Книга: Апокалипсис всегда. Психология религии и духовности
Назад: Глава 34. Мк. 15:36–45. Смерть на Кресте – Жены‑мироносицы – ИосифАримафейский
Дальше: Примечания

Глава 35

Мк. 15:46–16

Плащаница – Воскресение – Явление Воскресшего Марии Магдалине и двум ученикам – Поручение апостолам – Вознесение

Мк. 15:46–47 «Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба. Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали».

Иосиф не совершает полного обряда погребения, поскольку наступает суббота. У него нет времени выполнить все необходимые ритуалы, поэтому он просто кладет тело Иисуса, завернув его в плащаницу, в пещеру и закрывает ее камнем. Такой обычай был довольно распространен в Палестине и не предполагал, что пещера станет местом финального погребения. Дело в том, что такие пещеры были многоразовыми могилами. В них тело помещали на год, чтобы оно истлело. После этого пещеру открывали, а кости, которые оставались от тела, собирали в специальный сосуд, который уже переносили в другую пещеру, где могли стоять другие сосуды с костями. Эта форма погребения имела разные варианты в зависимости от места (например, в Иране при зороастризме тело клали на «башни молчания», которые представляли собой невысокие цилиндрические строения с плоской крышей, чтобы тело склевали стервятники), но суть всегда заключалась в одном: должна исчезнуть плоть. Тело как бы возвращалось обратно в ту материю, из которой вышло. Но с момента обретения сознания люди стали задумываться о том, как неприятно умирать и как здорово было бы жить вечно, поэтому стали пытаться каким-то образом приостановить, замедлить процесс тления и, в некотором смысле, победить смерть. Поэтому в обрядах погребения появились элементы мумификации.

Наиболее сложная процедура мумификации использовалась в Древнем Египте: из тела извлекали внутренности, само тело мумифицировали и укладывали в саркофаг, а внутренности закрывали в разные сосуды и хоронили по отдельности. Такое внимание к телу умершего объясняется тем, что египтяне верили в воскресение мертвых. Мумифицирование тел было попыткой сберечь их для будущей жизни. А сама идея воскресения идет от Осириса – из образа умирающего и воскресающего бога. Интересно, что в египетской похоронной практике можно увидеть много пересечений и параллелей с традициями современного погребения. Если внимательно посмотреть Евангелие и послания апостолов, там нет никакой информации о 40-м дне. Это египетский обычай, связанный с правилами мумификации и пришедший к нам из Александрии, где христианство довольно быстро распространилось и приобрело весомый авторитет, но не избежало влияния местных традиций.

Практика погребения в Палестине носила общий для Востока характер, поэтому некоторая мумификация тоже предполагалась. Натирание ароматными маслами – это была легкая форма мумификации: не как в Египте, но в целом тоже выражалось почтение к телу как сосуду души, духа, сознания, хотя канонического учения о душе в Палестине еще не было. Первыми, кто среди евреев начал говорить о бессмертии души, были фарисеи. Именно они, а не Иисус, впервые принесли весть о воскресении тела, воскресении души и будущей жизни. Из-за этих представлений и возник конфликт между фарисеями и саддукеями. Саддукеи были консерваторами, которые утверждали, что все должно быть так, как написано в Торе, а там ничего не говорится о бессмертии души и воскресении. Фарисеи – синкретическое течение, возникшее во времена вавилонского плена. Идею бессмертия души иудеи переняли именно в Вавилоне и интегрировали ее в свое учение. В иудаизме она приобрела форму представления, что человек умирает и исчезает, а от него остается тень, которая нисходит в Шеол . Шеол – место не мучений, а безвестности. При этом считалось, что тень не исчезает до тех пор, пока человека помнят. Отсюда, кстати, еще один рудимент из прошлого: «вечный покой» и «вечная память» – те самые формулы, которые мы произносим на панихидах. В Евангелии и посланиях апостолов подобных понятий нет, это еще один привет дохристианскому прошлому.

Итак, истлевание в пещере предполагалось в течение года. Другие евангелисты  делают акцент на том, что в пещеру, куда был положен Иисус, никого не клали до него (в Евангелии от Марка этого нет). Вообще, это маловероятно: если пещера находится рядом с местом казни и предназначена для погребения, ее будут использовать. Но для евангелистов это принципиальный момент. Дело в том, что образ пещеры здесь несет особый смысл. Иисус рождается и заканчивает жизнь в пещере. При этом в обоих случаях присутствует человек с одним и тем же именем: при рождении это Иосиф, обручник Марии, при погребении – Иосиф Аримафейский. Иосиф – имя теофорное, можно перевести его как «Яхве прибавит», то есть «Бог начнет». Смысл – в начинании нового цикла. Иосифа можно считать архетипическим образом отца и в первом, и во втором случае. Получается замыкание круга, цикла.

Пещера воплощает архетипический образ Великой Матери и Пожирающей Матери. Начинается этот образ материнства с пещеры, в которой Иисус рождается, а заканчивается пещерой, которая его тело как бы пожирает. Интересно то, что те самые египетские саркофаги в переводе с греческого – «пожиратели плоти» . Здесь неизбежно всплывает архетип Пожирающей Матери – обратная сторона Великой Матери, которая дает рождение. И тот, и другой архетип – две стороны одной медали, которые отображают материю в целом – из которой появляется жизнь и в которую жизнь возвращается, которая дает строительный материал для всех существующих форм жизни. Сама жизнь возникает на стыке идеи, то есть информации, и материи, которая начинает структурироваться по принципам этой информации. Так получается процесс динамики и жизнедеятельности. И только потому, что есть процесс начала жизни и ее конца, существует это движение. Иными словами, жизнь существует только потому, что она конечна. А став бесконечной, она превращается в статику, в абсолютный гомеостаз , в тот самый «вечный покой», где нет никакого движения, а значит, и жизни. Парадоксальным образом то, с чем мы боремся, то есть смерть, есть непременное условие существования всех многообразных форм жизни. Как только не станет смерти, не станет и жизни, как это ни странно.

Мк. 16:1–4 «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца, и говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба? И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик».

Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Саломия в первый день недели, то есть по прошествии субботы, собираются закончить обряды и ритуалы, которые не доделал Иосиф Аримафейский. Первый день недели – это день, который стал называться у нас воскресеньем. В древних культурных традициях это день солнца (название сохранилось, например, в английском языке – Sunday). Обратите внимание, это не последний день недели, а действительно первый, и таковым всегда считался. В христианском дискурсе воскресенье – как первый день недели, сохраняющий свое первоначальное значение, так и последний, буквально восьмой – день будущего века, день замыкания архетипа. Потому что восемь – это дважды четыре, замыкание архетипа и его финальное восполнение. Этот день как бы переход к следующему этапу – замыкание цикла, но и перевод его на следующий, более высокий уровень. Мироносицы (так они называются потому, что несут миро для помазания тела) приходят в первый день недели при восходе солнца. Женщины сомневаются, не зная, кто отвалит камень от гроба. В современных толкованиях можно встретить мысль, что они пошли, потому что на самом деле верили в какое-то чудо, но это вызывает скепсис. У пещер, где кладут умерших, как и на любом кладбище, часто кто-то есть. То, что камень был весьма большой, затрудняет их намерение, но не делает невозможным его исполнение. Не надо думать, что камень был ростом с человека – это был бы уже мегалит, и, чтобы привалить его к отверстию пещеры, нужно было бы много народу. Иосиф смог привалить его в одиночку (или, допустим, кто-то ему помог). Не нужно думать, что пещера, в которой был положен Иисус, имела огромный дверной проем, как часто изображают на иконах. У пещеры всегда небольшой низкий вход. Главная функция камня была в том, чтобы в пещеру не смогли забраться животные. Видимо, он был довольно тяжел для женщин, но в целом отвалить его было вполне по силам человеку.

Мк. 16:5 «И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись».

Правая сторона упомянута не случайно: она считалась знаком правдивости видения, и евангелист не минует указания на то, что юноша сидел именно на этой стороне. Здесь не говорится, что у юноши были крылья, что у него нимб над головой, – ничего из атрибутов ангела, как мы его себе представляем. Просто юноша в белой одежде. Если бы жены-мироносицы увидели у него крылья, об этом обязательно написали бы. Библия вообще не содержит образов юношей с крыльями.

Мк. 16:6–8 «Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам. И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись».

Обратите внимание, что события воскресения нигде в Евангелии не описываются. Когда Иисуса изображают выходящим из гроба в лучах света – это все абсолютно не каноническая история, потому что сам момент воскресения никем и никогда зафиксирован не был. Каноническая традиция изображает воскресение либо как пустой гроб рядом с женами-мироносицами, либо как схождение во ад, где Иисус попирает двери ада и выводит наружу заключенных. В Евангелии воскресение не описано, поэтому богослужебный устав предписывает, что пасхальное богослужение совершается именно так, как здесь указано: «весьма рано, в первый день недели», «при восходе солнца». То есть ночная литургия на Пасху – история неканоническая.

На этом (Мк. 16:8) аутентичное Евангелие от Марка заканчивается. Последующий текст с 9-го по 20-й стих был написан позже и является откровенной компиляцией, древние манускрипты его не содержат. Почему нет продолжения – на этот счет существует три гипотезы: Марк не успел дописать, концовка была утеряна и просто Марк действительно завершил на этом свое повествование. Третий вариант вполне вероятен – это может быть открытая концовка. С психологической точки зрения, она гораздо выгоднее, чем какой-то эпилог и завершение, потому что открытая концовка предполагает дальнейшее решение: а что ты думаешь делать с этой информацией? Как собираешься ее воспринимать? Что она тебе говорит и говорит ли вообще что-то? Мироносицы побежали и никому ничего не сказали, потому что боялись. А что выберешь ты: молчание и страх или голос и смелость? Получается нечто похожее на коан – дзенскую притчу, которая не дает ответа, а только провоцирует вопросы. Концовка сразу положила бы финал произведению и вывела нас из его контекста, а без концовки мы остаемся в нем, погружаемся дальше и вынуждены интегрировать эту информацию. Марк как будто создает один полюс, а второй находится в психике человека. И начинается долгая история с перевариванием всего того, что было воспринято.

Принцип отсутствия финала напоминает эффект песни, которая непроизвольно проигрывается в уме. Чтобы избавиться от навязчивой песни, на самом деле нужно совершить очень нехитрую операцию: прослушать ее внимательно от начала до конца. Это называется «закрыть гештальт». Когда финала нет, гештальт не завершен. Здесь мы возвращаемся к теме восьмого дня недели, являющегося одновременно первым и последним. Это постоянно незакрытый гештальт: с одной стороны, он заканчивает, но с другой – начинает: такой постоянный момент перехода. Есть соблазн свалиться в завершение, но ты никак не можешь этого сделать и выходишь куда-то снова и снова – по спирали.

Дальше идет эпилог, причем он есть в двух вариантах: краткий и пространный. В синодальный текст вошел пространный эпилог. Он появляется как попытка средневековой церкви каким-то образом сгладить непонятное и неприятное ощущение напряжения от открытой концовки. В плане уважения человеческой свободы концовка Марка более лояльна: она признает за человеком возможность как поверить, так и не поверить. Средневековая концовка такого выбора не предлагает, и это ключевое отличие.

Мк. 16:9–13 «Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, – не поверили».

Здесь содержится просто пересказ информации из других евангельских текстов, которые дополняют историю имеющимися там сведениями, чтобы довести ее до какого-то конца. Марк же, как первый евангелист, соблюдает стиль рассказчика, который после своего рассказа предлагает обсудить услышанное, а не претендует на то, чтобы убедить.

Мк. 16:14–20 «После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили. Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили. И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы. И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедовали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь».

Неизвестно, на каких текстах основана финальная речь Иисуса с 15-го по 18-й стих. Это фактически несуществующий эпизод. В Евангелии от Матфея финальная речь Иисуса выглядит иначе: «И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28:18–20). В этом варианте ничего не сказано ни про говорение языками, ни про испитие опасных напитков. В Евангелии от Луки предлагается другой вариант: «И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк. 24:46–49). Финальная речь Иисуса в Евангелии от Иоанна вообще обращена к автору и никакого назидательного характера не имеет: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин. 21:23).

Фактически автор компиляции в Евангелии от Марка в заключительной речи Иисуса своими словами передал идею, что нужно уверовать и креститься, и будешь спасен. В знамениях, которые он перечислил, автор собрал чудесные элементы, связанные с деятельностью апостолов, чтобы показать, что христианство – новая жизнь, которая неуязвима для угроз прошлого: укусов змей, смертоносного яда и т. п.

С одной стороны, можно оправдываться тем, что речь не принадлежит Иисусу, а с другой стороны, можно сделать вывод, что мы не так уж и уверовали, поскольку никто из нас не берет в руки ядовитых змей и не принимает яды без ущерба для здоровья. Но разумнее всего эту речь понимать метафорически. На протяжении всего Евангелия мы убеждались, что не все в нем нужно воспринимать буквально и не обязательно за каждым чудесным актом видеть именно чудо. Возможность брать змей здесь можно понимать как иносказательное определение интеграции, употребление чего-то смертоносного – как усвоение идей, которые вначале могут быть действительно смертоносны, но при правильном к ним отношении приобретают совершенно другой характер. Возложение рук и изгнание бесов можно понимать в контексте лечения болезней, а что касается новых языков – никто не мешает их учить.

Все хотят получить что-то снисхождением Святого Духа, чтобы, как в фильме «Матрица», можно было сказать: «Загрузи мне программу управления вертолетами», – и ничего не делать самостоятельно. Никто не имеет права воспрепятствовать человеку не действовать, он может ничего не делать, и никто здесь вмешиваться не должен. Но те, кто не хочет что-то делать, хорошо описаны в притче про 10 талантов. Часто то, чего мы ожидаем в награду от Бога, можно сделать самостоятельно, к чему всех и призываю.

Назад: Глава 34. Мк. 15:36–45. Смерть на Кресте – Жены‑мироносицы – ИосифАримафейский
Дальше: Примечания