Глава 23

Остаток дня мы провели в Дальграде, постоянно получая известия об арестах иной раз довольно высокопоставленных чинов, находящихся на императорской службе.

— Эка Евгения Павловна взялась активно за чистку, — усмехнулся Шелагин-старший при очередном известии, которое поступило, когда мы все собрались в общей гостиной.

— Это ненадолго, — уверенно сказала Беспалова. — Ее уже завтра князья притормозят.

— Да, волна идет знатная, — согласился Шелагин-старший. — Но с учетом того, что устроили Живетьевы, как бы и их сторонникам не прилетело.

— Вы тоже получили видео? — оживилась Беспалова.

Надо же, я был уверен, что, получив, она с ним сразу же побежит к соратнику. Ан нет, придержать решила.

— Где Живетьева заставляет Евгению Павловну подписывать документ? — прищурился Шелагин-старший, чтобы скрыть выражение глаз, которые наверняка у него сейчас азартно поблескивали.

— Именно, — энергично кивнула Беспалова. — Похоже, они разослали это видео как минимум всем, кто упоминался в разговоре.

— А может, и вообще всем князьям. Мы этого не знаем. Видите, даже друг от друга скрывали.

Шелагин, показывая неодобрение, покачал головой. Но его собеседница не стушевалась.

— Слишком ценная информация и слишком неоднозначная, — ответила Беспалова. — И я ничуть не стыжусь, что вам не сказала раньше. Наших общих проблем владение этой записью не решает.

Глюк, который сидел, прислонившись к моей ноге, подобрался и издал глухое ворчание, которое самому ему наверняка казалось грозным рычанием. Что-то в словах Беспаловой ему не понравилось настолько, что он не удержался. Я наклонился и погладил его по голове. Как-никак, бдит.

— Но несколько их усугубляет, — тем временем продолжил разговор Шелагин. — В полный рост вылезает проблема незаконности нахождения нынешней императорской семьи у власти.

— Почему? — удивилась Беспалова.

— Реликвия им не подчиняется. Именно так сказала Живетьева. Заметьте, слухи ходили уже при покойном императоре. А когда я потребовал их опровергнуть, Константин Николаевич, воспользовавшись совсем пустым предлогом, с Совета ушел и больше там не появлялся до своей смерти.

— Считается, что принятие императорской реликвии в слишком молодом возрасте опасно, — напомнила Беспалова. — Мы не сможем потребовать доказательства того, что реликвия отвечает нынешнему наследнику, еще лет десять.

— Поневоле задумаешься, не из-за этого ли погиб цесаревич… — тихо проворчал Греков.

— Вы думаете, Евгения Павловна на такое способна? — удивленно повернулась к нему Беспалова. — Да она как рыба снулая была, когда ей Живетьева бумагу подсовывала.

— Быть может, игра? — предположил Шелагин-старший. — Ведь кто-то делал эту запись? И кто-то потом уничтожил врагов Евгении Павловны. Уж простите, в духа-защитника я не верю.

— Честно говоря, я тоже, — призналась Беспалова. — Как-то это всё…

Она неопределенно повела руками не в силах выразить свое мнение словами.

— Как-то это всё слишком? — пришел ей на помощь Шелагин-старший. — Живетьеву кто-то всё-таки убил — это факт.

— Не представляю, каким нужно быть монстром, чтобы с ней справиться — неожиданно прошептала Таисия. — Мне кажется, сил нас всех не хватило бы.

— Может, и хватило бы, но проверять желания нет, — ответил я.

— Точно не хватило бы, — убежденно сказала она. — Человека, который выжил после взрыва бомбы, уничтожившей весь питомник, одной голой силой не возьмешь. Нужны незаурядные умения.

— Чем-то её всё-таки взяли, — влез в наш разговор Греков, придя мне на помощь. — От нее ничего не осталось.

— И это ужасно подозрительно, — сказала Беспалова. — Потому что никто не видел трупа. Где гарантия, что Арина Ивановна не отсиживается где-нибудь в тишине и покое, отслеживая выступающих против ее рода и беря всех на карандаш?

— Нас это беспокоить не должно, — заметил Шелагин-старший.

— Почему это?

— Потому что она нас на карандаш уже взяла. Вы же слышали, что она говорила?

— Может, запись постановочная? — неуверенно предположила Беспалова. — Ну не верю я, что Живетьеву какой-то дух убил. Её сколько раз пытались упокоить вполне себе материальные противники и никому не удалось.

— Может, дело как раз в их материальности?

— Ах, Павел Тимофеевич, не путайте вы меня! — возмутилась Беспалова. — У меня и без того голова идет кругом. Давайте отложим все разговоры на эту тему на завтра. И вообще, разговоры отложим до утра. Время уже позднее. Не знаю, как у вас, а у меня голова уже отказывается работать и вообще распухла от избытка информации, которая никак не хочет укладываться хоть в каком-то порядке. Поэтому мы с Тасей отправляемся спать. Спокойной ночи.

Она величественно кивнула всем на прощанье и ушла вместе с дочерью, хотя, на мой взгляд, Таисия могла бы еще немного посидеть с нами. Возможно, без матери она стала бы чуть разговорчивее. При Калерии Кирилловне Таисия постоянно держала в уме соответствие княжеским стандартам, а без нее становилась куда человечней. Хотя Глюка на прощание она между ушами почесала, что тот воспринял вполне благосклонно, даже хвостом вильнул.

— А ведь и правда, тела-то нет. Предъявить нечего, — сказал Шелагин-младший. — Не потому ли Евгения Павловна и попросила уничтожить труп? Ей от этого прямая выгода: Живетьевы поостерегутся какое-то время устраивать грызню за власть.

— Может, Евгения Павловна с помощью телефона Арины Ивановны переводит себе деньги Живетьевых? — хохотнул Греков. — Пока официально смерть не признана, счета не блокируются, а телефон Живетьевой цел. Он отлетел, когда та осталась без головы.

— Точно? — повернулся Шелагин-младший.

— Точно, Саш. Я внимательно смотрел и отмечал все детали. Движение денежных средств нам, разумеется, недоступно, но я буду очень удивлен, если Евгения Павловна не воспользовалась такой возможностью. Стаминские свою выгоду везде найдут.

— А если начнут ей задавать неудобные вопросы, похлопает глазами, как кукла, — хохотнул Шелагин-старший. — И скажет: «Ну откуда мне знать, куда дух-защитник утащил преступников. Возможно, Арина Ивановна откупалась?» Актриса она первостатейная.

— Я тоже это заметил, — поддакнул я. — Только не подумал тогда, что она меня использует. Да и уничтожить тело Живетьевой казалось правильным, потому что…

Я замолк, не находя слов, чтобы объяснить.

— Потому что это Живетьева, — пришел на помощь Шелагин-старший. — На что она была способна, нам неизвестно.

— А вот Евгения Павловна догадывалась, — дополнил Греков. — Расспросить бы ее.

— Ну знаешь, Леш… Кто тебе позволит допрашивать мать будущего императора? — фыркнул Шелагин-младший.

— А мы тихонько с зельями, и память потом сотрем, — скорчил умильную рожицу Греков, которая сочеталась с его собственным лицом как…

Да никак она не сочеталась. Поэтому никто из нас не удержался от хохота. Хотя нет, вру: Глюк удержался, он только недоуменно поводил ушами, не понимая, что нас так развеселило. Мутность из глаз у него окончательно ушла, и временами он зыркал в стороны так, как будто это был не плохо передвигающийся беззубый щенок, а солидный сторожевой пес с крепкими челюстями.

— Ладно, шутки шутками, но и нам пора, — решил Греков. — Чует мое сердце, завтра будет тот еще денек, а сегодня нам предстоит очередное обучение во сне, да, Илья?

— Не совсем во сне, но предстоит, — согласился я. — Сейчас идем?

— А чего тянуть-то?

Шелагин-старший посмотрел на часы и согласился с тем, что пора на боковую, правда, инструкций для передачи охранникам выдал целый ворох. Греков покачал головой, соглашаясь, и даже передал их вниз по инстанции, но нам сказал:

— Чует мое сердце, что эта ночь будет спокойной. Имперским не до нас, живетьевским — тоже, у фадеевских — начальник пропал, Прохоровы тоже навряд ли сунутся. Остальные не столь наглые, чтобы в такой ситуации на нас переть. Так что чисто для страховки передал.

Использование модулей прошло по отработанной схеме и свою порцию знаний получили все двенадцать человек, после чего мы с Глюком отправились ко мне.

Весь день было не до самокопаний, но, когда я остался один, меня опять начали мучить воспоминания, настолько гадкие, что требовался хоть кто-то рядом. Рядом был один Глюк, который с энтузиазмом воспринял идею заменить свою лежанку на мою кровать. Пеленку я под него все равно подстелил, конечно, но он поворочался, удобно пристраиваясь у меня под боком, уснул, и на удивление мы мирно проспали почти до утра. Только на рассвете он тоненько заскулил, намекая, что его нужно хотя бы иногда кормить.

Я подтащил на кровать артефакт, почти не открывая глаз, и щенок принялся заправляться, набираясь необходимых щенячьих сил для нового дня.

Через пару часов встал и я и опять отправился на пробежку со щенком за пазухой, который в этот раз не спал, а с интересом изучал все, что видел. Во всяком случае, носом он водил весьма заинтересованно, особенно когда я пробегал мимо беседки, где не так давно мы жарили колбаски. Наверное, накрыло приятными воспоминаниями.

Разминку мы делали вместе: пока я выполнял запланированный комплекс, он упорно пытался ходить на подрагивающих от напряжения лапах. Результатами мы оба остались довольными, но после окончания разминки разделились: он себя вознаграждал дополнительным питанием, а я направился в душ.

А после душа уже наступило время завтрака.

— Мне звонил Прохоров, — сразу заявила Беспалова. — Прощупывал почву по поводу видео. Я сделала вид, что ничего не поняла, и он очень быстро попрощался.

— Возможно, это правильный подход, — признал князь Шелагин. — Прохоровы непредсказуемые и ненадежные партнеры. Благодарность за помощь им несвойственна. А вот Дорофеев… Возможно, с ним стоило бы переговорить, но не по телефону. И вообще, мне кажется, что Евгения Павловна всех нас соберет в ближайшее время.

Беспалова на него уставилась, удивленно раскрыв глаза.

— С чего вы это взяли, Павел Тимофеевич?

— Она не знает, кто был на стороне Живетьевой, — пояснил князь свою мысль, — но опираться ей на кого-то нужно. Мы же с Живетьевой точно не связаны, потому что она планировала нас убить.

— И посадить на наше место других людей, — припомнила Беспалова. — Какая жалость, что запись так рано прерывается. Возможно, там дальше назывались и другие фамилии, тогда Евгения Павловна намного информированней, чем мы с вами считаем.

— Не исключаю, — важно сказал Шелагин-старший. — Имеет смысл переговорить с Дорофеевым, как с четвертым князем, фамилия которого называлась. Нам нужно выработать общую стратегию. Я ему позвоню после завтрака.

На этом разговор о политике закончился. Беспалова хоть и выглядела встревоженной, опасных тем не поднимала, понимая, что нового ничего не узнает. У нее, разумеется, были и свои службы, но если они что-то княгине интересного докладывали, то она с нами делиться не торопилась. Или делала это наедине с Шелагиным-старшим, во избежание утечки информации через нас.

Завтрак был так себе. Мои запасы уже давно закончились, и теперь приготовлением пищи занимался повар, привезенный из Верейска. Кулинария у него была прокачана плохо. У меня даже появилось желание отправить его в сон и накачать знаниями из нужного раздела, чтобы еда стала повкуснее. За время жизни вместе с Олегом я привык к качественной еде, и отвыкать желания не было. А ведь идея обучения повара неплоха, если делать это под клятву. Получится разделение: кому-то — боевые навыки, кому-то — мирные кулинарные. Будет обстановка поспокойнее, обдумаю этот вопрос, посоветуюсь, опять же, с Шелагиным-младшим или Грековым. Со вторым даже лучше: не буду отвлекать княжича всякой ерундой.

После завтрака Шелагин действительно позвонил Дорофееву и завуалированно сообщил, что им есть что обсудить. Тот согласился, но приехать не успел: и у него, и у нас появились курьеры от великой княгини с просьбой немедленно приехать во дворец. Поскольку Евгения Павловна относилась к лицам, просьбы которых игнорировать чревато, то Шелагин-старший и Беспалова собрались выезжать сразу же.

— Я вас подстрахую, — предложил я князю, когда княгиня вышла.

— Евгения Павловна вряд ли будет угрожать, — задумался он, — но подстрахуй. Мне будет спокойнее, если я буду иметь козырь в рукаве.

С Глюком выпало сидеть Шелагину-младшему. Греков же попросил у меня разрешение использовать парк для тренировки своих подчиненных, которым спокойная жизнь с регулярным питанием без хороших физических нагрузок была не рекомендована.

В этот раз я хоть и был под невидимостью, но доехал с комфортом на заднем сиденье представительской машины рядом с князем. Наружу выбрался переносом, а дальше следовал на небольшом отдалении от Шелагина-старшего, чтобы понимать, куда его провожают. Как выяснилось, в зал заседаний княжеского Совета, в котором уже находились Зимин и Дорофеев.

— Прохорова пока нет? — уточнил Шелагин.

— Пока нет, — с понимающей улыбкой подтвердил Дорофеев.

Зимин же удивился:

— Почему именно Прохорова? Есть куда более достойные князья.

— Но у них нет общих границ со мной, — усмехнулся Шелагин.

— У присутствующих здесь князей тоже нет границы с вами.

— Они отбирались по другой причине, — навел туману Шелагин. — А вот Прохорова выбрали именно из-за общей границы со мной.

— Да неужели, — сварливо сказал старший Прохоров, заходя в зал. — Может, это вас пригласили сюда из-за обшей границы со мной? Вы чересчур высокого мнения о собственной значимости.

Шелагин отвечать на его выпад не стал, лишь выразительно посмотрел на Зимина: мол, видите, прав я был по поводу того, кто появится. Зимин же заметно напрягся, наверняка подумав, не слышал ли Прохоров его слова о достойности.

Обстановка вообще была довольно напряженной, хорошо хоть ожидание было недолгим: вскоре появилась великая княгиня, в строгом траурном наряде и с волосами, утянутыми в обычный пучок так, что кончики глаз немного поднялись к вискам.

— Господа, Калерия Кирилловна, — срывающимся от эмоций голосом сказала она, — я признательна вам за то, что вы откликнулись на мою просьбу и смогли так быстро здесь появиться.

— Как мы могли оставить вас наедине со столь печальной ситуацией, Евгения Павловна, — подходящим к случаю голосом сказал Шелагин. Остальные князья поддержали его выразительными кивками. Разве что Прохоров немного замешкался, не желая соглашаться с тем, кого считал своим врагом.

Великая княгиня села в кресло и знаком предложила остальным последовать ее примеру. Прохоров весьма неприязненно глянул на Шелагина и постарался выбрать место так, чтобы сесть подальше от него, но и недалеко от Евгении Павловны.

— Я собрала вас здесь, — дрожащим голосом сказала Евгения Павловна и приложила платочек к глазам, — потому что вы единственные, кому я могу доверять. Потому что вы точно не замешаны в заговоре, в отличие от ряда князей и губернаторов.

— Каком еще заговоре? — вылупился на нее Прохоров, как будто и не смотрел видео, из которого было в точности понятно и кто заговорщики, и что им нужно.

— Против императорской семьи, разумеется. Во главе заговора стояла Живетьева. Она была обезврежена духом-защитником, но сама структура осталась, — пояснила великая княгиня. — Мне нужна ваша помощь и поддержка.

— Боюсь, Евгения Павловна, я мало чем смогу вам помочь, — смущенно сказал Зимин. — Нет, я не отказываюсь, но мои возможности куда меньше, чем у любого другого в этом зале.

— Вы — глава целительской Гильдии.

— Не уверен, что выберут именно меня.

— В этом уверена я, — улыбнулась ему великая княгиня. — Мне нужны лояльные люди на таких важных постах. Я решила, что в данной ситуации правильней будет не выбирать одного регента, а назначить регентский Совет. Вы пятеро — подходящие кандидатуры.

— Регентский совет? — хмыкнул Прохоров. — А имеет ли ваш сын право стать императором, если реликвия не подчинялась уже его деду?

Великая княгиня не стала выяснять, откуда у Прохорова такая интересная информация, она оскорбленно вскинула голову и процедила:

— Это измышления Живетьевой.

— Как и то, что у вас сейчас нет доступа к реликвии?

— С чего вы взяли? Реликвия там, где она и должна быть.

— Тогда вам не затруднит принести ее и показать нам.

Прохоров довольно улыбался. Похоже, его информаторы во дворце знали только об исчезновении реликвии, а вот о том, что она появилась — уже нет.

— Как вы можете оскорблять недоверием Евгению Павловну? — повернулся к Прохорову Шелагин.

— Так и могу. Императорская семейка в последнее время только и делает, что врет и нас грабит, — проворчал тот. — Так как, Евгения Павловна, покажете нам реликвию или нет?

Похоже, в стране назревает проблема: все, кто боялся гнева императора из-за его зашкаливающей личной силы, начали поднимать головы и показывать зубы. Этак и до междоусобной войны недалеко…

Отправить