изображать убитую горем вдову, хищно подобралась и сказала:

— Вы забываетесь, Антон Павлович. Говорить такое мне в лицо не просто подло и непорядочно, но и антигосударственно.

— Антигосударственно разваливать страну. Я хочу увидеть реликвию, убедиться, что с ней всё в порядке. Имею право, — он, не вставая, подался в ее сторону, весьма неприятно усмехаясь. — Как князь, имею право сделать запрос на то, чтобы убедиться, что с реликвией все в порядке. Вы, простите, Евгения Павловна, собираетесь использовать нас как фантик для скрытия содержимого конфетки. А конфетка-то из говна. Это даже такой идиот, как Шелагин, понимает, не говоря уж об остальных недоумках.

— Антон Павлович, — поморщилась Беспалова, — выбирайте выражения, вы не у себя в свинарнике.

— Свинарники — это по вашей части, милочка, — отбрил он. — Думаете, никто не помнит, из какого говна вас в свое время вытащили?

Великая княгиня точно помнила, потому что с трудом удержала смешок при взгляде на взбешенную Беспалову. Но удержала, хотя губу прикусить пришлось. Нужно будет узнать у Шелагиных, что там за история с Беспаловой.

— Евгения Павловна, — мягко сказал Шелагин, — мне кажется, вы сделали ошибку, позвав Прохорова. Его уже впору признавать недееспособным.

Прохоров побагровел от ярости.

— Ты, кусок дерьма, думаешь, я тебе когда-нибудь прощу оттяпанный городок?

— Антон Павлович, — нахмурился Дорофеев, — приберегите свою лексику для подчиненных. Имейте уважение к людям, с которыми вы находитесь в одном помещении.

— Ха-ха-ха, — четко выговорил Прохоров. — Уважение? Вы сговорились с этой сучкой Женечкой, что ли? Ее гнать отсюда надо. У нее нет ни прав, ни реликвии, чтобы здесь находиться и что-то от нас требовать.

Похоже, у данного индивидуума мозги свернуты на сторону не хуже, чем у покойного императора. А ведь у него тоже не дотягивает личная Сила даже до десятки. Не в этом ли проблема, что крыша не выдержала и потекла? Да уж, подарок от Древних получился с двойным дном.

«Потому что использовать эту систему нужно правильно, — оскорбился Песец. — А не накачиваться халявной энергией постоянно, как клещ, собирающийся размножаться. Организм не справляется, вот и давит и на здоровье, и на мозги».

Про здоровье Песец не зря отметил: Прохоров выглядел болезненным. Бледная кожа, запавшие глаза, сухие пальцы, которые казались лишенными всяческой силы.

Великая княгиня встала и хлопнула ладонью по столу, привлекая к себе внимание.

— Чтобы прекратить ненужный спор, я принесу реликвию, и вы сможете убедиться, что она в порядке, — сказала она.

— Илья, ты сможешь реликвию переключить на меня? — неожиданно пришел вопрос по ментальному переговорнику от Шелагина.

— Смогу, но не сейчас. Это требует времени и сопровождается визуальными эффектами.

Поскольку мы стояли совсем рядом, то для общения не приходилось напрягаться: мысли, словно шарики для пинг-понга, перепрыгивали от одного к другому с необычайной легкостью.

— А отключить поддержку реликвии Прохоровых?

— Разбираться надо, что куда идет. Скорее всего, смогу, но тоже будут визуальные эффекты. Могу заняться чуть позже, когда рядом с реликвией не будет посторонних. Мне нужна для этого ваша кровь. Она немного отличается от моей, так что для перенастройки нужна именно ваша. А вы уверены, что оно вам нужно? Вон, император сбрендил, Прохоров тоже явно не в себе.

— Если не обращаться часто, это безопасно. Украшения с реликвии опять же я все снял и с этой сниму — насколько я понимаю, побочных эффектов станет меньше. Оставлять страну без правителя нельзя. Потом поговорим, обсудим.

Тема была интересна и важна, но Шелагину нельзя было отвлекаться от того, что происходило в зале заседаний. Внешние события требовали реакции. Из пяти приглашенных сформировались три группы, если можно так выразиться. В первой были Шелагин, Дорофеев и Беспалова. Прохоров дистанцировался от всех, считая себя главной свиньей в этом загоне. Что касается Зимина, то он откровенно чувствовал себя лишним и с тяжелыми вздохами посматривал на дверь, хотя и понимал, что уходить ему никак нельзя.

Евгения Павловна отсутствовала недолго и вернулась, крепко прижимая к себе реликвию.

— Убедились? — холодно спросила она Прохорова.

— С чего бы? — удивился он, протягивая к реликвии руки. — Мне нужно потрогать, понять, подделка это или нет.

— Трогать не нужно! — взвилась Евгения Павловна. — Если бы вы были членом регентского совета, то возможно, имели бы на это право. А сейчас не надо тянуть свои грязные руки к символу императорской власти. Нет у вас на это права.

— Так и у вас нет, Евгения Павловна, — ехидно бросил Прохоров. — Вы всего лишь супруга покойного цесаревича. Не факт, что у вашего сына вообще есть права на престол, и не факт, что он вообще имеет нужную кровь. Не зря же вы собрали нас всех и собираетесь устроить из нас прикрытие. Вот только ничего у вас не выйдет. Мы не идиоты, чтобы вставать на сторону тех, от кого реликвия отвернулась. Чай, видео все видели.

— Какое видео? — напряглась Евгения Павловна.

— Где вы почти написали признание в убийстве мужа, милочка, — ехидно сказал Прохоров. — И где прямо было сказано, что реликвия вашей семье больше не подчиняется.

— Пошел вон, скотина! — звенящим от злости голосом сказала великая княжна, окончательно переставшая притворяться милой и доброй.

— Сама дура! — заорал в ответ Прохоров. — Думала сыграть нас втемную? А вот фиг тебе.

Он совершенно по-простонародному свернул дулю и подсунул под нос великой княгине, чего та уже выдержать не смогла и окончательно взбеленилась.

— И вообще, все пошли вон! Не хотите по-хорошему, будем действовать по-плохому. Охрана!

Ворвавшиеся охранники зыркали так, словно были готовы убивать прямо на месте за любое неподчинение. Поэтому ни одному из князей и в голову не пришло протестовать. Даже Прохорову, хотя он, уходя, посмотрел так, как будто собрался вернуться и получить реванш. Законными требования великой княгини он не считал.

— Илья, забирай реликвию, — скомандовал Шелагин по ментальной связи. — Ее нельзя здесь оставлять. Эта дура в таком состоянии, что может что-то нехорошее устроить.

— Это займет какое-то время, — прикинул я, — потому что Евгения Павловна ее из рук не выпускает. А выдирать — привлекать ненужное внимание.

— Зато будут свидетели, что духу-защитнику поведение дамы не понравилось, — мысленно хмыкнул Шелагин. — Действуй, как считаешь нужным. Я подожду в машине, пока ты закончишь.

К выходу он направился максимально медленно, притворяясь, что ему тяжело двигаться как под грузом лет, так и под грузом оскорблений истеричной дурочки. Налет благожелательности с Евгении Павловны слетел, и сейчас она выглядела настоящей мегерой, которой хотелось убить хоть кого-то. И только невероятными усилиями ей удалось окончательно не скатиться в истерику.

Реликвию она крепко прижимала и с нею же направилась к себе. Я почему-то думал, что завернет в сокровищницу, а потом понял, что у нее туда доступа нет. Несколько ограничена великая княгиня была в правах.

Двери в свои покои она резко захлопнула, так что мне пришлось проходить сквозь стену, благо я успел заметить, что в комнате перед ней ничего не было. Вытирая злые слезы, великая княгиня бормотала:

— Что же делать, что делать? Если даже здесь — заговор.

Она еще пару раз всхлипнула, посмотрела на себя в зеркало, нахмурилась и пошла умываться. Пока она в ванной комнате сморкалась и обливалась холодной водой, я осторожно перенес оставленную реликвию уже себе в пространственный карман, но уходить не торопился — был уверен, что она с кем-то свяжется. Так и вышло.

Евгения Павловна вернулась, пару раз вздохнула-выдохнула и взяла сотовый телефон.

— Да, папа.… Нет, папа.… В смысле ничего не получилось.… Жду.

Она отложила телефон, уселась в кресло и медитативно уставилась на дверь. Впрочем, это состояние долго не продлилось, потому что дверь открылась, впустив смутно знакомого мне человека. Кажется, это был один из присутствовавших на Совете князей, когда меня признавали Шелагиным.

— Так, Жень, давай по порядку, где ты облажалась.

— Почему я? Возможно, ты, предложив этого ублюдка Прохорова. Именно из-за этого старого пердуна все и началось.

— Что именно началось?

— Он начал оскорблять и императорскую семью, и всех присутствующих. Намекнул что видел видео с записью событий перед убийством Живетьевой, с ее разговором о реликвии. Потом заявил, что мы вообще утеряли реликвию, и потребовал ее показать. Я сочла выполнение требования допустимым и принесла реликвию, чтобы доказать, что слухи не имеют под собой почвы.

— Еще как имеют. Я точно знаю, что покойный император потерял отклик от реликвии.

— Живетьева сказала?

— А кто же еще? — удивился князь.

— Стаминские были в лагере Живетьевой, — проинформировал я Шелагина. В этот раз сообщение ушло немного тяжелее. — Князь сейчас у дочери. Я послушаю, что они говорят.

— Ждем, — ответил Шелагин. — Я приказал водителю имитировать неисправность в моторе.

— Она могла и соврать, — тем временем скептически сказала Евгения Павловна.

— Она врала часто, когда ей это было выгодно, — согласился Стаминский. — Вот только в данном случае она говорила правду. На Совете были косвенные признаки, подтверждающие это.

— Старой паучихе были выгодны эти слухи, — не согласилась Евгения Павловна. — Император мог потерять доступ к реликвии по той причине, что Живетьева могла ее спереть до попадания в тюрьму. Та еще тварь. Если бы не твои советы, с ней бы не справились. Живучая настолько, что, мне кажется, смогла бы полностью регенерировать из одной клетки.

— Жень, не преувеличивай, — поморщился Стаминский.

— Не преувеличиваю. Ты просто этого не видел. До сих пор как вспомню, так меня трясет.

Она действительно вздрогнула и испуганно посмотрела на отца, ожидая от него помощи.

— Жень, она умерла, а мы живы. И нужно думать не о ней, а о том, как выбраться из той ямы, куда нас сталкивают. Если с регентским советом не получилось, это значит одно — десяти лет у нас нет.

— Может, убрать одного придурка? С остальными будет проще договориться. Прохоров вообще неадекватен, он хотел полапать реликвию. Разумеется, я не дала, после чего он пошел вразнос. А ведь его посоветовал ты. Хватило бы троих, проблем бы не было. Оформили бы регентский совет прямо сегодня.

— Все мы ошибаемся, — философски сказал Стаминский. — Идея с Советом оказалась провальной, от нее надо отказаться.

— Вовсе нет. Нужно по отдельности переговорить с Шелагиным, Дорофеевым и Беспаловой. Если мы заручимся их поддержкой, то у нас будет ручной регентский совет, что скажешь, а?

Я был уверен, что эта идея обречена на провал. Шелагин уже точно вел свою игру. Что было в планах Дорофеева и Беспаловой — знали только они. Но вряд ли туда входил пункт о короновании сына Евгении Павловны.

Стаминиский неодобрительно покачал головой.

— Женя, реликвия не признавала императора, ты забыла?

— Это слухи, которые запустила Живетьева.

— Я говорил с твоим мужем незадолго до его смерти. Он считал, что реликвия для вашей семьи опасна. Был уверен, что его количества кругов не хватит, чтобы ее подчинить.

— Дело не в подчинении. Реликвия — символ императорской власти. Она дает недостающие круги при необходимости, — уверенно ответила Евгения Павловна. — В конце концов, мы можем тайно проверить, признает или не признает реликвия моего сына. Терять то, что она дает, даже не попытавшись получить…

— А что она берет взамен? Ты об этом не думала? Женя, реликвия опасна для твоего сына. Саша тоже так считал. Он собирался отказываться от сети реликвий. Если ты не заметила, процент неадекватов среди князей катастрофический. При том что их наследники часто довольно вменяемые люди, но стоит и им подсесть на реликвии — пиши пропало.

— Не знаю, может быть, ты и прав. Саша ошибаться не мог. Он даже перед смертью говорил, что что-то опасное закручивается, — она всхлипнула. — Как он мог умереть и бросить на меня все эти проблемы? Как это гадко с его стороны…

— Женя, возьми себя в руки, — с раздражением сказал Стаминский. — Не реви. Он не по своему желанию умер.

— Да не реву я, не реву. Уже успокоилась. Что делать-то будем?

Она с такой надеждой посмотрела на князя, как будто была маленькой девочкой уверенной, что отец придет и разрешит все проблемы.

— Реликвию придется уничтожить. Обвиним в этом Прохорова, — решил Стаминский. — Давай ее сюда.

Евгения Павловна глянула на столик, куда ставила реликвию, и нахмурилась, а я понял, что линять нужно прямо-таки срочно. Предчувствия меня не обманули, потому что взвыла великая княгиня — пожарная сирена позавидовала бы. А потом начала носиться по комнате, наверняка пытаясь выявить невидимку, который оставил ее без столь важной вещи.

Я прошел через дверь и торопливо зашагал по коридору. Но не к машине, а в сокровищницу, потому что кое-что там лежит совершенно напрасно. Меня интересовали бесхозные реликвии. Если уж заниматься подключением к сети остальных княжеств, то забирать эти реликвии все равно придется, так почему не сейчас?

Через систему защиты я прошел довольно быстро: нового там ничего не поставили, а старое было прекрасно изучено. Кроме осиротевших княжеских реликвий, я забрал еще и футляр от императорской. Нечего ему здесь пылиться. А вот императорского клинка изнаночного металла в сокровищнице не было. Не успел Александр Константинович занести сюда этакую ценность, или ее уже кто-то прихватил себе. В порядочность того же Стаминского, откровенно говоря, не верится: он пытался играть сразу за две команды. Но похоже, проиграли обе.

На обратном пути ради интереса я завернул опять к Стаминскому с дочерью. В коридорах началось активное движение в поисках вора, укравшего реликвию: приказ на поимку был отправлен моментально. Может, Стаминские действуют и не столь вдумчиво и расчетливо, как Живетьева, но соображают быстро.

В апартаментах Евгении Павловны присутствовали все те же, только великая княжна, ломая руки, продолжала бегать по комнате и причитать:

— Боже мой… Боже мой… Что делать? Что делать?

— Женя, да успокойся ты! — в очередной раз рявкнул Стаминский. — Нам это только на руку. Заявим, что Прохоров украл реликвию.

— А если не Прохоров?

— Нам какая разница? Если она когда-нибудь всплывет, заявим, что ее испортили и посадим того, у кого всплыло. Все очень просто.

— У тебя всегда все просто, а потом появляются неучтенные трупы, — огрызнулась Евгения Павловна.

— Не волнуйся, Женечка, в этот раз всё и всех учтем, — усмехнулся Стаминский. — Если мы справились с Живетьевой, остальные для нас вообще не представляют опасности.

Похоже, к своей реликвии он тоже обращался достаточно часто, чтобы получить некоторые проблемы — с критическим мышлением там не все ладно.

«Возможно, сеть просто выходит из строя? — задумчиво предположил Песец. — Столько времени отработала. Наверняка что-то там требуется подправить или заменить».

«Может, и правда лучше всю сеть отключить?»

«Для этого тебе придется проехаться по всем князьям. Вряд ли кто-то добровольно откажется от символа своей власти».

Несмотря на суету в коридорах, к выходу я добрался без помех. Без помех переместился и за забор. Нет, все же опасные у меня умения: попади такие в руки людей с криминальными наклонностями, и страну охватит эпидемия грабежей. Или уже охватила? Я вспомнил, сколько раз забирал не принадлежащие мне вещи, и загрустил. Впрочем, действовал я не ради собственной выгоды, да и возвращать все равно ничего не собираюсь, так что и переживать нечего.

— Я возвращаюсь. Реликвия у меня, — сообщил я Шелагину. — Пропажу обнаружили.

Шелагинский шофер с озадаченной физиономией копался в моторе. Князь раздраженно стоял рядом и что-то выговаривал. Я нырнул в салон и успокоенно откинулся на спинку сиденья.

— Павел Тимофеевич, я в машине. Можно возвращаться.

Отправить