Глава 14
В этот момент дверь приоткрылась. В щель заглянул Кирилл. Увидел Вольдемара, стоящего возле скрючившегося Михайлова, и отшатнулся:
— Ой! Блин! Простите! Вы еще не закончили? Тогда я попозже зайду… Не хотел мешать…
Не хотел мешать? Он серьезно?
— Нет, все нормально, — успокоил я его. — Заходите оба. Этот конструкт теперь мой, так что не бойся. А сейчас начинается как раз самое интересное.
— Ваш? — Кирилл осторожно вошел, держась подальше от мертвяка. — Но как? Он же принадлежал Михайлову! Я слышал, как охранники говорили!
— Перепривязка. Сложная некромантская техника. Разорвал связи Михайлова, установил свои. Теперь Вольдемар подчиняется мне.
И Кириллу стало очевидно, что я некромант. Но все шло ровно по плану — я намеревался держать столь сильного мага на своей стороне и сразу показать ему свои намерения. Пусть знает, что я на стороне «хороших».
Насколько мне известно, у магов света из-за природы дара слишком обострено чувство справедливости. На нем и сыграю.
Следом за Кириллом вошла Анна, закрывая за собой дверь. Её картина тоже удивила, но она промолчала.
— Говори давай, — рыкнул я на Михайлова. И отдал мысленный приказ Вольдемару.
Конструкт сильнее сжал лодыжку бывшего хозяина.
— А! Нет! Не надо! Больно же. Я все скажу, — закричал Михайлов. — Проклятие… — прохрипел он, глядя на меня мутными глазами с расширенными зрачками. Это от страха такая реакция. — Вы хотели знать про проклятие клиники? Я расскажу… все равно умирать…
И с чего бы он это вообще взял? От перелома лодыжки еще никто не умирал. Ну да ладно, пускай так думает. Мне же лучше.
— Говори быстро и по существу, — приказал я. — У тебя минут десять есть, чтобы все нам рассказать. А потом…
— Механизм… гениальный механизм… — Михайлов закашлялся. — Мой куратор объяснял… Человек приходит в клинику — здоровый, больной, неважно. Переступает порог главного входа, и на него падает проклятие. Неощутимое. Как радиация, только магическая.
— И что конкретно делает это проклятие? Опиши точнее, — приказал я.
— Оно… оно цепляется к ауре человека. Как пиявка. И начинает высасывать Живу — жизненную энергию. Медленно, по капле. Несколько миллилитров в час, не больше.
— Несколько миллилитров? —переспросила Анна. — Это же ничто!
— Именно поэтому человек не замечает, — пояснил Михайлов. — Усталость спишет на болезнь, стресс или недосып. Обычные симптомы: слабость, сонливость, апатия. Как при начальной стадии анемии.
— Продолжай, — поторопил я. — Что происходит дальше?
— Человек уходит домой, а проклятие остается на нем. Продолжает сосать. Три-четыре дня в среднем. За это время выкачивает примерно двадцать-тридцать процентов общего запаса Живы.
— И потом?
— Потом человек чувствует себя значительно хуже. Симптомы усиливаются — головокружение, тахикардия, одышка при минимальной нагрузке. Классическая картина энергетического истощения, но для обычного врача это выглядит как обострение основного заболевания или присоединение вторичной инфекции.
— Но зачем человеку снова идти в клинику? —спросил Кирилл.
— А куда еще? — криво усмехнулся Михайлов. — Стало хуже после посещения больницы — значит, нужно вернуться за правильным лечением. Логично же? Но вот тут происходит самое интересное, — продолжил он после приступа кашля. — Когда человек снова переступает порог клиники, проклятие сползает с него. Вместе со всей накопленной энергией. И летит прямиком в воронку над зданием.
Гениально и цинично одновременно.
Клиника работает как энергетический комбайн — заражает посетителей паразитом, тот выкачивает жизненную силу, потом возвращается с урожаем.
И для внешнего наблюдателя все выглядит естественно — пришел в больницу, подхватил внутрибольничную инфекцию, вернулся за лечением.
Схема, которую списывают на антисанитарию, резистентные штаммы бактерий или халатность персонала. Никто и не подумает искать магическую причину.
— Воронка от этого становится только больше? — уточнил я.
— Да. Постоянно растет. Как снежный ком с горы. Сначала была маленькая, метр в диаметре. Через месяц уже пять метров. Через год — пятнадцать. Сейчас она уже под тридцать метров.
Какая она сейчас я и без того заметил. Михайлов даже приуменьшил размах.
— А что с персоналом? — спросила Анна. — Врачи, медсестры, санитары? Они же каждый день в клинике!
— Умный вопрос, девочка, — Михайлов попытался улыбнуться, но получилась гримаса. — На персонал проклятие тоже падает, но только один раз. Первый рабочий день — бац, заражен. Через три дня возвращается, проклятие слетает. И все — иммунитет.
— Почему иммунитет?
— Чтобы не вызывать подозрений. Если бы персонал постоянно болел, начальство заметило бы. Проверки, расследования, увольнения. А так, один раз переболел «акклиматизацией к новому месту», и работай спокойно. Все сотрудники клиники уже отдали свою дань. Теперь они как бы помечены, и проклятие их не трогает.
— Но это же паразитизм чистой воды! — возмутилась Анна. — Использовать больных людей как дойных коров! Как энергетических доноров!
— А что вы хотели от некромантов? — Михайлов сплюнул черной кровью. — Благородства? Милосердия? Мы работаем с энергией смерти, девочка. У нас другая мораль.
Я встал, прошел к окну, потом обратно. Что-то не сходилось в этой схеме. Базовая магическая теория противоречила описанному механизму.
— Стоп, — остановился я посреди кабинета. — Это невозможно. Физически и магически невозможно.
— Что именно? — спросил Кирилл, который внимательно слушал, пытаясь понять.
— Смотрите. Жива — это энергия жизни. Светлая, позитивная, созидательная. Частота вибраций варьируется в диапазоне в зависимости от эмоционального состояния носителя. А некротическая энергия — это энергия смерти. Темная, негативная, разрушительная. Частота чуть выше. Это как пытаться заправить бензиновый двигатель водой. Или подключить прибор на двести двадцать вольт в розетку на сто десять. Разные виды энергии, несовместимые по самой своей природе.
— Может, есть конвертер? — предположила Анна. — Как трансформатор для электричества?
— Не существует конвертеров между жизнью и смертью. Это фундаментальный закон магии. Как закон сохранения энергии в физике.
Михайлов издал булькающий смешок, кровь потекла из уголка рта:
— Умный мальчик… Но не такой умный, как думает. Учился по учебникам, да? По тем, что инквизиция одобрила? Там половину правды вырезали, чтобы маги не стали слишком сильными.
— Объясни, — потребовал я. — И без метафор.
— Жива бывает разной, доктор Пирогов. Не вся жизненная энергия одинаково светлая и пушистая. У каждого человека есть темная сторона. Даже у святых.
— Это философия, а не магическая теория.
Хотя с другой стороны, это объясняет, как во мне уживаются два вида магии.
— Это факт! — Михайлов попытался приподняться на локтях, но сил не хватило. — Злость генерирует темную Живу. Зависть — тоже. Страх, отчаяние, ненависть, похоть, жадность — все негативные эмоции производят особый вид жизненной энергии. Темную Живу. Промежуточная между обычной Живой и некротикой.
Интересная концепция. Я читал о существовании негативной Живы в запрещенных гримуарах Темных Земель, но считал это теоретической абстракцией.
Никто из известных мне некромантов не пытался ее использовать — слишком нестабильная, слишком сложная в управлении. Но если кто-то научился ее собирать и конвертировать…
— И проклятие собирает именно темную Живу? — уточнил я.
— Именно! Оно работает как фильтр. Присасывается к ауре, сканирует эмоциональный фон, находит негативные эмоции и выкачивает связанную с ними энергию. Светлую Живу не трогает — только темную.
— Но у больных людей полно негатива! — воскликнул Кирилл. — Страх смерти, боль, отчаяние!
— Вот именно! — Михайлов хрипло рассмеялся. — Больница — идеальное место для сбора темной Живы. Страдание на квадратный метр зашкаливает. Особенно в онкологии и травматологии.
— Мерзость, — процедила Анна. — Питаться страданиями больных людей…
— Зато эффективно, — цинично заметил Михайлов. — Одна смерть в муках дает столько энергии, сколько сотня здоровых людей не произведет за год.
— Ладно, механизм понятен, — сказал я. — Кто создал это проклятие? Имена, явки, пароли. Выкладывай все.
— Не знаю настоящих имен, — прохрипел Михайлов, на лбу выступил холодный пот — признак агонии. — Клянусь, не знаю! Использовали псевдонимы, маски, изменение голоса.
— Но ты же должен был с кем-то контактировать!
— Только с куратором. И то редко. Раз в месяц звонил, требовал отчет. Сколько энергии собрано, нет ли проблем.
Удобно. Но меня так просто не проведёшь.
— И ты не поинтересовался, кто стоит за всем этим?
— Поинтересовался. Один раз. Куратор сказал, что это не мое дело. И добавил, что эти люди связаны с Орденом Очищения.
— Орден Очищения? — Анна аж подскочила. — Но это же абсурд! Они борются с некромантией! Охотятся на некромантов! Это их прямая противоположность!
Да, похоже, она не владеет информацией в полной мере. Может, аристократам они другую картинку подсовывают? На их месте я бы так и сделал.
— Наивная аристократка, — Михайлов презрительно фыркнул. — Думаешь, мир черно-белый? Добрые инквизиторы против злых некромантов? Сказки для детей!
— Объясни подробнее, — потребовал я.
— Орден Очищения использует некромантов для грязной работы. Официально — борется. Неофициально — сотрудничает. Кто лучше всех ловит некромантов? Другие некроманты. Кто лучше всех разбирается в темной магии? Те, кто ее практикует.
Какой многофункциональный орден! И кровью девственниц питается, и жизнь продлевает, и все клиники хочет заполучить. И тут вот на тебе — некроманты. А завтра что выяснится? Что они устроили переворот в Ливане?
— То есть Орден нанимает некромантов для борьбы с некромантами? — уточнил я.
— И не только. Для особых проектов. Как этот — сбор энергии через клиники. Официально Орден чист — они же борцы со злом. А грязную работу делают такие, как я.
Логично. Циничная реальная политика. Публично демонизировать врага, но тайно использовать его методы. Как спецслужбы используют террористов для устранения других террористов.
Впрочем, ничего нового.
— И какова была твоя конкретная роль? — спросил я.
— Маленькая. Охранять подвал от любопытных. Следить, чтобы никто не добрался до центра проклятия. Поддерживать видимость нормальной работы клиники. Писать липовые отчеты о причинах смертности.
— И за это платили?
— Пятьсот тысяч в месяц. Плюс защита от инквизиции. Неплохо для посредственного некроманта, согласись.
— Ты идиот, — холодно сказал я. — Полный причем.
— Почему это? — обиделся Михайлов.
— Потому что эта клиника скоро сползет в Москву-реку или провалится под землю от переполнения энергией. Видел трещины в стенах? Перекошенные дверные проемы? Провалы в полу?
— Ну, здание старое…
— Здание разрушается из-за проклятия. Некротическая энергия в таких количествах дестабилизирует материю. Фундамент уже на треть в астральной плоскости. Еще неделя-две — и все здание провалится. Как карточный домик. Вместе с пациентами, персоналом и тобой в том числе.
— Чушь собачья! — взвился Михайлов. — Куратор говорил, проклятие стабильно! Под полным контролем!
— Куратор либо врет, либо сам дурак. Некротическая энергия в таких концентрациях становится неуправляемой. Как ядерный реактор без системы охлаждения. Сначала медленный разогрев, потом резкий скачок, потом — бум! Взрыв атомной станции отдыхает.
— Не может быть… — он отказывался верить.
— Если не остановить процесс в ближайшие дни, все так и будет. Вызывай своего куратора, — приказал я. — Немедленно.
— Зачем? — Михайлов попытался отползти к стене. — Я же все рассказал!
— Рассказал то, что знаешь. А это крохи. Мне нужен тот, кто знает больше.
— Он меня убьет, если узнает, что я предатель!
Я кивнул Вольдемару. Мертвяк потянул за лодыжку Михайлова и поднял его на вытянутой руке вниз головой из окна.
— А-а-а-! — заорал Михайлов. — Ладно-ладно! — он испуганно махал руками в воздухе. — Я все расскажу! Только п-п-поставьте м-меня на место.
— Другое дело, — усмехнулся я. — Ставь его, Вольдемар. Он все понял.
Михайлов взял со стола смартфон трясущимися руками, начал набирать номер.
Гудки. Один, два, три… Он поставил на громкую связь.
— Алло? — голос, отозвавшийся в динамике, был молодой, уверенный. — Михалыч, ты? Чего так поздно звонишь? Уже одиннадцатый час!
— Слушай… тут проблема, — Михайлов старался говорить естественно, но голос предательски дрожал. — Серьезная проблема. Подтягивайся в клинику. Срочно.
— Что за проблема? Опять крысы в подвале сдохли?
— Хуже. Намного хуже. По телефону не скажешь. Это касается нашего… проекта.
Пауза. Слышно было дыхание на том конце.
— Проекта? — голос стал напряженным. — Что конкретно случилось?
— Приезжай, сам увидишь. Тут такое… кое-что тебе покажу. Ты офигеешь.
— Михалыч, ты пьян? Или под кайфом? Что за детский сад?
— Я трезв как стеклышко! Просто приезжай! Это критически важно!
— Ладно. Буду через полчаса. И тебе лучше не зря меня дергать. Знаешь, как я не люблю ложные вызовы.
— Знаю. Это не ложный. Жду.
Михайлов отключился.
— Все. Едет. Доволен? — вздохнул он.
— Вполне, — кивнул я. — Молодец. Может, еще час проживешь.
— Час? Но вы же сказали…
— Я не обещал, что оставлю тебя в живых. Шанс становится все призрачнее. С каждой минутой. Так, господа и дамы. План такой. Сейчас Анна вызывает подкрепление — людей отца. Будем брать этого некроманта, который едет.
— О, я ждала этого момента! — Анна достала телефон. — Наконец-то экшн! А то все разговоры да разговоры!
Она набрала номер и вышла из кабинета.
— Вольдемар, — приказал я мертвяку. — Следить за Михайловым. Держать, но не калечить. Пока что.
Конструкт подошел к Михайлову неспешным шагом. Наклонился, схватил его за оба запястья своими огромными ладонями, поднял как куклу и замер. Михайлов повис в его хватке, ноги не касались пола.
— Эй! Больно же! — заскулил он. — Мало того что это был мой подчиненный, мой конструкт! Так он теперь еще и против меня используется! Это несправедливо! Это против правил!
— Каких правил? — усмехнулся я. — Некромантского кодекса чести? Его не существует. Мы все отморозки по определению. Так что терпи.
Дверь снова открылась. Анна вошла, пряча телефон:
— Все готово! Позвонила начальнику охраны отца. Гвардия едет, минут через десять будут. Шесть человек — лучшие бойцы.
— Отлично. Шесть профессионалов — это серьезная сила. А пока ждем… — я повернулся к Кириллу. — Нам нужно поговорить. Наедине. Пойдем.
Кирилл нахмурился, но кивнул. Понял, что разговор будет серьезный.
Мы вышли из кабинета, прошли по коридору. Я открыл первую попавшуюся дверь, это была процедурная. Маленькая комната метров двенадцать.
Кушетка, накрытая одноразовой простыней. Шкаф с медикаментами. Раковина. Окно с жалюзи.
Не успел я открыть рот, как Кирилл заговорил первым:
— Знаю, о чем хотите поговорить. Вы некромант. И не хотите, чтобы кто-либо еще узнал об этом. Особенно инквизиция.
Логично, что он обо всем догадался. Он слышал и видел слишком многое.
— Я не глухой. Слышал разговор Анны с охранниками Михайлова, пока вы тут выясняли отношения с Вольдемаром. Они к нам подошли, хотели прорваться в кабинет. Но в драку решили не вступать, вот и кричали на нас, а Анна отвечала, — объяснил свою осведомленность Кирилл. — Да и в кабинете много странного творилось. И говорилось.
— Подслушивал? — я прищурился.
— Не специально!
— И?
— И один из охранников — здоровый такой детина с бритой головой — заорал: «Да наш главврач вашего мага размажет по стенке! Он некромант, между прочим! Настоящий!»
Он смотрел на меня, ожидая реакции. Но я ничего не говорил, просто пристально на него смотрел.
— Вот и один из них назвал Михайлова некромантом, — не выдержал давления Кирилл. — А Анна ему ответила — и это прямая цитата: «Очень опрометчиво всем рассказывать, что ваш покровитель некромант. Особенно в мире, где некромантия под запретом инквизиции. Поняли?» И охранники сразу сдулись. Поняли, что сболтнули лишнего. Развернулись и ушли. Хотя вы тоже назвали его некромантом.
— Понятно. А при чем тут я?
— Я переживал за вас. Некромант против обычного врача — исход очевиден. Спросил Анну: «Может, помочь доктору Пирогову? Вдвоем справимся?» А она так загадочно улыбнулась и сказала: «Не переживай. Святослав тоже, как бы это сказать, не лыком шит. Справится».
— Это еще не доказательство.
— А когда я зашел в кабинет и вы сказали: «Этот конструкт теперь мой» — все встало на свои места. Только некромант может перехватить контроль над чужим мертвецом. Это же базовая теория. Даже я знаю.
— Допустим, ты прав, — прищурился я. — И что ты собираешься с этой информацией делать?
Сперва я хотел выяснить его истинные намерения.
— Ничего! — Кирилл поднял руки в примирительном жесте. — Абсолютно ничего! Клянусь! Не переживайте, я никому не расскажу! Ни инквизиции, ни друзьям, ни даже родне, если она есть!
— Почему я должен тебе верить? — намекнул ему я.
— Потому что вы спасли меня от смерти! Вытащили из комы. Родственников у меня нет. А вы… вы потратили свое время, силы, чтобы вернуть меня к жизни.
— Это моя работа.
— Нет! Это был подвиг! А потом вы раскрыли мой дар. Показали, что я маг света. Дали смысл жизни! Я ваш вечный должник!
Кирилл опустился на одно колено — театральный жест, но искренний:
— И я хочу у вас учиться! Неважно, что вы некромант! Вы используете темную силу, чтобы спасать жизни! Это же невероятно! Как… как использовать яд для создания противоядия!
Вот оно что.
Юношеский идеализм помноженный на благодарность. Он видит во мне героя, спасителя, учителя. Забавная ирония — маг света хочет учиться у некроманта. Это как ангел, просящий уроков у демона. Или как белый голубь, желающий стать учеником ворона.
Хотя… почему нет? Противоположности часто дают лучший результат в симбиозе.
Я изучил Кирилла некромантическим зрением. Сканировал его физиологические показатели. Сердцебиение — семьдесят два удара в минуту, ровное. Зрачки не расширены. Потоотделение в норме. Он не врет. По крайней мере, сам верит в то, что говорит.
— Хорошо, — решил я после минуты размышлений. — Я приму твою клятву верности. Но это будет не простое обещание. А настоящая магическая клятва. Нерушимая. Необратимая.
— Я готов на все! — воскликнул Кирилл. — Что нужно сделать?
— Принести клятву на свете. Это свяжет твою магию с твоим словом. Если нарушишь — потеряешь дар навсегда.
— Согласен!
— Подожди, ты понимаешь серьезность? Это не игра. Если проболтаешься даже случайно, даже во сне — твой свет погаснет. Навсегда. И ты можешь даже умереть от энергетического шока.
— Понимаю. И все равно согласен, — решительно кивнул он.
— Тогда клянись. Формулировка должна быть точной. Повторяй за мной: «Я, Кирилл Красников, клянусь…»
Но Кирилл не стал ждать. Схватил со стола скальпель — видимо, кто-то забыл после процедуры. Я не успел остановить, и он полоснул лезвием по левой ладони. Глубоко, до мяса. Кровь брызнула на белый кафельный пол.
— Я, Кирилл Красников, клянусь кровью своего тела и светом своей души! — торжественно произнес он. — Клянусь никогда и никому не выдавать тайну Святослава Пирогова! Не говорить, не писать, не намекать, что он некромант! Если нарушу клятву, пусть мой свет погаснет навеки, а душа провалится в бездну!
Воздух вокруг него засветился. Световая энергия закрутилась спиралью, формируя сложный узор. Капли крови поднялись с пола, зависли в воздухе, начали светиться. На мгновение комната озарилась белой вспышкой такой яркости, что пришлось зажмуриться.
Когда я открыл глаза, Кирилл стоял, держа окровавленную ладонь. На коже проступил узор — светящиеся руны клятвы. Они мерцали несколько секунд, потом впитались под кожу, оставив едва заметные белые шрамы.
Эх и деятель! Он принес клятву на крови и свете — одну из сильнейших магических клятв! Это же не просто обещание — это изменение самой структуры его магии! Теперь его сила связана с его словом железными цепями. Если попытается нарушить, то свет буквально сожжет его изнутри.
— Ну это было чересчур, конечно, — вздохнул я, доставая бинт и антисептик из шкафа. — Достаточно было обычной клятвы на свете. Кровь — это перебор.
Видимо, он сделал так потому, что не знал, как вообще произносить подобные клятвы. И воспользовался единственным методом, который всплыл в памяти. Но я бы при всем желании его не остановил.
— Я хотел, чтобы вы не сомневались во мне, — Кирилл морщился, пока я обрабатывал рану. — Чтобы доверяли полностью.
— Что ж, раз сам захотел принести такую серьезную клятву, так даже лучше. Теперь ты точно не предашь. Даже если захочешь — магия не позволит. Попытаешься произнести мое имя и слово «некромант» в одном предложении — язык онемеет.
— Я и не собирался предавать!
— Знаю. Но это вынужденная мера предосторожности. В этом мире некромантов сжигают на кострах. Инквизиция не церемонится. Я вынужден быть максимально осторожным.
— Понимаю. И не осуждаю. На вашем месте я бы тоже перестраховывался.
Из коридора донесся голос Анны:
— Эй, мальчики! Вы там не заблудились? Гвардия приехала! Где вас черти носят?
— Идем! — крикнул я в ответ. — Минуту!
Быстро забинтовал ладонь Кирилла, проверил, не просачивается ли кровь:
— Скажешь, что порезался о стекло. Случайно. Понял?
— Понял. О стекло.
Вернулись в кабинет. Михайлов все еще висел в железной хватке Вольдемара. Лицо посерело, губы приобрели синюшный оттенок от недостаточного кровообращения.
— Вольдемар, поставь его на пол. Но продолжай держать, — приказал я. Некромант мне был нужен в сознании.
Мертвяк опустил Михайлова, но не выпустил запястье. Тот попытался вырваться — бесполезно. Как пытаться согнуть арматуру голыми руками.
— Отлично, — сказал я. — Теперь слушайте план. Михайлов, откуда приедет твой связной? С какой стороны?
— С главных ворот, — прохрипел он. — У него официальный пропуск в клинику. Удостоверение консультанта. Он не прячется.
— Хорошо. Веди нас туда, откуда лучший обзор на главный вход. Нужно видеть его приближение.
— А Вольдемар? — с надеждой спросил Михайлов. — Останется здесь?
— Да. Вольдемар, режим ожидания. Оставайся в кабинете. Охраняй помещение. Если кто войдет кроме нас — обездвижить, но не убивать. Исполнять, — отдал я приказ.
Мертвяк кивнул. Это было жуткое зрелище, учитывая, что челюсть у него держалась на честном слове. Он отпустил Михайлова и застыл у стены как кошмарная статуя.
Мы вышли из кабинета. Окружили Михайлова со всех сторон — Анна спереди как наводчик, Кирилл слева как силовая поддержка, я сзади как замыкающий. Не то чтобы он мог сбежать с поврежденной лодыжкой, но предосторожность — мать выживания.
Михайлов вел нас по коридорам седьмого этажа. Освещение работало через раз — это либо экономили электричество, либо проклятие высасывало энергию из проводов. Стены были покрыты влажными разводами.
— Куда идем? — спросила Анна.
— В смотровую, — ответил Михайлов. — Там панорамные окна. Весь двор как на ладони.
Свернули налево, потом направо. Прошли мимо ординаторской, она была пустая, врачи давно разбежались по домам. Мимо поста медсестер тоже пусто, только мигает монитор компьютера.
— Тут, — Михайлов толкнул дверь плечом.
Вошли в просторную процедурную. Метров тридцать, не меньше. Три кушетки для капельниц, шкафы с инструментами, стойка с дефибриллятором. И главное — огромное панорамное окно во всю стену. Вид на главный вход, парковку, ворота.
— Отличный обзор, — одобрил я. — Как снайперская позиция.
— Ты не собираешься его убивать? — встревожилась Анна.
— Нет. Нам нужен живой. Мертвый некромант бесполезен — дух не вызовешь, он защищен, а тело ничего не расскажет.
Анна достала телефон:
— Сейчас скажу нашим, чтобы заняли позиции. Шесть человек… Трое у главного входа, трое в резерве у запасного выхода. Так?
— Нет, — я покачал головой. — Другая расстановка. Двое у входа — встречают, проверяют документы, задерживают. Двое на парковке — отрезают путь к машине. Двое в холле — страхуют изнутри.
— Логично. Передаю.
Начала набирать сообщение. Я подошел к окну, осмотрел территорию. Парковка полупустая — воскресенье, посетителей мало. У ворот будка охраны со шлагбаумом. Камеры на столбах.
— Камеры работают? — спросил я Михайлова.
— Половина сдохла. Остальные пишут, но качество — дрянь. Проклятие съедает электронику.
— Пусть не высовываются раньше времени, — сказал я Анне. — Некромант может почувствовать засаду. У нас обостренное чувство опасности.
Ждали мы минут двадцать. Михайлов сидел на кушетке, держась за сломанную лодыжку.
— Может, дать ему обезболивающее? — предложил Кирилл. — Он же мучается.
— Пусть мучается, — холодно ответил я. — Это минимальное наказание за сотни смертей.
— Я не убивал! — прохрипел Михайлов. — Я просто… просто не мешал!
— Это еще хуже. Убийца хотя бы берет ответственность. А ты прятался за формулировками.
Анна, стоявшая у окна, вдруг напряглась:
— Машина! Черный седан подъезжает к воротам!
Я подошел к окну, активировал некро-зрение на максимальное увеличение. Машина остановилась у шлагбаума. Водительская дверь открылась.
Вышел молодой человек. Синяя рубашка, черные брюки, кожаная куртка. Уверенная походка, прямая спина.
— Вот он! — воскликнул Михайлов. — В синей рубашке! Это он!
Я усилил фокусировку зрения. Лицо стало различимо в деталях. Правильные черты, холодные серые глаза, тонкий шрам на левой щеке…
Не может быть! Это же… Николай! Тот самый Николай! Ублюдок, который убил предыдущего владельца этого тела! Из-за которого я вообще оказался в теле Святослава Пирогова!
