Глава пятая. Испания

Приехать в Дрезден в середине девяностых – не то же самое, что сейчас. До сих пор столица Саксонии помнит бомбежки и чинит коммуникации, поврежденные наводнением 2002 года, когда Эльба подмывала и портила то, что пощадили бомбардировки союзников. Вторая мировая оставила после себя грустные десятилетия, когда варшавяне ходили на работу мимо развалин Королевского дворца, новые жители Калининграда не подозревали, каким красивым был Кенигсберг, а наиболее отчаянные берлинцы играли в русскую рулетку, прыгая через стену без гарантии остаться в живых. Дрезден все это знает – восстановление площади Ноймаркт в самом центре идет по сей день, хотя территория Восточной Германии меняется к лучшему день ото дня. Сократить отставание в сорок с лишним лет – значит выиграть у времени. А это еще никому не удавалось.

Человеку по имени Рене Мюллер сейчас пятьдесят девять лет. Он работает скаутом на клуб Бундеслиги, мёнхенгладбахскую «Боруссию». Его жизнь и карьера круто изменились, когда в Дрезден в 1994-м приехал вратарь Черчесов. С желанием не просто оказаться за границей, а каждый день подтверждать право на выступление в одной из лучших мировых лиг. Пусть это было всего лишь дрезденское «Динамо» – представительное на востоке до падения Берлинской стены, но вмиг ставшее щепкой на волнах объединенной Бундеслиги. В 1991 году «Динамо» в последний раз показалось в еврокубках, но исторический момент утонул в скандале: во время домашнего матча с «Црвеной Звездой» болельщики весьма агрессивно выяснили отношения, и дрезденский клуб покинул широкую сцену с длительной дисквалификацией. Здесь Черчесов, побеждавший со «Спартаком» «Наполи» и «Реал», должен был пробить себе дорогу в европейский футбол.

– Знаете, весьма возможно, что Стани и не стал бы моим кандидатом в «Боруссию», – с подчеркнутым спокойствием говорит Рене Мюллер. – На линии-то он был великолепен, но вот его способности полевого футболиста были весьма ограничены. В нынешние времена это стало важным фактором, и молодой Стани сейчас вряд ли получил бы шанс в Бундеслиге. Но когда мы играли вместе в «Динамо», это был отличный вратарь. Прекрасная реакция, чтение игры, выбор позиции – класс! Но по каким-то причинам в Советском Союзе считалось, что вратарям не стоит обращать внимания на игру ногами. По моему мнению, ничего не изменилось и по сей день. И в те времена, когда мы со Стани конкурировали, я обращал внимание именно на это, ведь как полевой футболист я был весьма неплох. В ГДР это уже тогда считалось важным. Считаю, что по этому качеству я Стани опережал. И это позже было видно в некоторых эпизодах. Естественно, поначалу ему сильно мешало незнание языка. В этом случае трудно правильно организовать оборону. Честно говоря, наша конкуренция была относительной. Когда Стани пришел в «Динамо», меня там уже не должно было быть. Президент Рольф-Юрген Отто хотел меня убрать, хотя я и относился к лидерам команды, был одной из ее опор. Но когда это произошло, сработало автоматическое продление моего контракта на год – я всегда так делал в «Динамо», подписывал всего на год с возможностью автоматического продления. Так что мне хотели указать на дверь, но не смогли. Но уже пришел Стани. Очевидно было, что быть мне вторым. Не так уж плохо, если учесть, что у меня были некоторые проблемы со здоровьем. Но если говорить о конкуренции, роли были распределены заранее. И не в мою пользу. Я должен был это принять и сделал именно так. Но для команды подобное решение сработало не совсем правильно: тренер Зигги Хельд оказался обязан подчинить себя такому разделению и неукоснительно следовать ему. При этом тренер понимал, что сильная лидерская ось в лице меня, Детлефа Шесслера и Ханса-Уве Пильца прекратила существование. Для стабильности в обороне это было так себе, ведь я до этого без проблем мог договориться с теми, кто передо мной. Со Стани это исчезло – как раз из-за языка! Мы пропускали очень много голов именно из-за недопонимания. Да и к тому же у нас отобрали четыре очка, что отправило нас с ходу в борьбу за выживание. С шестого тура я снова встал в ворота, и дела пошли лучше. Мы выиграли какие-то матчи, постепенно выползли в середину таблицы…

Тренеру Зигфриду Хельду, о котором говорит Мюллер, сейчас семьдесят шесть лет. Он тяжело болен. Настолько, что дортмундская «Боруссия», в которой он, пока мог, трудился в отделе по работе с болельщиками, вынуждена была отказать в интервью: «Зигфрид Хельд просто не сможет с вами говорить…»

Скоро будет уже тридцать лет, как Рене Мюллер не забывает о проигранной конкуренции. Прошел достаточный срок, чтобы можно было просто махнуть рукой и сказать: да, Стани – отличный парень, что было, то было. Мюллер говорит ту правду, которая стоит у него перед глазами. Мы видим, что такое для вратаря – проиграть конкуренцию, неважно, по какой причине и при каких обстоятельствах. Вы уже пережили дуэль Харина и Черчесова и еще вспомните о парадоксах вратарской драмы ниже в этой главе. Вратари – особенные. И чем больше в этом правды, тем больше их это всеобщее понимание раздражает.

– Считаю ли я, что вратари – принципиально иная каста? Если честно, то да, – признается Александр Мостовой, деливший на спартаковской базе комнату и с Дасаевым, и с Черчесовым. – Все-таки я провел с ними бок о бок достаточно времени, чтобы позволить себе делать выводы. Плюс играл в других странах, мог сравнивать полевых и вратарей там. Голкиперы не могут быть такими же, как мы! То, что можно нам, им нельзя категорически. Я могу ошибиться и потерять мяч, а ему такую ошибку уже не исправить. Но обижаться на то, что многие постоянно напоминают – мол, из вратарей нечасто получаются тренеры, все же не стоит. Ведь это правда, много ли мы знаем примеров? Из ста человек пробились два-три…

* * *

В апреле 2018-го Черчесов прилетел в Дрезден, получив приглашение от «Динамо» на 65-летие клуба. Ехал по улицам совершенно нового города, пытаясь ловить воспоминания о днях, когда он сам для себя был совсем другим. Попросил отвезти его к дому, где жил и где так безобразно запустил сад. Остановился около родильного дома, где появился его сын Станислав. А еще набрал номер своего бывшего тренера Ральфа Минге, при котором «Динамо» заканчивало свои дни в объединенной Бундеслиге. Двести двадцать два матча за Дрезден и больше ста голов сделали его в клубе своим навсегда, тем более Минге родился неподалеку – в Эльстерверде. Свои на чужих, если что-то идет не так, реагируют наиболее болезненно. Так мог отнестись к Черчесову и Минге, который, до того как стать главным тренером, помогал работать с вратарями. И с Черчесовым, и с Мюллером. Но все происходило так, что, приехав в Дрезден через двадцать пять лет, Станислав Саламович позвонил Ральфу почти сразу. А услышав, что Минге поймал какой-то суровый вирус и не выходит из дома, по обыкновению не стал изменять естественным порывам.

– Черчесов настаивал на личной встрече, говорил, что для него очень важно видеть меня лично, – вспоминает Минге, который сейчас работает в «Динамо» спортивным директором. – В итоге приехал ко мне, мы сидели почти три часа, вспоминая времена, когда работали вместе. Это было очень приятно. Обсудили со Стани не только прошлое, но и текущие дела. Здорово иметь такую прочную связь с человеком, который так давно не был в твоем городе, но с которым, оказывается, ты так хорошо понимаешь друг друга. Это, поверьте, бывает не всегда. Мы ведь очень редко общались с тех пор, как он уехал больше двадцати лет назад. И, по сути, возобновили полноценный контакт только в прошлом году. Стани, оказывается, в курсе того, как структурирован наш клуб сейчас, высказал некоторые взгляды, которые сделали нашу беседу весьма плодотворной.

Черчесов присоединился к «Динамо» на летнем тренировочном сборе в 1993 году. Никаких тренеров вратарей еще не было, поэтому Минге, как помощник главного, брал на себя еще и функцию присматривать за вратарями, разминать их. Ральф только-только перестал сам выходить на поле и, конечно же, не мог подавить соблазн принять активное участие в работе Черчесова и Мюллера.

– Естественно, я испытывал жгучее желание положить нашим голкиперам на тренировке пару мячей, – смеется Минге. – Стани очень не нравилось, когда мне это удавалось проделывать с ним! Для меня те голы были настоящим спортивным вызовом. Ну и раздражался же он! С другой стороны, для нас обоих это почти серьезное состязание на тренировках и было настоящим спортом в нашем понимании. Стани был одним из тех, кого у нас в команде очень хорошо приняли именно за его отношение к делу. Он понял это, оценил и принял коллектив как свой. Но при этом Стани все равно казался немного одержимым. Даже на тренировках. На поле, когда бы мы на него ни выходили, для него друзей не существовало. Он никого не жалел, но именно потому, что привык всю жизнь не жалеть себя самого. Стани всегда был невероятно сосредоточен на деле и ставил своей целью исключительно максимум.

У журналистов есть внутреннее правило – по возможности не заводить себе друзей. Как и во всех ситуациях, когда нужно соблюдать баланс (без хороших отношений нет и преимуществ в работе), его довольно сложно соблюдать. Журналист немецкого телеканала ARD Флориан Вайхерт знает, что это такое: с Черчесовым он общается и как репортер, и как друг.

– Он великодушный, терпимый, в то же время амбициозный, – раскрывается Флориан. – А еще – честный и надежный.

Возможно, Вайхерту было чуть проще понять, пробиться к Черчесову – как брату футболисту. Флориана помнят в Германии как довольно приличного нападающего для «Ганзы» (Росток) начала 90-х, четыре мяча он успел забить и за «Гамбург». В дрезденское «Динамо» Вайхерт пришел уже на спаде карьеры – когда у Черчесова только открывалось второе дыхание. Флориан чаще оставался на скамейке, и весело ему, пожалуй, не было – на его счету всего один гол за Дрезден. Но он оказался одним из тех, кто сразу принял Черчесова таким, какой он есть, – в своем мире, но настоящего.

– Он всегда был немного на взводе, я чувствовал это, потому что в раздевалке «Динамо» мы сидели рядом. Он хотел только побеждать, всегда! Его честолюбие ощущалось даже в том, как он относился к своему языковому барьеру, – эта ситуация только сделала Стани сильнее. Интересно, что, находясь постоянно на взводе, он всегда контролировал себя в быту и, скажем, не позволял себе алкоголь. Да, сейчас он точно ведет себя более расслабленно. Это, думаю, пришло с опытом. Но не только. Как игрок, ты действительно обязан находиться в постоянной концентрации. Тренер же должен вести себя гибко, брать на себя иногда роль актера, чтобы игроки не были слишком закрепощены. Стани очень многое видел и пережил, поэтому может позволить себе расслабиться сейчас. Удивительно, но его вообще не трясло перед матчем открытия с Саудовской Аравией. «Это ведь всего лишь футбольный матч, – сказал он мне. – Да, придет много зрителей, но я ведь играл сам перед ста тысячами человек. Так что шестьдесят – это просто смешно!» Он так легко принимает на себя все давление! Разумеется, что во время матча он напряжен, но до него не показывает ни малейшего волнения, не делает из футбола проблему. Мы как-то беседовали о Стани с Константином Раушем, и он признался, что видит, как многому у Черчесова стоит поучиться. Притом, что он работал со многими сильными тренерами в Германии.

Сейчас в Интернете можно найти видео лучших матчей Черчесова за «Динамо», в том числе и с «Баварией», когда мюнхенцы весь матч играли словно персонажи сказки про Курочку Рябу: били-били и до самой последней минуты не могли забить. Но до того, как Стани нашел себя на совершенно новом месте и начал оттягивать момент, когда падение дрезденцев станет неизбежным, ему пришлось пройти тот самый период, о котором в начале главы говорит его конкурент Рене Мюллер.

Язык был для Станислава таким же средством для достижения цели, как тренировки, разминки и жесткий режим в личной жизни. Он знал, что вратарь должен не молчать, а говорить, хоть его старые спартаковские партнеры и не вспоминают его как «болтуна» за спинами. Но изучение немецкого, пусть и стало целью, шло все равно медленнее, чем неслась матч за матчем Бундеслига. «Динамо» много пропускало, первый сезон вышел тяжелым. «Я пропустил столько же, сколько за всю карьеру в Москве», – посмеялся Черчесов в прошлом апреле перед оператором клубного телевидения «Динамо». Не забыв при этом показать на ворота, в которые влетел его первый домашний мяч – от нападающего «Байера» Ульфа Кирстена: «Подача с углового, и он головой…»

– У Стани очень жесткий сухой юмор. И к нему нужно немного привыкнуть, не каждый с ходу поймет. Он, конечно же, не профессиональный массовик-затейник, но иногда так пошутит, что просто сядешь! Так было и раньше, все то же самое я увидел и сейчас, когда мы встретились вновь, – вспоминает Ральф Минге.

В 1994-м Черчесову было важно говорить не только с партнерами, но и с журналистами. Если в «Баварии» самому Пепу Гвардиоле поставили условие, что необходимо выучить немецкий (обязательные условия у Румменигге и Хенесса всегда звучат как пожелания), какой выбор был у Черчесова в Дрездене? Отчасти Станиславу Саламовичу помогало знание английского со школы и жена Алла, которая преподавала именно этот язык. Но даже сейчас в Восточной Германии не каждый, с кем вы заговорите по-английски, тут же пожмет вам руку. К организму команды, в которой Черчесов собирался самоутверждаться, это не имело никакого отношения.

– То, что я оказался на территории бывшей ГДР, а не сразу в Западной Европе, безусловно, помогло, – согласен Черчесов. – Все-таки и врач говорил по-русски, и еще кое-кто. Я общался по-английски, кстати, у местных это получалось плохо. И чувствовалось, что у них процентов на двадцать – двадцать пять социалистический менталитет. Хотя все равно многое зависит от тебя самого. Открыт ли ты, хочешь ли адаптироваться. Через два месяца уже местному телевидению интервью давал на немецком. И при этом сам не знал, что говорю, но говорил! Не стесняясь.

В интервью клубному телевидению Черчесов рассказал, что Мюллер помог ему, как мало кто может помочь в такой ситуации: «Я смог больше понять о Бундеслиге, языке и стране». Еще выходя на поле игроком, Станислав не мог представить, что команда, вне зависимости от личных амбиций, может не быть семьей. Как бы он непременно пошутил, не шведской, а профессиональной, нацеленной на один результат.

– Разумеется, у Стани была вначале языковая проблема, – подтверждает Ральф Минге. – И это особенно чувствовалось при организации игры в обороне. Но никто никогда и не ждет другого, если вратарь приезжает из совершенно другой страны. Что касается меня, то мне невероятно помогло то, что в школе в Восточной Германии я довольно долго учил русский. Это дало огромное преимущество на первых порах на тренировках. Даже то, что я мог сказать ему «молодец», чтобы подбодрить на первых порах, уже работало. Ведь возможность хоть какого-то разговора, это то, что очень помогает с самого начала. Если мне удавалось на тренировках засадить мяч в «девятку» его ворот, Черчесов всегда ругался по-русски. Я ничего не понимал из этих речей, но было очевидно, что они не для детских ушей! Да, у Стани были поначалу проблемы. Но они только подчеркнули его характер, то, как он с ними справлялся. С первого дня он начал изучать немецкий, старался полностью интегрироваться во все наши процессы, пользоваться каждой возможностью выразить свои мысли. Поговорите сейчас с ним по-немецки – это фантастика, как он им владеет! Его речь безупречна.

До и после Черчесова в Европу уезжали и другие футболисты, причем в клубы более успешные, более интересные с точки зрения возможности роста. И, наверное, ни один клуб из тех, где были российские легионеры, не падал так быстро и безостановочно, как «Динамо» (Дрезден).

– У него был весьма эмоциональный период в Дрездене. В первый год все сложилось хорошо, во втором уже нет. Мы сменили тренера, но команда в итоге вылетела. Мы были по уши в дерьме! Но для Стани действительно был особый период, ведь «Динамо» стало отправной точкой для его заграничной карьеры. Ведь само по себе выступление в Бундеслиге – это уже нечто уникальное, – считает Флориан Вайхерт.

– Вам сложно себе представить, в каких условиях мы, команда Бундеслиги, тогда существовали и тренировались, – твердит Рене Мюллер. – Сейчас такие вещи просто невозможны! Например, мы работали на гаревом поле, это как?! Когда пришел Стани, все стало лучше. У игроков были хорошие машины и дома. Но человеку из Москвы уже тяжело было оценить эту смену, наверное…

Мюллер на долгие годы отложил вопросы, которые то ли постеснялся задать Черчесову, то ли специально ими не задался, чтобы проще было дорисовать собственную картину. Такой была и дальнейшая судьба Станислава Саламовича – со временем из маленького эскиза его портрета миллионы людей стали создавать монументальные полотна о диктаторе, казарменном надзирателе, вечно недовольном и надменном. В «понимании футбола» ему отказывают, не тратясь на глубокую аргументацию, словно дети, которые тычут пальцем в книжку, ища на картинке «злого». Мюллеру до сих пор кажется, что Черчесову было дело до того, в каких условиях работало «Динамо». Вряд ли. Могли быть только отдельные эмоциональные высказывания для разрядки.

– Я слышал мнения российских коллег о публичных выступлениях Стани. Мол, он говорит как министр сельского хозяйства. Но это как раз исходит из его последовательного и практичного отношения! Не знаю, как он на самом деле говорит по-русски, не могу оценить. Но ведь когда Юрген Клопп что-то говорит у нас, это звучит забавно и всем смешно. Стани же почему-то воспринимают критически. Притом, что он, по моему мнению, открытый и искренний. Смешно, но когда мы идем обедать, то постоянно спорим. Обо всем. Но в конце я всегда проигрываю, – вспоминает Флориан Вайхерт.

Впрочем, один раз он выиграл. Точнее, убедил.

– Когда мы встретились со Стани в Дрездене незадолго до чемпионата мира, я подарил ему диск с документальным фильмом Зёнке Вортманна «Германия. Летняя сказка» о том, как наша команда готовилась к домашнему первенству мира 2006 года. И сказал: «Покажи своим. Неважно, что фильм на немецком языке. Они – футболисты, должны понять и так. Если удастся разбудить командный дух, вы тоже сможете многого добиться. В Германии ведь тогда тоже все были слепо убеждены, что нас ждет катастрофа. А ведь нужно было выиграть самый первый матч, чтобы все изменилось. Я так и сказал Черчесову. Он в итоге согласился: «Все будет хорошо». Так и вышло. А фильм Стани команде в итоге показал!

Взгляд Рене Мюллера – что Черчесову не нравились условия в Дрездене – Вайхерт не разделил. Снова подтвердив таким образом, что вратари всегда сражаются сами по себе, оставаясь над схваткой:

– Условия в Дрездене вряд ли показались Стани принципиально иными, чем он видел в Москве, да и в России в целом. Может быть, у нас было все чуть более устаревшим. Когда мы играли вместе, у нас были великолепные отношения. Стани всегда старался поддерживать и повышать настроение, боевой дух. Но он все равно был немного в себе. Возможно, такое определение идеально подходит к характеристике вратарей. Их пульс бьется иначе. При этом никто его не опасался, Стани не мог ничего сделать плохо нарочно. Напротив, скорее, брал вину на себя. Он точно не подлец!

Поводы взять вину на себя случались. Как практически через тур случаются у любого вратаря. Причем зрители могут как видеть эти эпизоды во всем объеме, так и даже не представлять, что было, о чем беспокоиться.

– Если говорить о недостатках Стани, то главным была его игра ногами, – признает Ральф Минге. – Из-за этого случились некоторые курьезные эпизоды. «Динамо» играло в Мёнхенгладбахе, игра только началась, и мы с тогдашним главным тренером Зигфридом Хельдом не успели даже выйти из подтрибунного помещения, как Черчесов заигрался с мячом и буквально вложил его в ногу находившемуся рядом с воротами шведу Мартину Далину (именно этот нападающий сборной Швеции забил два мяча в ворота сборной России, которые защищал Дмитрий Харин, на чемпионате мира в США в 1994 году. – И.Ж.). Зигги даже не понял, что произошло. Только повторял: «Нет, скажи, что Стани только что сделал?!» Ничего не поделаешь, розыгрыш не был его коньком. И не все получалось с самого начала. Но и это помогло ему проявить истинный уровень своих амбиций. Сложные ситуации всегда были вызовом для Стани. Тот момент – не исключение, ведь он был убежден, что приехал в Дрезден не на скамейке сидеть. В такие моменты есть только два пути: плыть по течению и на каждой тренировке давать полный газ, веря, что твой шанс придет снова. Для Черчесова существовал только второй вариант. И он своего шанса действительно дождался. Их конкуренция с Рене Мюллером за место первого вратаря была не простой ни для одного, ни для другого. Битва действительно шла серьезная. Вышло так, что маленький клуб «Динамо» (Дрезден) обладал сразу двумя вратарями высокого класса. Это было необычно. При этом их отношения иначе, как рыцарскими, не назовешь. Рене – молодец, настоящая личность. Он мог сколько угодно не соглашаться с решением тренера поставить Стани, и наоборот. Но что бы штаб ни решал, оба никогда не забывали об уважении друг к другу.

Забыл ли об уважении к Черчесову Рене Мюллер, узнаем совсем скоро. Испытание для его психики было не менее серьезным, чем для новичка, выросшего в Советском Союзе. Вы помните, что Анатолий Бышовец на Евро-92 по сути «назначил» Харина своим фаворитом – в силу лучшего знания его сильных сторон, которое и формировало окончательное решение. Случаи разные, но Мюллер оказался в ситуации, в которой бывал сам Черчесов. Но он – личность, как говорит Минге, – не мог не видеть, как растет влияние конкурента.

– Стани удивительно серьезно воспринимали в команде, – подтверждает Минге. – Поначалу, когда он еще не особо мог изъясняться на немецком, может, это было не так заметно, но чем дальше, тем его роль становилась все более важной. И происходило это стремительно. Он никогда не молчал, высказывал свое мнение. Но завоевал уважение в первую очередь потому, что доказывал свое право на лидерство уверенной игрой. Он никогда заранее не выбрасывал белое полотенце, и это было для всех крайне важно. Особенно в тот год, когда у «Динамо» перед началом сезона заранее отобрали четыре очка за неисполнение лицензионных требований.

Черчесов больше наблюдал и запоминал, чем подстраивал свое поведение под окружающий мир. Если бы ради того, чтобы стать своим, нужно было залезть под стол и прокукарекать, он точно не стал бы этого делать. Ему было важно убедить партнеров в том, что он свой, естественным путем. То есть делая свою работу и не пытаясь понравиться ничем другим. Само по себе выяснилось, что немецкий менталитет идеально подходит выходцу из Алагира. Чего, например, не может о себе сказать югославская звезда Дарко Панчев, который одновременно с Черчесовым мучился в Восточной Германии – несколько месяцев автор победного пенальти в финале Кубка чемпионов 1991 года выступал за «Локомотив» из Лейпцига, куда его сдал в аренду миланский «Интер». Панчев так и не привык жить за границей…

– Ни в коем случае нельзя сказать, что Стани вел себя изолированно, – говорит Минге. – Тогда в команду пришло еще несколько новичков. И Черчесов хорошо общался с поляком Петром Новаком. Но я не могу сказать, что принцип его выбора компании как-то сильно отличался. В коллективе всегда так: с кем-то общаешься больше, с кем-то меньше.

– Стани вел в основном семейный образ жизни, – добавляет Флориан Вайхерт. – У него в Дрездене родился сын, он проводил время с семьей. После тренировки переодевался и сразу уезжал. На командных вечерах, когда таковые случались, вел себя спокойно, даже не пил. Потом рассказывал мне, что свое первое пиво выпил на какой-то телепередаче, и то по ошибке, потому что думал, что это какой-то другой напиток. И удивился, что потом ему стало нехорошо. Сейчас мы, конечно, можем попить пива. Но он пьет только нефильтрованное, пшеничное. Встречаемся в новогодние каникулы в Австрии, между Рождеством и тридцать первым декабря. Тогда и пропускаем по бокалу.

«Когда ты до девяти лет живешь в Алагире и видишь кругом только горы, до вершин которых не добираются даже орлы, не может быть сомнений, где ты хочешь оказаться», – эти слова Черчесов адресовал именно немецким журналистам. Столкнувшись с таким источником энергии, им пришлось признать Монблан пригорком. Особенно когда у Стани начало получаться. Болельщики, как и его партнеры по «Динамо», довольно быстро присмотрелись к новичку. И поняли, что он – тот, кто им нужен.

– Фанаты «Динамо» выбрали Черчесова лучшим по итогам сезона, потому что приняли его истинный образ. Стани оказался отличным парнем, в хорошем смысле сумасшедшим, и в то же время прекрасно проявлял себя как спортсмен. Все это вместе болельщики любят и ценят. В первую очередь у Стани были невероятная реакция и острое чтение игры. Сложно забыть сцену из кубкового матча с командой из Леверкузена, когда игрок соперника Павел Хапал попытался исполнить одиннадцатиметровый, как его соотечественник, чех Антонин Паненка в финале чемпионата Европы 1976 года, – отправил мяч по дуге в центр ворот. Но Черчесов остался стоять на месте и поймал намертво. Он здорово умел предугадывать намерения соперника, – рассказывает Минге.

История о том, как Черчесов не смог предугадать точно такое же намерение собственного подопечного, вас ждет в следующей главе. И она еще раз укажет на очевидное – отвечать за одного себя в разы проще, чем за целую команду. Когда ты сосредоточен на собственном теле, голове, умеешь концентрироваться, не отвлекаясь от созерцания горных вершин, проще не замечать всего, что происходит вокруг.

Во втором сезоне дела «Динамо» пошли совсем плохо. Саксония только привыкала жить по-новому – в Германии, которую наскоро сшивали из двух частей, иногда исчезало то, что плохо лежало. Президент клуба Рольф-Юрген Отто, начинавший сколачивать состояние с собственного паба и организации боксерских поединков, в итоге получил тюремный срок за присвоение около трех миллионов немецких марок. Черчесову пришлось пережить банкротства своих клубов трижды – два раза как игроку (в «Тироле», и об этом – тоже в следующей главе) и один раз как тренеру, когда он согласился возглавить «Жемчужину» из Сочи. В дрезденский период его опыт подобных ситуаций был нулевым, но Стани и не думал терять лица. Наверное, то, что он не отказался ехать на чемпионат мира – 94, а после биться «за шнурки» на Евро-96, звенья одной цепи.

Позже у Ральфа Минге, который был вынужден возглавить «Динамо» в первой половине сезона 1994/95, сменив Хорста Хрубеша, появится возможность сравнить Черчесова с другими футболистами, родившимися в Советском Союзе. И тоже в месте с видом на горы: в 2006–2007 годах Минге возглавлял молодежную сборную Грузии.

– Нет, Стани не был типичным выходцем из Советского Союза, – крутит головой Ральф. – Он вел себя как спортсмен исключительно профессионально. Обратите внимание: Черчесов поехал третьим вратарем на чемпионат мира в Японию и Корею, хотя был уже близок к окончанию карьеры. Черты характера, внимательность и уважение к спорту делают его отличным от многих других ваших игроков. А еще Стани – прямолинейный, честный, в то же время теплый и чувствительный человек. О том, какой он, говорит то упрямое желание видеть меня во время своего короткого визита в Дрезден. В 95-м Стани прощался с «Динамо» благородно, по-рыцарски. В клубе была очень тяжелая ситуация, мы не только вылетели из Бундеслиги, но клубу предстояло еще биться за профессиональную лицензию. Черчесов попрощался с каждым лично, зашел в каждую дверь. Ушел с высоко поднятой головой. И, между прочим, уже тогда можно было однозначно видеть качества, которые впоследствии сделали Стани тренером. На чемпионате мира он предоставил всем абсолютно неопровержимые доказательства. Это невероятно, но я так болел за Россию прошлым летом… Все из-за него. Когда Германия вылетела, меня дальше интересовала уже только ваша сборная.

Уходя из «Динамо», Черчесов успел увидеть слезы тех самых болельщиков, которые признавали его лучшим игроком. Чувствовал опустошение вместе со всеми, воспринимая падение клуба как свое собственное, хотя именно игра Стани удержала дрезденскую команду на плаву гораздо дольше, чем она в сложившейся ситуации объективно могла продержаться. Его ждал «Спартак», шесть побед в Лиге чемпионов и приглашение в сборную ФИФА. Черчесов не знал, увидит ли когда-нибудь Дрезден, и, наверное, отбросил эту мысль, как и все постороннее. Но клуб, официальное число болельщиков которого сейчас насчитывает почти двадцать три тысячи человек, словно прочувствовал собственную значимость для Черчесова, хотя тот, кто высылал Станиславу Саламовичу приглашение, вряд ли мог представить, что своим жестом затронет невидимую составляющую этого непонятного, многих пугающего человека – сентиментальность.

Дублер Черчесова Рене Мюллер вынужден был уйти из «Динамо» в 1994-м. Австралиец Марк Шварцер уже не дождался ощутимого шанса – сыграть при Стани ему довелось лишь дважды. Мюллер же провел за «Санкт-Паули» еще пять матчей и завершил карьеру. Наверное, эти слова давались ему трудно, но Рене ведь тоже привык говорить то, что думает:

– Стани пришлось нелегко. Он, вратарь российской сборной, приехал в Дрезден с желанием только играть, не сидеть. Но он выдержал, пахал на тренировках. Ну и самолюбие у него было! Все делал, чтобы показать тренеру, что место в воротах – его. Счастливым совпадением для него стало то, что я не смог сыграть с Леверкузеном из-за травмы. Стани вернулся на поле и отыграл здорово. Мы выиграли матч, он творил чудеса. Ему стало полегче, он снова смог показать, на что способен. И стал первым номером. Как бы там ни было, мы очень уважительно относились друг к другу. Все шло по-честному. На выездных матчах мы даже жили в одной комнате, так что пришлось притираться. Правда, я не говорил ни по-русски, ни по-английски. Стани – по-немецки. Общались жестами. Руками, ногами… Черчесов был довольно тихим, говорил в принципе не так много. Может, опять же, из-за языка. Но если что-то произносил, то попадал в цель. И всем кругом было ясно, что это лидер. Если отбросить его языковой барьер, я бы назвал его очень аутентичным и человечным, настоящим. Ну и целеустремленным профессионалом, конечно. Не могу припомнить, чтобы он хоть раз перестал себя контролировать. Только одно мне было бы интересно узнать у него сейчас: осилил ли он наконец Ветхий Завет? Я часто читал Библию, когда мы находились вместе в одном номере, и Стани тоже стал иногда это делать. Но я сказал ему, чтобы сначала прочел Ветхий Завет, иначе будет вообще ничего не понятно. Интересно, читает ли он еще хоть иногда Библию?..

Вопрос повис в воздухе: за прошедшие двадцать пять лет Станислав Черчесов и Рене Мюллер не общались ни разу.

* * *

Игры с Испанией никогда не были коньком ни сборной СССР, ни России. И перестроить сознание непросто. Особенно после почти десятилетнего испанского владычества в мире, не только с точки зрения результатов. Испанцы стали наставлять, как правильно играть в футбол. Проповедовать философию вместо разовых удачных работ. Заставлять уверовать в силу своей тренерской школы, буквально за четыре года задвинув на полку голландские пособия о том, как правильно растить молодежь. Если голландцы «открыли» идею, что дети должны получать удовольствие от футбола, то испанские дети просто его получают едва ли не с рождения. И за счет этого на голову выше всех в вопросах понимания игры, не говоря уже о технике. Испанцы – это не только Рауль, Хави, Иньеста, Давид Силва или Серхио Рамос. В этот достойный орден входят тысячи футболистов среднего класса, которыми можно укомплектовать клубы по всему миру, и они непременно будут хорошо играть и побеждать. Футболисты из России приезжали играть в Испанию, будучи уверенными, что их мастерства всегда будет хватать, чтобы быть на первых ролях. Но конкуренция была шокирующе сильной, и несмотря на то, что Мостовой, Карпин, Радченко, Радимов, Саленко, позднее Кержаков кое-что умели не хуже, ни один из них не мог не признать состоятельность конкурентов, пусть к тренерам у некоторых и возникали вопросы.

Знаменитый поход Гуса Хиддинка на Евро-2008 дал возможность выплеснуться таланту нового поколения, но единственное, что не удалось сделать той сборной, это дотянуться до испанцев. Счет 1:4 в первом матче в Инсбруке. 0:3 – в последнем в Вене. Это было то самое действие непреодолимой силы. Как строчка из юридического документа, похожего на приговор.

Мы были такие не одни. Испанцы в течение нескольких лет ставили крест на чужих иллюзиях, заставляя Йоахима Лёва и менеджмент сборной Германии делать работу над ошибками, а голландцев – сорвать привычный оранжевый стиль и глубоко обороняться в финале чемпионата мира в ЮАР. То, ради чего другим были нужны не только усилия в подготовке, тактике, подборе специалистов, но и, самое главное, стечение обстоятельств, Испании доставалось куда проще. Если говорить в целом, то ничего удивительного. Чтобы вырастить помидоры в северных странах, нужно напрячься. На Пиренеях они растут сами.

Такой соперник достался сборной России в 1/8 финала чемпионата мира. Регалии, слава, опыт, мастерство – все говорило за то, что наша команда прекратит выступление на турнире, откатав «обязательную программу». О том, что досталась Испания, я узнал в аэропорту Самары, улетая после игры с Уругваем. Почему-то в разных частях зала вылета показывали заключительные матчи последней группы: Иран – Португалия и Испания – Марокко. Прежде чем в них окончательно сформировались две ничьи (1:1 и 2:2), португальцы и испанцы по нескольку раз меняли свое место в таблице, и даже Иран на несколько минут запрыгнул в плей-офф. Десятки пассажиров, как гуси, то и дело перемещались от одного экрана к другому, чтобы по возможности ничего не упустить, и при этом усиленно споря, что лучше (точнее, хуже) для России – Испания или Португалия.

Когда выяснилось, что играть все же с командой Фернандо Йерро, Черчесов оставался спокоен. И пытался настроить таким же образом игроков, которые в большинстве склонялись к Португалии. Тренер сразу увидел одно большое преимущество: к четко выраженной стилевой манере испанцев можно адаптироваться. Сухая, экономичная манера португальцев такой возможности лишала. При Фернанду Сантуше чемпионы Европы много кого затащили в вязкие драки в грязи с отрицательным для соперника конечным результатом. Ни с одной из этих команд сборная не могла играть с позиции силы. Но для Черчесова, заточенного на преодоление именно ярко выраженных обстоятельств, удобнее была Испания. Как ярко выраженная сила, против которой проще выработать план.

В ноябре 2017-го эти сборные сыграли контрольный матч в Петербурге. Отправляясь на эту игру, я был уверен: не стоит увлекаться матчами с топ-командами, особенно если хочешь проверить нюансы осенью, а не весной, когда может быть поздно. Игра с Испанией – это туризм, а не эмиграция. Высок риск, что вам начистят лицо, а вы даже не поймете, что произошло. И под хор «во как надо» отправитесь еще на несколько строчек вниз в рейтинге. При этом я был убежден, что навык побеждать Иран, Мексику, Южную Корею мог трансформироваться и в достойный ответ Испании, если бы та попалась в 1/8 финала. Сборная Чехии на прошлом чемпионате Европы «автобусами» и «троллейбусами» перекрыла той движение и не дотерпела в группе ровно одну минуту. Такие соперники, как Испания, должны воспитывать фатализм, но здоровый – такой, что оставляет головы холодными.

К тридцать пятой минуте матча в Петербурге игроков сборной России почти убили морально, Испания вела 2:0. Но они сумели встать и пойти. Словно понимая, что ЧМ-2018 – их последний шанс. Ровно в этот же день юношеская сборная проиграла Греции и снова не поехала на чемпионат Европы U19. Куда денутся следующие поколения, Жиркова и Акинфеева на тот момент вряд ли должно было волновать. И без этого малозаметного результата давно очевидно – былое золото превратилось в черепки. На этом фоне красивый обмен голами с Испанией (в итоге в Петербурге было 3:3) смотрелся свежо. Но не оказалось ли это исключительно проверкой характера? Очевидно ведь было, что в столь свободном стиле сборная России в официальном матче с этой же самой командой сыграть не сможет.

В Европе привыкли к раскованности и силе тренерских эмоций не меньше, чем мы к «резным палисадам» от Игоря Гамулы и его учеников. Луи ван Гал снимал штаны перед игроками «Баварии», доказывая, что у него есть мужское достоинство. Жозе Моуринью бросился в мировые телеэкраны со своим пальто, когда на восходе карьеры его «Порту» побеждал в финалах Лиги Европы и Лиги чемпионов, – португалец праздновал голы в куча-мала вместе с командой, и этот нюанс поведения отдельно изучал журналист Патрик Баркли. Эксцентрика Особенного объясняется быстрым концом футбольной карьеры – несостоявшийся игрок выплескивается в разговорах с судьями, пограничными заявлениями и в прокатах в дорогих брюках по мелованной линии.

Для того, чтобы подготовить сборную России хотя бы к самой мысли, что Испанию можно оставить без чемпионата мира, Черчесову пришлось примерять очень много масок и брать на себя роли, которые по состоянию дел на лето 2018 года мог сыграть только он.

* * *

В один из дней, когда сборная России готовилась в Нойштифте к чемпионату мира, кто-то из коллег на официальной встрече с Черчесовым в очередной раз попытался взять штурмом необсуждаемые темы. Станислав Саламович категорически отказался отвечать на любые вопросы об Игоре Акинфееве.

– Спокойны за психологическое состояние Акинфеева?

– Я вообще спокоен.

– У вас в команде есть психолог?

– Зачем?

– Во многих клубах считается, что он нужен.

– А я считаю, что не нужен.

Короткий бой на шпагах: «А почему?» – «Да потому» – прервала тяжелая пауза. Я сидел рядом с Черчесовым и видел, что он выходит из себя. Позже вся страна видела эти бешеные зрачки, когда телекорреспондент трепыхался на другой волне со своими вопросами через пару минут после понесенного от Хорватии поражения России. Станислав Саламович молчал. Перевел взгляд в стену, на которой висел какой-то резной тирольский арбалет. Затем на кабанью голову. Коллеги пригнули головы, словно им мешал натянутый поводок. Черчесов в итоге смог промолчать, его оппоненты сникли, ударившись об эту мрачную тишину. Разговор ушел в другую сторону, но однажды темный угол под портретом Марии Терезии не удержался от реплики:

– Вы же здесь играли, наверное, местным журналистам все объясняли…

Черчесов не рассердился, но брови поползли вверх:

– Я все объяснял?! Еще как им доставалось!

Его бывший партнер по «Тиролю» чех Патрик Йежек соврать не дает:

– Поскольку я немецкий знал плохо, старался избегать журналистов. Станда как раз не стеснялся излагать свое мнение. Причем не старался быть в первую очередь дипломатом и говорить то, что от него ожидают услышать. Как считал, так и излагал. Не всегда это нравилось журналистам, поэтому не удивлен, что в России в прессе у него мало друзей.

Странно дружить, когда обе стороны делают свою работу. Так, как умеют, как ее, работу эту, видят. Если кому-то кажется, что «Тироль» и Австрия с их колоритом маленькой общины – не показатель, есть пример более свежий.

Едва чемпионат мира закончился, интервью с Черчесовым дождался общественно-политический немецкий журнал «Der Spiegel». Мы приведем выдержки из этой нервной беседы, напоминающей стрельбу по движущейся цели. Разговор с раскованными иностранцами, начавшийся более или менее гладко, Черчесов едва не прервал, вспыхнув, когда немцы стали спрашивать о том, что считали самым важным. О допинге.

Далее даем слово «Der Spiegel»:

Черчесов фыркает, усы вздрагивают. Тренер с силой бьет себя по голеностопу кулаками, поднимается с дивана. Он, очевидно, хочет прервать интервью. Длинными шагами он направляется к выходу из отеля.

Все же в последний момент он застывает в лобби. Тело раскачивается, руки на поясе. Он снова фыркает. Ничто в этот момент не напоминает человека, сохранявшего во время серий пенальти в 1/8 и четвертьфинале чемпионата мира абсолютное внешнее спокойствие.

Возможно, сомнение в чистоте его команды действительно несправедливо. Но ведь поэтому и важно, чтобы именно главный тренер сборной России говорил об этом. Но он не хочет. Хотя в прошлом сезоне ВАДА отправила в ФИФА список из 155 положительных допинг-проб русских футболистов.

И что, он просто так прервет разговор?..

…После долгой дискуссии Черчесов немного успокаивается. Он готов к компромиссу. Он не хочет больше говорить о допинге. Лучше о работе со своей командой.

– На месте Черчесова я бы тоже ушел, – говорит психолог Вадим Гущин. – История про допинг той же природы, как и скандал с Сереной Уильямс. У нас, например, спортсмену нельзя сказать: «Я – женщина», «я – мать» – и потребовать себе за это привилегий перед другими женщинами и матерями. Или поведать миру о своей хронической болезни, которая почему-то не мешает побеждать – конечно, при приеме необходимых лекарств. На Западе – можно. Мне все труднее представить гармонию сосуществования спортивных культур со столь различными ценностями. И когда тебя в пятидесятый раз спрашивают про допинг, прекрасно зная, что если был бы настоящий повод, нас бы наказали далеко не так, как наказывают в той же Британии – дисквалификацией на две недели, причем за то же самое, за что у нас дают два года, – что и кому тут объяснять? По сути, тебе говорят: «Признайте, что вы на государственном уровне принимаете допинг». После признания чего – от утомления или по рассеянности – все наконец с удовлетворением отстанут, пожизненно объявив россиян преступниками и тем самым убрав конкурентов. Поэтому Черчесов разумно отказался обсуждать вопрос допинга, объяснения и оправдания только усугубят дело. При провокации чем больше говоришь, тем хуже.

К слову, когда на эту же тему заговорили журналисты ну очень светского «Bild», Черчесов свернул дискуссию еще быстрее: «На тупые вопросы будете получать тупые ответы».

В случае со «Spiegel» гроза миновала, разговор продолжился.

Spiegel: Ваш подопечный Роман Нойштедтер говорил после тренировочных сборов о том, что в один день игрок доходит до максимального истощения, а затем следует день восстановления. И так день за днем. Можете объяснить, каким образом функционирует этот метод?

Черчесов: Нет, я не могу вам это объяснить и не хочу этого делать. Представьте себе, что я возглавляю «Баварию». И вы вдруг видите, что команда хорошо «бежит». Вы зададите доктору Мюллеру-Вольфарту вопрос, что за средство он дает игрокам?

Spiegel: Каким образом вы готовите команду?

Черчесов: С помощью мяча, зеленого поля, двух ворот. Еще с помощью тренировок.

Spiegel: Известный своими тяжелыми методами подготовки тренер Феликс Магат организовал в свое время в Вольфсбурге «холм страданий», куда игроки должны были забегать рывками. Некоторых рвало…

Черчесов: Нам хватает для тренировок 45 минут.

Spiegel: Используете медицин-болы?

Черчесов: Нет, никогда. Мы играем в футбол, работаем с мячом. Знаете, я часто общаюсь с игроками и говорю им: «Я не теоретик, я практик. У меня за плечами два чемпионата мира, два в качестве игрока, теперь тренера. В 2002-м мне было 38. Сейчас у меня у самого в команде 38-летние футболисты. Я на сто процентов знаю, что нужно этим игрокам, чем они живут и дышат».

Spiegel: Каким образом вы контролируете восстановление?

Черчесов: К каждому нужен индивидуальный подход. Как-то (в «Тироле». – И.Ж.) я заметил, что мой подопечный Филип Тапалович во время пробежки себя не очень хорошо чувствует. Он в итоге попросил разрешения бежать в своем темпе. Я ответил: «Делай, как считаешь правильным». В итоге он пробежал три круга, хотя некоторые всего один. Игрок просто знал, что именно требуется в его случае для восстановления.

Но у меня у самого всегда достаточно информации. Например, мы изучаем все кардиограммы, всегда знаем, кто в каком объективном состоянии. Был случай: мы изучали показатели игроков на первой после отпуска тренировке. Смотрю одну кардиограмму: не может быть, чтобы этот футболист мог так быстро восстановиться после этого упражнения. В итоге выяснилось, что парень отдал свое измерительное устройство соседу. Я это просто понял.

Spiegel: Вы можете себе представить, что с некоторыми игроками, которые оказались успешны на домашнем чемпионате мира, вам в будущем придется расстаться?

Черчесов: Мне придется с ними расстаться послезавтра, если они не будут поддерживать нужный уровень. Если бы я не принимал подобных решений, меня давно бы уже не было в сборной.

Spiegel: Вы настолько радикальны, что способны отказаться даже от очень хорошего игрока, если он не будет вписываться в вашу философию?

Черчесов: Игрок должен принадлежать на 85 процентов команде. Оставшиеся 15 процентов он может оставить собственной индивидуальности. Нам не нужен футболист, который возит с собой на турниры персонального парикмахера. Ведь если дирижер говорит, что сейчас мы играем Моцарта, разве может скрипач начать исполнять Чайковского?

Spiegel: Какие тактические новинки вы присмотрели на чемпионате мира?

Черчесов: Нужно их присматривать гораздо раньше, до того, как начнется турнир. Ведь иногда нужно реагировать меньше чем за десять минут. Думать до перерыва – может быть поздно. Против Испании мы поставили пять защитников, не выставили с первых минут Дениса Черышева. Соперник исходил из того, что Денис – один из лучших наших футболистов и уж точно попадет в стартовый состав. Поэтому и Начо поставили, игрока более оборонительного, он меньше ходит в атаку. Получилось так, что Испания потеряла почти час игрового времени. И в итоге мы прошли дальше.

Тренер сборной России выбирает линию поведения от имени справедливости. Он выражает уважение «Der Spiegel», давая возможность сделать интервью этому известному на весь мир изданию в период, когда времени – не вагон, но при этом придерживается своей неизменной линии поведения. Не подстраивает ответы под вопросы в зависимости от того, какое издание и откуда. Скорее, Черчесов реагирует на интервьюеров, как на живых людей, которые могут вызывать эмоции. Раздражение – это ведь эмоция. А ее провоцируют именно люди, они не абстрактны. При этом попытка встать и уйти оказалась единственной возможной формой выразительного протеста против вопросов, на которые Черчесов не собирается отвечать. Путей решения ситуации было немного: либо терять время, отстреливаясь односложными фразами и тихо свирепея, либо сразу провести демаркационную линию чем-то из ряда вон выходящим. Ни один из нас, российских журналистов, не вспомнит похожего случая с Черчесовым во время интервью. Каждый так или иначе доплывал до берега, всегда кто-то да делал маневр для перестроения. Вспоминаются скорее смешные ситуации. Как, например, однажды Станислав Саламович, еще в московском «Динамо», в ответ на очень неприятный вопрос ласково погладил корреспондента по голове: «Вот утром проснешься, а голова – в тумбочке!» Сразу вспоминаются его высказывания о непременном использовании индивидуального подхода и в работе с футболистами. И не совсем веришь тем, кто твердит, что у Черчесова все под одну гребенку.

Насчет Акинфеева тренера сборной России за две недели до начала чемпионата мира пытали не просто так. Практически безальтернативный по уровню мастерства и харизмы вратарь вовсе не с геройским шлейфом уезжал с чемпионата мира 2014 года, а на Кубке конфедераций допустил решающую ошибку в матче с Мексикой, выскочив далеко из ворот и не успев к форварду, который сыграл высокий мяч головой.

Сборная привыкла жить за стенами – даже если их не возводил в натуральном виде педант вроде Фабио Капелло, это делало само общество. Что естественно для любой страны. Разве что в России, где футбол долгое время был обделен вниманием, потребительский подход к тому, что имеем, мог бы быть менее безжалостным. Акинфеева призывали немедленно выбросить из сборной – по крайней мере, как можно быстрее найти ему замену. Сам армеец, разумеется, не был счастлив. Карьера не выглядела гладкой уже долгое время – чего стоили бесконечные подсчеты «мокрых» минут в Лиге чемпионов, к чему Акинфеев тоже должен адаптироваться.

Игорь – не подарок. В микст-зоны он выходит редко, и, как правило, именно после результативных ошибок. Иногда говорит странные вещи, например: «Британская пресса не такая злая, как наша», лишний раз заставляя размышлять – может, все-таки зря Акинфеев в свое время любой ценой не уехал в Англию? При этом в жизни он значительно проще принятого насупленного образа «морского котика», спящего с «пушкой» под подушкой. Это, впрочем, никому не интересно. Куда интереснее химия в раздевалках после неудачных матчей. Акинфеев может высказать, показать, обозначить свои раздражение и злость. Ему важно чувствовать себя первым, даже единственным и незаменимым. У тренера в этой ситуации снова не очень много путей. Можно что-то не услышать, что-то, наоборот, зафиксировать на будущее, отвернуться от игрока или же поддержать его. «Футболиста легко «убить» очень быстро, – рассказывал в книге «Не упасть за финишем» тренер последних олимпийских чемпионов Анатолий Бышовец. – Достаточно не обратить на него внимания, не поздороваться с утра».

– Уверен, что Черчесов не собирался менять Акинфеева на Лунева. Он, видимо, понимал, что какую-то отдельную игру Андрей сильно провести способен, но, чтобы стать первым, необходим был определенный диапазон времени. А его не было, чтобы рисковать. Акинфеев ведь не просто вратарь сборной – он для нее персона такого же уровня авторитета, как когда-то был сам Черчесов. Вратари всегда допускают ошибки, и Игорь – не исключение. Но в целом его позицию в сборной это не меняло. Черчесов в некоторых играх давал играть и Луневу, и Джанаеву, и даже Крицюку. Но все понимали, кто вратарь номер один. Черчесов понимает вратарскую психологию досконально, ведь он сам очень тяжело дебютировал. Начал в «Спартаке» с того, что наполучал голов, надолго осел в запасе. Для того, чтобы сидеть под Дасаевым столько времени, нужно обладать определенным характером. Ушел в «Локомотив», вернулся, снова терпел. Потом в сборной была очень серьезная конкуренция с Хариным, уже олимпийским чемпионом. Черчесову ничего в жизни легко не давалось. И поэтому он доверял Акинфееву. Не поддержи кто-то Льва Яшина после не лучшего чемпионата мира 1962 года в Чили, вряд ли у него получился бы феноменальный турнир в Англии через четыре года. Когда Льву Ивановичу было уже тридцать четыре, – говорит бывший вратарь Борис Рапопорт, работавший с Черчесовым в Сочи.

Тем не менее Лунев за спиной Акинфеева был все то время, что голкипера ЦСКА окружали немые и не очень напоминания о голе Ирвинга Лосано. Вратарь «Зенита» находился в достаточно мощной форме, чтобы считаться его основным конкурентом с возможностью вытеснить из состава. Твердая провинциальная психика и безотчетная смелость Лунева позволяли ему достаточно быстро находить контакт с партнерами по обороне и не бояться внештатных ситуаций. У Черчесова была возможность убедиться в этом лично, когда Андрея отправили в больницу во время того самого ноябрьского матча с Испанией, а в ворота из-за отсутствия резерва замен встал полевой – Глушаков. Настоящий, осязаемый шанс к Луневу все-таки пришел – в марте, когда, опять же в Санкт-Петербурге, Россия принимала будущих чемпионов мира – французов. Нет гарантии, что Акинфеев потерял бы место в воротах, продемонстрируй зенитовец в той игре королевские претензии. Но Черчесов мог оказаться перед деликатным выбором – по сути, тренерский штаб сознательно ставил себя в такие условия.

Лунев не выдал. Погба, конечно, бьет штрафные неприятно, максимально низко над стенкой, но вратарь не выручил. Про третий гол Мбаппе, забитый практически сразу после того, как Смолов сократил разрыв в счете, и говорить нечего: мяч просочился под Андреем «ручейком». В этот вечер Акинфеев остался первым вратарем сборной на чемпионат мира окончательно и бесповоротно. Парадоксов в тренерской профессии так много, что остается лишь смеяться над однозначностью суждений о футболе: неудача Лунева, вполне возможно, сильно облегчила жизнь на тот момент самому Черчесову. Посадить Акинфеева – не на одуванчик дыхнуть.

– Акинфеев – брат вратарь, – говорит психолог Вадим Гущин. – Помните классика? «Девушки, не забывайте: футболистов много, а вратарь один». Черчесов понимает, что с годами нервы Акинфеева крепче не стали, скорее наоборот. Можно вспомнить прыжки на бразильца, удары по лицу торпедовскому поляку, несдержанную критику судьи в еврокубке. Но тренер при этом осознает, что поведение вратаря-новичка, казалось бы, с крепкими нервами, в условиях громадного давления, которое оказывается на каждого игрока на домашнем чемпионате мира, – совершенно непредсказуемо, словно вращение рулетки. У ветерана же, пусть имеющего определенные недостатки, по крайней мере, есть прочная основа: опыт, знания, он проверен тобой лично и изучен до деталей. Что в условиях дефицита кадров надлежит делать руководителю? Прикрывать «своих», делать ставку на тех, про которых все знаешь. Ведь других, явно лучших, все равно нет.

Остаться Игорь остался, но призраки из прошлого наверняка покоя не давали. Нет смысла отрицать: буквально через пару дней после упомянутой выше пресс-конференции на австрийском сборе, когда Черчесов отводил взгляд в окно (возможно, все-таки в поисках холодного оружия), я сам попытался вывести его на разговор об Акинфееве в ходе интервью для «Спорта День за Днем». Тем более удачнее случая сложно было дождаться: накануне прошел финал Лиги чемпионов, где результат в пользу «Реала» предопределили две грубейшие ошибки вратаря «Ливерпуля» Кариуса. Один раз немец выбросил мяч прямо на ногу Бензема, второй раз прохлопал дальний удар от Бэйла, поставив кулаки так, что мяч от них ушел в ворота. Я посчитал себя очень хитрым и зашел на тему настроя Акинфеева с тыла. Может, хоть зашифрованный «месседж» Черчесов пошлет. Но тренер сразу «закрылся».

– А кто сказал, что я смотрел финал? Не смотрел. Раз не смотрел, то и ответить на ваш вопрос не могу.

И засмеялся. Так, что поверить ему было сложно.

– Голы вы не могли не видеть. Как оберегать психику вратарей?

– Бывает…

– Отчего бывает?

– Ни сам вратарь не объяснит, ни кто-либо другой не объяснит.

– Тогда, может, ближе пример? Евро-96, Станислав Черчесов в матче Россия – Италия вводит мяч от ворот, метров на тридцать. Чужому игроку. Тот отдает Казираги, удар с ходу – 0:1. Почему так получилось?

– Ну ты же сам говоришь, что я ввел не на три метра, а на тридцать. Выбил, подобрали, пошла атака. Все.

– На следующую игру с Германией Олег Романцев поставил Дмитрия Харина…

– Ну, поставил. А потом опять я играл.

– То есть внутренних проблем с самим собой не было?

– У меня вообще никогда нет проблем, если обратили внимание!

И Черчесов снова засмеялся. Ему понравилось, что он такой Карабас-Барабас. Пришлось спрашивать мнение об эпизоде с голом Казираги у Бориса Игнатьева, который после того чемпионата Европы сменил в сборной Олега Романцев, а в Англии ему помогал.

– То был, скорее, вынос. И за мяч должны были тут же цепляться полевые игроки, но соперник к ситуации оказался готов лучше. Черчесов не очень надежно сыграл, может, следовало совсем далеко вынести. Но эту ситуацию еще был шанс исправить, она не была сверхнеобычной, – успокоил меня Борис Петрович.

Но, оказывается, и Станислав Черчесов испытывал страх. Например, пропустить в «Лужниках» с сорока метров.

Весной 1993-го «Спартак» пробился в полуфинал Кубка кубков. Прошел «Ливерпуль» и «Фейеноорд». На пути к финалу оставался один соперник – по имени неказистый, на поверку вредный. «Антверпен», ставший надолго нарицательным словом в красно-белой истории из-за судейства португальца Корраду в ответной игре, которую «Спартак» проиграл со счетом 1:3. Но и первый матч в Москве был достаточно нервным и насыщенным.

«Спартак», благодаря мячу Пятницкого, победил со счетом 1:0, а мог забить и больше. Что делал на поле «Антверпен», помнится смутно – кажется, что болельщики красно-белых до сих пор считают финалиста того розыгрыша командой-декорацией второго плана сцены, лишь по недоразумению попавшей на «Уэмбли» («Парма», уверенно выиграв, доказала, что отчасти это правда). Тем не менее кое-что в Лужниках бельгийцы делали.

«“Лужники” – мой стадион», – бросил Черчесов очередную «фразу-орден» после игры с Уругваем прошлым летом в Самаре, обещая тяжелую жизнь Фернандо Йерро. Это действительно так. Стабильного права появляться на этой арене вратарь добивался не просто так – иногда ему везло на ней со штангами, но случалось и так, что приятные мелочи становились результатом подготовленных действий.

В начале 90-х в России и мобильными телефонами не пахло, не то что статистическими программами с возможностью просмотра полных видеозаписей матчей соперников. Тренеры либо непонятно каким образом добывали VHS-кассеты, либо ездили просматривать соперников сами, полагаясь на ручку и блокнот (сам Черчесов до сих пор верит этим инструментам на сто процентов).

На разборе «Антверпена» Олег Романцев выглядел взволнованным.

– Там у бельгийцев, – ни к кому не обращаясь, начал тренер, – есть один очень опасный парень в центре поля. Десятый номер. Удар у него, конечно дальний, очень опасный.

Олег Иванович всегда был по-своему пылок, но не всем это бросалось в глаза. В одну секунду тренер вдруг взорвался эмоциями. Неожиданно одним корпусом повернувшись к Черчесову, он тонко прокричал:

– Ну бьет он, Стасик, бье-ет!

Шел первый тайм, «Спартак» вел 1:0. Ханс-Петер Ленхофф, немец, заканчивавший затем карьеру в леверкузенском «Байере», безобидно принял мяч в центре поля. Вдруг его ноги «взорвались», долей секунды десятому номеру хватило, чтобы нанести удар по воротам из позиции, которую никто из полевых игроков и не думал контролировать. Но тот возглас Романцева на Черчесова подействовал. Можно было, конечно, проигнорировать комментарий тренера, но если за многие годы тренер, не привыкший вообще разговаривать с игроками отдельно, обращается к тебе по имени, спать месяц не будешь.

Вратарь не сводил глаз с Ленхоффа, стоило тому получить мяч. Не выпустил его из поля зрения и в этом эпизоде. Но мяч пошел очень сложно. Вправо-влево, чуть вниз. Черчесов потом рассказывал, что такие удары, когда мяч летит слишком вольно, – самые сложные для вратаря. И если, скажем, при выстреле Геннадия Литовченко можно было просто уловить точку, чтобы спасти ситуацию, пусть даже мяч придет с чудовищной силой, то когда на тренировках бил Юрий Никифоров, место попадания можно было отгадывать разве что с помощью карт.

Мяч от ноги Ленхоффа летел в нижний угол. Наверное, так же неумолимо, как самолет, поймавший глиссаду, шел к месту касания посадочной полосы. Вратарь оттолкнулся, полетел. В воздухе, вытягивая руки, успел прийти в ужас при мысли, что сейчас получит в «Лужниках» гол с сорока метров. Пустота уже была совсем близко, но пальцы все же каким-то образом дотянулись до мяча на пару миллиметров. Они были выиграны тренером и его полным отчаяния советом.

– Романцев действительно тонкий психолог. И он знал, когда именно нужно делать подсказку. В такой момент, чтобы его фраза осталась у тебя в голове. Это тренерский дар, подавать все так, чтобы запоминалось. Романцев не рассуждал долго о том, кто из игроков соперника опасен и чем. Но если заострял на чем-то внимание, значит, чувствовал, что именно это важно. У меня не раз бывали ситуации, как у Черчесова с тем ударом. Он говорил, мне помогало, – признается партнер Черчесова по «Спартаку» Дмитрий Радченко.

Что, если бы Романцев не сказал об ударах Ленхоффа? Черчесов мог бы прожить жгучее дежавю, наблюдая за ошибками Кариуса в финале Лиги чемпионов с «Реалом». Удивительно при этом другое: если гол от Бензема можно как-то списать на активность форварда, нутром почувствовавшего необходимость давить на правую руку голкипера, то почему Кариус, имея возможность каждую неделю видеть по телевизору, компьютеру или даже смартфону, как бьет Гарет Бэйл, оказался не готов к приему мяча, притом что валлиец был в идеальной для себя позиции для удара и не собирался делать ничего другого, кроме как «стрелять»?

Слезы Кариуса прошлой весной обсуждал весь мир, Акинфеева плачущим не видели, наверное, никогда. Блестящие глаза – это совсем другое. Грань между покатившейся слезой и той, что так и не вырвалась наружу, заложена в генах, в обстановке, способствующей формированию характера и установок. Когда до первого матча чемпионата мира с Саудовской Аравией, где любая ошибка могла скормить Акинфеева скоморохам, оставалось совсем немного, я все же спросил Черчесова, как ему удалось сдержать себя в той затянувшейся паузе, посвященной психологическому состоянию первого вратаря сборной.

– На себя иногда тоже надо смотреть со стороны. И делать это чаще, чем я это делал раньше. Речь не только об опыте этих лет. Поэтому в том случае я выдохнул, выдержал паузу. Нет неприятных вопросов, просто приходит время домашнего чемпионата мира, и лучше все делать сообща. И иногда что-то не спросить в сто пятидесятый раз. Ответ-то будет таким же, как и раньше…

* * *

В 50-х клуб «Гонвед» прокатился с турне по Англии. Не все матчи для команды из социалистической Венгрии складывались легко. В перерыве матча с «Вест Бромвичем», который выигрывал, кажется, в два мяча, великий Ференц Пушкаш попросил тренера удалиться из раздевалки. Тот обиделся, но высокие начальники уговорили пойти на унижение. Пушкаш собрал всех в кружок и сказал: «Эй, ребята, никто из вас не подумал, мать вашу, каким образом мы, если проиграем, повезем домой всю эту кучу шмоток, что накупили утром?!» После той короткой речи «Гонвед» победил со счетом 5:3.

Удалить из раздевалки Станислава Саламовича еще не удавалось никому, и вряд ли такая ситуация возможна в будущем. Но для того, чтобы управлять командой доверяя, не прибегая к помощи «стукачей» (что там говорить, многие футбольные руководители пользуются их услугами, а те, считая эту миссию жизненно важной, активно предлагают себя на эту роль), в самом коллективе нужны лидеры, понимающие линию главного тренера и способные в определенный момент вовремя расставить акценты. Если тренер вовремя не распознает – кто-то из игроков слишком увлечен собственным «я», что выражается в обиде, раздражении, равнодушии, а то и в открытых конфликтах между игроками, – решить проблему может оказаться непросто, коллектив «поползет по швам».

Заранее было понятно, что Черчесов видит третьим вратарем сборной Владимира Габулова, а не Александра Беленова. Их мастерство со стороны оценивали примерно одинаково, но однозначность, с котором тренерский штаб отказался от Беленова, заставляла людей задавать вопросы. Габулов зимой уехал в «Брюгге», где стал чемпионом Бельгии, но то ли возраст, то ли достаточно большое количество пропускаемых мячей не убеждали народ. Тем не менее Черчесову нужен был человек, который позволит ему не лезть самому в мелочи, происходящие в раздевалке. В работе футболистов возникают разные моменты: нагрузки – вещь неприятная, могут привести и к нервному, и к физическому истощению. Если на усталость накладывается еще и непонимание общего курса, отдельные игроки могут начать «выпадать». И тогда очень нужен «старший», с жестким словом и авторитетом. Который правильно отреагирует на начало волнений. Нет, не побежит в тренерскую докладывать, что «Васе не нравятся упражнения». Он попытается решить вопрос сам. Габулов, занимавшийся как собственным образованием, так и воспитанием в «Динамо» Александра Кокорина (вдруг бы нападающий сорвался раньше?), обладает достаточной харизмой. В этой ситуации Беленову место ну никак не могло достаться.

На первом своем сборе в «Зените» уже упоминавшийся Властимил Петржела задал команде четырехфазовые тренировки, заключительным этапом был тренажерный зал. Нагрузки были действительно страшными, но тренер хотел «залить бензин» на весь сезон. Для этого нужно было, чтобы каждый, как бы ни было больно, выжал из себя максимум. Во вступительной речи к началу первого занятия чех был откровенен: «Мне важно, чтобы вы это пережили и сделали все для себя возможное. Сачковать, жалеть себя – значит, бесполезно тратить время. Если во время выполнения упражнений кому-то нужно выплеснуть эмоции, ругайте меня. Я сделаю вид, что не слышу. Это нормально».

Бывший подопечный Черчесова Мартин Йиранек уже приводил случай, когда тренер – в его случае по физподготовке, австриец Тони Берецки – повел себя совершенно иначе. Требуемого эффекта своей услужливостью, помноженной на хороший слух, не добился – возникло недопонимание, которое, к счастью, удалось разрешить. Задачи тренера в целом не всегда считываются командой. И то, как штаб ведет себя, придерживаясь выбранной линии, играет практически всегда решающую роль в итоговом результате.

– У меня хорошие отношения с Романом Нойштедтером, говорил с ним как раз перед чемпионатом мира. И он рассказывал, что команда на тренировках чуть ли не в прямом смысле «умирает». Футболистам же не всегда понятно, что к чему идет, для чего они все это делают. Не все знали, зачем такие нагрузки и как, а главное, когда из этого состояния выбираться. Ведь чемпионат – вот уже, совсем рядом, а игроки еле ходят на тренировках, в товарищеских матчах. С Австрией играли так, что всем было очевидно, какая у всех усталость. Но все изменилось! Летали по полю во время чемпионата. А некоторые и сейчас еще играют на том багаже, – рассказывает бывший нападающий ЦСКА, спортивный директор московского «Динамо», сейчас футбольный агент Роман Орещук.

Черчесов верил в особую роль Габулова не просто так. Он вообще мало что делал в тренерской карьере без грифа «испытано на себе». На чемпионат мира 2002 года он сам ездил третьим вратарем. Олег Романцев постепенно терял хватку и нуждался в тех, кому безоговорочно доверял. Даже если это человек с минимальным шансом на игровые минуты. До сих пор считается, что Черчесов нужен был в Японии для создания правильной атмосферы.

– Совершенно неправильное мнение! – не согласен Станислав Саламович. – Предполагать можно все, что угодно, но работа и конкуренция были настоящими. Судите сами: первый вратарь получает травму, и ты уже второй. А со вторым на разминке происходит что-то или в первом тайме удалили, и идешь в ворота! Ты же не политрук или пионерский вожатый. В футбольных командах такого не бывает. Состав команды многогранен, на результат влияют так или иначе все. На одной позиции может быть пять игроков топ-уровня, на другой – всего один. Не бывает так в оркестре, чтобы играл лишь один пианист. Хотя на того же Дениса Мацуева все внимание, а остальные вроде как ассистируют.

«Замполитов» в его представлении о футболе действительно нет, причем ни в раздевалке, ни на тренерской скамейке. Посетив два длинных сбора сборной России, я ни разу не видел и не слышал о том, чем игроки занимаются в свободное время. Специально не узнавал, а в глаза не бросалось. Кроме разве что велопрогулок. Собственно, позиция Черчесова в вопросе освещения светской жизни национальной команды и ее взаимоотношений с журналистами и, следовательно, внешним миром была исчерпывающей: «Не тюрьма, но и не “Дом-2”». Видели ли мы разницу с 2016 годом в Бад-Рагаце, где команда готовилась к чемпионату Европы с шутками и ЧГК? Безусловно, хотя это и не всем нравилось.

– Не припоминаю, чтобы Черчесов устраивал что-то вроде тимбилдинга, – говорит Мартин Йиранек. – Ни в «Спартаке», ни позже в «Тереке». С другой стороны, ничего плохого в этом нет. Когда я вернулся в Чехию и играл за «Дуклу», тренеры постоянно что-то подобное затевали. Толку особо не было. Чувствовали себя как дети на прогулке в детском саду. Все эти вещи пришли из Америки, и там они работают немного иначе, более естественно, чем в наших странах, где пытаются такие методики копировать.

Занятия сборной России проходят примерно так же, какими я видел их в «Спартаке». Игроки – отдельно, тренерский штаб – отдельно. В жилом корпусе или в отеле общение с тренером происходит по обоюдному желанию в его номере, иначе свободное время проходит порознь.

– Тимбилдинг как методика вам не близок? – спросил я Черчесова еще в 2017-м.

– Тимбилдинг – обширное понятие. Вот был у нас вечер, когда ребята делали гриль, – показалось, что Станислав Саламович снова «закрылся».

– А собрать всех, скажем, сплавиться по горной реке, как это делал в «Майнце» Юрген Клопп, не хотели?

– Есть вещи, которые определенной компании не подходят. Тимбилдинг работает и просто в тренировочном процессе. Они же звеньями играют, в тройках, в четверках. Это безостановочное движение.

– Как вы смотрели финал Лиги чемпионов?

– Первые пятнадцать минут вместе с командой, потом тренерский штаб решил уйти. Иногда игрокам лучше остаться одним, чтобы их никто не сковывал.

Тренер не может не сковывать, даже если он переключится на режим «в миру». Для сохранения баланса в атмосфере ему лучше быть от команды дальше. Хотя универсальный подход годится далеко не для всех ситуаций. В сочинской «Жемчужине», которая довольно скоро после прихода Черчесова стала испытывать неразрешимые финансовые проблемы, Станислав Саламович, оказывается, вел себя немного иначе.

– Когда Черчесов пришел в «Сочи», довольно быстро начали возникать финансовые проблемы, которые ему мешали, – рассказывает бывший президент «Жемчужины-Сочи» Борис Рапопорт. – Будь у клуба та же стабильность, что в 2009 и 2010 годах, он бы добился результата. Но когда не платят премии, зарплаты задерживают – мотивация у игроков пропадала. При этом Черчесов удерживал команду, разброда и шатаний не было. Чтобы передать свои пожелания, он не стеснялся неформального общения. Мог собрать ребят, куда-то поехать на шашлыки со всеми. Тем более сам все это не прочь организовать, своими руками. Помню, когда было совсем туго, пришел и говорит: «Собираю ребят, хотим выехать в хорошее место, пообщаться». Я ему: «Станислав Саламович, у нас нет на это денег». Он только рукой махнул: «Сам заплачу». Сборная – все-таки иной вариант. Там игроков не видишь каждый день. И потом, он может многого не говорить…

* * *

Товарищеских матчей не бывает. К этому приучил сам Черчесов, исправляя вопросы журналистов на каждой пресс-конференции. Есть контрольные. Таким, оказывается, несмотря на всю его неоднозначность, был поединок с Испанией в Петербурге, о котором мы вспоминали как об авантюре и чуть ли не потерянном времени.

– Тогда, в ноябре, мы уже с Испанией, если в шутку, играли «четыре плюс», – говорил Черчесов перед чемпионатом мира. – Когда Смольников незаметно даже для партнеров становился четвертым защитником, хотя начинали мы три-пять-два, а он – на всей правой бровке. А последние минут тридцать мы вообще играли четыре-четыре-два. В итоге сборная что надо сделала, никто ничего не заметил. В тактических вещах, если есть возможность, не надо делать резких движений. Психику игроков тоже следует оберегать. Если кто-то что-то не поймет, не всегда скажет об этом тренеру. Если тренер не увидел проблему вовремя сам – речь о его квалификации.

Не все поверили, что Черчесов выставит на матч 1/8 с Испанией трех центральных защитников. Но совещание в тренерском штабе шло до глубокой ночи. С привлечением футболистов, которым разжевывались до мелочей их функции. Не все кругом обращали внимание на то, что игроки, приезжая в сборную, вдруг осознавали, как выросли тактически. Но эту информацию никто особо и не пытался доносить обществу. Все равно будут смеяться. Что ни скажи.

Это теперь максиму «отдать можно мяч, но не инициативу» готовы высекать в граните. «Спартак» при Черчесове не все понимали. Хотя игроки из состава красно-белых десятилетней давности вспоминают один матч с «Рубином». Тренеры (тот же штаб, кстати, что и сейчас) вдруг попросили отдать мяч сопернику. На своем поле. Пожали плечами, но сделали. Казанские не поняли – стали смотреть друг на друга: что с этим мячом делать-то? Потом стали бросать взгляды на Бердыева. Тот молчал. «Рубин» решился на атаки, пошли перехваты… «Спартак» выиграл 3:0. Такое тоже бывает.

Тренеры продолжали манипулировать эмоциями игроков. Первую игру с Саудовской Аравией я смотрел вместе с живущим в России испанским коллегой.

– Денис такой же, как его папа, – покачал он головой, наблюдая за Черышевым. – Бежит по прямой, когда делает финт, не думает, что будет дальше.

Черышев-младший, который сменил Дзагоева и отправил Головина изображать для «Ювентуса» нового Павла Недведа (Александр еще тогда не мог точно знать, что совсем скоро окажется в «Монако»), ответил дриблингом из не нашего мира и одним из ударов, которые получаются, видимо, у тех, кто проходит школу «Кастильи». Но для того, чтобы Черышев выдал эти навыки, нужно было его подготовить.

Еще до чемпионата мира Черчесов ссылался на материалы, собранные по своим и чужим игрокам. Любимое слово тренера сборной – «нюансы». Они помогли разглядеть что-то, что позволило Черышеву попасть в заявку при не совсем убедительной работе на сборе. Штаб посчитал, что именно на самом турнире Денис сможет показать все, что умеет.

Оставшись на скамейке в четвертьфинале, Черышев-младший, о котором накануне только и писали испанские сайты, стал бикфордовым шнуром. «Я не играю против Испании? Когда же выйду, когда?!» – читалось в глазах «младшей электрички». Фернандо Йерро, отправляя в стартовый состав Начо, знающего Черышева с детства, видимо, очень удивился, хотя до игры повторил несколько раз, что в футболе возможно все. Пожалуй, в трех защитников тренеру испанцев было поверить легче – чемпион мира Хави как-то расслабился в своем Катаре и в одном из интервью признался, что его сборная не любит, когда против нее играют в три центральных. Эту истину, правда, откопал и Луи ван Гал на чемпионате мира в Бразилии, где обыграл Испанию 5:1. Отец Черышева, за день до матча покидая пресс-центр уже ближе к вечеру – журналисты стояли к нему в очередь, словно за талонами на питание, поднял вверх три пальца: «Как знать, может быть, будет “трес”»…

– В «Тереке» при Черчесове мы всегда старались менять стиль игры под соперника. Точно так же, как это происходило на чемпионате мира в сборной России. Никогда не пытались претендовать на свой единственный и неповторимый футбол. Например, именно благодаря внимательному изучению соперника – этим занимался Ромащенко – мы выбрали правильную тактику против ЦСКА и обыграли его. В «Спартаке» все было сложнее, ведь тогда еще вполне громко шли разговоры о спартаковском стиле и от игроков требовали футбола, как раньше. Болельщикам красно-белых, как я их помню, на самом деле нравились игры с большим количеством голов, когда соперника громили 3:0 или матч заканчивался 4:3. Обороняться в этом случае не очень просто, сколько раз мы оказывались сзади вдвоем и на нас выбегал в контратаку соперник. Но обычно получалось забивать на мяч больше, – рассказывает Мартин Йиранек.

* * *

Я улетал из Москвы в Петербург уже поздно ночью после игры. Столица оставалась за спиной, залитая ревом клаксонов. И даже паровозных гудков. Белорусский вокзал дожил до своего счастливого дня. Как и все вокзалы России. Русские люди эмоциональные, но не вспомнить, что в последний раз сподвигло людей на радость именно в светлой форме. Неужели выход в полуфинал Евро?

Когда случилась та победа над Голландией, многие коллеги ликовали и обещали светлое будущее. Пришлось спорить, доказывая, что мы присутствуем на пире во время чумы. И действительно – дальше в нашем футболе чего только ни происходило. Платили неадекватные деньги за сомнительные услуги. Называли черное белым, и наоборот. Изображали кипучую деятельность там, где нужно было просто сделать. Постепенно футбол стал вызывать все больше раздражения, ерничества, провоцировать на сравнение с хоккеем. Перед иностранцами мы оправдывались тем, что игру на льду больше любит президент.

Испания проснулась по-настоящему только в дополнительное время. Менуэт вокруг нашей штрафной сменился рывками и попытками играть в касание. Команда Йерро по миллиметру приближалась к голу. Было бы очень обидно, добейся она своей цели. Не потому, что свой чемпионат мира пришлось бы только досматривать. Представьте, что чувствовали бы игроки, которые вдруг нашли в себе больше сил, упорства, самозабвения, чем могли до этого предположить. Они ведь о себе многого не знали, а после Евро-2016 собственную квалификацию оценивали однозначно. «Кто нас таких возьмет в Европу?» – иронизировал Шатов, верно предсказав свое невеселое будущее.

Забей Испания, перед глазами многих игроков могла пронестись вся карьера. Вплоть до деталей – где недобегал, где это и не требовалось, где требовали так, что невозможно было понять. Восстанавливать в себе право на гордость тяжело. Это, уверен, первым прочувствовал Игнашевич, когда непонятным движением отправил мяч в свои ворота. Не заслужил? Конечно. Но футбол часто смеется, строя при этом оскорбительную гримасу.

Черчесова тоже называли то «белым», то «черным». Не нравились его самовлюбленность, поражения, отсутствие игры. Тренер не пытался переубеждать словами – их за десять лет было выброшено на ветер и так слишком много. Разрушенное восстанавливают именно так: не глядя по сторонам, голыми руками, живя день ото дня и решая задачи так, как на этом чемпионате. Сначала выйти из группы, затем отыграться после автогола. Продержаться без пропущенного мяча до конца первого тайма. Не усложнить себе жизнь необузданностью эмоций до конца основного времени, затем дополнительного. Просто попадать по мячу в серии пенальти, когда ноги перестали чувствовать не только его, но и газон. Добрались, выжили, лезем дальше.

Претензии к сборной были слышны даже после попадания в четвертьфинал. Кому-то не понравилось, что команда сыграла в «антифутбол», мешая в первую очередь играть сопернику. Хотя до сих пор не верится в искренность этих выступлений – возможно, критики просто делали вид, что так считают, ибо невозможно серьезно воспринимать призыв броситься на Испанию в штыковую. Даже известный эстет, знаменитый спартаковский плеймейкер Александр Мостовой, по которому уже несколько десятков лет принято мерять всех, кто приходит к красно-белым на эту позицию, вынужден согласиться с тем, что самоотдача, порядок и терпение без мяча были единственным шансом на победу. Хотя часто критикует различные команды за неинтересную и примитивную игру, а страдания испанцев в том матче принял довольно близко к сердцу.

– Еще когда в Кремле прошла жеребьевка финальной части чемпионата мира, я сразу сказал: из этой группы Россия легко выйдет. И это подтвердилось более чем на сто процентов. Дальше уже зависело, на кого попадем и в каком состоянии. Получили Испанию и построили игру таким образом, чтобы максимально повысить шансы пройти дальше. Лично я оказывался в команде, которая вынужденно избирала такую тактику, разве что в детстве. Когда играл на «Кожаном мяче» и в моей команде девять из десяти ребят не могли по мячу попасть. Пришлось стоять впереди и кричать: «Ребята, только выбейте мне как угодно мяч, дальше я сам разберусь». Как-то мы попали в полуфинале на соперника, у которого игроки были этак на два года постарше. Подставки-то постоянно случались. Ну вот я и просил доставить мне мяч каким угодно способом. В итоге все стояли стеной сзади, выбивали на меня, но добить, как правило, все равно не получалось. У кого-то отнимали, кто-то падал. Я стоял в центре и наливался злостью. В итоге вскипел до такой степени, что начал орать на всех вокруг, и судья в итоге показал мне красную карточку. Правда, меня все равно в итоге признали тогда лучшим игроком турнира. Больше настолько откровенным вторым номером никогда не играл. Да и где было это делать? Ни «Спартак», ни «Бенфика», ни «Сельта» так не действовали. Еще до чемпионата мира я знал, что буду болеть только за две сборные: за Россию и Испанию. В итоге они попали друг на друга. За одних было обидно, за других радостно. Так бывает, оказывается. Команду Йерро многие критиковали и здесь, и в Испании. Мол, плохо играли, были не готовы. Я со всеми спорил: «Ничего себе, плохо играли! Девяносто процентов контроля мяча, больше двадцати ударов по воротам – по любым показателям они соперника превзошли! У нас чуть ли не антирекорды по всем этим делам вышли, но все равно победили. А что было делать, по-другому с Испанией невозможно действовать. Сыграли бы в открытый футбол, «трешку» получили бы по-любому. Так что нельзя винить ни тех, ни других, – заключает Мостовой.

После быстрых 0:1 сборную, конечно, затрясло. Игнашевич дал «каменный» пас Головину, от Александра отскочило метра на три. «Хочет в «Ювентус», такие надо обрабатывать», – заворчали кругом. Логично. Но интереснее было смотреть, как Головин найдет себя именно в этой игре. В нужный, как говорит Черчесов, момент. Судя по тому, что игроки делали весь вечер на поле в мерзковато-влажную жару, никто не думал ни о «Ювентусе», ни даже о переходе из «Краснодара» в «Зенит». Для того, чтобы объединиться, этим людям пришлось пройти через многое. И сомнения, и чужие вредные советы, и общественное порицание, и, что уж там, далеко не всегда адекватную самооценку.

Удивительно, но даже зная, что придется биться головой о стену, Испания оказалась к этому плохо готова. Язык тела игроков в красном еще в первом тайме был для сборной России обнадеживающим. Не все мячи от разводящих оказывались пущены в нужное время, часто партнерам требовалась двойная обработка. Иско не увидел в очевидной ситуации подключение Коке, стал крутиться с мячом, хотя тот был на ходу и требовалась короткая передача на ход, чтобы «матрасник» вывалился на одного Игнашевича. Асенсио, которого вдруг увидел в составе Йерро, прятался у бровки.

Невероятно, но этим соперником постепенно овладевала злость! Иско пнул мяч на трибуну, словно дал под зад нагадившему коту. Давид Сильва и Бускетс, водя свои хороводы с мячом, махали друг на друга руками. Диего Коста покинул поле, так и не успев затолкать локоть кому-нибудь в пищевод. Своими 5–3–1–1 сборная России бетоном залила полуфланги, где Испания периодически резвилась даже в первом туре с Португалией. Хозяева играли на победу как умели, не оставляя без внимания ни одной мелочи. Черчесов лезгинкой и рыком выиграл для команды пару спорных аутов у своей бровки. Не давал «поплыть» Самедову, когда Альба пытался быть навязчивым. Не стал сверлить спину бьющего пенальти Дзюбы взглядом – у нападающего и так был тяжелый год. Как оказалось, вовсе не из-за Черчесова.

А потом Акинфеев, словно кот, прыгнувший за клубком, ногой в воздухе отбил пятый удар Яго Аспаса. Что бы ни происходило с Игорем дальше, он добрался до своего Аустерлица. Вратарь, боровшийся внутри себя с полчищами привидений очень долгие годы и еще более долгие месяцы до чемпионата мира, дотерпел до лучшего момента карьеры.

Такого не было и у самого Черчесова. Но он, проведя на чемпионате мира всего лишь один матч, играя за сборную с куда более индивидуально сильными партнерами, чем его игроки на чемпионате мира в 2018-м, и ни разу не попав в плей-офф, покорил другой пик, который не был ему виден даже в далеком детстве, когда Стас мечтал о воротах «Спартака».

– Я очень рад за Черчесова, – признается Мартин Йиранек, когда мы встретились в сентябре в Праге, через несколько дней после того, как в Ростове сборная России растерзала в контрольном матче Чехию со счетом 5:1. – Он один из тех тренеров, которые оставили след в моем сознании. И результат сборной России на чемпионате мира меня, честно говоря, не очень удивил. Был убежден, что он верит в то, что делает и что как раз к началу турнира будут найдены правильные решения. Заслуга его и штаба в том, что сборной удалось преодолеть столько сложностей. И очень может быть, что неимоверное давление извне только подхлестнуло Черчесова, создало атмосферу, в которой он чувствует себя оптимально: стресс – это то, что ему нужно для работы. Журналисты перед чемпионатом мира сгущали краски, это и понятно – ведь плохие результаты, по большому счету, – то, что им нужно, чтобы создавать больше материалов. Но как футболист я видел ситуацию с этими всеми проигранными контрольными матчами иначе, нисколько не переживал за то, что будет на чемпионате. Что бы кто ни говорил – контрольные матчи не идут ни в какое сравнение с официальными. И потом, соперники у сборной России были очень сильными – Испания, Франция, Бразилия. Но проигрывать бесконечно невозможно – было понятно, что рано или поздно придет момент, когда появится результат. Вы выходите на поле огромного стадиона перед переполненными трибунами. Раз забили, два – и возвращаются эмоции, все вдруг начинает получаться.

Здесь Мартин все же ошибается. Следующая глава – снова о том, что «вдруг» не получается ничего и никогда.