Глава 27

Мк. 12:28–44

Наибольшая заповедь – Чей сын Христос – Предостережение от книжников – лепта вдовы

Мк. 12:28–31 «Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет».

Это один из самых концептуальных моментов в Евангелии. По этому отрывку понятно, что не все книжники были против Иисуса. Сегодня мы часто забываем о том, что первые его последователи были иудеями, как и те, кто его отверг. Многие принимали Иисуса. Начав распространять его учение среди язычников, эти иудеи фактически принесли в жертву свою национальную идентичность, ведь иудаизм был этноцентричной религией – способом собирания этноса. Книжник спрашивает о главной заповеди, к которой можно свести все остальные. И речь не о десяти заповедях, в Пятикнижии их 613. Многие из них противоречат друг другу, но все даны Богом, поэтому иудеев всегда волновал вопрос приоритета. Книжник хочет услышать от Иисуса, какую заповедь тот считает самой главной. И Иисус называет ту, которая по Ветхому Завету является фундаментальной: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Втор. 6:4–5). По сути дела, это перефразированная заповедь декалога, однако здесь акцент делается на любви. Надо пояснить, что такое любовь в библейском понимании. Встречая слово «возлюби», мы представляем себе «чувствуй к нему что-то хорошее». Но в ветхозаветном понимании это не про чувства, а про совершенно конкретные действия. Подразумевается определенный императив: ты должен делать то, что сказал Бог: сказал выполнять закон, значит, выполняй. Кто признает этого Бога своим и готов выполнять все, что он говорит, тот выполнит и остальные заповеди, следовательно, эта заповедь – самая главная. В этой формулировке есть несколько интересных уточнений: и всей душой, и всем сердцем, и разумом, и крепостью. Мы их воспринимаем как риторические фигуры. Но нет, это не поэтический прием. «Всей душой» в контексте Ветхого Завета – это не про какую-то субстанционально отдельную душу, это в первую очередь про жизнь человека, которая по библейской антропологии сводится к дыханию. «Всем сердцем» – это буквально всеми внутренностями. В представлении древних любовь не была привязана к сердцу, как у нас сейчас. Там, где сегодня мы читаем перевод «сердцем», в оригинале часто может стоять наименование других органов: иногда это печень, иногда почки, иногда просто утроба. То есть центр жизненной силы человека мыслился просто сосредоточенным внутри – во внутренних органах. «Всем разумением» означает всем мозгом, сознанием, а «крепостию твоею» – всеми делами. То есть «любить Бога» в этой заповеди – буквально полностью принадлежать Богу, отдаться ему. Не случайно у пророков образ отношений с Богом именно таков: как отношения мужчины и женщины, где душа отдается Богу буквально в акте полового соития (и здесь мы возвращаемся к теме Божественного Эроса, кстати). Здесь можно вспомнить «Песнь Песней». Да, полюбить Бога всеми внутренностями, делами, разумом, дыханием – это действительно отдаться, не чувствами, а полностью, без остатка.

Призыв возлюбить Бога часто воспринимается как призыв посвятить себя проповеди, отказавшись от всего в этом мире. Но от такой проповеди людям становится не лучше, а тяжелее. И потому Иисус тут же дает еще один ответ, которого у него не просили, он добавляет: «Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет», как будто это одна заповедь, а не две. Соединяя эти заповеди, Иисус говорит: любить Бога (всем нутром, всем дыханием, всеми делами и всем разумом) ты можешь только одним-единственным способом, и другого нет – делать реальные дела для других людей. При этом возведение храмов, что часто выдается за высшую степень проявления любви к Богу, – не то, чем можно выказать любовь к Богу, потому что (и об этом многократно сказано в Ветхом Завете) это не нужно никому, кроме собственного раздутого эго строителя храма. Если любишь Бога, делай что-то полезное для Бога. А так как Бог в первую очередь внутри человека, это полезное – реальная помощь людям.

Вспомним притчу Иисуса про овнов и козлищ (Мф. 25:31–46), которые встанут по правую и левую сторону от престола славы. Овцы – это те, которые накормили, напоили, одели, дали кров любому из братьев, а в его лице – и Богу, а козлы, соответственно, те, кто не напоил, не накормил и не дал кров тому, кто просил. И ни слова не сказано о проповеди истинного Бога. Встанешь ты по левую или правую сторону – зависит от того, сделал ли ты что-то хорошее для конкретного человека из плоти и крови в этом конкретном мире. Все остальные разговоры о духовности – демагогия. Мы любим представлять духовность как нечто отделенное, отстраненное и внечеловеческое – Великая Пустота, сияние, дух, ангелы бесплотные. Непонятно только, если оно все где-то там, зачем тогда все, что здесь? В контексте этой заповеди и всех остальных притч Иисуса идея духовности, которая где-то там, и Царствия Небесного, которое где-то там, вообще исчезает.

«Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Обратите внимание, критерий любви к ближнему – любовь к себе. Невозможно любить других, если ты не любишь себя. Если ты знаешь, как сделать хорошо себе, то знаешь, как сделать хорошо и другим. Если принимаешь себя таким, какой ты есть, сможешь принимать и других. И только тогда ты действительно сможешь доказать, что любишь Бога, потому что Бог – вот в этом во всем, и доказать свою любовь и принадлежность к замыслу Бога можно только через принятие всех форм Бога, в которых он себя в этом мире являет.

Есть множество житийных историй, как под видом нищего к людям приходил Иисус. Все эти истории – сказочные, потому что они пытаются подвигнуть нас к метафорическому понимаю. Но Иисусу нет никакой необходимости превращаться в нищего. Потому что без всякой метафоры в лице каждого человека к нам приходит Бог, даже того, кто крайне неприятен. И в каждом человеке Бог выражает себя по-разному. Если что-то раздражает, не нравится в другом – это повод разобраться в себе: понять, что именно задевает, почему и что можно с этим сделать. Все тесно связано: любишь себя – любишь других – любишь Бога. Если что-то из этой цепочки выпадает, нет и всего остального. Если ты не можешь любить себя, какие бы дела во благо ближних ты ни совершал, это всегда будет невроз. Если любишь только себя, а другим от этого ничего – это эгоцентризм. Если ты рассказываешь, что ты любишь Бога, но никому от этого не хорошо, это просто какое-то лукавство. Настоящая любовь выражается в конкретных действиях по отношению к совершенно конкретным людям. И каждый, кто встречается на твоем пути, – это Бог. И именно так ты должен его рассматривать, даже если он тебе очень не нравится.

Мк. 12:32–34 «Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его».

Книжник буквально повторяет то, что выше сказал Иисус, но тот отвечает ему странно: «недалеко ты от Царствия Божия». Недалеко – это еще не там. Для понимания истинного смысла книжнику чего-то не хватает: он повторяет слова, но не видит сути. Для книжника это перечень из двух заповедей, которые нужно выполнять по отдельности. Для Иисуса – одно и то же. Как будто Иисус видит одну идею в объеме и описывает ее с разных сторон, а книжник видит две отдельные проекции этой идеи на плоскость. На этом вопросы к Иисусу закончились.

Мк. 12:35–37 «Продолжая учить в храме, Иисус говорил: как говорят книжники, что Христос есть Сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих. Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему? И множество народа слушало Его с услаждением».

По переводу синтагмы «сказал Господь Господу моему» совершенно невозможно понять, о чем идет речь. Получается, что Господь сказал самому себе. Там, где мы читаем «Господь Господу», на самом деле стоят разные слова, которые к тому же в зависимости от культурного контекста и времени понимались по-разному. «Сказал Господь» – это буквально «сказал Бог». В оригинале здесь стоит священная тетраграмма YHWH. Слово, переведенное как «Господу», это «адонай» , что значит «хозяин, господин». Оно часто используется в Библии для замены тетраграммы, но не в данном случае. С.  С. Аверинцев перевел это место наиболее удачно: «сказал Бог государю моему». Для нашего уха слово «государь» сразу расставляет все по местам. Потому что «государь» – это обозначение очень влиятельного человека, например царя, господина, хозяина, но не Бога. То есть Давид говорит примерно следующее: «Бог сказал моему государю – мессии, великому царю». Если Давид говорит, что мессия – его государь, как же он может быть ему сыном? С другой стороны, мы точно знаем, что Иисус – сын Давида, то есть потомок Давида, и это не подвергается сомнению. У нас есть две родословные в евангелиях, которые достаточно сильно на этом сконцентророваны. То есть Иисус – действительно потомок Давида, но при этом сам Давид называет своего потомка государем. Сталкивая две разных библейских традиции, Иисус демонстрирует народу следующее: все ваши представления о том, как должно выглядеть мессианское царство, мягко говоря, далеки от действительности. Царство Давида – это расцвет еврейской государственности, и это подлинный царь, которого все так ждали. Но мессия, его потомок, не является продолжателем дела Давида. И Давид мыслит своего потомка выше самого себя. Мессия не продолжает его дело: не строит еврейскую государственность, не собирает еврейские колена, скорее, наоборот, разрушает дело Давида, ведь иудеи, последовавшие за ним, отказываются от идеи своей государственности, отдают себя в жертву, растворяются в этом новом порядке. Но это не значит, что он – предатель идеи. Он тот, кто выводит идею на новый уровень.

Мк. 12:38–44 «И говорил им в учении Своем: остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах, – сии, поядающие домы вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение. И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».

«Остерегайтесь книжников» – говорит Иисус, – тех, которые постоянно занимаются толкованием закона: что делать нужно, что делать не нужно. То есть он призывает остерегаться тех людей, которые постоянно будут говорить, как правильно, а как неправильно. Как вы узнаете этих людей? Они любят ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях (то есть приветствия принимают, а сами никого не приветствуют), занимать главное место в молитвенных собраниях и сидеть во главе стола на праздничных трапезах.

Естественно, у этого текста есть совершенно конкретный исторический ракурс, и во времена Иисуса не ходили в таких же одеждах, в каких мы ходим сегодня, но у книжников и первосвященников были особые одеяния, точно так же отличавшие их от остальных. Стремление выделиться за счет одежды есть у всех, кто мыслит себя представителем духовности. Возьмем, к примеру, бурятский буддизм – та же история, те же помпезные головные уборы. Ислам – опять же длинные одежды. Современные иудеи – черные сюртуки. Индуисты и кришнаиты – тоже специфические одеяния. Везде, как только начинается история про какую-то высшую духовность, сразу же появляется какой-нибудь специфический наряд. Почему так происходит? Здесь дело прежде всего в уровне человеческого сознания. Вся эта история с нарядами – попытка избежать настоящего понимания, что такое подлинная духовность. Нам свойственно представление, что духовность – что-то не такое, как этот мир. У всех длинных одежд есть одна характерная особенность: они непригодны для обыденной жизни. В такой одежде невозможно работать и вообще неудобно использовать ее повседневно. Поэтому она призвана подчеркнуть, что тот, кто ее носит, как бы не из этого мира. Надо сказать, что у древних монахов никаких мантий не было. Они носили самую простую одежду – одежду рабов. Это был просто плащ-накидка, который служил монаху всем. Современные монашеские одеяния, шелковые, с 40 заглаженными складочками по числу 40 дней поста Иисуса в пустыне – просто надругательство над первоначальной идеей. Первые монахи выбирали плащи из чисто практических соображений. Современная монашеская мантия, тем более ритуальные головные уборы, никаких практических задач не выполняют. Это исключительно атрибут украшения.

Сразу за описанием тех, чьей показной духовности не стоит верить, следует история с вдовой, которая кладет свои последние деньги в сокровищницу, и это не случайно. Иисус пытается донести до нас очень простую мысль: духовность – это не то, что напоказ, это реальные дела. Вот эта вдова пришла и отдала все, что у нее было. Она-то как раз и исполнила заповедь, с которой начинается глава, – полюбила Бога всем нутром своим, всем дыханием своим, всем мозгом и всеми делами. Она сделала все, что могла, потому что правильно понимает суть заповеди о любви к Богу и ближнему – как конкретные дела и всецелое посвящение себя. А вот книжники говорят много слов, но этого не понимают. Дело не в богатстве и бедности, а в том, чему себя посвящаешь, во что вкладываешь свою жизнь. «Сии, поядающие домы вдов» – это о книжниках, которые учат бесправных людей (а вдова – социально уязвимый элемент) быть еще более бесправными. Эта женщина пришла положить в сокровищницу все свое пропитание (хотя по большому счету ей не нужно этого делать – она сама нуждается в помощи), потому что ее так научили книжники: приди и положи последнюю копеечку. Никому от этого не стало лучше, только ей стало хуже.

Так о чем же первая заповедь? Сделай хорошо человеку. Человеку от твоей духовности должно быть хорошо. Если человеку от твоей духовности плохо, вряд ли это стоит называть духовностью.