Глава 13
Оглушительный вой сирены буквально разрывал сознание и навевал панически мысли. Я сидел за столом и слышал, что в комендатуре начался самый настоящий ад. За дверью допросной затопали сапоги, послышались отрывистые, перекрывающие гул сирены крики: «Тревога! К оружию! Группа быстрого реагирования вперёд, вперёд!».
Семёнов, секунду назад бывший холодным и подозрительным следователем, мгновенно преобразился. Его лицо стало собранным и резким, а глаза загорелись холодной собранностью и решимостью. Он резко распахнул дверь и рявкнул в коридор:
— Что случилось, дежурный⁈
Сначала я не слышал ничего, кроме отдельных выкриков, но потом сквозь этот хаос всё-таки пробился голос дежурного:
— Вооружённое нападение на склад № 3! Есть потери среди караула!
Услышав этот ответ, у меня внутри всё похолодело. Кто посмел напасть на склад вооружения? Зачем? Я так надеялся, что после этого безумного дня я хоть немного отдохну… Но что-то мне подсказывало, что отдыха я не увижу ещё очень-очень долго. Этот новый мир явно не собирался давать нам ни одной передышки.
Тем временем Семёнов, не глядя на меня, бросил через плечо:
— Курсант, беседа не окончена, но пока что ты свободен! Никуда не девайся, завтра я тебя найду и мы продолжим! — После этих слов он не стал дожидаться ответа, и сразу ринулся вглубь здания, откуда уже доносился характерный лязг выдаваемого из сейфов оружия.
Я не стал дожидаться повторного разрешения покинуть это «прекрасное» заведение. В один миг вся моя ершистость, вызванная усталостью и голодом, испарилась, сменившись липким, холодным опасением. Я схватил свой вещмешок, и выскочил в коридор.
Комендатура буквально кипела: мимо пробегали вооруженные бойцы внутреннего наряда, офицеры отдавали приказы, сталкиваясь в дверных проёмах, и по царившей вокруг суете я понял, что для всех этих офицеров произошедшее было таким же сюрпризом, как и для всех остальных.
Из соседнего кабинета выше хмурый и сосредоточенный Орлов, мгновенно сосредоточив свой взгляд на мне.
— Степанов! Какой номер корпуса твоего расположения? — громогласно спросил он, без лишних предисловий, на что я незамедлительно ответил:
— Седьмой, товарищ майор!
— За мной! Быстро!
Мы вывалились на улицу, и картина, открывшаяся нам, была куда более хаотичной, чем та, что была внутри комендатуры. Институт напоминал разворошенный муравейник. Со всех сторон на плац и на улицы между корпусами высыпали курсанты. Кто-то из них был уже в полной выкладке, а кто-то — в расстёгнутых гимнастёрках, на ходу пытаясь застегивать ремень.
Сержанты и офицеры, с искажёнными от крика лицами пытались построить бесформенные толпы хотя бы в какое-то подобие шеренг, тыча пальцами в сторону оружейных комнат.
— Не толпиться! К оружию! Построение у корпусов! — неслось со всех сторон.
Орлов, не обращая внимания на свою перевязанную руку, уверенно прокладывал нам путь сквозь эту суматоху, и через пару минут мы уже подбегали к седьмому корпусу, где царила аналогичная картина полного хаоса.
Майор схватил за рукав пробегавшего мимо старшину, и требовательно прорычал:
— Где начальник курса?
— В оружейке, товарищ майор! — бросил тот на бегу, даже не думая останавливаться.
Орлов тем временем повернул свою голову ко мне, и кивнув в сторону входа, сказал:
— Иди к своим, и держись, Серёг. Спасибо тебе за всё, что было там.
После этих слов он развернулся, и быстрым шагом направился в сторону штаба, откуда доносились самые громкие крики. Не успел я толком придти в себя, как оказался немедленно поглощен всеобщим безумием:
— Степанов! Ко мне! — это был голос нашего ротного, старшего лейтенанта Зайцева. Его лицо было бледным, но весь его вид выражал готовность к любому развитию событий. — Быстро в оружейку, получай оружие и в строй! Броников нет, все розданы, так что не делай голову дежурному и не задерживайся!
Меня буквально втолкнули в знакомую душную комнату, где двое сержантов, обливаясь потом, выдавали из решётчатых сейфов АК-74. Как только я попал внутрь — в тот же миг в мои руки сунули холодный, пахнущий смазкой автомат и два магазина. Шестьдесят патронов против неизвестности.
После данжа, где я ощутил всю горечь нехватки боеприпасов, это казалось смешным, нищенским количеством, но оружейки в казармах не были рассчитаны на большое количество боеприпасов, и ожидать большего было попросту глупо.
— Следующий! Давай, давай, не тупи, Степанов, ты не один!
Выбежав обратно, я влился в строй своей учебной группы, и увидел что почти все ребята стояли с одинаково испуганными и растерянными лицами, и оно не удивительно. Мы учились стрелять, маршировать, рыть окопы… Но нападение на военный институт? Это было за гранью любого понимания.
Тем временем к нам быстрым шагом подошёл начальник курса, подполковник Ермаков. Его лицо было суровым, а в глазах читалась тяжёлая решимость. Он встал перед строем, и даже не став дожидаться идеального равнения, начал говорить, повышая голос, чтобы перекрыть отдалённый шум и вой сирены:
— Курсанты! Внимание! Десять минут назад группа неизвестных, численностью до десяти человек, вооружённых стрелковым оружием, совершила нападение на склад хранения стрелкового вооружения на территории института!
Охрана склада вступила в бой, и на текущий момент достоверно известно, что есть потери с нашей стороны! Нападавшие, по предварительным данным, тоже понесли потери, но часть из них всё-таки смогла скрыться, похитив некоторое количество оружия и боеприпасов!
Он сделал паузу, давая нам осознать услышанное.
— Ваша задача, — продолжил Ермаков, — не геройствовать и не бегать по всему институту в поисках диверсантов! Ваша задача — занять круговую оборону и обеспечить охрану склада горюче-смазочных материалов! Этот объект — стратегический! Его потеря или подрыв парализует всю технику института! Я не хочу, чтобы кто-то из вас сегодня совершил подвиг! Я хочу, чтобы вы все выполнили приказ и вернулись живыми в казарму! Понятно⁈
— Так точно, товарищ подполковник! — хором, хоть и не очень уверенно, рявкнул курс, после чего он несколько мгновений помолчал, и скомандовал:
— Курс, бегом — МАРШ!
И понеслась. Наш курс, под командованием Зайцева, рысью двинулся через территорию института. Мы бежали мимо других таких же испуганных, но дисциплинированных групп, как вдруг где-то вдали, со стороны того самого склада вооружения, раздался звук короткой автоматной очереди, заставив нас всех инстинктивно пригнуться.
Не знаю почему — но сейчас я чувствовал себя в гораздо более уязвимом положении, чем на территории данжа. Я бежал навстречу неизвестности, сердце колотилось, вцепившись в горло, а автомат в руках казался смешной игрушкой со смехотворно малым боекомплектом.
Склад ГСМ располагался на окраине территории института, за парком учебной техники. Он включал в себя несколько заглубленных в землю ангаров, которые поросли сплошным ковром травы, и небольшую насосную станцию. В целом — это было очень неплохо место для обороны. С одной стороны находилось открытое, а с другой — ровные ряды учебных БТР и Уралов, которые могли послужить прекрасным укрытием в случае перестрелки.
Как только мы достигли места — Зайцев, не стал терять времени, и начал распределять нас по позициям.
— Первое отделение — занять оборону по южному периметру, у забора! Второе — сектор обстрела вдоль дороги и между техникой! Третье — резерв, окопаться у насосной! Интервалы — пять метров! Отрывайте окопы, маскируйтесь! Никакого курения и разговоров! Видите движение — предупредительный окрик, не реагирует — предупредительный выстрел в воздух, продолжает движение — на поражение! Ясно⁈
Ответа не последовало, но его тут и не требовалось. Мы сразу же бросились выполнять приказ, и в полном соответствии с ним я, вместе с парнями из второго отделения, залёг между колесами огромного Урала, невольно поморщившись от того, насколько холодной и влажной была земля подо мной.
Внезапно надрывающаяся сирена резко замолкла, и наступившая тишина была настолько звенящей, и так сильно давила на уши, заставляя прислушиваться к каждому шороху, что все редкие разговоры в наших рядах окончательно заглохли, и теперь каждый из нас лишь настороженно смотрел вперед, ожидая возможного нападения.
Ночь тем временем окончательно вступила в свои права, и из-за этого нам стало прекрасно видно, что где-то далеко, в городе, ярко продолжали гореть несколько жилых кварталов, окрашивая ночь в багровые тона.
Я лежал, вжимаясь в холодную землю, и пытался осмыслить этот безумный день. Утром — ранний подъём, вооружение и дальняя дорога, днем — смертельный данж, монстры, предательство, вечером — возвращение, допрос… И вот теперь, ночь — которая принесла нам вооруженное нападение на институт. События закручивались с такой скоростью, что оставалось только держаться…
Просто так лежать было скучно, и мысли сами собой возвращались к Морозову, а точнее к вопросу о том, а не его ли это работа? Мог ли он, с его красным кольцом и новыми амбициями, организовать нечто подобное? Или это кто-то другой?
Тем временем звенящая тишина оказалась внезапно нарушена бойцами из первого отделения. В их рядах неожиданно поднялась суета, и мы услышали приглушённые голоса Зайцева, который раздавал отрывистые команды.
Сразу после этого несколько человек из первого отделения, ведомые нашим сержантом, осторожно выдвинулись за периметр ограды и подняли там какой-то крупный предмет, после чего начали отступать обратно на территорию института, настороженно оглядываясь по сторонам. Когда они проносили свою находку мимо КПП — на неё упал луч света, и я увидел, что эта находка имеет легко узнаваемые человеческие очертания.
— Что там? — крикнул Зайцев, не покидая своего укрытия.
К нему тут же подбежал запыхавшийся сержант, и начал докладывать тихим голосом, но мы, лежавшие неподалёку, смогли уловить обрывки фраз.
— … обнаружили в двухстах метрах от забора… следы от колёс легковой машины… а рядом… товарищ старший лейтенант, это капитан Морозов… Мёртвый.
У меня в ушах зазвенело. Морозов? Мёртвый? Так быстро? Ведь всего несколько часов назад он уходил от нас, полный спеси и уверенности в своей силе. Значит, те выстрелы, что мы слышали…
В голове сразу пронеслись слова Дорошина, сказанные им ещё у портала: «Судьба его сама накажет гораздо серьёзней, чем могли бы сделать мы. Такие долго не живут».
Кажется, капитан оказался провидцем. Новая реальность уже предъявила Морозову свой счёт, и этот счёт оказался смертельным. Только вот этот урод даже умереть не смог нормально. Кто его убил и зачем? Его новые «союзники»? Или он стал жертвой кого-то другого, того, кто оказался сильнее и беспощаднее? И зачем его тело бросили рядом с институтом? Как сообщение? Как предупреждение?
Мысли путались, но одно я понимал совершенно точно: мир за стенами института стал диким и жестоким, и я очень радовался, что я сейчас не являюсь частью этого мира.
Зайцев, выслушав сержанта, мрачно выругался, после чего приказал отнести тело к насосной и прикрыть брезентом до приезда следственной группы.
Глядя на тёмный свёрток, который когда-то был человеком, я чувствовал, как внутри меня застывает холодный ком. Нет, жалости к предателю у меня не было. После его предательства — туда ему и дорога, а вот то, с какой лёгкостью люди начали друг друга убивать… Это вызывало у меня самый натуральный ступор.
Ночь тянулась мучительно долго, и за всё это время никаких инцидентов больше не произошло. Где-то к четырём утра тревогу отменили, после чего нас, измождённых и продрогших, построили и повели в казармы.
Обратный путь в казарму был похож на похоронную процессию. Мы шли, спотыкаясь от усталости, с пустыми, ничего не видящими глазами. Адреналин давно иссяк, оставив после себя лишь свинцовую тяжесть в конечностях и тягучее, гнетущее ощущение безысходности.
В казарме тоже была непривычная тишина, нарушаемая лишь лязгом затворов и приглушенными голосами сержантов, принимавших у нас оружие. Кинув взгляд на настенные часы, я увидел, что уже практически пять утра, а значит для сна нам осталось совсем ничего…
— Сдал оружие — и сразу на боковую! Быстро! — командовал дежурный по курсу усталым голосом, тем не менее не забывая придирчиво проверять получаемое оружие на предмет грязи. Я протянул ему свой АК-74 и два магазина, после чего он его быстро проверил, кивнул, и поставил его в сейф.
Три часа. Ровно три часа до подъема. Это был не сон, а короткое забытье, в которое проваливаешься, как в яму. Я рухнул на койку, не утруждая себя раздеванием, и вырубился в тот же миг, будто меня выключили. Сны были обрывочными и тревожными: мелькали тени с серпами, ухмыляющееся лицо Морозова, умные глаза лисы и оглушительный грохот взрыва.
Крика дневального я не услышал, но сердобольный сосед несколько грубовато толкнул меня, буркнув:
— Вставай уже, построение скоро…
Открыв глаза, я поморщился от боли, терзающей мою бедовую голову, но многие месяцы армейской муштры сделали свое дело — и я всё-таки поднялся, словно заводной солдатик. Ледяная вода из умывальника немного прояснила моё сознание, после чего я вновь почувствовал себя человеком, и вышел строиться на улицу, где собирались все группы для убытия на завтрак.
Утренний приём пищи в столовой прошел в гнетущем молчании. Обычно шумное и галдящее помещение сегодня было наполнено тишиной. Все знали о ночном нападении, все слышали выстрелы, и все понимали, что этой ночью кого-то из них не стало…
И вот, когда мы выходили из столовой, последовала команда на общее построение всего личного состава института на плацу.
Идти было недалеко, и поэтому уже через десять минут мы уже стояли ровными рядами перед пустой ещё трибуной. Оглядевшись по сторонам, я увидел что построились не только курсанты всех курсов, но и офицеры, преподаватели, и даже гражданский персонал.
Через несколько минут на трибуну поднялись все офицеры, представлявшие высшее руководство института во главе с начальником института — генерал-лейтенантом Громовым, которого все курсанты звали не иначе, как «Бивнем».
Генерал несколько мгновений постоял, сурово взирая на вытянувшиеся перед ним шеренги, после чего громогласно воскликнул:
— Товарищи офицеры! Курсанты! — его низкий и хриплый голос прорезал утренний воздух, не нуждаясь ни в каких в усилителях. — Прошлой ночью на территорию нашего института, нашего дома, было совершено вооруженное нападение. Подлое, вероломное нападение.
В результате этого нападения, при исполнении воинского долга, погибли двое курсантов третьего курса, которые несли службу в карауле. Они стояли на посту и приняли первый удар на себя. Вместе с ними погиб сержант Константин Ветров, начальник караула. Он организовал оборону и, прежде чем пасть, лично уничтожил одного из нападавших.
По строю прошел гулкий, приглушенный вздох. Имена погибших для большинства из нас были пустыми звуками, но от этого не становилось менее страшно. Это были не абстрактные «потери», а наши ребята. Парни, с которыми мы жили на одной территории, ходили на занятия, ели в одной столовой.
— Давайте почтим их память минутой молчания, — голос Бивня дрогнул, выдавая сдерживаемую ярость и боль.
На плацу воцарилась абсолютная, оглушающая тишина. Было слышно, как где-то вдали каркает ворона и шумит ветер в листве деревьев. Я стоял, глядя перед собой, и думал о том, что смерть была уже не абстрактным понятием из уставов, а стала осязаемой, и невероятно близкой…
Минута истекла, сразу после чего генерал снова заговорил, и теперь его голос зазвучал иначе — это был очень страшный голос. Он говорил тяжело, отчеканивая каждое слово, и эти слова вбивались в наши сознания раскалёнными гвоздями.
— С сегодняшнего дня, — прогремел он, — для меня и, я надеюсь, для каждого из вас, вся преступность в этом городе, все эти мародёры, бандиты и ублюдки, почуявшие свободу, — становятся кровниками! Поняли⁈ Кровниками!
Он обвел строй горящим взглядом, и в этот момент каждому человеку в строю казалось, что он смотрит ему прямо в глаза.
— Они пролили нашу кровь! Они посмели поднять руку на воинскую часть! На детей, которых государство доверило мне! Они думают, что с системой и с оружием в руках они стали хозяевами жизни? ОНИ ОШИБАЮТСЯ!
Генерал ударил себя кулаком в грудь, и продолжил:
— Я наведу порядок в этом городе железной рукой! И сделаю я это с вашей помощью! С сегодняшнего дня курсантские подразделения, усиленные офицерами и имеющимся автотранспортом, начинают операцию по зачистке прилегающих районов города и наведению конституционного порядка! Мы обеспечим безопасность мирных жителей, мы вернем на улицы закон, а всем, кто посмеет ему противостоять, мы покажем, что значит гнев русской армии!
По строю в то же мгновение пробежала волна. Это была не радость и не воодушевление… Это было мрачное, решительное понимание. Война, которая раньше была где-то там, теперь пришла к нам на порог. И мы должны были дать ей достойный ответ.
— Подразделениям получить оружие, боеприпасы и задачи у своих командиров! Операция начинается в 12:00! К оружию!
