Глава 12
Интерлюдия. Москва. Кремль. Один из кабинетов.
В этом кабинете всё всегда было неизменно. Массивный стол из красного дерева с безупречным зелёным сукном, несколько глубоких кожаных кресел, тяжёлые портьеры на окнах… За столом, в своём привычном кресле, сидел Роман Григорьевич — человек с лицом, на котором читалась не усталость, а привычная, глубокая сосредоточенность. Его взгляд был направлен на пришедшего с очередным докладом Алексея Петровича, сжимавшего в руках свой неизменный блокнот.
— Докладывайте, Алексей Петрович, — Роман Григорьевич сделал легкий жест рукой, показывая, что внимательно его слушает.
— Роман Григорьевич, с каждым часом ситуация в стране в целом стабилизируется, — начал полковник, чётким, лишённым эмоций голосом. — Силовые структуры постепенно берут основные очаги беспорядков под контроль, за исключением некоторых регионов.
— Каких именно? — Роман Григорьевич отложил в сторону папку, которую просматривал, внимательно уставившись на своего собеседника.
— Самая печальная ситуация, как и ожидалось, сложилась в Калининградской области. Основные причины кроются в её оторванности от основных сил, и в нахождении в окружении… потенциально недружественных стран, которые и сами сейчас не в лучшем состоянии.
Второй очаг — Псковская область. Там в исправительной колонии строгого режима, прямо на её территории, открылось несколько этих… данжей. Пока одни заключённые расправлялись с охраной, другие, более организованные, скооперировались, прошли данж и завладели системным оружием, после чего устроили полноценный мятеж. Сейчас колония находится под полным их контролем, и они даже устраивают рейды за её пределы.
Хозяин кабинета нахмурился, а его пальцы сжались, как будто смыкаясь на чьей-то шее.
— Что было сделано для решения этой проблемы?
— Для подавления направлен спецназ УФСИН, — полковник пожал плечами с таким видом, будто был уверен в том, что вопрос уже решён. — Захватчикам осталось очень недолго чувствовать свою мнимую власть. Спецназу отдан приказ действовать максимально жёстко и быстро. Без излишних сантиментов.
— С Калининградом же ситуация обстоит гораздо сложнее, — продолжил он. — Железнодорожное сообщение окончательно прервано, а значит нам остаётся только морской и авиатранспорт.
Морской — слишком долго, а гражданские авиалинии отказываются брать на борт активированных людей. Они опасаются инцидентов, и я не могу их за это винить. Остаётся только военно-транспортная авиация, которой, как вы знаете, и так не хватает на все текущие потребности.
Роман Григорьевич несколько секунд молча смотрел в окно, усиленно размышляя над сложившейся ситуацией, после чего проронил:
— В Калининграде есть несколько военных училищ. Пусть задействуют курсантов под руководством офицеров для наведения порядка на местах. И отдайте приказ на передислокацию кораблей Балтийского флота к основным портам приписки для демонстрации присутствия и оказания помощи сухопутным частям. — Он сделал паузу и добавил уже с лёгким, но понятным намёком:
— Что касается мародёров и прочих нарушителей порядка… действовать можно решительно, чтобы другим неповадно было.
— Понял, сделаем, — кивнул полковник, отмечая себе в блокноте новый пункт, после чего разговор плавно перешёл к системным нюансам:
— Что удалось выяснить нового по данжам? — спросил Роман Григорьевич, задумчиво глядя на собственное синее кольцо под ногами.
— Картина постепенно проясняется, — Алексей Петрович мгновенно переключился, и начал докладывать по новой теме:
— Первое и основное — по прошествии суток можно смело утверждать, что внутрь данжей могут пройти исключительно активированные люди. Так же существуют жёсткие ограничения по численности входа. В лёгкий данж — не более шести человек, в средний — не более десяти.
Что касается тяжёлых… — он слегка замялся, но всё-таки продолжил:
— Из тяжёлых пока никто не возвращался. Одна группа в составе пятнадцати экипированных по полной программе человек зашла туда практически сутки назад, и на связь до сих пор не выходили.
Роман Григорьевич нахмурился, услышав такую информацию, и раздраженным голосом сказал:
— Потери среди активированных бойцов для нас неприемлемы! С этого момента нужно максимально комплектовать все группы под завязку, по верхнему лимиту. Разработайте схему, где с боевой группой выдвигается группа поддержки, которая берёт с собой максимально возможное количество снаряжения, боеприпасов и взрывчатки.
Их главной задачей будет доставка всего этого до границ данжа, а потом боевой группе будет достаточно просто поднять всё это, и активировать перенос. Пусть лучше они внутри данжа будут таскать боеприпасы как муравьи, чем глупо гибнут из-за элементарной нехватки патронов.
Так же не нужно страдать излишним героизмом. Можно загнать в данж 10 человек? Значит в него ДОЛЖНЫ быть загнаны десять человек, понятно?
— Понял. Проработаем, — кивнул Алексей Петрович, и сделал очередную пометку в своём блокноте.
Роман Григорьевич тем временем откинулся на спинку кресла, и спросил:
— Что удалось выяснить про место падения того самого метеорита?
Полковник после этого вопроса буквально воспрянул духом, и сказал:
— Нам крупно повезло, что эм… метеорит упал в Балтийское море на территории наших вод. В тот регион был сразу же направлен эсминец, оба сторожевых корабля и два корвета.
Так же в боевой готовности находится 689-й гвардейский истребительный авиационный полк, базирующийся в Чкалове, и при малейшем поползновении на территорию наших вод в воздух поднимаются несколько звеньев истребителей.
— И что… Поползновения имеют место быть? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Роман Григорьевич, на что полковник кивнул, и оскалившись сказал:
— А то ж… Все наши заклятые друзья вой подняли просто до небес! Даже пробовали на дурака отправить какую-то шхуну, якобы без радиосвязи… Но когда наш эсминец начал имитировать таранный манёвр — всё сразу заработало, и дипломатического скандала удалось избежать.
Хозяин кабинета довольно покивал, после чего сказал:
— Долго такая монополия у нас не продлится… Удалось что-то выяснить по этому объекту?
Полковник сразу растерял всё настроение, и разочарованным голосом сказал:
— А вот тут мне порадовать вас нечем, Роман Григорьевич. Вокруг места падения объекта появилась некая зона отчуждения десяти километрового диаметра, и внутрь попасть мы так и не смогли. За энергетический барьер не могут пройти ни дроны различного типа, ни живые люди.
— Что ж… Если что-то изменится — информируйте меня в любое время дня и ночи. — Сказал Роман Григорьевич, после чего снова перевел тему:
— И последнее… Как там поживает наша… «знаменитость»?
Лицо Алексея Петровича вновь озарила настоящая, неподдельная улыбка, после чего он сказал:
— Елена Соколова делает просто потрясающие успехи! Мы провели через её навык первую группу в двадцать человек, и хочу вам сказать, что он реально работает!
Вся группа испытуемых подтвердила, что у них появилась вкладка клятв и обязательств, где были подробно расписаны все последствия нарушения контракта. Методика оказалась стопроцентно рабочей, так что теперь мы можем быть уверены в лояльности ключевых кадров.
На лице Романа Григорьевича тоже на мгновение появилось нечто, похожее на удовлетворение, после чего он сказал:
— Вот и отлично. Одна точка стабильности в этом хаосе — уже очень и очень хорошо. Продолжайте в том же духе, Алексей Петрович, и держите меня в курсе.
Сергей
Когда «буханка» наконец затормозила на территории института, водила по короткому указанию Семёнова направил её прямиком к санчасти.
Здание из серого камня с красным крестом на двери выглядело пугающе безжизненно, но как только мы остановились, дверь распахнулась, и оттуда выскочил дежурный фельдшер с двумя курсантами, которые тащили носилки.
— Осторожнее, осколочные в ногу, контузия, возможно заражение крови, — бросил Семёнов, помогая им вытаскивать Дорошина из салона.
Глаза капитана были закрыты, и он то и дело что-то бессвязно бормотал, сжимая и разжимая кулак правой руки. Смотреть на это было очень больно, да и вообще… Если быть до конца честным — меня до сих пор подташнивало от адреналина и осознания того, что мы только что пережили.
Как только носилки с Дорошиным скрылись за дверью санчасти, Семёнов повернулся к нам с Орловым, и его взгляд стал тяжёлым и не сулящим нам ничего хорошего.
— Товарищ майор, если вы себя более-менее нормально чувствуете, проследуйте с курсантом в комендатуру. Нам нужно составить подробный отчёт и дать показания, относительно произошедших с вами событий.
Орлов, который до этого молча смотрел вслед уносимому Дорошину, тяжело, по-стариковски вздохнул, а его лицо, испачканное пылью и потом, выражало лишь глухую, усталую покорность. Он посмотрел на старлея, и сказал хриплым голосом:
— Алексей, не будь зверем, дай хоть разоружиться, снаряжение сдать, да руки помыть… Я не сбегу, ты меня знаешь.
Семёнов на секунду задумался, глядя на нас оценивающим взглядом: Орлов с его перевязанной рукой и запачканной формой, и я — помятый, в грязном бронежилете, с пустым, усталым взглядом.
— Ладно, — кивнул он наконец. — Но только под моим присмотром! И давайте без задержек… Пришли, сдали, и ушли.
Мы побрели к оружейному складу, и каждый шаг во время этого пути отдавался в моих уставших ногах тяжёлым эхом. Снятие бронежилета, разгрузки и каски было сродни ритуалу очищения. Каждый сброшенный килограмм железа делал меня чуть легче, и даже жизнь как будто расцвела новыми красками.
Выйдя на улицу, мы невольно посмотрели в сторону столовой. Оттуда доносился привычный, уютный гул голосов и запах еды, учуяв который, живот предательски заурчал, напоминая, что последний раз я ел сухие галеты с джемом на обочине дороги, кажется, целую вечность назад.
К большому сожалению наш путь лежал в другую сторону — к зданию комендатуры. Оно стояло чуть в стороне, мрачное и не располагающее к хорошему настроению.
Внутри пахло старым линолеумом, дезинфекцией и сыростью. Семёнов, не церемонясь, развёл нас по разным кабинетам, затолкав меня в небольшую, почти пустую комнату с голым столом, двумя стульями и решёткой на единственном окне.
Первый час пролетел в попытках осмыслить всё произошедшее. Данж, монстры, предательство Морозова, серп в инвентаре, лиса… Мысли путались, накатывая волнами то страха, то злости, то странного, щемящего предвкушения, однако голод, в конце концов, оказался сильнее философских размышлений.
«А какого хрена я должен тут сидеть просто так, как преступник?» — промелькнула в голове дерзкая мысль. Я был не под арестом, я просто ждал беседы, и я не собирался сидеть просто так и терпеть.
Решившись, я скинул с плеч свой вещмешок, который, к счастью, со мной так и не разлучили, и с грохотом поставил его на стол. После этого раскрыл его, и начал раскладывать перед собой небольшой шведский стол: галеты, пакет с джемом, несколько банок паштета и тушёнки… Выглядело это, конечно, сюрреалистично — курсант в грязной форме устраивает пикник в кабинете комендатуры, но мне было пофиг на то, как это выглядит.
Я как раз вскрывал ножом банку с паштетом, собираясь намазать его на сухую галету, когда дверь резко открылась, и на пороге появился Семёнов. Его бесстрастное лицо мгновенно приняло крайне удивлённое состояние, выражая крайнюю степень недоверия к происходящему.
— Курсант, ты не охренел ли, а? — его голос был тихим и оттого ещё более опасным. — Ты что, на пикнике что ли⁈
А мне было так пофиг… Я, не вставая, закончил намазывать паштет, откусил кусок, прожевал, и только после этого ответил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уважительно, но без заискивания:
— Товарищ старший лейтенант, я с шести утра нахожусь в боевом выходе. Прошёл данж, стрелял, таскал на себе раненых офицеров, прошёл пешком в полном снаряжении несколько километров по полю… Естественно, я хочу жрать!
Семёнов смерил меня долгим, изучающим взглядом, в котором читалось не только раздражение, но и некоторая доля уважения к моей наглости. Он фыркнул, плюхнулся на стул напротив и откинувшись на спинку, сказал:
— Ладно, ответь на мои вопросы и жри себе дальше.
И с этими словами начался самый настоящий допрос. Нет, формально это, наверное, называлось «опросом и составлением объяснительной», но по тону и настойчивости Семёнова это был самый настоящий допрос.
Он выспрашивал всё: детали прохождения данжа, поведение каждого офицера, мои действия, их действия. Особенно его интересовал Морозов.
— А капитан Морозов? Как он себя вёл до инцидента с присвоением эссенции?
Я, честно отвечал на его вопросы, ничуть не кривя душой. Я никогда не был стукачом, и сейчас не собирался им становиться, но и врать не видел смысла.
— Капитан Морозов с самого начала относился к моей кандидатуре скептически, — начал я. — Считал, что курсант — лишний груз в группе. В первых стычках с монстрами он проявлял пассивность, стрелял мало и в основном мимо, о чём капитан Дорошин не раз делал ему замечания.
— А майор Орлов и капитан Дорошин?
— Майор Орлов действовал хладнокровно и методично. Именно он, благодаря своему синему кольцу, определил слабые места у сильных противников, а капитан Дорошин грамотно руководил операцией, проявляя невероятную храбрость. Именно он, будучи раненым, отвлёк босса и ликвидировал его гранатой, что позволило выжить всей группе. Без этих офицеров мы бы все там и остались.
Семёнов в процессе моего рассказа делал пометки в блокноте, изредка задавая уточняющие вопросы. Когда я закончил, он вдруг отложил ручку, сложил руки на столе и посмотрев на меня пронзительным, вкрадчивым взглядом, сказал доверительным голосом:
— Сергей, а теперь давай по-честному. Расскажи мне про награду с босса. Майор Орлов утверждает, что Морозов присвоил её целиком, но я хочу услышать ещё и твою версию… Может, майор что-то упустил? Может, была ещё какая-то добыча? Что-то, что не попало в отчёт?
Внутри у меня всё сжалось в ледяной ком, ведь этот вопрос был невероятно опасен. Старлей тыкал пальцем в небо и невольно попадал туда, куда совсем не было нужно…
— Товарищ старший лейтенант, — я вытер руки о штаны и посмотрел ему прямо в глаза. — После взрыва гранаты босс был повержен. Капитан Дорошин был без сознания, майор Орлов — ранен в руку. Я бросился к капитану, чтобы оказать помощь, и единственным, кто подошёл к телу босса, был капитан Морозов. Я лично видел, как из останков монстра вырвался сгусток красного света и впитался в него. Больше никакой добычи или наград я не видел.
Семёнов смотрел на меня, пытаясь найти в моих глазах хоть каплю неуверенности, но я настолько задолбался, что ничего кроме пустоты он там не видел.
Мой собеседник, кажется, хотел задать ещё один, уточняющий вопрос, возможно, хотел подавить на психику, но в этот самый момент по всей территории института тревожно, пронзительно завыла сирена.
Звук был настолько громким и неожиданным, что я вздрогнул, а Семёнов резко вскочил со стула. Это был сигнал боевой тревоги, и за всё время учёбы я такого не слышал ещё ни разу. Сирена выла, разрывая тишину комендатуры, и её вой мгновенно стёр все наши игры в «вопросы-ответы».
Хлопнула дверь в коридоре, послышались бегущие шаги и громкие, отрывистые команды. Реальность, суровая и безжалостная, снова ворвалась в нашу жизнь, напоминая, что данжи и предатели — это лишь часть новых правил игры…
