Глава 12
Тридцать секунд.
Веки графа дрогнули. Едва заметно, но дрогнули.
Сорок секунд.
Дыхание стало глубже. Грудная клетка поднялась выше.
Пятьдесят секунд.
Пальцы правой руки слегка пошевелились.
Шестьдесят секунд.
Граф Бестужев открыл глаза. Заморгал, силясь сфокусировать взгляд. Попытался что-то сказать, но из горла вырвался только хрип.
— Папа! — Анна бросилась к кровати, схватила его за руку. — Папа, ты слышишь меня⁈
Граф слабо кивнул. Его взгляд стал осмысленным.
А я выдохнул с облегчением.
— Где… где я? — прохрипел Бестужев. — Что… случилось?
Палата взорвалась движением и звуками. Варвара бросилась проверять витальные показатели, медсестра засуетилась с приборами, Анна плакала от облегчения, целуя руки отца.
А Рудаков и Карпов стояли как громом пораженные, с открытыми ртами.
Я же спокойно снял перчатки, бросил в урну для медицинских отходов:
— Варвара, какие показатели? — спросил я у девушки.
— Пульс выравнивается! — отрапортовала она. — Девяносто ударов в минуту и снижается! АД сто тридцать на восемьдесят! Сатурация девяносто восемь процентов!
— Отлично. Сделайте экспресс-анализ на глюкозу прямо сейчас. Глюкометром.
Она достала портативный прибор, уколола палец графа, капнула кровь на тест-полоску.
— Три и восемь! — объявила она через пять секунд. — Гипогликемия подтверждена!
— Вот вам и лабораторное подтверждение, — сухо сказал я Рудакову. — Три и восемь при норме от четырех до шести. И это уже после введения глюкозы. Значит, изначально было меньше двух. Критическая гипогликемия.
Я повернулся к ошеломленным коллегам.
— А теперь, господа, срочно возьмите у графа кровь на инсулин и С-пептид, — спокойно сказал я. — Это маркеры, которые покажут, был ли введен экзогенный инсулин. И это будет документальное подтверждение не только покушения, но и вашей профессиональной некомпетентности. Вы имели все симптомы, весь анамнез, но не смогли поставить элементарный диагноз.
— Это… это… — Рудаков не мог подобрать слов.
— И немедленно вызовите службу безопасности больницы, — продолжил я. — А лучше — сразу полицию. Здесь отработал убийца. Тот, кто ввел графу Бестужеву инсулин под видом витаминов.
— Убийца? — ахнула Анна. — Папу хотели убить?
— Именно. Инсулин в дозе пятьдесят-сто единиц для человека без диабета — смертельная доза. Развивается гипогликемическая кома, мозг умирает от недостатка глюкозы. Если бы не быстрая помощь, граф умер бы в течение часа. И смерть выглядела бы естественной — внезапная кома неясного происхождения, врачи развели руками, никто не виноват. Идеальное убийство.
Граф судорожно сглотнул, сделал вдох и сказал:
— Не надо полицию. Я сам разберусь.
Я наклонился к нему:
— Как скажете, граф. Но пока не напрягайтесь. Ваш мозг пережил тяжелый энергетический кризис. Нейронам нужно время на восстановление. Сейчас главное — поддерживать уровень глюкозы.
Затем я повернулся к Варваре:
— Варвара Николаевна, поставьте капельницу с десятипроцентной глюкозой. Скорость — сто миллилитров в час. И добавьте в капельницу тиамин — витамин В1, сто миллиграммов. И аскорбиновую кислоту пятьсот миллиграммов, она защитит нейроны от реперфузионного повреждения.
— Есть! — она сразу принялась за дело.
— Каждый час контроль глюкозы! — продолжил я. — Держать на уровне семь-девять ммоль. Если падает — увеличить скорость инфузии. Если растет выше десяти — снизить.
— Понятно!
Граф Бестужев лежал на больничной койке, но взгляд уже обрел привычную властность и холодную расчетливость. Капельница с десятипроцентной глюкозой мерно капала, кардиомонитор отбивал ритм в семьдесят два удара в минуту.
Граф медленно, словно оценивая каждого, провел глазами по собравшимся в палате.
— Слишком много народу, — прохрипел граф, морщась от боли в горле. — Это похоже на консилиум у смертного одра. Я еще не настолько плох, чтобы собирать толпу скорбящих.
— Граф Бестужев, мы должны наблюдать… — начал Рудаков.
— Пирогов, — перебил его граф, не сводя с меня тяжелого взгляда. — Мне нужно поговорить с вами. Наедине.
О, начинается самое интересное. Граф явно хочет обсудить что-то, что не предназначено для ушей медицинского персонала. Наверняка речь пойдет о покушении и его заказчиках.
— Но, ваше сиятельство! — возмутился Рудаков, вытирая вспотевший лоб уже насквозь мокрым платком. — Мы обязаны наблюдать за вашим состоянием! Протокол постреанимационного периода требует постоянного мониторинга витальных функций в первые шесть часов! Это же элементарная безопасность!
— Рудаков, — голос графа стал холодным, как январский ветер. — Вон из палаты. Немедленно.
— Как… как это «вон»? — Рудаков побагровел так, что я испугался за его артериальное давление — минимум сто восемьдесят на сто десять, судя по пульсации височных артерий. — Граф Бестужев, позвольте напомнить, что именно вы лично назначили меня заведующим терапевтическим отделением! Вы сказали тогда, что доверяете мне, как себе!
— И сейчас я вам не доверил бы даже подать стакан воды, не то что мое здоровье, — отрезал граф. — Вы чуть не дали мне умереть своим бездействием и трусостью. Сидели и ждали анализов, пока мой мозг умирал от гипогликемии. Так что убирайтесь, пока я не вызвал охрану и не приказал вышвырнуть вас физически.
— Это… это неблагодарность! — взвизгнул Рудаков, брызгая слюной. — Это оскорбление! Мы спасали вашу жизнь! Мы делали все возможное!
— Вы делали все по протоколу, — граф попытался приподняться на локтях, но сил не хватило, и он упал обратно на подушки. — А протокол в вашем исполнении означал — подождем анализов, пока пациент помирает. Если бы не доктор Пирогов, я был бы уже в морге, а вы писали бы в истории болезни «несмотря на все усилия врачей, пациент скончался от комы неясного генеза». Знакомая формулировка, правда? Так что вон! И не заставляйте меня повторять!
Профессор Карпов деликатно откашлялся, поправил очки:
— Граф, понимаю ваши эмоции, это нормальная реакция после пережитого стресса. Но как врач с сорокалетним стажем, как заведующий кафедрой внутренних болезней, я обязан остаться и проконтролировать…
— Профессор, — граф перевел на него тяжелый взгляд человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись беспрекословно. — С уважением к вашим сединам, научным регалиям и академическим званиям — вон. Это не просьба и не предложение. Это приказ. И он не обсуждается.
Интересно наблюдать, как быстро меняется динамика власти в палате.
Минуту назад эти люди были полубогами в белых халатах, вершителями судеб, решающими — жить пациенту или умереть. Сейчас они просто наемные работники, которых хозяин может выставить за дверь как нашкодивших слуг.
Аристократия есть аристократия — даже в полумертвом состоянии граф излучает власть.
В этот момент в разговор вмешалась Анна. Из рыдающей испуганной девочки она превратилась обратно в железную леди, истинную дочь своего отца:
— Все вон! — скомандовала она тоном полковника на плацу. — Немедленно! Все! Марш отсюда! Папе нужен покой и конфиденциальность!
— Но медицинское наблюдение… — робко попыталась возразить старшая медсестра, женщина лет пятидесяти с добрым лицом.
— Доктор Пирогов обеспечит все необходимое наблюдение, — отрезала Анна, и в ее голосе зазвучали стальные нотки. — Он спас папе жизнь, он и будет наблюдать. А теперь — вон! Все! Кроме Пирогова, разумеется. У вас десять секунд, чтобы покинуть палату. Девять… восемь…
Рудаков первым бросился к двери, бормоча себе под нос что-то про неблагодарность пациентов и нарушение субординации.
Профессор Карпов вышел с достоинством, сохраняя невозмутимое выражение лица, но я заметил, как дрогнул уголок его рта — признак подавленного раздражения.
Медсестры засеменили следом, младшая что-то быстро шептала старшей.
Варвара задержалась у двери. Медленно повернулась, посмотрела на меня, потом на Анну — оценивающе, как смотрят на соперницу.
Потом снова взглянула на меня. Ее лицо на мгновение исказилось гримасой — смесь ревности, обиды и плохо скрываемой злости. Она закусила нижнюю губу так сильно, что та побелела от недостатка кровообращения.
О, женская ревность во всей красе. Варвара явно рассчитывала на продолжение наших отношений после того памятного инцидента в морге.
Только мне это совершенно не нужно — у меня проклятие вместо сердца и некромантия вместо хобби.
— Варвара Николаевна, вы тоже, пожалуйста, — мягко сказал я, стараясь не провоцировать скандал. — Я позову, если понадобится медицинская помощь. Обещаю.
Она резко развернулась на каблуках — так резко, что волосы взметнулись — и вышла, хлопнув дверью с такой силой, что задребезжали стекла в шкафу с медикаментами.
— Кажется, кто-то ревнует, — заметила Анна с легкой улыбкой триумфа.
— Анна, не время для этого, — одернул ее граф, но в голосе слышались нотки отцовской гордости.
В палате воцарилась тишина, нарушаемая только писком кардиомонитора и тихим гудением системы вентиляции. Мы остались втроем — я, граф и Анна. Бестужев откашлялся, поморщился от боли — трахея явно была раздражена.
— Воды, — попросил он хриплым голосом. — Горло дерет, как наждачной бумагой.
Анна тут же налила воды из графина в стакан, добавила соломинку, помогла отцу сделать несколько маленьких глотков.
— Спасибо, дорогая. Не много, а то тошнить начнет — желудок еще не отошел от стресса. Так, теперь слушайте внимательно оба. То, что я скажу, не должно выйти за пределы этой палаты. Никаких записей, никаких свидетелей. Понятно?
— Понятно, — кивнул я, придвигая стул ближе к кровати. — Речь о покушении, я полагаю?
— Не только о покушении. Речь о целом заговоре. О клубке змей, в который я случайно сунул руку. Пирогов, речь пойдет про вашу будущую клинику «Новая Заря».
— Проклятое место в буквальном смысле, — кивнул я.
— Так вот…
Граф замолчал, собираясь с силами. Анна погладила его по руке:
— Папа, не торопись. У нас есть время.
— Времени как раз нет, дорогая. Они попытались меня убить один раз — попытаются и второй. Нужно действовать быстро.
Он сделал еще глоток воды и продолжил:
— Мои люди начали новую проверку. Стандартная процедура — финансовый аудит, юридическая экспертиза, техническое обследование. И тут начались очередные нестыковки. Коновалов действительно работает в министерстве, это мы проверили. Но вот полномочий продавать государственное имущество у него нет. Совсем нет.
— То есть он действовал как частное лицо? — уточнил я.
— Хуже. Он вообще не имел отношения к этой сделке официально. В министерстве о продаже «Новой Зари» никто не знал. Более того — когда мои люди начали копать глубже, выяснилось, что клиника вообще не числится на балансе министерства.
— Как это возможно? — удивилась Анна. — Она же государственная!
— Была государственная. До две тысячи пятнадцатого года. А потом — бац, и исчезла из всех реестров. Формально ее как бы не существует. Здание стоит, люди работают, пациенты лечатся и умирают, а юридически — пустота.
Интересный поворот. Клиника-призрак. Существует физически, но не существует юридически. Идеальное место для разных темных дел — никто не контролирует, никто не проверяет.
— И вы продолжили копать? — спросил я.
— Конечно! Меня пытались развести как последнего лоха! Прости, Анна, за выражение. Но факт остается фактом — кто-то решил впарить мне несуществующую недвижимость за очень реальные деньги. И мне стало крайне любопытно — кто и зачем.
— Папа, ты же знаешь пословицу про любопытство и кошку… — начала Анна.
— Знаю, дорогая. И кошку эту сегодня чуть не отправили на тот свет. Но я продолжу рассказ. Мои люди — у меня отличная служба безопасности, бывшие сотрудники секретной службы Императора — начали отрабатывать Коновалова. И знаете, что выяснилось? Он работает не один. За ним стоит целая группа. И «Новая Заря» — только верхушка айсберга.
— В смысле? — я подался вперед.
— По Москве таких клиник-призраков минимум пять. Может, больше. Все они формально не существуют, но реально функционируют. И во всех — аномально высокая смертность.
Пять проклятых клиник? Это уже не случайность и не совпадение. Это система. Кто-то целенаправленно создает точки смерти по всему городу. Кто-то распространяет проклятья. Но зачем?
— Мои люди должны были предоставить мне полный отчет сегодня вечером, — продолжил граф. — Имена, связи, схемы. Но утром явился этот лжемедбрат с инсулином. Очевидно, кто-то решил, что я слишком много знаю.
— Кто конкретно этот «кто-то»? — спросил я. — У вас есть подозрения?
— Подозрения есть, но доказательств пока нет. Точнее, не было — мои люди должны были их добыть сегодня. Но кто знает, может, их тоже уже устранили… Я еще не сталкивался с таким.
— Вот, значит, как, — задумался я.
В глазах графа отражалась смесь страха и непонимания. Он впервые столкнулся с силой, которая невидимая и гораздо сильнее его самого. И это ему не нравилось.
Однако, нужно отдать ему должное. Держится он молодцом.
Граф схватил меня за руку с неожиданной силой:
— Спасибо. Спасибо, что спасли мне жизнь. Я ваш должник. Дважды должник — дважды вы спасли мою жизнь.
— Папа второй раз говорит «спасибо»! — удивилась Анна. — Это абсолютный рекорд! Обычно он произносит это слово раз в год, на Новый год!
— Не привыкай, — буркнул граф, но в глазах мелькнула теплота. — Это исключение из правил.
Анна подошла ко мне, взяла за обе руки, посмотрела в глаза:
— Святослав, спасибо. Спасибо, что спас папу. Я… я не знаю, что бы я без него делала. Он — все, что у меня есть. Кроме брата, конечно. Но он не в счёт.
— Всегда пожалуйста, — кивнул я.
Интересный момент. Жива от благодарности течет ко мне мощным потоком — пятнадцать процентов от графа, пять процентов от Анны. Итого двадцать процентов восполнения. Солидная подпитка для Сосуда. Проклятие довольно урчит, как сытый кот, получая энергию.
— Граф, вам нужен покой, — сказал я, проверяя его пульс. — Шестьдесят восемь ударов в минуту, ритм ровный. Глюкоза стабилизировалась. Но организм пережил сильнейший стресс. Нужен отдых.
— Отдохну, когда разберусь с ублюдками, которые хотели меня убить, — упрямо сказал граф.
— Папа! — возмутилась Анна. — Доктор прав! Тебе нужно восстановиться!
— Ладно, ладно. Но Пирогов, вы начнете расследование немедленно?
— Прямо сейчас. Поеду в «Новую Зарю», поговорю с главврачом Михайловым.
— Михайлов, да. Мутный тип. Будьте осторожны.
— Я еду с тобой! — заявила Анна.
— Это может быть опасно, — предупредил я.
— Плевать на опасность! Это касается моего отца. Я еду, и точка!
— Анна права, — неожиданно поддержал граф. — Она Бестужева. А Бестужевы не прячутся от опасности. К тому же у нее прекрасная интуиция. Может пригодиться.
Упрямая, как все Бестужевы. Спорить бесполезно, только время потеряем.
— Хорошо. Анна, пойдем со мной. Нужно организовать усиленную охрану для графа, — кивнул я.
— Уже сделано, — сказала она. — Пока ты реанимировал папу, я вызвала наших людей. Шесть человек, все проверенные. Двое у дверей палаты, двое в коридоре, двое у входа в отделение.
— Умница, — похвалил граф. — Вся в меня.
Мы вышли из палаты. В коридоре действительно стояли два охранника в строгих костюмах — бывшие военные, судя по выправке. Кивнули Анне, внимательно осмотрели меня.
— Это доктор Пирогов, — представила меня Анна. — Он спас папу. Ему можно доверять.
— Понятно, госпожа Бестужева, — ответил старший, мужчина лет сорока с квадратной челюстью. — Будем знать.
Пошли к выходу через главный холл больницы. Воскресный день, но народу много — посетители к больным, дежурный персонал, пациенты на прогулке.
— Так куда мы едем? — спросила Анна, следуя за мной.
— В «Новую Зарю». Поговорить с главврачом Михайловым. Думаю, он знает больше, чем говорит, — ответил я.
Ведь изначально я туда и направлялся.
— Я вызову свою машину с водителем и охраной…
— Нет. Едем на моей, — отрезал я.
— Но почему? У меня бронированный авто и профессиональная охрана!
— У меня тоже. И именно поэтому на моей. Чем меньше людей знает о наших передвижениях, тем лучше. Кто-то из ваших людей может быть предателем — иначе как убийца узнал распорядок дня графа?
На самом деле главная причина в другом. Сергей — мой человек, проверенный в десятках опасных ситуациях. Ему я доверяю полностью. А охрана Бестужевых… кто знает, кто там на самом деле работает и кому докладывает?
Шли через холл, когда я увидел знакомую фигуру на скамейке у окна. Кирилл Красников — мой коматозный пациент, которого я вытащил с того света.
Молодой парень сидел, читая какую-то медицинскую брошюру о реабилитации после комы.
— Доктор Пирогов! — он вскочил, увидев меня, брошюра упала на пол. — Наконец-то! Я вас уже неделю не видел! Вы совсем меня забросили!
— Здравствуй, Кирилл. Не сердись, дела были. Как самочувствие?
— Да так… — он замялся, подбирая слова. — Честно говоря, не очень. Странно себя чувствую. Но врачи говорят, что все анализы в норме, это просто адаптация после длительной комы.
Я инстинктивно включил некротическое зрение на минимальную мощность. И чуть не ахнул вслух.
Внутри Кирилла бушевал настоящий шторм света. Не метафорически — буквально. Потоки чистой световой энергии циркулировали по его энергетическим каналам, как расплавленное золото по венам.
Концентрация максимальная в области солнечного сплетения. Энергия явно рвалась наружу, ища выход. После прошлого осмотра все показатели усилились.
— Кирилл, опиши подробно свои ощущения, — попросил я, стараясь скрыть удивление. — Не стесняйся, говори все, даже если кажется бредом.
— Ну… — он потер затылок, смущаясь. — Меня как будто распирает изнутри. Особенно по утрам, когда просыпаюсь. Такое чувство, что во мне слишком много… чего-то. Как воздушный шарик, который перекачали. Вот-вот лопну.
— Продолжай.
— Иногда из пальцев искры проскакивают. Вчера взялся за дверную ручку — и меня так шарахнуло! Медсестра сказала, что это статическое электричество от синтетического ковра, но я-то чувствую — это что-то другое. Это идет изнутри меня.
— Еще что-нибудь необычное?
— Свет! — воскликнул Кирилл. — Я иногда вижу свет там, где его быть не должно. Закрою глаза — а перед ними как будто прожектор включили. Или ночью просыпаюсь — а от моих рук свечение идет, едва заметное, но я вижу!
Да он маг света!
Природный, стихийный маг света!
И очень сильный, судя по интенсивности свечения. В коме его сознание путешествовало по астральным мирам и вернулось с даром.
Энергия накапливается без контроля и не находит выхода. Опасное состояние, оно может привести к спонтанному выбросу. В лучшем случае спалит всю электронику в радиусе десяти метров. В худшем… в худшем от него останется только горстка пепла.
С этим пациентом нужно разобраться в самое ближайшее время. Но в клинике сейчас я задержаться не могу, а потому выход только один…
— Так. Кирилл поедет с нами, — твердо сказал я.
— Что? Куда? Зачем? — заговорили Кирилл и Анна одновременно.
— В «Новую Зарю». Кирилл, одевайся. Быстро.
— Но мне нельзя покидать больницу без разрешения лечащего врача!
— Я твой лечащий врач. Я даю разрешение. Это часть экспериментальной терапии по выведению избыточной энергии.
— Терапии? — Кирилл недоверчиво посмотрел на меня. — Вы просто придумали это на ходу!
— Конечно придумал. Но это не значит, что не сработает. Поверь, после того, что мы сделаем, тебе станет намного легче. То распирающее чувство уйдет.
Кирилл заколебался, потом решительно кивнул:
— Ладно! Все равно лучше, чем торчать в четырех стенах! Надоело в палате сидеть как в тюрьме!
Он убежал в сторону лифтов. Анна повернулась ко мне:
— Зачем он нам? Мы же на разведку едем!
— Кто знает, что нас ждет в «Новой Заре», — ответил я. — Может пригодиться.
На самом деле план был сложнее. «Новая Заря» проклята некромантической энергией.
Кирилл — носитель чистого света. Свет против тьмы — древнее противостояние.
Если правильно направить его силу, можно хотя бы временно нейтрализовать проклятие. Или как минимум пробить в нем брешь, чтобы войти внутрь без риска. И заодно помогу пациенту избавиться от излишков энергии.
Кирилл вернулся через пять минут. На лице сияла улыбка человека, вырвавшегося на свободу после долгого заточения.
— Готов! Куда едем? На дело? Спасать мир? — радостно спросил он.
— Сначала к машине, герой, — усмехнулся я. — А там посмотрим.
Сергей ждал на стоянке для персонала.
Мы подошли к джипу. Сергей отложил газету, кивнул:
— Святослав Игоревич, куда едем?
— Клиника «Новая Заря». Помнишь?
— Так точно, — вздохнул он.
Мы сели в машину. Я впереди, Анна и Кирилл сзади. Поехали. Кирилл прилип к окну, как ребенок, с жадностью разглядывая город:
— Красота какая! Я так долго не выезжал из больницы! Забыл, какой огромный город!
Через пятнадцать минут мы подъехали к «Новой Заре». Унылое здание выглядело еще хуже, чем в прошлый раз. Серый бетон покрылся сеткой трещин, краска на стенах облупилась.
— Сергей, объезжай по периметру. Медленно. Мне нужно осмотреться, — приказал я.
— Есть.
Джип медленно пополз вдоль фасада. Я включил диагностическое зрение на полную мощность.
Кошмар. Стало в разы хуже, чем неделю назад.
Здание еще сильнее сползло в энергетическую яму, как корабль в водоворот. Фундамент уже на треть ушел в негативное пространство — в черную дыру некротической энергии.
А воронка над крышей расширилась минимум на пять метров в диаметре. Сейчас она стала размером с вертолетную площадку.
Еще неделя-две такими темпами, и здание просто провалится. Схлопнется, как карточный домик. Вместе со всеми, кто внутри.
— Что-то не так? — спросила Анна, заметив мое напряжение. — Ты побледнел.
— Очень не так. Видите трещины на стенах?
Все прищурились, разглядывая фасад.
— Да, вижу! — воскликнул Кирилл. — Они идут снизу вверх, как молнии! И окна перекошены!
— Здание разрушается. Причем катастрофически быстро. Это не естественный износ — это результат проклятия. Оно буквально съедает здание изнутри, — объяснил я.
— Но там же люди! — ужаснулась Анна. — Пациенты! Врачи! Что делать?
— Найти источник проклятия и нейтрализовать его. Или хотя бы ослабить. Сергей, встань с тыльной стороны, у запасного выхода.
— Есть, — отчеканил водитель.
Машина завернула за угол, проехала вдоль заднего фасада. Здесь было еще хуже — целый кусок стены обвалился, обнажив арматуру. Запасный выход — железная дверь, выкрашенная черной краской — висела на одной петле.
Сергей припарковался в тени деревьев. Выключил двигатель.
— Так, слушайте план, — я повернулся к пассажирам. — Кирилл, сейчас ты сделаешь то, о чем мечтал. Выпустишь свою силу наружу.
— Но я не умею! — возмутился он.
— Это проще, чем кажется. Как чихнуть. Видишь ту черную дверь?
— Вижу.
— За ней сгусток темной энергии. Я вижу его своим особым зрением лекаря. Черное облако некротической силы. Нужно, чтобы ты ударил по нему светом.
Я слегка приврал, приписывая некромантические способности лекарю.
— Как? — не понимал парень.
— Опусти окно. Высунь правую руку. Направь ладонь на дверь. А теперь представь, что весь тот жар, который распирает тебя изнутри, вырывается наружу через руку. Как вода из пожарного шланга. Как луч прожектора.
Кирилл неуверенно опустил окно. Холодный воздух ворвался в салон. Он медленно высунул правую руку, растопырил пальцы, направил ладонь на черную дверь.
— Я ничего не чувствую… — начал он.
— Потому что думаешь. Не думай. Просто выпусти. Ты же сказал, что тебя распирает. Так выпусти это наружу! Представь, что ты воздушный шар, который проткнули иголкой. Пшшш, и все вырывается!
Кирилл закрыл глаза, нахмурился и напрягся. Лицо покраснело от усилия. Несколько секунд ничего не происходило.
Минута. Другая. Третья.
Кирилл пыжился изо всех сил. Но ничего не получалось. От напряжения у него на лбу выступили капли пота.
— Бред какой-то, — раздраженно выдохнул он. — Ничего не получается и не получится.
— Это глупо, — пробормотала Анна. — Мы теряем время. Может, просто войдем?
И тут… получилось!
