Глава 26

Мк. 12:13–27

Подать кесарю – Догмат о Троице – Саддукеи и воскресение мертвых

Мк. 12:13–17 «И посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове. Они же, придя, говорят Ему: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю или нет? давать ли нам или не давать? Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его. Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему».

Поскольку учение Иисуса и его поступки не очень удобны первосвященникам, они пытаются его каким-то образом спровоцировать. Давайте разберемся, в чем здесь провокация. Подать в римском государстве платится римской монетой, и это для евреев проблема. Дело даже не в том, что римляне – оккупанты, а в том, что на монете изображен цезарь и написано «Тиберий, сын божественного Августа». В общем, монета откровенно языческая. Даже держать в руках такую монету еврею непозволительно – она «нечистая», идолопоклонническая. Платить подать, да еще и такой монетой – верх национального унижения, причем не только политического, но и религиозного. В нее нужно вложить свой труд, а потом отдать цезарю, тем самым признавая его право на это и первенство в вопросах веры. Каждый раз, выплачивая такую подать, еврей фактически совершает религиозное преступление – как бы поклоняясь языческим богам. Любопытно, что к Иисусу с этим вопросом приходят вместе фарисеи и иродиане. Фарисеи – партия, которая появилась в период вавилонского пленения, то есть на момент повествования это сравнительно новое религиозное течение (впоследствии на нем будет выстроена синагогальная культура, которая станет соперницей храмовой). Фарисеи сильно ориентированы на закон и Писание. А вот иродиане – это прагматики, отнюдь не религиозная партия в отличие от фарисеев и саддукеев. Иродиане – политическая партия, команда Ирода-царя, марионетки Римской империи, то есть они способствуют процветанию римской власти. Когда иродиане приходят к Иисусу с вопросом «платить кесарю или нет», их позиция очевидна: естественно, платить. Задавая этот вопрос, они хотят понять, за римскую власть Иисус или против. Если против – добро пожаловать на допрос к прокуратору. Фарисеи как ревнители закона должны были придерживаться точки зрения, что кесарю платить не следует, ведь это противоречит закону, но публично они всегда заявляют, что подать платить нужно, ведь если не платить, это обернется бедами, восстаниями, казнями, войной. Это, кстати, во многом напоминает позицию современной церковной организации по вопросам, связанным с документами, ИНН, штрих-кодами: в кулуарах постоянно идут разговоры, что все это к концу света, к антихристу, но официальная позиция – можно. В общем, казалось бы, иродиане и фарисеи солидарны по вопросу «платить подать или нет», но, задавая его вместе, они ставят вопрошаемого в тупик. Если Иисус скажет, что платить нужно, иродиане будут удовлетворены, а фарисеи будут довольны таким ответом только с виду: ведь если человек, претендующий на статус мессии, говорит, что нужно платить подать, значит, он не собирается свергать власть римлян, то есть никакой он не мессия. Если же Иисус ответит, что платить не нужно, монета языческая, и держать ее в руках – это акт идолопоклонства, а римляне – оккупанты, тогда ему не миновать ареста иродианами.

«Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его. Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему». На монете действительно был изображен кесарь. В древней культуре легитимность той или иной валюты обеспечивалась изображением человека, которое было на монете. То есть фактически гарантом стабильности монеты было не римское государство, а конкретный человек – в данном случае цезарь Тиберий. Формально все золотые монеты, на которых было изображение цезаря, принадлежали ему в буквальном смысле слова: изображение выполняло функцию личной подписи, доказывавшей принадлежность подписавшему. Изображение гарантировало, что это золото – настоящее и чистое – и может ходить на территории этой географической области, обмениваться на разнообразные блага, ресурсы и услуги. Это золото принадлежит цезарю, даже если лежит в кармане какого-то человека, а так как все услуги и ресурсы обмениваются на его золото, то и жизнь всех людей тоже как бы принадлежат цезарю.

Итак, что отдавать цезарю – понятно: монету, на которой стоит изображение цезаря. Если продолжать аналогию, Богу надо отдавать ту монету, на которой стоит изображение Бога. Здесь мы возвращаемся к первой книге Библии, к первой книге Торы – к Бытию, и вспоминаем, кто носит на себе изображение Бога: «И сотворил Бог человека по образу Своему и по подобию» (Быт. 1:26). Иными словами, та самая ценность, та самая валюта, на которой стоит изображение Бога – образ Бога, отпечаток, чеканка Бога – это и есть сам человек. Монета, на которой стоит изображение цезаря, принадлежит цезарю. Монета, на которой стоит изображение Бога, принадлежит Богу. Таким образом Иисус переводит дилемму в другое измерение: из категории обвинения в идолопоклонстве в духовную сферу. Теперь никакой проблемы нет: золото цезаря – отдавайте его цезарю, пусть забирает свое золото. А то, что принадлежит Богу, то есть самого себя, нужно отдавать Богу. В контексте божественного промысла быть человеком, который отдает Богу то, что принадлежит Богу, – значит быть собой, потому что только в этом случае человек соответствует собственному призванию и собственной ценности. Не соответствовать образу Бога, не принимать его в себе – это и значит не отдавать Богу Божье. Ну и рано или поздно золото, которое не соответствует эталону, переплавляют, очищая от чуждых примесей, в процессе переплавки шлак выгорает, золото остается. Кстати, в этом ключе вся тема с огнем (геенна, огненное озеро) предстает немного по-другому: это не вечные мучения, а процесс очищения. Ненужное сгорит, ценное останется. И это в чистом виде эволюционный принцип, о котором спустя время в другом контексте расскажет Чарльз Дарвин.

Чтобы правильно понять метафору монеты, принадлежащей Богу, надо пояснить еще кое-что. Если мы представляем Бога как отдельное существо, выселяем его куда-то за пределы нашего мира, то образ монеты подразумевает, что человек – своего рода заложник у Бога. Но в христианском дискурсе Бог не где-то далеко, Бог – внутри нас. То есть человек – заложник не у кого-то запредельного, а только у самого себя. Так же как молоток, например, – заложник того, что он молоток. Ты, конечно, можешь сказать «я не хочу быть молотком», но ты – молоток, а значит, должен выполнять функцию молотка. А если ты человек – образ Бога, – значит, ты должен соответствовать этому образу. Это не долг перед кем-то, кто нас сотворил и ждет результата, а буквально долг перед самими собой. То есть это не вопрос наказания, расплаты перед кем-то вне тебя, кому ты обязан. Вся эта история – о выборе: либо отказаться от образа Бога в себе и стать навечно безызвестным, либо принять его и обрести вечную жизнь в нем. Этот выбор – и есть наша свобода. Свобода человека не абсолютна. На каждом уровне развития она сильно меняется и усложняется: чем выше уровень, тем больше свободы и автоматически больше ответственности. Как только появляются новые возможности, сразу появляются и новые обязанности – свободы без ответственности не бывает. Можно грустить, переживать, закрывать на это глаза, убегать обратно в счастливое прошлое. Но только вечная жизнь не позади, а впереди. Каждый раз, достигая нового уровня сознания, вы теряете беззаботность прошлого уровня, но приобретаете гораздо больше. И самая главная вершина, к которой здесь человека постоянно призывают, – стать Богом. Для этого и причастие, воплощающее идею обожения.

В этом ключе на фоне идеи подобия человека Богу особый смысл приобретает догмат о Троице. Мало кто задумывается о смысле этого догмата, его воспринимают как какую-то техническую информацию. Но идея Троицы сильно отличает христианское учение от ветхозаветного, существенно меняя образ Бога. Согласно этому догмату, Бог – одновременно единая сущность и три разных ипостаси-личности, которые обладают собственными уникальными особенностями и характеристиками, но при этом – это не три Бога, а одно существо. То есть догмат о Троице утверждает один принцип: Бог – это единство во множестве. Божественные ипостаси взаимно объединяются божественной любовью, при этом используется одно из греческих слов, которые у нас переводятся как «любовь», – слово «эрос», заметьте, не «агапе» . Есть даже термин «Божественный Эрос», на эту тему писали христианские мистики, например, Дионисий Ареопагит. Лица Троицы объединены божественной любовью. И любовь, которая объединяет три ипостаси в одну божественную сущность, – это и есть сам Бог. Поэтому мы говорим: «Бог есть любовь». Единство во множестве означает, что каждый из них является и самим собой, и единым целым. Человек устроен точно так же: много личностей-ипостасей, но единая человеческая природа. Мы разделены постоянными распрями, войнами, спорами, интересами и много чем еще. И самая главная задача, к которой нас постоянно возвращает евангельский текст, – собраться воедино, стать единым целым, телом Церкви, где все соединены друг с другом божественной любовью. Когда несколько человек объединяются на основе настоящей любви, каждый сохраняет свою индивидуальность, но в то же самое время они образует единое целое. Подлинное согласие между ними начинается с принятия одним человеком другого. Принимая других, фактически принимаешь себя. А если других не принимаешь – это означает, что не принимаешь что-то в себе – то, что в психологии называется Тень. С полного принятия начинается путь к единству во множестве, которое необходимо, чтобы то самое Царство Божие, где «волк будет жить вместе с ягненком» (Ис. 11:6), как пишет Исаия, смогло реализоваться. Это и есть самое изначальное понимание Царства Бога: единство всего со всем. «Да будет Бог все во всем» (1Кор. 15:28).

Следом за фарисеями и иродианами с вопросом к Иисусу подходят саддукеи.

Мк. 12:18–27 «Потом пришли к Нему саддукеи, которые говорят, что нет воскресения, и спросили Его, говоря: Учитель! Моисей написал нам: если у кого умрет брат и оставит жену, а детей не оставит, то брат его пусть возьмет жену его и восстановит семя брату своему. Было семь братьев: первый взял жену и, умирая, не оставил детей. Взял ее второй и умер, и он не оставит детей; также и третий. Брали ее за себя семеро и не оставили детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, когда воскреснут, которого из них будет она женою? Ибо семеро имели ее женою. Иисус сказал им в ответ: этим ли приводитесь вы в заблуждение, не зная Писаний, ни силы Божией? Ибо, когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах. А о мертвых, что они воскреснут, разве не читали вы в книге Моисея, как Бог при купине сказал ему: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых. Итак, вы весьма заблуждаетесь».

Саддукеи – это крайне консервативная религиозная партия, фундаменталисты, люди, которые настаивают на почитании Писания, аутентичных древних текстов. Тора не содержит учения о бессмертной душе, воскресении и каких-то духовных сущностях, поэтому в воскресение они не верят. Саддукеи – не атеисты, они – консервативные толкователи Библии. Они просто внимательно читают текст, а в тексте сказано, что человек исчезнет и ничего не останется. В Писании нет учения о бессмертной душе, фарисеи принесли эту идею из вавилонского плена. Сегодня это назвали бы модернизмом, обновленчеством. Фарисеи для саддукеев – самые настоящие обновленцы.

«И спросили Его, говоря: Учитель! Моисей написал нам: если у кого умрет брат и оставит жену, а детей не оставит, то брат его пусть возьмет жену его и восстановит семя брату своему. Было семь братьев: первый взял жену и, умирая, не оставил детей. Взял ее второй и умер, и он не оставит детей; также и третий. Брали ее за себя семеро и не оставили детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, когда воскреснут, которого из них будет она женою? Ибо семеро имели ее женою». Эта история обнажает серьезный логический конфликт. Здесь описывается закон левирата: обязанность младшего брата жениться на вдове старшего, чтобы восстановить род, потому что в контексте Ветхого Завета именно род мыслился как единственный способ бессмертия. Ситуация, которую описывают саддукеи, – для них аргумент против воскресения: ведь если женщина, бывшая при жизни женой семерых, будет женой их всех, когда все воскреснут, то это разврат. Любопытно, что здесь описана ситуация, где семеро братьев берут одну и ту же жену. Тексты Библии, например «Книга Руфь», доказывают, что в реальности закон левирата соблюдался не всегда, мало кто хотел брать за себя жену умершего брата. И дело не в том, что она старая или некрасивая, а в том, что это финансово невыгодно. Нужно взять на себя заботу о вдове, сделать ее женой, родить с ней детей, но эти дети не будут считаться твоими, и имущество ребенка, заботу о котором берешь на себя, не становится твоим. Никому этого не хотелось. Кстати, в истории про Онана (Быт. 38:1–10) Бог карает его не за акт мастурбации, а за то, что он не хочет, чтобы у женщины, доставшейся ему по закону левирата, родились дети. В общем, закон этот исполнялся, но не всегда и не настолько добросовестно. Поэтому история о семи братьях, женившихся на одной, выглядит несколько неправдоподобно. Вряд ли кто-то стал бы жениться на женщине, которая свела в могилу хотя бы трех его братьев. В реальности такое представить очень сложно, как и сюжет притчи про виноградник, в который хозяин продолжал посылать слуг, хотя их всех убивали.

«Иисус сказал им в ответ: этим ли приводитесь вы в заблуждение, не зная Писаний, ни силы Божией? Ибо, когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах. А о мертвых, что они воскреснут, разве не читали вы в книге Моисея, как Бог при купине сказал ему: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых. Итак, вы весьма заблуждаетесь». На самом деле прямо на вопрос, чьей женой будет та женщина после воскресения, Иисус не ответил. Но подразумевается, что ничьей, потому что после воскресения все «будут, как Ангелы на небесах». Это для саддукеев не аргумент, потому что в Торе никаких ангелов нет. Слово «ангел» обозначает там буквально «вестник, почтальон». Образа ангела как существа с крыльями в Библии нет, кроме одного места у Иезекииля – у него были женщины с крыльями, но это уже позднейшие тексты – не Тора, а Танах. Саддукеи представляют воскресение материалистично и натуралистично, мыслить иначе им не позволяет их взгляд на мир. И примерно на том же настаивает догматика: мы должны воскреснуть в своих телах. Но здесь возникает такой же вопрос, как у саддукеев про жену: а как будем делить наши атомы? Если это те же тела, та же материя, то и атомы должны быть те же самые. Значит, либо мы понимаем концепцию воскресения неверно, либо это будут другие тела. Суть ответа Иисуса заключается в том, что проблема не решается на уровне, на котором она поставлена, и саму концепцию воскресения саддукеи понимают неверно. После воскресения, как утверждает Иисус, никто не женится и не выходит замуж. Но, к сожалению монахов, которые могут посчитать, что они все предусмотрели и стали как ангелы при жизни, «быть, как ангелы на небесах» вовсе не значит «не размножаться». Кстати, некоторые святые отцы утверждали, что ангелы размножаются. Отцы-каппадокийцы, например, Григорий Нисский, писали, что ангелы тоже размножаются . В Библии также есть гендерное различие духовных сущностей, например, у пророка Захарии . Дело не в размножении и не в половых признаках. Что же тогда значит «быть, как ангелы на небесах»? Дух живет в мире вечности, а не в мире времени. В мире времени существует динамика, постоянный процесс: познание, самопознание, познание других, соперничество, личная корысть, естественный отбор, эволюция, здесь много вражды, любви, страстей не в значении «грехов», а сильных аффектов. Вне времени – статика, вечность, там собрано все возможное время. Иными словами, в воскресении все будут, как ангелы, потому что не будет вращения колеса сансары . Здесь сразу можно вспомнить, что сансара и есть нирвана  или, другими словами, Царство Божие уже здесь и сейчас, и тогда многое станет понятно совсем по-другому. То, чего мы ждем в будущем, находится совсем не в будущем. Царство Бога – не в будущем, а в вечности. Это та самая омега, конечная точка, где все собирается во всей своей полноте.

«А о мертвых, что они воскреснут, разве не читали вы в книге Моисея, как Бог при купине сказал ему: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых». Значит ли это, что в момент, когда Моисей произносил эти слова, Авраам, Исаак и Иаков были живы? Нет, их тела точно были в земле, это факт, но Бог живет во всем времени сразу. Бог объемлет собой все возможное время. Он живет как в вечности, так и во времени, которое вмещается в эту вечность. Бог везде. Для нас время Авраама, Исаака и Иакова миновало, но у Бога это время никуда не делось. Поэтому все те события, о которых мы здесь читаем и которые изучаем, для Бога не являются прошлым. Это реальность, которая всегда здесь и сейчас. Именно поэтому для Бога прямо сейчас совершается акт начала творения и акт его конца.

В литургии есть такой элемент – эпиклеза , смысл которой – претворение хлеба и вина в тело и кровь. В эпиклезе есть момент, который называется анамнесис – воспоминание. После претворения даров в молитве провозглашается: «поминающе убо спасительную сию заповедь, и вся яже о нас бывшая: Крест, Гроб, тридневное Воскресение, на Небеса восхождение, одесную седение, Второе и славное паки пришествие». В анамнесисе мы вспоминаем второе пришествие – то, что в нашей жизни не произошло, потому что литургия – символически та самая конечная точка, омега, где все уже произошло, и мы можем это вспомнить. Литургия буквально постулирует, что она – момент вечности. Поэтому, кстати, литургия совершается в воскресенье, день первый и он же последний, то есть восьмой день, который отображает собой день будущего века.

Итак, ответ Иисуса саддукеям начинается словами «вы сильно заблуждаетесь» и заканчивается словами «вы весьма заблуждаетесь», потому что саддукеи, задающие вопрос о воскресении, обладают примитивным сознанием, обрядовым, и не могут представить воскресение иначе, чем в буквальном смысле – как возвращение в тело. Но то, о чем говорит Иисус, относится вообще к другим реалиям, другим измерениям, другому сознанию, другой категории мышления, где вопрос воскресения по принципу «как делить будем» не стоит. Воскресение, согласно церковному учению, совершается в контексте тела Иисуса. Иными словами, мы воскресаем в Бога. И коль скоро только туда мы и можем воскреснуть, там мы сразу попадаем в единство во множестве, где все теснейшим образом друг с другом взаимосвязано, поэтому и атомы у нас могут быть одни и те же, потому что Тело для всех одно и то же, а не наше – маленькое, личное, за которое мы постоянно так лихорадочно цепляемся своим эго.